Текст книги "Трудно быть другом"

Кажется, Верка еще не окончательно села на иглу, осторожничает, знает свою дозу – знает, чем такое заканчивается. Худенькая, как травинка. Последнее время красит губы синей помадой – писк! Кашлять стала. И нехорошо так кашляет. Надо Доктору Сержу сказать, чтоб отвез ее на рентген. Доктору Сержу она доверяет. А самой Верке доверять опасно. За лишние бабки многое может сотворить. Последнее время с подружкой Соней-Москвой снимаются у каких-то подонков в мутных фильмах. Этим делом она уже давно занимается. Иностранцы приезжают снимать и платят исключительно «зеленью». Там, в америках, Германиях, за такие съемки им мигом дадут хороший срок, а у нас отмазывают своим баблом все, что пожелают. Забугорная мразь!

Надо, Дэн, смотаться к «трем вокзалам». Есть вопросы к Верке.

На миг прикрыл глаза. И увидел себя. Да, Дэн, подонок – это ты… Сам был настоящим дерьмом…

Это случилось два года назад. Отец запил по-страшному, до́ма скандалы… Мать все время была в слезах…

И Денис решил не идти домой. Совсем не возвращаться! И стал с пацанами пить. И совсем незнакомые пацаны с ним пили, но очень веселые. Бабки быстро закончились, а все хотят еще выпить. Надо! А бабок нету, пусто в карманах!

И кто-то кинул идею: вскрыть палатку. Стали вскрывать, и почти сразу возникли менты… Засвистели…

Не помнит, куда бежал, с кем бежал, как долго бежал…

Вот тогда Верка и затащила его в свою конуру. Два дня там отсыпался.

Когда открыл глаза – это он хорошо помнит! – увидел, как Верка с Сонькой варят «ханку». И тут же вмазываются. И пацанам, что рядом с ними в норе, вмазывают наркоту.

Верка поняла, что он проснулся.

«Ага, дышишь! Хочешь попробовать? Сразу все забудешь! И на радуге еще покатаешься! Кайф схватишь! – Верка трясла перед его носом шприцем и хохотала. И Сонька хохотала. И пацаньё гоготало. – Или слабо? Боишься мамочку, папочку? В угол носом поставят!»

И все вокруг заливались хохотом.

Рот Верки, с выбитыми зубами, и сейчас прямо перед его глазами.

«Сосунок!» – хохочет Верка.

«Сопля! – заливается хохотом Сонька. – Понос прошиб малыша!»

«Ему соску надо купить! – визжит Верка от восторга. – Ну, попробуем сладенького? Не пожалеешь!»

И ему захотелось забыться! Тогда ему вмазали…

Вот это, Дэн, ты уже хорошо помнишь: Верка не пожалела для тебя дозы.

Едва не подох ты тогда, сопливый Дэн! Все вокруг утонуло в темноте, черной-черной…

Уже потом Гольд рассказывал, как искал тебя. И нашел в этой самой «замочной скважине». Все разбежались. И Верка с Сонькой рванули – испугались! Думали, Дэн уже мертвяк! В штаны наложили! А Гольд один корячился, никак не мог вытащить тебя оттуда…

Случайно рядом оказался Доктор Серж. Он со своими друзьями шарил по щелям и выискивал бомжат-малолеток, накачанных наркотой, и развозил их по больницам. Вместе с Доктором и его друзьями вытащили тебя, подонок, из «замочной скважины» – и сразу в реанимацию, под капельницу…

С тех пор они с Гольдом и дружат с Доктором Сержем. И вместе с ним собирают соплят бомжат по разным щелям и помойкам.

А Верка в своей «замочной скважине» продолжает кайфовать.

Но Денис видел, как однажды она крепко перетрухала: ее дружок Укроп перебрал дозу и захрипел. Сразу вытащили его к дороге. Денис вызвал «Скорую». И все стояли в сторонке, смотрели, как подкатили доктора.

Денис потом забежал в больницу узнать, как там дышит Укроп. Докторша сказала, что тот уже не дышит – умер. И она все выспрашивала домашний адрес или хотя бы имя, фамилию Укропа, но Денис ничего не мог ей сказать. Он действительно ничего не знал. Вроде где-то на Таганке живут его родители, но он их презирал за что-то и ушел из дома. В карты любил жульничать, даже подрабатывал этим делом. Но с Веркой у них была любовь. Настоящая. Денис это видел.

Верка сильно переживала из-за смерти Укропа. Но потихоньку успокоилась.

И она не знала настоящего имени Укропа и откуда тот возник на «площади трех вокзалов». Может, лапшу вешала, как всегда?

Денис уже давно понял, что там, где дымит наркота, никому нельзя верить. Ни на грамм! Ни на секунду! Продадут мать, отца и кого угодно, и всего за одну дозу.

Даже зубами скрипнул: что с Муравьем, Дэн? Неужели загремел с наркотой? Последнее время скрытным стал. Раньше приходил, брал книжки, с Мышонком говорили о музыке, джаз вместе слушали. Мышонок его уважает. Познакомила с Алешей-Музыкой. И они друг другу очень понравились. Играли вместе, импровизировали… А в какой-то момент будто ему мозги заклинило: стал от всех скрываться.

Тогда у них опять с матерью что-то не заладилось. Что там – не разобраться. Мать всегда: «Вадик, мой мальчик, Вадик!» А тот из дома сбегал – факт! Два раза! И брат Никита какой-то странный. Жили все вместе – и вдруг ушел. Теперь отдельно живет.

Денис и Гольд давно не заглядывали к Муравью.

Звонишь, звонишь – наконец мать приоткроет дверь и в щелку: «Не мешайте! У нас ремонт! И не отвлекайте Вадика!» Сам Муравей ничего толком объяснить не может, тоже о ремонте бред несет. Раньше они с отцом на футбол ходили, но у того недавно что-то с сердцем случилось – и умер внезапно. Муравей страшно переживал. Он очень любил отца. Короче, вот с тех самых пор Муравей и стал еще более странным и время от времени выкидывал разные штучки.

Ладно, Дэн лопоухий, будем следить за Муравьем.

И почему-то подумал о Косом: ведет двойную жизнь, точно!

Откуда дорогие шмотки? А мобильник? Такого навороченного ни у кого в школе нет! И все знают: отец от водяры не просыхает, одна мать где-то вкалывает.

Откуда баксы? С луны сваливаются?

Косой всем активно вешает лапшу – везет в игре на автомате! Сказки! «Однорукие» никогда не проиграют. Только в доме Дениса три мужика продули все, что имели, – машины, вещи, деньги. Один квартиру хотел заложить, но жена подняла шум. А свистопуп Косой – в выигрыше! Ха-ха! И еще раз ха-ха в десятой степени! Не надо нам штамповать мозги!

У Дениса давняя «любовь» с Косым: тот хотел завести шестерок в их классе – полный прокол!

Косого все время надо держать под прицелом. Ничего хорошего от него никогда не дождешься.

Затарахтело, загремело…

Вытянул шею, прислушался.

Ясно: это бабуля Жанна прогуливает пацана Толяна. Тот лежит в коляске барином с вечной соской во рту и блаженствует.

А вот уже и видно сквозь кусты, как величественно выплывает коляска, обвешанная сумками, авоськами с продуктами, тут и пара бидонов, и древний зонтик от солнца и дождя, раскладной стульчик и еще всякая нужная для бабульки дребедень.

Баба Жанна хромает, толкая рукой коляску и опираясь на палочку. Без нее никак: нога больная. На голове набекрень соломенная шляпка с бантиком. Эту шляпен-цию она не снимает до холодов. Только бантики меняет. Сегодня розовый пришпилила. Баба Жанна говорит, что шляпка напоминает ей далекую молодость и месяц, проведенный на берегу Черного моря, ей даже снится рокот прибоя, лицо обдают соленые брызги, и она плывет куда-то, качаясь на волнах… Баба Жанна ужасный романтик! Там, наверно, у нее была большая любовь, но об этом она никогда…

Стоп, Дэн! Тормози!

У Дениса в шее даже что-то хрустнуло – так здорово он вытянул голову и чуть не вывалился с грохотом из кустов.

Дэн, черт побери, протри свои окуляры!

Протер – нет, не исчезло видение!

Возле бабы Жанны шагала… Цапля вышагивает! Собственной персоной! И руками вон как размахивает! Откуда она свалилась?!

В начале сентября в класс пришла новенькая. Она оказалась выше всех девчонок, да еще у нее была такая тонкая длинная шея. Денис сразу дал новенькой прозвище Цапля. Про себя он стал так ее звать. Таких же длинноногих и тоненьких цапель видел в зоопарке.

Классная, Зоя Дмитриевна, постучала карандашиком по столу.

– Познакомьтесь – нашу новенькую зовут Танечка Барканова. Она приехала из далеких Арабских Эмиратов, где работали ее родители. Таня расскажет вам много интересного о той жаркой стране.

Классная испарилась.

В классе полно свободных мест, но новенькая села за последнюю парту. На переменке ее окружили девчонки. Оказалось, что в Москве она не бывала и все здесь ей в новинку. Родители – специалисты по нефти и газу. Мать заболела, и они уехали оттуда. Не каждый может переносить страшную жару.

Все это Денис услышал краем уха. С новенькой он пока даже парой слов не обмолвился. И вот, пожалуйста, прискакала!

Ой, а шагает как! Ну прямо вылитая цапля! И что она здесь забыла?

Бабуля Жанна о чем-то живенько толкует с ней. Будто они сто лет уже знакомы. Почему у тебя, Дэн, язык становится каменным и во рту все пересыхает, если начинаешь говорить с незнакомым человеком?

Как сороки трещат. И пустые бидоны позванивают.

Привстал на цыпочки и чуть не загремел на землю. Нет, Дэн, так ты ничего не увидишь и не услышишь, только шею сломаешь и в гипсе скакать будешь.

Раздался свист, вернее, шип. Так шипеть-свистеть умел только один человек во всей Москве – баба Жанна.

Дэн, тебя вызывают! Бабуля Жанна! Надо идти!

Выскользнул из кустов – и он позади коляски. И уже рядом.

– Приветик!

Цапля ойкнула и подпрыгнула чуть не на метр.

– Ой, мамочка!..

– Зачем так пугать нас, молодой человек! – засверкала сталью зубов баба Жанна.

Она совсем недавно «обновила свой гарнитур в ротовой полости» и все никак не может привыкнуть к новым зубам, что ей сделали в поликлинике. Иногда шепелявит, а то даже язык прикусывала. Зато улыбка теперь просто бесподобная, как у голливудской вампирши.

– Танечка пришла к нам в гости. Она мне рассказывает, как живут в Арабских Эмиратах… Ой, да я же чуть не забыла! Ребятки, милые, мне надо срочно слетать до магазина. Сейчас туда должны привезти свеженькие сырочки и прочее. Прошу понаблюдать за Толянчиком, пока я туда-сюда…

Через какое-то мгновение бабуля Жанна, вооруженная бидонами и сумками, резво помаршировала в сторону магазина, звонко постукивая палочкой по асфальту.

Дунул свеженький ветерок, зашуршали в кустах сохнущие листья.

Давай, Дэн, развлекай товарища.

Денис только сейчас как следует рассмотрел новенькую. Она не была такой тонкой и длинной, какой показалась ему, когда увидел впервые в классе.

– С Жанной Николаевной так интересно разговаривать!

– Очень интересно. Ты ее давно знаешь?

– Только сейчас познакомились.

– Понял: экскурсия по Москве 2000 года. Но здесь ничего интересного. Раньше бараки стояли – теперь настроили дома-ящики. Нет ни одного памятника. Даже дебильного. Хотя есть! Местные бандитози регулярно устраивают тут веселые «разборки» и вчера оставили дорогим согражданам два дряхлых сгоревших «форда». Видок у тачек развеселый…

– По-моему, они печально выглядят. Видела их, мимо проходила. А здесь я вот зачем. Даже не знаю, как сказать… В школе девочки рассказали, что твоя сестра очень хорошо играет на скрипке…

– Играет. Ну и что из этого?

– Очень хотела бы поговорить с ней. Если можно… – И замолчала, переминается с ноги на ногу.

Ага, ждет ответа.

Дэн, а зачем ей это? Зачем она это накручивает?

Какие-то у нее странные глаза… Зеленые-зеленые! Ни у кого в классе нет таких светофоров. Точно нет.

На щеках ямочки.

Спиралька из волос, что висит над ухом, так смешно дергается…

Дэн, она продолжает молчать, уставилась своими светофорами. Пауза большая… Уже, пожалуй, «на все десять тактов», как изрекла бы сейчас Мышонок.

– Если, конечно, можно, – повторила она.

– А зачем тебе это нужно?

– Я тоже играю на скрипке.

– Очень рад. Но Маша не Давид Ойстрах, и не Владимир Спиваков, и не японская мормышка-вундеркинд. Ее зовут вроде…

– Эту девочку зовут Саяка Сёдзи.

– Точно! И потому советую купить записи этих гигантов скрипки, смотри на их портреты и слушай сколько душе угодно.

– Диски у меня есть, слушаю и смотрю… Но я хочу поговорить с живым человеком.

– С живым… О-о-о! Это уже… Значит, для тебя это важно?

– Очень.

– Кошмар! Вопрос жизни и смерти?

– Почти! – Спиралька над ухом резко дернулась и замерла.

– Ну народ пошел! Сразу чувствуется, что ты перегрелась среди арабов и верблюдов.

– Не надо о верблюдах. Кстати, они очень умные. Я хотела с тобой еще в школе поговорить, но там как-то все не получалось.

– Откуда пронюхала мои координаты?

– Какие координаты?

– Точку! – Денис ткнул ногой в расщелину на асфальте. – Место расположения в этом мегаполисе скромного жилища Пожарникова Дэ. Эф.

– У Гали в тетрадке прочитала, пока она записывала все мои данные.

– Ну, ты прямо настоящий детектив!

Коляска неожиданно ожила: оттуда раздалось громкое пыхтение, сопение и еще что-то, выражающее крайнее недовольство.

– Ага, Толян очнулся! Он ужасно обижается, когда на него не обращают внимания. – Денис наклонился над коляской. – Салютик! Как дела, разбойник? – Пыхтение усилилось. – Только давайте, товарищ, без истерик! Рядом с тобой народ. Сейчас бабуля прискачет. Лежи и думай о чем-нибудь космическом.

– Его, наверное, покатать надо, – сказала Таня.

– Можно и прокатить, – согласился Денис. – Это он обожает.

Заскрежетали колесики. Коляска сдвинулась и, поскрипывая, покатилась.

Ну и что дальше будем делать, Дэн? Катать коляску с Цаплей? Она заинтересовалась сеструхой – «вопрос жизни и смерти»… Когда про Мышонка пронюхала? Может, лапшу вешает? От этих длинноногих все, что угодно, можно ожидать! Надо ей тоже мозги покрутить.

– Сейчас, наверно, жарковато в Эмиратах?

– Очень. Там стараются работать, когда уходит жара.

– Правда, что там все богатые, бабки им прямо девать некуда?

– Да, живут хорошо, но все не так просто. И к такой жизни страна пришла не сразу. Главное их богатство – нефть и сами люди. Раньше там был только песок, а сейчас настоящая сказка. Каждый отвечает за жизнь определенного дерева, куста – поливают, ухаживают. И кругом все цветет, все в зелени…

Из коляски вдруг донеслось громкое и радостное гуканье.

– Ага! И Толяну захотелось послушать про ту волшебную страну. И конечно, всех-всех в той стране учат игре на скрипке, да?

– Нет, что ты! – Таня рассмеялась. – До этого они еще не додумались! Жена нашего посла когда-то закончила консерваторию и решила, что дети россиян, которые там работают, могли бы получить хоть какое-то представление о музыке. Она организовала класс скрипки и фортепьяно. Желающие появились. Мама меня на скрипку определила: слух у меня хороший. Но ведь слух – это еще не всё… Согласен?

– Полностью.

– Вот я и хочу разобраться в себе. Потому и пришла…

– Думаешь, Мышонок что-нибудь прояснит тебе?

– Какой мышонок?

– Сестра. Каждый человек похож на кого-то. Разве не так? А она просто вылитый мышонок. Вот, к примеру, я, Пожарников Дэ. Эф., на кого похож? Вроде на удава. Так мне иногда кажется. И Гольд так считает.

– Ну ты скажешь! – засмеялась Таня. – Удавы разве такие… А я тогда на кого похожа?

– У-у-у-у, сложный вопросик… – Внимательно оглядел Таню. – Ну, если приблизительно, то… на эдакую птичку.

– На какую птичку? Синичку? Сову? Ворону?

– Нет! Эти совсем из другого репертуара. Скорее, цапля.

– Ой! И правда – цапля! – засмеялась Таня. – У Баркановой Тэ. Пэ. действительно длиннющие ноги. И шея вполне соответствующая. А крылышки где? Может, они у меня еще вырастут? Такие маленькие-маленькие… Маша сейчас дома? – спросила она вдруг как-то совсем неожиданно. Без всякого перехода.

– Да, дома. Работает над Моцартом. К конкурсу готовится.

– Что за конкурс?

– О! Этот конкурс весной сорвался: кто-то из главных заболел гриппом, и перенесли на сентябрь. Там, в центре, постоянно что-то происходит. Моя задача более скромная – помогать, как могу, чем могу, чтоб спокойно дышала, чтоб никто ей не мешал. А конкурс уже висит на самом кончике носа.

– И поэтому ты не ходишь в школу больше недели?

Дэн, что-то товарищ Барканова Тэ. Пэ. слишком любопытна. И глаза не прячет. Серьезно так смотрит. Очень даже серьезно.

– А кто за Мышонком будет смотреть? Тебе, наверно, уже нарисовали в классе про обстановочку у меня дома. Но я уточню. Дома кислая обстановочка. Папаша крепко поддает. Сорвался с тормозов и никак не может остановиться. Ты знаешь, что это такое?

– Читала, по телевизору видела.

– Литература, телик – мура. Когда с тобой рядом такое, это уже пострашнее. И вообще… – Денис вспомнил последнее «представление», которое выдал ему отец, и даже перехватило дыхание. С трудом проглотил сухой комок, вдруг застрявший в горле. – И вообще, лучше не знать об этом. Вот я и охраняю Мышонка. Видишь серую коробку, что уткнулась антеннами в небо? Золотая штора на окне. Не туда смотрим! Вправо руль крутим!

– Кручу! Вижу! Такая красивая штора!

– Это наше окно. Она сейчас там.

– А где отец сейчас?

– Провалился.

– То есть как – провалился? – испуганно вздрогнула Таня.

– Бывает с ним такое – нет и нет. Вот я и жду здесь.

– А мама где?

– В больнице. В неврологии лежит.

– Что-нибудь серьезное?

– После стресса… Еще с неделю собираются держать ее там.

– Да, правда, «кислая обстановочка». – Таня тряхнула головой, подергала себя за спиральку, облизнула пересохшие губы. – Я сейчас что-то скажу, ты только не отказывайся сразу… Ладно? Разреши мне, пожалуйста, помогать тебе.

Дэн, кажется, ты ослышался! Цапля выдает что-то не то…

– Под ногами я не буду мешаться, – продолжала она. – Смогу, например, провожать Машу до центра. Мне можно кое-что поручать, постараюсь не подвести. Значит, мы договорились?..

– Но…

– А ты помогаешь мне.

– Не врубаюсь, чем я могу помочь товарищу…

– Я о-очень хитрая и коварная. И сейчас ты все поймешь и оценишь. Ты, конечно, уже понял, что я совершенно ничего не соображаю по предметам, где упоминается хоть один игрек или икс. Ну тупая такая!..

Из коляски послышались какие-то совершенно странные звуки.

– Толян, а тебе-то что не нравится? – Денис притормозил и съехал с тропинки в траву. – Птички кругом чирикают…

– А мы сейчас посмотрим, что ему не нравится. – Таня сунула руку в коляску к Толяну. – Все ясно. Он просто мокренький. Надо сменить памперс. – Она ловко одной рукой извлекла пацана из коляски, точно вылущила орех из скорлупы, а другой достала из бокового кармана сумки розовый пакет с памперсами и пеленками. И так же ловко и быстро перепеленала его. – Ой, какой же ты глазастенький! При-ве-тик! Ку-ку!

Толян лыбился от уха до уха, махал ручками, ножками и наконец огласил всю ближайшую местность ликующим воплем.

– Слушай, Толян просто в восторге от тебя! – засмеялся Денис.

– Я же говорю – могу пригодиться. Ну а теперь мы пойдем обратно в колясочку. Там очень хорошо. – Таня уложила пацаненка. – Вот какие мы молодцы! Какие мы умненькие!

– Здорово у тебя получается. Где нахваталась?

– В нашем российском квартале, где мы все это время жили, было довольно много детей и что-то вроде яслей, а нянечек, конечно, не хватало. И все помогали ухаживать за детишками. Там мы очень дружно жили, а иначе нельзя: страна чужая…

Дэн, а ведь ты не ответил насчет иксов-игреков. И всего остального…

Честно говоря, он терпеть не мог, когда кто-то пытался сунуть нос в его проблемы. Привык сам справляться со всем.

Тебе, Дэн, не кажется, что получается какой-то «диссонанс», как сейчас наверняка выразилась бы Мышонок. До мажор наехал на соль минор!

Но, синьоры, прошу учесть: это инициатива принадлежит совсем не Пожарникову Д. Ф. Тебе, дружище Дэн, в крайне категорической форме была предложена помощь. Просто неприлично отказываться от подобных предложений. Обидеть можно человека. Да и вообще, известно, что человек человеку друг, товарищ и тому подобное. И давайте потому пожмем друг другу руки. С иксами разберемся запросто. Иксы и всякие игреки для нас самое развеселенькое дело…

– Молодые люди! – послышался голос бабы Жанны. – Где вы, ребятки? Куда сбежали? А-у-у!

– Ага, потеряла своего Толяна! А мы сейчас скажем, что террористы напали! И отняли! Требуют выкуп! Прячемся!

– Ты что! Она же… Здесь мы! – закричала Таня и вытолкнула коляску на дорожку. – Мы идем!

Вот и бабуля Жанна, загруженная покупками по самый бантик.

– Куда вы ускакали, милые? А я даже пожалела, что оставила вам коляску, – видите, уже у меня и рук не хватает! Сложила бы всё сюда. – Она говорила и распихивала, раскладывала свои покупки по углам коляски. – Толянчик вас особо не беспокоил, надеюсь? Он очень дисциплинированный молодой человек.

– И способный! – поддакнул Денис. – Даже продемонстрировал нам свой классный вокал! Спел кое-что из оперы Чайковского.

– Какой молодчина! Да, он непременно будет петь!

– Мы сменили ему памперс, – сказала Таня.

– Совсем молодцы! Значит, нашли пакет. Они у нас всегда есть в запасе. На всякий пожарный случай.

– Конечно, нашли. В кармашке.

– Но я тут, товарищи, совсем ни при чем, это все она. – Денис кивнул на Таню. – Только она!

– Мой мальчик, но я же знаю, на что ты способен. И твой опыт наверняка не пройдет даром для нашего подопечного. – Закончив возиться с покупками, баба Жанна достала зеркальце и поправила шляпку, которая сползла на самое ухо. – Ой! И никто не скажет, что я выгляжу как прожженная бандитка. «Где мой черный пистолет?» – хрипло пропела она.

– «На Большом Каретном!» – в тон ей пропел Денис строчку из песни Высоцкого.

– Совершенно верно… – Баба Жанна поднесла к близоруким глазам часики-медальон, которые всегда висят на цепочке у нее на груди. – О-о, молодые люди, к сожалению, мы с Толянчиком должны вас покинуть: у нас столько дел! – Она сверкнула стальной улыбкой, мило лязгнула зубами и толкнула коляску. – Вы меня очень выручили! Спаси вас Бог! Танюша, надеюсь, мы еще свидимся, и не раз!

Зацокала палочка, заскрипели колеса. И уже не видно бабы Жанны за акациями.

– Что у нее с ногой? – спросила Таня. – Так сильно хромает…

– Лет сто проработала операционной сестрой, а в хирургии работают только стоя. И во время операции стоят по пять-шесть часов. Это не над компьютером пухнуть. Со знаменитыми хирургами работала, рассказывала, как оперируют сердце… Видела часики у нее на шее? Швейцарские! «Единственная моя ценность и память о той прекрасной жизни», – говорит бабуля. Подарил очень знаменитый хирург – академик по капитальному ремонту сердца. На часиках надпись: «Милой и дорогой Жанночке, моей бессменной и верной помощнице». Прямо из дома иногда увозили ее ночью на машине, если вдруг в больнице возникало что-то очень сложное. И заработала, как говорит, «красивенький букет болячек разных». В прошлом году ей половинку стопы хирурги отхрюкали: гангрена началась. И теперь «тук-тук палка – это скачет Жанна-галка»! Шутит так сама над собой. Кроме этих часиков и почетных грамот, у нее дома ничего. Пусто. Нет, есть книжки! Она поэзию обожает.

– А Толян?

– Толян?.. О-о! Толян! У молодого человека определенно большое будущее. Бабуля не сомневается: «Будет петь! Как Паваротти или Хворостовский!» Или, в крайнем случае, Кобзон. Папочка – будущий академик, мамочка – будущий профессор. И всегда рядом наша безотказная бабуля со стальными зубами.

– Обожди-обожди! Неужели у академика нет денег, чтобы купить коляску поновее? Эта же вся ржавая! А бидоны, авоськи зачем?

– Ба-а! Неужели ничего не поняла? Это же антиквариат! Ретро! За эту коляску или за такой красивый бидончик сейчас отвалят о-го-го! Уже предотвращено одно покушение.

– Денис, ты меня считаешь за полную дуру, да?

– Нет, не считаю. Но разве я не сказал, что мамочка – будущий профессор, а папочка – будущий академик. А сейчас Юля и Веня – два нищих студента, учатся в медицинском. По ночам дежурят в больнице, чтоб своему Толяну купить памперсы. Они оба из одного детдома. А баба Жанна, как бывший медик, вообще замечательный человек и их соседка по квартире, хочет, чтоб Юля и Веня закончили институт и стали докторами. Сама мечтала об этом – не смогла. Вот и помогает им. И поэтому… Опять забыл смазать колесики! Противно скрипят. Смотри, с нашей шторой что-то происходит! Видишь?

– Вижу. Сдвинулась в сторону…

– Неужели опять кукла спикировала вниз? Мышонок с куклятами здорово достает меня. Говорит, что они выпрыгивают без всякого разрешения! И без парашюта! Представляешь, как это опасно для них?

– А какие у нее куклы?

– О-о! Необыкновенные! Тренькают на разных языках. В основном тряпичные. Ага, задернула!

– Центр, где она учится, далеко находится?

– Метро «Таганка», а там близко центр-музей Высоцкого. Была там?

– Не успела пока.

– Обязательно сходи! Больше у нас так никто не поет. Точно, никто. И Мышонок любит.

– У тебя друг – Яша?

– Да, Гольд. И Муравей.

– Это Вадим Муравьев?

– Да.

– Его почему-то сегодня не было в школе.

– Слышала, как он лабает на гитаре?

– Еще не слышала. Говорят, высший класс.

– Высший! Еще, значит, услышишь.

– Денис… – Таня как-то совсем тихо заговорила. – В классе шум о наркотиках. И я видела вчера, как на перемене было что-то непонятное… Какие-то «витамины»! Про Вадима говорят, что он схватил эти «витамины» и куда-то рванул. Ты об этом знаешь?

– Знаю. Сейчас только Гольд приходил. Он ищет Муравья.

– Как же это могло случиться?

– Да вот и случилось… Слабаки оказались! Мы уже давно всем классом, да и всей школой, решили объявить войну наркоте и курению. И вроде все держались… Теперь будем что-то срочно решать.

– В стране, где мы жили, строго с наркотиками: смертная казнь за распространение. Ведь эти типы – самые настоящие убийцы! Зарабатывают деньги на человеческой слабости. И в других странах, я читала, тоже строго наказывают… А в нашей…

– Да, пока слабовато. Ладно, об этом потом. Так на чем мы остановились? Ага. Вперед! – скомандовал Денис и размашисто зашагал по дорожке. – Движемся в сторону серого ящика в темпе allegretto росо mosso, как любит говорить Мышонок! Быстро, быстрее…

– Ольга Павловна, жена нашего посла, тоже любила так говорить, когда проводила с нами занятия. Ты, наверно, на чем-то играешь?

– А то! На нервах. И люблю, чтоб все звучало в до мажоре.

– А серьезно?

– Я охранник. Слежу, чтоб никто не мешал Мышонку дышать и работать. Вот это и есть моя главная игра. Ну а с Мышонком как потанцуешь – так заговоришь не только на итальянском. – Денис покосился на вышагивающую рядом Таню и сам себя даже похвалил: «Дэн, ты все-таки придумал ей отличное прозвище – Цапля!

Никаких вопросов!» – Только не болтни Мышонку, что из-за нее пропускаю школу.

– Почему?

– Придушит. Она ни о чем не должна знать, а то устроит большую шумягу. С ее училкой в школе я договорился, что Мышонок не валяет дурочку, занимается дома. Конечно, накрутил про разные ее ангины, бронхиты! Короче, там полный штиль. А насчет меня даже не догадывается. Принципиальная – жуть! И очень чувствительная! В каждое слово вслушивается.

– Я все поняла. Ничего лишнего не ляпну. А на переменках какой-то пацан так выпендривается: весь в коже ходит, мобильник дорогущий, цепь на шее. В черных очках гуляет по коридору, а в ушах плеер. Так это смешно! А наши девочки глаз не сводят. Прямо артист! Строит из себя Рэмбо.

– Это не артист. И не Рэмбо. Shit на палочке!

– Дерьмо на палочке? Do you speak English?[1]1
  Ты говоришь по-английски? (англ.)


[Закрыть]

– Yes. Just a bit[2]2
  Да. Есть маленько (англ.).


[Закрыть].

– You have an excellent pronunciation![3]3
  У тебя отличное произношение! (англ.)


[Закрыть]

– It runs in my family. Take no notice[4]4
  Это у меня наследственное заболевание. Не обращай внимания (англ.).


[Закрыть]. А пацан – это Косой. Глаза у него в полном порядке, но сам он все делает наперекосяк. Потому и стал Косым.

Вскоре они уже подходили к дому, который чем ближе, тем все более унылое впечатление производил.

Зашуршали и слегка раздвинулись кусты, из них высунула морду огромная догиня и проводила уходящих грустным взглядом. Заворчала и снова исчезла в кустах.

2

Цапля, конечно, здорово помогла. Денис сразу бросился искать отца и Муравья. Облазил все ближайшие подвалы в округе и добрался все-таки и до «трех вокзалов».

Гольда не встретил. Но соплята сказали, что видели его, и совсем недавно. Значит, тоже где-то поблизости крутится.

Нигде нет Верки-Ярославки! Провалилась. Мобильник молчит. «Аппарат абонента находится вне зоны…» Хотя что значит «провалилась»?! Проваливаться ей совсем некуда. Старый приемчик: оне не желають разговаривать с вами, Дэн!

Чувствует: будет серьезный разговор, и легла на дно. Она всё знает. Всегда. И кожей чувствует опасность. Потому и выживает здесь. А шестерки-соплявки молчат! Даже боятся рот раскрыть! Пригрозила. Она же тут самая главная!..

В ее «штаб», что в «замочной скважине», решил не идти: нет смысла. Верка не дура и отлично понимает, где он будет ее искать, и, чтоб не усложнять себе жизнь, заныкалась где-нибудь в сторонке.

Мобильник Муравья тоже глухо молчит. Гольду пока не стал звонить: зачем полоскать ему зря мозги. Он ищет! И не надо мешать. Если что-то – сам мигом объявится.

Вылез по ржавой осклизлой лесенке из канализационного люка, где проверил метров двести коллектора. В этой самой вонючей дыре уже однажды обнаруживал отца. Тот залез сюда с одним, тоже бывшим инженером. Потом два дня отмачивал отца в ванне. А бывший инженер недавно умер. Цирроз печени. От пьянки болезнь.

Сегодня здесь пусто. Одни крысы весело шлындают. Дошел до угла и затормозил: дальше нет смысла шлепать. Давай, Дэн, подышим свежим воздухом.

В соседней дыре чуть фонарик не расколотил. А без него никак: темнота и кругом кабели, стены с острыми выступами. И конечно, саданулся коленкой. И фонарик о кирпич шмякнул – тот выключился. Думал – хана! Включил – работает! От радости даже боль в ноге прошла.

Нашел в дыре двух бомжей. Встречал их уже у гастронома поблизости. Даже разговаривал. Оба бывшие инженер и художник.

У них керосиновая лампа горит. Радиоприемник торчит на ведре, и оттуда попса долбонит, кто-то на французском языке лопочет. А мужики с очень серьезным видом жуют хлебару, запивают его кефиром и газеты просматривают – ученый народ пошел бомжевать. И по всему видно, крепко обосновались. Даже начали готовиться к зиме: шубейки висят, шапки теплые. Вроде все у них хорошо – живи не хочу. Свободный человек на свободной земле. Вернее, под землей. Менты никогда не полезут в такую дыру. Вот если бы вонь и сырость исчезли, тогда хоть герань разводи или кактусы.

Конструктора они, конечно, знают, но не видели.

Побазарили немного о жизни. Мужички поинтересовались, как продвигается ремонт Большого театра, как новый мэр борется с автомобилистами-бомбилами и с коррупцией. Академики! Отвалил от них.

Ветерок подул – хорошо! Нос и, кажется, все тело насквозь пропитались сладковато-кислым запахом гнили. Сейчас его не вытравить – только горячий душ поможет. Скорей бы добраться до водички! И занырнуть поглубже в ванну, и лежать на дне, пока дыхалку не перехватит…

На душе муть страшная. И еще злость! Яростная! И прямо за горло она хватает! Что делать, Дэн? Отец ведет себя самым поганым образом, не считаясь ни с мамой, ни с Мышонком. О себе, Дэн, вообще старайся не думать и молчи. Да, молчи, Дэн! Ты должен зарубить на своем сопливом носу: родитель видит в тебе только охранника, который не дает ему что-нибудь утянуть из дома и пропить. И потому он не хочет да и не желает даже взглянуть тебе в глаза! А ты, сопливый Дэн, учить его вздумал! Да ему наплевать на всех и на всё…