Текст книги "Методологические основы психологии"

3.3. Психофизиологическая проблема

Обратимся теперь к рассмотрению психофизиологической проблемы. Основываясь на принятом методологическом подходе, основную психофизиологическую проблему допустимо трактовать следующим образом. Каким образом соотносятся сознание (мышление), идеальное образование, и мозг, материальный субстрат, и каково отношение сознания (мышления) к окружающему миру? В данной проблеме можно также выделить две стороны.

Первая сторона (онтологический аспект) – что первично? Физическое тело – мозг или его идеальная сущность – сознание, идея, мышление? С тотальной ли необходимостью материальный субстрат – мозг генерирует идеальное образование – мысль? Ведь известны случаи, состояния в клинике, патологии, когда материальный субстрат – мозг есть, а сознание, мысль отсутствуют. Или все же именно существующие вне живого организма идеи, отношения, социальное окружение делают мозг, особенно мозг человека, тем, что он есть?

Вторая сторона (гносеологический аспект) проблемы – познаваемы ли сущность, механизмы возникновения, развития и функционирования сознания (мышления) и мозга (физиологического тела) и до каких пределов? В отношении познаваемости феноменов сознания по-прежнему имеют место две позиции – от утвердительного ответа до полного отрицания познаваемости процессов мышления, до агностицизма. Проблема познаваемости субстрата мозга, особенно механизмов его функционирования, также далека от своего решения. Как от биохимических реакций перейти к миру психических явлений [79, с. 68], каково соотношение между работой нейронной системы анализатора и возникающим в результате психическим (сенсорным) образом [80, с. 75], каким образом материальные психофизиологические процессы порождают идеальное образование – мысль? Данные проблемы имеют не только теоретико-методологическое значение, с ними связано решение практических задач. Можно ли создать искусственный интеллект? До настоящего времени ответа на этот вопрос нет.

Другой стороной рассматриваемого аспекта является так называемая психогностическая проблема. Способно ли сознание, мышление адекватно отражать объективную реальность, окружающий мир? Истинны ли наши представления и знания об окружающем мире? И эту проблему даже современные ученые решают неоднозначно.

Таким образом, вырисовываются контуры общего содержания психофизиологической проблемы, которое, по аналогии с вышеобозначенным методологическим подходом, можно представить следующим образом (рис. 3.3).

Психофизиологическая проблема

Как соотносятся мозг (материальный субстрат) и мысль, мышление (идеальные образования)?

Каково отношение сознания (мышления) к окружающему миру, способно ли сознание к адекватному отражению объективной реальности и к рефлексии?

Рис. 3.3. Сущность психофизиологической проблемы и ее две стороны

В истории психологии психофизиологическая проблема также решалась по-разному. Постановка проблемы относится не к XVIII-XIX вв., когда она была сформулирована, а имеет более древние корни.

Онтологический аспект проблемы. Помимо выяснения природы души, ее субстрата уже древних философов интересовала проблема ее локализации в теле человека. Как и чем душа чувствует и мыслит?

Так, в ряде религиозно-мифологических трактатов содержатся ростки естественно-научного взгляда на психическую деятельность. Предпосылкой этого знания было общее представление о том, что живое тело находится в зависимости от внешней природы, а деятельность души, в свою очередь, – от организма. Это, в частности, можно проследить по описанию механизма психической деятельности в египетском источнике, так называемом «Памятнике мемфисской теологии» (конец IV тыс. до н. э.). Уже в этом древнем папирусе содержалось положение о том, что условием «всякого сознания» является деятельность центрального телесного органа. Там же утверждается: «Язык же повторяет то, что замыслено сердцем». Стало быть, сердце тот самый телесный орган, куда стекаются сообщения от органов чувств и где «восходит сознание». В этом устройстве периферические органы соединены с центральным, из которого исходят сознание и речь [111, с. 28].

Так рождались взгляды, которые, оставаясь в целом в пределах теологического мировоззрения, вели к причинному пониманию отдельных явлений. Такое понимание не могло иметь тогда другой опоры, кроме достижений древневосточной медицины, однако серьезным препятствием для ее развития были религиозные предрассудки, запрещавшие анатомические исследования человеческого тела. Схема организма неизбежно выглядела фантастически и передавалась в таком виде из поколения в поколение. Во всех странах Востока (а затем и в Древней Греции) решающее значение отводилось кровообращению, а основой жизненности считались два начала: жидкость крови и ее воздух.

Так, например, главным органом, «князем тела» древнекитайские медики считали сердце, а за основу жизненных отправлений принимали воздухообразное начало – ци. Смешиваясь в организме с другими составными частями, ци наряду с физиологическими выполняет и психические функции. Оно сообщает человеку дар речи и «движет мыслями». Если мысли локализованы в сердце, то чувства – в печени.

Античный философ Эмпедокл (ок. 490-430 гг. до н. э.) считал, что сок растений и кровь животных и человека есть ведущая структура организма. Именно кровь и сок рассматривались Эмпедоклом в качестве носителей душевных, психических функций.

Аристотель также связывал общую двигательную активность человека с кровью, в которой он видел основной источник жизнедеятельности организма. Подвижность и активность человека определяются различными состояниями крови, скоростью ее свертывания, степенью разжиженности, теплотой и т. п.

Кровь составляет не только основу всей жизнедеятельности организма, она, считал Аристотель, является материальным носителем всех душевных функций, от низших до высших. В качестве центрального органа души выступает сердце. Головной мозг – резервуар для охлаждения крови. Аристотелю уже было известно, что само мозговое вещество не обладает чувствительностью.

Идеи гуморальной основы душевных, психических функций подкреплялись изучением и исследованием анатомического строения внутренних органов животных и человека.

Алкмеон (ок. VI-V вв. до н. э.) – крупнейший врач и философ античности, известный в истории психологии и медицины как основатель принципа нервизма, первым связал психику с работой головного мозга и нервной системой в целом и обнаружил, что из мозговых полушарий «идут к глазным впадинам две узкие дорожки». Им было установлено, что мозг, органы чувств и открытые им проводники имеются как у человека, так и у животных, а стало быть, и тем и другим должны быть свойственны переживания, ощущения и восприятие. Была указана зависимость ощущений от строения мозга [56, с. 207].

Дальнейшее изучение анатомии и функций организма связано с именами двух крупных врачей из Александрии Герофила и Эразистрата (III в. до н. э.). Изучение мозга и нервов позволило ученым дать относительно полное и точное описание их устройства в целом, а также отдельных структур.

Опытные исследования привели александрийских врачей к убеждению, что действительным органом души является головной мозг. Ими была также установлена некоторая специализация в локализации психических функций.

Так, Герофил функции животной (чувствующей) души, т. е. ощущения и восприятия, связывал с мозговыми желудочками. Эразистрат соотносил ощущения и восприятия с мембранами и извилинами головного мозга, а самому мозговому веществу приписывал двигательные функции.

Кроме того, было установлено, что кора мозга и мозговое вещество обладают специфическими нервными путями (волокнами), выполняющими разные функции. Этот вывод подтверждался опытами, в которых раздражение оболочки мозга и мозгового вещества вызывали соответственно потерю чувствительности и параличи.

Так, впервые были открыты два типа нервов – чувствительный и двигательный. Заметим, что вторично их обнаружил в начале XVIII в. голландский врач Г. Бургав, а для того, чтобы этот факт стал окончательной истиной, потребовалось еще почти сто лет (английскому неврологу Ч. Беллу, 1811 г.; французскому физиологу Ф. Мажанди, 1822 г.).

Опыт александрийских врачей по изучению строения и функционирования мозга, нервов, других органов тела и организма в целом был обобщен и углублен видным представителем древней медицины Клавдием Галеном (130-200 гг. до н. э.). Он считал, что исходной основой, материальным субстратом всех проявлений души является кровь. Предложенная Галеном система кровообращения и описание механизмов ее функционирования не пересматривалась вплоть до XVII в., т. е. до открытия У. Гарвея.

К. Гален полагал, что кровь образуется в печени в результате соединения переваренной пищи с воздухом. Далее через вены она поступает к сердцу, а от него по артериям растекается по всему телу. На пути к мозгу кровь, испаряясь и очищаясь, превращается в психическую пневму. Таким образом, подобно александрийским врачам, Гален выделял два вида пневмы: жизненную пневму (кровь) и психическую пневму (мозговую), возникающую из жизненной пневмы путем очищения.

Органами психики является печень, сердце и мозг, т. е. Галеном принималась платоновская схема локализации души (в отличие от мозгоцентрической Алкмеона и сердцецентрической Эмпедокла и Аристотеля). Каждый из трех названных органов души отвечает за ее определенные функции.

Печень, наполняемая неочищенной, холодной венозной кровью, является носителем низших проявлений души – побуждений, влечений, потребностей. В сердце, где кровь очищенная и теплая, локализуются эмоции, аффекты и страсти. Мозг, в котором циркулирует мозговая кровь, психическая пневма, выступает носителем разума.

Нервная система, являющаяся анатомической основой души, имеет древоподобный вид. Нервные пути представляют собой жгуты, по которым движется психическая пневма. Следуя Эразистрату, Гален подразделял нервы на два вида: мягкие (чувствительные), идущие к органам чувств, и твердые (двигательные), подходящие к мышцам.

Таким образом, уже во времена античности деятельность разумной части души связывалась с нервной системой, мозгом, психической пневмой – носителем разума.

Но проблема – как материальный субстрат – мозг порождает идеальное образование – мысль, как от предметности ощущений перейти к оперированию идеальными понятиями – все еще существовала. Значительный вклад в разработку путей решения и выявление механизмов разумной деятельности внес Аристотель.

Ощущения и восприятия у Аристотеля выступают как исходные формы познавательной деятельности, на основе которых вырастают более сложные формы психического. И он указывает пять основных видов чувствительности: зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. Однако отдельные виды ощущений не дают возможности устанавливать различия между предметами. Сопоставление различных видов ощущений между собой предполагает нечто единое, к чему разные чувственные впечатления могли бы относиться. Этот единый орган был назван Аристотелем общим чувством. «Для общих же свойств [движение, покой, величина, число, единство] мы имеем общее чувство и воспринимаем их привходящим образом; стало быть, они не составляют исключительной принадлежности какого-либо чувства...» [7, с. 424]. Основными функциями общего чувства являются упорядочение, сопоставление, разъединение, перестройка чувственных образов, соотнесение прошлых впечатлений с вновь поступающими. Все эти процессы сопровождаются внутрителесными изменениями.

Таким образом, общее чувство выступает не только как орган, в котором осуществляется синтез ощущений, но и как орган, где вырабатываются память, представления и воображение. Все эти чувственные формы являются ни чем иным, как промежуточными звеньями, или этапами, преобразования и трансформации чувственности в мысль. Общее чувство Аристотеля прокладывало мост между ощущением и мышлением.

Гностический (гносеологический) аспект психофизиологической проблемы. Помимо проблем локализации (места) и материальных носителей психических функций, т. е. онтологического аспекта психофизиологической проблемы, античные философы разрабатывают гносеологический аспект проблемы.

Основные вопросы: каким образом внешние предметы отражаются в мышлении; как от ощущений мы переходим к мысли; насколько достоверно и истинно в мысли отражение окружающего мира?

Наибольший вклад внес в разработку этой стороны проблемы Аристотель. Он отмечает: «Ощущение и разумение не одно и то же. Ведь первое свойственно всем животным, второе – немногим. Не тождественно ощущение и мышление...» [7, с. 429].

По Аристотелю, только мышление проникает в недоступную органам чувств сущность вещей. Сущность же вещей дана в чувствах лишь в виде возможностей. Но мышление – это форма чувственных форм, или просто форма форм, в которой исчезает все чувственное и наглядное и остается сущностное, обобщенное и общезначимое. «Таким образом, душа есть как бы рука: как рука есть орудие орудий, так и ум – форма форм, ощущение же – форма ощущаемого» [7, с. 440]. Вырастая из чувственных форм, мышление не может протекать в отрыве от тела и в то же время оно не есть тело.

В этих рассуждениях Аристотель близко подходит к идее рефлекса, в соответствии с которой ощущение и восприятие окружающей действительности через посредство разума вызывают движение, осознанную деятельность.

На античной эпохе мы остановились столь подробно лишь с целью показать, что основные аспекты психофизической и психофизиологической проблем, может быть, в довольно своеобразной и фантастической форме, но тем не менее были выделены еще в те далекие времена.

В последующие века наиболее фундаментальные идеи в разработке психофизиологической проблемы высказывались начиная с XVIII в. В этот период утверждается принципиально новое объяснение живого тела. Оно было освобождено от влияния души как организующего его деятельность принципа и стало мыслиться как своего рода машина, работающая по общим законам механики.

Значителен вклад Р. Декарта в разработку проблемы. То, что он счел душу и тело двумя абсолютно самостоятельными субстанциями, несводимыми друг к другу, ясно выделило сущность психофизической и психофизиологической проблем. Изменился и сам предмет психологии: начиная с Декарта таковым стало являться сознание. К области же телесных отправлений были отнесены: пищеварение, сердцебиение, питание, дыхание, а также ряд психофизиологических функций – ощущения, восприятия, страсти и аффекты, память, представления, внешние движения. Декарт выдвинул также идею рефлекса, представив ее как механизм функционирования по аналогии с работой часов или других механизмов.

Общая схема машинообразного акта, описанная Декартом, такова: внешнее воздействие вызывает в органах чувств движения, которые мгновенно передаются по чувствительным нитям в полости мозга и побуждают находящихся в нем «животных духов» в виде мельчайших материальных и быстрых частиц направляться к «мускулам» и, наполняя их, «надувают», вызывая движение нужных органов тела.

То есть все органические процессы и ряд психических функций есть результат внешних воздействий и материальных движений внутри тела, они обусловлены изменениями, происходящими в телесных органах, нервах, головном мозге, и вызывают поведенческие ответные реакции.

Но вот проблема! Как в человеке соединяются дух и тело, как взаимодействуют телесные отправления и сознание, идеальная мысль? Решает эту проблему Декарт следующим образом. Телесное и душевное, сосуществуя в человеке независимо друг от друга, могут вступать во взаимодействие. Взаимодействие души и тела осуществляется в органе местопребывания мыслящей субстанции – шишковидной железе, которая находится в центре мозга. Движения «животных духов» в мозге затрагивают шишковидную железу, приводят ее в колебания и тем самым производят изменения в состояниях духовной субстанции в форме осознания. Имеет место и обратное влияние.

Гипотеза о «животных духах» упорно держалась в естествознании до конца XVIII в. в различных вариантах и под различными именами, удовлетворяя до поры до времени потребности в понятии, которое указывало бы на материальный характер нервного процесса [72, с. 471].

Однако еще в этом столетии голландский биолог, анатом и физиолог Я. Сваммердам (1637-1680) опытным путем установил, что объем мышцы при сокращении не изменяется, и пришел к выводу, что нервная ткань обладает свойством возбудимости.

В этот же период швейцарский физиолог А. Галлер (1708-1777) вводит такие понятия, как мышечная сила, нервная сила, «темные (неосознанные) восприятия». Они указывали на свойства организма, столь же доступные объективному, опытному изучению, как и другие атрибуты материи. В 1736 г. А. Монпелье вводит термин «рефлекс», понимая его в физическом смысле как зеркальное отражение. С попыткой распространить рефлекторный механизм на область психических явлений выступили французский философ, врач де Ламетри (1709-1751) и чешский физиолог Прохазка (1749-1820).

В это же время анатомическую основу рефлекторной схемы установили английский невролог Ч. Белл и французский физиолог Ф. Мажанди. Открытие сенсорных и моторных нервов дало новый толчок к развитию рефлекторного учения. Это новое открытие изложено Ч. Беллом в его теории «нервного круга».

Расширялась и область психоморфологических исследований. Огромную популярность приобрела френологическая система австрийского врача и анатома Ф. Галля (1758-1828), согласно которой кора головного мозга – а не желудочки – стала рассматриваться как субстрат психической деятельности.

Но определяющую роль во взаимосвязи между психологией и физиологией на основе рефлекторной концепции сыграл русский ученый, основатель научной физиологии и психологии И. М. Сеченов (1829-1905). Идеи И. М. Сеченова развил И. П. Павлов (1849-1936). В его учении о нейросубстрате можно выделить следующие направления: обращение к нейродинамике процессов возбуждения и торможения; трактовка временной связи, которая образуется в головном мозге при выработке условного рефлекса как субстрата ассоциации; обращение к связи коры больших полушарий с подкорковыми структурами при анализе сложнейших мотиваций, где невозможно отделить соматическое от психического; учение о сигнальных системах [72, с. 481].

Такова вкратце история проблемы. Анализ результатов современных нейрофизиологических и психофизиологических исследований показывает, что, какими бы блестящими благодаря использованию современной техники ни были достижения, касающиеся устройства и функций нервных центров, нейронов, синапсов, в объяснении проблемы отношений между духовным и телесным, материальным субстратом, мозгом и идеальной мыслью существенного выхода на новый исследовательский уровень не просматривается [там же, с. 484].

Основываясь на принятом нами методологическом подходе, суть психофизиологической проблемы можно сформулировать следующим образом.

1. Как соотносятся (взаимосвязаны и взаимообусловлены) мысль (мышление), идеальное образование, и мозг, материальное образование? Или как от биохимических и биоэлектрических процессов перейти к собственно психическим образованиям – субъективному образу, а тем более к идеальному образу (образу в понятии)? И что из них первично? Это онтологический аспект проблемы.

2. Другой аспект проблемы – гносеологический. Способно ли сознание (мышление) адекватно отражать окружающую реальность и выполнять функции активного приспособления, адаптации организма к окружающей среде?

Как показывает историко-методологический анализ, названную психофизиологическую проблему, наряду с психофизической, ученые пытались разрешить по-разному. И в настоящее время проблемы эти далеки от своего разрешения. Причины такого положения рассмотрим в следующем параграфе.

3.4. Пути решения психофизической и психофизиологической проблем

Итак, в наших рассуждениях мы подошли еще к одному очень интересному и сложному аспекту психофизической и психофизиологической проблем. Каковы же пути разрешения данных проблем и что в истории психологической мысли предпринималось для этого? Частично этот аспект проблемы мы уже рассматривали. Вкратце напомним высказанные ранее положения.

Аристотель считал душу формой тела. Определенному уровню телесной организации соответствует своя душа (растительная, чувствующая, разумная). Тело и его форма (душа) неразделимы. Мысль же генерируется в гипотетическом органе, «общем чувстве». У стоиков таким органом является гегемоникоп, выступающий в качестве носителя высшей и ведущей способности, связанной с переработкой всех поступающих впечатлений в общие представления, понятия, волевые и побудительные акты.

В Новое время Р. Декарт превращает душу и тело в самостоятельные субстанции. Но проблему их взаимодействия решает, как и античные философы. По Р. Декарту, телесные отправления и духовная субстанция, сознание взаимодействуют в «шишковидной железе».

В то же время другой путь решения проблемы был высказан еще в Средние века. «Уже схоластик Дунс Скот спрашивал себя: “Не способна ли материя мыслить?”»[1]1
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1955-1973. Т. 2. С. 12.


[Закрыть] – т. е. не заложена ли эта способность изначально в самой природе?

Иной путь решения проблемы мы находим во взглядах французских материалистов. Так, Гольбах, характеризуя важнейшие моменты зависимости психических процессов от соматических, утверждал, что «душа составляет часть нашего тела, и ее можно отличить от него лишь в абстракции... она есть то же тело, только рассматриваемое в отношении некоторых функций или способностей, которыми наделила человека особенная природа его организации».[2]2
  Гольбах П. А. Избранные произведения: В 2 т. М., 1963. Т. 1. С. 134.


[Закрыть]

И далее: «Человек есть чисто физическое существо; духовный человек – это то же самое физическое существо, только рассматриваемое под известным углом зрения, т. е. по отношению к некоторым способам действий, обусловленным особенностями его организации».[3]3
  Там же. С. 60.


[Закрыть]

Внимания заслуживает и мысль французских материалистов (Ж. Ламетри и Д. Дидро), согласно которой способность ощущать и мыслить является не изначальным и универсальным свойством материи, а возникает на определенном уровне ее усложнения, наблюдаемом в живых существах.

И все же наиболее фундаментальный и оригинальный путь решения данных проблем с позиций философско-методологического подхода, по мнению Э. В. Ильенкова, предложил Б. Спиноза (1632-1677).

Спинозе удалось найти единственную точную для своего века формулировку той действительной проблемы, которая остается огромной проблемой и в наши дни. Он находит очень простое, и в своей простоте гениальное, – не только для его «темного» века, но и для нашего просвещенного – решение: проблема неразрешима только потому, что ложно поставлена. Не надо ломать голову над тем, как Господь Бог «соединяет» в один комплекс душу (мышление) и тело, представленные изначально (и по определению) как разные и даже противоположные, существующие якобы до акта такого «соединения», порознь друг от друга. На самом деле такого положения попросту нет; потому нет и проблемы «соединения», «согласования».

Есть не два разных и изначально противоположных предмета исследования – тело и мышление, а всего-навсего один-единственный предмет – мыслящее тело живого, реального человека, лишь рассматриваемое под двумя разными и даже противоположными углами зрения. Живой, реальный, мыслящий человек – единственное мыслящее тело, с которым мы знакомы, не состоит из двух декартовских половинок – из «лишенного тела мышления» и из «лишенного мышления тела». По отношению к реальному человеку и то и другое – одинаково ложные абстракции [30, с. 28-29].

Мыслит не особая душа, вселяемая Богом в человеческое тело, как во временное жилище (и непосредственно, как учил Декарт, в пространство «шишковидной железы» мозга), а само тело человека. Мышление — такое же свойство, такой же способ существования тела, как и его протяженность, как его пространственная конфигурация и положение среди других тел.

Эта простая и глубоко верная мысль выражена у Спинозы на языке его эпохи таким образом: мышление и протяженность не две особые субстанции, как учил Декарт, а лишь «два атрибута одной и той же субстанции»; не два особых предмета, могущие существовать отдельно, совершенно независимо один от другого, а лишь два разных и даже противоположных аспекта, под которыми выступает одно и то же, два разных способа существования, две формы проявления чего-то «третьего».

Что же это за «третье»? Реальная бесконечная природа, отвечает Спиноза. Именно она простирается в пространстве и «мыслит» [30, с. 29].

Именно в человеке природа как раз самоочевиднейшим образом и совершает то самое действие, которое мы привыкли называть мышлением. В человеке, в его лице мыслит сама природа, а вовсе не какое-то особое, извне вселяющееся в нее существо, начало или принцип. В человеке природа поэтому мыслит самое себя, осознает самое себя, ощущает самое себя, действует сама на себя [30, с. 30].

Такова общеметодологическая позиция, определяющая направление поиска обозначенных проблем.

Но возвратимся к современному решению путей обозначенных проблем. Довольно подробный методологический анализ этих путей представлен Ю. Б. Гиппенрейтер. Выводы, к которым она приходит, выглядят следующим образом: «Психофизическую проблему можно решить, если постараться избавиться от нескольких ложных ходов мысли. Я бы выделила два из них.

Первый: онтологизация стороны, которая выделяется в анализе, превращение ее в самостоятельный процесс. Физиологические “процессы” и психические “процессы” – лишь две стороны сложного, многообразного, но единого процесса жизнедеятельности человека.

Второй: из того факта, что мозговой процесс сопровождает любые, даже самые сложные и тонкие, “движения души”, не следует, что эти “движения” могут быть адекватно описаны на физиологическом языке.

Самый общий вывод состоит в следующем: чем дальше будет развиваться физиология, тем более четко будут вычленяться задачи, решение которых более доступно только психологии с ее особым языком» [21, с. 242-243].

К подобному выводу приходят и авторы книги «Теоретическая психология». «Наряду с языком физиологов и языком психологов сложился язык, термины которого передают информацию о том слое жизнедеятельности, который получил благодаря И. П. Павлову имя “поведение”. Это открыло путь к тому чтобы “переводить” психологические понятия (образ, мотив, действие и др.) не на язык физиологов (нейродинамика, функциональная система и др.), а на язык поведения (потребность, рефлекс и др.). И только благодаря этому “поведенческому” языку, служащему посредником между процессами в сознании и в нейросубстрате, забрезжила перспектива решения одной из коренных, быть может, и самой загадочной проблемы нашей науки – психофизиологической» [72, с. 486].

Иными словами, на настоящем этапе разрешения психофизической и психофизиологической проблемы предлагается выработать или найти соответствующий категориальный аппарат, в рамках которого возможно адекватно и объективно описать на психологическом языке сущность обозначенных проблем. Такой подход вполне обоснован, но достаточен ли он для разрешения этих проблем, покажут будущие исследования.

Как мы убедились, различные учения и ученые на эти фундаментальные философско-психологические вопросы отвечают по-разному. А поскольку в психологии нет абсолютных истин, то читателю, профессиональному психологу, следует принять, сформулировать и уметь обосновать собственную позицию по этим проблемам.

В заключение следует сказать, что данная глава не преследует цели детальной разработки всех или даже большинства нюансов психофизической и психофизиологической проблем. Задача – отметить некоторые существующие неточности, разночтения в понимании проблем и предложить алгоритм трактовки этих проблем в педагогическом процессе с целью сформировать четкое и последовательное представление о сущности, природе, месте и путях разрешения психофизической и психофизиологической проблем в истории психологии, процессе научного познания.