Текст книги "Пернатый беспредел"

ГЛАВА 3

Дед Макар не представлял себе жизни в частном доме без домашних животных. Нет, конечно он не имел в виду кошек и собак. Он считал, что хозяин подворья просто обязан ухаживать за курочками, держать коровку, растить пару поросят. Но с коровой в центре пусть даже провинциального города как-то не получалось. Зато никто не мог заставить деда избавиться от кроликов, кур и горластого, роскошного петуха.

Макар нежно любил своих подопечных, давал им героические имена и горько плакал, когда с кем-нибудь из них приходилось расставаться.

Признанными любимцами его были кролик Марат и петух Робеспьер. Марат тихо управлял послушными крольчихами, Робеспьер мотал нервы ленивым соседям, устраивая ранние побудки в традициях истинно деревенских петухов.

В данный момент Робеспьер переживал далеко не лучшие времена. Его хохлатки, вымуштрованные в лучших традициях советской армии, резко отказались подчиняться. Вместо того, чтобы заниматься раскопками двора в поисках доисторических зерен, они забрались на насесты (до сигнала отбоя!!!) и горячо что-то обсуждали.

Все попытки петуха принять участие в обсуждении неведомого для него вопроса жестоко и непочтительно пресекались.

Если бы люди могли понимать язык птиц, пусть даже одомашненных, то они услышали бы примерно следующее:

– Чтобы их уничтожить, нужны дополнительные силы, – прокудахтала рыженькая, хорошенькая Жанна, любимица деда.

– Где же мы их возьмем? – скептически наклонила голову Кваземода, старая белая курица с порванным чьим-то безжалостным клювом гребешком.

– Яйца-то на что? Будем нестись, выводить потомков, подмога подрастет быстро, даже не заметим!

– А если яйца так и будут забирать?

– Тебе клюв даден не только для того, чтобы перышки чистить. Если врагу выклевать глаза, он станет совсем беспомощен. Достаточно только усыпить его бдительность, а там – дело техники.

– А кушать? Что мы будем кушать?

– Королева сказала, что все, чем нас кормят, валяется целыми горами в таких специальных курятниках. Люди отдают что-то незначительное за еду: то ли траву, то ли листья… Вспомнила! Хуже! Совсем не съедобные бумажки. А нам и бумажки не нужны. Людей же не будет.

– Как это? – всполошилась Кваземода, считающая себя очень умной и предусмотрительной, – а кто будет нам прислуживать? Убирать мусор?

– Отстали вы, тетушка, – презрительно отвернулась Жанна, – жить надо не в курятниках, а домах. А там чисто, никогда мусора не бывает, сама видела, – компетентно добавила она, – когда у меня лапка болела, дед делал мне операцию в доме. Там вполне комфортабельно, жить можно.

– Деда жалко, – вздохнула совсем молоденькая курочка, не имеющая еще ни имени, ни права голоса, – он добрый!

– Вот тебе то и поручим его, – фыркнула бездушная Жанна, – никакой жалости. Так приказала королева. Кто ослушается, лопнет!

Куры сгрудились плотнее и стали обсуждать план нападения на своего кормильца.

Робеспьер, которому удалось все-таки подслушать самый конец разговора подчиненных, пребывал в негодовании. Ну ладно бы еще собрание прошло под его председательством. Ладно, если бы он принял все решения и объявил их под общий гул аплодисментов. Но то, что устроили безропотные ранее подопечные, не входило ни в какие рамки!

"Ну погодите у меня, – решил Робеспьер, – я вам покажу бунт на корабле! Я вам покажу королеву! Всех на сациви пущу!

* * *

– Интересно, как ведут себя домашние птицы? – задумалась Лида. – Их тоже поразила инфекция или милые канарейки все так же щебечут в клетках?

– Нет проблем! Давно пора навестить бабушку Анну, – осенило Костика.

С бабушкой Анной дети познакомились при не совсем обычных обстоятельствах. Нечисть, жившая в комнате Лиды, подожгла дом старушки. Бабушка особо не пострадала, но дом сгорел. Впрочем, детям обманом удалось заставить зловредную игрушку исправить положение. Неразлучная троица каждый день посещала бабушку в больнице. Они подружились и продолжили знакомство, навещая старушку уже в ее новом доме.

Особой достопримечательностью квартиры бабы Анны был старый попугай жако по кличке Штирлиц. Попугай сам прилетел на ее балкон теплым летним днем и вежливо представился. На газетные объявления, которые давала бабушка, никто не откликнулся, и Штирлиц остался жить у бабули. Он великолепно выговаривал стандартный набор фраз, мог даже снять телефонную трубку. Правда, его разговор с абонентом не отличался особым разнообразием. После фразы :"Отдел расстрелов", неизменно следовала: «Штирлиц у аппарата». Дальше все повторялось, как по заколдованному кругу.

Несведущие люди пугались и бросали трубку, мучительно гадая, был ли у его собеседника определитель номера, а близкие знакомые терпеливо уговаривали позвать бабушку к телефону. Когда Штирлицу надоедала содержательная беседа, он громко кричал: «Никого нет дома!», и прерывал связь. Когда бабушка была дома, она прогоняла разговорчивого постояльца и отнимала у него телефонную трубку.

Костик нажал на кнопку звонка.

– Приходите завтра! – ответили за дверью.

Но детей уже нельзя было обмануть. Пару раз, поддавшись на провокацию, они уходили не солоно хлебавши. Но потом вычислили негостеприимного хозяина и терпеливо ждали, когда им откроет дверь истинная хозяйка.

Вот и сейчас дверь открыла бабушка Анна. Лицо ее было озабочено. Под глазами залегли синие круги. Но детям она явно обрадовалась.

– Как прекрасно, что вы пришли! – сказала она. – Дочка с мужем уехали в отпуск, а со Штирлицем моим что-то случилось. Он был такой ласковый, спокойный, а теперь говорит какие-то новые, нехорошие фразы, ругается на меня, даже пытался клюнуть. Может, поможете поймать его и посадить в клетку, пока не успокоится?

Дети переглянулись и молча переступили порог.

– Бей ментов!! – раздался вопль, и что-то серое, шумное обрушилось прямо на головы подростков.

Первое время ничего не было понятно. Девчонки визжали, бабушка причитала, Штирлиц (а это был он), громко хлопал крыльями и отдавал кому-то невидимому команды:

– Окружай! Подбрось патроны! Квадрат Е-5, пли! Волки позорные!

Наконец Костику удалось изловить бандюгу, накинув на него шаль бабушки, и запихнуть бунтовщика в клетку.

Тот долго сидел, нахохлившись, потом пригладил клювом взлохмаченные перышки и угрюмо уронил:

– Я королеве нажалуюсь. Она вас в «Трилл» превратит.

– Какой королеве? – машинально спросила Лидочка.

– Королеву не знают! – всплеснул Штирлиц крыльями. – Матушка наша, освободительница. Пришло, наконец, и наше время. Теперь мы будем главными, а вас заставят трубки телефонные снимать и песни для нас орать.

– Это ты со мной разговариваешь? – не поверила Лида.

– С тобой, с тобой, курица общипанная! Слопала в прошлый раз все конфеты, бедная птичка голодовала неделю.

– Вот видите, – густо покраснела бабушка, – и так весь день. Раньше он, конечно, говорил, но неосознано. А теперь отвечает, да так нехорошо, грубо.

– Оставь, старушка, я в печали, – вздохнул некстати Штирлиц.

– Скажите, пожалуйста, – попыталась пойти на мировую Юля, – что случилось со всеми птицами?

– Это допрос? – заподозрил неладное попугай, – без своего адвоката я ничего не скажу. Ни о прекрасной королеве, которая открыла нам глаза, ни о казни, которая ожидает предателей, ни о наших планах, в которые входит уничтожение всего человечества, ни о методах ведения войны, которые мы вам скоро продемонстрируем, ни о том, что королева Леггорна прячется в шкуре воробья. Можете меня пытать, но от резидента Штирлица никто не узнает, что погубить ее можно, только если…

Клюв птицы был как обычно приоткрыт, но озвучивание куда-то исчезло. Словно кто-то невидимый нажал на кнопку телевизионного пульта и выключил звук.

Штирлиц не сразу заметил, что он онемел. Видимо, в душе он продолжал и дальше выдавать такую ценную для ребят информацию. Но вдруг клюв его закрылся и глаза затянулись пленкой. Попугай стал медленно, но заметно раздуваться. Через несколько секунд он уже напоминал по своим объемам сову, потом стал круглым, как шар. Серый шар раздувался, раздувался, пока не заполнил собой всю клетку. В этот момент тонкая кожа не выдержала, и шар оглушительно лопнул.

– Ложись! – успел крикнуть Костик.

Зеленовато-желтый дым с запахом серы заволок комнату. Когда он рассеялся, комната напоминала собой птичье гнездо, только что приготовленное для вывода потомства. Везде: на мебели, на полу, даже на люстре лежали невесомые серые перышки, а клетка Штирлица была непривычно пуста.

* * *

Робеспьер с деловым видом прогуливался по загону. Он использовал все артистические способности, подаренные ему природой, чтобы куры не заподозрили неладное. Кто бы знал, чего ему это стоило! С юношеских лет привыкший к полному подчинению особ женского пола, петух еле сдерживался, чтобы не высказать бывшим подругам все, что он о них думает.

На его памяти не было ничего подобного, и даже отец, обычный деревенский Петька, не давал своему тогда еще безымянному цыпленку никаких рекомендаций по поводу усмирения женского бунта. Поэтому четкого плана войны с неверными женами в его непривыкшем к долгим рассуждениям мозгу еще не сложилось. Но инстинкт подсказывал: война необходима! И необходимы сильные и мудрые союзники.

Вот за решеткой загона замаячила знакомая реденькая бороденка, и родной, скрипучий голос подал сигнал к началу приема пищи. Куры насторожились и подобрались. Жанна подскочила к молоденькой курочке, пожалевшей деда, и стала боком подталкивать ее к калитке, за которой вот-вот должен был показаться их кормилец.

Курочка сопротивлялась. Она никак не хотела вершить то кровожадное дело, которое ей поручили. Робеспьер, делая вид, что ничего не замечает, стал тихонько подбираться к калитке. Другие бунтовщицы тоже группировались около места запланированного преступления.

Ничего не подозревающий дед зашел в загон. Он насыпал зерна в кормушку, вылил из поилки грязную воду и налил чистой. С удовольствием оглядев своих подопечных, старик присел и протянул руку к курочке, которая стояла совсем рядом. Это была именно та пеструшка, которой поручили терракт. Она прикрыла глаза, вся подобралась и… бросилась со всех ног к открытой калитке. Спастись ей не удалось.

Закаленный жизненными сложностями, дед с удивлением, но без тени испуга наблюдал, как стала раздуваться молоденькая курочка, как лопнул шар, в который она превратилась за какие-то секунды, как красивые перышки пеструшки легко порхали в тающем зеленовато-желтом дыму. Поэтому он не заметил, как тихо подкралась к нему его любимица Жанна.

«Главное, сразу попасть в глаза», – рассчитывала коварная.

Куры неважно летают, поэтому чтобы не ошибиться, ей пришлось немного отойти для разбега. Рыженькая пушистая курочка с красивым белым воротничком, пользуясь тем, что хозяин стоял к ней спиной, разогналась и взлетела. Желтый, кривой, крепкий клюв легко разбивал скорлупу орехов. Ненависть, которую кто-то вдохнул в птиц, придала ей силу и уверенность. Головка с алым гребешком уже была на уровне головы старика, когда что-то более мощное и крупное, чем преступница сбило ее с курса.

Для Макара сегодня был день потрясений. На его глазах прелестная, почти ручная Жанна билась с Робеспьером. Ее рыженькие перышки и золотистые перья петуха с одинаковой скоростью покидали бренные тела хозяев.

– Нет, господа, так не пойдет, – опомнился, наконец дед Макар.

Но только он собрался растащить своих любимцев, как кто-то пребольно ущипнул его за ногу. Это была старая Кваземода с драным гребешком. Она зорко посматривала на него своим желтым глазом и уже готовилась повторить атаку.

– Дед, быстрее, – услышал он звонкий голос.

У открытой калитки стояла внучка. Она граблями отбивалась от двух несушек, бьющих ее крыльями. Старый Макар доверял Юльке. Он знал, что его отчаянная и бесстрашная родственница не будет безосновательно чего-то бояться. Поэтому старик послушно затрусил к выходу, отмахиваясь от назойливой Квазимоды.

Чтобы пробиться к выходу, ему пришлось вспомнить времена своей боевой юности. Пять крупных бройлеров встали перед выходом на свободу.

– Глаза, прикройте глаза руками, – крикнула Лидочка.

Друзья уже подоспели на помощь соседям. Лида вооружилась палкой, догадливый Костик тащил шланг, подключенный к колонке.

Он направил струю воды на бройлеров, атакующих деда. Оружие оказалось великолепным. Тяжелые, крупные куры под струей воды отлетали как пушинки. Юлька огрела граблями несушку, пытающуюся добраться до ее лица, выпустила деда и закрыла калитку.

– Помоги Робеспьеру, – скомандовал Макар Костику.

Но мальчик уже разбивал струей воды клубок из десятка боевых кур и несчастного петуха. Увы! Было поздно. Знакомый детям и деду хлопок и вонючий дым ознаменовал кончину непокорного воле неведомой Леггорне петуха.

– Хорошо, что она людей так не лопает! – обрадовался жизнерадостный Костик.

– Кто это, «она», – сорвался на фальцет дед, – какая зараза посмела поднять руку на моего Робеспьера!

Дети переглянулись. Если Агнесса удостоила его своей дружбой, то и они вполне могли доверять деду.

– Все очень просто, – начала Юлька, – какая-то приблудная демоница свела с ума всех птиц.

ГЛАВА 4

С чего начнем? Кто мне скажет, откуда свалилась эта напасть на нашу голову? – Костик взял командование по осуществлению операции на себя.

Ребята сидели в своем любимом старом шалаше в самом дальнем углу сада Романовых. Это убежище они обнаружили в первый день приезда, именно его они единогласно выбрали для проведения секретных совещаний. Почему? Неизвестно. Но подсознательно они чувствовали, что именно в этом шалаше они в безопасности.

– Дураку понятно, что демоница вылезла из Агнессиного подвала, – фыркнула Юлька.

– Значит, сразиться с ней, для нас – дело чести, – уныло подытожила Лидия.

– Не вешай нос! – постарался подбодрить ее брат. – Если уж мы победили твоего Хоку, то с лютующими канарейками справимся в два счета!

– Не скажи, – остудила его пыл соседка, – мне кажется, что одна неведомая демоница и тысячи пернатых немного опаснее одного злобного пушистого шарика.

– Тысячи! – бросила Юлька. – А если эпидемия охватит всех птиц? Сколько их на земном шаре?

– Вы что, думаете, что люди не справятся с воробьями? – попытался успокоить девочек Костик. – Выдадут мальчишкам и мужчинам пистолеты, патроны и объявят всеобщую охоту!

– Да ты что!!! – мальчик редко видел, чтобы глаза сестры пылали таким негодованием. – Ты предлагаешь уничтожить всех птиц? Они же не виноваты, это просто колдовство, гипноз, зомбирование, или еще что-нибудь!

– Да, – Костик сконфужено почесал затылок, – наверное, с расстрелом я загнул. И вообще, в школе, помниться, говорили что-то о экологической катастрофе… Так что простите, беру свои слова обратно.

– В общем, – подытожила Юлька, – все ясно. Бороться надо не с птицами. Бороться надо с той, кто их испортил. С демоницей Леггорной.

– Как она выглядит, мы уже знаем. Бедняга Штирлиц проболтался, что Леггорна прячется в образе воробья. Теперь надо выяснить, как ее отличить от других пташек и нейтрализовать.

– Всего ничего, – не смогла не съязвить Лидочка.

После долгих дебатов подростки сошлись на том, что им не повредило бы еще немного информации. А еще надо поискать подозрительного воробья! Так что придется походить по улицам, понаблюдать, послушать. Птицы пока не нападали открыто на людей, если не брать в расчет кур деда Макара, так что прогулка не представляла никакой опасности.

Они выбрались из шалаша и полезли на забор (калиткой дети пользовались исключительно редко). Спрыгнуть с забора они не успели. Внимание подростков привлекли два явно нетрезвых джентльмена, двигавшихся нетвердой походкой по тротуару.

– Грязный алкоголик! – раздался вдруг на совершенно пустой улице выкрик.

– Это вы мне? – с удивлением обернулся один к другому.

– Нет, это ты мне! – уверено разъяснил его товарищ.

– И это после такой содержательной беседы? – разочаровано протянул первый.

– С поросятами не беседуют, поросятами закусывают, – ответил… Ребята не увидели того, кто ответил.

Пока они пытались найти взглядом подстрекателя, бывшие товарищи, набычившись, толкались плечами, пытаясь сбить друг друга с ног.

– Бей, предателя, он у тебя проездной стащил, – кричал кто-то в ветвях ближайшего дерева.

– Скворец! – осенило Лидию. – Это скворец! Если попугаи заговорили, то почему бы не разговориться и скворцам?

Словно подтверждая ее слова, из кроны дерева вылетела средних размеров птичка и села рядом с ними на забор.

– Ты с ними сидишь, а они у тебя бантик сперли, – убедительно донес скворец Юльке.

– Синенький? – девочка еле сдерживала смех.

– Ой, синенький, – пригорюнилась птица, – а еще мишку плюшевого и стол кухонный. Дай им хорошенько, чтобы с забора слетели. Ноги переломают, больше воровать не будут.

– Как вам не стыдно! – Лидочка всерьез обиделась на оскорбление. – Нельзя обвинять человека в воровстве, когда нет доказательств! Так поступают только невоспитанные и низкие люди!

– А она с твоим женихом целовалась, – компетентно заявил скворушка.

Пока бедная Лидочка ловила ртом воздух, задыхаясь от немыслимой клеветы и подозрения в наличии неведомого жениха, Костик пытался спасти здоровье соседки. Юлька потеряла над собой всякий контроль. Ведь только безрассудный человек может так безответственно хохотать на довольно высоком заборе!

Скворец, видя, что его поклеп не приняли всерьез, обиженно улетел, чтобы сеять смуту в более доверчивых сердцах, а пришедшая в себя Лида помогла брату затащить уже почти упавшую подругу на забор.

– Это все смешно, – не поддержала она веселого настроения подруги, – но посмотрите, что происходит с другими.

«Другие» отчаянно мутузили друг-друга, видимо, пытаясь кровью смыть оскорбление.

То, что положение довольно серьезно, ребята поняли, когда вышли на улицу. Сразу за поворотом на них налетели две милые тетушки, выкрикивающие друг дружке в лицо что-то обидное по поводу переваренной капусты.

Подозрительно часто встречались мальчишки, рьяно лупившие товарищей кулаками. А в одном месте два солидных дяденьки в пиджаках и галстуках валялись около тротуара в траве и пыхтели, неумело и неуклюже нанося удары:

– А я вам говорю, что если основание степени положительно, то при его увеличении значение степени увеличивается, – твердил один.

– Сам дурак, – монотонно и упорно пытался доказать другой.

– Скажите, пожалуйста, – вежливо обратилась Лидочка к дяденьке, который так рьяно заступался за основание степени, – не видели ли вы необычного воробья?

– Не мешай, девочка, – на секунду оторвался гражданин от своего важного занятия, – не видишь, у нас диспут!

– Кажется, – с сомнением в голосе пробормотал Костя, – безумие поразило не только птиц.

* * *

Дед Макар сидел на скамейке около дома со старыми подружками, окрестными бабушками, и расписывал свою победу над курами яркими, выразительными красками.

Бабушки прыскали в кончики головных платков и подзадоривали говорливого рассказчика охами и всплескиваниями рук.

– Я ка-а-ак дам одновременно одной ногой Квавземоде, а другой Жанне, они ка-а-ак брякнуться вверх тормашками! – живописал дед.

– А как же ты сам не упал? – притворно ласково спросила бабуля в синем платке.

– А че это я должен падать? – с подозрением в голосе поинтересовался дед.

– Если ты дрался двумя ногами одновременно, значит стоял на руках?

– Ну, выходит, так, – почесав подбородок под жидкой торчащей бороденкой заключил дед.

– Покажи! – потребовала назойливая старушка.

– Ничего ты не понимаешь, старуха, – компетентно заявил Макар, – слышала слово такое, «экстрим»?

– Неприличное, что ли? – охнула бабушка.

– Это ты неприличная! – возмутился дед, – а экстрим – слово научное, его даже по телевизору говорят. Когда появляется серьезная опасность, у человека вырастают крылья и он может то, чего не может в обычной ситуации. Теперь понятно?

Юлькин дедушка даже немного задохнулся, выговаривая такое длинное и умное предложение.

– Понятно, – важно кивнула головой старушка, – понятно то, что ты – старый болтун! Ладно бы еще загнул, что на руках стоял, но висеть на крыльях!

– Врун, врун, – закричал кто-то невидимый.

– Это я врун? – вскочил со скамейки дед. – Сама не понимаешь культурных выражений, а меня обвиняешь. Это просто для красоты так говорят, что крылья вырастают!

– Скандалистка старая, – добавил кто-то голосом деда.

– Я старая? – вскочила бабуля. – Да я на восемь месяцев моложе тебя!

– Врунишка престарелый, – последовало новое добавление.

– Эх, ты, – обиженно махнул рукой дед и не попрощавшись пошел домой.

Старушки молча смотрели ему вслед.

– Чего это ты на него напала? – спросила одна обидчицу деда.

– И не знаю, подруженьки, – сконфузилась та, – нашло что-то. И вы подзадоривали, вот я и разошлась!

– Да никто тебя не подзадоривал, мы молчали, – возмутилась ее собеседница.

– А кто говорил: «Врунишка престарелый»? Кто кричал, что дед – врун?

– Ты и говорила, – пожала плечами бабуля.

– Истеричка несчастная, – пробормотал неведомый подстрекатель.

Дед Макар, был, конечно, далеко не первой молодости, но то, что думают и говорят о нем подружки, было для него очень важно. Поэтому дедушка малодушно подслушивал под забором. Со своего места ему было прекрасно видно скворца, который прятался в кроне яблони и «выдавал» те самые фразы, которые и раздували ссору между приятельницами. Сначала, когда старушки просто ругались, ему было весело. Но когда дело дошло почти до драки, он решил простить свою обидчицу и объяснить, кто виновник скандала.

Но осуществить благое намерение ему не удалось. Только дед двинулся с места, как какая-то мелкая, но вредная пташка неизвестно откуда спикировала прямо на его драгоценную бородку.

Птичка повела себя неадекватно. Острыми коготками воробей вцепился в седые редкие волосы и стал остервенело выдергивать их, помогая себе клювом. Такого осквернения своего сокровища Макар вынести не мог! Костеря негодника на чем свет стоит, он попытался схватить его. Воробей отлетел и снова вернулся. Пока старик и птичка состязались в ловкости, на яблоне собралась целая компания любопытствующих сородичей драчуна.

Вот нападающий издал звонкий клич, и зрители кинулись ему на помощь. Когда стая агрессивных малюток сорвалась с забора, дед принял решение о капитуляции. Проявив неожиданную резвость, он кинулся под прикрытие надежной двери и прозрачных, но пока выдерживающих натиск свирепых пташек окон.

Тот воробей, который напал первым, дождался, когда дед закроет дверь, заглянул в окна и полетел в направлении птичника. Там малютка на удивление легко открыл щеколду, дождался, когда куры выдут на свободу, и, прокричав что-то на своем языке, полетел в соседний двор.

Там воробей добросовестно облетел все окна. За одним из них он увидел Пери, сладко дремавшую на подоконнике. Из горла птички вырвался не характерный для этой породы крик. Услышавшая его кошка кубарем скатилась со своей лежанки. Воробей остервенело бился о прозрачное стекло, а пушистая персиянка почти по-пластунски ползла под прикрытие неудобного, но пока надежного дивана.