Текст книги "Игорь Святославич"

По пути попались ещё две деревни – тоже пустые и безмолвные.

Наконец леса расступились и взору открылись холмы над Днепром. На самом высоком холме виднелись валы и деревянные стены Вышгорода.

Среди лугов и перелесков были разбросаны небольшие деревеньки и боярские усадьбы, обнесённые тыном.

Конница с грозным топотом рассеялась по окрестностям близ Вышгорода в надежде хоть на какую-нибудь добычу. Но всюду было запустение и следы поспешного бегства.

Игорь видел, как торки и берендеи от злости поджигают дома и овины[51]51
  Овин – сооружение из жердей или брёвен для просушки хлебных снопов от жара костра для дальнейшего обмолота на гумне.


[Закрыть]. Он поскакал ко Всеволоду и нашёл его на загородном дворе какого-то боярина.

При виде Игоря Всеволод перестал препираться с Мечиславом, который настаивал на том, чтобы ворваться в вышгородский посад и поискать там добычу. Юный князь возражал. Осторожность Всеволода понравилась Игорю.

– Вели своим торкам не жечь сёл близ Вышгорода, – сказал Игорь. – Кто знает, сколь долго мы простоим тут, жильё ратникам потребуется. Холода на носу.

– Вот нехристи! – рассердился Всеволод. – Я же приказал Чавдарю ничего не поджигать. Ну, я ему покажу!

Вскочив на коня, Всеволод вместе с Игорем помчался туда, где полыхали пожары.

Тем временем проглянувшее из-за туч солнце озарило дорогу, идущую по склону холма от ворот Вышгорода, и на дороге – конные рати Мстислава. Целый поток блестящих шлемов, щитов и поднятых кверху копий катился от Вышгорода вниз по дороге. Над копьями и шлемами реял большой стяг Мстислава с золотыми крылатыми ангелами на чёрном поле, обрамлённом жёлтой каймой.

Олег спешно стал выстраивать дружины на равнине, сзывая рассеявшихся конников звуками боевой трубы. Он заметно нервничал, ибо знал, каков Мстислав Ростиславич в сече! Знал Олег и силу Мстиславовой дружины. Первым собрал своих воинов Всеволод. Олег поставил его в центре. Сам занял левый фланг, а правый отдал Игорю.

Игорь ещё не успел выстроить к бою свою дружину, а конница Мстислава уже врезалась в центральный полк Всеволода. Судя по звону мечей и треску ломающихся копий, сеча там завязалась упорная. Вскоре упало знамя Всеволода, а торки и берендеи стали откатываться к дальнему лесу.

Игорь повёл своих дружинников на подмогу Всеволоду. С другой стороны ударила на Мстислава Олегова дружина. Вышгородский князь оказался в окружении.

Но Мстислав Ростиславич не испугался.

Подобно медведю, окружённому волками, бросался он со своими витязями то на северскую дружину Олега, опрокидывал её и тут же оборачивался на Игорев полк. Разметав его, Мстислав устремлялся на тех воинов Всеволода, которые ещё сражались и не думали отступать. Дружина Мстислава была гораздо малочисленнее дружин Олега, Игоря и Всеволода, вместе взятых. Но благодаря выучке и мужеству конники Мстислава долго выдерживали неравный бой.

Начавшийся дождь прекратил сражение.

Мстислав ушёл обратно в Вышгород. Убитых с обеих сторон было немного, зато было очень много раненых, и в их числе князь Всеволод.

На другой день к Вышгороду подошла вся рать союзников суздальского князя и обступила город.

После первого же приступа стало ясно, что неприступность вышгородских стен и башен не в силах преодолеть ни храбрость, ни многочисленность осаждающих. И Святослав Всеволодович решил взять Мстислава измором.

Осаждающие принялись надолго обустраиваться под Вышгородом, рыли землянки, ставили палатки и шалаши, вытащили на берег ладьи и насады[52]52
  Насад – большое гребное судно.


[Закрыть], на которых спустились вниз по Днепру пешие полки из Залесья, а также переправлялись через Днепр черниговцы и переяславцы. Князья и их ближние бояре расположились в уцелевших от пожаров крестьянских избах.

Ратники Мстислава делали частые вылазки, нанося осаждающим какой только возможно урон.

Прошёл сентябрь.

Зарядили дожди. Нехватка продовольствия делала положение стоявших под Вышгородом полков всё более угнетающим.

Из Киева прибыл воевода Борис Жидиславич с ростовскими и суздальскими полками и стал торопить Святослава Всеволодовича со взятием Вышгорода. Стало известно, что рати Андрея Боголюбского потерпели поражение от новгородцев. Дошёл слух, что Давыд Ростиславич, добравшийся до Галича, сумел убедить Ярослава Осмомысла отправить галицкие полки на подмогу запертому в Вышгороде Мстиславу Ростиславичу.

– Надо непременно взять Вышгород до прихода галицких дружин, – говорил на военном совете Борис Жидиславич. – Опять же зима недалече, а мне ещё предстоит полки вести обратно в Залесье водным путём.

– И мне охоты нет зимовать тут, – проворчал Святослав Всеволодович, который уже пожалел, что ввязался в эту распрю.

– Что делать будем? – сказал Ярослав Всеволодович. – Мстислава на битву вызывать? Так он не выйдет, ибо войска у него раз в пять меньше.

– На штурм идти надо! – сжав кулак, пробасил Борис Жидиславич. – По головам, по мёртвым и раненым, но на штурм! Глядишь, и одолеем Мстислава.

– Стоит ли людей губить понапрасну? – заметил Ярослав Всеволодович, переглянувшись с братом. – Киев-то всё равно Михаилу достался, а война эта вспыхнула из-за Киева.

– Нельзя Ростиславичей безнаказанными оставлять! – молвил Борис Жидиславич. – Мне князь Андрей повелел Мстислава в цепях к нему привести, а Рюрика и Давыда велено изгнать с Русской земли.

– Тогда пусть заплатит нам князь Андрей златом-серебром за труды ратные, – вставил Олег. – Какой нам резон без выгоды воевать?

– Верно! – выкрикнул Ярополк, племянник Андрея Боголюбского. – За просто так и чирей не сядет. А мы тут жизни кладём!

– Вот возьмём Вышгород и обогатимся, – сказал Борис Жидиславич, переводя недовольный взгляд с Олега на Ярополка. – Всё, что там есть, – ваше! Кони, люди, злато и узорчье всякое!

– Кому из нас достанется Вышгород, когда мы его возьмём? – спросил Игорь.

Водворилось молчание.

Борис Жидиславич, явно не ожидавший такого вопроса, замешкался с ответом.

Андрей Боголюбский в Вышгороде и Белгороде собирался своих сыновей посадить, но стоит сказать об этом сейчас, так союзники и вовсе сражаться откажутся.

Бориса Жидиславича выручил Святослав Всеволодович, сказавший:

– Вот возьмём Вышгород, тогда и подумаем, кому его отдать. Незачем делить шкуру неубитого медведя.

По глазам черниговского князя Борис Жидиславич догадался, что тот не прочь взять Вышгород под свою руку.

Воевода ухватился за сказанное черниговским князем, как за спасительную соломинку:

– И впрямь, братья, сани впереди коня не едут. Сначала возьмём Вышгород, а судить да рядить после будем.

При этом Борис Жидиславич взглядом дал понять Святославу, что он сам готов уступить ему Вышгород.

Договорились князья с утра идти на приступ.

Договориться-то договорились, но никто особенно в сечу не рвался. Может, оттого все последующие штурмы закончились неудачами…

На исходе был октябрь.

Неожиданно с запада к Вышгороду подошла рать волынского князя Ярослава Изяславича, родного брата недавно умершего Мстислава Изяславича, столь любимого киевлянами. Князья, обступившие Вышгород, забеспокоились. Не на выручку ли к Мстиславу Ростиславичу пришёл волынский князь?

Но оказалось, что Ярослав Изяславич пришёл искать себе старшинства, желая сесть на киевском столе.

Борис Жидиславич и Святослав Всеволодович не захотели уступать Киев волынскому князю.

Тогда Ярослав Изяславич отправился к Рюрику в Белгород, явно собираясь воевать за Киев с Михаилом Юрьевичем. Чёрные клобуки тоже поднялись и ушли к Ярославу Изяславичу, желая служить ему.

Князья, стоявшие под Вышгородом, теперь больше спорили на военных советах, нежели воевали с Мстиславом Ростиславичем. Борис Жидиславич чуть ли не на коленях умолял союзников продолжить решительные штурмы, чтобы до первого снега овладеть Вышгородом. Но напрасны были все его усилия. Турово-пинские князья пришли было осаждать Вышгород, но через несколько дней ушли обратно в свои города, сославшись на бескормицу и близкие холода.

Осаждающие и впрямь последние сухари доедали, варили мёрзлую репу, добытую на огородах. Коням давали прошлогоднюю солому, снятую с крестьянских изб.

Наступил ноябрь.

Зароптали ростовцы и суздальцы, требуя возвращения домой, покуда Днепр не сковало льдом. Борис Жидиславич увещевал своих ратников как мог. Убедил-таки сделать последний, решительный приступ.

Но опять заупрямились Ольговичи.

– Плохо затевать, когда нечего жевать, – напрямик заявил Борису Жидиславичу Ярослав Всеволодович.

Олег и Игорь согласились с ним.

Борис Жидиславич переговорил с глазу на глаз со Святославом Всеволодовичем. Неизвестно, чего наобещал воевода черниговскому князю, только Святослав согласился повести черниговцев на штурм Вышгорода.

– Чем же прельстил тебя, брат, этот мерин толстозадый? – вопрошал Ярослав у Святослава. – Какого елея[53]53
  Елей – масло, употребляемое в церковном обиходе.


[Закрыть] в уши тебе налил?

Игорь и Олег тоже с недоумением взирали на старшего двоюродного брата, который пригласил их всех в свою избу и завёл речь о том, что Вышгород нужно непременно взять сегодня или завтра.

– Борис Жидиславич согласился уступить Вышгород нам, Ольговичам, а себе готов взять восемьсот гривен отступного и пленного Мстислава, – сказал Святослав Всеволодович. – Разве не стоит овчинка выделки, а? Ты сядешь князем в Вышгороде. – Святослав ткнул пальцем в грудь Ярославу. – Со временем Овруч и Белгород к рукам приберём, тогда и вам княжеские столы найдутся на этой стороне Днепра. – Святослав повернулся к Олегу и Игорю.

– Ну, коли так… – промолвил Ярослав уже совсем другим голосом.

Перейти из захудалого Сновска в огромный Вышгород было для него райской мечтой!

– А как же смоляне и переяславцы? – спросил Игорь. – Они ведь надеются взять добычу в Вышгороде. И суздальцы тоже.

– А тебе что за печаль о них? – презрительно бросил Святослав. – Уйдут ни с чем смоляне и переяславцы, всего и делов. Суздальцы получат от нас восемьсот гривен серебра и угомонятся.

– Нехорошо смолян с пустыми руками отпускать, – недовольно сказал Олег, – не по-христиански это.

– Об шурине своём печёшься? – прищурился Святослав Всеволодович.

– Ну, дадим и смолянам отступное, – вставил Ярослав. – Главное, Вышгород у нас будет, об этом подумай, Олег.

– Вышгород ещё взять надо, – проворчал Олег.

– Верно, – согласился с ним Святослав Всеволодович. – Ступайте, братья, к своим дружинам. Ударим дружно на Мстислава!

Глава девятая. Вражда из-за Киева

Никогда ещё Манефа не видела Олега таким разъярённым, каким он вернулся из похода против Ростиславичей. От дружины Олеговой осталось двести человек, а было пятьсот.

На вопрос Манефы, где боярин Георгий, Олег закричал ей прямо в лицо:

– Где, где… На дне!

Манефа ничего не могла понять, а толком что-то узнать у рассерженного Олега не было никакой возможности. Он кричал, бранился, проклиная весь белый свет, Ростиславичей и суздальского князя!

Одно было ясно: Ростиславичи разбили союзные Андрею Боголюбскому рати под Вышгородом.

Уже вечером, немного поостынув, Олег поделился пережитым с воеводой Бренком, который оставался вместо него в Новгороде-Северском. Манефа, притаившись за дверью, жадно вслушивалась в их беседу.

– Ты спрашиваешь, как такое случилось, Бренк? Святым распятием клянусь, не знаю! Князья рати на очередной приступ собирали, как вдруг прискакали берендеи с воплями: «Галичане идут!»

Святослав, брат мой, и Борис Жидиславич, воевода суздальский, исполчили конницу, чтобы встретить галичан, ежели те уже близко. А сами пешие полки на штурм повели. И тут, – Олег длинно выругался, – смоляне вдруг ринулись на берег Днепра, бросая щиты и копья, начали ладьи на воду сталкивать. Вслед за ними переяславцы побежали и все наши полки расстроили. Такое началось!..

Олег опять разразился крепкими ругательствами.

Выпив хмельного мёду, он продолжил свой рассказ:

– Борис Жидиславич повелел загородить конницей путь бегущим пешцам, поскольку уже и суздальцы, побросав лестницы, ударились в бегство. Да какое там! Мужичьё так толпой навалилось, никакими дружинами было не сдержать. Самого Бориса Жидиславича чуть не затоптали.

– А галичане-то появились? – спросил Бренк.

– В том-то и дело, что никаких галичан я не видел, – ответил Олег и грохнул по столу кулаком. – Вместо галичан дружина Мстислава вышла из Вышгорода и давай сечь без милости полки наши расстроенные. Тогда уж все подряд в бегство ударились: и конные, и пешие… Возле насадов давка началась. Все так и лезли: кто по сходням, кто прямо через борт. Кто с мечом лез, а кто и с конём. Все перемешались: мужики, князья, бояре… Ни черта было не понять, где черниговцы, где суздальцы, где кто…

Олег выругался и опрокинул в рот очередной кубок.

– Как же тебе выбраться-то удалось, княже? – поинтересовался Бренк.

– А так и удалось: бросил коня, оружие, шлем, плащ и вместе с мужичьём забрался в какую-то ладью, которая едва не перевернулась на середине Днепра, перегруженная сверх всякой меры, – раздражённо ответил Олег. – Очухался токмо в Любече на другом берегу. Туда же и все прочие ладьи причалили. Я-то спасся, а дружина моя почти вся в полон угодила.

– Святослав-то с Ярославом спаслись? – спросил Бренк.

– Спаслись, – сказал Олег.

– А Игорь?

– Не ведаю. Игорева дружина стала берегом пробиваться вместе с дружиной Всеволода Юрьевича.

– Ну и дела! – покачал головой Бренк. – Что я Вышеславу-то скажу? А где же боярин Георгий?

– В Днепре утоп, – мрачно ответил Олег. – Два насада бортами столкнулись, от удара многие в воде оказались. На Георгии шлем был, да кольчуга, да бронь, да пояс с мечом. Его на дно и утянуло.

– Царство ему небесное! – перекрестился Бренк.

В глубокой скорби удалилась в свои покои Манефа и долго сидела на стуле в неподвижности, глядя сухими печальными глазами на пламя светильника. Плакать Манефа не умела, но душевная боль была не чужда и ей.

…Мёрзлая земля звонко гудела под копытами коней. Игорь и Всеволод вели свои поредевшие дружины знакомыми дорогами обратно к Киеву. Вместе с ними шла берендейская конница.

Увидев панику и толчею на днепровском берегу возле ладей, Игорь первым предложил Всеволоду уходить от Вышгорода сухим путём.

– А галичане? – спросил тот. – Вдруг наткнёмся на них?

– Пробьёмся! – ответил Игорь.

– Ну, с Богом! – согласился Всеволод.

Игорь сразу взял начальство в свои руки, выслал вперёд сторожевой отряд из берендеев, по сторонам разведку из гридней разослал. Благодаря этим предосторожностям удалось разминуться с галицкими полками, затаившись в лесу. Ночевали также в лесной чаще, спали на опавшей листве, не разводя костров.

К Киеву вышли на второй день после полудня. В город решили не входить, а выслали одного дружинника под видом гонца.

– Узнаешь, в Киеве ли Михаил Юрьевич, – наказал дружиннику Игорь. – И сразу обратно.

Дружинник въехал в город и вскоре вернулся обратно.

– Нет в Киеве Михаила Юрьевича, – сообщил он. – Ушёл Михаил в Торческ.

– Сам ушёл или его изгнали? – спросил Всеволод.

– Сам ушёл, – ответил воин. – Выпросил у Ростиславичей для себя Торческ, а Киев уступил Ярославу Изяславичу.

– Стало быть, Михаил признал старшинство Ярослава Изяславича, – в раздумье проговорил Игорь. – Как посмотрит на это Андрей Боголюбский? Чаю, не понравится ему это.

– Плевать на Андрея! – сердито вымолвил Всеволод. – Больше мы в его власти ходить не будем! Я отправляюсь к Михаилу в Торческ.

Берендеи изъявили желание идти со Всеволодом.

Игорь повёл свою дружину к переправе через Днепр.

Оказавшись на левом берегу Днепра, Игорь за два дня дошёл до Чернигова, где застал своих двоюродных братьев, опечаленных недавним разгромом.

Святослав Всеволодович не скрывал своего восхищения смелостью Игоря.

– Он-то хоть и моложе нас с тобой, а не растерялся, сам уцелел и дружину сохранил, – говорил Святослав брату Ярославу. – Игорь с честью ушёл из-под Вышгорода, а мы – с позором!

Известие о том, что Михаил оставил Киев, уступив киевский стол Ярославу Изяславичу, одновременно обрадовало и огорчило братьев Всеволодовичей. Они были рады, что северные Мономашичи не удержали Киев, но остались недовольны тем, что Ростиславичи уступили старшинство Ярославу Изяславичу.

– Если уж на то пошло, то по старшинству Киев мне должен принадлежать и лишь после меня Ярославу Изяславичу, – молвил Святослав Всеволодович. – Надо бы указать на это Ярославу Изяславичу и Ростиславичам иже с ним.

– Станут они тебя слушать! – презрительно бросил Ярослав. – О чём ты молвишь, брат? Ростиславичи ныне высоко вознеслись, самому Андрею Боголюбскому не покорились. В союзе с Ярославом Изяславичем они – сила неодолимая! А нам с тобой уповать не на кого…

– На себя уповать надо, брат! – воскликнул Святослав. – Не век же на Андрея Боголюбского полагаться. Да и бит он ныне на Днепре и под Новгородом Великим, когда ещё оклемается.

– А мы? – проворчал Ярослав. – Мы не биты, что ли? Половину войска под Вышгородом потеряли…

Продолжая путь к Путивлю, Игорь терзался думами.

Как всё быстро меняется в этом мире! Ещё вчера был в силе Андрей Боголюбский. Все князья на юге и на севере признавали за ним старшинство в роду Рюриковичей. А ныне южные Мономашичи, не оглядываясь на суздальского князя, сами решают, кто достоин старшинства и кому Киевом владеть. А молодым князьям, вроде него самого и Всеволода Юрьевича, видимо, до седых волос под главенством старших князей придётся ходить. Когда ещё появится у них право на высокий киевский стол?

После всего пережитого тихий деревянный Путивль, укрытый снегом, показался Игорю самым прекрасным местом на свете.

Ефросинья встретила Игоря слезами радости и крепкими объятиями. По Путивлю ходили слухи, будто вся дружина Игорева и он сам полегли под Вышгородом.

– Кто бы мог подумать, что мой родной отец пошлёт войско против своего зятя! – с изумлением и возмущением молвила мужу Ефросинья. – Ведь я вдовой могла стать, не разминись в лесу твоя дружина с галицкими полками.

– Отец твой не против меня рать послал, а против суздальского князя, – успокаивал жену Игорь. – Ему, наверно, и невдомёк было, что в войске Андрея Боголюбского его зять находится.

– Никуда тебя больше не отпущу! – заявила Игорю Ефросинья.

…Не успел Игорь толком отдохнуть, как к нему в Путивль пожаловали мать с младшим братом и Вышеславом. Их бурной радости не было предела при виде Игоря, живого и невредимого.

– Олег-то в одних портках домой прибежал, без коней, без дружины. Злой, как чёрт! – рассказывала Манефа. – Теперь деньги собирает, чтобы вызволить из полона бояр своих и младших дружинников. Даже Изольду подарками тешить перестал. Посылал просить серебра к Святославу в Чернигов, да тот сам своих дружинников выкупать у Ростиславичей собирается, так ничего и не дал Олегу.

Юный Всеволод не отставал от Игоря, уговаривая его, чтобы тот взял его в свою дружину.

– Придёт время, возьму, – отвечал брату Игорь. – Подрасти ещё немного да с оружием обращаться научись как следует. У тебя небось лишь девки красные на уме?

– Агафья у него на уме, – поведала Игорю Манефа, так чтобы никто не слышал. – Заморочила она парню голову! Всеволод бегает за ней, как жеребец молодой. Хоть и не заставала я их нагими, как вас когда-то, но, чувствую, дошло у них и до срамного. И за что мне такое наказанье!

– А что Олег? Ничего не подмечает за женой? – нахмурившись, спросил Игорь.

– Олега дома-то неделями не бывает, всё мотается по городам и весям, поборами всех задавил: деньги собирает! – ответила Манефа. – А когда Олег в тереме, так с ним Изольда всё время, до Агафьи ему и дела нету. Даже на сына своего внимания не обращает. Хочет, недоумок, чтобы Изольда ему детей нарожала, а та к этому и не стремится.

Игорь чувствовал себя виноватым в том, что случилось между Агафьей и Всеволодом, но не знал, что делать.

– Может, женить Всеволода? – неуверенно проговорил он.

– Да какой из него муж в пятнадцать-то лет! – возразила Манефа. – Я хочу Всеволода посадить князем в Трубчевске, так опять Олег этому противится. Опасается, что Всеволод в его воле ходить не будет: норов-то у него, сам знаешь, какой!

Да, взрослея, Всеволод становился всё более дерзок и задирист, драться любил, почтения к старшим мало имел. В церкви мог запросто зевнуть прилюдно, а то и под ноги плюнуть. Зато дядька Любомир хвалил его за умение ратное. В столь младые годы Всеволод и мечом, и копьём, и топором владеет так, что иной зрелый муж позавидует. И на коне сидит, как влитой! Такой молодец, коль соберёт дружину подобных себе, и впрямь не изъявит покорности ни старшему брату, ни кому-то другому.

Вышеслав в беседе с Игорем завидовал Всеволоду:

– Мне отец спуску не даёт, каждодневно заставляет копьё в цель кидать и на мечах рубиться, но мне до ловкости Всеволода далеко. Недавно вот с коня неловко упал и руку себе сломал. Из-за этого Олег меня в поход не взял…

– Может, это и к лучшему, – сказал Игорь, – а то лежал бы ты теперь в земле сырой иль влачил бы рабскую долю. Олег сам еле ноги унёс из-под Вышгорода.

Зима прошла в какой-то смутной тревоге.

Ростиславичи явно не ладили с Ярославом Изяславичем, человеком грубым и вспыльчивым. Сидя на великокняжеском столе, он желал помыкать прочими князьями, как своими слугами.

«Мой брат покойный вам спуску не давал, и я не намерен! – заявил Ярослав Изяславич Ростиславичам. – А грозить мне будете, так моя дружина не слабее вашей!»

Ростиславичи знали, что это не пустая похвальба: волынские полки крепки в рати. За спиной у Ярослава Изяславича стоят поляки, его давние друзья. И Ярослав Осмомысл против него воевать не станет.

Тогда Ростиславичи вспомнили про черниговского князя, теперь его старшинство показалось им предпочтительнее. Ольговичи, коль соберутся все вместе, пожалуй, смогут одолеть Ярослава Изяславича. Поляки против Ольговичей не пойдут, ведь они с ними в родстве.

Ярослав Осмомысл тоже недавно породнился с Ольговичами и ссориться с ними не будет.

По старинному родовому обычаю, Святослав Всеволодович ближе к киевскому столу, нежели Ярослав Изяславич. Ростиславичи, желая сблизиться со Святославом, вернули всех пленных черниговцев без выкупа. Послы Ростиславичей зачастили в Чернигов, подбивая Святослава и его братьев на войну с Ярославом Изяславичем.

Но Святослав Всеволодович был хитёр. Он затеял тайные переговоры с Ярославом Изяславичем, желая договориться с ним до обоюдной выгоды за спиной у Ростиславичей. Черниговский князь предлагал Ярославу объединиться и изгнать Ростиславичей из Белгорода и Вышгорода, а города эти уступить ему. За это Святослав обещал не искать Киева под Ярославом Изяславичем.

Однако Ярослав Изяславич, не отличавшийся дальновидностью, отказал Святославу Всеволодовичу, заявив: «Тебе, брат, на этой стороне Днепра места нет. Сиди уж в своём Чернигове!»

Святослав через своего посла так ответил Ярославу: «Я не венгерец и не лях, и ты и я – одного деда внуки. И сколько тебе до него, столько и мне. Коль не хочешь рядиться со мной, то воля твоя!»

Это была уже почти угроза, но и она не возымела действия.

Призвав брата Ярослава с дружиной да Олега с Игорем, Святослав Всеволодович внезапно нагрянул в Киев. Всё решилось без битвы, так как дружинники Ярослава Изяславича в ту пору купали коней в Почайне-реке и нападения ниоткуда не ждали. Киевляне не стали сражаться с черниговцами.

Ярослав Изяславич бежал в Луцк, бросив жену, сына и богатую казну.

Святослав Всеволодович занял киевский стол.

Его братья между тем обнажили мечи друг на друга из-за Чернигова. Олег был недоволен тем, что Святослав отдал Чернигов не ему, а Ярославу. Святослав прибыл в Чернигов и кое-как примирил братьев.

Ярослав Изяславич, проведав, что Киев ненадолго остался без князя, оставил Луцк и опять въехал в Киев. В сердцах он задумал взять с киевлян то, что было отнято у него Святославом Всеволодовичем.

«Вы подвели на меня Святослава, так промышляйте, чем выкупить мою княгиню и сына!» – молвил Ярослав Изяславич киевлянам.

Киевляне не знали, что ответить на это, и Ярослав Изяславич повелел своему войску разграбить Киев. Началось неописуемое! Волыняне обобрали не только именитых горожан и богатых чужеземцев, но даже игуменов, монахинь и кельи затворников.

При виде такого бесчинства Ростиславичи опять стали сноситься с суздальским князем. Выслав богатые дары, Ростиславичи попросили Андрея Боголюбского, чтобы он помог их брату Роману овладеть Киевом.

У князя Андрея сердце лежало к Роману Ростиславичу, поэтому он велел своим младшим братьям Михаилу и Всеволоду, сидевшим в Торческе, всеми силами стоять за старшего из Ростиславичей. В ожидании ответа от Михаила и Всеволода Андрей Боголюбский стал готовить войско для похода в Южную Русь. Но вестей от братьев Андрей так и не дождался. Он был злодейски убит в Боголюбове своими ближними боярами…

Тогда Ростиславичи решили поддерживать того князя, который ныне владеет Киевом, а именно Ярослава Изяславича. Вместе с волынянами Ростиславичи напали на владения черниговского князя и взяли два городка, Лутаву и Моравск. Да ещё подбили Олега подняться ратью на Святослава Всеволодовича, обещая ему за это уступить Чернигов.

Святослав Всеволодович сумел отбиться и от волынян с Ростиславичами, и Олега к покорности привести. Вернув Ярославу Изяславичу пленённых дружинников и жену с сыном, Святослав замирился с ним.

Ярослав Изяславич ушёл к себе в Луцк.

Ростиславичи послали за ним, прося опять ехать в Киев, но Ярослав Изяславич отказался.

Тогда Роман Ростиславич занял киевский стол.

В то же лето половцы напали на Русь и пожгли шесть городков берендеевых.

Ростиславичи вышли против поганых, но были разбиты по вине Давыда, который затеял ссору с братьями и помешал успеху дела. Бедой Ростиславичей не преминул воспользоваться черниговский князь.

Святослав послал гонца сказать Роману: «Брат! Я не ищу под тобой ничего, но у нас такой ряд: коль князь провинится, то платит волостью, а боярин – головою. Давыд виноват, поэтому отними у него волость».

Роман не послушался, тогда Святослав с братьями Олегом и Ярославом перешёл Днепр и стал с полками у Витичева, куда к нему съезжались чёрные клобуки с выражением покорности. Митрополит умолял Романа не доводить дело до кровопролития, когда поганые так и рыщут близ рубежей русских, и уступить киевский стол Святославу Всеволодовичу.

Роман ушёл в Смоленск.

Святослав сел в Киеве.

Чернигов перешёл к Олегу Святославичу. Новгород-Северский достался Ярославу Всеволодовичу.

Случилось это в 1175 году от Рождества Христова.