Текст книги "Я – меч, я – пламя!"

Пленум ЦК заслушал доклад генерального прокурора СССР товарища Вышинского «О пересмотре дел осужденных крестьян». Прокурор в своем выступлении отметил, что с 29 июля 1935 года по настоящее время судимость была снята с девяноста двух тысяч девятисот двадцати шести колхозников, кроме этого, двести двенадцать тысяч сто девяносто девять колхозников были освобождены от судимости в 1934 году на Украине по решению правительства республики. Вместе с этим товарищ Вышинский подчеркнул, что в одной только Челябинской области подлежит рассмотрению больше сорока тысяч дел. По предложению Вышинского пленум ЦК продлил сроки проведения мероприятия до 1 марта 1936 года.

Генеральный прокурор также доложил пленуму ЦК, как идет выполнение утвержденного Политбюро постановления ЦИК от 10 августа 1935 года о снятии судимости и всех связанных с ней правоограничений с должностных лиц, осужденных в 1932 – 1934 годах за саботаж хлебозаготовок и выпуск денежных суррогатов (местных трудовых займов, бон и т. п.). Необходимость освобождения из заключения и снятия судимости с этой категории осужденных объяснялась тем, что совершенные указанными выше должностными лицами преступления не были связаны с какими-либо корыстными мотивами и являлись в подавляющем большинстве случаев результатом неправильного понимания осужденными своих служебных обязанностей. Как сообщил товарищ Вышинский, в соответствии с решением об амнистии должностных лиц по предварительным данным от наказания уже было освобождено тридцать четыре тысячи и представлено к освобождению более четырнадцати тысяч человек. Работу планировалось закончить до 30 декабря.

Кроме этого, по представлению генерального прокурора пленум ЦК принял обращение к ЦИК и СНК СССР «О проверке дел лиц, осужденных по постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». В нем рекомендовалось ЦИК и СНК СССР принять соответствующее постановление и поручить Верховному суду, Прокуратуре и НКВД проверить правильность применения постановления от 7 августа в отношении всех лиц, осужденных до 1 января 1935 года. Специальные комиссии обязаны были проверить приговоры на предмет соответствия постановлению Президиума ЦИК от 27 марта 1933 года. Комиссии имели право ставить вопрос о сокращении срока заключения, а также о досрочном освобождении. Пересмотр дел рекомендовалось провести в шестимесячный срок.

И это было только начало. Сталин понимал – будущую войну может выиграть только единое, сплоченное государство. В том, что война либо с Германией, либо с новой Антантой будет, он не сомневался ни минуты. О том, что Англия настроена на войну с СССР и постоянно ищет союзников на роль «пушечного мяса», в последние годы постоянно сигнализировала внешняя разведка. Пока никто, кроме Польши, горячего желания воевать не высказал.

В связи с этим ни на какие мирные соглашения и взаимные обязательства Англия не шла, несмотря на старания Советского Союза. Более того, Англия никак не реагировала на откровенно реваншистскую политику, проводимую Гитлером, и надеялась с его помощью организовать «крестовый поход» против коммунистов.

С другой стороны, наличие в стране около миллиона семей так называемых «лишенцев» – людей, лишенных основных гражданских прав, в число которых входили высланные кулаки, казачество, представители правящих до революции классов и т. д., – не соотносилось с проектом новой Конституции. Над Конституцией вождь уже начал работать и собирался принять ее в течение будущего года.

Задачу, стоящую перед властью, Сталин видел в том, чтобы пойти навстречу всем слоям населения, а сама Конституция должна была стать нерушимым воплощением его основной идеи – в советском обществе все равны, нет больше социально близких классов и социально чуждых классов. Прошлое принадлежит истории, а отныне все имеют одинаковые гражданские права и могут наравне с другими принимать участие в построении нового общества.

Поэтому Иосиф Виссарионович в недалеком будущем планировал следующие шаги. Все дети «лишенцев» по достижении совершеннолетия получат равные права с остальными гражданами. Скоро станет знаменитой фраза – «сын за отца не отвечает».

Вышинский получил задание вместе с новым наркомом внутренних дел подготовить циркуляр об использовании на работе лиц, высланных и сосланных в административном порядке, о приеме их детей в учебные заведения. Циркуляр должен был разрешить использовать по специальности в учреждениях и на предприятиях (кроме оборонных) инженеров, техников, врачей, агрономов, бухгалтеров и пр., сосланных в административном порядке по постановлению Особого совещания при НКВД, а также квалифицированных рабочих (за исключением тех случаев, когда Особое совещание специально запрещало использование их по специальности). Научные работники должны были получить право работать в своих отраслях в местах ссылки и высылки в том случае, если они высланы или сосланы из столиц, промышленных пунктов и пограничной полосы для очистки этих местностей от социально опасных элементов. Дети, высланные или сосланные как иждивенцы своих родителей, подлежали приему в учебные заведения по месту ссылки в порядке перевода. Также Вышинскому поручалось подготовить проект постановления ЦИК и СНК СССР о новых правилах приема в высшие учебные заведения и техникумы. Если раньше прием в высшие учебные заведения и техникумы детей нетрудящихся и лиц, лишенных избирательных прав, не допускался, то по новому закону все ограничения при приеме, связанные с социальным происхождением лиц, поступающих в эти учебные заведения, или с ограничением в правах их родителей, отменялись.

Сталин понимал, что часть старых партийцев, особенно с партийным стажем больше восемнадцати лет, примет эти нововведения в штыки. Уж больно привыкла за прошедшие годы эта прослойка к своему привилегированному положению и уравнивания в правах с остальным народом совершенно не желала. Сталин все эти годы наблюдал, как бывшие революционеры превращались в новых бояр, считая, что им одним положено решать судьбы страны. О своем материальном положении они тоже не забывали.

Без боя, просто так, они свои привилегии не отдадут. А как эти товарищи умеют бороться с существующим режимом, совершенно наплевав на судьбу страны, вождь знал не понаслышке. Поэтому цацкаться с теми, кто не поддержит линию партии, он не собирался. По его прикидкам, до миллиона человек должны были быть реабилитированы и возвращены из ссылки в течение этого и следующего года. Так что места для перевоспитания сомневающихся будет в достатке. На этой неделе Ежов должен был представить вождю свои предложения по повышению эффективности работы НКВД, и Сталин с интересом ждал, что же он придумает.

Оля собиралась на завод. Вчера, найдя в газетах за последнюю неделю объявление о том, что заводу «Радиолампа» срочно нужны… – дальше шел длинный перечень профессий, в котором фигурировали и лаборанты со средним или средним специальным образованием, – она переписала телефон и связалась с отделом кадров. Молодой, довольно дотошный голос выяснил, какое у нее образование, почему она хочет бросить учебу и пойти на работу, откуда узнала про эту вакансию. В конце разговора Стрельцову пригласили явиться завтра на завод с документами. Когда она нахально поинтересовалась, когда и где ей можно будет сесть на автобус, который возит на завод работников, на том конце провода после продолжительной паузы начали выяснять, откуда ей об автобусе известно. На ее объяснение, что в объявлении обещали работников из Москвы доставлять к проходной завода на автобусе, ей ответили, что автобусы завод вот-вот получит, а пока надо будет добираться на пригородном поезде.

«Вот так всегда! – подумала Оля. – Наобещают, а как на автобусе проехаться, так сразу и пошлют на железнодорожный вокзал или еще куда подальше!»

Первым делом она купила в магазине «Оптика» оправу с простыми стеклами, ведь в образе умной молодой студентки каждая деталь имеет значение. А умная студентка без очков – это нарушение образа. Перед встречей Оля надела блузку, длинную юбку, тяжелые башмаки, повесила на грудь значок «Ворошиловский стрелок» второй ступени и полюбовалась на себя в зеркале.

На нее смотрела девушка среднего роста с выразительными округлостями, которую многие представители противоположного пола издали примечали, пока не встречались с ее тяжелым холодным взглядом. Взглядом, углубленным в себя и безразлично скользящим по прохожим, не замечая их и одновременно взвешивая на каких-то внутренних весах. Весы редко способны были показать нечто стоящее, что могло бы всерьез заинтересовать их хозяйку.

Надев пальто, Оля отправилась на вокзал. То, что не было обещанного автобуса, напрягало, но вместе с тем говорило о том, что очереди желающих поработать на заводе возле кабинета начальника отдела кадров не будет.

Она смотрела в окно пригородного поезда, и мысли свободным потоком неслись в ее сознании.

«Так всегда в этой жизни, Оля, стоит внимательно взглянуть на любое событие, и ты уже не знаешь, плакать или смеяться… Если я сохраню хотя бы пятнадцать, может, Бог даст, семнадцать из двадцати миллионов, буду только радоваться и больше ничего, только радоваться… Как знать, ведь тогда не будет этих песен, которые возникают в сознании как кусок горящего угля в руке и не гаснут, пока ты не потушишь их своей кровью… Ничего, проживут и без них… Проживут… но как?»

Колеса вагона мерно стучали, за окном проплывали окутанные в багрянец леса Подмосковья, а слезы, выступившие на глазах, размазывали картину за окном в импрессию, замешенную на реальных образах и чувствах.

– Почему вы плачете, девушка?

– Глаза слезятся… Ветер холодный…

Начальник отдела кадров, молодой работник младшего начсостава НКВД Анатолий Бортников, долго рассматривал автобиографию, написанную на вырванном из тетрадки листке бумаги, студенческий билет, копию аттестата за среднюю школу, заверенную в МГУ, и свидетельство о рождении, лежащие у него на столе.

– Гм, значит, родилась ты, товарищ Стрельцова, пятого января двадцатого года в городе Н-ском Днепропетровской области?

– Совершенно правильно, товарищ начальник отдела кадров.

– Гм, можешь называть меня Анатолий Степанович. А как же ты умудрилась в пятнадцать лет десять классов окончить?

– Я вам уже вчера рассказывала, Анатолий Степанович, вы, наверное, забыли. Досрочно сдала в этом году экзамены и поступила на первый курс физического факультета МГУ. Там, в автобиографии, я все написала.

– Гм, а почему ты хочешь бросить учебу и пойти работать?

– Я вам уже вчера рассказывала, Анатолий Степанович, вы, наверное, забыли. Я у тетки живу, мать не помогает, учиться на дневном отделении и подрабатывать – не вижу смысла, лучше сразу работать по специальности и учиться заочно. За время учебы изучишь производство, будешь лучше понимать, чему уделять особое внимание.

– Гм, а почему ты к тетке переехала?

– Я вам уже вчера рассказывала, Анатолий Степанович, вы, наверное, забыли. Мать начала к отчиму ревновать и отправила меня к тетке в Москву.

– Гм, понятно… в автобиографии ты, товарищ Стрельцова, пишешь: «Кто отец, не знаю, со слов матери, конармеец армии Буденного».

– Совершенно правильно, Анатолий Степанович.

– Гм, расскажи об этом поподробней, фамилию, имя, отчество, год рождения, кто у него командиром был. Все, что знаешь, расскажи.

– Да что рассказывать… Я как мать об отце спрашивать начну, она бутылку достает, выпьет и говорит: «Не знаю ничего, дочка, день один они у нас стояли, потом дальше ускакали. Обещал ко мне вернуться, если жив останется. Видать, убили соколика моего!» – водку пьет и плачет. Фамилию, говорит, я его не спрашивала, а как звали… один раз Митрофаном назовет, другой раз Михаилом… Михаилом чаще называла.

– Гм, понятно… ладно, товарищ Стрельцова. Об уголовной ответственности за правдивость изложенных в автобиографии сведений я тебя предупреждал?

– Совершенно правильно, Анатолий Степанович.

– Тогда распишись вот здесь. Заведующего лабораторией у нас пока нет. Иди к главному инженеру, Заварницкому Виктору Андреевичу, он совмещает обязанности, после него обратно ко мне. Документы пока у меня побудут.

Секретарша, девчонка немногим старше Оли, узнав, что Анатолий Степанович послал ее к Виктору Андреевичу, начала звонить по всему заводу и в конце концов направила ее в цех оксидных ламп.

Виктор Андреевич оказался симпатичным мужчиной лет тридцати пяти с неглупым лицом. Вместе с начальником цеха он бегал между работницами, самой старшей из которых было лет восемнадцать. Виктор Андреевич пытался что-то втолковать начальнику цеха, а тот постоянно разражался какими-то речами и начинал махать руками как пропеллер. Шел нормальный рабочий процесс. На появление Оли Виктор Андреевич отреагировал оригинально:

– Почему ты не в рабочем халате? Товарищ Зубов, почему у вас работницы ходят по цеху в верхней одежде?

– Это не моя работница, я не знаю, из какого она цеха! Почему вы сразу кричите? Я не знаю, в каком это цеху у нас вот так ходят в верхней одежде! Почему я у вас всегда во всем виноват? – При этом Зубов снова начал размахивать руками, которые то и дело мелькали в опасной близости от Олиного носа. На всякий случай она сделала шаг назад.

– Не кричите, товарищ Зубов, разберемся. Ты из какого цеха, товарищ?

– Меня к вам Анатолий Степанович направил, я пришла на работу устраиваться, лаборантом в лабораторию.

– А, тогда другое дело. Подожди меня пять минут возле выхода.

Рассматривая издали заводское начальство, Оля сделала вывод, что главный инженер – мужик толковый и за дело болеет, а начальник оксидного цеха – начинающий алкаш. Ей трудно было бы объяснить кому-то другому, почему она сделала такие выводы, их диктовало нечто неосознанное, на уровне инстинктов.

– Давай знакомиться. Расскажи мне о себе. – Внимательно выслушав ее автобиографию в сокращенном варианте, Виктор Андреевич задал следующий вопрос:

– А что ты знаешь, товарищ Стрельцова, об электронных лампах? – Сначала он с интересом слушал, как девушка рассказывала теорию диодных ламп, потом теорию триодов, потом перешла к отличиям приемно-усилительных триодов от генераторных ламп. Тут главный инженер уже не выдержал и остановил Олю. – Откуда ты это все знаешь, Стрельцова?

– Книжку Бонч-Бруевича прочитала, Виктор Андреевич.

– А вакуумное оборудование видела? Знаешь, как к нему подойти? Про физическое не спрашиваю, раз с лампами разобралась, значит, и с генераторами, и с вольтметрами разберешься.

– Книжку по вакуумным насосам прочитала. Покажет кто – хорошо, а нет – по инструкции разберусь.

– Понятно… значит, ты твердо решила перевестись на заочный и идти к нам работать?

– Да, Виктор Андреевич.

– Хорошо, тогда пошли со мной. – Проведя экскурсию по лабораториям, познакомив Ольгу с лаборантками, показав оборудование и расспросив, что она о нем знает, инженер задал совсем другой вопрос. – А почему ты решила к нам идти? Скажу тебе честно, товарищ Стрельцова, в Москве есть много организаций, куда тебя с твоими знаниями возьмут на работу, и условия у них будут не хуже, чем у нас, а может, и лучше. Поведаю тебе коротко нашу историю. Организовать на заводе производство электровакуумных приборов было поручено нашему небольшому коллективу отдела электронных ламп, который работал на московском электрозаводе. Тараканова, нашего начальника, назначили директором нового предприятия. В конце тысяча девятьсот тридцать третьего года весь отдел переехал на «Радиолампу», во Фрязино. Так вот, товарищ Стрельцова, чуть больше года прошло с тех пор, а половина сотрудников уже уволились и нашли работу в Москве.

– Я не уволюсь, – твердо заявила Оля, глядя ему прямо в глаза. – Скажу вам по секрету, Виктор Андреевич, только вы не смейтесь, у меня мечта есть: создать лучшую электронную лампу в мире, чтобы буржуазные ученые нам завидовали и убедились, что советская наука самая передовая.

– Понятно… – В глазах главного инженера появилось легкое сомнение, он еще раз глянул на девушку, потом вздохнул и сказал: – Могу предложить тебе, товарищ Стрельцова, должность старшего лаборанта, оклад – сто пятьдесят рублей в месяц плюс премии в конце квартала за выполнение плана. Кроме того, можешь бесплатно жить в общежитии. Правда, условия там не очень, комнаты на десять, а то и на пятнадцать коек. И баней заводской можно бесплатно пользоваться раз в шестидневку. В баню нужно записываться заранее, на какой день хочешь. Коллектив у нас в основном женский, так что четыре дня из шести – женские. По твоей будущей работе. У нас, как ты видела, четыре лаборатории: вакуумная, физическая, химическая и метрики. В каждой работает по одному лаборанту. Все девочки со средним образованием, но в приборах пока ориентируются слабо. Ты как старший лаборант, пока нет начальника лаборатории, будешь отвечать за работу всех лабораторий и за подготовку лаборантов. Так что тебе, Стрельцова, придется не только самой разобраться с техникой, но и научить других. Хотя бы дотянуть их до своего нынешнего уровня. Как с нашей техникой познакомишься, сразу их подтянешь. Голова у тебя соображает хорошо, нового ты не боишься. Девчат видела. Девчата хорошие, боевые, но знаний не хватает. Ваша основная задача – способствовать освоению коллективом завода технологии производства приемно-усилительных ламп и контролировать технологические процессы. Если видите отклонения, сразу докладывайте начальнику цеха и совместно устраняйте причины. В данный момент мы выпускаем двадцать девять типов радиоламп. Основные наши изделия – это бариевые лампы УБ-107, УБ-110, УБ-132, разработанные лабораторией завода «Светлана» и переданные для освоения на наш завод. Скажу тебе честно, в настоящий момент от лабораторий заводу ни помощи, ни толка нет. Твоя задача – изменить это состояние дел и организовать работу лабораторий. Фактически ты должна исполнять обязанности начальника лаборатории. На меня не надейся, времени у меня нет. Сама видишь – работы полно. Заведующего, после того как бывший от нас ушел, уже четыре месяца найти не можем. Справишься?

– Если я правильно поняла, вы хотите мне дать в подчинение четырех человек?

– Ты правильно поняла.

– Я никогда никем не руководила, Виктор Андреевич.

– У тебя получится, я по глазам вижу.

– В одной книжке было написано: чтобы руководить людьми, нужно иметь два инструмента: поощрение и наказание. У меня они будут?

Главный инженер с нескрываемым интересом посмотрел на девушку.

– Это была старорежимная книга. Чтобы руководить советскими людьми, этого не нужно.

– Значит, не будет, – вздохнула Оля. – Но я все равно согласна, Виктор Андреевич.

– Не надо так вздыхать, товарищ старший лаборант. Есть комсомол, есть премия, всегда можно придумать, как зажечь работника. Если все понятно, иди в отдел кадров, расскажешь товарищу Бортникову, до чего мы тут договорились, он тебя направит дальше. С начала следующей шестидневки приступишь к работе. Надеюсь, ты меня не подведешь? – задав этот риторический вопрос, главный инженер попытался убежать, не дожидаясь ответа, но Оля остановила его на бегу:

– Еще одно, Виктор Андреевич.

– Слушаю тебя.

– Завод в две смены работает, а как мы?

– Правильный вопрос, товарищ старший лаборант, но, как видишь, у меня персонала в лаборатории даже на одну смену не хватает. Так что девочки твои работают пока только в первую. Если оборудование не в порядке, вторая смена оставляет на утро сообщение. А почему ты спрашиваешь?

– Я бы хотела вас попросить временно разрешить мне работать два дня в две смены, а третий в одну, тогда бы у меня осталось два свободных рабочих дня для того, чтобы решить все вопросы с учебой и утрясти другие дела.

– Только временно, как студентке, могу тебе такое разрешить. Оставишь заявление секретарше. В заявлении напишешь: «Временно разрешить работать подряд две смены в дни, согласованные с руководством завода». Поняла?

– Конечно, Виктор Андреевич. А вы мне разрешите в свободные дни приходить и проводить опыты на лабораторном оборудовании, чтобы новую лампу изобрести?

– Руководство завода не только разрешит тебе, товарищ Стрельцова, но и поможет. Ведь это наша цель – так же как и «Светлана», разрабатывать лампы для советской промышленности. Но пока главная задача – научиться делать то, что уже изобрели.

Из отдела кадров Ольга с запиской в руке пошла в общежитие и, возвращаясь в Москву, уже имела новую работу с начала новой шестидневки и койку в комнате на десять человек.

Под стук колес ей пришло в голову, что у нее есть неплохая кандидатура на должность начальника лаборатории. Только надо найти его и уговорить переехать. «Умный народ в таком случае говорит: осталось начать и кончить!» – подумала Оля, но почему-то совершенно не расстроилась.

– Товарищ Сталин, прибыл товарищ Артузов. – Голос Поскребышева, как всегда, оставался негромким и спокойным.

За это и ценил его вождь – тишина и спокойствие, олицетворением которых был его личный секретарь, создавали у посетителей нужное настроение.

– Скажите, пусть заходит.

– Показывайте, что вы нам привезли, товарищ Артузов, – коротко приказал Сталин, после того как они поздоровались.

– Перевод еще не готов, товарищ Сталин, но я надеюсь, моих знаний языка будет достаточно.

После просмотра всех документов вождь долго молча ходил по кабинету, не обращая внимания на Артузова.

– Подготовьте к передаче все материалы по делу военных. Сколько вам нужно времени?

– Дня хватит. Но я бы хотел обговорить с вами еще один вопрос, товарищ Сталин. Он касается Троцкого.

– Докладывайте.

– Как мы знаем, Троцкий ищет прямой выход на высших командиров РККА, но у них пока хватает ума с ним на контакт не идти. Кроме того, как нам стало известно, в планы Тухачевского и Уборевича не входит возвращение Троцкого в СССР. Они не собираются делиться с ним властью, но этого явно не декларируют, поскольку влияние Троцкого на ряд командиров достаточно велико. Если представить себе ситуацию, в которой один из близких и доверенных людей привозит Троцкому известие, что Михаил Тухачевский просил о личной встрече на территории Германии, я практически не сомневаюсь, он сразу же отправится туда. Поэтому предлагаю такой план. Михаил Тухачевский отправляется в командировку в Германию. Получив фальшивое известие, Троцкий отправляется туда же, надеясь на личную встречу. Имея информатора в лице его доверенного человека, мы сможем организовать ему торжественный прием.

– Нельзя ли это организовать в другой стране?

– Германия лучший вариант по целому ряду причин. Во-первых, немцам Троцкий доверяет и, по нашим сведениям, несколько раз выезжал туда за последний год. Во-вторых, Тухачевский в Германии частый гость, никого не удивит его командировка. В-третьих, в Германию относительно легко переправить группу исполнителей. Равноценной замены нет.

– Это может усложнить наши отношения.

– Насколько мне известно, они в данный период и так далеки от дружеских. Если отношения начнут улучшаться, никто про этот эпизод вспоминать не будет. Мы постараемся сымитировать несчастный случай, но полной гарантии, что все получится, я дать не могу. Операция сама по себе очень сложная, провести ее придется в кратчайшие сроки.

– А как вы собираетесь перевербовать доверенного человека Троцкого и кто это? Я его знаю?

– Знаете, товарищ Сталин. Это Карл Радек.

– Вы уже с ним разговаривали?

– Нет.

После непродолжительного молчания, прогулки по кабинету и потягивания пустой трубки Сталин практически воткнул ее Артузову в грудь.

– Вы увэрены, товарищ Артузов, что он вас не подведет?

– Уверен, товарищ Сталин.

– Объясните, на чем зиждется ваша увэренность.

– Во-первых, мы работали с Радеком по линии ИНО, нам известно, что он неравнодушен к деньгам. Во-вторых, я еще год назад докладывал товарищу Ягоде, что имею обоснованные подозрения в двойной игре Радека на французскую или английскую разведку, а то и на обе вместе. Со своей стороны, я предлагал устроить ему несчастный случай, чтобы не будоражить Коминтерн, но согласия от руководства не получил. Когда месяц назад товарищ Ягода затребовал у меня все материалы по Радеку, стало понятно, что он попал под прицел. Думаю, и он это уже понял. Поэтому, если предложить ему деньги и возможность выехать с семьей за океан, он не откажется и сделает все, что нужно.

– А он вас не обманет и не убежит с деньгами?

– Нет, такого в моей работе не было и не будет, никто ему на слово не поверит. А ему придется верить мне на слово, другого выхода у него нет.

Подумав, вождь сказал:

– Вы придумали очень рискованный план, товарищ Артузов. Но если берете на себя ответственность за его выполнение, я готов его утвердить! – Желтые глаза Сталина требовательно уперлись в Артузова, но он выдержал этот взгляд.

– Мой план, мне и отвечать, товарищ Сталин.

– Хорошо, что вы это понимаете. Сколько вам нужно времени?

– Согласовать все детали с Радеком, и можно начинать. В Германии у нас практически все готово. Еще несколько человек отправим, как только станут известны сроки командировки Тухачевского.

– Тогда приступайте, товарищ Артузов, и помните – эти два человека уезжают за границу под вашу ответственность. С Радеком делайте что хотите, но я бы вам посоветовал вспомнить свое старое предложение. Тухачевский должен вернуться. Если он согласится и пойдет на встречу с Троцким, а там с ним случится несчастье, это тоже всех устроит. Как только проведете беседу с Радеком и у вас будет все готово, сразу докладывайте мне. А мы подготовим командировку товарищу Тухачевскому. Пора ему изучить детально, как организована зенитная оборона в различных родах войск германской армии, и провести сравнение с нашей. А мы послушаем.

Подумав еще немного, Сталин сказал:

– Дело военных до завершения этой операции пусть будет у вас. Коней на переправе не меняют. Я поговорю с Ежовым, чтобы Радека не трогали. Если у вас нет вопросов, товарищ Артузов, можете идти. Подготовьте наградные листы на товарищей, отличившихся при работе с немецким генштабом. Материалы, которые они добыли, очень важны.

Сталин еще долго ходил по кабинету после ухода Артузова. Он думал над тем, не поспешил ли дать добро на эту сомнительную операцию. Минусов было очень много, а плюс только один. Зато большой и жирный.

«Германия будет недовольна, но дело того стоит. Мы неоднократно обращались к ним с просьбой посодействовать высылке Троцкого из Турции. Никто палец об палец не ударил. Наоборот, их спецслужбы увеличили его финансирование. Если все получится, Артузову за такую операцию Героя давать надо. Головой рискнул».

– Соедините меня с Литвиновым. – Нужно было подготовить будущую командировку. Люди такого уровня, как Тухачевский, с бухты-барахты в зарубежные командировки не ездят.

Работник НКВД младшего начсостава Петр Цыбудько курил папиросу и готовил материалы по делу о неопознанном трупе для передачи в архив. Как верно предсказал Илья, ничего кроме головной боли из этого дела не вышло. Не удалось даже доказать, что это труп Ростислава Селезнева. Опрос его бывших корешей ничего не дал. Поселковые устроили на них настоящую охоту, двое попали в больницу с различными травмами и молчали как рыбы, а остальные просто убежали из города.

Информаторы тоже не рассказали ничего интересного. Похоже, криминал знал не больше, чем милиция и прокуратура. Хотя кое-какие сведения от них поступили. Стало ясно: убитого торговца и пропавшего Селезнева связывали дела по реализации награбленного. Один из информаторов доложил, что его кореш, знавший барыгу, проболтался по пьянке, что тот имел с ним разговор следующего содержания. Барыга жаловался, что Селезнев его обидел, и спрашивал, можно ли найти кого-то, кто бы того приговорил. Кореш барыге ответил, что у Селезнева старшие братья в авторитете и никто просто так на него не попрет. Если у барыги имелись вопросы, все надо было делать как положено. За беспредел придется отвечать. Чем Селезнев обидел барыгу, как они ни копали, узнать не удалось. Это еще раз подтвердило, что у Селезнева могли иметься веские причины для убийства. Кто еще участвовал в этом деле, осталось загадкой. Информаторы однозначно утверждали, что никто из местных урок третьим в этом деле быть не мог. Приезжие фраера обязательно засветились бы, даже если бы безвылазно сидели на хате. Все равно кто-то бы их увидел, людей-невидимок не бывает.

Петро чувствовал, разгадка этой головоломки где-то рядом, но в руки она даваться не хотела. И еще одна мысль уже месяц не давала ему покоя: откуда эта девчонка, выехавшая из города в неизвестном направлении, могла знать про Стаханова? Прочитав в газете про рекорд, он сразу вспомнил тот странный разговор и ее слова: «А еще я будущее знаю. Вот всем говорила, что с Нового года карточки отменят, никто мне не верил. А их отменили! Не все, правда, остальные осенью отменят. А еще в этом году шахтер по фамилии Стаханов трудовой подвиг совершит и о нем вся страна узнает».

«И по радио недавно объявили, что карточки через месяц отменят… все бабы ведьмы!» – подумал Петро, захлопывая папку.

В автобусе, который вез на завод работников, проживающих в Москве, было людно. Все места заняли, несколько человек стояли в проходе.

«Как странно, – подумала Оля, – на заводе в большинстве своем трудятся девушки, а в автобусе одни мужики». В основном это были инженеры, но не только. Ехало много квалифицированных рабочих, работающих на точных станках. Например, навивающих тонкую проволоку на траверсы, чтобы получить сетку радиолампы, или вырезающих изоляторы нужной формы из слюды, в которой крепятся электроды лампы. Два автобуса были выделены заводу, чтоб собирать работников по Москве, но народу в них набивалось плотно. В Олином было более-менее, при желании еще десяток человек впихнуть можно, а во втором, идущем другим маршрутом, даже пару человек добавить было бы непросто.

Уже больше двух недель прошло с тех пор, как девушка начала работать на заводе. За это время она успела внести два рацпредложения, за первое ей начислили пятьдесят рублей, за второе пятьсот, еще пятьсот или больше обещали через год, когда сосчитают экономический эффект от внедрения.

Первое предложение было совсем простым: отдать по заводу приказ всем работникам иметь сменную обувь и переобуваться перед заходом в цех. Заставляли работниц надевать косынки и рабочие халаты, а то, что обувь вся в грязи, сколько ее ни чисти, так это же под столом, ног не видно! Ног не видно, а грязища в цехах, как в хлеву.