Текст книги "Рука Москвы"

– Ты не сказал, что Аугсбург находился в американской оккупационной зоне, – подсказал Муха.

– Да, это была американская зона. Военной комендатуре подчинялись все гражданские власти. Так вот, комендант приказал полицайкомиссару закрыть это дело и забыть о нем. При их разговоре присутствовал ещё один человек, штатский. Как всякий законопослушный немец, комиссар сказал: «Яволь, герр комендант». Но это ему тоже не понравилось. Он установил слежку за этим штатским и в конце концов выяснил, кто он такой. Это и есть самое обескураживающее во всей истории.

– Он оказался советским разведчиком, – уверенно предположил Томас. – Или как там у них? Резидентом. Я угадал?

– Угадал, – усмехнулся Артист. – С точностью до наоборот. Да, он оказался разведчиком. Но не очень-то советским. Он оказался полковником Форсайтом из отдела МИ-6 английской разведки Сикрет интеллидженс сервис.

– Кранты, – сказал Томас. – Все. У меня кранты. Я уже ничего не понимаю. У меня в голове все немножко перемешалось. Для таких дел я, наверное, тупой. Не знаю, для каких дел я не тупой. Но для этих тупой.

– Не расстраивайся, – утешил Муха. – Мы тоже ничего не понимаем.

– Какова же судьба настоящего Альфонса Ребане? – спросила Роза Марковна, по-прежнему, как отметил Томас, избегая называть его отцом, хотя уже назвала по имени.

– Ничего не могу сказать. Есть один документ, который проясняет это. Или наоборот, ещё больше запутывает. – Артист достал из бумажника какой-то листок и подал его Розе Марковне. – Это завещание Альфонса Ребане. Текст удалось восстановить.

Она пробежала взглядом неровный машинописный текст и растерянно посмотрела на Артиста.

– Господи Боже! Я не верю своим глазам! Что это значит? Объясните мне, ради всего святого, что это значит?

– Мы не знаем.

– Могу я оставить это у себя?

– Нет. Извините, Роза Марковна, нет, – твёрдо сказал Артист, отбирая листок. – Я даже не очень уверен, что имел право показать его вам.

– Может быть, вы хотите взять снимок вашего отца? – чтобы как-то утешить её, предложил Томас. – Все-таки отец. Что там ни говори. Можно? – оглянулся он на Артиста.

– Почему нет? Это не наши дела.

– Про какой снимок вы говорите?

Томас поспешно извлёк из кейса парадный снимок эсэсовца, который был приложен к информационной записке, и протянул его Розе Марковне. Она взяла его не очень уверенным движением, как бы сомневаясь, стоит ли это делать. Но после первого же взгляда на снимок на её патрицианском лице появилось напряжённое и даже как бы болезненное выражение.

– Кто этот человек? – спросила она.

– Как кто? – удивился Томас. – Альфонс Ребане, ваш отец.

– Это Альфонс Ребане?

– Ну да, – сказал Томас. – Там написано. В углу. «Альфонс Ребане. Девятое мая сорок пятого года. Мюрвик-Фленсбург». Видите?

– Надпись вижу. Но это не Альфонс Ребане.

– Как это?

– У тёти Хильды была его фотография. Она была сделана перед войной, в сороковом году. В детстве я очень часто её рассматривала. Потом сожгла. Но человека, который был на той фотокарточке, запомнила на всю жизнь. Это не он.

Роза Марковна ещё раз всмотрелась в снимок, и Томасу показалось, что она побледнела.

– Вы его узнали, – мелькнула у него догадка.

– Нет, я не знаю этого человека, – повторила она. – Поехали, Семён. Хочу поскорей оказаться дома. В моем возрасте такие умственные нагрузки противопоказаны.

– Какой возраст! – укорил её Томас. – Вы ещё очень даже ничего. Особенно когда смеётесь. Когда смеётесь, вы становитесь молодой. Вам нужно чаще смеяться.

– Я постараюсь.

Возле подъезда гостиницы «Виру» Артист остановил машину. Томас вылез и осмотрелся. Его белый пикапчик стоял на платной стоянке. «Мазератти» Артиста не было. «Линкольна» тоже не было. Роза Марковна подождала, пока выгрузятся Артист и Муха, села за руль «фиата» и немного вымученно улыбнулась:

– Спасибо, молодые люди. Мне было с вами интересно.

– Секунду, не уезжайте, – попросил Артист. Он для чего-то взял у Мухи спортивную сумку «Puma» и побежал к цветочнице, раскинувшей свой многоцветный товар на углу гостиницы. Вернувшись, галантно поднёс Розе Марковне крупную, как качан капусты, бледно-жёлтую розу на длинном стебле. – Роза Марковна, это вам. Это «Глория Дей». Должен признаться, что Эстония нравится мне все больше.

– Мне тоже, – сказал Муха.

«Фиат» отъехал от гостиницы.

– Быстро, ловим тачку! – распорядился Артист.

– Зачем нам тачка? – удивился Томас. – Вон мой «жигуль».

– А ключи?

– При чем тут ключи?

Со своим «жигулем» Томас прекрасно обходился и без ключей. Ключи он много раз терял по пьянке, поэтому запасной всегда держал в салоне под ковриком. А проникнуть в машину не составляло никакого труда, так как замок на задней правой двери давно уже был сломан, и дверь открывалась, если её дёрнуть за ручку и одновременно пнуть.

– Езжай за «фиатом», – приказал Артист. – Близко не подходи.

– Она поедет домой, – напомнил Томас.

– Сомневаюсь.

Он оказался прав. Роза Марковна повернула не к своему дому, а к Старому городу. Возле табачного киоска остановилась. Но подошла не к прилавку, а к уличному телефону.

– Кому-то звонит, – заметил Томас. – Она могла бы позвонить с твоего мобильника.

– Значит, не могла, – ответил Артист.

Закончив разговор, Роза Марковна вернулась в машину, миновала ратушу и свернула к Домскому собору. Припарковалась на малолюдной в этой дневное время площади перед собором, открыла дверцу и закурила, не выходя из машины. По приказу Артиста Томас приткнул «жигуленка» за автобусной остановкой возле библиотеки Крейцвальда и заглушил двигатель. С этого места хорошо были видны и Домский собор, и площадь, и «фиат» Розы Марковны.

Минут через десять она вылезла из машины и пошла к собору. Роза «Глория Дей» была у неё в руках.

– Проверь, – сказал Артист.

Муха извлёк из спортивной сумки с надписью «Puma» плоскую чёрную коробку, выдвинул из неё антенну и покрутил ручку настройки. В динамике раздалось слабое шипение. Муха кивнул:

– Порядок, пашет.

Роза Марковна подошла к собору и остановилась. Артист и Муха внимательно наблюдали за ней.

– Чего мы ждём? – поинтересовался Томас.

– Фитиль, помолчи, – попросил Муха.

До Томаса вдруг дошло:

– Я понял! Она узнала этого человека! Да, узнала! Того, что на снимке! Вы думаете, она ждёт его?

Ни Муха, ни Артист не ответили. Томас почувствовал себя обиженным.

– Хоть показали бы мне это завещание, – сказал он. – А то вы уж совсем держите меня за пешку. А сказали, что считаете меня своим другом. Друзьям принято доверять.

Артист вынул из кармана листок и молча сунул его Томасу.

Это была ксерокопия завещания, которую когда-то оставил Томасу генерал Мюйр. Но затушёванные места на ней были каким-то образом проявлены и выделялись из текста, словно бы отмеченные светло-серым маркёром.

«Я, гр. Ребане Альфонс, 1908 года рождения, находясь в здравом уме и ясной памяти, действуя добровольно, настоящим завещанием завещаю все принадлежащее мне имущество гр. Штейн Розе Марковне, 1941 года рождения».

– А я вам ещё в Аугсбурге сказал, что она наследница, – прокомментировал он.

– Не туда смотришь, – сказал Муха.

Томас прочитал:

«Настоящее завещание составлено и подписано в двух экземплярах, из которых один выдаётся на руки завещателю Ребане Альфонсу, а второй хранится в делах нотариуса по адресу посёлок Усть-Омчуг Тенькинского района Магаданской области…»

– Вот это номер! – поразился Томас. – Магаданская область! Это же Колыма! Как его туда занесло?

– Это не главное, – сказал Муха.

– А что главное?

– Дата.

«Завещание составлено и заверено дня Четырнадцатого, месяца Октября, года Одна тысяча девятьсот семьдесят пятого».

Томас даже потряс головой. Этого не могло быть. И тем не менее это было. Так и стояло: «Года Одна тысяча девятьсот семьдесят пятого».

– Это что же получается? – ошарашенно спросил Томас. – Выходит, в семьдесят пятом году он был ещё жив? Может, он и сейчас жив?

На безлюдной площади появился высокий худой человек в светлой шляпе и белом плаще. В руке у него была трость. Судя по какой-то особенной медлительности его движений, это был глубокий старик, но держался он прямо, посматривал вокруг словно бы свысока и лишь слегка опирался на трость.

– Приготовься, – приказал Артист.

– Все готово, – ответил Муха.

Роза Марковна увидела старика, повернулась к нему, но навстречу не пошла. Он приблизился к ней, снял шляпу, открыв совершенно седые волосы, блеснувшие на солнце, как снег, наклонился к ней и поцеловал в щеку.

– Включай, – сказал Артист.

В динамике прозвучало:

– Здравствуй, Роза. У тебя странный вид. Что-то случилось?

– Здравствуйте, отец.

– Отец. Я всегда хотел, чтобы ты называла меня отцом. Вот и назвала.

– Здравствуйте, отец. Здравствуйте, Альфонс Ребане.

– Приехали, – сказал Томас. – Вот, значит, кого должны завтра хоронить на Метсакальмисту!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В ту ночь, когда на базе отдыха Национально– патриотического союза в Пирите произошёл пожар, командующий Силами обороны Эстонии генерал-лейтенант Йоханнес Кейт проводил совещание со своими доверенными офицерами, командирами спецподразделения «Эст». Благовидный предлог для того, чтобы провести довольно многолюдное совещание и при этом не привлечь внимания въедливой, как керосин, прессы, дал неожиданный приезд в Таллин эксперта Военного комитета НАТО генерала Урхо Тимонена. Это был толстый добродушный финн с розовым поросячьим лицом, любитель попариться в сауне, плотно поесть и крепко выпить. Он уже не раз посещал Эстонию с рабочими визитами, которые на самом деле были инспекционными поездками. Его отчёты о состоянии эстонских вооружённых сил были благоприятными для республики. Генерал Тимонен отмечал в них, что уровень боевой выучки Сил обороны Эстонии уверенно приближается к стандартам НАТО, и это во многом является заслугой командующего Силами обороны генерал-лейтенанта Кейта.

Нынешний визит генерала Тимонена был неплановым и очень не ко времени, но Кейт не ощутил недовольства. Так человек, занятый строительством дома, все же рад случаю показать хорошему знакомому, как споро движется стройка, и выслушать заслуженные похвалы. Для высокого гостя из Брюсселя была разработана разнообразная программа визита, но генерал Тимонен сослался на нехватку времени и согласился посетить лишь одну воинскую часть.

После некоторых колебаний Кейт остановил выбор на отдельном батальоне спецподразделения «Эст» с базой под Тарту, возле которой две недели назад так неудачно начались и тут же закончились съёмки патриотического кинофильма «Битва на Векше». Воспоминания об этом были для генерал-лейтенанта Кейта крайне неприятными, но он всегда старался быть справедливым. Капитан Кауп, которому он устроил грубый публичный разнос, был одним из лучших молодых офицеров «Эста». Не его вина, что его люди столкнулись с профессиональным диверсантом неожиданно высокого уровня. Капитан Кауп не заслуживал этого разноса. Кейт понимал, что следует перед ним извиниться, но сидевший в нем опыт десяти лет службы в Советской Армии мешал ему это сделать. Генералы не извиняются перед капитанами. Здесь вам не тут. Инспекционная поездка Тимонена давала Кейту возможность принести извинения, но сделать это неявно. Показательные выступления спецназовцев капитана Каупа непременно получат высокую оценку эксперта Военного комитета НАТО, а это позволит Кейту объявить личному составу и командиру благодарность в приказе. База части была идеальным местом и для проведения секретного совещания.

Генерал Тимонен остался доволен уровнем боевой подготовки молодых солдат капитана Каупа, но от сауны и ужина, накрытого в офицерской столовой, решительно отказался. Вместо этого предложил Кейту выйти на свежий воздух. Водрузив грузный зад на скамейку беседки, он рассеянно оглядел обсаженный молодыми тополями плац и заговорил без обычного благодушия, сухо, жёстко. Его безупречно правильный и словно бы выхолощенный английский язык звучал с бесстрастностью компьютерного синтезатора речи.

– Генерал Кейт, я имею поручение руководства Военного комитета НАТО проинформировать вас о нашем понимании ситуации в Эстонии в контексте общего положения в Европе. Известно ли генералу Кейту, что переговоры в Рамбуйе по урегулированию проблемы Косово практически сорваны?

– Да. Милошевич отозвал свою делегацию.

– Понимает ли генерал Кейт, что это делает военную операцию НАТО в Югославии неизбежной?

– Да, – повторил Кейт.

– Известно ли генералу Кейту, что противостояние между российским президентом Ельциным и премьер-министром Примаковым продолжает обостряться, популярность президента Ельцина стремительно падает, а президентский рейтинг премьера Примакова так же стремительно растёт? – продолжал финн, как бы поднимаясь со ступеньки на ступеньку по логической лестнице, которую он выстроил у себя в голове, готовясь к этому разговору. – Понимает ли генерал Кейт, что это противостояние вынудит президента Ельцина и его команду использовать любую возможность, чтобы укрепить свой престиж прежде всего в России?

– Да, – кивнул Кейт, пытаясь сообразить, к чему ведёт его высокопоставленный гость из Брюсселя.

– Понимает ли генерал Кейт, что политика дискриминации русскоязычного населения в Балтии вообще и в Эстонии, в частности, от которой страны НАТО решительно предостерегали правительства прибалтийских республик, подсказывает кремлёвской администрации адрес крупномасштабной акции, которая поможет Кремлю решить свои внутриполитические проблемы? – поднялся на следующую логическую ступеньку натовский генерал. – Понимает ли генерал Кейт, что этот адрес – Эстония?

– Генерал Тимонен, я не политик. Я военный, – решительно заявил Кейт. – Эти проблемы вне моей компетенции.

– Этот адрес – Эстония, – словно не услышав его, повторил финн. – А повод для этой акции – торжественные похороны останков эсэсовского офицера, которым ваше правительство придало статус государственного мероприятия. Торжественные похороны останков фашиста.

– Мы хороним не эсэсовца и не фашиста, – возразил Кейт. – Мы хороним отважного эстонского офицера, патриота и борца против коммунистического режима.

– Вы хороните эсэсовца и фашиста, генерал Кейт. И когда я говорю «фашист», это и означает фашист. Для всего цивилизованного мира он прежде всего фашист. Он фашист для России, которая заплатила за победу во Второй мировой войне десятками миллионов жизней. Вы бросаете вызов России. Любой, самый жёсткий ответ России на ваш вызов будет активно одобрен всеми гражданами России. И когда я говорю «любой ответ», это и значит любой ответ.

Кейт хотел снова напомнить ему, что он не политик, но промолчал.

– Вы демонстративно отклонили ноту протеста России. Вы никак не отреагировали на отзыв посла России. Это заставило наших аналитиков сделать вывод о том, что вы провоцируете Россию на следующий шаг. Прошу меня не перебивать, генерал Кейт. Разжигая ажиотаж вокруг торжественных похорон фашиста, вы даёте России повод для этого шага. Этим шагом будет введение в Эстонию российских миротворческих сил. Или даже во всю Прибалтику.

Высшая точка восхождения была достигнута. Генерал Тимонен помолчал, как бы давая собеседнику возможность прочувствовать ответственность момента, и тон его стал ещё жёстче.

– Мы настоятельно рекомендуем вам отменить это мероприятие, генерал Кейт. Если же в силу каких-то причин сделать это невозможно, мы настоятельно рекомендуем провести его без лишнего шума. И когда я говорю «без лишнего шума», это и означает без лишнего шума.

Это была не рекомендация. Это был приказ. Кейт ощутил, как кровь горячим толчком прихлынула к его лицу.

– Генерал Тимонен, мы никому не позволим указывать нам, что нам следует делать, а чего не следует, – сдержанно произнёс он. – И когда я говорю «никому», это и значит никому.

– Вы рассчитываете, что угроза вашей независимости со стороны России заставит нас принять Эстонию в НАТО срочно, в обход всех формальностей, – холодно и даже словно бы чуть брезгливо предположил финн. – Вы недооцениваете Россию, генерал Кейт. Она не даст нам на это времени. В июне сорокового года русские оккупировали Прибалтику за одну ночь. Сегодня им хватит двух часов. Кто окажет сопротивление десантникам Псковской дивизии? Эти ваши игрушечные спецназовцы, которые умеют сокрушать голыми руками доски и кирпичи? Русские десантники умеют сокрушать не доски и кирпичи, а головы. И когда я говорю «головы»…

– Я понял, – перебил Кейт. – Когда вы говорите «головы», это и означает головы. Следует ли из ваших слов, что Запад предаст Эстонию, как предал в сороковом году?

– Возможности НАТО ограничены. Наша главная проблема сейчас – Косово. Мы не можем отступить перед вызовом Милошевича. Это будет означать слабость НАТО. Это побудит к активности все диктаторские режимы. У цивилизованного мира много врагов. НАТО не может продемонстрировать им свою слабость.

– Вы полагаете, что если НАТО позволит России оккупировать Эстонию, это продемонстрирует всему миру вашу силу? – с иронией поинтересовался Кейт.

– Это политическое решение. Его будут принимать политики. Цель моего визита – довести до эстонской стороны позицию Военного комитета НАТО. Я имел беседу с вашим премьер-министром и министром обороны. У меня создалось впечатление, что они не посвящены ни в какие планы. Но если эти планы есть, а наши аналитики убеждены, что они есть, в них не можете не быть посвящены вы, генерал Кейт.

– В чем же состоит позиция Военного комитета НАТО?

– В том, что мы видим в Эстонии союзника и будущего члена НАТО. Но мы не позволим Эстонии навязывать нам вынужденные решения. Эстонии следует трезво оценивать собственное значение. Эстонии не следует забывать, что Россия при всех её проблемах – это мировая держава. Мировая ядерная держава. Эстония должна знать своё место. И когда я говорю «своё место», это и значит своё место.

За годы службы в Советской Армии генерал-лейтенанту Кейту не раз приходилось получать выговоры и молча, стиснув зубы, выслушивать начальственные разносы. Его обкладывали матом и по делу, и не по делу. Но никогда он не чувствовал себя таким униженным, как сейчас под холодным взглядом заплывших свинячьих глаз этого финна. Он разговаривал с командующим Силами обороны Эстонии, как со слугой. Ему указывали его место. Эстонии указывали её место. Эстонии командовали: «К ноге!» Это и было её место.

Сукин сын! Попробовал бы ты говорить так с командиром танкового батальона Кантемировской дивизии майором Кейтом! Попробовал бы ты говорить так даже с командиром танковой роты Забайкальского военного округа капитаном Кейтом!

Командующий Силами обороны Эстонии генерал-лейтенант Кейт молчал. Потому что он не знал, что ответить.

Генерал Тимонен встал, как бы давая понять, что разговор закончен.

– Мы не оставим Эстонию в беде, – счёл нужным добавить он. – Но лишь в том случае, если будем совершенно уверены, что её независимости угрожает Россия. И когда я говорю «совершенно уверены», это и значит совершенно уверены.

Генерал Тимонен отбыл в Таллин на вертолёте командующего, а Кейт прошёл в офицерскую столовую, где его ждали вызванные на совещание офицеры. Но прежде, чем начать совещание, приказал своему порученцу капитану Медлеру связаться с Янсеном и договориться о срочной встрече.

Разговор с натовским генералом очень встревожил Кейта. Необходимо было незамедлительно обсудить его с Янсеном. Но в центральном офисе Национально-патриотического союза Янсена не было. В его секретариате сказали, что он работает в своём кабинете на базе отдыха в Пирита. Дежурный в Пирита доложил, что господин Янсен куда-то срочно уехал. Кейт приказал Медлеру быть на связи и немедленно соединить его с Янсеном, как только тот объявится.

При появлении Кейта в офицерской столовой с накрытыми к ужину столами все разговоры мгновенно стихли. Он постарался придать себе обычный деловой вид, но офицеры почувствовали, что происходит что-то очень серьёзное.

В коротком вступлении Кейт сформулировал общую цель, поставленную перед спецподразделением «Эст». Каждый из офицеров знал свою задачу, но в идею акции не был посвящён никто. Это предстояло сделать сейчас. Сделать это было необходимо, чтобы превратить отдельные части «Эста», разбросанные по всей республике, в единый организм, объединённый единой целью.

– Мы располагаем достоверными сведениями, что русские национал-экстремисты используют торжественное перезахоронение останков эстонского патриота Альфонса Ребане, чтобы дестабилизировать обстановку в республике, – проинформировал Кейт участников совещания. – Они хотят продемонстрировать нам свою силу. Они хотят бросить вызов народу Эстонии. Мы ответим на вызов. Хватит либеральничать.

Хватит трусливых компромиссов. Чем больше мы уступаем, тем больше они требуют. Пришла пора сказать всему миру, кто хозяин в Эстонии. В Эстонии хозяева мы, эстонцы. Мы никому не позволим диктовать нам свою волю. И когда я говорю «никому», это и значит никому!

Кейт почувствовал, что выбрал верный тон. Его слова находили отклик в офицерах. Он перешёл к конкретике. По сигналу из центра мобильные группы «Эста» должны занять помещения региональных отделений Объединённой народной партии Эстонии и других пророссийских партий и общественных организаций, арестовать их руководителей, занять помещения редакций, телестудий, радиостанций и типографий, арестовать редакторов и ведущих журналистов. При проведении оперативных мероприятий особое внимание следует обратить на то, чтобы захватить архивы и финансовую документацию, предотвратить их уничтожение. В последующем это даст возможность правоохранительным органам республики выявить каналы финансирования Россией укоренившейся в Эстонии пятой колонны и пресечь эту антиконституционную деятельность. Все попытки воспрепятствовать действиям военных должны подавляться самым решительным образом с применением силы и, если возникнет необходимость, оружия. Основные события развернутся в Таллине, но поставленная задача должна быть выполнена во всех городах республики. Даже там, где не будет отмечено признаков проявления гражданского неповиновения со стороны русскоязычного населения.

– Даже там, – повторил Кейт. – Вопросы?

Вопросов не было. Общая часть на этом была закончена. Генерал-лейтенант Кейт прошёл в кабинет капитана Каупа и по одному вызывал туда офицеров. Слушая их доклады, он отмечал, что подготовительная работа дала результаты. Адреса офисов, редакций, складов, фамилии и домашние адреса руководителей и активистов каждый знал почти наизусть. Все действия мобильных групп «Эста» были спланированы поминутно. Но одновременно Кейт ощущал, что ему не хватает чего-то важного. Может быть, главного. Нерва не было. Слишком обстоятельными были его офицеры. Слишком спокойными.

Генерал-лейтенант Кейт хорошо помнил, как готовились и как проходили большие учения в Советской Армии. До какого изнеможения и остервенения доводили замордованных, полуголодных солдат замордованные, полуголодные, нищие, ютящиеся с семьями по углам офицеры. Но сколько же было в них ярости и азарта, как преображались они в деле, где главным и единственным мерилом был результат, как ликовали они и любили друг друга, когда их рота вырывалась вперёд, когда их батальон первым выполнял поставленную задачу. Какими снисходительными они были, стоя в парадном строю после учений и слушая сорванный голос командующего, зачитывающего приказ с благодарностью, которая была ничтожной платой за их адский труд.

Не было этого в Силах обороны Эстонии. Не было этого в спецподразделении «Эст». Сытыми были его солдаты и офицеры. Да, сытыми. Генерал Тимонен был прав. Даже «Эст», даже эта элита Сил обороны, лучшие солдаты и офицеры Эстонии ничего не смогут сделать, если на их головы свалятся десантники 76-й Псковской дивизии. Ничего они не смогут сделать. Потому что сытые. Потому что благополучные.

Надежда была только на одно. Только на то, что чётко сработают спецслужбы, и фальсифицированные документы о готовящейся агрессии России против Эстонии оперативно попадут в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе. Они вынудят натовских генералов сделать то, что им до зубовного скрежета делать не хочется. Но им придётся это сделать, им придётся объявить Эстонию членом НАТО.

Но и тут у Кейта было много сомнений. Спецслужбы. А в них кто? Да такие же сытые военные чиновники. Сытые и самовлюблённые от сознания своей значительности и таинственности. Кейт не раз говорил Янсену, что информация Бюро-1 и Бюро-2 Департамента охранной полиции и отдела Джи-2 Главного штаба Минобороны не кажется ему достоверной. Слишком уж она благополучна, чтобы быть достоверной. Не может такого быть, чтобы за три месяца активного агентурного проникновения в расположение 76-й Псковской дивизии ВДВ не было ни одного провала. Янсен заверял, что контролирует ситуацию. Кейту ничего не оставалось, как принять его заверения к сведению.

Совещание затянулось. Участники его разъехались по своим частям уже в темноте. Кейт чувствовал, что совещание достигло цели. Офицеры прониклись важностью момента и лежащей на них ответственностью.

И все же сомнения не оставляли его. Кейту не нравилось, как ведёт дело Янсен. Он все замкнул на себя, а это чревато осложнениями. Что-то случится с ним, какая-нибудь нелепая дорожная авария – и что? Кейт делился своими сомнениями с Генрихом Вайно. Тот дал понять, что он в курсе всех дел.

Второе, что не нравилось Кейту, – атмосфера тайны, в которой велась подготовка. Понятно, что эта работа не рассчитана на широкую огласку, но руководители должны понимать общую ситуацию. Эта была логика армейского офицера. У бывшего полковника КГБ Юргена Янсена были свои представления на этот счёт. Он ничего не желал объяснять. Даже то, что, по мнению Кейта, объяснять был обязан.

Кейт резко воспротивился, когда Янсен неожиданно вызвал его в свой кабинет на базе национал-патриотов в Пирита и приказал инсценировать убийство двух спецназовцев. Кейт потребовал разъяснить, для чего это нужно. Янсен заявил, что он знает для чего это нужно, и этого достаточно, каждый должен заниматься своим делом. Произошёл тяжёлый, на нервах, разговор. Янсен был чем-то взвинчен. Он позволил себе повысить голос на Кейта. Он извлёк из сейфа аудиокассету «Сони» с записью ночного совещания, на котором Кейт согласился участвовать в заговоре, и видеокассету «Бетакам», на которой был запечатлён позорящий Кейта инцидент на съёмочной площадке фильма «Битва на Векше». Из его слов явствовало, что у генерала Кейта нет хода назад, если он не хочет, чтобы аудиокассета оказалась у премьер-министра, а видеоплёнка была показана по телевидению.

Это был шантаж. Настолько наглый, что Кейт даже не сразу нашёлся с ответом. Янсен понял, что зашёл слишком далеко, и отыграл назад. Сказал, что возникли очень серьёзные проблемы, ему приходится решать их в одиночку, потому что ни на кого положиться нельзя. Он не спит уже вторые сутки, нервы ни к черту, он просит генерала Кейта его извинить. Но для чего нужна инсценировка с убийством спецназовцев, так и не объяснил. И не отдал Кейту аудиокассету и видеоплёнку, швырнул их к сейф, как нечто не имеющее значения, и захлопнул тяжёлую дверцу. При этом вид у него был такой угнетённый, что Кейт почувствовал угрызения совести за то, что своим недоверием осложняет и без того сложную жизнь человеку, который несёт на себе всю тяжесть общего дела.

И лишь вернувшись в свой кабинет, Кейт понял, что этой пошлой скандальной сценой Янсен фактически выбил из-под его ног почву, заговорил ему зубы. Как ни странно, это не возмутило Кейта, а даже успокоило. Это говорило о том, что бывший кагэбэшник Янсен обладает тем опытом, которым профессиональный военный Йоханнес Кейт не обладал. Этот опыт и сделал его центральной фигурой заговора, его движителем. И раз уж так получилось, что Кейт вошёл в это дело, нечего и цапаться по пустякам. Каждый должен заниматься своим делом.

Около девяти вечера капитан Медлер доложил, что господин Янсен вернулся в свой кабинет на базе отдыха в Пирите и закрылся там с каким-то господином, приказав помощнику ни с кем его не соединять. Кейт решил, что разговор о визите генерала Тимонена потерпит до завтра, и вернулся в Таллин.

В шесть утра оперативный дежурный сообщил ему по спецсвязи, что база отдыха Национально-патриотического союза в Пирите наполовину уничтожена сильным пожаром, а член политсовета союза господин Юрген Янсен погиб.

Смерть Янсена ошеломила генерал-лейтенанта Кейта не самим своим фактом и не своей неожиданностью. Ошеломлением было то, что он, Йоханнес Кейт, её словно бы предсказал. Пока разгонный «лендровер», присланный по приказу Кейта оперативным дежурным, вёз его в Пирита, он попытался понять, что заставило его допустить эту возможность. Тут была мистика, в которую Кейт не верил. Предчувствия всегда базируются на реальности. Эта реальность не всегда осознана, но в основе всех предчувствий лежит только реальность.

Случайностью здесь не пахло. Не может быть случайностью, когда за сутки до решающего дня выбывает из игры главная фигура дела. За сутки! Не бывает таких случайностей. А если допустить, что существует некая сила, заинтересованная в том, чтобы разработанный Янсеном план был сорван? Если представить ситуацию в координатах противостояния двух противоборствующих сил, в координатах «синих» и «красных» на крупномасштабных военных учениях?

Кейт вдруг понял, что именно так он все это себе и представлял, не думая об этом, не осознавая этого. А его подсознание само подсказывало самое уязвимое место в позиции. Это всегда штаб. Его защищают в первую очередь. Янсен был штабом. Он был защищён только завесой тайны. Ему она казалась надёжной. Генерал-лейтенант Кейт с его опытом профессионального военного интуитивно чувствовал, что эта защита слишком слабая. Интуиция его не подвела.

Ворота усадьбы, где располагалась база отдыха национал-патриотов, были распахнуты. Возле них стояли две полицейских «мазды». Во дворе выстроились пять красных пожарных машин. Здесь же был и микроавтобус «скорой помощи». Кейт ожидал увидеть в нем труп Янсена, но его уже увезли в морг. Возле «скорой» толпились охранники и обслуга базы. Врач и медсестра смазывали ссадины и перебинтовывали обожжённые руки. Пожарники в брезентовых робах поливали из брандспойтов дымящие кострища. Между ними бродили три молодых полицейских и пожилой капитан, озадаченно покачивали головами. В движениях пожарных не было никакой суеты, от этого они походили на дворников, поливающих газоны.

Поливать было нечего и в общем-то незачем. Разве что для того, чтобы быстрей перестало чадить. От трех из пяти бревенчатых коттеджей базы остались одни головешки, кирпичные трубы каминов и покорёженная арматура водяного отопления. Кроме двух коттеджей, сохранилась большая жилая рига с зеленой черепицей и котельная, снабжавшая усадьбу теплом. От коттеджа, стоявшего ближе других к берегу, огонь перекинулся на лодочный сарай у причала. Он занялся почему-то лениво, его успели потушить.