Текст книги "БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН"

17

– Поручик, который час?

– Скоро двенадцать, маршал.

– Как долго нет ответа… Что слышно внизу?

– Со стороны бунтовщиков усиленное наступление.

– Кто в первой линии?

– Гвардейский полубатальон и сводный офицерский отряд.

– Ступайте…

Даву опять один.

Вот сейчас, далеко отсюда, такая же ночь припала к земле; император спит, и даже тревожный сон не хочет предупредить его о надвигающейся опасности. Париж, подстрекаемый дерзким авантюристом, опять полез на баррикады. И только здесь, во Дворце Инвалидов, сохранило всю свою мощь, всю свою свежесть имя – Наполеон.

Хлопнули двери… Шум, нарастая с каждой пройденной комнатой, ударился с разбега в скрещенные ружья караула около кабинета маршала и затоптался на месте.

– В чем дело?

– Гвардейцы захватили двоих, руководивших наступлением.

– Молодцы-гвардейцы! Где бунтовщики?

– Там.

– Сюда!

Окровавленных и избитых Жана и Влада втащили в комнату и поставили перед Даву.

– Кто вы?

– Мы – восставший Париж!

– А знаете вы, что ожидает восставших?!.

– Победа!

– Молчать! Убью, как собаку!

– Поздно! Наше дело сделано.

– Негодяй! Ваше дело – измена императору!

– Императора больше нет. Судно Бонапарта взорвано, империя полетела к черту!

– Взорвано?!. Императорское судно? Ложь! Император жив.

– Бонапарта съели раки!

– Наглый! Ты смеешь оскорблять императора! – Молодой офицер, багровый от гнева, с размаха ударил Влада в лицо, раз и второй.

Черная, кудлатая борода Влада сползла в сторону [32]32
  Машины времени, властелины истории, ангелы-хранители у ложа марксоматери и – ярмарочная привязная борода, а затем натуральный расстрел. Блеск и нищета выдумки писателей-фантастов продемонстрированы и посрамлены. Так смейся же, читатель, от души смейся, а над чем и над кем – это мы, как принято, будем разбираться позже.


[Закрыть], открыв небритый подбородок.

– Влад, что это?! – крикнул Жан.

– Князь Ватерлоо?!. – прохрипел Даву.

Роман сорвал сбитую набок бороду и вытер кровь с рассеченной губы.

– Князь Ватерлоо?!. – крикнул Жан.

– Князь Ватерлоо, я расстреляю вас! – прохрипел Даву.

– Это ваше право, маршал.

– Да, да, я это сделаю, я исправлю свою ошибку в день Ватерлоо. Убрать их!

18

Всю ночь шлялась вокруг Дворца Инвалидов настойчивая стрельба.

С жалобным звоном продырявленные стекла опадали на паркет и хрустели под ногами. Восемь раз рабочие имперского металлургического завода штурмовали первую линию баррикад, восемь раз, свирепо ощетиниваясь штыками, наполеоновские гвардейцы отбивали приступ и восемь раз тащили раненых по скользкой от крови и грязи лестнице и складывали в задних комнатах.

Но пули с аккуратностью штабных чиновников отправляли в бессрочный отпуск старых вояк; пополнение не прибывало, и на десятый раз, раздавленная, пала первая линия баррикад.

– Неприятель занял все баррикады… Уже дерутся во дворе… Вам нужно бежать.

– Бежать?… Зачем?…

Даву взял тяжелый пистолет. По привычке попробовал, хорошо ли работает курок, потом застегнул на все пуговицы блестящий маршальский мундир…

Пора! Император ждет.

И в едком дыму, наполнившем задрожавшую комнату, замешкавшаяся на мгновение жизнь успела услышать, как внизу кричали:

– Да здравствует республика!..

19

Пою приятеля младого

И множество его причуд.

Благослови мой долгий труд,

О ты, эпическая муза.

(А. С. Пушкин)

Мы прошли с нашим героем сквозь все главы «Бесцеремонного Романа».

Невидимые, мы были с ним все время – начиная с Ватерлооской битвы, когда удивились полдюжины бравых наполеоновских канониров, когда удивился Наполеон, когда удивилась Франция, когда удивился читатель, и кончая событиями того патетического дня, когда замешкавшаяся на мгновение жизнь маршала Даву услыхала:

– Да здравствует республика!

Мы были с нашим героем все время, мы были невидимы, но это мы послали Романа Владычина на выручку Наполеону – и битва при Ватерлоо была выиграна; это мы помогли Роману Владычину с анекдотичной меткостью пристрелить старую лисицу – Фуше; это мы посоветовали Роману Владычину взять в секретари – не кого-нибудь! – самого Эрнеста Амадея Гофмана; мы выбирали Роману Владычину друзей и возлюбленных и при этом обнаружили недурной вкус; мы толкали нашего героя на всяческие опасности: это мы погнали его на мелодраматический ужин с Аракчеевым; это мы нацепили на Романа Владычина фальшивую бороду, и таким образом ему пришлось быть одновременно и князем Ватерлоо, и заговорщиком Владом; мы попросили нашего героя честно расплатиться за наши «плагиаты» – и он поставил памятник Уэллсу и Твену; мы дошли в своей фантазии до полного абсурда – и заставили нашего героя крестить собственного дедушку.

Мы прошли с нашим героем сквозь все главы «Бесцеремонного Романа».

Нас было четверо, мы были дружны и согласны, мы действовали сообща.

Но, когда была написана глава восемнадцатая четвертой части «Бесцеремонного Романа», трое (авторы) заспорили о четвертом (герое).

– Умер герой или не умер? Кончен роман или не кончен? И если не кончен, то что делать с героем?

Первый из авторов предлагал считать героя умершим, а роман – оконченным.

Схема. Герой эффектно умирает на фоне победоносного шествия революции. Самоубийство Даву символизирует крушение старого строя. Мрачную симфонию последних глав пронизывает бодрый и радостный лейтмотив победы, вырастающий ё торжественный заключительный аккорд: «Да здравствует республика!» Второй автор настаивал на том, что герой жив и роман не кончен.

Схема. Романа ведут на расстрел. Роковая развязка близка. Команда офицера «пли!», но… гвардейцы отказываются стрелять, закалывают офицера и переходят на сторону восставших. Роман остается жив, и его дальнейшая деятельность всецело направлена на пользу человечества. Он умирает в глубокой старости, окруженный друзьями, в тихой идиллической обстановке. Третий автор согласился со вторым в том, что герой жив и роман не кончен, но еще больше запутал вопрос, предложив третий вариант конца.

Схема. Романа ведут на расстрел. Роковая развязка близка. Команда офицера «пли!» – но… Роман спасается с помощью своего «аппарата времени». Возвратившись в нашу эпоху, Роман отыскивает нас, авторов, и рассказывает нам содержание «Бесцеремонного Романа».

Спорили долго, мучительно. Каждый категорически настаивал на своем и язвительно улыбался, слушая других. О компромиссе не могло быть и речи. Работа остановилась, и окончание романа грозило затянуться на неопределенное время.

Прошло два месяца. Вопрос не сдвинулся с мертвой точки. Наоборот – за это время вынужденного отдыха каждый автор еще сильнее уверовал в преимущества своего варианта.

Наш «долгий труд» покрывался метафорической пылью, эпическая муза окончательно отвернулась от нас.

И случилось так, что совершенно посторонний человек, управляющий пансионом «Золотой Лев» в Брюсселе Леон Дебу, написал вместо нас, авторов, заключительную главу «Бесцеремонного Романа»:

«Милостивый государь!

21 октября прошлого года в пансион «Золотой Лев» приехал инженер, господин Владычин. Им, с разрешения владельца пансиона, был приспособлен под лабораторию находившийся во дворе каретный сарай, куда с большой осторожностью были перенесены части какой-то машины, доставленные багажом.

Господин Владычин работал на одном из брюссельских заводов. Все вечера он проводил в своей лаборатории. Один или два раза господин Владычин посетил Ватерлоо.

15 февраля с. г. господин Владычин, по обыкновению, в восемь часов вечера заперся в лаборатории; в десять часов лакей принес туда ужин; около двенадцати ночи раздался оглушительный взрыв, затем последовали еще несколько, но уже более слабых. Только через час пожарным удалось из-под развалин извлечь обуглившийся труп.

Так как среди бумаг покойного оказался единственный ваш адрес, то я счел своим долгом обратиться к вам с просьбой известить родных господина Владычина о происшедшем.

Примите уверения в совершенном почтении.

Управляющий пансионом «Золотой Лев»

Леон Дебу.

Брюссель

22 февраля 1924 г.»

Свердловск – Ленинград

1926