Текст книги "Бутылка для Джинна"

Глава X

Люди по-разному устраиваются в этой жизни. Кто-то решает посвятить себя любимому делу всего без остатка. Другие предпочитают создать для себя как можно больше благ, не успевая потреблять их. Некоторые, в угоду общественному мнению, отдают все силы внешнему соответствию, урезая себя в своих собственных потребностях. Большинство же устраивается так, как им позволяют их доходы.

Что мог ожидать я от виллы президента, на которую попал по его приглашению? Конечно же, безукоризненного, начищенного до блеска внешнего вида, максимума удобств для приема гостей. Можно было бы сказать, что построена она была именно с этой целью.

Я впервые попал в такое шикарное место и чувствовал себя, будто бы нахожусь в музее или чем-то подобном. Пользуясь относительной свободой, я с удовольствием обходил территорию, любуясь клумбами, цветами и причудливо подстриженными кустарниками. Уложенные на дорожках плиты лежали неплотно, и на стыках зеленела мягкая травка, я боялся помять ее, настолько она была нежной. Со стороны, наверное, казалось, что походка у меня какая-то неестественно дерганая, в ней должно было быть что-то комическое.

По одной из дорожек я вышел на край поля, зеленеющего подстриженной травой. Судя по всему, это поле для гольфа или еще чего-нибудь подобного. Справа виднелась площадка для тенниса. Да, неплохо живут президенты.

Солнце стояло почти в зените, легкий ветерок обдувал мое лицо. Что еще человеку нужно для жизни! Мне казалось, что в таком месте можно прожить ее, не выходя за пределы виллы. Зачем рваться куда-то еще, если здесь есть все? Но, видимо, людям этого мало, нужна причастность к чему-то большему. Хочется вырваться за пределы виллы, города, страны, материка, Земли, Солнечной системы. Ну, а дальше? Что-то еще придумаем? Так и хочется спросить: ну чего тебе еще надо? Сидел бы себе спокойно, так нет, подавай тебе чего-нибудь новенького.

Я с трудом отогнал эти мысли, ведь вокруг было так красиво и к тому же, скоро должна приехать Анна, так, по крайней мере, обещал Саммерс.

Описать нетерпение, которое охватило меня, невозможно. Откровенно говоря, я боялся этой встречи. Боялся не за себя, а за нее. Как она воспримет мое новое обличье? За последнее время ей столько пришлось пережить, а здесь еще я. Только бы она не начала меня чересчур жалеть, я слишком чувствительный к этим делам и могу еще больше доставить ей боли.

Я снова поймал себя на мысли, что не могу отвлечься. Сколько мне предстоит пробыть здесь? Месяц, сутки или несколько часов? А вокруг такая красота! Даже жаркое солнце не создавало неудобств. Я впитывал его каждой частичкой своего тела.

Возле дома раскинулся бассейн, и я направился к нему. Именно раскинулся, поскольку размеры его вызывали недоумение. Я попробовал изумрудную воду и начал раздеваться. Возле стены я увидел кабинку, увитую плющом и, подняв одежду, брошенную прямо на бордюр, направился туда. В небольшом шкафчике я нашел аккуратно сложенные купальные принадлежности. Все предусмотрено! Приезжаешь во фраке и получай удовольствие столько, сколько тебе захочется. Вот так оно и должно быть.

Я вышел из кабинки и направился к бассейну, ощущая на своем теле тепло солнечных лучей. С ходу бросившись с бордюра в воду, я проплыл под водой до противоположного края бассейна. Вынырнув, я огляделся и удивился своим способностям. Окружающее выглядело почти нереальным. Тело требовало выхода энергии, накопившейся за долгое время бездействия. Я ведь еще так молод!

И я отпустил тормоза. Что называется – дорвался. Бросался в воду раз за разом, вспенивал воду вокруг себя, брызгал на воображаемого партнера и, если не ошибаюсь, иногда даже кричал от восторга. Возможно, что и не кричал, а душа моя делала это. Вынырнув в очередной раз, я увидел стоявшую рядом с бассейном Анну, счастливо улыбающуюся. Я прозевал ее приезд! Быстро доплыв до лестницы, я бегом выбрался наверх и подбежал к ней, сходу подхватил ее на руки и закружился. Она задыхалась в моих крепких объятиях, но не вырывалась. Наконец, когда я остановился, она ласково прошептала:

– Пусти, сумасшедший, ты меня задушишь.

Я опустил ее на покрытие, но не отпустил, я просто не мог этого сделать. Казалось, что если я это сделаю, то снова потеряю ее. Так мы и стояли, обнявшись и глядя друг другу в глаза. Слова были не нужны, мы и так понимали больше, чем могли сказать.

В таком положении и застал нас Саммерс, негромко кашлянул и сел в стоящий неподалеку шезлонг.

Не поворачивая головы и не отрывая взгляда от глаз Анны, я спросил:

– Вы случайно не за мной, сэр? – и сердце мое замерло в предчувствии, что это действительно так. Это же жестоко настолько, что не может быть правдой!

– Генри, ты меня извини, что приходится это делать. Я понимаю, что так нельзя, но тебе придется поехать со мной на пару часов. Президент сейчас на заседании парламента и они хотят тебя видеть до принятия решения, – произнес он.

Мне показалось, что сейчас он начнет говорить о долге и так далее, но я его прервал, не желая выслушивать мораль в такой момент.

– У нас совсем нет времени? – в глазах Анны была такая печаль, что мне хотелось разорваться от нахлынувшей обиды.

– Нет, Генри, лучше не дразнить парламент. Ты же знаешь, что люди там самые разные, а терять их расположение нам никак нельзя, – честно говоря, я не хотел бы быть сейчас на месте Саммерса, настолько тяжело ему давалась эта миссия.

– Анна может поехать со мной? – почти умоляюще произнес я, будто маленький мальчик, просящий купить понравившуюся ему игрушку.

– Я не знаю, Генри. Если не возражаешь, я пойду, позвоню, а ты пока переодевайся, хорошо? – он поднялся и вышел, не дожидаясь моего ответа, так как знал его.

Мы стояли, не в силах разжать свои объятия. Но что делать. Мы прошли к кабинке, и я переоделся. Платье на Анне было слегка мокрым, следовало бы переодеться и ей, но нам было не до этого.

Саммерс быстро вошел и махнул нам рукой. Значит, получилось. Взявшись за руки, как школьники, мы заспешили к нему. Он критически осмотрел нашу одежду и покачал головой, но тоже смирился с этим фактом и мы пошли через холл к ожидавшему нас автомобилю.

Ветер обдувал нас сквозь открытые окна мчавшегося с сумасшедшей скоростью автомобиля и развевал волосы Анны. Она выглядела совсем не так, какой я привык ее видеть прежде. Красиво уложенные волосы, хорошо сидящее на ней платье и немного макияжа сделали ее по-настоящему красивой. Я ее видел в основном в комбинезоне и без косметики с аккуратной прической, подходящей для работы. Однажды я увидел ее слегка изменившейся, и это привело к более близкому знакомству. Но сейчас она выглядела просто великолепно. Она как бы светилась изнутри, создавая вокруг себя поле, наполняющее тебя неосознанной пока радостью.

К моему сожалению, ехали мы слишком быстро, и вскоре мимо нас уже мелькали жилые кварталы столицы. Мы проезжали по трассе, проходящей через престижный район. Вокруг царило спокойное великолепие. Дома соревновались между собой формами и размерами, газоны поражали чистотой и свежестью, исходившей от них. Трудно было представить, что и этого уголка может коснуться беда, настолько от него струились спокойствие и уверенность.

Мы выехали на площадь, расположенную перед большим красивым зданием. Очевидно, это и есть то здание, где заседает парламент. Здесь сейчас и закладываются основы новой жизни. Я подумал, что я сейчас играю роль некого диктатора, выполняющего указания могущественного хозяина. Стоит захотеть и эти люди сделают то, что я придумаю. Захочу миллиарды и все, что только душе будет угодно, и они принесут мне все это на блюдечке. А нет, так погибай человечество, окончательно сходи с ума. Но мне ничего не хотелось, кроме покоя. Зачем мне власть? Что я с ней буду делать? Деньги? То же самое, я настолько привык быть на иждивении государства, что не научился ими пользоваться. Тем более, что это очень хлопотно. Чем больше денег, тем больше хлопот.

Анна уловила перемену в моем настроении и ободряюще пожала мне руку. Я ответил ей благодарным взглядом. Мы остановились напротив одного из входов, но не с парадного, вышли из машины и направились к зданию. Как всегда, мы остановились возле охраны. Саммерс показал свое удостоверение и какую-то бумагу с гербовой печатью. Нас пропустили, и мы пошли к лифту. Снова лифт и, наверное, такие, как и везде, коридоры. Если у меня будет возможность построить свой дом, то никаких коридоров у меня не будет, это уже точно.

– Сэр, а вам не кажется, что пора бы выдать нам какие-нибудь документы, а то ходим, как неполноценные, с сопровождающими и без удостоверений, – я улыбнулся, – или вы боитесь, что мы убежим?

– Убежать вы не сможете, да и вряд ли захотите этого, – вполне серьезно проговорил Саммерс, – но обвинение с вас еще не снято, поэтому и документы вам не положены.

Мы с Анной переглянулись. Вот это да! Я и забыл, что получил пожизненный срок. Вот и спасай их, а они тебя потом спрячут за решетку и концы в воду. Мое настроение сразу изменилось, надо всегда помнить, с кем имеешь дело! Я вспомнил за свою награду и усмехнулся, наверное, дадут еще одну, самую почетную, но последнюю. Из лифта я выходил настроенный на борьбу. Им дорого будет стоить моя помощь!

На этот раз коридоры выглядели совсем по-другому. Высокие и светлые, они были настоящим произведением искусства. Стены украшали знаменитые мастера, причем явно не нашего века. Массивные узорчатые двери поражали размерами. В одну из них и ввел нас Саммерс. Такое помещение нельзя назвать комнатой. Это был огромный зал, со вкусом обставленный старинной мебелью и украшенный полотнами внушительных размеров. Стол, за которым сидел светловолосый пожилой человек, хотя и был внушительных размеров, казался небольшим в этих габаритах. Мы прошли поближе к столу. Саммерс приложил руку к своему полковничьему головному убору и доложил:

– Господин президент! Полковник Саммерс, капитан Отс и мисс Гершель прибыли по вашему приказанию.

– Здравствуйте, господа, – президент встал из-за стола и подошел к нам. Несколько мгновений мы изучали друг друга. Он оказался высоким представительным бодрящимся человеком с умным, но несколько сухим лицом. Интересно, каким он представлял меня? Наверное, этаким суперменом семи пядей во лбу. Тогда я должен был его разочаровать.

– Итак, господа, вам предстоит выступить перед парламентом с речью, которая должна убедить их, – он неопределенно махнул рукой, – в том, что те шаги, которые мы предпринимаем, действительно необходимы. Сейчас объявлен перерыв и у нас есть, – он посмотрел на часы, – около получаса, чтобы как-то подготовиться. Мне не нравится, что ваша речь, – он обратился ко мне, – будет экспромтом. Но с этим придется мириться. Прошу садиться, господа.

Мы прошли к диванам, стоявшим возле одной из стен, и расположились в них.

– Так вот, капитан, я хотел бы услышать от вас в тезисах, что вы будете говорить, – приказал он.

– Правду, сэр, – просто ответил я.

– Правду? – он поморщился, – правда бывает всякой. Ну, хорошо, в общих чертах расскажите мне, в чем заключается, по вашему мнению, правда.

Я начал говорить. Эта речь предназначалась не для отдельного парламента, а для совещания представителей парламентов всех стран, поэтому я опустил некоторые детали. Сейчас я рассчитывал дать отчет о своей деятельности и некоторые выводы, достаточные, по моему мнению, для того, чтобы убедить мыслящих людей.

Президент слушал меня, не перебивая. Когда я закончил, он еще долго молчал, потом посмотрел на часы и произнес:

– Не уверен, что это может убедить всех парламентариев. Чего-то в этом докладе не хватает. Мне представляется, что нет побудительной причины для действий, как вы говорите, внешних сил. На интервенцию не похоже, слишком уж непоследовательно они поступают. Их действия больше являются противодействием нашим поступкам. Чем активнее вы сопротивляетесь, тем более действенными оказываются их поступки. В конце концов, как вы сами понимаете, для них не составило бы труда покончить с вами в любой удобный для них момент.

Он снова замолчал. Я убедился, что передо мной человек недюжинных способностей и мелькнула мысль, что, возможно, я ошибся в оценке его качеств после телефонного разговора.

– Тем более, нам нужно будет тщательнее подготовиться к совещанию на высшем уровне. Этой информации будет явно недостаточно, особенно для тех представителей, правительства которых не волнует вопрос о жертвах, принесенных в этой необъявленной войне. Они скорее будут готовы отдать все деньги для войны, погубить свои народы, но сохранить свои режимы. Их можно только сильно напугать. Только вот вопрос – чем!

– Сэр, я предлагаю провести совещание в большом зале, снабженным большим телеэкраном, например, в пульте управления полетами, – я посмотрел на Саммерса, – это возможно?

– Несколько маловат он для этого, – ответил Саммерс, глядя на президента.

– И что вы им покажете? – поинтересовался президент. Его трудно было сбить техническими деталями, – снова этот убийственный фильм?

– Да, сэр, только со своим сценарием, – я оглянулся на Анну, испуганно схватившую меня за руку. Я похлопал ее по руке и повернулся к президенту. – Это единственный наш шанс, сэр.

– Вы уверены, что у вас получится? – недоверию его не было границ. – Будь по вашему! – он снова посмотрел на часы. – Уже пора. Саммерс, проводите наших гостей в зал заседаний.

– Одну минуту, сэр, – я поднялся и проговорил насколько мог спокойно. – Как вы решили вопрос с нашим незаконным осуждением?

– Мы не будем касаться законности вашего осуждения, – более жестко проговорил он, – учитывая ваши заслуги…

– Дело не в заслугах, сэр, – голос мой окончательно окреп. – Совесть моя чиста и об этом должны знать все. Иначе все наши усилия не увенчаются успехом. Я отвечаю за свои действия и действия миссис Гершель, но только перед своей совестью. Законов нашего государства я не нарушал.

– Хорошо, завтра мы уладим этот вопрос, – президент, хоть и был недоволен поворотом событий, но деваться ему было некуда.

– Нет, сэр, сегодня, даже сейчас, – я сам поражался своей настойчивости.

– Это похоже на шантаж, капитан, – президент тоже встал и теперь возвышался надо мной, сверля меня рассерженным взглядом.

– Вы сами не верите в это, сэр. Этот шаг нужен не только нам, но и вам.

Президент повернулся и пошел к столу. Саммерс стоял бледный, как лист бумаги. Президент нажал на кнопку и через несколько мгновений появился вышколенный секретарь.

– Подготовьте бумаги на отмену приговора на имя Генри Отса и Анны Гершель. И быстрее!

– Есть, сэр, – секретарь повернулся и быстро вышел. Мы снова сели в ожидании бумаг. Дверь открылась и показалась лысая голова.

– Сэр, перерыв закончился… – начала она говорить.

– Знаю, – прогремел президент. – Пусть подождут несколько минут.

Голова исчезла. Наступила гробовая тишина. Я слышал, как стучит мое сердце. Наконец дверь растворилась, вошел секретарь, держа в руках папку из крокодиловой кожи, инкрустированную гербом нашего государства. Он подошел к столу и услужливо раскрыл ее перед президентом. Он прочитал бумаги и поставил под ними подписи. Затем передал одну из них Саммерсу. Тот вскочил и быстрым шагом подошел к столу. Пробежав бумагу глазами, он подмигнул мне. Порядок! Теперь можно идти в бой.

Мы встали и пошли вслед за Саммерсом. Когда мы вышли в коридор, он повернулся ко мне и спросил, улыбаясь:

– Генри, скажи, для тебя существуют какие-нибудь авторитеты?

– Да, сэр, но выбираю я их сам.

– Я уже начал опасаться, что президент пойдет на попятный.

– Президент тоже человек, – многозначительно ответил я.

Саммерс хмыкнул и повел нас к большой красивой лестнице, украшенной статуями и устланной большим длиннющим ковром. Но подниматься по ней мы не стали, а прошли под нее, где располагались небольшие комнатки, в которых кроме диванов, ничего не было. Здесь нам предстояло ждать. Через четверть часа противоположная дверь открылась и вошедший клерк произнес:

– Полковник Саммерс, капитан Отс, следуйте, пожалуйста, за мной.

Ну вот, наметился прогресс, мне уже говорят «пожалуйста». Нервничал я необычайно сильно. Такое происходит не каждый день. Я обнял Анну и пошел вслед за Саммерсом. Клерк при входе в зал показал Саммерсу на одно из мест, а мне показал, чтобы я шел за ним. Проводил он меня в самый центр огромного зала, в котором множество мест располагалось как в амфитеатре. Клерк предложил мне сесть за стол с торчащими на крышке микрофонами. Напротив стола располагалась ложа президента. По всей видимости, дебаты происходили здесь оживленные, так как весь зал шумел и бурлил, как будто в ожидании последнего акта представления. Сам президент был спокоен, но необычно бледен.

– Господин Отс, – раздался голос, но откуда он звучал, я сразу не сообразил, так как акустика скрадывала направление, откуда он шел, – мы пригласили вас для того, чтобы услышать сообщенные нам факты из первых уст, – я, наконец, обнаружил говорящего и повернулся в его сторону.

– Прошу вас, начинайте, – продолжил голос.

Я начал свой доклад, стараясь говорить помедленнее и увереннее. Закончил я довольно быстро и попал под перекрестный допрос, иначе назвать это было нельзя.

– Мистер Отс, – это говорил невысокий полный человек, держащийся крайне самоуверенно, – ответьте мне на такой вопрос. Какое именно вы получили задание, и кто был вашим непосредственным шефом. И, чтобы не терять потом времени, еще одно – в каком звании вы тогда были?

Я оглянулся на Саммерса. Он сидел, бледный и растерянный. Я не знал, как нужно ответить правильно, чтобы не подвести его. Ничего лучшего не придумаешь, чем правда, поэтому я ответил так:

– Помощник штурмана на космическом корабле. Так как непосредственный шеф продолжал полет, то меня откомандировали в распоряжение заместителя директора физического института господина Петерсона. Задание, если можно так назвать мою новую работу, состояло в изучении «лженаук», в которых могла найтись разгадка тех «паранормальных» явлений, которые произошли в предыдущей экспедиции.

– Тогда как вы объясните, что вам были предоставлены широчайшие полномочия, и руководство института не знало о конкретной цели вашего пребывания на станции? – продолжал толстяк, явно довольный своими вопросами.

– Сэр, я выполнял свою работу и не интересовался, что сообщили моему новому начальству. По поводу моих полномочий, то они выражались только в свободном доступе во все помещения в рабочее время.

– Итак, вы утверждаете, что в штате спецслужбы вы не состояли, задания не получали и только выполняли свою работу. Хорошо. Тогда почему вы сознательно оговорили себя и позволили осудить по самым высшим меркам. Ведь вы же знали, что за вас не заступятся эти самые спецслужбы и не вытащат из тюрьмы, как они это сделали сегодня?

– Сэр, – обратился я к тому, который начал эту встречу, – я обязан отвечать на все вопросы, в том числе и провокационные?

В зале поднялся шум. Толстяк воздел руки горе и хлопнул себя по бокам. Что он этим хотел сказать?

Ведущий, наверное, спикер, зазвонил звоночком. Страсти улеглись, но гул продолжался.

– Сэр, – обратился он ко мне, – вы не на суде и на некоторые вопросы можете не отвечать. Но мы пригласили вас, чтобы получить объективную информацию. Поэтому прошу вас не просто отводить вопросы, а тщательно их обдумывать. Продолжайте.

– Хорошо, я отвечу. Я не подавал рапорт о приеме меня на работу в соответствующую службу и сейчас не считаю себя ее работником.

Такого ответа, казалось, не ожидал никто, даже толстяк, сразу севший и что-то возмущенно говоривший сидящему снизу депутату.

– У меня такой вопрос, – раздался голос, как мне показалось, сзади и я повернулся к говорящему, – на чем основывается ваша уверенность в правильности ваших выводов?

– На моем личном опыте, сэр, – просто ответил я.

– И вы считаете, что принятые господином президентом меры предотвратят так называемую «эпидемию»?

– Да, сэр, если довести дело до конца, а не ограничиться полумерами.

– И какое время, по вашему мнению, должен действовать мораторий?

– Извините, сэр, это уже зависит не от меня.

– А от кого?

– От всех нас.

– Кого вы имеете в виду конкретно?

– От всего человечества.

В зале снова поднялся шум. В той секции, где сидел толстяк, раздался даже деланный смех.

Депутат, задававший вопрос сел, давая понять, что он удовлетворен ответами.

Те вопросы, которые задавались позднее, уже не касались «щекотливых» тем и ответить на них не составляло труда. После окончания я уже примерно мог определить, какие партии были за, а какие против действий президента.

Спикер поблагодарил меня за информацию и попросил удалиться. Я пошел тем же путем. Саммерс присоединился ко мне. Он вытирал со лба пот, явно перегруженный услышанным.

– Твое выступление может стать мне моего места, – пробормотал он, – но держался ты молодцом.

– Как вы думаете, какое будет решение?

– Не знаю, Генри, но, как мне кажется, можно надеяться на положительный результат.

Мы вошли в комнату, где нас ожидала Анна. Она уже начала дрожать от волнения и порывисто встала, когда мы появились.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она, – ну, что, удачно?

– Еще неизвестно, – ответил полковник, – будем надеяться на лучшее. Дверь, в которую мы вошли, снова открылась, и вошел тот же клерк.

– Господин полковник. Вас вызывают, – сухо проговорил он.

Саммерс явно не ожидал такого поворота и судорожно вздохнул. Как мне показалось, его миссия была значительно тяжелее, чем моя. Я отвечал только за свои поступки, он же – за других. Я положил руку на его плечо и шепнул:

– Все будет хорошо, сэр.

Он благодарно улыбнулся и вышел.

Мы остались одни. Я обнял Анну за плечи, и мы сели. Она подняла ко мне лицо и спросила:

– Было очень тяжело?

– У меня просто нет слов. И среди депутатов попадаются, – я хотел выразиться покрепче, но сдержался, – нехорошие люди.

– Генри, – она немного помолчала, потом спросила, – ты думаешь, что все образуется?

– Конечно, милая, все будет хорошо, – когда я был с ней, мне действительно казалось, что иначе не должно и быть.

– Генри, ты знаешь, у меня для тебя есть новость, только вот плохая она или хорошая в нынешних условиях, – она вздохнула, – у нас будет ребенок!

Я сидел ошарашенный. То есть, я вообще-то знал, что бывают дети, и с Анной у нас кое-что тоже было. Но когда это происходит с тобой, да еще впервые, такая новость может вызвать какую угодно реакцию.

– Милая, ты уверена? – задал я самый неуместный вопрос, который можно только придумать.

– Да, милый, вполне. Да и Джозеф подтвердил, – она взглянула на меня с сомнением, – так ты не рад?

– Ну что ты, конечно рад, – постарался я ее успокоить, хотя вряд ли это можно было назвать правдой. Я на самом деле не знал радоваться мне или отчаиваться. – И что нам теперь надо делать?

– Глупенький, ничего не надо делать, мы уже все сделали, – улыбнулась она. – Хотя, ты можешь сделать очень многое…

– И что же? А я смогу? – забеспокоился я, не зная, справлюсь я или нет.

– Ты можешь сделать одно, но большое дело, – она опустила голову и прошептала, – постарайся не оставить ребенка без отца.

Я облегченно вздохнул, и Анна непонимающе взглянула на меня.

– Ну, уж это я тебе обещаю, буду стараться изо всех сил, – я погладил ее по волосам. Она всхлипнула и прижалась головой к моей груди.

– Генри, ты не представляешь себе, как я счастлива, – сквозь слезы бормотала она, – и я готова терпеть сколько угодно, лишь бы у тебя было все хорошо. Когда ты разговаривал сегодня с президентом, я думала, что умру. Ты очень сильный человек, но я почему-то боюсь, что потеряю тебя.

Я почувствовал, что начинаю злиться. Я не любил жалости по отношению к себе с детства, а слезы меня всегда раздражали. Мне не хватало сейчас и того и другого. Поэтому я немного отстранился от нее и сухо произнес:

– Прекрати.

Анна непонимающе посмотрела на меня, но быстро взяла себя в руки.

– Прости меня, Генри, я не должна была… – она беспомощно развела руками. Действительно, когда мы уезжали, то не взяли ничего из ее вещей. Косметика немного расплылась от слез. Я посмотрел в своих карманах и, к счастью, обнаружил носовой платок. Анна хотела его взять, но я отстранил ее руки и сам привел ее лицо в приличный вид. Подержал ее лицо в руках и поцеловал.

Именно в этот момент и ввалился Саммерс.

– Я снова помешал? Да что за день сегодня, – начал сокрушаться он, но было видно, что настроение у него хорошее.

– Есть что-нибудь хорошее, сэр? – повернулся я к нему.

– Хорошее? Это – смотря для кого хорошее. Наше ведомство пострадало очень сильно. К тому же, из его подчинения вывели космические исследования, и теперь мы напрямую подчиняемся самому президенту. А это значит, что я тоже выйду из штата спецслужбы. И я этому рад. Сейчас будет голосование по твоему вопросу, Генри. Если немного подождем, то узнаем, чем это дело завершилось, – полковник потер руки.

– С каких это пор этот вопрос стал моим, сэр? – я не упустил случая уколоть его.

– Как это, «с каких пор»? Если бы не ты, мы бы посылали в неизвестность корабли, не зная, прилетят ли они когда-нибудь назад.

– А кто меня послал на это грязное дело, – спросил я, и мы рассмеялись.

– Сэр, если еще и примут правильное решение сегодня, то этот день будет одним из самых счастливых в моей жизни, – неожиданно признался я.

– А что еще произошло? Почему ты говоришь, если еще? Ах, да, извините, – обратился он к Анне, – я сразу не сообразил.

– Есть еще кое-что, – разошелся я, почувствовав необыкновенный прилив сил, – у нас с Анной будет ребенок!

– Ребенок? – опешил он, – ах, да, ребенок! Анна, что же вы молчали? Почему не сообщили сразу, я бы что-нибудь придумал, перевез бы в более подходящее место!

– Я хотела быть поближе к Генри, вдруг ему понадобилась бы моя помощь, – она говорила вроде бы простые слова, но у меня запершило в горле.

– Кому помощь, ему? Не нужна ему помощь, он только и делает, что помогает другим, только не себе и, как я вижу, вам он тоже не помощник.

– Сэр, – попытался защититься я.

– Вот тебе и сэр, – он улыбнулся, – я вообще поражаюсь тебе, как ты все успеваешь? А вообще я очень рад за вас, вы отличные ребята!

За дверьми, выходящими на лестницу, раздался шум и множество голосов, я встревоженно посмотрел на Саммерса, но он меня успокоил:

– Закончилось заседание. Скоро мы все узнаем, – он подошел к двери и обернулся. – Подождите меня здесь, я скоро вернусь.

Я подошел к Анне и сел рядом. Она укоризненно посмотрела на меня и сказала:

– Да ты еще и хвастун, ко всему прочему.

– Я только хотел… – попытался я оправдаться, но она прижала свою ладонь к моему рту.

– Молчи, я люблю тебя со всеми твоими недостатками.

– Анна, я… – но помешала мне не ее ладонь, а переполнявшие меня чувства.

В нашу комнату вошел секретарь президента и произнес:

– Капитан Отс, миссис Гершель – вас ждет господин президент.

– Но мистер Саммерс…

– Полковник уже там, прошу вас следовать за мной, – секретарь был краток, но достаточно вежлив.

В кабинете президента, кроме Саммерса, были еще трое, близкие по возрасту к президенту.

Мы с Анной остановились у двери.

– Проходите, капитан, присаживайтесь, – президент прошел к диванам. Мы с Анной тоже сели на свободный.

– Знакомьтесь, господа, – он представил нас, – эти господа – мои советники, – он заметил, как я вздрогнул, – не переживайте, капитан, это советники совсем другого рода. Кстати, ваш визави пока еще в тяжелом состоянии, но жить будет. Можно сказать, что вы ему спасли жизнь. Но это тема для другого разговора. Что я могу сказать? Ваша точка зрения, Отс, победила, парламент нас поддержал. Не могу сказать, что ваша речь мне понравилась, но именно она оказала решающее действие. А нам как раз был важен результат. Теперь мы можем действовать дальше. Давайте обсудим наши дальнейшие шаги…

На виллу мы попали только к полуночи. Вместо пары часов, как говорил Саммерс, мы пробыли там весь день и вечер в придачу. Нам была оказана честь поужинать вместе с президентом. Мы этому были очень рады, так как сильно проголодались. И сейчас, прибыв на место, мы еле передвигали ноги. Но, как оказалось, мы еще недостаточно устали, чтобы провести ночь, погрузившись в сон…

Проснулись мы, когда солнце было уже в зените. Странно, но нас никто не разбудил. Мы с Анной провели чудесный день. Вечером мы гуляли под луной по территории виллы, пребывая в состоянии, похожем на счастливый сон.

Саммерс приехал только на следующий день и привез хорошие новости.

– Генри, через два дня совещание все-таки состоится. В большинстве стран мораторий провозглашен. Остались немногие, но самые строптивые. По такому случаю прибудут главы государств, а не только их представители. Поэтому президент переживает, не слишком ли сильный метод ты хочешь применить к ним. А вдруг кто-нибудь из них умрет во время сеанса или сойдет с ума? Ты представляешь себе последствия?

– Сэр, мы принесли столько жертв, что дальше тянуть уже некуда. Нужно заставить их понять, что от них требуется. Иначе нельзя! Гоните сомнения прочь! Чем больше мы сомневаемся, тем меньше у нас шансов на успех.

– Генри, а ты сам не боишься? Ведь теперь вас уже трое! – Саммерс отвел глаза, – я бы не решился на такое.

– Тем более, мне сейчас отступать некуда. Если я этого не сделаю, наш ребенок может вообще не родиться. Саммерс, – я отбросил условности, – я очень рассчитывал на вас. Ведь вы именно тот человек, который должен сделать доклад на этом совещании.

– Я? – его удивлению не было границ, – но почему? Ты уверен, что я смогу это сделать?

– Да, сможете. И именно вы. Никто другой с этим не справится, – мое спокойствие поражало меня самого.

– Но что я им скажу? Пересказать твой доклад в парламенте? Это ты сможешь и сам.

– У меня будут совершенно другие дела. А основная тема вашего доклада будет такая. Существует цивилизация, более могущественная, чем наша. Или несколько цивилизаций, этого я не знаю. Где они находятся, мне также неизвестно. Я знаю одно. Это то, что мы оказались в изоляции по своей собственной вине. Если выражаться грубо, то наше общество страдает психической неустойчивостью. Причин этой болезни может быть множество. Это уже разбираться всем вместе. Самое главное, это то, что мы опасны для этих цивилизаций, мы несем с собой смерть и разрушения. Если точнее выразиться, то мы сейчас представляем собой злого Джинна и заслужили того, чтобы нас запечатали в бутылке. Так сказать, на перевоспитание. И наши действия должны быть направлены на то, чтобы заняться этим без промедления.

Саммерс слушал меня, открыв рот. Затем спросил, недоверчиво глядя на меня: