Текст книги "Игорь Святославич"

Глава пятнадцатая. Ольга

Однажды приехал в Чернигов Святослав Всеволодович, дабы сговориться с Олегом о совместном походе на половцев.

– Слыхал я, брат, о твоём удачном выходе в Степь, – молвил Святослав. – Сказывают, будто ты курень хана Осолука полонил да целое кочевье хана Тарсука разгромил.

Олег самодовольно улыбнулся. Ему льстило, что киевский князь сам к нему в гости пожаловал.

Сговорились князья ранней осенью по кочевьям половецким пройти и разор учинить.

– Я брата Ярослава в поход сговорю, а ты своих братьев Игоря со Всеволодом, – сказал Святослав. – Да Владимира Глебовича позовём, да братьев Ростиславичей… Чего брови хмуришь?

– Супротив переяславского князя и Ростиславичей я ничего не имею, – ответил Олег, – но Ярослав для этого дела не годится. Подвёл он меня под монастырь нынче, подведёт и завтра! До богатств он жаден, а в сече стоять крепко не может.

– Есть такой изъян у моего брата, – вздохнул Святослав. – Ну ладно, без него обойдёмся.

Святослав предложил Олегу вместе с ним съездить в Переяславль, потолковать с Владимиром Глебовичем о предстоящем походе. Олег согласился. Пусть и в Переяславле увидят, что они с великим князем друзья закадычные.

Владимир Глебович недавно справил своё двадцатилетие, но изо всех сил старался выглядеть мужем степенным и опытным в делах войны. Он без раздумий согласился попытать счастья в сечах с половцами.

Во дворце переяславского князя Олег впервые увидел Ольгу, сестру Владимира.

Была она такая же, как её брат, курносая и круглолицая, с небольшим округлым подбородком и озорными голубыми глазами. Густые тёмные брови придавали некоторую серьёзность девичьему лицу, как и привычка Ольги слегка поджимать губы. Ольга старалась меньше улыбаться, стесняясь своих не очень ровных зубов.

Олегу девушка приглянулась. Он намётанным оком оценил округлые формы её почти сформировавшейся фигуры.

За обедом Олег заговорил с Владимиром о его сестре:

– Сестра у тебя, Владимир, дюже лепа! И который ей год?

– Пятнадцатый пошёл, – ответил Владимир.

– Не пора ли девицу замуж выдавать?

Владимир поднял на Олега удивлённые глаза.

– Да за кого? У нас и на примете-то пока никого нет.

– За моего младшего брата, – сказал Олег, – за Всеволода. Младень что надо!

– Олег верное слово молвит, Владимир, – вставил Святослав. – Брат его младший всем взял: и удалью, и силой, и умом. Отдашь за него Ольгу – не прогадаешь.

Владимир обещал подумать и к осени дать ответ.

По возвращении в Чернигов Олег сообщил Манефе, что присмотрел невесту для Всеволода. Он восторженными словами описал сестру Владимира и расхвалил при этом её кроткий нрав. «Чем не пара такому молодцу, как Всеволод!»

Манефа выслушала Олега, храня загадочное молчание.

– В твоё отсутствие в Чернигове побывал настоятель соборной церкви в Трубчевске, – сказала княгиня, когда Олег умолк. – Жаловался мне святой отец на Всеволода. Мол, не по-христиански он себя ведёт. Сквернословит, не причащается, на исповедь не ходит. И ещё по вечерам в языческих игрищах участвует в лесу за городом.

– Так, народ в тех краях и поныне дикий, – усмехнулся Олег, – верит в дедовских богов, и крещёные там токмо горожане. Ничего страшного в том нет, коль Всеволод из любопытства поглядит разок-другой на идолов языческих и на хороводы вокруг них.

– В том-то и дело, что Всеволод больше с язычниками общается, а не с христианами, – возразила Манефа. – У него и в дружине полно язычников, и среди челядинцев, и наложницы у него сплошь из языческих деревень. Разве это дело? И понравится ли это князю Владимиру, коль дойдёт до него такое?

Олег враз посерьёзнел.

Владимир-то, может, и закроет на это глаза, но духовник его и Ольги непременно возмутится. Да пожалуется, чего доброго, митрополиту! Эдак и свадьба может расстроиться.

– Ты сама хотела, чтоб Всеволод в Трубчевске княжил, вот и пеняй теперь на себя! – огрызнулся Олег на мачеху.

Последнее время он держался с нею независимо и даже слегка помыкал ею.

Без долгих раздумий Олег послал за Всеволодом.

Всеволод прибыл в Чернигов и сразу заговорил о походе на половцев, узнав от гонца о замыслах киевского князя.

– О походе после потолкуем, брат, – охладил пыл Всеволода Олег. – Сначала урядим дела семейные.

Олег пригласил в светлицу Манефу, которая сдержанно поздоровалась со Всеволодом и уселась на стул, невозмутимая и таинственная.

– Дошёл до меня слух, будто ты, брат мой, с язычниками якшаешься, – строгим голосом заговорил Олег. – Я тебя не осуждаю, ибо в твои годы до запретного плода всякий падок. Однако ж с сего дня чтоб на игрища бесовские ни ногой!

– А что случилось? – поинтересовался Всеволод, переводя недоумевающий взгляд с брата на мать.

– В грехах ты по уши, сын мой, – укоризненно сказала Манефа. – О душе своей подумай.

– Я невесту тебе присмотрел, – промолвил Олег, – она девушка знатная и набожная, поэтому замашки свои греховные умерь, брат.

– Не хочу я жениться, – насупился Всеволод.

– А тебя никто и не спрашивает, – отрезал Олег. – Ко всякому человеку приходит время под венец идти, будь то смерд, боярин или князь.

– Красивая хоть она? – уныло спросил Всеволод.

– Да уж милее твоих девок-язычниц, – ответил Олег.

– Так уж и милее? – усомнился Всеволод.

– Я ведаю, что говорю.

– Кто она? Зовут её как?

– Это Ольга, сестра переяславского князя Владимира, – не без гордости сказал Олег. – Я намедни побывал у него. К осени Владимир обещал дать ответ, выдаст ли за тебя Ольгу.

– Сколько Ольге лет? – допытывался Всеволод.

– Четырнадцать.

Всеволод прыснул:

– Ей ещё в куклы играть, а вы её под венец тащите!

– О тебе, дурне, печёмся! – рассердился Олег. – Это ныне никто к Ольге не сватается, а пройдёт год – отбоя от женихов не будет. Девица – чистый мёд!

– Остепенись, Всеволод. Христом Богом тебя прошу! – вставила Манефа. – Ты – князь. На тебя люди смотрят и блюстители церкви. Помни об этом днём и особенно ночью.

При последних словах Манефа с особой пристальностью взглянула на сына.

Всеволод уехал из Чернигова расстроенный. Утешал себя мыслью, что, может, князь Владимир не отдаст за него сестру из-за её малолетства или другого жениха ей подыщет.

В начале сентября прискакал посыльный из Переяславля, который сообщил Олегу о согласии Владимира Глебовича выдать сестру за его младшего брата.

Свадьбу было решено играть в Чернигове.

Торжество едва не расстроилось в самом начале. Олег пригласил в посажёные отцы Святослава Всеволодовича, тот приехал со своими ближними боярами. Заметив, что среди гостей нет Ярослава, Святослав попросил Олега послать за ним в Новгород-Северский. Олег отказался, заявив, что Ярославу нет места у него за столом.

Святославу такая непримиримость Олега не понравилась. Он разразился длинной тирадой по поводу того, что Христос советовал прощать вину своим ближним, дабы те становились лучше.

«Благородством поступков прощающих излечивается греховность душ человеческих» – такими словами Святослав завершил свою речь.

Олег продолжал стоять на своём, покуда Манефа не убедила его уступить Святославу.

– Тебе Святослав в будущем нужнее, чем Ярослав, – шепнула княгиня на ухо Олегу. – Вот и уступи ему ныне, чтобы в будущем он на твою уступку своей ответил.

Олег сдался и послал гонца за Ярославом.

Тот словно ждал этого: живо примчался в Чернигов, не жалея коней.

– Я не с пустыми руками к тебе, брат. – Ярослав с многозначительным видом протянул Олегу увесистый кожаный кошель.

– Что это? – спросил Олег, беря кошель.

– Триста серебряных монет, – ответил Ярослав, – половина выкупа за родичей хана Осолука.

– Что же ты мало запросил у хана? – недовольно заметил Олег.

– Не давал хан больше, – пожал плечами Ярослав, – в противном случае, говорит, можешь убить моих родственников. У меня, говорит, их и так хоть отбавляй! Я подумал, лучше мало, чем ничего.

– Верно подумал, – усмехнулся Олег.

Четырнадцатилетняя невеста рядом с высоким и плечистым Всеволодом выглядела ещё более хрупкой. Она застенчиво улыбалась похвалам, расточаемым ей Олегом и Агафьей. Манефе невеста тоже понравилась. Она сердито шипела на Всеволода: «Ну чего насупился, как сыч! Улыбаться, что ли, разучился? Какую паву за тебя выдают!»

Во время свадебного застолья Игорь упился медов хмельных до беспамятства.

Очнулся он в тесной горенке с белыми побелёнными стенами и одним окном, утонувшим в нише толстой каменной стены. За окном было пасмурно и серо. По толстому стеклу барабанили крупные капли дождя. Игорь не мог понять, утро сейчас или вечер. Он с трудом вспомнил происходившее с ним накануне.

Игорь с удивлением обнаружил, что лежит на постели поверх одеяла прямо в одежде и сапогах. Мысли в тяжёлой голове ворочались с трудом. Во рту был привкус хмельного мёда.

Ощутив жажду, Игорь поднялся с ложа и выбрался из комнатушки в тёмный узкий коридор. Шатаясь, он наугад направился туда, где, по его представлению, должен был находиться пиршественный зал. Наткнувшись на винтовую деревянную лестницу, Игорь сообразил, что перед ним дворцовая башня. Стало быть, он находится на втором ярусе, значит, пиршественный зал должен быть как раз под ним.

Судя по тому, что снизу не доносился гомон и смех, пир уже закончился.

Поразмыслив, Игорь решил сократить путь и пройти в гридницу через башню. Он знал, что вход в неё на первом этаже расположен как раз неподалёку от гридницы. В кромешной тьме Игорь спустился по скрипучим ступеням вниз, нащупал дверь и с трудом открыл её. Оказалось, за дверью вповалку спят пьяные Олеговы гридни, заняв всё пространство караульной комнаты. Некоторые даже во сне продолжали сжимать в руках мечи в ножнах.

В караулке было не так темно благодаря пламени светильников, жёлтый свет которых падал из гридницы сюда через другую приоткрытую дверь.

Перешагивая через тела храпевших гридней, Игорь выбрался наконец в пиршественный зал.

Там тоже спали на скамьях упившиеся гости, а какой-то боярин и вовсе спал под столом весь перемазанный морковной подливкой. У печи на брошенной на пол медвежьей шкуре совокуплялись двое: кто-то из старших Олеговых дружинников и одна из служанок Агафьи. Служанка была до такой степени пьяна, что совершенно безучастно относилась к тому, что вытворял с нею взобравшийся на неё рыжий детина.

По гриднице шло шумное пыхтение утоляющего похоть мужчины, нагая спина которого двигалась туда и назад в неверном ритме. Голая женщина с раскрасневшимся от обильных возлияний лицом и закрытыми глазами лежала под ним, бессильно раскинув в стороны руки и ноги. Её скомканное платье валялось рядом на полу вместе с одеждой рыжего боярина.

Две другие служанки с пьяным хихиканьем угощались вином, сидя за столом в господских креслах. При виде Игоря обе примолкли. Затем та, что была посмелее, приблизилась к Игорю неверными шагами.

– Люба ли я тебе, князь? – развязно спросила молодая женщина и, стянув через голову цветастый сарафан, явила Игорю свою наготу.

Игорь оглядел прелести рабыни и остался доволен.

– Дай чем-нибудь горло промочить, и тогда я займусь тобой, голубица, – промолвил он заплетающимся языком.

– Хмельного тебе, пожалуй, хватит, княже, – заметила служанка и налила в чашу яблочного квасу. – Вот, испей, сразу полегчает.

Игорь взял протянутую чашу и выпил её до дна.

– Токмо не здесь, – прошептала рабыня, когда Игорь притянул её к себе.

– А где? – спросил он, глядя в её хмельные страстные очи с длинными ресницами.

– Идём со мной, – промолвила служанка, набросив на себя сарафан.

Они покинули гридницу и, миновав два полутёмных зала, где тоже спали вповалку гости, через боковой выход выбрались на двор.

Рассвет только занимался, моросил дождь, было промозгло и сыро.

Служанка тянула Игоря за собой, шлёпая босыми ногами по намокшему дощатому настилу. Она привела его под навес и повела дальше мимо конюшен и клетей с припасами. Глаза рабыни таинственно блестели, когда она оборачивалась на Игоря.

Оказалось, что они шли к бане.

– Тут нам никто не помешает, – зашептала девушка, заводя Игоря в предбанник.

В предбаннике было тепло и пахло берёзовыми вениками.

– Здесь не замёрзнем, – улыбнулась рабыня, – печь ещё полна вчерашним жаром. Я сама её топила.

Служанка хотела было отворить дверь в банное помещение, но вдруг замерла на месте.

Из-за двери явственно донёсся негромкий женский стон. Затем послышалась какая-то возня и вновь блаженно простонала женщина.

– Похоже, мы опоздали, княже, – прошептала рабыня, глянув на Игоря. – Но ничего, я другое местечко знаю. Идём!

Она снова взяла Игоря за руку, как несмышлёного отрока.

На свежем воздухе Игорь ощутил прилив бодрости.

Огибая баню вслед за служанкой, он не удержался и заглянул в окно.

От увиденного из него сразу улетучились остатки хмеля. Сквозь уголок незапотевшего стекла Игорь узрел обнажённого Ярослава, лежащего на полке́ с веником под головой. Его руки ласкали большие отвислые груди пышнотелой женщины с растрёпанными косами, которая, сидя на Ярославе, делала плавные движения вверх-вниз, скользя своим чревом по его вздёрнутому жезлу. Нагое тело женщины казалось ещё белее рядом с загорелым телом Ярослава. Вот женщина повернула голову, откинув со вспотевшего лба прядь волос.

Игорь вздрогнул, узнав свою мать.

Его поразило и возмутило не то, чем она занимается тайком в бане, а то, с кем она этим занимается! Ярослав и раньше не пользовался особым уважением Игоря, а после похода на половцев тот и вовсе упал в его глазах. Мать же всегда восхищала Игоря умом и выдержкой. Ему казалось, что ей не присущи подобные слабости. И вот он получает доказательство низменной греховности своей обожаемой матери, которая опустилась до того, что отдалась такому ничтожеству, как Ярослав!

Первым и самым сильным желанием Игоря было ворваться в баню, чтобы пристыдить мать и избить Ярослава, посмевшего коснуться её своими похотливыми руками. Однако выражение блаженства и безмятежности на материнском лице погасило в Игоре первый гневный порыв. Игорь впервые увидел мать такой, погружённой в некий сладостный экстаз. По сути, перед ним было лицо совсем другой женщины. Не потому, что его мать никогда прежде не появлялась перед ним с растрёпанными косами, она была одержима желанием близости, и это желание превращало её в женщину, осуждать которую не имел права никто. В том числе и Игорь.

Рабыня затащила Игоря на сеновал. Там, среди душистых запахов летнего скошенного луга, она принялась возбуждать его своими поцелуями и смелыми прикосновениями рук. От увиденного в бане Игорь был сам не свой, поэтому его мужские способности сильно разочаровали любвеобильную девицу, которая расстроенно попеняла ему, мол, иной во хмелю как жеребец, а иной хуже мерина.

Вернувшись во дворец, Игорь столкнулся со Всеволодом.

– Как спалось с юной женой, брат? – Игорь шутливо толкнул Всеволода в бок.

– Лучше не спрашивай, – уныло ответил Всеволод. – Жена моя сущее дитя! Девства я её, конечно, лишил, но сколько слёз было пролито при этом, ты бы видел! В конце концов прибежали Ольгины няньки и увели мою зарёванную жёнушку в свою опочивальню.

– Не расстраивайся, брат, – сказал Игорь. – Первый блин всегда комом. Внешне-то Ольга тебе приглянулась ли?

– Ножки у неё ладные и попка кругленькая, – со смаком произнёс Всеволод, – груди как яблочки спелые, ничего девица! Хоть и не в соку ещё.

– Годика через два от твоей Ольги глаз будет не оторвать! – заверил Игорь брата.

В душе он завидовал Всеволоду. Ольга была не из той ширококостной породы, как Ефросинья. При округлости бёдер у неё была осиная талия. Её изящная головка красиво смотрелась на небольших, горделиво приподнятых плечах, а кисти маленьких рук были на удивление женственны, словно природа особенно постаралась, создавая их.

Игорь поймал себя на том, что он с удовольствием поменялся бы со Всеволодом жёнами, несмотря на то что Ефросинья уже родила ему троих сыновей.

Владимир, брат Ольги, тоже приехавший на свадьбу, производил впечатление человека заносчивого и самонадеянного. Игорю не понравилось, что Владимир, будучи самым младшим из князей, собравшихся на торжество, бесцеремонно влезал в разговор старших со своими развязными и неуместными замечаниями. Вдобавок Владимир оказался необузданным во хмелю и чуть не затеял ссору прямо за столом. Пустившийся на хитрость Святослав Всеволодович предложил Владимиру на спор выпить большой ковш греческого вина. Владимир клюнул на удочку и с трудом, но осушил поданный ему ковш. После этого он стал всё больше клевать носом, покуда не свалился под стол.

Олеговы слуги, взяв пьяного Владимира за руки и ноги, унесли его почивать.

Солнце было уже высоко, когда в гриднице опять началось оживление.

Протрезвевшие гости собирались за столами, с которых проворные челядинцы уже убрали объедки и поставили свежие блюда, принесли корчаги[59]59
  Корчага – большой глиняный сосуд с широким горлом.


[Закрыть] с вином и квасом.

Некоторые из гостей обнимали служанок, задирали у них подолы. Так и не проспавшегося рыжебородого боярина слуги завернули в медвежью шкуру и вынесли из пиршественного зала.

«Чтобы вида не портил», – как выразился Олег.

Из князей в гриднице в этот момент находились лишь Олег да Игорь со Всеволодом.

Всеволод соблазнился на наготу грудастой рабыни, что полусонная бродила между столами в поисках своего платья. Мужчины, игриво похлопывающие её по бёдрам и ягодицам, видимо, не производили на рабыню никакого впечатления. Рабыня даже не стала сопротивляться, когда Всеволод, завалив её прямо на столе, пристроился к ней сзади, спустив с себя порты.

Олег и многие его бояре при виде этого захохотали.

– Не боишься, брат, что жена твоя войдёт? – воскликнул Олег.

Внезапно в гриднице появилась Манефа в роскошном длинном платье тёмно-вишнёвого цвета, расшитом золотыми узорами на рукавах и по нижнему краю. На голове у неё было белое покрывало, скреплённое диадемой. Манефу сопровождала Агафья и несколько боярских жён, ночевавших в княжеском дворце.

– Прекратите это непотребство! – властно промолвила княгиня.

Вся мужская братия враз остепенилась, смолкли скабрёзные шуточки. Все принялись рассаживаться за столами, пряча усмешки при виде того, как Всеволод торопливо натягивает порты и выталкивает нагую рабыню из пиршественного зала.

– Не ожидала я от тебя такого, сын мой, – укоризненно сказала Всеволоду Манефа и прошествовала на своё почётное место.

Всеволод, смущённый до крайности, опустил глаза.

Вскоре пожаловали киевский князь и его брат Ярослав. Няньки привели заспанную Ольгу и усадили рядом со Всеволодом. Не было только Владимира, брата Ольги.

– Видать, Владимир Глебович со вчерашних вин и медов подняться не может, – с усмешкой заметил Олег. И как хозяин застолья, повелел начинать пиршество без него. «Оклемается, подойдёт!»

Прежнего бесшабашного веселья уже не было.

Князья и бояре завели разговор о событиях в Залесской Руси. Там недавно умер владимирский князь Михаил Юрьевич. Его место занял брат его Всеволод Юрьевич, до этого княживший в Переяславле-Залесском.

– Крутенько обходится Всеволод Юрьевич с боярами ростовскими и суздальскими, – промолвил кто-то из бояр. – С покойного Андрея Боголюбского пример берёт.

– Ну так и кончит, как тот, – пробурчал другой боярин.

– Князь Всеволод меньших людей к себе приближает, торгашей да посадских, – прозвучал чей-то презрительный голос, – а людьми богатыми да имовитыми брезгует. Нешто это по-княжески?!

– А может, это бояре им брезгуют? – промолвил Олег. – Я слышал, знать тамошняя шурина Всеволодова на стол владимирский посадить хотела.

– Хотела, да не сумела! – усмехнулся Святослав Всеволодович, не скрывавший своих симпатий к молодому суздальскому князю.

– Всеволод Юрьевич хоть и молод, а не промах, – вставил Ярослав. – Смерть князя Андрея многому его научила! Уж он-то на те же грабли не наступит!

Бояре киевские и черниговские недовольно загалдели:

– Чего ты князя Андрея поминаешь, Ярослав? Иль забыл, как его полки Киев разграбили?!

– Все князья южнорусские Андрею кланялись, покуда бояре Кучковичи не избавили вас от этого, убив Андрея. Теперь Кучковичей сажей мажут, а убиенного князя Андрея, злодея и святотатца, чуть ли не в святые возводят!

– Верно молвишь, Твердислав! Верно!..

– До чего же у людей память коротка, а у князей и подавно!

Игорь не встревал в этот спор. Он подумал о Вышеславе. Где он теперь? По-прежнему в Переяславле-Залесском иль подался во Владимир?

Друг его нашёл своё счастье с любимой женщиной, да ещё с такой красавицей! И Всеволоду с женой повезло. И Олегу…

Игорь отыскал взглядом среди боярынь румяную Агафью, потом взглянул на Ольгу, о чём-то шептавшуюся со Всеволодом. До чего она мила, а будет ещё милее!

Игорь вышел из душного зала на двор и велел своим слугам готовить коней в дорогу.

Узнав, что Игорь собрался уезжать, да ещё так внезапно, Олег пришёл узнать, что случилось.

– Что за спешка, брат?

– Жена у меня недомогает, – солгал Игорь. – Праздник на ум не идёт, все мысли о ней. Извинись за меня перед Всеволодом.

– Ну, коли так… – сочувственно пробормотал Олег.

Обняв на прощание Игоря, он вернулся во дворец.

Когда кони были осёдланы, появилась Манефа.

– Что с Ефросиньей? – сразу спросила она, взяв Игоря за руку.

Такое участие невольно тронуло Игоря, но ему вспомнилось увиденное им в бане, поэтому он ответил довольно неприязненно, отдёрнув руку:

– Не помирает, не беспокойся!

– Может, лекаря надо?

– Есть лекарь.

– Ты чего-то недоговариваешь, сын.

– Все мы чего-то недоговариваем друг другу…

При этих словах Игорь пристально посмотрел матери в глаза. Она не смутилась, выдержав его взгляд.

Видя, что сын собирается вскочить в седло, Манефа торопливо спросила:

– Ты не хочешь обнять меня на прощание?

Игорь почувствовал, что мать не понимает причину его отчуждения к ней и теряется в догадках. Он шагнул к матери, но объятия получились неискренние.

Не желая затягивать прощание, Игорь вскочил на коня.

– Может, мне поехать с тобой? – просящим голосом окликнула его Манефа.

Игорь, не ответив, стегнул коня плетью и птицей вылетел за ворота. За ним следом с дробным топотом копыт устремилась его свита.