Электронная библиотека » Виктор Голявкин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 5 августа 2020, 13:40


Автор книги: Виктор Голявкин


Жанр: Детская проза, Детские книги


Возрастные ограничения: +6

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Я налетел на столб

Я иду с мамой и папой по тротуару. Я иду и смотрю туда, и сюда, и вверх. В небе летит самолет. Вдруг я падаю на тротуар. Я налетел лбом на столб. Я плачу и не хочу вставать. Папа берет меня на руки. Он гладит меня и говорит:

– Как это ты упал?

Я говорю:

– Я смотрел на самолет и не видел столб.

Отец говорит маме:

– Ты плохо следишь за ребенком. Мать рядом – не видит, что сын прет на столб.

Мать говорит отцу:

– А ты для чего, отец? Разве это не твой сын?

Отец говорит:

– Это, конечно, мой сын, но ты – мать!

Мать ему отвечает:

– А ты – отец.

Отец строго ей заявляет:

– У тебя это не первый раз. Помнишь, как он съел кошкин творог? Ты тогда была дома.

На это мать говорит:

– А ты помнишь, пошел с ним гулять и надел ему майку вместо штанов?

Отец говорит:

– Не майку, а джемпер, и это не так уже страшно. Это не сделало сыну вреда.

Мать ему возражает:

– Не джемпер, а майку.

Отец говорит:

– Я помню, что джемпер, – и ставит меня на ноги.

– Ты вспомни-ка, – говорит ему мать.

Я трогаю лоб. У меня на лбу шишка. Я смотрю на мостовую. Там что-то блестит на асфальте. Я преспокойно иду под машину.

Шофер резко тормозит. Он кричит во все горло:

– Чей ребенок?!

Папа и мама бегут ко мне. Мы опять идем по тротуару. Папа и мама ведут меня за руки. Мать говорит отцу:

– Славка чуть не попал под машину, и это все ты виноват.

Он говорит – я говорю

Я написал один рассказ. Там были такие слова: «Пер-вер-дер, обманули Дария». И больше о Дарии ни слова.

Но вот однажды приходит ко мне человек по фамилии Дарий. Он является и говорит возмущенно:

– Вы вписали меня в рассказ. Я слышал – он об идиотах? Моя фамилия там фигурирует. Надо мной все смеются. Все говорят мне: пер-вер-дер.

Я говорю:

– Вы тут совсем ни при чем. Ведь был такой царь Дарий. Вот я про него и писал.

Он говорит:

– Почему вы тогда не вписали себя? Например, пер-вер-дер – вы. Или какое-нибудь другое имя или фамилию. Я прошу изменить.

Я говорю:

– Я бы сделал это, но так лучше звучит.

Он говорит:

– А мне какое до этого дело?

Я говорю:

– Не находите ли вы, что это глупо и ваше требование дурацкое?

Он говорит:

– Нахожу, что глупо, но все равно измените.

Я ему говорю:

– Раз вы находите это глупым, не говорите мне этого.

Он со слезами на глазах говорит:

– Все равно, хоть это и глупо, но все равно вы меня оскорбили.

Я говорю ему:

– Я прошу вас не лезть в мои рассказы и в мое личное творчество.

Он говорит:

– Это вы втянули меня в рассказ, а я сам никогда бы не влез в него и не подумал бы этого сделать.

Я ему говорю:

– Надоедливый вы человек!

А он все говорит мне и говорит!

Туда и обратно

Зачем ОДНО учреждение переходило в здание ДРУГОГО учреждения, а ТО учреждение переходило в здание ЭТОГО учреждения, – так никто и не понял.

И в том здании и в этом здании одинаковое количество комнат.

И тут и там по сорок дверей.

И окон одинаковое количество.

И выключателей одинаковое количество.

И этажи те же.

Оба здания с красными крышами.

Оба здания стоят рядом.

Тащили несгораемые шкафы и шкафы простые. Выкручивали, вкручивали лампочки.

Тащили столы и стулья. Тащили туда и обратно. И перетащили.

Было:

В ОДНОМ здании с красной крышей ОДНО учреждение. В ДРУГОМ здании с красной крышей ДРУГОЕ учреждение.

Стало:

В ДРУГОМ здании с красной крышей ОДНО учреждение. В ОДНОМ здании с красной крышей ДРУГОЕ учреждение.

То есть наоборот.

В ДРУГОМ здании с красной крышей ДРУГОЕ учреждение.

В ОДНОМ здании с красной крышей ОДНО учреждение. То есть:

В ОДНОМ – ДРУГОЕ.

В ДРУГОМ – ОДНО.

То есть:

В ОДНОМ – ОДНО.

В ДРУГОМ – ДРУГОЕ.

То есть:

ОДНО учреждение перешло в здание ДРУГОГО учреждения. А ТО учреждение перешло и здание ЭТОГО учреждения.

А зачем – непонятно!

Энергия и темперамент

Я знал его лично.

Он собирал автографы знаменитых людей. Он с ног сбивался в погоне за ними, а я диву давался его энергии и темпераменту.

Не раз задумывался я над тем, какая сила толкает его на эту тяжелую деятельность, – он спать не мог, если ему не давали автограф, и так страдал, будто бы обманулся в любви.

Он ловил у подъездов гостиниц известных спортсменов, артистов, разыскивал адреса ученых, писателей, передовиков производства – вообще всех, кто чем-либо прославился.

И он бывал так горд и счастлив, словно сам становился великим или сделал что-либо такое, чем действительно можно гордиться.

Как-то он показал мне автограф какого-то скрипача. Он сказал:

– Мне привалило счастье, – и показал мне такие каракули, какие мог сделать только ребенок.

Эта роспись была сделана на клочке бумаги, и мне так понравилась эта роспись, что я сказал ему:

– Эх, и дурак же ты, братец!

Он так обиделся на меня за это, что не разговаривал со мной год. Но через год мы опять помирились, и он показал мне столько листков с подписями, открыток, карточек, книжек, что я невольно пришел в удивленье, как он мог столько всего собрать.

Я даже сказал ему:

– Это здорово, черт возьми! Он обнял меня от души.

Не давайте ребенку кушать известку

Мы жили в огромном доме. И в нем жило соседей полным-полно. Они очень любили нас и ходили к нам в гости. А мы очень любили их и ходили к ним. И вот так мы друг к другу ходили. Лишь не было случая проявить любовь. Как назло, не случалось бед. Никто в помощи не нуждался, и мы только ходили.

Беда пришла внезапно. Из пятой квартиры ушел мальчик Петя. Ему было только три года, и он ушел куда-то из дома в раскрытую настежь дверь. Весь дом всполошился, как по тревоге, и все отправились Петю искать. Все жильцы разбежались по городу.

Петина мама помчалась в больницу: она решила, что Петя там, раз он один ушел из дома.

Один из жильцов пошел на пристань.

Другой жилец побежал на вокзал, он тоже что-то имел в виду насчет железной дороги.

Сосед, что жил напротив, позвонил в отделение милиции. Он сказал, что пропал ребенок, имеющий очень веселый нрав.

Один жилец рыскал по магазинам и искал Петю там, где игрушки. Но всех перекрыл дядя Вася. Он разыскивал Петю во всех пивных и потерялся внезапно сам.

Все дотемна искали Петю, все бродили по городу целый день.

А Петя кушал известку со стенки в самом конце коридора.

Черт меня дернул туда полезть

У спуска к Неве толпа.

Все лезут к барьеру со всех сторон, но всех так много, что никак все не могут туда пролезть.

Я слышу, как кричат:

– Поймал! Поймал!

Я протискиваюсь к барьеру.

Мне рвут в клочья пиджак.

Я теряю галоши и шапку.

Наконец я у барьера.

На лестнице у воды сидит старик. Он в руках держит рыбку величиной с кильку. А удочку он опять забросил в воду и ждет, когда снова клюнет.

Я спрашиваю у стоящего рядом:

– Как бы мне отсюда вылезти и пойти домой?

Он лениво мне отвечает:

– Это совсем невозможно. Я стою здесь уже шесть часов. Мы разговорились. Он сказал: у него есть дочка, сынок и жена. А я сказал, что в войну я служил сапером.

Он сказал, что, наверное, будет дождь, потому что тучи закрыли небо, – и как же тогда нам быть?

Я сказал, что дует ветер и мне уже холодно…

Он сказал, что, конечно, холодно, потому что осень…

Два моста без третьего

На одной стороне он жил, на другой работал – только через Неву. Из дома он видел тот дом, где работал, а из окна на работе – свой дом.

Словно рукой подать через Неву. Да не так. Мосты находились далеко. Как будто нарочно их растащили: один мост влево, другой мост вправо – до каждого нужно тащиться. И оба на расстоянии равном.

Один день он шел по одному мосту, в другой ходил по другому. Но это его не устраивало. И он стал на работу ходить по одному, а с работы шел по другому. Потом переменился мостами и стал ходить по ним наоборот.

То есть: с работы он шел по одному, а на работу ходил по другому.

И это его так закружило, что он перепутал мосты.

Визит

Я готовился к мудрой беседе с ученым. О! Это был великий ученый! Я нервничал не на шутку. Я много думал, как мне говорить и как отвечать на вопросы.

Он встретил меня у двери. Он крепко пожал мне руку. И, прямо взглянув в глаза, спросил:

– Вы не знаете, где муравей?

Я удивленно пожал плечами.

Дочка его, лет восьми, сказала:

– Он у тебя в шляпе, папочка.

– Я только что видел шляпу, там его нет.

– Ну, значит, мама взяла его с вилками, манной крупой, макаронами, ложками, чашками, кошками, мылом, банками и пузырьками.

– Я только что спрашивал маму, она не брала его.

– Ну, тогда он в коробке или в Москве.

– Навряд ли…

– Ну, тогда он в тазу.

– В алюминиевом или в медном?

– Наверно, в медном.

– А может быть, в алюминиевом?

– Может быть, в алюминиевом.

– А может быть, он не там?

– Может быть, он не там.

– Тогда в другом месте.

– Значит, в другом.

– А если он в ухе?

– У кого?

– У мамы.

– Навряд ли.

– А может быть, он в башмаке?

– Может быть.

– А может, он в бане?

– Все может быть.

– А вдруг он в сыре?

– Почему бы и нет?

– А вдруг он в Бомбее?

– Пожалуй…

– А вдруг он пропал?..

– Очень жаль, – сказал отец.

Я хлопал глазами, но я не сказал ни слова. Великий ученый был мрачен. Как мне показалось, он был расстроен. Обратившись ко мне, он сказал:

– Право, вы на меня не сердитесь, но это очень серьезный вопрос…

Никакого кресла там не было
(Рассказ маленького мальчика)

Мама послала меня на чердак, чтобы я повесил белье. Я вешал на чердаке белье, по крыше что-то стучало. Я смотрел в потолок и думал, что бы это могло там быть. В окне мелькнула кошка. Вслед за ней показалось чье-то лицо. Человек смотрел на меня. Он был очень худой и бледный, а глаза ужасно большие, как у бабушкиной иконы.

– Как дела? – спросил он и улыбнулся.

Он сразу понравился мне.

– Вы кто? – спросил я тихо.

– Я здесь живу, – сказал он.

Я не поверил, что он здесь живет. Кто же на чердаках живет. Он влез в окно.

– Стульев нет у меня, – сказал он, – вот плохо…

– Как вы стояли там, за окном? – спросил я.

– Фи! Чепуха. Как стоял? Очень просто стоял.

– А я смогу там стоять? – спросил я.

– Как сказать, – сказал он, – это трудно сказать…

– Я упаду?

– Может быть, упадешь.

– А как же вы?

– О, я давно здесь живу. У меня даже кресло здесь есть. Только дна нет в кресле. Но сидеть в нем можно. Если нет дна, тоже можно сидеть. Хотя хуже. С дном лучше. Ты не находишь?

– Нахожу, – сказал я.

– И я нахожу. – сказал он.

– А где это кресло?

– Кресло там, в темноте. Я отдыхаю в нем, как барон.

– Вы барон? – спросил я.

– Как сказать…

– А где вы спите?

– Я сплю… Здесь, вот…

– А где ваша подушка?

– Я ее проглотил.

– Подушку? Ха-ха… Разве можно глотать подушки!

– А ты думал – нет?

– Ясно – нет.

– Фокусник я, понимаешь, циркач.

– Фокусник? А не врете? Ну-ка съешьте сейчас подушку.

– Я ее уже съел.

– Я вам другую сейчас принесу.

Он удержал меня за рукав. По лестнице кто-то шел. Кто-то шел к нам на чердак.

– Погоди, – сказал фокусник, – я сейчас.

Он исчез в окне.

Вошла моя мама.

– Что ты делаешь здесь? – закричала она.

– Ничего.

– Ты даже еще и белье не повесил!

– Мама, – сказал я, – здесь кресло есть.

– Какое еще такое кресло?

– Есть, – сказал я.

– Не болтай чепухи.

– Я не болтаю.

– Если б знал отец, что за сын у него! – сказала мама.

– А ты можешь стоять за окном? – спросил я.

– Пошел вон! – закричала мама.

Она, ругаясь, вешала белье, которое я не успел повесить. Где-то рядом раздались выстрелы.

– В кого-то стреляют, – сказала мама.

Мы спустились домой.

Всю ночь я не мог заснуть.

Я встал рано утром, на цыпочках вышел в кухню, взял лампу, зажег ее и пошел на чердак.

Я прошел в дальний угол: туда, где должно быть кресло. Никакого кресла там не было.

Спокойной ночи

Я встал ночью с кровати выпить воды. Мне стало как-то не по себе. Словно в комнате кто-то есть, только прячется. Повернувшись к окну, я вскрикнул и, отскочив назад, налетел на стол и больно ушиб позвоночник. На подоконнике сидя спал мальчик Петя, соседкин девятилетний сын. Он спал, головой уткнувшись в колени. Я закричал во все горло:

– Петя, почему ты здесь спишь?!

В ответ только тикал будильник. Я прислонился к стене.

– Петя, – сказал я, – вставай….

Петя не просыпался.

– Вставай! – крикнул я.

Одним прыжком я у окна. Больно стукнулись пальцы о раму. Я стал шарить по подоконнику…

В дверь постучали.

– Кто там? – спросил я хрипло. За дверью раздался Петин голос.

– Что тебе?

– Меня мама послала…

– Почему ты спал у меня на окне?

– Я не спал у вас на окне.

– Ты сидел на окне, Петя.

– Я не сидел на окне, я спал.

– Ну да, спал, черт возьми, а зачем ты там спал?..

– Я не там спал, я дома спал. Вас мама ругает. Она говорит, ей рано вставать.

– Ну и пусть встает, а я тут при чем?

– А вы не спите.

– Так что до этого твоей маме?

Зашлепали по коридору сандалии. Подошла к двери Петина мама.

– Что у вас там происходит? – спросила она.

– Простите… Ради бога, простите… В общем, что-то мне показалось… я, кажется, крикнул…

– Еще как крикнули, милый мой.

– Да, да, что-то вроде… Как будто… Теперь все в порядке… Последнее время вы часто кричите.

– Да… – сказал я, – да, да. Да, да, да…

– Вставать рано… – сказала Петина мама.

– Да, да, – сказал я.

– Пете в школу… – сказала Петина мама.

– Хороший мальчик ваш Петя…

– Вчера пятерку принес.

– Молодчина, Петя.

– Две пятерки принес, – сказал Петя.

– Две пятерки, – сказала Петина мама. – А ваш брат пишет?

– Сейчас что-то нет.

– Ну ничего, напишет…

– Беспокоюсь я.

– Ну что вы, это вы зря…

– Может быть.

– Поверьте мне.

– Спокойной ночи.

Зашлепали по коридору сандалии.

– Петька, – позвал я, – иди сюда…

Босые ноги вернулись к двери.

– Чего вам?

– Это правда, что ты не сидел на окне?

– А что мне там сидеть…

– Это верно… Что тебе на окне сидеть…

Мандарины

Луна сидела на крыше. Проспект пустел. Я останавливался у витрин. Витрины горели во тьме, как фары. Они приковывали взгляд. Невольно я глядел на них.

Я разглядывал спорттовары. Много там всякой всячины: мячики и мячи, сетки и сеточки, горы свистков и скакалок, чехлы и шины, спицы и обручи и спортивные пистолеты.

Я подошел к фруктовой витрине. Меня привлекли мандарины. Вдруг за углом кто-то крикнул: «Эй!» Может, мне показалось? Все может быть. Но даже если кто и крикнул, то это не мне. Кто станет звать меня в такой час? Ну конечно же это не мне…

Мне захотелось вдруг мандаринов. Если бы магазин был открыт, я купил бы их штук десять. Даже больше. Я съел бы их даже двадцать. Как жаль, что закрыт магазин!

Мандарины лежали горками. Я стал считать, сколько их в каждой горке, как вдруг кто-то шепнул мне на ухо: «Тррр…» Я обернулся сейчас же. «Тррр» – это бог знает что. Каждый бы обернулся, скажи ему в ухо: «Тррр»…

Если бы мне сказали не на ухо, я не подумал бы оборачиваться. Как поступили бы вы? Сказано было негромко, даже шепотом – дело вот в чем, – сказано было в ухо.

Передо мной стоял человек. Я не успел разглядеть его. Я не знаю, стар он был или молод. Я не помню, как он был одет. Я помню только, что он улыбался. Он улыбался так мило, что… я улыбнулся тоже. Я его никогда не видел. Я встретил его впервые. Но улыбнулся ему невольно – каждый бы улыбнулся ему. Он спросил меня: «Репина знаешь?» Знал ли я Репина? Конечно, знал. Это известный русский художник.

Мне бы надо спросить у него, что ему надо и какое дело ему до того, что я знаю и чего не знаю. А я сказал: «Знаю…» Он позвал меня за собой. Мы зашли за угол, в темноту. Он негромко спросил: «Репин дома?» Признаться, я испугался. Я подумал, он сумасшедший. Репин не мог быть дома. Он давно умер. Он умер много лет тому назад.

Он мог укусить меня или стукнуть. Бежать? Он побежит за мной. Нельзя бежать. Я сжал кулак.

– Что надо?

– Репин дома? – спросил он опять.

«Точно, – решил я, волнуясь, – он псих». Боясь нападения с его стороны и не представляя, на что он способен, я сказал:

– Да, дома.

Повернувшись ко мне спиной, он свистнул. Я думал, меня будут грабить. Народу поблизости не было. Я хотел ударить его ногой, это было очень легко, но из темноты к нам шла тень с чем-то очень большим, как ящик, и я решил поглядеть, что будет. Бесспорно, меня не будут грабить. Зачем бы грабителю ящик?

Тень сказала:

– Бери и скачи…

Я разглядел лицо тени: у типа было щетинистое лицо. Глаза блестели во тьме. Он протягивал ящик мне.

– Бери и скачи, гоп-гоп, – добавил он раздраженно.

Мой первый знакомый подтолкнул меня. Притом он тоже сказал:

– Скачи, милый, в сито…

Они говорили странно. Это показалось мне черт знает чем, я ничего не понял.

– Куда нести его? – спросил я про ящик.

Мои коленки чуть-чуть дрожали. Мне было страшно.

– В сито неси! – гаркнул детина и дал мне в лоб ладонью.

Я покачнулся. В голове у меня застучало. Чудом я не упал. Дрожащими руками я держал ящик. Я нес его как в бреду. Нес по темным улицам, тяжело дыша. Нес, оступаясь на каждом шагу. Я чуть не плакал. Куда я должен его нести? Я принес ящик домой. Положил в передней. Всю ночь я не мог уснуть. Заснул лишь под утро. Мне снились кошмары. Я открыл ящик к вечеру.

Ровными рядами, завернутые в тонкие бумажки, лежали в ящике мандарины.

Мы беспокоимся за папу в 2000-м году

Папа пошел выпить пива на Марс и что-то там задержался. В это время случилось несчастье. Пес Тузик съел небо, которое постирала мама и вывесила сушиться на гвоздь. Пес Тузик надулся, как детский шарик, и захотел улететь. Но он не смог этого сделать, потому что не было неба.

– Как же вернется наш папа, – сказала мама, – раз неба нет?..

– Действительно, как он вернется? – сказал я.

– Ха-ха-ха-ха! – сказал папа в дверях. – Ха-ха-ха-ха!

– Какой дорогой вернулся ты? – удивилась мама.

– Ха-ха-ха-ха! – сказал папа. – Я пьяный, я не знаю, какой дорогой.

«Скачки в горах»

Один решил, что он композитор. Он не знал даже нот, никогда ни на чем не играл и вообще о музыке не имел понятия.

Он садился возле окна и отстукивал по стеклу мелодии. Но тотчас же их забывал.

Одну мелодию он запомнил, назвав ее «Скачки в горах».

Он напевал ее ежеминутно, был о ней очень высокого мнения и ею гордился.

Он стал отыскивать тех, кто знал ноты, и просил ее записать. Но никто не хотел его слушать, и все смеялись.

«Они завидуют мне», – думал он.

И вдруг он мелодию забыл. Это случилось так внезапно, что он растерялся.

Сколько он ни стучал по стеклу, ни мурлыкал под нос, ни бил по тарелке ложкой, – он ничего не мог вспомнить. Он стал приставать к тем людям, которым ее напевал. Но они ее тоже забыли.

Мелодия совершенно исчезла. А когда он совсем уже приуныл и всякую надежду потерял, – мелодия возвратилась. Ее передавали по радио в очень известном романсе. Сочинил эту вещь композитор, умерший сто лет назад. И название было другое. Вовсе не «Скачки в горах».

Все будет неплохо

Один парень дал телеграмму, чтобы девушка встретила его в Тамбове. Он ехал проездом через Тамбов. Парень думал, как встретит ее, и волновался. Но когда подъезжали к Тамбову, он выпил пива и все забыл. То есть он забыл, что его должна девушка встретить. И он ушел в другой вагон с кем-то выпить чего-то еще. А в это время как раз Тамбов, и девушка бегает по вагонам и спрашивает всех про парня – где он, куда делся, – и даже плачет.

Ну, постоял поезд в Тамбове и дальше пошел, а парень тотчас же вернулся в вагон, а девушки уже нет, конечно. И тут парень вспомнил про девушку.

– Где она? – говорит.

Стали его ругать и судачить по поводу девушки. Эх, ты, говорят, ух, ты, как же так, и другое.

Парень схватился руками за голову и так сидит и молчит. Горюет. Тут кто-то сказал ему про телеграмму. Хотя чтобы девушка перестала плакать. Чтоб успокоить ее.

И на станции парень послал телеграмму. Он послал телеграмму такую:

«Я ничего. Ты ничего. Все будет неплохо».

В вагоне стали его ругать, что он не ту телеграмму послал и что надо еще телеграмму послать, получше и попонятней.

Он послал еще телеграмму. Он послал телеграмму такую:

«Ну, жалко вышло, ох…»

В вагоне опять его все ругают, что он не ту телеграмму послал и вообще он странные телеграммы шлет в его зрелые годы.

– Да нет, – говорит, – я волновался и слал все не те телеграммы. Но теперь пошлю ту телеграмму. И успокою ее.

И он послал телеграмму такую:

«Пил пиво, и вот…»

На него опять все напали. Чтоб он другую послал телеграмму. Попроще. Чтоб он объяснил, что он был в вагоне, но в этот момент его просто там не было. И пусть она не горюет.

На остановке он снова сошел и в вагон не вернулся. Наверное, выпил на станции пива и забыл, что он должен дальше ехать. А может быть, сел на встречный поезд и поехал к девушке извиняться. Или он приехал на место и дальше ехать ему не нужно.

Только он чемодан забыл – вот что плохо.

Гвоздь в столе

Мой отец пил водку, повторяя при этом, что дело не в этом. Почувствовав себя бодрым, он лихорадочно искал гвоздь, чтобы вбить его основательно в стенку, в стул или в дверь для пользы хозяйству в доме. Он мог с одного удара всадить гвоздь куда угодно. На этот раз он притащил в дом огромный гвоздь и, пошатываясь, прикидывал, глядя вокруг, где бы его пристроить. Этот гвоздь был в полметра длиной. Такого гвоздя я в жизни не видывал!

Отец стоял посреди комнаты с молотком в руке и гвоздем в зубах, повторяя сквозь зубы, что дело не в этом, в ответ на наши расспросы, куда он собирается его вбить. Он долго стоял так, насупив брови, пока мудрая мысль не пришла ему в голову. Он вдруг просиял, взял гвоздь в руки, попросил снять скатерть со стола и великолепным ударом загнал часть гвоздя в середину стола. Он имел в виду укрепить центральную ножку, которую он прибавил к столу год назад. Он уверял тогда, что стол шатался, хотя никто этого не замечал. Эта пятая ножка в столе была так же нужна, как шестая, но отец укреплял хозяйство, и никто не посмел спорить с ним. Итак, четверть гвоздя вошла в стол моментально, но дальше, как отец ни старался, гвоздь продолжал упорствовать. Сколько отец ни бил по гвоздю, он все так же торчал посреди стола, приводя всех в уныние и досаду. Отец разделся, остался в одних трусах, натянул на голову мамин чулок, чтобы волосы не мешали ему работать, и опять принялся колотить по гвоздю, но тщетно!

Отец вытер пот, оглядел меня, мать и бабушку и сказал:

– Я устал…

– Так что же делать? – спросила мама.

– Нужно вбить этот гвоздь, – сказал отец.

– И я так думаю.

– Но дело не в этом.

– Тогда его лучше вытащить.

– Его лучше вытащить, – согласился отец.

Я принес клещи. Отец тянул гвоздь клещами, согнул его, но гвоздь остался в столе. Потом я стал тащить этот гвоздь, но только больше согнул его.

– Теперь на стол нельзя постлать скатерть, – промолвила мама.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал отец.

Он сидел и думал, а мы смотрели на него и на гвоздь в столе. Наконец отец встал и сказал:

– Принесите напильник.

Я пошел за напильником, но не нашел его.

– Ну и дом! – сказал отец. – Ну и дом! Во всем доме нету напильника?

Он сел на стул. У него был растерянный вид. Он тер кулаком свою голову. Видно было, что хмель проходил. Голова у него прояснялась.

– Черт с ним, с гвоздем…

В это время к нам позвонили. Я побежал открывать дверь.

Пришла семья Дариков. В дверь с шумом ворвались шесть братьев дошкольного возраста. За ними гордо вкатились родители. Шесть братьев стали носиться по комнате, опрокинули стулья, разбили стекло в уборной, сдули с рояля все ноты, повыдирали цветы из горшков и вытащили гвоздь в два счета, который вбил отец.

Когда удалось собрать братьев в кучу, загнать их в угол и успокоить, мать с радостью объявила всем:

– Теперь я могу постлать скатерть на стол.

– Но дело не в этом, – сказал отец.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации