Текст книги "Балапан, или Как исчез из России один народ"

Источник чистоты

Зарина не расспрашивала Роберта о цели и смысле его поездок. Ей нравилось его общество, частая смена впечатлений, нравилась жизнь на колесах. Монотонный стук колес действовал на нее как успокаивающе перед сном, так и взбадривающе после него. Даже однообразный пейзаж за окном, все степи да степи, с редкими деревьями и еще более редкими унылыми поселениями, не нагонял тоску, хотя мог бы нагнать ее на любого другого.

Когда показались вдали горы, которые она никогда в жизни не видела, – настоящие горы, и они все приближались, отчетливо вырисовывались скалистые склоны, изрезанные ущельями с поблескивающей сквозь густые заросли бурной, пенящейся речкой, величавые заснеженные вершины, и это в середине лета, – это вызвало у нее детский восторг. Она все время привлекала Роберта к окну: «Посмотри, какая красота». Роберт, который был весь в себе, нехотя выходил оттуда, согласно поддакивал и опять уходил туда.

Они прибыли на конечную станцию, в столицу Киргизии, город Фрунзе, но не задержались там, а сразу поехали дальше к цели своего путешествия.

Робертом во время всего путешествия владело какое-то нетерпение, он все подгонял сначала поезд, а потом автобус, в который они во Фрунзе пересели и который «останавливался у каждого телеграфного столба», «ехал со скоростью черепахи» и т. д. Наконец, Кант – конечный пункт их путешествия. Они нашли нужный дом и постучали в ворота. От ворот до самого дома было далековато, и Роберт засомневался, что их кто-то услышит. Он перемахнул через забор и подошел к дому, заглянул в окно и опешил от неожиданной картины. На табуретке стоял мужчина и просовывал голову в петлю, приделанную к потолку. Роберт решительно постучал в окно, просто затарабанил. Самоубийца нехотя слез, ругаясь и кляня судьбу, пошел открывать дверь. В намерения хозяина не входило пускать гостей в дом, и они некоторое время поговорили на пороге. Когда выяснили, кто есть кто, Степан, а это и был ротный командир Куныша, пригласил гостей в дом и прежде всего сам на короткое время удалился в спальню, чтобы убрать следы готовящегося преступления против себя самого. Зарина жестом показала Роберту на занавешенное зеркало, что говорило о смерти.

Напряжение стояло необычайное. Разговор не клеился, и каждый хотел как-то разрядить атмосферу, и никто не умел. Все понимали, что юмор, веселость сейчас неуместны. Наконец, Роберт послал Зарину в магазин, и пока она ходила, он рассказал Степану, что вынужден скрываться от кровных мстителей и, возможно, от властей, и попросил убежища на несколько дней, однако о том, что видел в окно, не упомянул.

– Мы нуждаемся в твоей помощи. Прошу не только пристанища на несколько дней, но и кое-чего еще. Но это длинная история, и если ты нас примешь, я все расскажу.

– Я рад помочь уже хотя бы потому, что ты сводный брат и друг Куныша. Хотя бы так я ему смогу быть полезен покойному.

– Я вижу, что у тебя случилось несчастье…

В это время вернулась Зарина, поставила бутылку на стол и принялась хлопотать на кухне, где они и сидели. С молниеносной быстротой стол был накрыт. В кастрюле что-то варилось, на сковороде жарилось. Они выпили все втроем, и Степан понемногу стал обретать дар речи. Сначала он в подробностях рассказал о смерти Куныша, а потом и о том, как его беременная жена с восьмилетним сыном ждали автобуса и на эту остановку зарулил пьяный водитель на грузовике.

– Все насчитали девять трупов, я – десять, и чуть ли не одиннадцать.

– И что, этого водилу посадили? – делая вид, что не обратил внимания на последнюю цифру, спросил Роберт.

– Теперь да, а сначала он сбежал с места преступления, но его вычислили и спустя два дня арестовали. Однако мою семью этим не вернешь. Так что вы сверху посланы мне, а то такая пустота, просто вакуум, дышать даже не мог. Пробовал уйти в запой, так в горло не лезет, не проходит.

– Давай попробуем еще раз, теперь полезет. Сегодня в программе напиться до бесчувствия. Зарина, ты достаточно водки купила?

– Вполне. Давайте, мальчики, это поможет, по себе знаю. Правда, завтра будет хуже, чем было, но зато поможет сегодня, а это жизненно необходимо. Я возьму контроль за всем на себя.

– Ей можно доверять, – заверил Роберт.

Напиться до бесчувствия не получилось, но на следующий день весь дискомфорт бытия они ощутили остро. Еще до рассвета начал кукарекать петух, ему отвечали на все голоса далекие и близкие его соседи. Петух не просто кукарекал, а разорался прямо под окнами. Степан спал глубоко, после многих бессонных ночей, он давно привык к кукареканью и не слышал его, но Роберт готов был застрелить крикуна из своего нагана, повесить и отрубить ему голову.

– Зарина, – позвал он, – пусть у нас сегодня на завтрак будет лапша из этого крикуна.

Петух после концерта-переклички успокоился, и они уснули снова.

– Да-а… – сказал Степан, вытираясь полотенцем после водных процедур. – Вы просто представить себе не можете, как вы вовремя приехали, ребята…

– Можем, можем… – заверил его Роберт.

– Это вас не иначе как Куныш с неба направил.

– Ну что, будем лечиться? – спросила Зарина, стараясь попасть в такт царившему настроению.

– Такой хороший друг эта Зарина, – сказал Роберт, обращаясь к Степану, – один недостаток, женщина.

– Э, не-е… дорогой, наоборот, это достоинство.

– Он ничего в жизни не понимает, – полушутя промолвила Зарина, – и тем более в нас, женщинах.

Зарина сервировала чай в пиалах, в которые она наливала понемногу из заварного чайника и постоянно доливала по мере опустения. Чай был такой вкусный и душистый и, несомненно, посодействовал их быстрейшему возвращению к трезвой жизни, их акклиматизации. Они сидели во дворе на импровизированной террасе, в тени развесистого карагача, за чаем и проболтали все утро. Степан признался:

– Такого вкусного чая я еще не пил.

– Спасибо, Степан, ты очень внимательный, в отличие от некоторых.

– А я что, я согласен с предыдущим оратором, – пробубнил Роберт и, обращаясь к Степану, добавил, – как это вышло, что была такая война с немцами, всеобщая ненависть к этой нации, а твой поселок называется Кант, в честь немца Иммануила Канта?

– «Кант» по-киргизски «сахар», Иммануил тут ни при чем.

– А я немец по национальности.

Это сообщение вызвало эффект, близкий к эффекту от разорвавшейся бомбы! Но оба быстро оправились и засыпали Роберта вопросами: как, откуда, почему…

Роберт сначала рассказал коротко о Республике немцев Поволжья, потом о депортации его семьи и всего народа во время их командировки с отцом, потом перешел к рассказу о барже смерти и назвал несколько раз как бы между прочим фамилию начальника конвоя – Нечипуренко.

– Понятно, – сказал Степан, когда Зарина отлучилась, – ты приехал по вопросу Нечипуренко.

– Да, мне необходима от него информация о барже, любой ценой, да и за Куныша я хочу с него спросить, кроме этого есть еще кое-что. Ты поможешь найти его?

– Это трудно, но не невозможно. Требует времени.

– У меня есть все, в том числе и время. Деньги тоже кое-какие имеются.

– У меня одно условие. К нему мы поедем вместе.

– Помощь в этом деле мне нужна позарез, и я согласен на любые условия. Финансировать предприятие денег хватит, а дальше посмотрим. Это Куныш мне и после смерти помогает. Он был для меня больше чем брат, отныне ты займешь в моем сердце его место. Если тебе потребуется моя жизнь, я тебе ее отдам, но после разговора по душам с Нечипуренко.

– Братья? – спросил Степан.

– Братья! – подтвердил Роберт.

Степан взял нож со стола и надрезал руку повыше ладони и подал нож Роберту. Это же проделал и он, потом они соединили раны.

– Теперь в твоих жилах течет моя кровь, а в моих – твоя!

– Здорово! – сказал восторженно Роберт. – Откуда такой обычай, местный?

– Нет, не местный, я в юности читал книги Фенимора Купера, про индейцев…

– Ты правильные книги читал, брат!

Зарина вернулась во время этой сцены:

– Я тоже хочу быть вам сестрой.

– С сестрами не спят вместе, – словно ушат холодной воды вылил Роберт, чем остудил ее пыл.

– Брат, ты не обижай ее, не надо. Цени, пока живая. Если случится так, что ты потеряешь ее, узнаешь, насколько дорога она была. «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Как я теперь жалею, что так много сказал, чего не следовало, своей покойнице и так много не успел сказать, что нужно было.

– Жалко, что водилу закрыли. Теперь до него так быстро не доберешься. Но мы можем его достать в зале суда. Когда суд, известно уже?

– Нет, неизвестно, идет следствие. Это затянется. У нас за слово против советской власти могут расстрелять, а такие преступления менее строго наказуемы. Да еще и может, отсидев одну треть, освободиться, хотя за такое преступление любое наказание мало́. Ладно, война план покажет. У меня осталась связь с моим комбатом, он служит до сих пор. Я напишу ему, конечно, не открытым текстом, но он поймет. Он будет рад помочь, у него к Нечипуренко «особая любовь». Комбат теперь полковник и командует воинской частью, он многое теперь может.

– Писать это долго, давай сразу двинем туда, – загорелся Роберт.

– Ага, и он вынет из кармана адрес и положит на стол… в карман его еще надо положить, а для этого надо время.

– Ты прав. Напиши сегодня же. Надо запастись терпением, ничего, времени с сорок первого до сегодняшнего дня прошло больше, чем осталось до этой желанной встречи. Я ничего в жизни так страстно не желал, как посмотреть в его глаза.

– Согласна на ожидание, – вступила в разговор Зарина, – но давайте не будем сидеть в четырех стенах, а пойдем в горы! Я никогда в жизни не была в горах.

– Я организую поездку на несколько дней, с палаткой, костром, гитарой. Как тебе нравится такая перспектива?

– Очень нравится, очень даже сильно нравится!

Роберта начинало тяготить присутствие Зарины. Она все чаще и чаще раздражала его, а как к женщине он не испытывал к ней былого интереса. Но та обрела защитника в лице Степана, и Роберту приходилось сдерживаться. Степан был лет на семь-восемь постарше Роберта. Это был крепкий, мускулистый, немного выше среднего роста, начинающий лысеть человек, неширокий в плечах, но в нем угадывалась сила, рассудительный в словах и движениях, даже степенный и невозмутимый. Когда они к нему приехали, он был небрит недели две, а сегодня с утра чисто выбрит, однако с усами. Как старшего брата, и плюс как хозяина дома, его следовало почитать, что и делал Роберт, а вот в отношении Зарины делал это без особого удовольствия, но также и без особого напряжения.

Обещанного Степан не заставил долго ждать и однажды приехал домой на стареньком «ГАЗ-64», «козлике», повидавшем виды на своем веку и наверняка понюхавшем пороха на фронтовых дорогах, о чем и говорили многочисленные шрамы. Эта машина имела довольно впечатляющий вид, с вырезами вместо дверей и совсем без крыши, но зато полноприводный – как раз то, что нужно для горных дорог или при отсутствии оных.

– Сегодня собираемся, завтра выезжаем. Я вас повезу в Каиндинское ущелье, это в 100 километрах отсюда. Есть приличные горы и поближе, но я там вырос, лучшего места представить себе невозможно. Мой огород можно выкорчевать под корень, мясо тоже где-то кукарекало…

– О, я этого Петрушу с удовольствием казню, козла такого, – взял на себя роль палача Роберт.

– И пару его подружек тоже не помешает, но мы их возьмем с собой живыми, в клетках, чтобы свеженькими были. А там, в горах, приговор приведем в исполнение.

На «козлика» можно было грузить неимоверное количество, а он тянул. Во время войны он мог перевезти до отделения солдат на короткие расстояния, по любому бездорожью. Где «козлик» вез, где его солдаты выносили, если застревал, – он был достаточно легок для этого. Незаменимое средство передвижения, и долгое время после войны еще послужил как сам, так и его последующие модификации – «ГАЗ-67» и «ГАЗ-67Б».

Киргизия – горная страна, с прекрасными долинами и красивейшими ландшафтами, но нечто особенное было целью их путешествия – Каиндинское ущелье! Это ущелье создала бурная речка за миллионы лет своего стремительного бега. Все, что можно было вынести из гор, речка уже давно вынесла, и теперь она была кристально чистой, ничего кроме снеговой воды. Вообще ничего! Речка была настолько чистой, что воду из нее безо всякой предварительной очистки пили все, кто там бывал, и настолько холодной, что зубы ломило. Была она неширокой и неглубокой, но не настолько, чтобы можно было запросто перейти ее, да и опасным было бы это предприятие – отважившегося могло снести бурным течением. Степан речку называл Каиндинкой. Соответствовало ли это ее настоящему, географическому названию или ее так называли исключительно жители Каинды, это ему самому было неизвестно, хотя один поселок расположен был практически у ее берега, Орто-Арык, ее все же звали Каиндинкой.

При первой встрече с речкой, на так называемых привалках, сделали привал, меткое название для этого места. Привалки – это предгорная холмистая местность, в отличие от самой долины, где рельеф довольно спокойный, с небольшим уклоном. По мере приближения к горам холмы попадались все выше и их становилось все больше, пока не начинались сами горы – резко, сразу высоченные, поросшие травой и мелкими кустарниками, и дальше – выше и круче, больше скал и меньше растительности, вплоть до снеговых. Степан с удовольствием пил воду из речки, которая напомнила вкус, до боли знакомый из детства. Его компаньоны присоединились к нему. Действительно, этой водой невозможно напиться. Каиндинка создавала впечатление, что из ущелья вырывается и устремляется в долину источник чистоты, и облагораживает собой всю долину, и на пути своем вызывает к жизни все, что вообще жить способно. Обрекает на жизнь!

После привала они продолжили путь. Дорога шла неумолимо вверх, и подъем становился все круче и круче, «козлик» гудел все надрывнее, но покорно тащил. Дорога уводила от речки и снова возвращалась. Чем ближе к ущелью, тем встречи с ней были чаще и продолжительнее, а потом, в самом ущелье, уже не расставались.

Ущелье, по которому она текла, было довольно широким в начале. Здесь склоны были зелеными, с редкими скалами. Далее вглубь ущелье постепенно сужалось, а укатанная дорога петляла рядом с речкой. По пути попадались огромные валуны, и дорога обходила их, нередко до половины заходя в русло, в воду, и далее петляя то по одну, то по другую сторону речки, с перекинутыми через нее мостами. Четыре-пять километров вглубь гор ущелье сужалось настолько, что часть дороги проходило прямо по руслу реки, по воде – это место называли «красными воротами». «Красными», очевидно, благодаря цвету отвесных скал, а «воротами» – из-за уходящих ввысь скал по обе стороны реки. Другой вариант – коммунистический, красным они называли все подряд. Есть и третий вариант, если копнуть глубже в русский язык – «красный» значит «красивый»… Так вот, эти скалы были гладкими и такими высокими, что, казалось, упирались прямо в небо. Никакая растительность за них не могла зацепиться: ни лишайник, ни мох, ни тем более трава или деревца, за исключением одной расщелины, где отчаянно цеплялась за жизнь одинокая туя, ведя неравную борьбу за существование каждый день, борьбу с ветрами, которые здесь, в этом узком месте ущелья, дули постоянно, а также с холодом зимой и жарой летом. И хотя бедное деревце находилось близко к воде, от недостатка влаги тоже страдало. От такой сладкой жизни она стелилась по скале, и ствол ее был закрученный-перекрученный…

Козлик не без труда преодолел «красные ворота». Его пассажиры шли пешком сзади и подталкивали его, когда в этом была необходимость. За «красными воротами» дальше вглубь гор ущелье снова резко уширялось и взору открывались «альпийские луга». Дорога шла неуклонно вверх, далее все круче и круче, на пути были все бо́льшие валуны. Так они доехали до огромного камня Чон-Таш, как назвал его Степан.

– Снова меткое название, – заметила Зарина.

– Мы остановимся здесь – как вам нравится?

– Atemberaubend, – серьезно заявил Роберт, его спутники переглянулись, – дух захватывает, – перевел он.

– Далее дорога за той грудой камней превращается в тропу, – объяснил Степан, показывая рукой вдаль, – и там ландшафт не такой богатый, как здесь. У нас еще будет возможность побродить вокруг, хотя «побродить» не совсем подходящее слово, скорее полазить, в том числе и по скалам.

Речка была бурной и шумной. Рядом с ней надо было повышать голос до крика, чтобы собеседник, находящийся в непосредственной близости, мог тебя слышать. Чон-Таш находился поодаль, но шум доносился изрядный – к нему очень быстро привыкли. Каиндинка состояла сплошь из перекатов, местами уширяясь и замедляя свою неистовую гонку. Берега и само русло по всей длине были усыпаны камнями от маленькой гальки до огромных гладких, преимущественно гранитных, валунов, а также хаотично расположенных остроконечных скал. Русло местами сужалось настолько, что вся масса воды протискивалась между двух огромных скал и образовывала водопады, хотя и сравнительно невысокие, но довольно мощные. Водопадами вымывались глубокие ямы. Подойдя к одной такой, Степан сказал своим спутникам:

– Здесь мы пацанами купались, ныряли со скалы прямо в водопад, вниз головой.

– Да ладно, – засомневался Роберт, отличный пловец, – неужели в такой стремнине можно купаться, я уже не говорю о температуре воды.

– Первый раз нырнешь и выскакиваешь как ошпаренный, порой и трусы полностью намокнуть не успеют, но потом привыкаешь постепенно и подолгу не вылезаешь из воды. Что интересно, никто не простывал. Молодость.

– Обязательно искупаюсь и на ту сторону… я бы сказал, переплыву, но тут больше подходит «переберусь». В моей коллекции есть Волга и Урал, – слегка приврал Роберт, – Каиндинка тоже будет обязательно!

– И я с тобой, – вставила Зарина.

– Ну как же без тебя. Слушай, Степан, тут, наверное, уже рядом край света. Зарина, мы у цели, – весело добавил он.

Чон-Таш – «большой камень» был действительно огромным. Одна сторона его от земли поднималась плавно и словно парила в воздухе, под этим естественным карнизом свободно на ночлег могли разместиться 20 человек. Дожди в горах – не редкость, и там можно было укрыться от непогоды.

У них была с собой палатка, как объяснил Степан, на всякий случай, вдруг дорога завалена или место занято. Она не пригодилась. Спальные мешки положили под естественным навесом, который плавно сходился с землей с одной стороны, а под другим концом можно было свободно стоять.

Компания изрядно проголодалась, и петуха приговорили первым. Как известно, в горах вода закипает раньше, чем в долине, не при 100 градусах, поэтому мясо не сваришь, и петуха надели на вертел и зажарили. Туи, которых было кругом предостаточно, очень подходили для этого дела, они горели жарко, малым пламенем.

Эту ночь все спали крепко и до обеда. Степан, находящийся под бдительным присмотром своих спутников, тоже. Крепкому, здоровому сну посодействовали как усталость от длительного путешествия, так и чистейший свежий воздух, кроме того, много других обстоятельств, как то: бурная речка с монотонным гулом, ночной кратковременный дождь, потрескивающий костер, даривший тепло.

Утром было прохладно. Солнце хотя и встало, но недостаточно высоко, чтобы заглянуть в ущелье через высоту гор. Вчера они приехали, когда начало смеркаться, и осмотреться не успели – только панорамный вид в общих чертах, который их тоже впечатлил, а теперь эту панораму рассматривали в деталях. Степан гордо указывал на тот или иной объект, будто в создании этой красоты была и его заслуга, и его спутники бо́льшую часть славы за такую красоту отдавали ему. Он прихватил с собой восьмикратный военный бинокль, и они разглядывали по очереди склоны гор. По крутым склонам были там и тут разбросаны каменные россыпи, образованные давно отшумевшими камнепадами. Скалы местами отвесные, все вдоль и поперек изрезанные водой, ветрами и морозами, образовывая глубокие расселины, в которых, цепляясь корнями за что было возможно уцепиться, росли всевозможные кустарники и деревья, преимущественно туи и сосны, самой причудливой формы, которую и формировали мороз, ветер и вода. Скалы уводили глаза высоко вверх, к самым вершинам, большинство из которых было покрыто снегом, другие спрятало облако, не успевшее забраться повыше в небо и все еще продолжающее свой путь.

– Лучше гор бывают только горы!

– Справедливо!

Роберт предпринял попытку пересечь речку, и его снесло течением. Река в этом месте была широкой, и на пути торчали из воды камни. Его несло на них и между ними, а он только успевал уворачиваться. Его компаньоны со смехом сопровождали его несколько десятков метров, пока ему не удалось зацепиться и выбраться. При этом он потерял свой башмак, его унесло течением, а запасных не было. Ему соорудили из коры дерева замену, и он в этой импровизированной обуви так и проходил до возвращения домой. Но это его не остановило, и немного погодя он предпринял вторую попытку пересечь Каиндинку, на сей раз удачную. Зарина не рискнула за ним, ходила вдоль берега туда-сюда, как верная собачонка, боящаяся воды, хозяин которой наслаждался водными процедурами. Однажды подобную картину я наблюдал у одной курицы-наседки, которой для высиживания подсунули вместо куриных яиц утиные и она добросовестно их не только высидела, но и продолжила после вылупления птенцов оставаться ответственной матерью – вот весь ее выводок ринулся в воду, где, как известно, утки и утята чувствуют себя прекрасно, ведь они умеют плавать от рождения; но этого не знала их сердобольная приемная мать, и поэтому панически металась на берегу. Зарина не то чтобы была в панике, но некоторую долю беспокойства на грани паники она испытывала.

Вдоль речки виднелись обширные заросли самых разных растений: облепиха, ежевика, джигида, различные неплодовые кустарники… По склонам, в расселинах скал еще цвели тюльпаны, сезон которых уже давно прошел, но высоко в горах все созревает позже. Тюльпаны, красные и желтые, а также с чередующимися красными и желтыми лепестками. Эти тюльпаны были мелкими, намного меньше, чем на привалках. Там росли крупные красные тюльпаны, но их сезон прошел еще в мае. Зарина нашла иглу дикобраза, и когда Степан объяснил ей, от какого животного эта игла, она пришла в восторг от своей находки.

– Хотел бы я жить в Киргизии, – как-то вечером у костра мечтательно признался Роберт.

– А что мешает?

– Со своими детьми бы в горы ходил, – не обращая внимания на вопрос, продолжил он, – при такой природе не могут вырастать плохие люди, такой источник чистоты облагораживает, заставляет думать о высоком, не о низменных людских каждодневных пакостях и преступлениях. Я хочу вырастить хороших детей. В этой стране, при коммунистах, это возможно, как ты думаешь, Степан?

– В Киргизии точно возможно, если какое-нибудь пьяное рыло не поставит крест на всех твоих начинаниях…

Роберт не нашелся, что сказать, чем поддержать друга, и просто промолчал.

Степан, будучи сам неплохим стрелком, преподал урок стрельбы из нагана. У него было точно такое же табельное оружие во время войны, патронов было навалом, и они все трое постреляли от души.

– Из него ты и хочешь завалить Нечипуренко?

– Да. Из него проще, чем ножом…

– Он не лыком шит, с ним надо бы осторожней.

– Мне важно, чтобы он перед смертью рассказал, что случилось с баржей, с которой я сбежал, что случилось с отцом. Я имею сильное подозрение, что их всех отправили на дно, но надеюсь на что-то. Поэтому мне необходима исповедь этой мрази.

Роберт всячески старался, чтобы как можно меньше подобной информации коснулось уха Зарины, но она не была глупой девочкой, о многом догадывалась и принимала все, что касалось Роберта, как должное, больше знать она и сама не хотела. «Меньше знаешь – лучше спишь!»

– Степан, ты говоришь, что вырос в Каинде?

– Да, эту станцию вы проезжали, я, пожалуй, туда вернусь, там у меня родственники, знакомые. В Кант я переехал из-за покойницы, теперь меня ничего там не держит. Я планирую заехать в Каинду, если вы не против.

– Не против, не против, мы всегда за. Правда, Роберт? – вмешалась Зарина, вернувшаяся с речки, вся мокрая и довольная, от освежающего, взбадривающего купания. Роберт хотел было вспылить, но сдержался, в присутствии Степана ему было неудобно грубить Зарине.

Отпуск вечно продолжаться не может. Они заехали, как и планировал Степан, в Каинду, это было всего 5 километров в сторону от их маршрута. Встретились с некоторыми его родственниками и друзьями. Каинда понравилась Роберту еще больше, чем Кант. Это небольшой поселок, в котором есть своя железнодорожная станция. А главное – погода и природа! Все залито солнцем, на небе ни облачка, воды достаточно, и все растет. Он обратил внимание на сады, в которых зрели яблоки, сливы, вишни, персики… Степан расхваливал как кулик свое болото все подряд направо и налево.

– Все, решено, перееду сюда жить, – заявил Роберт.

– Возьми меня с собой, милый, – шутливо попросила Зарина.

– Ну куда же он без тебя, – вместо него ответил Степан, – я тоже переберусь и, наверное, этим летом.

– Тут все растет, только не ленись, выращивай, воды и солнца хватает. И зимы не такие уж и холодные – да, Степ?

– Бывают морозы крепкие и до минус 30, но редко. Пруды замерзают зимой, детям – раздолье, – ответил он, глубоко вздохнув.

– Ничего, Степан, мы нарожаем еще детей, много-много, да, Зарина, у тебя рожалка в порядке?

– Пока ей не пользовалась, но, думаю, в порядке.

Они вернулись домой, в Кант, полные впечатлений, которые не забыли всю оставшуюся жизнь.

– Есть еще одна жемчужина в Киргизии, – сказал Степан за следующим завтраком, – Иссык-Куль называется, слыхали, наверное?

– Да… нет… – нестройно ответили Роберт с Зариной.

– Это озеро соленое, как море, потому что 300 речушек впадает в него и ни одной не вытекает, 180 километров в длину, в самом широком месте 40 километров в ширину и глубиной умопомрачительных 740 метров. К моему стыду, я там еще ни разу не был, хотя до него всего лишь немногим далее, чем в Каиндинское ущелье, только в другую сторону…

Апашка регулярно писала Роберту письма, правда шли они очень долго. Писала сама и переправляла от Амалии. Он узнал, что и Сильвия вернулась и ее жених теперь уже муж, и что с делом Подопригоры все спокойно. Ему, конечно, хотелось съездить в Барнаул, но он не знал, как отделаться от Зарины, не обидев ее, и спросил совета у Степана. Тот нашел выход из положения.

– Предлагаю поступить так, Роберт, – сказал Степан ему наедине. – Ты мне поможешь перевезти вещи в Каинду, их совсем немного, к «козлику» я возьму прицеп, и все поместится. Дом этот я оставлю родственникам жены, пусть поступают, как хотят, а там, в Каинде, я знаю, где можно остановиться на первое время. Есть один дом на продаже, хозяева меня знают и подождут с оплатой. Мы объявим Зарине, что тебе надо ехать, увидеться с сестрой, а ее попрошу остаться помочь с обустройством.

– Принимается, с одной оговоркой: за дом заплачу я сразу всю сумму.

– Роберт, я не могу принять такого подарка.

– Степан, разве мы не братья?!

– Хорошо, но оформим его на тебя.

– Ты такой практичный человек во многих вопросах. Подумай сам, я сегодня здесь, завтра там, под чужой фамилией, неизвестно, может быть и в розыске, да и немец, а немцы должны жить на местах высылки. Да меня сразу посадят и надолго или вообще, если докопаются, то и статья расстрельная.

– Хорошо, убедил. Но деньги я тебе верну.

– Не мелочись, брат.

– С Каинды мы тебя и посадим на поезд, оттуда хоть куда уезжать намного удобней, чем с Канта. А за Зарину не переживай, я буду к ней относиться как к твоей женщине, как к сестре.

– Я знаю, что так будет, и мне этого бы не хотелось. Я бы подарил ее тебе, если бы такое было возможно.

– Конечно, невозможно, по многим причинам, первая из которых – она не вещь; вторая – я не готов для новых отношений, слишком глубока рана, я считал бы это предательством по отношению к моей покойнице.

– …И следующая по значимости причина, – продолжил за него Роберт, – что она женщина легкого поведения и что после меня ни за что…

– Нет, важнее даже первых двух причин тот факт, что она тебя любит… не надо развивать тему, а то еще поругаемся.

– Гут-гут, моралист несчастный.

Если вы в восторге от леса, если вы в восторге от моря, ваш восторг не будет истинным, не побывай вы в горах; вы тут же смените предмет восторга, гарантированно. Если вам, дорогой читатель, повезло в жизни увидать нечто подобное, прикоснуться к этому, так вот там, в Киргизии, еще чище, еще лучше, еще и еще… нет места лучше этого, потому что в принципе такое невозможно!..

К концу августа все дела в Каинде были завершены, и Роберт двинул в Барнаул.