Текст книги "Выбор Наместницы"

XXVII

Белая ведьма пожала плечами и протянула Ланлоссу письмо магистра Иланы:

– Это ничего не меняет, господин граф. Я не стану делать то, что вы просите.

– Но ваш магистр приказывает вам!

– И что? Если мой магистр прикажет мне принести в жертву Ареду десять грудных младенцев, я тоже должна буду слепо подчиниться?

– По уставу вашего ордена – наверняка должны!

– Вот согласно уставу моего ордена я и отвечу за свои действия.

– Но вы не можете отказаться, ведь все пойдет насмарку!

– Вы не согласовывали со мной свои планы, поэтому теперь не удивляйтесь, что я с вами не согласна.

Ланлосс тяжело вздохнул – тщательно продуманный дорогостоящий план рушился из-за одной упрямой девчонки! И где у нее только силы берутся для такого упорства?! Худая, ветер дунет – пополам переломает, невзрачная какая-то, бесцветная, ни бровей, ни ресниц. Волосы, из вежливости называемые русыми, а на самом деле – мышиного цвета, даже глаза – и те настолько светлые, что кажутся прозрачными. А вот гляди ж, сказала «нет» и никак ты ее с места не сдвинешь. Но у Ланлосса не было выхода – за такие деньги орден пришлет другую ведьму, но пока она доберется сюда – урожай уже успеют убрать, высушить и даже продать. Он продолжил уговоры, на этот раз уже не размахивая приказом магистра, а пытаясь объяснить смысл своего кощунственного заказа:

– Послушайте, я не знаю, как вас зовут…

– Эрна, – белые ведьмы, вступив в орден, принимали новые имена и отказывались от фамилий. Каждое имя проверяли по спискам, чтобы избежать повторений.

– …Послушайте, Эрна, я понимаю, насколько необычна моя просьба, но это действительно необходимо. Иначе погибнут десятки, а то и сотни людей. У меня нет другого способа навести порядок в графстве не прибегая к силе! Я не хочу убивать крестьян!

– И поэтому вы решили уморить их голодом!

– Да нет же, я ведь все вам уже объяснял! Я закупил зерно и буду раздавать его крестьянам!

– И их хозяева отнимут у них ваше зерно, точно так же, как отнимают этот проклятый дурман, и будут перепродавать втридорога!

– Этого я не допущу.

– О, разумеется, вы хотите, чтобы обезумевшие от голода люди прибежали к вам за защитой, выбирая между голодной смертью и смертью от руки своих хозяев за предательство!

– Я хочу, чтобы в моем графстве выращивали пшеницу и рожь, а не дурман! Я хочу, чтобы перестали умирать дети! – Ланлосс даже не заметил, что впервые назвал Инхор «своим графством».

– Вы выбрали неправильный способ добиться желаемого.

– Это я слушал тринадцать лет подряд, пока мне не позволили поступать так, как я считаю нужным, и я выиграл эту войну. Справлюсь и здесь!

– Вот и справляйтесь, но без моей помощи. Вы хоть представляете, о чем просите? Отнять у земли животворную силу, погубить уже пробудившиеся к жизни растения! Только солдату могла придти в голову такая мысль. Вы что, настолько привыкли убивать?

Ланлосс покачал головой – твердая позиция девушки невольно вызвала в нем уважение. Как разительно отличалась эта спокойная уверенность в собственной правоте от скандалов, ежедневно устраиваемых его законной половиной. Он уже понял, что не сможет заставить хрупкую девушку исполнить приказ, но не оставлял надежды, что сможет переубедить ее:

– Я не хочу убивать. Хороший командир тем и отличается от плохого, что всегда старается беречь жизни своих людей. Я понимаю, вы не доверяете мне, но постарайтесь понять – наши желания совпадают. Мы хотим избавиться от дурмана, и так, чтобы при этом пострадало как можно меньше людей.

– Да, это так.

– Вы здесь уже сколько лет?

– Шесть.

– И за это время вы ничего не смогли изменить, не так ли? – Девушка пожала плечами: мол, что ж тут сделаешь. – Более того, я проверил документы – еще двадцать лет назад в Инхоре было восемь белых ведьм, теперь осталась только одна. Ваш орден меньше всего думает о страданиях живущих здесь людей. Крестьянам нечем платить за услуги белой ведьмы, а дворяне при необходимости могут выписать целительницу из Сурема.

Эрна молча слушала генерала: он не сказал ничего нового, но безжалостно показал корыстолюбие ордена, выбив из рук девушки самое действенное оружие – она больше не могла ссылаться на моральные запреты и служение Эарниру. Иначе получилось бы очень странно: весь орден, с магистром во главе, интересуют исключительно деньги, а она одна такая благочестивая осталась, ничем не запятнавшая синих одежд. Ланлосс продолжал:

– Я не обещаю, что это будет легко, не обещаю, что не будет жертв, но я, по крайней мере, хочу хоть что-то сделать! Вы же, со своим страхом запачкаться, лишаете меня единственного шанса на успех! Но я все равно не остановлюсь!

Он не стал продолжать, предоставив ведьме самой догадаться, чем закончится его борьба с местными порядками без ее помощи – сначала реки крови с обеих сторон, потом на удивление своевременный несчастный случай, и наместнице придется искать нового графа, который, уже, конечно, не станет рисковать своей драгоценной шкуркой, и все останется как есть. Девушка прожила в Инхоре достаточно долго, чтобы без дальнейших подсказок представить себе весь ход событий:

– А вы действительно ни перед чем не остановитесь, генерал Айрэ, – задумчиво ответила она, – вы так уверены, что я растрогаюсь и не отправлю вас на верную погибель?

Ланлосс покраснел, кажется, первый раз за последние двадцать, а то и более, лет:

– Я надеюсь, что вы прислушаетесь к голосу разума. Помогите мне – и я помогу вам. Инхор ведь не платит налоги не только в имперскую казну, но и в казну ордена. Вы задолжали за пять лет и в любой день вас могут отозвать отсюда в более благодатное место, не так ли?

Эрна молча кивнула, она со дня на день ожидала, что ее переведут в другую провинцию. С одной стороны девушка хотела вырваться отсюда, но если она уедет, местные крестьяне останутся без всякой помощи. Храм Эарнира в Инхоре был один на все графство, в единственном маленьком городе, прилепившемся на склоне гор, и храмовые целители весьма неохотно соглашались ехать в горы. Вот и получалось, что белой ведьме приходилось работать за них – лечить всех, кто обращался за помощью, хотя обычно орден Алеон не занимался целительством, за исключением лечения бесплодия. Она же и давала имена крестьянским детям, которых родители не могли отвезти в город, чтобы сделать это как полагается – в храме, благословляла браки и освящала поля. К ней приходили люди со всей округи, зная, что у них не заберут последние жалкие гроши за помощь. Если девушка уедет сейчас – орден никого не пришлет на замену, и крестьяне даже не смогут дать имена своим детям, как в древние темные имена, когда люди еще не поклонялись Семерым. Нет, Эрна должна остаться здесь, в Инхоре, где она действительно помогает нуждающимся. В любом другом месте белая ведьма, подобно своим сестрам, будет за огромные деньги возвращать мужскую силу жирным купцам и избавлять загулявших дам из высшего общества от нежелательных последствий полученного удовольствия. Противно.

Ланлосс, тем временем продолжал:

– У вас будет достаточно денег, чтобы уплатить налог и, при этом не брать ни гроша за свою помощь. Если вы боитесь, что начнется голод – я могу поручить вам раздачу зерна, а если все будет хорошо – я попрошу орден прислать еще несколько сестер в Инхор.

– Интересно, если я помолчу еще несколько минут, вы пообещаете возвести храм Эарнира в каждой деревне?

– В каждой – нет, но алтарь в каждой третьей – в следующем сезоне. – Ланлосс уже понял, что снова победил.

– Хорошо, я сделаю то, что вы просите, но, если вы обманете меня – ни одна женщина в мире не сможет родить вам наследника!

– Я еще не настолько сошел с ума, чтобы обманывать белую ведьму. А еще меньше я хочу обманывать вас.

Теперь, когда Ланлосс добился желаемого, он мог не скрывать свою симпатию к собеседнице:

– А знаете, Эрна, я все время пытался понять, кого же вы мне напоминаете, но только сейчас догадался. Вы очень похожи на наместницу Энриссу, хотя на первый взгляд оно и незаметно.

И впрямь, невзрачная девушка чем-то неуловимым походила на блистательную наместницу – то ли поворотом головы, то ли привычкой пристально смотреть в глаза во время разговора, то ли неожиданно прорезающейся едкой ироничностью. Удивительно, как много общего оказалось между первой красавицей империи и серой мышкой из ордена Алеон, даже обет целомудрия. Белые ведьмы, так же, как и наместница, блюли девство. Эарнир не требовал от них верности, но потерявшая невинность девушка неизбежно теряла магическую силу, ослабляя тем самым орден. Посему нарушивших обет строго наказывали. Никто за пределами ордена не знал, как именно, но слухи ходили самые устрашающие. Правда, согрешившую ведьму почти всегда можно было выкупить за соответствующую плату, возмещающую ордену все потери, но плата была настолько высока, что даже графы и герцоги предпочитали удовольствия подешевле. И хотя закон не карал мужчину, с чьей помощью белая ведьма переставала быть таковой, найти желающих на этот запретный плод было ничуть не легче, чем на девство наместницы, охраняемое со всей возможной строгостью.

– А вы наблюдательны, мало кто замечает. Мы с ней троюродные сестры.

XXVIII

Такой беды в Инхоре не помнили даже старожилы – пол лета стояла прекрасная погода, а потом полил дождь. Да не просто покапало, а зарядило всерьез, без перерывов, днем и ночью с неба лила вода. Размыло немногочисленные дороги, а по тропинкам и вовсе стало невозможно пробраться, перевалы в горах завалило снегом, горные реки вышли из берегов и сметающими все на пути потоками ринулись вниз. Урожай сгнил на корню, дождь не знал снисхождения и не признавал разницы между злаками и травой, корнеплодами и дурманом, погибло все. После трех недель нескончаемых дождей погода, казалось, сжалилась над людьми, выглянуло солнце, но уже на следующий день началась страшная жара, засуха за считанные дни высосала всю влагу, насквозь пропитавшую землю и тогда стало понятно, что если небеса не сжалятся, погибнут даже те крохи, что уцелели под дождем.

Ланлосс не терял времени даром, к концу дождей крепость была готова, он перевез туда ругающую его почем свет стоит жену и разместил солдат в наскоро сооруженной казарме. Как только дороги чуть подсохли, под надежной охраной начали прибывать подводы с зерном от соседей, теперь, небось, кусающих себя за локти, что продешевили. Поставки удалось сохранить в тайне, для всех подводы везли дерево для графской мебели, мрамор для графских купален, бочки для графского вина и прочие необходимые в хозяйстве вещи. Все это время отставной генерал исправно навещал белую ведьму, он даже предложил ей перебраться в новую крепость, на всякий случай, но Эрна отказалась. Девушка выглядела еще хуже, чем в начале их знакомства, она похудела и утратила последние краски, оживлявшие блеклое лицо – заказ графа нелегко давался белой ведьме. Чтобы устроить такое бедствие с погодой во всем графстве, нужно было объединить усилия трех, а то и четырех ведьм, Эрне же пришлось справляться самой. Вдобавок к этому, она по прежнему терзалась сомнениями, глядя на страдающую от колдовства землю, а ведь самое страшное еще не началось – голод ожидал впереди. Ланлосс чувствовал себя виноватым перед своей недобровольной сообщницей и старался, как мог, загладить вину. Он приезжал почти каждый день, рассказывал – сначала, как продвигается строительство, потом – как подвозят зерно, как со всей империи собираются в его отряды люди. Генерал и сам не заметил, как эти визиты стали важной частью его жизни, когда из-за дел случалось пропустить день – он дольше обычного не мог заснуть, ощущал смутное беспокойство. Приходить к Эрне, рассказывать ей, что произошло за день, смотреть, как она внимательно слушает, положив подбородок на сложенные руки, пить горячий травяной настой с медом, а иногда и просто молчать, подкладывая ветки в дымящий очаг – без этого он уже не представлял свою жизнь. Белая ведьма ничем не показывала, что ждет его, не давала советов и почти не задавала вопросов, она вообще мало говорила, но каждый раз генерала встречала открытая дверь, а в котелке на огне кипела вода.

Возвращаясь домой Ланлосс с возрастающей горечью смотрел на свою жену. Теперь, когда их новый дом достроили, он уже не мог под благовидным предлогом жить в шатре и был вынужден поселиться с супругой под одной крышей, к счастью, в разных комнатах. Резиалия была недовольна всем: и этим каменным сараем, в котором приходилось жить вместо удобного замка, и старухой-горничной, и отсутствием светской жизни – никаких балов и приемов, где она могла бы блеснуть столичными нарядами и личным знакомством с наместницей, а более всего – мужем, до сих пор не зачавшем ей ребенка. Нельзя сказать, что Ланлосс не старался, он исправно исполнял супружеский долг, пересиливая нежелание, просто прошло еще слишком мало времени, но ждать Резиалия не умела и не хотела. Графиня понимала, что только ребенок навсегда обезопасит ее от возможного развода. Она постоянно жаловалась не только мужу, но и всем, кто попадался под руку, немногочисленная прислуга уже шарахалась от хозяйки, а среди солдат пополз слушок о мужской несостоятельности их любимого генерала. Впрочем, ему молчаливо сочувствовали – с такой женой и белый огонь не поможет, послушаешь, как ругается – и… кгм, руки опускаются, а как разойдется – так и вовсе за грань мира убежать захочется. Грань мира оставалась для Ланлосса недосягаемой мечтой, и он старался проводить с супругой как можно меньше времени, каждый раз находя неотложные дела. Вот и сегодня он оставил на столе недоеденный ужин, неожиданно вспомнив, что не успел поговорить с капитаном разведчиков. Разговор, против ожидания, получился весьма коротким, капитан только что вернулся из двухдневного рейда и валился с ног от усталости. Ланлосс успел выяснить, что горные тропинки как раз подсохли, и со дня на день нужно ждать каравана с остатками прошлогоднего товара, и отпустил разведчика спать, толку от того все равно было мало, а на карту можно будет посмотреть завтра с утра, все равно за ночь ничего не изменится. Наступило любимое время суток Ланлосса – долгий летний вечер, когда солнце уже спряталось за горизонтом, но еще светло, и только тонкий серпик луны просвечивается в сером небе. Генерал спокойно переносил жару, но, как и любой нормальный человек, радовался вечерней прохладе, вдыхая остывший воздух. Возвращаться домой и снова видеть Резиалию не хотелось до ужаса, бродить по лагерю без дела – тоже, и Ланлосс решил прогуляться, а заодно и навестить Эрну. Он уже был у нее сегодня, но ведьма поздно ложилась спать, можно было подъехать, рассказать ей о результатах разведки, посоветоваться, сколько еще дней нужно поддерживать засуху. Рыжий конь генерала успел выучить дорогу к небольшому домику белой ведьмы, лежащему на отшибе горной деревушки, и Ланлосс отпустил поводья. Он почти задремал в седле, когда умное животное остановилось перед дверью хижины – перед сорванной с петель дверью, лежащей на земле. В доме никого не было.

XXIX

Расспросы не помогли – крестьяне клялись всеми богами, что ничего не видели и не слышали, Ланлосс не верил, но не пытать же своих собственных подданных, и без того запуганных хозяевами! Искать Эрну нужно было по-другому, и он делал все возможное, каждый день с ужасом ожидая, что засуха прекратится. Пока солнце выжигало землю, он мог быть уверен, что белая ведьма жива и исполняет уговор. Жара спала на десятый день после исчезновения Эрны, и генерал Айрэ потерял всякую надежду, но продолжал поиски. Нужно было найти виновного и раз и навсегда показать, кто хозяин в Инхоре, но на самом деле Ланлосс хотел отомстить. Его разведчики прочесывали горы в поисках пещер или уединенных хижин, под видом наемников проникали в дворянские усадьбы, по большей части напоминавшие настоящие крепости, слушали пьяные разговоры в деревенских тавернах. И все без толку, белая ведьма пропала бесследно.

Остальные события, тем временем, развивались по плану: Ланлосс перехватил два больших каравана с «товаром» и несколько меньших партий и, без долгих разбирательств, развесил всех контрабандистов вдоль единственного в Инхоре имперского тракта, запретив родственникам хоронить тела, а жрецам Келиана – провожать покойников. Разумеется, он не ждал, что этого окажется достаточно, и местное население сразу испугавшись, вернется к трудам праведным, но, как Ланлосс и рассчитывал, оставшиеся контрабандисты взвинтили цены за доставку до заоблачных высот, никому не хотелось за гроши рисковать не только жизнью, но и посмертием. Торговцам дурманом пришлось серьезно призадуматься, стоит ли отправлять и без того скудные остатки запасов сейчас, заплатив вдесятеро, или лучше подождать, пока все успокоится. Тем временем агенты Ланлосса в Суреме отслеживали, кто из ростовщиков одалживает деньги дворянам из Инхора и под какое обеспечение. Доклады ложились на стол наместницы, и Ланлосс надеялся, что Энрисса разберется, что делать с этими сведеньями. Сам же генерал по мере сил перекрыл дороги и выслал лучников отстреливать почтовых голубей – он заблаговременно отрезал связь с остальным миром, не сомневаясь, что его действия вызовут поток жалоб, и наместница не сможет оставить их без внимания. А так, пока все вскроется – уже будет поздно что-либо предпринимать. Ланлосс понимал, что вешать нужно не наемников, а хозяев, а это уже чревато – не так-то просто в Великой и Священной империи Анра казнить дворянина без суда, графским произволом, даже если и есть за что. А проводить суд по всем правилам – так попробуй докажи, что именно этот лорденыш продает дурман подводами. То, что это всем известно – для судьи не аргумент, а вот звонкие монеты, которых подсудимый не пожалеет ради собственной бесценной шкуры – вполне. Поэтому правосудие в Инхоре в ближайшие полгода обещало быть строгим, неподкупным и очень быстрым. Ланлосс несколько переоценил свои возможности, и жалобы в том или ином виде доходили до наместницы, но Энрисса с любопытством наблюдала за ситуацией в Инхоре и не вмешивалась. Она не ожидала, что Ланлосс действительно наведет в графстве порядок, но раз уж он так рьяно взялся за дело – наместница подождет и посмотрит, чем все закончится. А жалобы всегда потом можно будет использовать, если граф Инхор вдруг начнет проявлять непокорность. Энрисса не сомневалась, что к концу года в красивой сафьяновой папке накопится столько бумаг, что Ланлосса Айрэ можно будет при желании четвертовать.

А голод уже подступил вплотную и оскалил зубы, глядя в измученные лица людей. Запасы как раз вышли, на новый урожай можно было не рассчитывать, а страх пока что не позволял подзаработать обычным способом – контрабандой. В самом графстве без денег ничего не купишь, а к соседям, чтобы обменять траву на хлеб, не пробраться. Границы закрыты, даже на горных тропинках, испокон века известных только местным жителям, маячили теперь фигуры солдат в форменных плащах графских цветов: черных с золотом. Эти два цвета буквально заполонили Инхор, никто и не думал, что у нового графа столько людей – пришел-то он с одним небольшим отрядом. Ланлосс терпеливо выжидал, продолжая поиски. В победе он не сомневался, но не испытывал от этого радости. В народе нарастало недовольство, стали приходить первые сообщения о разгромах дворянских усадьб – оголодавшие крестьяне искали зерно, дворяне начали отправлять свои семьи за пределы Инхора. Ланлосс не препятствовал отъезду женщин и детей, но главам семейств настойчиво предписывалось оставаться в поместьях. Граф, отбросив всякую осторожность, прямо заявил, что если его вассалы не в состоянии поддерживать порядок в своих владениях, он найдет более достойных на их место. Вассалы бросились подавлять крестьянские волнения силой и, на первых порах добились некоторых успехов, но ожидавший этого Ланлосс, выбрал несколько подходящих жертв среди дворян среднего достатка и лишил их земельных наделов под предлогом крестьянских жалоб на жестокое обращение. Жестокость была налицо, пепелища на месте деревень еще не успели остыть, а болтающиеся в петлях висельники отбивали всякую охоту оспаривать решение графа. Землевладельцы оказались между двух огней: с одной стороны, озверевшие от голода крестьяне, и законное требование графа навести порядок, с другой стороны – наказание за любое применение силы. К тому же Ланлосс оказался весьма осторожен, и подстроить ему несчастный случай никак не удавалось, а вызывать графа на дуэль было чревато крупными неприятностями – несмотря на хромоту за генералом Айрэ шла слава первого меча империи. Вот и пришлось идти к графу на поклон, признаваясь в своем бессилии. Ланлосс собрал со знати долговые обязательства и только тогда организовал раздачу зерна крестьянам, строго следя, чтобы ни одно зернышко не ушло на сторону. Он обещал Эрне, что невиновные не пострадают. Генерал все еще продолжал поиски, но уже из чистого упорства, не надеясь найти даже тело. Сердцем он отказывался принять печальную правду, но умом понимал – маленькая ведьма давно мертва. Каждый день он перебирал имена дворян, пытаясь определить похитителя, но с равным успехом это мог сделать любой из них, озабоченный судьбой урожая. Только от полного отчаянья можно было решиться украсть белую ведьму, вызвав тем самым гнев ордена Алеон. Нигде, кроме Инхора, подобное кощунство не сошло бы безумцу с рук, но Инхор в ордене давно уже списали со счетов, поэтому Ланлосс и не обращался к магистру Илане за помощью, понимая, что та предпочтет оставить безнаказанной гибель одной из сестер, но не позволит, чтобы их договор получил широкую огласку.

День, когда к Ланлоссу вернулась надежда, с утра ничем не отличался от всех предыдущих дней. Генерал мужественно выдержал завтрак в обществе супруги и ушел на ежедневное утреннее совещание с командирами отрядов. Дела шли неплохо: до нового урожая можно было не беспокоиться о контрабанде, раздача зерна проходила без волнений, запасов хватало, чтобы перезимовать. Ланлосс уже выслушал всех командиров и наметил план действий на ближайшие несколько дней, когда капитан разведчиков доложил, что с генералом хочет поговорить один из его людей. Здоровенный рыжий парень с торжествующей ухмылкой выложил на стол перед генералом деревянный кругляш, украшенный резьбой, на кожаном шнуре, чтобы носить на шее. Ланлосс повертел деревяшку в руках – грубая работа, вон, даже кора осталась, резьба кривая, да и дерево самое обычное, уж никак не алмазная ель или чешуйчатый дуб:

– И что это такое?

– Это, – ухмылка разведчика стала еще шире, – это, ваше сиятельство, амулет такой, особый, я за него двадцать монет отвалил.

Ланлосс все еще не понимал, о чем идет речь:

– И?

– А то, что амулет этот от магии белых ведьм защищает! Только в обычное время красная цена ему – две, ну три монеты. Кто ж в здравом уме от белых ведьм защиту искать будет? А тут целых двадцать монет запросил старый хрыч! Я ведь как подумал – не девицу на выданье украли, а магичку. Боязно должно быть, а вдруг рассердится? Потом ведь ни к одной девке близко не подойдешь, а то и вовсе все хозяйство отсохнет, говорят, они и такое могут. Ну, я и решил местных колдунов потрясти, вдруг кому такие амулеты в последнее время заказывали. Но ведь не придешь же просто так, не спросишь: а не делал ли ты, дед, такие вот амулетики, а если делал – то кому?

Ланлосс сообразил, к чему клонит парень. Колдуны и колдуньи обычно не обладали магическими способностями, колдуны так уж точно. Среди женщин иногда попадались обладающие природным даром, но не прошедшие обучения в ордене – белые ведьмы искали девочек с магическими способностями по всей стране и забирали на воспитание, но даже они не могли проверить каждого ребенка в каждой деревне. Занимались доморощенные волшебники целительством, чаще всего и в самом деле хорошо разбираясь в травах, мастерили амулеты для доверчивых простаков, на тех же простаков наводили или снимали порчу, в зависимости от заказа. Власти смотрели на все это сквозь пальцы, пока старушки-знахарки не начинали продавать яды или губить девок неумелым вытравлением плода. В Инхоре, где не хватало жрецов и была всего одна белая ведьма, колдунам вышло полное раздолье. Лекарство у них, правда, было одно – желтая травка во всевозможных видах, но другие целители крестьянам все равно оказывались не по карману.

– Ну, я по кабакам послушал, пяток колдунов набралось, к каждому пришел, амулет сделать попросил, четверо по две монеты запросили, как и полагается, а пятый, зараза такая, сразу двадцать заломил, ну, я и давай возмущаться, что за цены такие непомерные! А он мне и разъяснил, что дружинники лорда ихнего к нему за этими амулетами повадились, а работы там много, трудной, да и дерево нужное у него закончилось, пришлось покупать, мол, даже за двадцать монет себе в убыток делает, одно дерево дороже стоит, а ведь еще резьбой покрывать, да зачаровывать. Ну, я его послушал-послушал, отдал двадцать монет, живоглоту, а амулета нужно было еще день подождать, пошел в таверну – а там служивая братия гуляет, и у каждого на шее такой амулет болтается, не соврал старик. Про дерево-то, конечно, набрехал, ему красная цена пять грошей и то на ярмарке, а про заказы правду сказал. А на утро я амулет забрал и сразу назад, доложиться.

– Чья деревня?

– Лорда Артона.

– Понятно. Я твой должник, Иржи, – всех своих людей Ланлосс знал по именам, вне зависимости от того, как долго они ему служили, – получи у казначея сто монет.

– Да я только двадцать потратил!

– А остальное – награда за сообразительность.

– Спасибо, ваша светлость, только я не за деньги, честно.

– Знаю, иди, давай, мне подумать надо.

Рыжего сразу и след простыл, Ланлосс присел на край стола, задумчиво вертя в руках амулет. Никаким лордом Артон Кайрэн, ближайший родич предыдущего графа, не был. Лордами именовали только графских и герцогских сыновей, уже их дети теряли право на титул и довольствовались общим для всех дворян обращением «господин». Но, учитывая, что Артон владел доброй половиной плодородной земли в графстве, до сих пор не нашлось желающих указать ему на это вопиющее нарушение геральдических правил. Как раз Артона Ланлосс и подозревал с самого начала – самозваному лорду было что терять, а наглости хватило бы и на десятерых, но без твердой уверенности генерал не мог ворошить осиное гнездо раньше времени. Теперь он знал, кто похитил Эрну. Но была ли она до сих пор жива? Этого Ланлосс не мог знать, хотя и появилась некоторая надежда. Для защиты от покойницы амулеты ни к чему. Генерал вызывал к себе капитана разведчиков, приказал выяснить, в какой из своих пяти усадьб на данный момент находится Артон, уточнить, сколько людей охраняют его сиятельную особу, освободить от патрулирования достаточно солдат. Планы штурма у Ланлосса были готовы заранее, генерал не любил неожиданностей в бою, если, конечно, не подготавливал их заранее. В победе Ланлосс не сомневался – Артон никогда не сражался на поле боя и был твердо уверен, что число всегда пересиливает умение. А после победы… о, теперь у Ланлосса было достаточно оснований, чтобы казнить обнаглевшего дворянина даже с соблюдением всех правил, законы империи защищали неприкосновенность белых ведьм наравне с жрецами Семерых (маги Дейкар в подобной защите не нуждались, сумасшедших самоубийц и так не находилось). А если добавить к этому смехотворное обвинение в присвоении титула, то доказывать, что не-лорд Артон уже много лет держит в руках основную торговлю дурманом, не понадобится: и без того вполне достаточно преступлений, чтобы укоротить его на голову.