Текст книги "Город Летучей мыши"

Глава 1. Горная коза, немного «Кьянти» и отпущение грехов.

1988 год. Антакья, Турция.

– Может ли быть что-то чудеснее! – восхищенно сказала Глэдис, зачарованно разглядывая открывающееся внизу полотно, сотканное из тысяч золотых огоньков. Сюда не доносился шум вечернего города, не достигали ароматы блюд, которые хозяйки готовили для своих домочадцев. Только море золотых огоньков, заполнивших всю долину до темнеющего вдали хребта Нур, да извилистая полоса Оронта, разрезающего город на две неравные части, – то исчезающая во тьме, то переливающаяся неоновыми цветами – подрагивало внизу. Но ещё более чем рукотворные огоньки, Глэдис восхищало небо, раскинувшееся над долиной наподобие бархатного шатра, украшенного узорами из голубых бриллиантов.

Мужчина бросил на нее насмешливый взгляд и, сняв с головы щегольскую соломенную шляпу, промокнул платком вспотевшие волосы. Под лунными лучами его аккуратно подстриженная бородка отдавала сединой.

Они сидели на каменном уступе, отвесно обрывающемся вниз, к пересохшему руслу потока Пармения. Позади, за колючими зарослями барбариса, сгущающуюся тьму прорезали резкие лучи галогеновых фонарей и слышались обрывки разговоров, смех и тарахтение генератора.

Участники экспедиции отмечали окончание археологического сезона. Завтра все они разъедутся кто куда, и, возможно, больше не встретятся. Всем было немного грустно от того, что придется расстаться.

Столы расставили на площадке перед фасадом церкви святого Петра, – самой первой христианской церкви в мире. Сам апостол Пётр основал эту церковь и служил в ней. Имеются сомнения, действительно ли Пётр был в Риме, и его ли мощи выставлены в Ватиканском соборе. Но то, что Пётр был здесь, что он поднимался по этим склонам и произносил слова молитвы у этого алтаря, – в этом нет никакого сомнения. И не только Пётр. В этом месте апостол Павел впервые приобщился к христианскому учению. В 1963 году Папа Павел VI гарантировал полное отпущение грехов всем, кто здесь побывал. А участники экспедиции провели здесь целый месяц. Они прикасались к извлеченным из земли предметам, которые, возможно, помнят прикосновения самых первых христиан.

Тысячелетие спустя именно здесь, в городе на Оронте, было основано первое крестоносное государство. И первое, что сделали крестоносцы – восстановили церковь святого Петра, осквернённую сарацинами, и украсили её великолепным белым фасадом с тремя арками и окнами в виде восьмиконечных крестов. Перед этим фасадом, напоминающим «портал времён» из какого-нибудь блокбастера, устроили свою тайную вечерю археологи.

Застолье продолжалось второй час, и уже переходило в ту фазу, за которой обычно следуют танцы под магнитофон и легкий флирт. Без этого жизнь археолога, – да и вообще жизнь, – представлялась бы слишком пресной и однообразной.

Начальник экспедиции профессор Сандвик, – это он сравнил прощальный ужин с тайной вечерей, – произнёс речь, больше похожую на лекцию, а затем, осушив несколько бокалов «Кьянти», поднялся из-за стола, пожелав молодежи хорошо повеселиться. Вслед за ним из-за стола выскользнула Глэдис, американская студентка, внимания которой неуклюже и безрезультатно добивался гориллообразный австралиец Дик.

Теперь оба они, профессор и студентка, сидели у края обрыва, глядя на раскинувшуюся у подножия горы Ставрион сеть золотых огней древнего города. Гомон оживленных голосов, громкий смех и завораживающий голос Криса де Бурга из магнитофона, певшего что-то про лунный свет и водку, не мешали наслаждаться прекрасными видами и свежим ночным ветерком, приносившим ароматы сосновой смолы, сухих трав и цветущих акантолимонов.

– Тебе не холодно? – спросил профессор, и набросил на плечи Глэдис свою замшевую куртку.

– Спасибо, Ник.

– О чем ты думаешь?

– О том, что было здесь в те времена. Представляешь, ведь по этим тропинкам ходил сам святой Пётр. Возможно, он даже сидел на этом камне…

– Очень может быть.

– А ты знаешь, что вот эти звезды, которые мы сейчас видим, – живые свидетели тех времён?

– Разве?

– Да, да! Самые дальние звезды находятся на расстоянии две тысячи световых лет. А значит, это тот самый свет, который был излучён в пространство, когда по земле ходил Иисус и когда апостолы проповедовали его учение.

– Никогда об этом не задумывался, – сказал профессор, и, подняв стоящую позади пузатую бутылку в соломенной плетенке, предложил: – еще немного «Кьянти»?

– Нет, мне, пожалуй, уже хватит. Замечательный вечер! Спасибо, Ник!

– Я рад, что тебе понравилось, – сказал мужчина и приобнял девушку за плечи. – В работе археолога есть своя романтика. Стоит только захотеть, и у нас будет еще много таких прекрасных вечеров… и восхитительных дней. Я обещаю.

Он притянул её к себе, и она ощутила его жаркое дыхание на шее. Девушка сделала попытку отстраниться. Но он все теснее сжимал объятия.

– Ник! – сказал она, – профессор, что вы делаете?

– Не беспокойся, дорогая, нас никто не видит.

– Нет, нет, не надо, что вы… – девушке удалось вывернуться из объятий мужчины и оттолкнуть его. В его руках осталась только куртка.

Ноги Глэдис скользнули в пружинящую поросль акантолимона, она оступилась но, восстановив равновесие, скрылась среди стволов молодых сосен.

– Черт побери! – ругнулся мужчина по-норвежски. Выдернув зубами пробку, отхлебнул из пузатой бутылки. Затем, пошатываясь, поднялся, криво нахлобучил шляпу на голову и двинулся вслед за строптивой беглянкой, прислушиваясь к звуку осыпающихся камней.

Узкая тропинка, забирая понемногу вверх, вела вдоль поросшего кустарником склона горы, петляя между редкими деревцами. Галогеновый свет фонарей и нестройный гомон подвыпивших голосов остались за поворотом. Единственным светильником теперь осталась только полная Луна, в мертвенно-бледном свете которой дорожка казалась выложенной стерлинговым серебром.

Убедившись, что отошел от лагеря на достаточное расстояние, чтобы его не было слышно, – он не хотел, чтобы на его зов явились любопытные коллеги, – Сандвик стал вполголоса звать Глэдис, взывая к осторожности и обещая полную безопасность. Впереди послышался шум осыпающихся камней, и это заставило его ускорить шаг. Тяжело дыша, он взбежал на узкий каменный гребень, после которого дорожка резко пошла вниз по осыпи. Неустойчивые камни поехали под его ногой, и он упал, больно ударившись коленом. На удачу, удалось схватиться за какой-то корень или ветку. Он поднялся и продолжил путь, прихрамывая и чертыхаясь.

– Проклятая девчонка, – бормотал он, – строит из себя святую невинность. Вот напишу ей отрицательный отзыв по практике, будет знать, как бегать. Однако не дай Бог расшибётся, а отвечать кому?

Тропинка, между тем, совершенно сошла с ума и то поднималась вверх, то опускалась вниз наподобие синусоиды. Обмахиваясь шляпой, мужчина бежал по этой синусоиде, подбадривая себя дурацким стишком: «Up and down, up and down, this is the way to London town». После очередного подъема он остановился и прислушался. Ветер принес обрывки заунывного пения. Что бы это могло быть? Он сделал круг и вернулся к лагерю? Но песня вовсе не танцевальная. Приблизившись к краю обрыва, внезапно открывшегося слева, он увидел цепочку колеблющихся огоньков и разглядел процессию людей в белых одеждах, поднимающихся к расщелине в скалах.

Облокотившись о большой гладкий валун и положив рядом шляпу, слишком заметную в лунном сиянии, он наблюдал, как процессия медленно втягивается вглубь расщелины, распевая гимны. Впереди четыре человека несли на плечах носилки, над которыми колыхался красный балдахин, украшенный золотыми кистями и шнурами.

Приблизившись к задней части расщелины, люди в белом опустили носилки на широкий плоский камень и воткнули рядом факелы.

Профессор вздрогнул от неожиданности: прямо перед ним, освещенное колеблющимся светом факелов, из сумрачной тени выступило огромное лицо, покрытое чем-то вроде капюшона или платка. Это было вырезанное в скале гигантское поясное изображение то ли человека, то ли древнего божества.

Пение прекратилось. Один из людей в белом, очевидно, священник, встав спиной к гигантскому идолу и лицом к остальным, стал что-то им говорить, а они его почтительно слушали. К нему подошли двое, откинули края балдахина и подняли крышку скрытого под ним ящика.

Вперед вышли еще пятеро, пониже ростом, и опустились на колени перед носилками, а священник извлек из ящика какой-то продолговатый предмет и прикоснулся им к правому плечу каждого из них.

После этого все остальные тоже опустились на колени и стали все вместе вслед за священником повторять слова, напоминавшие молитву.

«Тот косяк был лишним», – подумал профессор, и, зажмурив глаза, открыл сначала один, затем другой. Невероятное видение не исчезло. Он отвернулся и больно ущипнул себя за предплечье. А затем опять выглянул из-за камня, за которым прятался. Люди в белом поднялись с колен и вновь затянули свой заунывный гимн.

– Вот, чёрт! Девчонка! Где она? – опомнился, наконец, профессор, завороженный сюрреалистическим зрелищем.

Стараясь не выдать себя, он отполз от своего наблюдательного пункта. Откуда-то сверху послышался шум камней. «Слава Богу!» – прошептал профессор, и стал карабкаться по крутому склону, балансируя на грани падения и цепляясь за пучки жесткой травы. Тропинки больше не было, – она ушла вниз, туда, где странные люди в белом отправляли свой загадочный ритуал.

Он избегал смотреть направо – от вида огней города, лежащего далеко внизу, под обрывом, его начинало мутить. Карабкаться пришлось довольно долго. Наконец склон закончился. Профессор остановился перевести дух. Перед ним был обширный пустырь, заросший сухими колючками, и заваленный каменными блоками и кучами щебня. Это была плоская площадка пятиугольной формы, примостившаяся на выступе скалы, почти на самой вершине. Площадка заканчивалась отвесным обрывом, задняя её часть упиралась в скалу, а в глубине виднелись остатки сильно разрушенной каменной стены. Девушки нигде не было. Куда же она делась? Свернуть с узкой тропинки она никуда не могла – профессор был в этом уверен. Разве что спряталась где-то на обочине за камень или за дерево, рискуя свалиться в пропасть? А вдруг и правда… Нет, нет, об этом лучше не думать…

Глэдис была американская студентка, приехавшая в Европу по программе обмена. Университет рекомендовал её для участия в раскопках в качестве стажёра, и профессор ни разу не пожалел, о том, что её взял. Он сразу выделил Глэдис среди других. Она была амбициозна, трудолюбива, не зашорена, и умела находить нетривиальные решения там, где другие терялись. Но дело было не только в этом. Глэдис обладала чем-то таким, каким-то неизъяснимым женским шармом, и при этом была такой юной и чистой…

Профессор был непостоянен в своих привязанностях, поэтому, наверно, так и не создал семью, хотя ему уже перевалило за пятый десяток. Но на Глэдис он запал, что называется, с первого взгляда, и надеялся, что она ответит взаимностью. Она была с ним мила, не отталкивала его, по-дружески называла его Ником, охотно проводила с ним время …

Он искренне не понимал, что же пошло не так? Чем он её обидел или отпугнул? Или она просто была карьеристкой и хотела использовать дружеские отношения с начальником экспедиции и светилом мирового уровня для построения своей карьеры?

Как бы там ни было, он начальник экспедиции, а значит, несёт за неё ответственность. Случись с ней что, его собственная карьера окажется под угрозой. К тому же другие участники экспедиции наверняка заметили, что он и Глэдис много времени проводили вместе, а может быть и подозревали что-то большее. Ни для кого не секрет, что профессор неровно дышит к молоденьким студенткам.

От тревожных мыслей профессора отвлек шум в зарослях терновника за кучей камней.

– Глэдис! Это ты? Глэдис, ну хватит уже дуться! Извини, я вовсе не хотел тебя обидеть. Просто выпил лишнего. Всё, всё, давай забудем этот инцидент и вернёмся. Нас уже, должно быть, хватились. Представляешь, что про нас подумают, особенно эта, как её, Люсия. Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила? Хочешь, на колени встану? Глэдис? Глэ-э-дис!

Бормоча извинения, профессор приблизился к месту, откуда раздался шум.

И тут же отшатнулся, атакованный выскочившим прямо на него из зарослей лохматым чудовищем. Он попятился, не удержал равновесие и, запнувшись о какую-то корягу, упал спиной на покатый склон широкой воронкообразной ямы. Перед глазами на фоне звездного неба мелькнула рогатая морда с шевелящимися губами. Он попытался схватиться за что-нибудь руками, но пальцы нащупывали только сухой колючий песок, осыпавшийся как в песочных часах. На секунду его скольжение затормозилось, но тут же он почувствовал, как земля уходит из-под ног, и ощутил неумолимую власть ньютоновского ускорения. Мгновение спустя чёрная дыра, зиявшая на дне воронки, поглотила его.

Когда он открыл глаза, перед ним был кусок ночного неба с неровными краями, а вокруг – непроглядная чернота. В носу засвербело, он громко чихнул. Пошарив вокруг руками, сообразил, что лежит на спине, на куче песка. И услышал голос Глэдис, которая звала его по имени.

Повернув глаза, он различил едва уловимые в сумеречном свете очертания её лица и рук и вздрогнул, почувствовав прикосновение к своему запястью.

– Что случилось? – спросил он, ещё не совсем осознавая, на том ли он свете.

– Поднимайтесь, профессор, здесь опасно. Свод того и гляди обрушится.

Неловко, как опрокинутый на спину майский жук, профессор повернулся на бок и скатился с песчаной кучи. И вовремя. В проеме показалась та же рожа с рогами, и раздалось громкое блеяние, а вслед за этим вниз упало несколько кирпичей.

– Так это была коза! – рассмеялся профессор, и, оглядевшись вокруг предположил:

– Карстовая пещера?

– Не похоже, – ответила Глэдис, и тут же воскликнула – А! Чёрт!

– Что случилось?

– Наткнулась на что-то. Что-то деревянное.

– Сейчас, – сказал профессор и пошарил по карманам. – Где-то тут был… Ах, вот он, слава Богу! Только бы батарейки не подвели.

Он щелкнул тумблером, и направил вспыхнувший конус света на Глэдис.

– Ой! – вскрикнула она. – Не надо в глаза. Теперь я опять ничего не вижу.

– Хорошо, что тут нет зеркала, – сказал профессор. – Ты похожа на чёрта. На вот платок, вытри лицо. А я как? – он прикрыл глаза и направил фонарь на себя.

– Жуть! Вас можно принять за Голема, профессор.

– Ладно, ладно. Издержки профессии. Так, любопытно, что тут у нас.

Луч фонаря упал на предмет, на который наткнулась Глэдис.

– Ого! – воскликнул профессор, – да это стул. Какая изящная работа. Посмотри на пол. Он выложен плитами. Если это пещера, то довольно комфортабельная.

Затем направил фонарь вверх и присвистнул:

– Купол из кирпича! Предметы мебели. Железные канделябры. Кованные, грубая работа. Бронзовые чернильницы на столе. Канцелярия какая-то. А если так – здесь должна быть дверь.

– Это не она? – Глэдис указала на дверное полотно, лежащее на полу под кучей крупных камней. Проем, из которого выпало полотно, тоже был забит камнями и битым кирпичом.

– Да-а…– протянул профессор. – С дверью понятно. А окна?

Луч фонаря скользнул по стенам, украшенным по контуру грубой каменной резьбой, и уперся в два узких стрельчатых окна на противоположной стене. Они тоже были засыпаны.

– Это скверно, – сказал профессор. – И никто не в курсе, что мы здесь. Давай поищем, может тут есть еще какой-нибудь выход.

Вооружившись железным канделябром, он стал простукивать им стены.

– Тут книги, – сказала Глэдис. – Можешь посветить?

– Вряд ли это нам поможет, но если хочешь…

Глэдис распахнула одну из книг. Корешок был трачен плесенью, однако страницы сохранились неплохо.

– Ерунда какая-то, – сказала она перелистнув несколько страниц, – записи про пшеницу, горох, овес, сало, вино, и прочую дребедень. В другой -то же самое. Сплошная бухгалтерия. Судя по плохой латыни, XI или XII век.

– Ладно, давай лучше выход искать, – сказал профессор. – А это что? Нет, тебе лучше сюда не смотреть…

– Что там, профессор?

– Ну, раз уж ты всё равно видела…

На полу прямо перед ними лежал труп. Точнее, скелет в истлевших лохмотьях.

Профессор и Глэдис молча уставились на материализовавшийся перед ними образ смерти.

– Ник, – тихо сказала Глэдис. – Мы здесь умрём?

Профессор не ответил. Он вдруг почувствовал, что очень устал, и опустился на неудобный стул, более похожий на приспособление для пыток.

Глава 2. Солнечные часы и новая метла.

2013 год. Берген, Норвегия.

Хакон приоткрыл дверцу своего старого «Вольво» и высунул ногу, одновременно выставляя вперед складной зонт. Хилое изделие китайской промышленности немедленно атаковал порыв ветра. Холодная капля упала за воротник. Ветер рвал искореженный зонт из рук, за него пришлось сражаться. Жонглируя полуоткрытым зонтом и пультом от машины, он, наконец, захлопнул дверцу и готовился уже перебежать чертову Христиесгате, как из под шатающейся тротуарной плиты выплеснулся мокрый протуберанец, окатив правую штанину по самое колено. Вот дерьмо!

Чертыхнувшись, Хакон побрёл по руслу ручья, в который превратилась улица. В довершение всего, машинально вскинув руку, обнаружил, что забыл надеть часы. «Пипец» – констатировал он.

Безлюдье перед уродливой башней Хордаланнского полицейского участка подсказывало, что он опоздал. Вопрос на сколько? Вообще-то на козырьке навеса над входом красовалось табло электронных часов, но их недаром прозвали «солнечными». Они правильно шли только в хорошую погоду. В ненастье их то ли заливало водой, то ли ещё что, но они показывали не время, а нечто другое. Сегодня как раз такой день. На табло вместо часов и минут вспыхивали и гасли какие-то иероглифы, складывающиеся в слово «rass»¹. «Точнее не скажешь», пробормотал Хакон, распахивая стеклянную дверь.

В холле, где возле жужжащей и шкворчащей кофемашины обычно царила толчея, и шел оживленный обмен сплетнями, сейчас было непривычно пусто. Фрита за стойкой респешен сделала круглые глаза и молча указала в направлении конференц-зала. Сквозь стеклянную стену было видно, что все собрались там, а перед ними выступает незнакомый тип.

– Вот пример того, о чем я вам говорил, господа! – провозгласил выступающий, указывая на пытавшегося деликатно пробраться на свободное место Хакона. – Полицейская служба – это дисциплина, и прежде всего – дисциплина! Это как раз то, чего здесь не хватает. Начинается с малого, с нарушения распорядка. А заканчивается провалами операций и ростом количества происшествий!

– Что за клоун? – спросил Хакон толстяка Ларсена.

– Тсс! – прошипел тот. – Это Кунц, наш новый шеф.

– Новый шеф? А старого куда?

– Надеюсь, – продолжил Кунц, уставив начальственный взор на Хакона, – вы согласны со мной, герр…

– Йенсен. Инспектор Йенсен.

– Вот именно. Так вы со мной согласны?

– Насчет дисциплины? Безусловно.

– Тогда, если вас не затруднит, после совещания соблаговолите составить рапорт о причине вашего опоздания. Что? Не слышу ответа?

– Так точно! – ответил Хакон.

– Не буду скрывать, министр очень недоволен работой полиции Бергена. Нашу репутацию, замечу, и без того не блестящую, едва не смыло потоком дерьма из-за «Флесланнского дела». Хотя этот скандал удалось замять, но вы же понимаете, это ваш косяк, джентльмены. И, по-хорошему, он многим должен был бы стоить головы.

«И было бы правильно», – подумал Хакон.

Дело с незаконным арестом экипажа украинского самолета в аэропорту Бергена, прозванное журналистами «Флесланнским делом» или «Флеслангейтом», в очередной раз выявило некомпетентность и непрофессионализм полиции. Украинцев арестовали на основании показаний торчка, которого держали в камере во время ломки, обещая дать ему дозу, если он назовет, кому продавал «крэк». Этот несчастный указал на иностранных летчиков. Он действительно кое-что предлагал им в баре, но они прогнали его взашей. Членов экипажа арестовали прямо перед вылетом при прохождении паспортного контроля. Их заставили сдать тесты на наркотики, а когда были получены отрицательные результаты, провели проверку на содержание алкоголя в крови. При этом разрешение на задержание и проведение тестов получено не было. Очевидное проявление полицейского произвола!

В результате только у одного из всей команды, у командира экипажа, нашли незначительное превышение алкоголя в крови. Как потом разузнали журналисты, этот немолодой человек страдал диабетом, что при наличии неизбежного стресса могло повлиять на результаты тестов. В камере ему стало плохо, а ампулу инсулина ему пообещали в обмен на признание, будто он перед полетом употреблял спиртное. Только это и спасло полицию от обвинений в незаконном аресте, превышении полномочий и жестоком обращении с задержанными. Остальных членов экипажа, которым не давали еды и воды и оказывали сильное психологическое давление, выпустили из камеры без объяснений и извинений.

Хакон, на глазах которого все это происходило, направил рапорт в Службу внутренней безопасности, где подробно и доказательно перечислил все злоупотребления. Однако никакого ответа не получил. Разве что начальство стало косо на него смотреть. Возможно, подумал Хакон, внезапная смена руководства стала последствием «Флесланнского дела». Вот только изменится ли ситуация к лучшему?

– Кроме того, – продолжал новый шеф, – хочу поставить на вид всем присутствующим, что согласно инструкции сотрудник полиции при исполнении своих полномочий должен иметь что?

– Средства полицейской идентификации! – проявил служебное рвение Ааре Морк, служивший, что называется, без году неделю.

– Совершенно верно! Средства полицейской идентификации. То есть что?

– Форму? – предположил Морк.

– Вот именно! Чтобы граждане, в отношении которых вы применяете полномочия, видели, что они имеют дело с офицерами полиции Его Величества, а не с какими-то гражданскими лицами, непонятно кого представляющими. А посему. Настоятельно советую. Являться на службу. В полицейской форме! А не в свитерах и джинсах, как сраные хиппи. Всем понятно?

В зале повисла тишина. Сотрудники удивленно переглядывались. Инструкция допускала осуществление полицейских полномочий в гражданской одежде, а при осуществлении некоторых оперативных мероприятий появление в форме означало бы неизбежный провал. Профессионалам не надо этого объяснять.

– Надеюсь, понятно, – подытожил Кунц. – А теперь за работу, господа.

Ну и дерьмо! Не мой день сегодня, явно не мой, – подумал Хакон, уставившись в монитор на рабочем столе. Никаких идей, что писать в объяснительной.

– Новая метла по-новому метет, – тихо, но явственно обозначила ситуацию Астри Фьёльд, начальник отдела убийств. – Хакон, ты опять с похмелья? Я все понимаю, мне очень жаль, но ты же знаешь правила. Тем более теперь… И побрился бы что ли, а то на бомжа похож… В общем, смотри, там парнишку какого-то привели, вроде бы он нашёл в лесу труп. Обугленный. Не парнишка, а труп, разумеется. Все наши на выезде. Ты один тут прохлаждаешься. Пойди, разберись там, что к чему. Если надо – съезди с ним на место, осмотри. Ну, не мне тебя учить. Возьми с собой медэкспертов, кто там у них свободен.

– Так мне ж объяснительную писать…

– Потом напишешь. Давай, вперед. Удачи…

– Яволь, мэм! – Хакон шутливо отсалютовал начальнице. Тетка она была что надо, понимающая, правда приходилось ей не сладко. Её жизнь протекала между молотом и наковальней: с одной стороны норовистые подчиненные, с другой – начальство, с которым приходилось ладить.

Пацан ожидал в комнате для допросов. Кроме него там были Ааре Морк (надо же, уже переоделся в форму!) и женщина средних лет, очевидно, мать парня.

– Инспектор Йенсен, – представился Хакон, по-взрослому пожимая руку мальчику.

– Ларри… То есть Ларс, – сказал мальчуган и хитро улыбнулся. – А у тебя есть пистолет?

– Конечно, герр Ларс. Я ведь полицейский.

– А покажешь?

– Покажу. Но сначала ты нам расскажешь, что случилось. Говорят, ты нашёл тело?

– Да. Только это не тело. Это настоящий Мертвый Труп!

– Иди ты! Настоящий Мертвый Труп?

– Он самый!

– И как дело было?

– Ну как… мы играли с ребятами на Лундовой пустоши, ну там, за домами. Там еще старая дорога, по которой никто не ездит. А возле дороги такой окоп.

– Кювет, – поправил Ааре.

– Такой кувет. Я бежал мимо, смотрю, а там что-то чернеет. Сначала подумал, кто-то жег костер. Будто палки обугленные. А потом смотрю – у него голова, и руки вот так, – мальчуган сложил руки наподобие того, как это делают боксеры.

– Ты испугался?

– Я? Не-ет! Что я, мертвых трупов не видел?

– Вот, говорила я тебе, не смотри ужастиков, – запричитала мать мальчика.

Хакон жестом попросил её не мешать, и продолжил беседовать с мальчиком, сверкавшие глаза которого выражали восторг от случившегося с ним необычного приключения.

– Ты сможешь показать нам, где ты это увидел?

– Да конечно! А ты точно покажешь пистолет?

– Покажу, покажу. Вы не будете возражать, если мы проедем к месту происшествия, фру?

– Я? Нет, с чего бы мне возражать. Конечно, я не хотела бы, чтобы Ларри лишний раз такое видел…

– Ларс! – поправил мальчуган.

– Конечно, Ларс! – поддержал его Хакон. – Ну, раз никто не против, давай прокатимся.

Глава 3. Парфенон, еретики, и найденная книга.

1988 год. Антакья, Турция.

Попытки разобрать камни, завалившие дверной проём, оказались безуспешными. Тяжелые валуны и куски кирпича прочно удерживала набившаяся между ними и почти окаменевшая глина и проросшие корни деревьев.

Опустившись на колени, профессор простукивал ржавым канделябром плиты пола.

Глэдис обшаривала помещение в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь выбраться из ловушки. Например, можно попытаться добросить до дыры в куполе палку с привязанной к ней веревкой. Если палка за что-нибудь зацепится, можно попробовать выбраться по веревке наверх. Правда, для этого как минимум нужна веревка…

– Ник, тут в нише что-то вроде секретера или дрессуара². Дверца заперта. Вдруг там веревка, или ещё что. Не поможешь?

Профессор, разочарованный своим обследованием, подошел к ней. Шкафчик покоился на высоких витых ножках. Наклонить и опрокинуть его не составило труда. Ударившись о каменный пол, шедевр средневековых ремесленников развалился в щепы.

– Думала, что-нибудь полезное, – разочарованно сказала Глэдис, поднимая с пола выпавшую из ящика книгу в деревянном переплете с металлическими накладками и жуковинами.

– Смотри! Там что-то есть! – воскликнул профессор, указывая на заднюю стену ниши, прежде скрытую дрессуаром.

– Обыкновенная каменная стена, – пожала плечами Глэдис.

– Нет! – сказал профессор, и Глэдис уловила в его голосе нотки энтузиазма. – Это «эвен голель».

– Что?

– Запорный камень! Здесь выход!

Присмотревшись, Глэдис увидела, что каменная плита в глубине ниши имеет сверху скругление, а нижняя её часть, тоже округлая, вставлена в вырубленный в полу паз. Если мысленно продолжить округлые линии, получился бы правильной формы каменный диск, края которого скрыты в углублениях по обе стороны ниши.

– Отойди, – сказал профессор, – здесь мало места.

Войдя в нишу, он уперся в камень руками и покачал его из стороны в сторону. С хрустом и скрежетом каменный диск повернулся и откатился влево, открыв небольшое неровной формы отверстие, в которое едва мог протиснуться человек.

Из открывшегося проема, хлопая кожистыми крыльями и попискивая, выпорхнула стая летучих мышей, которые, пища и кружась, заполнили собой всё пространство комнаты.

– Вперёд! – скомандовал профессор, и, освещая путь фонарем, шагнул в проем, из которого потянуло вековой затхлостью и экскрементами нетопырей. Глэдис, отбиваясь от круживших вокруг неё и цепляющихся за волосы летучих тварей, двинулась следом.

Вырубленный в скале проход был узок и низок. Приходилось идти, пригнувшись. Но дальше пол понемногу понижался, забирая вправо, а потолок, становился выше. Воздух уже не казался таким затхлым. Чувствовался даже легкий сквозняк, что внушало надежду. Пройдя около сотни шагов, они различили впереди пятно серебристого света. Подойдя ближе увидели: свет проникал сквозь отверстие, пробитое в стене. Правда, находилось оно под самым потолком, – не достать. Но дальше были ещё такие же окна и пробиты они были на разных уровнях.

– Отдохнем, – взмолился запыхавшийся профессор. – Кажется, нам удалось. Скоро выберемся отсюда.

Он уселся, привалившись спиной к стене, с наслаждением вдыхая смолистый сосновый запах, вливающийся из окна и, свернув куртку, предложил Глэдис присесть рядом.

– Ну, что скажешь? – спросил он.

Глэдис обвила рукой его шею и, прильнув к нему, поцеловала в щеку, что тронуло даже его циничную натуру.

– Ты мой спаситель, Ник! – сказала она.

Что-то твердое ткнуло его в ребро. Скосив глаза, профессор увидел, что Глэдис прижимает к себе объемистую книгу. «Из неё выйдет настоящий ученый, – подумал Ник. – Каждый ли, когда надо спасать свою шкуру, будет заботиться ещё и о книге?».

– Ты что, всё время тащила это с собой? – спросил он.

– Да, а что? Не хочешь посмотреть, что там?

– Может, не сейчас?

– Ты куда-то торопишься? Ну-ка, подай мне тот камень. Да нет, не этот, а вон тот, поострее.

Пристроив замок книги на одном камне, Глэдис несколько раз ударила по нему острием другого, отчего под сводами галереи загрохотало эхо. Потом настал черед второго замка. Наконец, оба замка были сбиты.

– А теперь – фонарь, – потребовала Глэдис, и распахнула книгу.

– Ну, что там? – поинтересовался профессор более из приличия, чем из любопытства.

– Погоди, погоди… Так… Интересно… Ник! Это что-то вроде дневника или даже летописи. Хроника, которую вел какой-то священник. Забавно: пишет о себе в третьем лице. А, вот тут он называет свое имя. Вот, здесь, смотри. Его зовут Бернар.

– Что-то такое припоминаю, – сказал профессор. – Да, да, был некий патриарх Бернар в эпоху Первого крестового похода. Поздравляю, коллега! Это открытие! Живой документ эпохи!

– Хм… Забавное словечко: «эдим», – сказала Глэдис, перелистнув несколько страниц, – «хаеретичи эдим».

– Еретики. Как ты сказала? Эдим? Эдим… Эдим… Где-то мне попадалось это слово. Какая-то секта на Ближнем Востоке. Но позднее III века упоминаний о ней вроде бы нет. Про них мало что известно кроме названия. «Эдим» по-арамейски значит «Свидетели». И что там про них написано?

– Сейчас… Думаешь так легко читать средневековую латынь?

– Ну, ты же изучала палеографию? Кто, кстати её преподает у вас в Стэнфорде? Не Нэнси Берроуз?

– Да.

– Ух ты! Она ещё жива? Ой, прости, что-то я не то говорю. Старая добрая Нэнси… Ладно, давай сюда, – сказал профессор и протянул руку за книгой. – Бесплатный мастер-класс. Учись!

Он водрузил на нос очки и принялся читать.