Текст книги "Черная троица"

Акт III

Тихо поскрипывала палуба. Корабль, подгоняемый слабым бризом, переваливаясь с одного бока на другой, медленно двигался к цели. Брат Умберто, стоя на носу и ухватившись рукой за натянутый канат, с жадным любопытством смотрел на приближающуюся землю. Уже видны были высокие, обрывистые берега, вершины которых утопали в зеленом море деревьев. Ближе к берегу из воды торчали десятки островков – высоких скал причудливой формы, также увенчанных непроглядными зелеными зарослями. Вдали справа, еще на грани видимости, в море уходила скалистая коса, на самом конце ее примостилась башенка с причудливым навершием, которую моряки называли маяком. Тут и там, вдоль всего берега, по синевато-зеленоватым водам залива плыло с десяток небольших кораблей и рыбацких лодок.

Долгое морское путешествие почти подошло к концу. За месяц путешественники натерпелись всякого – и ужасающие штормы, когда огромные валы, казалось, готовы были поглотить небольшое судно, и утомительные дни штиля, когда паруса уныло обвисали вдоль мачт, не колеблемые даже малейшим ветерком.

Самым же мучительным оказалась качка – и если брат Умберто смог привыкнуть к ней уже на третий день плавания, то у крепкого брата Винциуса, как ни странно, ушло на это дней десять, а Анти так и не привыкла и целыми днями пластом лежала в небольшой каюте.

Однако время, ушедшее на дорогу, было потрачено не зря. Едва брат Винциус достаточно оправился, он тут же вернулся к усиленным тренировкам с братом Умберто, постоянно помогая тому развивать свою духовную силу. Да и сам юноша тоже старался изо всех сил – так что теперь он мог защитить себя от огня и воды, смягчить удар рукой или оружием, рассеивать и создавать мороки. Мог исцелить раненого или облегчить страдания умирающего. Мог в несколько раз увеличить свои силу и скорость.

Но и тренировки с обычным оружием они тоже продолжали. Иногда нескольких мгновений, необходимых для прочтения нужной молитвы или псалма, могло не хватить – и тогда надо было рассчитывать лишь на холодный клинок или тяжелую дубину.

Корабль тем временем приблизился еще более к берегу и, подняв все паруса, чтобы уловить самое малейшее дуновение постепенно слабеющего бриза, обогнул мыс с маяком. Небольшая бухта Нового Рас-Халейна была куда меньше, чем гигантский залив Колкарна. Такого брат Умберто еще не видывал. Огромное водное пространство, охваченное с двух сторон скалистыми мысами, заполняли тысячи судов. Здесь были и рыболовецкие баркасы, на которых тянули сети полуобнаженные люди с бронзовой кожей, и крошечные лодочки, снующие во всех направлениях, и стремительные парусники с невиданными косыми парусами, и корабли, сходные с тем, на котором плыли они сами.

На берегу залива возвышался сам город – во столько же раз превосходивший оба Рас-Халейна, и Старый, и Новый, вместе взятые, во сколько гавань Колкарна превосходила порт Халейна. Сквозь зелень садов виднелись невысокие строения многочисленных домов, а над ними возвышались крутые многоступенчатые пирамиды, на широких внешних площадках которых возносились к небу многочисленные шпили, купола и башенки.

Вскоре на палубу к брату Умберто поднялся Винциус. Пожилой монах мрачно взглянул на приближающийся город.

– Говорят, братья Общины Колкарна строги в вопросах веры не только к мирянам, но и к священникам других Общин, считая, что уставы Всеобщей Церкви должны быть куда суровее к грешникам.

– Я хотела бы увидеть их всех на костре, – неожиданно раздался рядом голос Анти. Превозмогая слабость, девушка смогла выйти наверх и теперь жадно смотрела на зеленые сады перед собой. – Вон там, – она протянула дрожащую руку, – когда-то мы и жили. Боюсь, что сейчас от моего дома не осталось даже развалин. Эти злобные твари выжигают дотла убежища тех, кого только подозревают в служении Злу. И стараются, чтобы стены в это время не были пустыми.

– Церкви в свое время пришлось выдержать серьезную битву с силами Черной Троицы, – заметил брат Винциус. – Некогда этот древний процветающий город был столицей великой империи. Однако позже правители империи предались Злу, и постепенно город приходил в упадок, пока не превратился в небольшую прибрежную деревеньку. В руинах же древних храмов справляли свои кровавые ритуалы почитатели и слуги Владыки Ненависти. После того как Спаситель уничтожил Владыку Ненависти, Колкарн вновь расцвел, и на фундаментах языческих храмов вознеслись к небу башни церквей Творца.

– Все равно, – прошипела Анти, – по сути они остались теми же язычниками. В городе заправляют религиозные фанатики, процветают секты аскетов и умертвителей собственной плоти.

– Возможно, – мягко сказал Винциус, – они несколько ортодоксальны в своих взглядах. Поэтому, брат Умберто, старайся держать язык за зубами. И еще… – Он, чуть помедлив, продолжил: – Духовные способности, которые ты столь развил за последние недели, тоже старайся лишний раз не проявлять. Боюсь, что тебя могут обвинить в колдовстве. А ты не боишься, – обратился он к Анти, – что тебя здесь еще помнят?

– Нет, конечно, – пожала плечами девушка. – Я была совсем еще ребенком, когда нам пришлось отсюда бежать. Даже если кто-то и помнит ту Анти, которой я когда-то была, вряд ли он сможет меня узнать.

Пока они разговаривали, их судно, лавируя меж других кораблей, окруженное лесом мачт, медленно пришвартовалось к пристани, выложенной из огромных каменных блоков. Умберто удивленно уставился на пеструю толпу, заполонившую берег. Люди самых различных оттенков кожи и в разнообразных одеяниях галдели на десятках языков и наречий, ругаясь, торгуясь и смеясь.

Мельком молодой послушник заметил, что, несмотря на злобные слова, девушка с любовью смотрела на берег. Видно было, что она счастлива наконец-то после долгих лет изгнания вернуться в родной город.

– Что нам теперь делать? – растерянно спросил брат Умберто у Винциуса. – Ты не знаешь, есть ли здесь Подворья каких-нибудь Общин или Монастырей?

– Нет, – Винциус нахмурился, – как я уже говорил, жители Колкарна истинно верующими считают только самих себя, остальные же Общины любят упрекать в маловерии. Поэтому, боюсь, нам не остается ничего другого, как обратиться за помощью в Храм Колкарна…

Громко стукнули о каменный берег сходни, и путники сошли с корабля на сушу. Умберто чуть не упал, не ощутив под ногами покачивания палубы, ставшего таким привычным за последний месяц. Похоже, что столь же неуверенно почувствовали себя и Винциус, и Анти, которая сразу же ухватилась за руку Умберто.

Гвалт толпы, и без того громкий издали, теперь просто оглушил путешественников. Но куда неприятнее шума, из-за которого им приходилась кричать во всю глотку, просто для того, чтобы расслышать друг друга, был запах. Вернее, зловоние – как еще иначе можно было назвать мешанину из испарений потных тел, влажных водорослей и тухлой рыбы.

– Нам туда, – кивнул головой на небольшой навес, преграждавший выход с пирса в город, брат Винциус.

Под полотняным шатром, защищающим от палящего солнца, развалился толстый чиновник. Рядом, в более строгих позах, сидели три стражника. Оружие их, впрочем, выглядело весьма внушительно.

– Кто, откуда, куда, зачем, – привычно пробубнил портовый служащий, когда они приблизились к нему.

– Брат Винциус, брат Умберто… Сестра Анти, – чуть запнувшись, ответил наставник. – Паломники из Обители Прохода Тысячи Мучеников в Верховный Храм Колкарна. Хотим обрести свет истинной веры.

Чиновник, приподняв бровь, скептически хмыкнул. После чего открыл внушительных размеров тетрадь, записал туда имена прибывших и ткнул пальцем в чернильных разводах в сторону свитка, висевшего за спиной.

– Паломническая пошлина. Повезло вам, святые люди, гостевая-то будет в три раза выше.

Брат Винциус со вздохом положил на дощатый стол три монетки. От небольшой суммы, которой их снабдили братья на Подворье Странников, почти ничего не оставалось. Между тем никто из них не знал, как долго затянутся поиски древнего алтаря в Колкарне. Портовый чиновник махнул рукой, показывая, что все формальности окончены и путь в город открыт.

Путники уже собрались идти дальше, когда их внимание привлекла странная процессия. Шумная многоцветная портовая толпа расступалась, пропуская ее – то ли в почтении, то ли из страха. По пристани неспешно шли два местных священника, легко узнаваемые по рясам из жесткой дерюги и наголо выбритым головам. За ними на некотором расстоянии следовал десяток стражников, вооруженных не только короткими мечами, но и длинными алебардами.

Но самым странным среди этой процессии был уродливый калека в каких-то окровавленных лохмотьях. На месте глаз зияли провалы ожогов. Однако слепой, как ни странно, бойко двигался вперед, держа голову так, словно к чему-то принюхивался. Его, словно собаку, вел на веревке один из стражников.

Жуткая компания уже почти прошла мимо монахов и Анти, когда оборванец вдруг застыл на месте, как будто что-то учуял. Пустые глазницы юродивого обратились к девушке. Словно и в самом деле видя ее наяву, старик поднял дрожащую руку и, указывая в ее сторону, завизжал:

– Меченая! Проклятая! Ведьма! Она служит Тьме! Хватайте ее! Она продала душу Тьме! Проклятие на ней, она проклята! Ведьма!

И, вырвав веревку из рук застывшего в изумлении стражника, он одним невероятным прыжком одолел разделявшее их расстояние и вцепился в руку растерянной девушки.

Оцепенение Анти длилось несколько мгновений, после чего она яростно начала отбиваться от калеки. Но слепец вцепился в нее, словно голодная собака в кость, продолжая истошно визжать:

– Ведьма! Паучиха! Черная паучиха!!!

Внезапно он пронзительно вскрикнул и умолк, отпустив девушку и упав на грязный причал рядом с ней кучей тряпья. Умберто с ужасом увидел, что Анти сжимает в руке окровавленный кинжал.

Затравленно оглянувшись, девушка бросилась в толпу, которая начала уже собираться. При этом зеваки, однако, старались держаться на безопасном расстоянии. Видя бегущую девушку с оружием в руке, толпа испуганно расступилась. Следом за беглянкой, не обращая внимания на корчащегося юродивого, бросились двое стражников. Остальные стали быстро оцеплять пирс, оттесняя любопытных.

Оба священника, сопровождавшие странную процессию, остались на месте. Один из них, устремив пристальный взгляд в спину удаляющейся девушке, тихо что-то зашептал, делая странные пассы руками. Второй внимательно оглядывал людей, которые остались внутри кольца оцепления.

Но брат Умберто не обращал внимания ни на священнослужителей, ни на брата Винциуса. Наставник яростно мотал головой, словно пытаясь предостеречь от чего-то своего молодого спутника. Умберто меж тем, хотя его и ужаснуло то, что Анти ударила ножом слепого, тихо прошептал Псалом Уставшего Путника. Один из стражников, который бежал впереди и уже почти настиг девушку, вдруг пошел шагом, а затем вообще остановился. Постояв, покачиваясь, несколько мгновений, он рухнул, и раздался басистый раскатистый храп. Его товарищ, не успев замедлить бег, попытался перескочить через внезапно уснувшего напарника, но зацепился и покатился кубарем. Воспользовавшись этим, девушка, отшвырнув в сторону кинжал, затерялась в толпе.

Не успел молодой послушник облегченно вздохнуть, как ощутил странный холод. Он оглянулся и увидел, что взгляды обоих священников устремлены на него. И взгляды эти не сулили ничего хорошего. Умберто попытался подойти к ним и объяснить, что произошла какая-то ошибка. Заодно он собирался исцелить рану юродивого. Тот, постанывая и оставляя за собой кровавый след, полз к своим хозяевам. Но юноша с изумлением обнаружил, что ноги ему не повинуются. Между тем более старший священник подозвал к себе одного из стражников, судя по более богатым доспехам и вооружению – офицера, и, указав на Умберто, что-то приказал.

Офицер отдал команду, и двое стражников, покинув оцепление, подошли к послушнику и, взяв его под руки, куда-то потащили. Связывать Умберто не стали – юноша и так не мог шевельнуться. Последнее, что успел заметить брат Умберто перед тем, как его выволокли из порта, – брат Винциус, о чем-то почтительно беседующий с загадочными священниками.

С Умберто стражники не церемонились, немилосердно дергая его за руки. Вскоре странное оцепенение прошло, но солдаты, видимо, были к этому готовы. Почувствовав, что пленник может идти сам, они связали руки послушника за спиной и погнали его впереди себя, покалывая в спину остриями алебард.

Идти пришлось довольно долго. Поэтому отчаяние, овладевшее юношей, постепенно стало проходить. Конечно, в чужом городе, да еще с такой недоброй славой, как Колкарн, в первые минуты оказать сопротивление властям и оказаться под стражей было весьма опасно. Однако Умберто был уверен в своем наставнике – мудрый брат Винциус наверняка сможет объяснить суровым священнослужителям Колкарна, что ни он, ни девушка ни в чем не виноваты. Вот только удар ножом, который достался юродивому, как-то не очень увязывался с этим объяснением.

Умберто едва снова не впал в отчаяние, но очередной укол в спину заставил его собраться с духом. Ничего, пусть даже брату Винциусу не удастся быстро прийти ему на помощь – умения, которые юноша успел приобрести во время плавания, наверняка смогут его выручить. С помощью Небес он сможет выбраться и из этой беды. А потом обязательно надо найти Анти.

Наконец они вышли на небольшую залитую солнцем площадь. Посреди вымощенного крупными камнями пространства стояло приземистое неказистое здание. Увидев его, Умберто с облегчением вздохнул. Кажется, заточение будет не таким страшным, как он опасался. Услышав его вздох, стражники загоготали.

– Что, колдун, – в очередной раз ткнув острием в спину, прорычал один из них, – думаешь, как бы сбежать отсюда? И не надейся, нечистое отродье!

– Ага, – поддакнул второй. – Здорово же когда-то придумали приспособить под тюрягу старую канализацию!

Они снова засмеялись. К этому времени Умберто уже дошел до низкой дверцы, которая тут же, словно их поджидали, отворилась.

– Новенький, новенький! – радостно заскрипело уродливое создание в неописуемых лохмотьях. Скрюченный старик, лицо которого носило следы страшного ожога, припадая на левую ногу, выскочил из здания. – Ну, добро пожаловать!

Ужасный тычок в спину буквально вбросил несчастного послушника внутрь. Если бы стражник ударил не древком, а лезвием алебарды, то легко проткнул бы узника. Но хотя Умберто остался жив, он только чудом не сломал себе шею, скатившись от удара по крутой скользкой лестнице вниз.

Сырая жаркая тьма обволокла его. Попав из яркого солнечного дня в подземелье, юноша мог ориентироваться только на ощупь. Вытянув перед собой руки, он осторожно шагнул вперед, с омерзением ощущая, как что-то чавкает под ногами. Вонь стояла такая, что каждый вдох уже был пыткой. Сделав несколько шагов, послушник остановился, почувствовав, как пальцы его коснулись осклизлой решетки. И тут же из-за нее раздался глухой стон.

Внезапно стало немного светлее. Отблескивая от каких-то белесых потеков на стенах и решетках, подземелье озарилось факелами, которые несли стражники. Они осторожно спустились вниз и уже привычным способом – тыкая в спину алебардами – погнали Умберто по душным коридорам подземной тюрьмы. Он шел, с ужасом глядя на тяжелые решетки, за которыми в свете пламени можно было иногда различить какие-то непонятные контуры. Послушник охотно принял бы их за кучи грязи, но они шевелились и издавали то стоны, то проклятия, когда он со своими конвоирами проходил мимо.

Наконец перед одной из решеток ему было приказано остановиться.

– Тут вроде кто-то уже есть, – приглядевшись, сказал один из охранников.

– Так его завтра очистят, огнем очистят, во славу Спасителя, – захихикал смотритель, довольно шустро ковылявший следом. Он подошел к решетке и теперь гремел ключами, пытаясь отпереть огромный замок.

– Ну, сюда так сюда, – безразлично пожал плечами второй. – А ну давай живо открывай, а то мы тут задохнемся! – прикрикнул он на калеку.

С лязгом захлопнулась за Умберто дверь, и охрана ушла. Вместе с ними удалился, хихикая, и тюремный сторож. На прощание он пожелал узнику весело провести время, познакомившись со своим сокамерником. Вскоре шаги стихли, и отсветы пламени факелов исчезли. Однако, к удивлению юноши, в камере оказалось не совсем темно. Слабый свет попадал сюда через узкую зарешеченную вертикальную шахту в дальнем углу, которая находилась прямо над маслянисто поблескивающей лужей в углу, источавшей ужасное зловоние.

Когда глаза узника немного привыкли к скудному освещению, он различил небольшую фигуру, прикованную к стене, и тут же бросился к ней. Послушнику показалось, что жестокосердные церковники бросили сюда ребенка. Приблизившись, он понял, что ошибся. У стены в беспамятстве обвис карлик, не более четырех локтей ростом. Он был почти голым, а изодранная в лохмотья набедренная повязка и длинные спутанные волосы не скрывали ужасных шрамов, покрывавших его тело. Многие еще кровоточили, а на животе можно было различить черные пузыри ожогов.

Несчастный застонал, и сердце Умберто пронзила жалость. Наверняка и этот бедняга оказался невинной жертвой кровожадных священников Колкарна. Отвратительная подземная тюрьма настолько не соответствовала Учению Спасителя, что послушник невольно подумал – пожалуй, Анти была права, называя местных священнослужителей жестокими язычниками.

Рядом с карликом стояла небольшая бадья с дурно пахнущей водой. Однако это было гораздо лучше, чем отвратительная лужа в углу, поэтому брат Умберто сначала смочил этой водой лоб карлика, а потом, зачерпнув в горсть, поднес к его губам. При этом он прошептал Псалом Целебного Сна. Не приходя в себя, измученный узник сделал два глотка и снова повис на цепях. Но теперь дыхание его стало спокойнее, а стоны реже.

Вспоминая все, чему его научил брат Винциус, юноша постарался как мог облегчить страдания своего товарища по несчастью. Примерно через час большинство ран зарубцевалось, а на месте ожогов появилась новая кожа. Уставший от пережитых потрясений и от усилий по исцелению раненого, молодой послушник привалился к стене, не решаясь сесть на покрытый липкой грязью пол.

– Кви-на-У, – раздался вдруг шепот. Карлик пришел в себя и теперь, открыв странно раскосые глаза, смотрел на Умберто. – Моя звать Кви-на-У. Твоя мне помогать. Моя очень благодарный.

– Помочь страждущему – долг каждого человека, тем более священника, – пробормотал брат Умберто.

– Твоя злой дух! – прошипел неожиданно яростно карлик, и лицо его исказилось ненавистью. – Зачем твоя моя помог? Твоя один из слуг злой бог!

– Нет, друг мой, – постарался успокоить его послушник. – Я такой же узник, как и ты. Я из другой страны, очень далеко, за большой водой. Моя попадать тут в большой беда. – Он решил говорить так же, как и этот дикарь, надеясь, что так тот его лучше поймет.

– А, – немного успокоился Кви-на-У. – Моя твоя жалеть. Моя думать, ты… – Он заговорил на каком-то странном языке, совсем неизвестном юноше. – Сердце Тьмы, так значит мое имя на ваш язык. Мой язык – очень старый, как эти камни.

– Почему твоя попадать здесь? – Умберто пододвинулся ближе.

– Кви-на-У – великий воин! Один год он убить три врага, два год он убить пять врага! Нет племя воин Кви-на-У лучше! – с нескрываемой гордостью произнес дикарь.

К ужасу Умберто, этот дикарь, которого он только что исцелил, оказался здесь совсем не случайно. И назвать его невинной жертвой было довольно сложно. Потомок некогда великого племени, основавшего город, на развалинах которого сейчас высился Колкарн, он был вождем в своей деревне. Низкорослые дикари населяли бескрайний Паучий лес, простиравшийся до самого Костяного хребта на далеком юге. И они по-прежнему поклонялись Владыке Ненависти, принося ему кровавые человеческие жертвы из похищенных жителей Колкарна. Неудивительно, что на этих дикарей охотились, словно на животных.

Однако, словно не замечая, как мрачнеет лицо юноши, Кви-на-У продолжал рассказывать ему о своих подвигах. Жестокий дикарь пытался пробраться в подвалы Храма Спасителя, когда был схвачен стражей.

– Моя нести дар, большая жертва, – гордо сказал карлик. – Три голова, очень долго сушил, восемь лун. Потом нести по секретный дорога. Большие люди не знать, очень старый дорога. Глубоко под землей идти. Только в одном месте пришлось к солнцу выйти – и моя поймать.

Он сглотнул и жалобно посмотрел сначала на Умберто, а потом на бадью с водой. Как видно, его мучила жажда, но гордость не позволяла попросить напиться. Послушник дал ему попить, хотя теперь его товарищ по несчастью совсем не вызывал жалости. Напившись, Кви-на-У благодарно кивнул и продолжил:

– Моя на старый алтарь шла. Глубоко под дом твой бог. Еще до него алтарь стоять. Даже перед мой бог. Очень старый алтарь. Самый красивый, лучше, чем еда, лучше, чем женщина, лучше, чем голова врага. Не дошел. Моя поймать. Потом огонь и ножи, но моя ничего не говорить. Завтра моя умирать. Жаль, не дошел, – снова печально проговорил он и умолк.

Внезапно вдали раздались голоса и лязг железа. Они постепенно приближались, и вот стены камеры озарились дрожащим светом факелов. Зазвенел снятый замок, и хромой сторож угодливо распахнул дверь. В камеру вошли четверо стражников, двое из которых держали наготове алебарды, а следом за ними два священника. Умберто сначала показалось, что это были те самые два церковника, которых он видел в порту, но, присмотревшись, он понял, что обознался.

– Святые отцы, это какая-то ошибка, я сам… – попытался объясниться послушник, но один из священников мрачно посмотрел на него, и юноша с ужасом понял, что не может сказать ни слова. И еще он понял, что ни одно из умений по отведению взгляда или сотворению иллюзии ему тут не поможет. Ближайший стражник угрожающе замахнулся алебардой, и Умберто отошел подальше.

– Сын Зла, именуемый Кви-на-У, – развернув свиток, нараспев заговорил второй священник. – Ты обвиняешься в человекоубийстве, поклонении Черной Троице и неподчинении властям, светским и высшим. Вина твоя доказана. Эту ночь тебе дозволено провести в Храме Спасителя, дабы ты имел возможность раскаяться и пройти очищение святым огнем завтра утром с открытыми сердцем и душой.

Он кивнул стражникам, они ловко освободили дикаря от цепей, которыми он был прикован к стене, и тут же надели на его руки и ноги тяжелые кандалы. Священники многозначительно переглянулись, заметив свежие рубцы на месте недавних ран после пыток. Тем временем стражники вытолкали Кви-на-У в коридор и повели его прочь. Выходя, дикарь успел бросить на послушника прощальный взгляд, в котором, как показалось Умберто, блеснуло скрытое торжество. Кви-на-У, вероятно, все еще надеялся добраться до древнего алтаря под Храмом, в который его сейчас вели.

Церковник, зачитывавший приговор, пошел следом за дикарем, другой же остановился в дверях камеры, глядя на молодого послушника.

– Сын мой, – сказал священник печальным тоном, покачав головой, – ты совершил большой грех! Мало того, что ты пытался помочь врагам Спасителя, ты еще и прикрываешься Именем Его! Уже за одно это тебе полагается очистительный огонь…

Неожиданно на его губах появилась злобная улыбка.

– Будет лучше, если ты покаешься и выдашь своих сообщников. Мы определили, что несчастный брат Винциус был введен тобой в заблуждение. Сто плетей помогли ему загладить этот грех. Но тебе лучше сказать, у кого скрывается ведьма, которой ты помог бежать. Сказать до того, как мы поможем тебе это вспомнить…

Снова злобно улыбнувшись, он вышел. Загремели засовы, и, сопровождаемый солдатами и сторожем, второй священник ушел вслед за первым.

Когда свет факелов угас, Умберто почувствовал, как по спине стекает холодный пот…