Текст книги "Черная троица"

СЕРДЦЕ МИРА

Акт I

Глава 1
Ярмарка Святого Эльмы

Брат Умберто, пробираясь между лотками, заваленными капустой и репой, с интересом оглядывался по сторонам. Было уже далеко за полдень, солнце все ниже склонялось к западным холмам. Однако торговля на рынке Вермана, большого селения, стоящего на перекрестке двух оживленных дорог, была в самом разгаре.

Каждый десятый день собирались здесь крестьяне с окрестных ферм, привозя овощи и фрукты со своих огородов и садов и пригоняя на продажу скот. Ремесленники из ближайших поселков расхваливали кухонную утварь и рулоны тканей. Закопченные углежоги с просмоленными бородами сидели у телег, полных угля. Заезжие купцы раскладывали невиданные товары из дальних стран, и возле их лотков толпилось множество народу. Правда, больше глазели – стоили расписные платки, узорные чаши да витые кинжалы для местного люда слишком дорого.

И конечно, не обходилось без жонглеров, певцов и акробатов, развлекающих селян и торговцев. Их труппа выступала перед зеваками на небольшой площади, где сходились торговые ряды. А посреди главной площади, которую окружали двухэтажные таверны и дома самых зажиточных селян, устало опирался на посох странника Святой Эльма. Деревянная статуя покровителя села и ярмарки прочно стояла на невысоком постаменте, хотя уже и потемнела от времени.

В ярмарочный день жизнь ключом била в Вермане, в остальное же время селение погружалось в сонную дремоту в ожидании следующего торжища.

– Святой отец, купите яблочек! – услышал брат Умберто знакомый голос слева от себя и резко обернулся. Стройная, высокого роста девушка с длинными темными волосами обращалась к стоящему напротив сухощавому монаху средних лет.

«До чего же она похожа на мать», – с нежностью подумал брат Умберто, подходя к девушке.

– И много тебе, Клаудия, удалось продать? – с улыбкой обратился он к молодой торговке яблоками.

– Да вот, папа, осталось всего десяток фунтов, – с гордостью ответила девушка. – Если святой отец купит их все, то я могла бы уступить их на пару фартунгов дешевле.

Брат Умберто еще раз взглянул на остановившегося рядом монаха, черты его лица показались смутно знакомыми. Монах, похоже, узнал его и, застенчиво улыбнувшись, нерешительно спросил:

– Брат Умберто?

– Да… Неужели… Брат Виктус! Ты ли это?

– Рад видеть тебя в добром здравии, брат Умберто!

– Ах, святой отец, ты же знаешь – уже почти двадцать лет, как сложил я с себя священный обет и веду мирскую жизнь, – отмахнулся смущенный Умберто.

– Но вся жизнь твоя, посвященная служению Создателю и Спасителю и заботам о детях их, а также немалые заслуги твои перед церковью, – серьезно возразил Виктус, – прославили тебя на все Восточные земли, от нашего аббатства до самой столицы. Да и наш старый настоятель неоднократно высоко отзывался о силе твоего духа, хотя и сожалел, что ты отказался от пути духовного. Так что позволь называть тебя по-прежнему, брат Умберто!

– Ладно, чего уж там, – усмехнулся Умберто. Его всегда смущали упоминания о присущей ему духовной силе, равно как и о помощи, которую он, как мог, оказывал всем окрестным жителям. Кроме того, Умберто был очень признателен настоятелю Обители Прохода Тысячи Мучеников, согласившемуся умолчать о роли в событиях двадцатилетней давности тогда еще неопытного послушника, ибо не представлял себе жизни иной, нежели вел сейчас – сельского лекаря-травника.

– Брат Виктус, если нет у тебя неотложных дел, отправимся-ка лучше в таверну «Ветка ивы», где остановились мы с дочерью. Там и поговорим. Клаудия! – обратился он к дочери. – Прошу тебя, не задерживайся, постарайся управиться с этими столь милыми сердцу твоей матери яблоками к ужину!

– Мог бы просто сказать «Продай их поскорее», а ты словно опять летопись пишешь, – засмеялась Клаудия, однако Умберто уже не слышал этого, удаляясь вместе с братом Виктусом прочь от ее лотка.

Просторная зала таверны, где за столом в углу устроились Умберто и брат Виктус, была полна народу. Торг продолжался даже здесь, под низким закопченным потолком. Разгоряченные азартом и крепким элем, коим славился Верман, крестьяне и ремесленники оживленно спорили и размахивали руками. Однако, замечая Умберто, многие почтительно кивали ему.

– Тебя здесь знают. – Монах посмотрел на очередного крестьянина, который, поклонившись Умберто, подозвал трактирщика и что-то сказал ему.

– Его сына я вылечил прошлым летом, – улыбнулся Умберто, кивнув крестьянину в ответ. – Доброго дня, почтеннейший Салим!

– Здравствуй, уважаемый, – поклонился трактирщик, подходя к их столу. В руках он держал глиняный кувшин, украшенный незатейливым узором. – Старый Карт передает тебе поклон и просит принять угощение.

Он поставил кувшин на стол и, поймав за шиворот пробегавшего мимо мальчишку-слугу, сурово сказал ему:

– Похлебки с бараниной, жаркого да овощей побольше! Одна нога здесь, другая тоже здесь! Живо!

Получив вместе с этим указанием легкий подзатыльник, мальчишка исчез.

Салим-трактирщик снова повернулся к Умберто и Виктусу:

– Не откажи, любезный, позволь и мне угостить тебя и твоего друга. Если бы не ты, прыгать бы мне на деревяшке.

– Здесь по весне произошла потасовка. – Умберто посмотрел вслед Салиму, который пошел дальше, пробираясь между столами. Трактирщик чуть заметно прихрамывал. – Какие-то заезжие проходимцы решили пошуметь. Нашему добрейшему хозяину сломали ногу, правда, сам он в долгу не остался, проломил пару голов. Сельский костоправ сказал, что лечить бесполезно, перелом не срастется, лучше отрезать. Хорошо, я здесь тогда остановился. Думаю, через полгодика и хромота пройдет.

Расторопный слуга уже вернулся с тарелками, заваленными аппетитно пахнущей снедью. Уставив ими почти весь стол, он разлил темный эль из кувшина в две кружки и, ловко поймав брошенный Умберто фартунг, сверкнул лукавой улыбкой и побежал в другой конец залы, откуда раздался пронзительный голос Салима.

– Что это? – Брат Виктус с опаской понюхал пенный напиток.

– Первоклассный эль. – Умберто с удовольствием отхлебнул из своей кружки. – Отменнейший, даже брат Винциус, да пребудет он со Спасителем, похвалил бы его. Так что пей не смущаясь, почтенный Виктус. И обязательно попробуй этой похлебки. Она островата, но все равно вкусна необычайно.

– Не вводишь ли ты меня в грех чревоугодия? – улыбнулся Виктус, пробуя эль.

– Ни в коем случае. Помнишь седьмую главу Учения, стих пятый? «Наслаждайся плодами Создателя и цени каждый прожитый миг, ибо радость жизни есть лучшая похвала Творцу ее».

– Твоя правда! – охотно согласился брат Виктус. – И кроме того, «Да будут сыты путешествующие, дабы путь их был легок». Восьмая глава, стих шестой.

Некоторое время старые знакомые молчали, отдавая должное мастерству поваров Салима. Вскоре тарелки опустели, так же как и кувшин.

– Жизнь течет, брат Виктус, – наконец неожиданно печально проговорил Умберто. – Прошло уже вот как двадцать лет, как сгинул славный брат Винциус, повергший прислужников Черной Троицы. Подумать только! А как будто только вчера… И оглянуться не успели – как появилась у нас с Анти дочка, Клаудия. Еще несколько лет – и вот уже подрастают мои сыновья-близнецы, Агастус и Юстус. И вот, пожалуйста, – дочку уже замуж пора выдавать, сыновей к делу приспосабливать… Так жизнь наша мирская и проходит, брат Виктус. Вон, сад яблочный, что Анти посадила в год нашей с ней свадьбы, – уже пятнадцать лет как плодоносит, скоро уже некоторые деревья и менять пора – стареют…

– Ну, брат Умберто, – неспешно ответил ему монах, – тебе грех жаловаться на жизнь. Я вижу, с каким уважением смотрят на тебя селяне, и много наслышан о Целителе Умберто из Вермана и о его духовной силе. Да и дети, жена. А какая у тебя дочка выросла!

– Ну, насчет Клаудии – это верно, невеста хоть куда, – гордо ответил Умберто. – Только и не думает девка об этом! Ей бы все с травами возиться да с отварами. Сила в ней духовная есть, брат Виктус, – понизив голос, продолжил Умберто, – и сила немалая. Я, как умею, наставляю ее, вразумляю, молитвам святым обучаю. Правда, мать-то это не слишком одобряет. Сам ведь небось знаешь, с каким недоверием относятся люди к женщинам, в которых есть эта искра Творца.

– А я все продала! – внезапно раздался у них над головами звонкий голос.

Довольная девушка, бросив перед отцом увесистый кошель, придвинула табурет и села рядом. Весело покачав головой, глядя на пустые миски, она махнула рукой слуге, пробегавшему мимо.

– Полпорции жаркого! Да кружку прихвати!

– Неужели ты позволяешь ей, – возмущенно начал брат Виктус, но закончить не успел – Клаудия сняла с плеча флягу и открыла крышку. Приторно-тягучий запах горных трав разлился в воздухе.

– Отведай, святой отец, – улыбнулась девушка, протягивая монаху фляжку. – Сама собирала. Усталость как рукой снимет. Да и, – она подмигнула, – голова наутро болеть не будет.

– Благодарю тебя. – Виктус налил в свою кружку травяного чая и залпом выпил. – И правда, хвала Создателю, словно и не был в пути столько дней. А скажи, почтеннейший брат Умберто, много странных слухов ходит в нашей Обители о твоем путешествии с братом Винциусом на Восток…

– И наверняка все пустяки, – усмехнулся Умберто. – Много диковинных земель довелось нам повидать, но по воле Создателя и Спасителя всегда встречались нам добрые люди. Хотя и злого пришлось повидать немало…

– Должен сказать, что вскоре после вашего ухода в окрестностях Обители стало поспокойнее, а через год, наверно, Кланы совсем пропали, и никто их более не видел…

– Да что это мы все обо мне и обо мне! – Умберто встряхнул головой, словно пытаясь отогнать тяжелые воспоминания. – Расскажи, брат Виктус, лучше о себе и об Обители. Что за дела привели тебя сюда, в такую даль от монастыря?

– Сам я, брат Умберто, уже третий год как милостью Спасителя состою помощником настоятеля нашей Обители. Ты слышал, наверное, что старый отец Торус, да пребудет он на Небесах, пять лет тому назад преставился. Вместо него ныне настоятелем отец Иеронимус, но и он ослаб телом, не может уже совершать дальние странствия. И посему я им послан как представитель нашей Обители на Конклав, что собирается каждый пятый год в Хоггарде.

– И что же собираются обсуждать на Конклаве на этот раз? – Клаудия, расправившись с ужином, с интересом прислушивалась к беседе.

– Не знаю, – пожал плечами Виктус. – Но слышал я, что сам король Николас собирается прибыть на Конклав. Странно, раньше его величество делами церковными особенно не интересовался. Однако уже, пожалуй, поздно, – вдруг спохватился монах, – а мне еще нужно найти приют на ночь.

– Прости, уважаемый, – окликнул Умберто Салима, который как раз проходил мимо. – Не найдется ли у тебя свободной комнаты на ночь для моего друга?

– Так ведь ярмарка, – растерянно развел руками трактирщик, – наверху все комнаты заняты. Впрочем, для друга почтенного Умберто… Если ваша святость согласится устроиться в общей зале…

– Конечно, да пребудет с тобой благословение Спасителя! – Брат Виктус с признательностью посмотрел на Умберто.

– Увидимся утром. – Лекарь кивнул монаху и трактирщику. – Пойдем, Клаудия!

И Умберто с дочерью пошли на второй этаж, где находились гостевые комнаты, по темной от времени скрипучей лестнице.

«И помни, брат Умберто, зло может скрываться под разными обличиями, подстерегая нас там, где мы считаем себя в абсолютной безопасности, – склонившись к нему, сурово назидал брат Винциус. – Посему всегда следует быть начеку, сохраняя и поддерживая в себе запас духовных сил, необходимых для борьбы с ним. Даже сейчас слуги Тьмы могут быть рядом с тобой!»

Умберто резко открыл глаза. «Даже сейчас слуги Тьмы могут быть рядом с тобой». Еще никогда прежде не снился ему столь яркий сон – словно бы сам брат Винциус, живой, только что разговаривал с ним. Умберто перевел дух и, увидев, что за крохотным оконцем еще стоит непроглядная тьма, вновь лег на жесткий топчан. Он уже почти вновь заснул, когда услышал со стороны двери скрип, а затем – резкий удар, от которого что-то словно разлетелось в щепы. И тут же где-то внизу послышались приглушенные крики и возня.

Не раздумывая, брат Умберто быстро прочел призыв к Огню Святого Эльмы. Над его головой замерцал зеленовато-голубой огонек, осветивший своим тусклым светом всю крохотную коморку. В свете этого огня Умберто увидел то, от чего его дыхание на миг прервалось. В проеме раскрытой двери стояло нечто, явно бывшее когда-то человеком. Но давно, ибо разложившаяся плоть терзала как зрение, так и обоняние. И это существо, повернув лишенное глазных яблок лицо к Умберто, неумолимо приближалось к нему, выставив вперед свои полусгнившие руки.

Решение пришло мгновенно. Губы уже сами читали короткую и грозную молитву Святого Упокоения, а разум вкладывал в нее всю духовную силу, дарованную бывшему послушнику. Серебристое облако сорвалось с правой руки Умберто и окутало восставшее из мертвых существо. Открыв в беззвучном крике рот, оживший труп рухнул на пол, задергался в центре голубоватого сияния и спустя несколько мгновений смолк навсегда.

В изнеможении опустился на постель брат Умберто – так много сил он не тратил, даже когда в прошлом году два дня подряд лечил все село от адской лихорадки. Но крик, раздавшийся за дверью, заставил его позабыть об усталости. Клаудия!

* * *

Комната, в которой спала Клаудия, находилась напротив комнаты Умберто. Выскочив из своей каморки, лекарь увидел, что дверь в комнату дочери распахнута настежь, однако внутри было темно. Лишь прерывистое дыхание девушки нарушало тишину, а воздух был пропитан тем же зловонием, что источал только что упокоенный им мертвец.

Вновь призвав к святому Эльме, Умберто осветил комнату дочери. Клаудия, с одеялом в руках, в страхе застыла на кровати. Сбоку же, прямо возле маленького столика, стоящего у изголовья топчана, застыл в странной позе еще один оживший покойник. Он был почти неподвижен, только руки его слегка подрагивали, а тело тончайшей аурой окутывало едва различимое зеленоватое сияние. Взгляд широко раскрытых глаз Клаудии был прикован к мертвецу.

«Она держит его парализованным», – догадался Умберто. Он вытянул перед собой уже обе руки и вновь прочел слова Святого Упокоения. Серебристое облако, сорвавшееся с его пальцев, было не столь сильно, как в прошлый раз, но его хватило на то, чтобы отбросить застывший труп к стене и лишить его всяких признаков подобия жизни.

– Доченька, Клаудия, с тобой все в порядке?! – Умберто бросился к замершей на кровати девушке и обнял ее за плечи. Ее била мелкая дрожь. – Все, все, отпусти его, он уже упокоился с миром.

– Да, да, я, папа… Со мной все хорошо, – срывающимся голосом ответила Клаудия. – Я не поняла, кто это был. В темноте я разглядела кого-то большого, безмолвного. Я вскрикнула, а потом – потом отблеск факела за окном осветил это существо, и я попыталась парализовать его, как ты учил меня делать, если вдруг нападут волки в лесу… Кто это, папа, что происходит?

– Точно не знаю, но, похоже…

Ответ Умберто был прерван криками и шумом, раздававшимися снизу, откуда-то из обеденного зала.

– Жди меня здесь и никуда не уходи. Запрись изнутри в комнате, завали двери и никому, слышишь, никому не открывай!!! – крикнул Умберто, выбегая в коридор и спеша к лестнице, ведущей вниз.

Большая зала, в которой совсем недавно ужинали Умберто с дочерью и братом Виктусом, на ночь была превращена гостеприимным и расчетливым Салимом в огромную спальню. Столы были сдвинуты по два, а лавки и табуреты расставлены вдоль стен. Однако сейчас, в неровном свете нескольких свечей, зала являла собой настоящее поле битвы.

Группа растерянных торговцев была окружена по меньшей мере полудюжиной оживших мертвецов. От ножей и мечей, которыми селяне и ремесленники неловко тыкали в своих врагов, толку не было никакого. Сталь рассекала мертвую плоть, однако покойники не обращали на это внимания. Зато под неожиданно мощными ударами костистых рук, с которых клочьями свисали лохмотья истлевшей одежды вперемешку с разлагающимся мясом, люди валились один за другим.

Салим, которому удалось укрыться в углу залы за большой стойкой, довольно успешно отбивался от пары наседавших на него покойников. Оружием ему служили кувшины с маслом. На скользком полу мертвецы падали, но вновь и вновь вставали и, вытянув руки, упорно шли к трактирщику. Нарядный кафтан Салима был разорван, а правая рука окровавлена.

Умберто вновь воззвал к Высшим Силам словами Молитвы Святого Упокоения. Однако силы его были истощены прежними схватками, и лишь один из нападавших на Салима мертвецов рухнул бездвижным. Ободренный трактирщик выхватил откуда-то из-под прилавка огромный топор и, размахнувшись, снес второму череп. Обезглавленное тело сделало несколько неуверенных шагов, дернулось и упало поверх первого трупа.

– На помощь! – раздался сзади сдавленный, но все же знакомый голос.

Обернувшись, Умберто увидел, что брата Виктуса, которому почти удалось добраться до наружных дверей, душит еще один оживший покойник. Судя по всему, с миром живых тот расстался уже давно, плоть истлела, лишь выбеленный скелет, поднятый из могилы чьей-то темной волей, вцепился в горло испуганного монаха.

Ослепительная вспышка заставила брата Умберто зажмуриться. Когда же он открыл глаза, то увидел, что все остававшиеся на ногах мертвецы – и скелет, душивший брата Виктуса, и остальные покойники, окружившие торговцев, – охвачены белым пламенем. Сквозь него можно было различить, как плавились останки плоти и рассыпались в прах кости.

А на лестнице стояла Клаудия, зажмурившись и прижав к груди сжатые в кулаки руки. По шевелящимся губам Умберто понял, что дочь повторяет только что услышанную от него Молитву Святого Упокоения. Но какие силы удалось вложить в нее девушке, если почти десяток оживших покойников сгорели в очищающем пламени!

– Ты цел, святой отец? – озабоченно спросил Салим брата Виктуса, помогая тому подняться. Однако монах только захрипел в ответ, растирая посиневшее горло.

Между тем торговцы, постепенно приходя в себя, стали разбирать поваленные столы, вытаскивая из-под них раненых. Сам Умберто бросился к дочери, но добраться до лестницы не успел – дверь в таверну распахнулась под мощным ударом.

Внутрь ворвались человек десять селян с факелами, вилами и лопатами в руках. Только у одного из них, в котором лекарь узнал помощника местного старосты, был меч, хотя и довольно ржавый.

– Нам нужен целитель Умберто! – закричал помощник. – Конец света настал! Мертвые восстали из могил! Только молитва праведника может остановить их!

Глава 2
Эхо прошлого

Не дав Умберто опомниться, Вельн (так звали помощника старосты) схватил лекаря за рукав и потащил за собой. Умберто едва успел крикнуть дочери, чтобы та присмотрела за братом Виктусом.

На площади перед таверной собралась уже довольно большая толпа – не меньше полусотни человек, в основном крестьяне. В отсветах факелов поблескивали железные навершия кос и вил. На лицах многих людей читались растерянность и страх, все они жались друг к другу, не осмеливаясь покинуть освещенное пространство. Сладковатый запах тления осквернял свежесть ночи.

Через толпу поспешно протиснулся полноватый мужчина преклонных лет. Выйдя вперед, он, с достоинством поклонившись, обратился к Умберто:

– Уважаемый Умберто, небывалое дело! Что это за ужасные существа? Что нам делать?

– Спокойно, друзья мои! – громко крикнул Умберто. Сам он был поражен случившимся, но понимал, что теперь не время смущать умы селян своей неуверенностью и незнанием. – Очевидно, что чья-то злая воля подняла из могил этих несчастных. Однако они более наводят страх, нежели действительно опасны. И вот тому доказательство, – указал он в сторону колодца на краю площади. Там, все еще подергиваясь, лежали останки частично разложившегося трупа. Голова же его валялась неподалеку, очевидно, отделенная метким ударом косы.

– Без головы даже эти ожившие мертвецы и скелеты не могут долго ходить и двигаться. Много ли было нападений? Есть ли пострадавшие, досточтимый Джоффри? – обернулся Умберто к старосте.

– Да нет, хвала Спасителю, люди больше напуганы. Эта нежить вломилась еще в два дома, к Торпину и Жбаве-пекарю, вон, слева от таверны. Жбава и поднял крик. Его сынка старшего, Дуклу, слегка придушили, но и то наши успели отнять, уже в себя приходит. Да к вам вон в таверну нечисти набилось…

– Ну, тогда несите Дуклу в таверну, а остальные пускай группами человек по десять обойдут все дворы, особенно у Сухого лога, что ближе к кладбищу – вдруг у кого беда. Но на само кладбище до рассвета не ходите. Надеюсь, особой беды нам не грозит.

– Вот спасибо, почтеннейший! Хвала Создателю, что вы как раз к нам приехали – что бы мы без вас делали, – согласно закивал староста. – Сейчас, сейчас все сделаем…

Речь его прервал приближающийся топот лошадиных копыт. В круг света ворвались двое всадников. Капли пота искрами играли на боках лошадей в свете факелов, лица всадников были перекошены от ужаса.

– Мертвецы, мертвецы на Можжевеловом тракте! – завопил один из них. – Ходячие мертвецы, они…

– Спокойно, Луд! – раздался из толпы голос старосты. – У нас они тоже побывали, но наши парни дали им хорошую взбучку! Успокойся и говори толком, где ты их видел, сколько их было и куда они шли.

– Пожалуй, не меньше пары дюжин, – ответил Луд, спрыгивая с лошади. – Мы заметили нежить как раз в тот момент, как она свернула с тракта на дорогу, ведущую к усадьбе лекаря Умберто.

Староста продолжал о чем-то расспрашивать вновь прибывших, но Умберто уже не слышал его. Анти, сыновья в опасности! Два с лишним десятка восставших из мертвых наверняка уже ворвались в дом. Скорее, скорее на помощь к жене и детям.

У входа в таверну Умберто слегка замешкался, задумавшись, не будет ли Клаудия в большей опасности, если он возьмет ее с собой. Впрочем, пусть уж лучше будет рядом. Да и внезапно проявившаяся у дочери сила могла быть весьма полезной в бою с нежитью. Кто поднял из могил покойников, он выяснит позже.

Постаравшись принять спокойный вид, чтобы не волновать Клаудию, лекарь толкнул тяжелую дверь. И едва не напоролся на вилы. Мальчишка-слуга хотя и трусил отчаянно, но, держа их в дрожащих руках, стоял на страже у входа.

– А я думал, – он опустил вилы и неожиданно всхлипнул, – опять эти лезут.

– Как раненые? – Потрепав мальца по плечу, Умберто шагнул в зал.

Столы уже успели расставить, но теперь они служили ложем для раненых, возле которых хлопотала дочь лекаря.

– Вот этот плох.

Клаудия подвела отца к одному из несчастных, судя по одежде, ремесленнику. Если остальные были в сознании, скрипели зубами и ругались, то этот лежал в забытьи. Голова его была размозжена, судя по всему, табуретом. Девушка, как смогла, обработала рану и наложила повязку.

Умберто, положив руки на голову тяжелораненого, зашептал целебные слова Молитвы Матушки Ареи. Но духовные силы его были истощены в поединке с восставшими мертвецами, а голова была занята тревогой о родных. Тем не менее ремесленник вздрогнул, дыхание его стало спокойнее, побелевшие губы стали понемногу краснеть, хотя в чувство он так и не пришел.

– Пошли кого-нибудь за Нофусом, – попросил лекарь подошедшего Салима. Правая рука хозяина таверны висела на перевязи.

– За этим мясником? – скривился Салим. – Зачем он тут?

– Боюсь, сил моих сейчас недостаточно, чтобы исцелить всех. А как твоя рука?

– Спасибо твоей дочке. – Трактирщик осторожно поправил повязку. – Положила каких-то травок, пошептала – вроде и не болит сейчас вовсе. Может, не надо Нофуса звать?

– Лучше позови. Все-таки человек шесть порезано да побито. Не справится и Клаудия. Да и не учил я ее толком, – виновато признался Умберто.

– А вот это зря, – насупился Салим. – Ладно, сейчас кого-нибудь пошлю. Только велю у него пилу отобрать, да у меня все ножи да топоры попрятать.

Он ухмыльнулся собственной шутке и пошел дальше.

– Спасибо, Клаудия. – Умберто подошел к дочери. Она поила одного из перевязанных торговцев своим горным отваром. – Боюсь, нам надо срочно возвращаться домой.

– Но здесь же раненые. Как мы можем их оставить? – удивленно вскинула брови девушка.

– Сейчас придет сельский лекарь. Он присмотрит за ними.

– Неужели… – Девушка пристально посмотрела на отца. – Отец, скажи, что случилось?

– Говорят, что восставших мертвецов видели на дороге к нашему дому, – нехотя произнес Умберто. – Я боюсь, как бы…

– Скорее едем! – не дав ему договорить, Клаудия бросилась к дверям.

Она чуть не сшибла с ног щуплого старичка в больших очках с толстыми стеклами. Это и был Нофус, за которым сбегал расторопный слуга Салима.

– Твоим заботам вверяю этих несчастных, – торопливо пробормотал Умберто, выскакивая из таверны вслед за дочерью.

На то, чтобы оседлать лошадей, ушло несколько минут. Телегу вместе с волами оставили на попечение все того же шустрого мальчишки. Пока готовили лошадей, Клаудия узнала наконец, что его зовут Дарк. Умберто оставил Дарку несколько монет, которых с лихвой должно было хватить на корм животным на неделю. Хотя лекарь был уверен, что заберет свою повозку из конюшни при таверне гораздо раньше.

– Может, я подберу народ в помощь? – спросил Вельн, который во главе десятка селян стерег ворота Северного тракта.

– Благодарю, но нам надо спешить. – Умберто задержал взгляд на мече помощника старосты.

– Тогда возьми это. – Парень, поняв, куда смотрит лекарь, протянул ему оружие. – Молитва успокаивает покойников надежнее, если ее подкрепить хорошим ударом.

– Спасибо. – Лекарь с поклоном принял меч. – Я обязательно верну, когда буду здесь в следующий раз!

– Да уж, пожалуйста, – Вельн ухмыльнулся, – а то папаша мне таких оплеух навешает. Меч-то еще от деда достался. Да помогут вам Спаситель и Создатель!

Лекарь и дочь пришпорили лошадей и скрылись в сером предрассветном тумане.

В призрачном свете мелькали знакомые места. Вот и поворот на ферму. От стремительной скачки и волнительной неизвестности сердце Умберто стучало в бешеном ритме. «Как в Рас-Халейне», – подумалось ему. Далекие звезды над головой, такая же сумасшедшая скачка. Но тогда была лишь суета погони, и был брат Винциус, который, кажется, знал все на свете и мог от всего защитить. Сейчас же – лишь темное предчувствие, терзавшее его сердце, страх за жену и сыновей, оставшихся дома, и непослушная дочь, что скачет рядом и, несмотря на свой независимый вид, в душе еще больше него волнуется за мать и братьев.

Но вот впереди в первых лучах разгоравшегося на востоке рассвета показалась верхушка трубы, скрытая за разросшимся яблоневым садом. К дому от дороги вела дорожка, выложенная плоскими камнями. На них поблескивала утренняя роса. Умберто вместе с дочерью поспешно спрыгнули с лошадей, наскоро обмотав поводья на перекладину ограды. Калитка во двор была приоткрыта, но в остальном ничего необычного видно не было. В воздухе стояла почти полная тишина, только где-то на заднем дворе тихонько квохтали куры.

Клаудия, не дожидаясь отца, устремилась к дому.

– Постой, дочка! – крикнул ей вслед Умберто, но девушка уже была на крыльце. Она дернула за ручку. Дверь, как и калитка, тоже оказалась не заперта, и Клаудия пропала внутри темного проема. Через мгновение из дома раздался пронзительный вскрик.

Выхватив меч, несколькими прыжками Умберто одолел расстояние, отделяющее его от крыльца. Рванув на себя дверь, он заскочил внутрь, готовый дать отпор любому существу, что притаилось там.

Прямо на пороге, освещенная полоской света, падающего из кухонного окна, лежала Анти. Вся ее голова была в крови, правая рука неестественно вывихнута, а на бедре через порванную юбку виднелась большая рваная рана. Клаудия, склонившись над матерью, беззвучно рыдала.

Горечь и отчаяние на секунду охватили брата Умберто. Но тут же их сменила холодная, какая-то отстраненная решимость. Он опустился на колени и приложил руку к шее жены. В течение минуты целитель боялся пошевелиться, пока не почувствовал слабый, едва уловимый пульс.

– Свет, воду и тряпки! – коротко приказал он.

– Мама… – всхлипнула Клаудия, – она…

– Она жива, и, да будет на то воля Создателя, мы спасем ее. Живее, мне нужна горячая вода и чистые тряпки.

Клаудия, стряхнув с себя оцепенение, поспешила исполнить указание отца. Только тут она заметила, что в кухне царит настоящий погром. Стулья были перевернуты, часть кухонной посуды и утвари разбросана и перебита, а возле лежащей Анти валялась погнутая кочерга. Быстро разведя в камине огонь и бросив отцу сдернутую со стола скатерть, Клаудия подобрала с пола котелок и побежала во двор к колодцу.

Наконец вода в котелке закипела. Умберто бросил туда несколько горстей целебных трав, которые достала из походной сумки Клаудия, и промокнул в отваре полоски разорванной скатерти. Духовная сила постепенно возвращалась к нему, поэтому он смог заговорить кровь и немного затянуть раны. Кроме тяжелой рваной раны на ноге и двух глубоких ссадин на лице, на левой руке жены остались следы глубоких царапин, словно от чьей-то когтистой лапы. Вывих правой руки оказался достаточно легким, и лекарь без труда вправил ее. Дыхание Анти стало более глубоким и ровным, но в себя она еще не пришла.

– Как мама? – Клаудия осторожно заглянула через плечо отца.

– Мы сделали все, что можно… и что нужно. – Умберто вытер последней тряпкой руки. – Будем ждать и молиться. К обеду она придет в себя. Но скажи, ты не видела братьев?

– Я обошла весь дом, все перевернуто и поломано, но Агастуса и Юстуса нигде нет. В их комнате самый большой разгром, но крови не видно.

– Присмотри пока за матерью. – Умберто поднялся и взял меч, брошенный им на стол. – Я пойду осмотрю сад.

– Осторожнее. – В глазах Клаудии читался страх – за отца, за братьев, за мать, за себя.

– Конечно. – Отец ласково потрепал ее по голове. – И не бойся – нечисти рядом нет. Но если что, кричи, я буду неподалеку.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, и на земле, еще влажной от ночной сырости и тумана, можно было разобрать множество следов. Вспоминая уроки брата Винциуса, лекарь склонился над ними. Почти наверняка это были отпечатки оживших мертвецов. Местами среди расплывшихся вмятин от ног четко виднелись следы, оставленные костями скелетов.

Хотя следопытом лекарь был не слишком важным, но все же решил, что вряд ли нежити было больше, чем полтора десятка. Или они напали с двух сторон, или, что более вероятно, испуганным селянам со страха почудилось вдвое большее их число.

Все следы вели от ворот на проезжую дорогу к дому, а от дома – на задний двор. Там отпечатки терялись в густой траве. Ни одного тела Умберто не обнаружил, вероятно, нападение застало его семью врасплох. Но куда же могли деться сыновья? Их следов он нигде не заметил – среди отпечатков детских не было.