Текст книги "Выбор Наместницы"

XLIX

Энрисса даже не заметила, что Ванр вышел из кабинета, настолько захватило ее чтение. «История начала Дейкар», единственный доступный трактат об ордене, по стилю до оскомины напоминал официальные хроники. Согласно «Истории начала Дейкар» Канверн-Открыватель чувствовал, что рожден для большего, и день и ночь взывал к Семерым с просьбой даровать ему силу, хотя только недавно закончилась война магов, и потерпевшие поражение от людей боги покинули мир, вернувшись в чертоги Творца. Канверн настолько надоел богам своими молитвами, что те послали ему вещий сон. Последовав откровению, Канверн обрел могущество и стал первым магом Дейкар. Силы для одного мага, пусть даже и с высоким предназначением, оказалось многовато, и он взял учеников, по официальной версии – двенадцать, но кавднские источники утверждали, что в доимперские времена магистров Дейкар было гораздо больше. Канверн прожил триста лет, после чего добровольно взошел на костер, чтобы передать ученикам свою силу, а вместе с ней – душу, и тем самым переродиться заново. С тех пор каждые триста лет один из магистров восходит на костер и перерождается в ученике, передавая ему вместе с силой и частицу души основателя ордена. Энрисса бы дорого отдала, чтобы посмотреть, как магистры выбирают очередного добровольца.

Ознакомиться с этой в высшей степени благочестивой и нравоучительной историей можно было в дворцовой библиотеке, и эта доступность настораживала Энриссу. Ее также смущала неожиданная божественная щедрость – Канверна одарили сразу все Семеро. Обычно каждый бог занимался своим делом, и Энрисса не представляла, что же это за сила должна получиться, если слить воедино магию смерти и жизни, закона и знания, времени, пространства и войны. Согласно тому же трактату орден Дейкар разделялся на три Дома: Знания, освещенного светом, что по сути своей есть отблеск огня, Клинка, воплотившего разрушительную силу пламени, и Тени, что танцует на стене, повторяя движение огненных языков. Три бога в этом явно поучаствовали: Аммерт, Лаар и Келиан, но что тогда даровали ордену Дейкар остальные четверо и почему огненные маги стыдливо скрывают прочие дары? Слишком много «почему» возникало, как только речь заходила о Дейкар. Они никогда не объясняли причины своих действий, открыто исходя лишь из одного соображения: выгодно это ордену или нет. Поскольку Энрисса ничего не знала о целях ордена, каждый раз ей стоило большого труда предугадать, что на этот раз она услышит от магистра Ира на заседании Высокого Совета. Порой для «блага ордена Дейкар» требовались вещи, прямо противоположные благу империи в понимании наместницы. Она давно уже пыталась узнать о магах огня больше, чем они считали нужным сообщить, но все сведенья приходили к наместнице через третьи руки.

«Начало Дейкар», в отличие от официального трактата, ничем не напоминало хронику или летопись. Если верить этой книге, Канверн действительно обрел силу, но без всяких вещих снов, да и Семеро тут были не при чем. Неизвестный автор описывал события так, словно сам был их свидетелем, без оценок и нравоучительных комментариев. В таком стиле обычно писали любовные романы и приключенческие книги для молодежи. Хранитель с презрением относился к подобным сочинениям, считая, что они принижают саму суть литературы: передавать знания. Энрисса же порой предпочитала хорошо написанный роман унылому религиозному трактату.

В свое время основатель ордена Дейкар был слугой в доме одного из магов времени, и, вытирая пыль и моя полы, проникся великим уважением к магическому искусству. Магам ведь не приходилось утруждать себя заботой о куске хлеба. В конце концов, он набрался храбрости, или наглости, зависит от точки зрения, и попросил своего хозяина взять его в ученики. Никаких способностей к магии у будущего повелителя огня не обнаружилось, и хозяин погнал его в три шеи, предположив, что, возжелав иного предназначения, слуга уже не сможет должным образом исполнять свои обязанности, поскольку жажда невозможного будет терзать его душу. Оставшись без работы, Канверн попытался найти место у какого-нибудь другого мага, но слухи и в те далекие времена умели летать, и бедняга остался без работы. На его родине были строгие законы против нищих, и когда подошли к концу скромные сбережения, Канверну пришлось уйти из города. Ближайшее поселение лежало по другую сторону горного хребта, в зимнее время он считался непроходимым, но выбора у неудачливого искателя магической премудрости не было, пришлось идти через горы. Как и следовало ожидать, далеко он не ушел, уже на второй день упал в расщелину, по счастью, неглубокую. Здесь книга сходилась с «Историей начала», утверждающей, что вещий сон привел Канверна-Основателя в горы.

Дальше следовал кусок текста, написанный странным шрифтом, похожим на тот, что получается, когда делают оттиски с деревянных досок, только буквы были гораздо четче, кроме того, эта часть книги была написана на бумаге, а не на пергаменте. Энрисса подумала было, что эти страницы добавили в трактат совсем недавно, ведь бумага все еще считалась модной новинкой, но коснувшись листа обнаружила, что он покрыт каким-то прозрачным составом, защищающим хрупкий материал. Бумага поражала своей белизной и тонкостью, а таинственное вещество не позволяло даже загнуть краешек листа. Энрисса никогда не видела ни такой бумаги, ни такого шрифта, кроме того, загадочная глава была написана старым наречием, в то время как остальная книга – чуть устаревшим, но современным языком. Неизвестный автор похоже, принадлежал к таинственному народу, о котором знали только, что во времена войны богов против Ареда они встали на сторону Проклятого, и он даровал им свою темную силу, в то время как все остальные люди воевали на стороне Семерых и получили от них в дар светлую магию. Что стало с предателями рода человеческого после войны – никто не знал достоверно, но мудрые говорили, что, лишившись силы Ареда, эти люди скончались в страшных мучениях, поскольку сам мир отторгал их. Если Энрисса правильно поняла текст, а это оказалось нелегко из-за обилия незнакомых слов, слуги Ареда после войны удалились под землю, построили там города и пытались жить по заветам своего бога. Мир действительно отторгал отступников, с каждым годом они все глубже и глубже зарывались под землю, единственное, что могло помочь этому народу выжить – сила Ареда из разбросанных по свету хранилищ, которые предусмотрительный мятежник заполнил на случай поражения. Жители города, о котором говорилось в отрывке, нашли два таких хранилища и как раз отправлялись на поиски третьего, расположенного где-то в горах, когда… На этом текст обрывался, и продолжалась история Канверна, уже на пергаменте.

Пройдя по дну расщелины, он оказался в пещере, где нашел странные светящиеся камни. Канверн очень устал, и, наконец-то попав в укрытие, уснул, несмотря на свет. Когда через некоторое время он проснулся – в пещере было темно, камни больше не светились, а сам горе-путешественник ощущал странную легкость во всем теле и головокружение. Преодолев слабость, он продолжил путь, обнаружив, что, несмотря на плохое самочувствие, идти стало намного легче, он больше не уставал, не хотел есть и пить, даже перестал мерзнуть. Пройдя через горы, он вышел к соседнему городу и стал искать работу, уже не настаивая на службе в доме мага. Одна вдова наняла его за небольшую плату, но через некоторое время выгнала, потому что с появлением в доме нового слуги у нее начали болеть дети. В доме, куда его взяли работать после этого – случился пожар, и вскоре по городу поползли слухи, что пришлый парень приносит несчастье. По-хорошему стоило бы убраться из города, но Канверн был слишком слаб, чтобы путешествовать пешком, а на покупку лошади у него не было денег. Ему приходилось прятаться от людей и подбирать объедки в сточных канавах, потому что с теми, кто подавал ему милостыню, обязательно приключалось какое-нибудь несчастье, в то время как мальчишка, кинувший в странного попрошайку камень, в тот же день нашел на мостовой золотую монету. Когда же Канверн все-таки решился уйти, он уже не смог этого сделать. В город пришла черная напасть, и правитель закрыл ворота, опасаясь, что если его подданные разнесут заразу по соседним землям – город разрушат. Канверн был уверен, что с его «везением» первым покроется зловонными язвами, но болезнь обходила его стороной, и, как это обычно бывает, нашлись люди, которым это показалось подозрительным. Сразу вспомнили и что пришлый он, причем зимой пришел, а разве обычный человек через зимние горы переберется? И что несчастье всем приносит, и даже что волосы у него рыжие, а ведь всем известно, что Аред был покрыт рыжей шерстью.

Толпа притащила несчастного бродягу ко дворцу правителя и обвинила во всех бедах: мол, именно он принес в город черную напасть, от одного его взгляда кони спотыкаются, молоко скисает, собаки лаем захлебываются, а если ребенка погладит – так бедное дитя сразу и помрет в корчах. Правитель, сам по себе человек не суеверный, решил, что не стоит злить народ в такое тяжелое время, и приказал сжечь бродягу на городской площади. Если тот виновен – так туда ему и дорога, чем Аред не шутит, может и впрямь уйдет болезнь, а если невиновен – не велика беда, одним нищим меньше. После всех пинков, плевков и камней, выпавших на его участь, Канверн уже думал о костре как о желанном избавлении. Городской палач умер одним из первых, так что пришлось почтенным горожанам самим прикручивать приговоренного к столбу и поджигать хворост. Стояло жаркое, душное лето, огонь занялся сразу же, в толпе разочарованно говорили, что слишком уж пламя жаркое – закончится все быстро, надо было мерзавца в кипятке сварить. Канверн приготовился предстать перед Творцом и с ужасом обнаружил, что не может вспомнить ни одной молитвы. Огонь уже танцевал на лохмотьях, заменявших бродяге одежду, когда он понял, что не испытывает боли. Клочья ткани с треском сгорели прямо у него на теле, а все, что он испытывал – непреодолимое желание чихнуть. Толпа в молчаливом оцепенении смотрела, как языки огня облизывают обнаженную жертву, не причиняя вреда, даже волосы, охваченные огнем, не загорелись, пропуская пламя через себя, как решето воду. И тогда Канверн осознал, что боги сжалились над ним и даровали силу, но он в своей слепоте не смог понять этого. Заполнившая его тело сила искала выход, а, не найдя, медленно убивала его изнутри, заставляла кружиться голову и подгибаться ноги, и боги, разгневанные его бездействием, насылали все новые несчастья на голову глупца, не способного принять их милость. Но теперь все будет иначе: он принял дар богов и использует его во благо. И ржавые цепи распались по его воле, и он сошел с объятого пламенем помоста и прошел по городу, и пламя плясало между его ладоней, и черная напасть навсегда покинула эти стены. На следующий день благодарные горожане упали на колени перед своим спасителем и просили у него прощения, обещая отдать все, что он пожелает, чтобы умалить его гнев. На этом месте наместница насмешливо фыркнула: как же, как же, упали и умоляли, знала она, как толпа относится ко всему непонятному. Камнями бы чудотворца закидали, раз уж огонь его не берет!

Канверн с удивлением обнаружил, что боги по-прежнему им недовольны, поскольку голова его кружится как и раньше, и он все также слаб. Тогда он решил, что боги разгневаны на его жадность: он забрал всю дарованную силу себе и ни с кем не поделился. И он сказал горожанам, чтобы они привели к нему своих детей, самых способных он возьмет в ученики. Матери рыдали, но не посмели ослушаться и в назначенный день привели детей к колдуну, и он выбрал двенадцать мальчиков двенадцати лет и начал их учить, вернее, учиться вместе с ними, ибо сам еще не знал, на что способен. Когда первые двенадцать учеников выросли, он взял еще двенадцать, а потом еще двенадцать и с ужасом заметил, что время не властно над ним, ведь прошло уже больше тридцати лет, а он не изменился, и все также мучила его проклятая слабость в членах. Увы, передавая ученикам знания, Канверн на самом деле не делился с ними силой, потому что не знал, как это сделать – неудивительно, что боги по-прежнему гневались на своего нерадивого слугу. Выросшие ученики обвиняли учителя в жадности, говорили, что он нарочно утаивает от них самое сокровенное знание, и поэтому они не становятся настоящими магами, навсегда застревая в подмастерьях. Канверн упорно исследовал природу своей силы, пытаясь понять, что он должен сделать с подарком богов. Он научился создавать артефакты, пользуясь которыми его ученики могли творить заклинания, но сила, заключенная в артефакте оставалась его силой, не переходя ни к кому другому. Казалось, что он вычерпывает воду из неиссякаемого источника.

Шли годы, Канверн не старел сам и поддерживал жизнь своих учеников, надеясь, что рано или поздно сумеет разгадать тайну и сделать их магами. Со временем для него стало невыносимым общество простых смертных, и он построил замок в горах, куда переселился с учениками. Прошло триста лет, когда Канверн, наконец, решил, что нашел ответ. Сила дана ему не для того, чтобы творить добро, а чтобы бороться со злом. В могуществе своем он превосходит любого мага, такая сила не может предназначаться для земных свершений, но должна быть направлена на устранение самого корня зла. Он должен уничтожить Ареда, запертого в солнечной ловушке. Разве не говорят священные книги, что рано или поздно темный бог вырвется из заточения, и в последней битве с ним погибнет мир? Вот оно, великое предназначение – но как же поздно Канверн прозрел! Хотя его тело по-прежнему молодо, он ощущает каждый прожитый год, все три с лишним сотни лет, и слабость убивает в нем само желание жить. При всем своем могуществе он слишком слаб для борьбы. И Канверн удалился в ту самую пещеру, где обрел дар богов и уединился в молитве, вопрошая Творца, что ему делать дальше. На двенадцатый день боги послали ему вещий сон. «Ну, наконец-то, – ехидно усмехнулась наместница, – а я уже было подумала, что никогда до сути не доберемся». Автор слишком много внимания уделял душевным терзаниям Канверна. Во сне к нему явились божественные братья, Келиан и Эарнир, и первый открыл измученному магу тайну смерти, а второй – как разделить силу между учениками. И так же, как жизнь и смерть не существуют друг без друга, так и Канверн не мог наделить своих учеников силой и не умереть. Вернувшись, Канверн приказал ученикам срубить в Заповедном Лесу алмазную ель, неподвластную обычному огню, и добровольно взошел на костер, в момент смерти разделив силу между своими учениками, и завещал им уничтожить Ареда. В этот день и родился орден Дейкар, чьим символом стал черный феникс, рождающийся из пламени и умирающий в нем снова и снова. Ученики Канверна свято блюли завет своего учителя и, как с изумлением прочитала наместница, действительно попытались уничтожить Ареда в солнечной ловушке – вместе с солнцем. Не удивительно, что единственным результатом этой затеи стало резкое уменьшение числа магистров. Собственно говоря, на этом само повествование и заканчивалось, но автор еще примерно на десяти страницах обвинял орден Дейкар во всех известных человечеству грехах, добавив парочку, о которых наместница никогда не слышала, и предупреждал, что по доброй воле маги никогда не откажутся от завета Канверна. Один раз они уже были близки к тому, чтобы уничтожить весь мир в нелепой борьбе с несуществующим злом, и наверняка повторят то же самое безумство, если получат такую возможность. Посему все правители должны быть настороже и не допускать орден Дейкар к власти, несмотря на временную выгоду от подобного союза, ибо жизни людей и их благо для огненных магов значат меньше, чем жухлая трава под снегом.

Наместница захлопнула тяжелую обложку и обнаружила, что пока она читала, успело стемнеть. Жаль, книга, конечно, интересная, но бесполезна. Что маги Дейкар меньше всего думают о благе простых людей, она знала и без поучений анонима, а ничего, что можно было бы использовать как оружие против ордена в книге не нашлось. Нельзя же, в самом деле, обвинить магов Дейкар в том, что они сражаются против Ареда, над ней цыплята смеяться будут!

L

Последнее время магистр Ир особо остро ощущал ход времени. Казалось, что нынешняя зима будет длиться вечно, и минуты снежной крупой падают в пропасть, а он пытается поймать их, подставляет ладони, но снежинки тают на теплых пальцах. Ночами мага мучили кошмары, от них не спасала ни магия, ни успокоительные отвары, легче становилось только в те ночи, когда Анра оставалась в его покоях. Страшные сны отступали, словно испугавшись тихого дыхания девушки, тепла ее ладоней. Ир приказал ей переселиться к нему. Магистр не мог нарадоваться на свою ученицу. Она впитывала магию как губка. В отличие от покойного Эратоса, девушка оказалась неспособна к самостоятельному творчеству, но не было заклинания, которое Анра не смогла бы воспроизвести с первого раза. Теперь магистр не сомневался, что негласное правило держать послушниц как можно дальше от подлинной магии, принесло ордену больше вреда, чем пользы. Кто скажет, сколько талантливых девушек умерло от старости, проведя жизнь на кухне Дома Феникса, в то время как они могли бы стать достойными ученицами? Анра ни о чем не просила своего наставника, но радость, осветившая лицо девушки, когда она услышала, что отныне девочки-послушницы получают равные права с юношами, яснее ясного сказала, что Ир угадал ее сокровенное желание.

Тем временем совет магистров с трудом скрывал свое недовольство действиями Ира. Теперь, когда из-за преступного вольнодумия магистра Эратоса их осталось всего семеро, а над орденом нависла смертельная угроза, старейший и сильнейший из них предается любовным утехам с сопливой девчонкой, вместо того, чтобы бросить все силы на разгадку проклятья. Даже объединив усилия, магистры так и не смогли понять, что сделал Эратос, в какую структуру он вложил всю свою силу, и как это заклинание должно было сработать. Все, что они знали: проклятье обретет силу, когда вернется король. И эти временные рамки настораживали сильнее всего, ведь кто-кто, а магистры Дейкар, многие из которых своими глазами видели времена основания империи, не сомневались, что король не вернется никогда. Ир утверждал, что по молодости своей Эратос просто не знал эту печальную истину, потому и завязал свое заклинание на невозможное событие, а, посему, и беспокоиться не о чем. Нет короля – нет и проклятья. Молодые магистры предпочли было поверить старейшему, но Арниум упрямо стоял на своем, заставляя совет продолжать исследования. Он не верил, что чудо-мальчик Эратос мог попасться в такую глупую ловушку, и знал, что за прошедшие полгода Ир трижды вопрошал тени. Еще его очень беспокоил пропавший ученик сожженного магистра. Хочет Ир или нет, но Арниум заставит его признать, что происходящее угрожает самому существованию ордена. Он решительно постучал в дверь, надеясь, что у коллеги не хватит наглости сделать вид, что его нет дома. Ир раздраженно взмахнул рукой, снимая защитное заклятье:

– Доброе утро, коллега Арниум, – судя по выражению голоса, Ир не считал это утро добрым и до визита почтенного коллеги, а теперь так и вовсе мечтал, чтобы поскорее наступил вечер.

– И вам доброе утро, коллега Ир, – радостно отозвался Арниум, прошел в комнату, приобнял стоявшую у кресла учителя девушку за талию и доверительно сказал ей:

– Давай-ка, красавица, принеси нам по чашечке горячего карнэ и займись чем-нибудь полезным, дай двум старикам посекретничать.

Иру снова пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы сдержать раздражение. Право же, никто, кроме коллеги Арниума, не мог похвастаться, что с такой легкостью заставляет старейшего мага терять самообладание. Даже наместнице Энриссе это удалось всего однажды. Уж за две тысячи лет Арниум мог запомнить, что Ир ненавидит карнэ! Распространенный в Кавдне травяной настой красного цвета хорошо бодрил, отгонял сонливость, прояснял ум, но горьким вкусом мог поспорить с корой ивового дерева, которую жевали варвары, почему-то считая, что она помогает от лихорадки. А уж называть Ира стариком при молодой любовнице – и вовсе верх неприличия! Если Арниуму охота изображать из себя седого старца, давно забывшего, чем мальчики отличаются от девочек, это его личное дело, незачем требовать того же от Ира. Кроме того, уж кто-кто, а магистр прекрасно знал, что старческая немощь коллеги – всего лишь видимость. Недаром он каждый год отбирает себе несколько двенадцатилетних девочек-послушниц, не вошедших в женский возраст, и отправляет их работать на кухню, как только пойдет первая кровь. Ир брезгливо морщился от одного только предположения, что сладкоголосый старичок делает с бедными детьми, но никогда не позволял себе вмешаться в личную жизнь коллеги. Значение имеет только благо ордена, если действия магистра не вредят этому благу – пусть хоть младенцев в чесночном соусе кушает. Впрочем, это уже перебор. Рано или поздно кто-нибудь узнает, и поднимется скандал, который будет ордену только во вред. Так что когда Дому Тени понадобились младенцы для каких-то ритуалов, за ними пришлось ездить в земли варваров. Маги Дейкар заботились о своей репутации в народе, раз уж не могли позаботиться о нем самом. Поэтому они не покупали детей на рынках Кавдна, чем порой грешили белые ведьмы, а забирали только тех, кого им по доброй воле отдавали родители. Иногда эту добрую волю приходилось вознаграждать небольшими денежными суммами – так в орден попал недоброй памяти Эратос, чтоб ему в посмертии икалось – но такую сделку никто не назовет работорговлей, ведь родитель сначала соглашается отдать свое чадо огненным магам безвозмездно, и только потом получает деньги в награду за бескорыстие.

Девушка послушно принесла поднос с карнэ, поставила на низкий столик и выскользнула за дверь. Пригубив свою чашку, Ир обнаружил, что умная девочка добавила в его напиток сладкий сироп. Арниум, кряхтя, устроился в кресле, попробовал свой настой:

– Сразу видно, что вы не большой любитель карнэ, коллега. Ваша ученица не умеет его заваривать – она передержала траву в кипятке, видите – он бордовый, а должен быть вишневым.

– Не вижу принципиальной разницы. Вы пришли побеседовать об оттенках красного цвета?

– Нет, к сожалению – нет. Хотя эта беседа могла бы стать весьма поучительной. Недаром красный – один из цветов триады.

– Тогда в чем дело? – Ир был слишком раздражен для обычного вежливого расшаркивания.

– Вас не было на вчерашнем заседании совета.

– Я устал выслушивать эту чепуху. Заклинание Эратоса – полнейшая бессмыслица, и я не хочу тратить на нее время.

– Вы же сами знаете, насколько мальчик был талантлив. Сомневаюсь, что он резко поглупел в последние дни жизни.

– Арниум, вы же понимаете, что никакой король не вернется. С тем же успехом он мог завязать заклинание на последнюю битву или отмену налогов.

– Но он это сделал. Быть может, мы все-таки ошибаемся, и король вернется? Грядут перемены, скоро в мир явится Тварь. Кто помешает ей придти в облике короля? Она сразу получит власть над большей частью обитаемого мира, и у Твари будут все основания уничтожить орден. Тут даже и проклятье не понадобится, она и так приложит все усилия, чтобы развеять нас по ветру до возвращения своего хозяина.

– Чушь! Тварь придет в другом обличии. Я видел будущее.

– А вы, случаем, не видели, как наместница породит Ареда, если не вернется король? Вспомните предсказание: последняя наместница и вторая королева!

– Какая разница? Кто-то объявит себя королем, вот и все. Это ничего не изменит: заклинание завязано на возвращение короля, а не на появление нового правителя.

– И все же, я бы не был столь уверен.

– Арниум, я отвечаю за свои слова! Тварь придет в мир уже в этом году, и король не имеет к этому никакого отношения, и именно Тварь должна привести в мир Ареда.

– Вы не магистр тени, Ир. Что, если вы ошиблись? А вы носитесь со своим драгоценным знанием, как с перепелиным яйцом: ни яичницу поджарить, ни из рук выпустить. Поделитесь им, и я смогу проверить, действительно ли будущее настолько однозначно. Тени будут говорить со мной охотнее, чем с вами.

– Тени говорят и со мною!

– О, да. Вы вопрошали их трижды со времени смерти Эратоса. О чем, если вы и так все знаете и ни в чем не сомневаетесь?

– Это не ваше дело, Арниум!

– Речь идет уже не о благе ордена, а о самом его существовании. Я тоже говорил с тенями, Ир. Они напуганы, эльфийские маги ловят их в свои сети и заставляют говорить. Тех, кто не может ответить на их вопросы – растворяют в вечную тьму.

– Опять эльфы! Вы можете думать о чем-нибудь другом? Элиан давно уже мертв, прекратите пытаться втянуть орден в свою личную месть! У вас был шанс, кто же виноват, что вы его упустили?

По лицу Арниума пробежала судорога боли, он вдруг показался гораздо моложе своих лет, и Ир словно наяву увидел светловолосого юношу с нахохлившимся беркутом на плече, но видение тут же исчезло.

– Вы несправедливы, коллега, причем несправедливы вдвойне. Все, что меня сейчас беспокоит – выживание ордена.

– Об этом нет нужды беспокоиться! Мы сильны, как никогда с момента великого удара. Даже потеряв восьмого магистра, мы по-прежнему сохраняем все позиции. Мы готовы ко всему.

– Тогда скажите мне, куда пропал мальчишка?

– Какой мальчишка?

– Ученик Эратоса, Кэр. Полно, Ир, вы меня прекрасно поняли. Вы посылали своих людей в город, искать мальчика.

– Разумеется. Он принадлежит ордену, как и любой другой послушник. Я приказал бы искать любого беглеца.

– Зачем Эратос отослал его?

– Кто вам сказал, что это сделал Эратос? Щенок мог воспользоваться моментом и сбежать по собственной инициативе. За ним никто не следил. Посмотрел, как горит его учитель, испугался и сбежал. Вы опять ловите призраков, Арниум.

– Я не ловлю призраков, я уже поймал.

Ир напрягся, несмотря на то, что еще минуту назад утверждал, будто мальчишка не имеет никакой ценности:

– Вы нашли его? Как?

– Позвольте мне сохранить некоторые профессиональные секреты.

Ир с завистью взглянул на коллегу – некоторые ритуалы Дома Тени не давались ему даже с использованием крови. Быть может, зависть бы несколько поутихла, если бы Ир узнал, что Арниум вовсе не прибегал к магии, чтобы найти мальчика. Он просто проверил цеховые записи всех ремесленных гильдий в городе, выискивая, в какой из них в последнее время появился ученик или подмастерье подходящего возраста.

– Что он сказал?

– Поначалу – ничего, очень упрямый оказался мальчик и дурно воспитанный. Нынешняя молодежь потеряла всякое представление о приличиях. Впрочем, в случае с этим молодым человеком оно и не удивительно, его наставник также был дурно воспитан. Нет-нет, я вас не обвиняю, дурную траву не спасешь прополкой и поливом. Драть надо. Воспользуйтесь добрым советом, пока не поздно, даже самых лучших из них все равно надо драть.

– Арниум, ради Основателя, прекратите мудрствовать! Что вы узнали?

– Эратос передал с мальчишкой письмо наместнице. Что в нем – Кэр не знает. Конверт был запечатан, а ему и в голову не пришло полюбопытствовать.

– Каким образом он это сделал? Кто его пустил во дворец?

– Вам надо больше внимания обращать на то, что происходит за стенами Дома Феникса, Ир, – с легкой укоризной заметил Арниум, – два дня назад был народный день, когда любой подданный может передать свою жалобу наместнице и она ее рассмотрит.

– Проклятье! Вы опоздали всего на два дня!

– Уж не думаете ли вы, что наместница действительно читает эти малограмотные писульки? Их разбирают в канцелярии, а туда я уже отправил своего человека.

Ир устало откинулся на спинку кресла:

– Молитесь, чтобы это оказалось так.