Текст книги "«Любовь – небес святое слово». Классика русской женской поэзии"

Вербное воскресенье

 
О, много скорби, много слез
Мне эта жизнь дала;
Но как и что со мной сбылось,
Как столько сил во мне нашлось?..
Я всё перенесла!
И если встанет предо мной
Страданий грозный ряд,
Я полечу в тот рай земной
И не взгляну назад.
Там всё терзанья и любви
Уроки нам дает;
От мрака жизни, от земли
К небесному зовет.
И, в прах склонившись головой,
Я слышу, будто предо мной
Хор ангелов поет.
Там в длинных отроки кудрях
Стоят пред алтарем
И держат ваии[6]6
  Ваии – пальмовые ветви.


[Закрыть] в руках,
Не мысля о земном.
В них пылкость юношеских лет
Смиряет Божий страх,
Едва скользит улыбки след
На детских их устах;
И в той обители святой
Всем ласка и приют.
Туда, как бы под кров родной,
Убогий, нищий и слепой
С надеждою идут.
 

1847

Евдокия Ростопчина
(1811–1858)

Простонародная песня

 
Дайте крылья мне перелетные,
Дайте волю мне, волю сладкую!
Полечу в страну чужеземную
К другу милому я украдкою!
 
 
Не страшит меня путь томительный,
Я помчусь к нему, где бы ни был он.
Чутьем сердца я доберусь к нему
И найду его, где б ни скрылся он!
 
 
В воду кану я, в пламя брошусь я!
Одолею всё, чтоб узреть его,
Отдохну при нем от кручины злой,
Расцвету душой от любви его!..
 

Август 1831

Петровское

Романсы и песни А.С. Даргомыжского (1851), С.И. Донаурова (1871), Г.А. Кушелева-Безбородко (1871), Я.Ф. Пригожего (1883) и других композиторов.

Талисман[7]7
  Первое стихотворение Евдокии Ростопчиной (урожденной Сушковой), опубликованное в альманахе «Северные Цветы на 1831 год» за подписью «Д…л…». Романс А.А. Алябьева (1830-e гг.).


[Закрыть]

 
Есть талисман священный у меня.
Храню его: в нем сердца все именье,
В нем цель надежд, в нем узел бытия,
Грядущего залог, дней прошлых упоенье.
Он не браслет с таинственным замком,
Он не кольцо с заветными словами,
Он не письмо с признаньем и мольбами.
Не милым именем наполненный альбом
И не перо из белого султана,
И не портрет под крышею двойной…
Но не назвать вам талисмана.
Не отгадать вам тайны роковой.
Мне талисман дороже упованья,
Я за него отдам и жизнь, и кровь:
Мой талисман – воспоминанье
И неизменная любовь!
 

<1831>

Романс «Талисман» Ростопчиной – Алябьева.  Нотное издание 1860 г.

Свадебная песня

 
Дивный терем стоит,
И хором много в нем.
Но светлее из всех
Есть хорома одна.
 
 
В ней невеста живет,
Всех красавиц милей,
Всех блестящей из звезд
Звезда северная.
 
 
Призадумалась, пригорюнилась,
На кольцо свое обручальное
Уронила она слезу крупную,
О далеком, о нем вспоминаючи!
 
 
Он уехал, жених,
Он в чужой стороне
И вернется сюда
Он не скоро еще.
 
 
Он вернется сюда,
Когда будет весна:
С солнцем ярким взойдет
Солнце радости.
 

Романс М.И. Глинки (1839). Публикуется по нотному изданию. На рукописи примечание Глинки: «Народный свадебный напев». Этот напев свадебной песни «Из-за гор, гор высоких» он в дальнейшем использовал в «Камаринской».

Зацветет черемуха

 
Зацветет черемуха,
Ласточки явятся,
Запоет песнь страстную
Звучный соловей,
И свою невесту мы
Станем снаряжать,
Станем снаряжать!
 
 
Под фатой богатою,
В парче золотой,
В камнях самоцветных,
В жемчуге восточном
Под венец пойдет она
 
 
Дивным дивом,
Дивным дивом!
 
 
И, любуясь, скажет он,
Молодой жених:
«Много видел я на свете
Хороших, пригожих,
Но милей на свете нет
 
 
Северной звезды,
Северней звезды!»
 

Романс М.И. Глинки (1839). Публикуется по нотному изданию.

Падучая звезда

 
Она катилась… Я смотрела
С участьем тайным ей во след —
И дошептать ей не успела
Свое желанье, свой обет…
 
 
Она скатилась и пропала!..
Зачем падучею звездой
Бог не судил быть? – я мечтала, —
Мне не дал воли с быстротой?
 
 
Подобно ей, и я ушла бы,
Покинув недойденный путь!
Подобно ей, и я могла бы
Лететь, умчаться, ускользнуть!
 

Сентябрь 1839

Село Анна

Романсы А.Е. Варламова (1841), А.Г. Рубинштейна (1849), Г.В. Кугушева (1850) и других композиторов.

Романс «Падучая звезда» Ростопчиной – Варламова.  Первое нотное издание 1841 г.

Хранитель-крест

 
Мой крест, хранитель мой, с молитвой, с упованьем,
С живейшей верою тебя я берегу!
Тебе лишь одному, – и пред тобой не лгу —
Я исповедуюсь и мыслью, и желаньем!
Когда в скорбях земных душой изнемогу,
Когда терпение и бодрость потеряю,
Когда отчаянья всю горечь я узнаю, —
Ты подкрепишь меня!
 
 
Когда в борении с житейской неудачей
Усилий и надежд тщету увижу я;
Когда в безрадостной истоме бытия
Мечты последние, последний пыл утрачу;
Когда злоречие и злоба на меня
Грозой враждебною подымутся лукаво
И мой покой смутят коварною отравой, —
Ты защитишь меня!
 
 
Но если суждено мне видеть исполненье
Любимых сердца снов; но если надо мной
Денница радости прольет свой блеск златой;
Но если жизнь мою небес благословенье
Блаженством облечет, как праздничной фатой;
Тогда, чтоб в счастии душа не забывалась,
Чтоб искушениям она не предавалась,
Ты вразумишь меня!
 

Октябрь 1839

Село Анна

Романс Елизаветы Шашиной (1850).

Благодарю!
У Всеношной в Симоновом монастыре

 
Благодарю!.. Из глубины душевной
Исторгла я хвалу и песнь сию!
И с тайным трепетом, и в полноте сердечной
Благодарю, благодарю!..
 
 
Благодарю за светлую надежду!
Благодарю за ясную зарю!
За все далекое, за день и час насущный
Благодарю, благодарю!
 
 
И никогда еще мне не случалось
Так радостно припасть к святому алтарю…
И никогда еще с таким живым восторгом
Не говорила я: благодарю!
 

30 августа 1840

Москва

Боюсь

 
Боюсь, боюсь!.. я не привыкла к счастью!
Всегда за радостью встречала горе я;
Всегда средь ясного, блистательного дня
Приготовлялась я к несчастью.
 
 
Боюсь, боюсь!.. Любимых грез моих
Я недоверчиво увижу исполненье,
И буду трепетать, чтоб бури дуновенье
Не разметало мигом их!
 
 
Боюсь, боюсь!.. Покуда думы были
Надеждой дальнею, я их могла забыть:
Теперь, возможностью они меня пленили,
Теперь мне их не пережить!..
 

Сентябрь, 1840

Романсы И.В. Романуса (1846), А.Н. Постникова (1856), А.А. Алябьева <1850-е>.

Верую!

 
Верую на небе в щит Провидения,
Вечно хранящего тварей своих,
Их посетившего долей лишения,
Им ниспославшего на утешение
Дружбу, молитву, дар песней живых!..
 
 
Верую в чистую Деву Небесную, —
Сирых прибежище, слабых покров!
Ей, – исцеляющей властью чудесную
Рану незримую, скорбь неизвестную, —
Женское сердце ей внятно без слов!..
 
 
Верую в ангелов, наших блюстителей,
Полных участья к нам, полных любви…
Промысла Божьего кротких свершителей,
Демонских замыслов зорких рушителей,
Коим вверяем мы тайны свои!..
 
 
Здесь, – на земле, – верю сердцу высокому,
Чувству горячему, нежным душам;
Верю друзей поминанью далекому…
Гению, в мире всегда одинокому,
И вдохновеньям его и мечтам!..
 
 
Верую в счастье, – в это видение
Редкое, дивное, спор всех времен!..
Да! если двое сошлись и в сближении
Душ и сердец обрели упоение, —
Счастье возможно им, счастье не сон!..
 

Сентябрь 1841

Село Анна

Я сказала, зачем

 
Говорят мне: «Зачем уж не вьются они,
Кудри черные, кудри длинные?
И зачем ты в косу и без лент, как вдова,
Заплела те душистые кольца змеиные».
 
 
Говорят мне, зачем? «Ах, затем, ах затем
Уж не вьются они, кудри черные,
Что уж некому их миловать и ласкать,
И расчесывать кольца змеиные.
 
 
Я сказала, зачем!.. Говорят мне: «Зачем
Не горят, не блестят очи светлые,
И зачем не звучит серебристый твой смех,
И без речи уста сладкогласные?..»
 
 
Ах! затем, ах! затем не горят, не блестят
Очи светлые, очи ясные,
Что никто не глядит взором сердца на них,
Не слагает для них песни страстные.
 
 
Я сказала: «Зачем!» И затем не слыхать
Моих звонких речей, ни веселого, резвого смеха,
Что никто не зовет и не любит меня,
А что жизнь без любви за утеха?
 

1847

Романс А.С. Даргомыжского (1849). Публикуется по нотному изданию.

* * *

 
Ни хлад расстоянья, ни скука разлуки
Не могут меня изменить,
С презреньем снесу я и горе, и муки,
Любила, – люблю я, век буду любить!
 
 
Пусть люди за чувство меня порицают,
Пусть будут и гнать и винить;
Пусть их, сумасшедшей меня называют, —
Любила, люблю я, век буду любить!
 
 
Пусть гром осужденья, несчастья удары
Должны мою жизнь поразить,
Меня не страшат ни угрозы, ни кары, —
Любила, люблю я, век буду любить!
 
 
Кумир мой далекий, пленившись другою,
Легко меня может забыть…
Но я неизменной и страстной душою
Любила, люблю и век буду любить!
 

1849

Романсы А.С. Даргомыжского (1856), О.И. Дютша (1857), А.И. Дюбюка (1868).

Молитвы дар

Посвящается князю Петру Андреевичу Вяземскому

 
Молитвы дар, – дар чудесный, дар бесценный,
Замена всех непрочных благ земных,
Блажен, кому дано душою умиленной
Изведать таинство святых отрад твоих!
 
 
Блажен, кто молится в минуту счастья,
Кто с Богом сердце так сумел сдружить,
Что Божья мысль святит в нем радости и страсти
И может их порыв безумный укротить!
 
 
Блажен, кто молится в тоске и муке,
Под ношею тяжелого креста,
Кто горем посещен, возносит к небу руки,
Твердя: «Ты свят, Господь, и власть Твоя свята!»
 
 
Блажен, кто, битвой жизни испытуем,
Смиренно верует, смиренно ждет,
И вышний Промысел хвалебным аллилуем,
Как отроки в пещи, всё славит и поет!!
 

11 июня 1849

Москва

Возглас

De profundis clamavi ad te Domine!..[8]8
  «Из глубины воззвал к тебе, Господи» (лат.).


[Закрыть]

 
Учитель! Ты скорбел божественной душой,
Предвидя муки час, на Вечери святой…
Учитель! Ты страдал в истоме ожиданья,
И Элеонский холм внимал Твои стенанья…
Но, покорясь Отцу, уста не отвратил
От чаши горькой Ты, – до дна ее испил,
И смертью совершил вселенной покаянье,
И Крест Твой не слыхал ни пеней, ни роптанья, —
О! выучи меня страдать!
 
 
Учитель! Милостив и кроток до конца,
Ты за мучителей своих молил Отца…
Учитель! Ты простил врагам ожесточенным…
И лжесвидетелям, и палачам презренным…
«Не знают, что творят они, – остави им!»
Ты говорил Отцу с смиреньем неземным,
Ты грех их выкупил своей священной кровью,
Проклятьям и хулам ответствовал любовью..
О! выучи меня прощать!..
 

30 сентября 1849

Москва

Слова для музыки

Посвящается Меропе Александровне Новосильцевой

 
И больно, и сладко,
Когда, при начале любви,
То сердце забьется украдкой.
То в жилах течет лихорадка,
То жар запылает в крови…
И больно, и сладко!..
 
 
Пробьет час свиданья, —
Потупя предательный взор,
В волненьи, в томленьи незнанья,
Боясь и желая признанья, —
Начнешь и прервешь разговор…
И в муку свиданье!..
 
 
Не вымолвишь слова…
Немеешь… робеешь… дрожишь…
 
 
Душа, проклиная оковы,
Вся в речи излиться б готова…
Но только глядишь и молчишь —
Нет силы, нет слова!..
 
 
Настанет разлука, —
И, холодно, гордо простясь,
Уйдешь с своей тайной и мукой!..
А в сердце истома и скука, —
И вечностью каждый нам час,
И смерть нам разлука!..
 
 
И сладко, и больно…
И трепет безумный затих;
И сердцу легко и раздольно…
Слова полились бы так вольно,
Но слушать уж некому их, —
И сладко, и больно!
 

2 февраля 1854

Романсы А.И. Дюбюка (1865), П.И. Чайковского (1870).

Романс «И больно и сладко» Ростопчиной-Чайковского

Господь зовет

После смерти Софьи А. Р-ой

 
Господь зовет!.. Утрата за утратой
Нам измеряет жизни путь,
 
 
Что день, то смерть возьмет иль друга, или брата,
И некому уж руку протянуть…
Пустеет дом и круг, любимый нами,
Кладбище милых нам растет себе, растет,
И места уж себе мы ищем меж гробами…
Господь зовет, Господь зовет!..
 
 
Мы чужды и смешны для новых поколений,
Расторглась цепь меж них и нас…
Меж них былаго мы глашатаи и тени,
И не для нас грядущий час!..
Нам жизнь коварная обманом за обманом
Открыла ложь своих красот, —
Мы видим их тщету под призрачным туманом…
Господь зовет, Господь зовет!..
 
 
Загадки, некогда заманчиво-волшебной,
Мы разгадали смысл пустой…
Полунасмешливо, полухвалебно
Последний приговор произнесли мы свой
И свету, и себе, и всем былым тревогам;
Усталая душа о мире вопиет
И алчет одного: скорее слиться с Богом!..
Пора пришла, – Господь зовет!..
 

Август 1854, Вороново

* * *

 
Зачем любить, когда любовь напрасна?..
Когда взаимности ей задушевной нет?
Когда надежд моих увял цветок прекрасный,
Когда среди глуши лесной никем незримый цвет…
Когда мне за любовь лишь платит невниманье, —
Когда улыбки мне ответом на страданья,
Зачем, зачем любить?
Зачем любить безмолвно, безнадежно?
Зачем младую жизнь мученьям обрекать?
Или другой любви, любви живой и нежной
Я не могу внушить, я не могу сыскать?..
Иль небо счастия навек над мной сомкнулось?..
Но в первом выборе коль сердце обманулось,
Зачем, зачем любить?…
 

<1850-e>

<1844>

Романс Ференца Листа, впервые изданный в 1844 году в Москве на французском языке с нотами и указанием на титульном листе: «Les pleurs des femmes. Romance. Paroles de madame Caroline Pavloff. Musique de Fr. List, dediée а madame Caroline Pavloff» («Женские слезы. Романс. Слова госпожи Каролины Павловой, Музыка Ф. Листа, посвященная госпоже Каролине Павловой». Перевод с французского Вс. Рождественского).

* * *

Salut, salut, consolatrice!

Ouvre tes bras, je viens chanter.

Musset

 
Ты, уцелевший в сердце нищем,
Привет тебе, мой грустный стих!
Мой светлый луч над пепелищем
Блаженств и радостей моих!
Одно, чего и святотатство
Коснуться в храме не могло;
Моя напасть! мое богатство!
Мое святое ремесло!
 
 
Проснись же, смолкнувшее слово!
Раздайся с уст моих опять;
Сойди к избраннице ты снова,
О роковая благодать!
Уйми безумное роптанье.
И обреки всё сердце вновь
На безграничное страданье,
На бесконечную любовь!
 

Февраль 1854

Дерпт

Строки «Моя напасть! Мое богатство!/ Мое святое ремесло!» стали ключевыми в книге Марины Цветаевой «Ремесло» (Берлин, 1923). Эпиграф: «Привет, привет, утешительница! Открой объятия, я запою!» А. Мюссе (фр.).

Разговор в Кремле

Посвящаю моему сыну

 
В обширном поле град обширный
Блестел, увенчанный Кремлем,
Молящийся молитвой мирной
Перед Успенья светлым днем.
Над белокаменным простором
Сверкало золото крестов,
И медленным, созвучным хором
Гудели сорок сороков.
 
 
Входил, крестясь, в собор Успенский
И знаменитых предков сын,
И бедный плотник деревенский,
И миллионщик-мещанин;
Шли рядом, с миром и любовью,
Они в дом Божий, в дом родной,
Внимать святому славословью
Единоверною семьей.
 
 
Меж тем как гимн взносился кроткой
И как сияли алтари, —
Вблизи дворца, перед решеткой,
Стояли человека три:
Лицом не сходны, ни душою,
И дети не одной земли,
 
 
Они, сошедшись, меж собою
Беседу долгую вели.
 
 
Один, с надменностию явной,
Стоял, неловок и суров,
Заморский гость из стародавной
Столицы лордов и купцов,
Наследник той саксонской крови,
Которой силам нет утрат, —
И на смешение сословий
Глядел, дивясь, аристократ.
 
 
Второй, в сраженьях поседелый,
Был спутник тех, которых вел
Чрез все межи и все пределы
Наполеоновский орел;
И этот в золоте заката
Блестящий города объем —
В осенню ночь пред ним когда-то
Стоял в сиянии другом.
 
 
Невольно третий на соборы,
На круг чертогов вековых
Бросал порой живые взоры,
И сказывалось речью их,
Что был не чужд в Кремле он этом,
Не путник в этом он краю,
Что русский с радостным приветом
Смотрел на родину свою.
 
 
«Да, – говорил в своей гордыне
Угрюмый лорд, – ваш край велик,
Окрепла ваша власть, и ныне
Известен в мире русский штык.
Да, ваша рать врагов смирила,
И по морям ваш ходит флот,
Но где опоры вашей сила,
Где ваш незыблемый оплот?
 
 
Учениками не всегда ли
Вы были Западной земли?
Вы многое у нас узнали
И многое переняли́.
Но в продолжение столетий
В чем изменился ваш народ?
Скажите, поколенья эти
Сумели ль двинуться вперед?»
 
 
– «Так, – молвил русский, – обучала
Чужбина нас; подарено
Землею вашей нам не мало;
Но не далося нам одно,
Одна здесь Запада наука
Не принялась, – наш край таков:
Осталось свято сердцу внука,
Что было свято для отцов.
 
 
Блаженства познает мирские
Недаром, может быть, страна,
Недаром Рим и Ниневия
Все взяли роскоши сполна!
Свой блеск высокою ценою
Надменный Запад ваш купил,
И, ослепленный суетою,
Он ищет тайны наших сил…
 
 
Вы станьте здесь, когда повсюду
Толпа, стекаясь без конца,
Как к празднику, в сплошную груду
Слилась у Красного крыльца,
Не изменяясь в род из рода,
Любя и веруя, как встарь, —
И средь гремящих волн народа
В Кремле проходит Русский Царь!
 
 
Вы станьте здесь, среди России,
Когда в торжественной ночи
Звучат священные литии,
Блестят несметные лучи;
Когда, облита морем света,
Молитвой теплою полна, —
Мгновением вся площадь эта
В Господний храм обращена;
 
 
Когда для вести благодатной
Отверзлись царские врата,
И радостно вельможа знатный
Целует нищего в уста,
И снова возносясь, и снова,
Везде, от долу до небес,
Гремит одно святое слово,
Один возгла́с: «Христос воскрес!»
 
 
Речь русского нетерпеливо
Француз прервал: «Быть может, да;
Но силой вашего порыва
Что свершено? Прошли года,
Года идут; где ваше дело?
Где подвиг ваш, когда кругом
Европа целая кипела
Наукой, славой и трудом?
 
 
Где вы скитались в годы оны,
Когда страшил соседов галл,
И Хлодвиг Рима легионы
При Суассоне поражал?
Кто ведал про народ ваш дикий?
Какой здесь след есть той поры,
Как цвел наш край и Карл Великий
Гаруна принимал дары?
 
 
Где были вы в дни чести бранной,
Когда стремительной молвы
Пронесся в мире гул нежданный
С конца в конец? Где были вы,
Когда, поднявшись ратным станом,
Европа ухватила крест
И прогремел над мусульманом
Ее восторженный протест?
 
 
Когда вас видели? Тогда ли,
Как средь песков Сирийских стран
Свои мы ставки укрепляли
Костями падших христиан?
Тогда ль, когда решали снова
Своею кровью мы вопрос
И стражей воинства Христова
Стал над пучиною Родос?
 
 
Тогда ль, когда и пред могилой
Еще не смея отдохнуть,
Святой король с последней силой
Предпринял смертоносный путь,
Когда в глуши чужого края,
Исполнен помыслом одним,
Поборник умер, восклицая:
«Ерусалим! Ерусалим!»
 
 
Какая здесь свершалась драма?
Где было ваше первенство́,
Когда моря принудил Гама
Дорогу дать ладье его?
Когда, отдвинув мира грани,
Свой материк искал Колумб
И средь угроз и поруганий
Стоял, глаза вперив на румб?
 
 
Когда в день скорбный озарило
Лучом небесным с высоты
«Преображенье» Рафаила
Его отжившие черты?
Когда везде встречались взгляду
Дела, колеблющие мир?
Когда Медина вел армаду
И «Гамлета» писал Шекспир?
 
 
Когда наш блеск, дивя чужбину,
Проник до этого Кремля;
Когда Мольер читал Расину
Свой труд в чертогах короля;
Когда в величии и славе
Вознесся пышный наш Версаль, —
Чем были вы хвалиться вправе?
Что вы в свою внесли скрижаль?»
 
 
Пришельца гордой укоризне
В раздумьи русский отвечал:
«Да, не дан был моей отчизне
Блеск ваших западных начал:
Крутой Россия шла дорогой,
Носила горестный венец,
И семьсот лет с любовью строгой
Ее воспитывал Творец!
 
 
Пока у вас смирял со славой
Пипина сын войны разгар, —
Наш край дорогой был кровавой
Варягов, готфов и болгар.
Теснимы грабежом и бранью,
Тогда встречали кривичи
Вотще своей убогой данью
Хазаров лютые мечи.
 
 
Был срок, когда нахлынул рьяно
На вас арабов, грозный вал,
И папа дружбу мусульмана
Подобострастно покупал:
От алтаря святой Софии
В те приносила времена
Молитву первую России
Богоугодная жена.
 
 
Когда Крестового похода
На Западе раздался клик, —
В пределах Русского народа
Был натиск лют и гнет велик:
Страну губили печенеги,
Свирепых половцев орды,
И венгров буйные набеги,
И смуты княжеской вражды.
 
 
В те дни пошел к Святому граду
Какой-то инок Даниил
За край родной зажечь лампаду
И помолиться Богу сил;
И горячо монах безвестный
Молился, знать, за Русь свою,
Зане помог ей Царь Небесный
В тяжелом устоять бою.
 
 
Когда делили ваши рати
Труды святого короля,
Была восстать в спасенье братий
Не в силах Русская земля:
Тогда у нас пылали сёлы
И рушилися города,
И вдоль пути, где шли монголы,
Лежала тел людских гряда.
 
 
С твердыни сбиты, киевляне
Тогда, столпясь в Господний храм
Обрекшись гибели заране,
Сраженье продолжали там
И билися во имя Бога,
И был лишь битве их конец,
Когда, изрублен, у порога,
Крестясь, последний лег боец.
 
 
Но их молитв предсмертных слово
Взнеслось к Зиждителю Небес:
Послал на поле Куликово
Нам помощь он своих чудес:
Врагов несметных рушил силу,
И всемогущею рукой
Отверзший Лазаря могилу
Разбил ярем наш вековой.
 
 
Да, вас судьба дарила щедро!
Досель не тщетный звук для вас
Баярд, и Сид, и Сааведра,
И Барбаросса, и Дуглас.
Сердца народа согревая,
В них здесь глубоко вмещено
Одно лишь имя: Русь Святая!
И не забудется оно.
 
 
Припоминая дни печали,
Татар и печенегов бич,
Мы сами ведаем едва ли,
Кто был Евпатий и Претич.
Мы говорили в дни Батыя,
Как на полях Бородина:
Да возвеличится Россия,
И гибнут наши имена!
 
 
Да, можете сказать вы гордо,
Что спросит путник не один
Дорогу к улице Стратфорда,
Где жил перчаточника сын,
Что, на Ромео иль Макбета
Смотря с толпой вельмож своих,
Надменная Елисавета
Шекспира повторяла стих.
 
 
Нас волновала в ту годину
Не прелесть вымыслов его;
Иную зрели мы картину,
Иное речи торжество:
Пока, блестящая багряно,
В пожаре рушилась Москва, —
Смиряли Грозного Ивана
Монаха смелые слова.
 
 
Была пора, когда ждал снова
Беды и гибели народ,
Пора Прокофья Ляпунова,
Другой двенадцатый наш год:
И сил у нас нашлося много
Порою той, был час велик,
Когда, призвав на помощь Бога,
Спасал Россию гуртовщик;
 
 
Когда, распадшею громадой,
Без средств, без рати, без царя,
Страна держалася оградой
Единого монастыря,
И, с властию тягаясь злою,
Здесь сокрушали края плен
Пожарский – доблестной борьбою,
Святою смертью – Ермоген.
 
 
И здесь же, овладев полсветом,
Ваш смелый временщик побед
Стоял, смутясь, на месте этом
Тому назад лишь двадцать лет;
Здесь понял грозный воевода,
Что ни насилье, ни картечь
Не сладят с жизнию народа,
Что духа не сражает меч!
 
 
Во времена веселий шумных
Версальских золотых палат
Был полон Кремль стенаньем чумных,
Ревел в нем бунт и бил набат.
Но, нашу Русь не покидая,
В те дни Всевышнего покров
Спасал дитя для славы края
И от чумы, и от стрельцов.
 
 
И юный царь дивил на троне
Не блеском ваши все дворы:
Покуда в вашем Вавилоне
Шли богомерзкие пиры, —
Неутомимо и упрямо
Работал он за свой народ
И в бедной мастерской Сардама
Сколачивал свой первый бот.
 
 
И в ваши пронеслись владенья
Удары молотка его,
И будут помнить поколенья
Царя-гиганта мастерство.
Уж восстают молвы глухие
Кичливых западных держав,
Уж ненавистна им Россия,
И близок, может, час расправ!
 
 
Для прежних подданных татарских
Настанет день, придет пора,
Когда из уст услышим царских
Мы зов пустынника Петра!
Поднимет веры он в опору
Святою силою народ,
И мы к Софийскому собору
Свершим крестовый свой поход.
 
 
Вы тоже встанете, – не с нами:
Христовых воинов сыны
Пойдут на нас под бунчуками
В рядах защитников Луны;
И предков славу и смиренье
Переживет потомков грех:
Постыдно будет им паденье,
Постыдней ратный их успех!
 
 
И мы, теснимые жестоко
Напором злым со всех сторон,
Одни без лжи и без упрека,
Среди завистливых племен,
На Бога правды уповая,
Под сению Его щита,
Пойдем на бой, как в дни Мамая,
Одни с хоругвию креста!..»
 
 
Он смолк. Сиял весь град стоглавый
С Кремлем торжественным своим,
Как озарен небесной славой,
В лучах вечерних перед ним.
Взглянул он вдохновенным взором
На прежнее сельцо Москов,
И залилися медным хором
Кругом все сорок сороков.
 

10 апреля 1854.

Дерпт

Особое место в поэтическом творчестве Каролины Павловой занимает стихотворение «Разговор в Кремле», вышедшее в 1854 году отдельным изданием накануне Крымской войны и ставшего своеобразным продолжением пушкинского манифеста «Клеветникам России». С преддверием и началом Крымской войны связано немало произведений русских поэтов: «Русь» Ивана Никитина, «Коляска» Аполлона Майкова, «Ура!» Федора Глинки, «Песнь Русского ратника», «К ружью» Петра Вяземского, «Суд Божий» Хомякова, «Теперь тебе не до стихов…» Федора Тютчева и другие. Поэты выразили общую тревогу, общий патриотический подъем и… тут же попали в разряд ура-патриотов. Стихотворение Тютчева увидело свет лишь в 1868 году, Майкова – в 1898-м. В тютчевских строках «все богохульные умы, все богомерзкие народы» цензура усмотрела «несколько резкий тон изложения». Аполлону Майкову тоже придется долго оправдываться за неопубликованную «Коляску». «Вы «свобода» нам кричите,// Я одной себе ищу – // Думать так, как я хочу,// А не так, как вы хотите!» – напишет он, но много позже. Каролина Павлова после ряда критических отзывов направила в «Современник» письмо, в котором, наоборот, попыталась еще более прояснить свою «позицию». «Его люблю, – писала она о «Разговоре в Кремле», – потому что коснулась в нем предмета священного для меня, и написала его во время, памятное нам всем. Прошедшей весною, когда мы ожидали событий неслыханных, бомбардирования Кронштадта и войны около Петербурга, отчаянного натиска и вдохновенного отпора, когда вся родина откликнулась, когда всякий делал, что мог, что умел, дала и я свой стих, – все, что имела. Эти строфы, написанные в последние недели Великого поста, создавались почти сами собой».