Текст книги "Трудно быть другом"

– Ты у кого-то одолжил телефон?

– Ага, у очень хорошего соседа. – Денис улыбался, представив, как потом расскажет про фирму, про шефа. Только не будем вникать в подробности, Дэн, мама знает, что ты переводишь статьи, и пока этого достаточно. – Ма, ты не болей больше. Слышишь? Не болей!

– Я буду стараться. Дениска, я очень виновата перед тобой и Машенькой, что крестики не отдала вам и не сказала…

– Ма, ты это брось! – перебил Денис. – Об этом мы уже говорили! Выкинь из головы! У нас все нормально теперь. Всё! Да! И не смей ни о чем плохом думать!

– Дениска, успокойся! Я потом еще позвоню. Отдыхай. Целую.

Мобильник уже молчит, но голос мамы все еще рядом. Такой он теплый-теплый!.. Даже сжалось что-то внутри…

В коридоре никого. Ужасно захотелось пробежаться сейчас по дорожкам сквера. Из кустов Бася выскочит. А бабы Жанны нет… Нет! Ушла баба Жанна… Унеслась ее светлая душа куда-то. Может, сейчас где-то здесь, в больнице, рядом. И все видит, слышит…

Читал о бессмертии души интервью знаменитого ученого. Тот приводил примеры, что душа существует. После смерти человека она в особом тонком мире, который не воспринимается живым человеком. Надо, Дэн, с отцом Вадимом поговорить о душе. Вот выгонят из больницы – вопросов накопилось целое море… Океан!

По двору больницы шагает очень знакомая фигура. И жмет прямиком к хирургическому корпусу.

Через пару минут в коридоре появился Николай Александрович.

– Иди к себе в палату! – помахал рукой. – Позову, если понадобишься.

Дэн, пошлепали отдыхать на койку, а то опять начнешь потеть.

– Подышал, господин переводчик? – Дядя Саша оторвался от книжки.

– Так точно!

– А мы хороший сквознячок устроили. Я тут изучаю одну книженцию. И такая она – о-о-о! Потом вместе обсудим, а то мои мозги уже начинают вибрировать.

Подушка обняла со всех сторон голову Дениса, и сладкая дремота мигом навалилась на него.

Мелькали чьи-то незнакомые и знакомые лица… А вот Мышонок со скрипкой в руке и кричит что-то… Гольд откуда-то выскочил и размахивает большой кружкой и вилкой… Возник АБЕ и строго так грозит пальцем, потом начинает быстро-быстро выводить мелом на доске какие-то странные формулы и поглядывает, подмигивает… И вдруг чей-то резкий, грубый голос: «Не дорезали тебя, значит! Повезло тебе!» Он напрягается и никак не может понять, чей это голос. И мелькают чьи-то размытые лица, фигуры… Он несется на мопеде и везет срочную почту для шефа… Навстречу летят огромные машины, похожие на бронетранспортеры, но почему-то обитые фанерой со всех сторон, и эта фанера раздувается, раздувается, скрипит, отлетает кусками…

10

– Командир!

Денис открыл глаза.

Это дядя Саша стоит у двери с книжкой под мышкой и улыбается.

– Кончай давить подушку! Гости пришли!

– Кто? – Денис еще не пришел в себя ото сна. – Какие еще гости?

– Очень даже хорошие. В коридоре гуляют.

Тряхнул головой, вылетели из нее голоса, грохот моторов, лица, свист ветра… И сразу подумал: следователь! Какая-нибудь неувязочка вышла с Белой туфелькой? Или поняла, что хана ей, и рванула?

В коридоре у окна стояла Таня. Она бросилась навстречу.

– Зачем разбудили тебя? Я же просила!

– Спокойно, товарищ. Пожарников не спал, он просто находился в состоянии некоторой задумчивости. Хотел позвонить тебе и задать вопросики о школьных делишках. По химии не схватила «пару»?

– Нет, все-все выучила. И сачканула с нее! Говорю: «Грипп! Голова сейчас лопнет! Всех-всех вокруг заражу!»

Оба расхохотались.

– Грипп – отличная штука! Я вот целую неделю находился в тяжелейшем состоянии. Неизвестно, как смог выжить! Окно пошире откроем? Подышим?

– Откроем! Подышим!

Денис распахнул окно. По небу проплывали облака.

– Смотри, какое облако! Похоже на крокодила! – сказала Таня. – Сейчас слопает соседнее: оно такое беззащитное…

– Не слопает! Видишь, катер несется? И сейчас торпедой врежет по крокодилу! Смотри! Хана зубастому! В клочья! Мы с Гольдом хотели как-то делать модель торпедного катера, но влезли по самые уши в эту шхуну. Не все, конечно, получилось, как задумали…

– Все удалось, ты не прав! Просто шхуна все время у тебя перед глазами, и ты привык – так бывает. Я Гольду уже отдала паруса. Он сразу начал приделывать их. Ой! Гольд просил не говорить… Вот помело! Мы с ним хотели тебе сюрприз сделать…

– Спок, товарищ! Как раз сегодня я собрался спросить его насчет парусов, а то он что-то крепко замолчал и даже, кажется, вспоминать не собирался.

– А я вот проболталась… Но ты ничего-ничего не знаешь! Хорошо? А то Гольд меня прибьет! Он такой строгий! Знаешь, я в храме была, в котором тебя с Машей крестили.

– Когда?

– Ты в реанимации лежал… Я молилась за тебя и записку подала о здравии, свечки поставила…

– Ну ты даешь!

– Так полагается. Боженька все слышит… и знает…

– Отца Вадима видела?

– Конечно, видела. Исповедовалась у него. Он так хорошо разговаривал со мной. И ты сходи к нему на исповедь, когда выпишут.

– Я не знаю, как это… Только в книжках читал…

– Я все тебе объясню. Всё. В храме есть замечательная икона святого великомученика Пантелеймона. Он занимался врачеванием и принял мученическую смерть за веру. Возле его иконы очень часто происходят исцеления.

– Я видел эту икону. Меня отец Вадим подводил к ней, и я поставил там свечки. Жалко, в Сергиев Посад сорвалась поездочка. Не в ту сторону тогда уволокли Пожарникова. Все наши планы нарушились…

– А я одна в Сергиев Посад ездила и молилась возле мощей святого Сергия. И видишь, тебя очень быстро перевели из реанимации…

– Значит, и отсюда скоро вышибут!

– Я хотела Машу взять с собой, но побоялась. И даже не сказала ей ничего, а то она расстроилась бы.

– Все правильно. Нервишки у нее как струны… А я прочел про святого Сергия. Мама принесла книжку, когда уже пришел в себя и стал шевелить мозгами. Мы обязательно поедем в Сергиев Посад! Всей командой двинем! И Муравья возьмем, того скоро тоже выпишут. Жалко, бабы Жанны нет. Она обязательно поехала бы… С Толяном, конечно.

– Она мне снилась. Что-то говорит, а сама улыбается… – Из глаз Тани потекли слезы. Размазала их пальцами. – Мы за нее должны молиться… Она такая необыкновенная была…

У Дениса вдруг перехватило дыхание. Сжал зубы изо всех сил.

– Мама рассказала, что на кладбище было очень много людей. И профессора приехали…

– Я их видела. Один такой высокий, седой, стоял и плакал…

– Это Зубков. Знаменитый хирург. Он подарил ей те часики, с которыми баба Жана никогда не расставалась.

– Неужели не найдут этих гадов?

– Найдут! Обязательно! Тань, ты приходи сюда с учебником, а то у меня мозги уже атрофировались. И мы тут долбанем по задачке.

– Нет, не надо.

– Чего не надо? – не понял Денис.

– Не надо долбать задачки. – Таня замотала головой. – Пусть будет как есть. Кого мы обманываем? Двойка мозгов мне не прибавит и не убавит. Так?

– Какая двойка? – опять не понял Денис. – Мы же всё решим. И полный вперед! На всех парусах! И никаких вопросиков!

– Нет… Не надо… – Таня шмыгнула носом.

– Как это – не надо?

Таня хотела что-то сказать, но только покачала головой, и глаза ее наполнились слезами.

– Потом, мы потом поговорим! Я должна идти! – И рванулась от окна.

– Стоп! – Денис крепко держал ее за рукав. – Как это – потом? Мы так не договаривались. Что случилось? Ну, говори!

Таня отвернулась.

– Скажи! Что случилось?

– Мне стыдно говорить об этом… – едва слышно произнесла девочка.

– Тань… Таня! – Денис осторожно провел пальцами по ее щеке, мокрой от слез. – Обидели? Да? Только не молчи, прошу. Кто?! Что тебе сделали?

– Все знают… – Таня с трудом выдавливала слово за словом. – И давно знают… да… да… я же дуб в алгебре и геометрии… полный…

– Что тут особенного? Чушь! У каждого своя мозоль! Вон Гольд никак не запомнит ни одной даты по истории, над задачками дрыхнет. А кто знает в классе иностранный язык? Перед Джексонами, Стингами, Куперами сопли от восторга глотают, а по-английски двух слов связать не могут! Кишка тонка! Ума не хватает хотя бы узнать, о чем поют их кумиры. А ты вон как здорово рубишь! И английский, и французский, и арабский! Ну а алгебра… Это у кого как. В классе, сама знаешь, сколько человек шурупит в ней, ну а остальным чихать – не хотят мозги вывихивать или такие же Архимеды, как ты. Ну и что за беда? Сидят со своими двойками и в носу ковыряют. А ты изо всех сил хочешь победить задачку – и не получается! И что из этого следует?

– А то! АБЕ мне ставит трояк за домашнюю работу, а другим лепит по «паре».

– Все правильно! Эти другие даже учебник не открывали! Им до лампочки! А ты всё вызубрила! Разве не так? Правила назубок! Все формулы назубок! Мало? А эти… Молчу! И ты учти, наш АБЕ не какой-то дебил сырой: он все видит и все понимает! У него все по-честному. Кто трудится, тот и получает что положено.

– Но мне не легче от этого. Знаешь, какие записки грязные подбрасывают мне?! Такое написано, столько разных гадостей!.. В классе компашка, ты их знаешь. Я не тусуюсь с ними, и поэтому они считают, что я задираю нос, презираю их. А мне просто некогда…

– Значит, так. Предположим… Это как в задачке – ты начинаешь хватать «пары» у АБЕ. Дальше поехали. Компашка довольна. Ты больше ничего не зубришь, учебник с иксами под стол, и у тебя полный кайф – есть время ковырять в носу. И ты влезаешь в эту тусовку по самые уши! И все кругом ля-ля! Так, значит?

– В нее я не влезаю ни при каких условиях. Мне совсем не нужны и неинтересны их дела. У меня есть чем заняться.

– Ха! Это и требовалось доказать! Но это, товарищ, уже совсем другая задачка! Здесь даже закон Архимеда рыдает. А раз так, то мы двинем от противного: я тебе дарю красивый пакетик, и ты аккуратно, не читая, бросаешь в него всю дрянь, поступающую на твое имя. Накопилось – в помойку. И задачке кирдык! И продолжаем жить по своим правилам. Что говорит наш замечательный АБЕ? «Человек хоть иногда должен общаться один на один со своим серым веществом». Вот так наш АБЕ говорит. Мне очень понравилось, даже записал и наизусть выучил. Короче – кому задачки решать, кому на фоно или скрипухе лабать, а кому стихи сочинять. «Ведь наша жизнь не сплошные иксы и игреки!» Это тоже АБЕ сказал. Согласна? Вот и привели мы все к единому знаменателю. Вопросы есть? Если появятся, давай решать их вместе. А сейчас я должен звякнуть Гольду, по кличке Длинная кривая нога.

Чик-чик-чирик – и набрали номер.

– Ой, какой красивый мобильник! – воскликнула Таня. – Твой?

– Тихо… Потом… Что-то молчит Длинная нога…

– Алле. Слюшаем вас. – Голос – как у помойного кота, которому прищемили хвост. Не любит Гольд чужих звонков. – Ну, слюшаем вас!

– Слюшайте, слюшайте, – тоже загнусавил Денис. – Как ваше поганое самочуйствие? В туалет после химии сколько раз заскакивали?

– Дэн!!! – завопил Гольд, оглушив Дениса.

– А то кто же еще, Длинная кривая нога!

– Ну ты даешь! А я никак не врежусь! Откуда звонишь?

– Из Африки. И не ори так – больных перепугаешь.

– У моряка взял мобильник?

– У него.

– Слушай! Я звоню Муравью – и «аппарат абонента выключен…». Надо бы взглянуть, чем мозгляк занят, почему у него мобила в отключке. Он в пятой палате.

– Знаю! Пошел выяснять!

Мобильник в карман, вытер рукавом вспотевший лоб.

– Что случилось? – спросила Таня.

– Схожу в терапию. Почему-то Муравей молчит. Вечно какие-то проблемы у этого доходяги. Ты здесь жди!

– Конечно.

Терапевтический корпус рядом. По двору надо прогуляться. В коридоре в креслах дремлют бабульки с вязаньем. Вот и пятая палата.

Открыл без стука – трое мужичков лежат, Муравья не видно.

– Здрасте… Не скажете, где Вадим Муравьев?

Лысый в очках и с газетой в руках равнодушно покачал головой.

– В углу его койка.

Денис сразу увидел на подушке выключенный мобильник.

– Куда он ушел?! – закричал Денис, а у самого внутри все затряслось, задрожало.

– Ты чего, пацан? – вытянул длинную шею мужик с усами.

– Куда он пошел, спрашиваю?! Где Вадим?!

– Чего шумим? – снял очки лысый. – Может, в туалет. Ишь ты, разорался!

Денис вылетел из палаты.

Туалеты в конце коридора, как и в хирургии. Бросился на запах хлорки – вот они, эти самые «Ж» и «М»!

Рванул ручку кабинки мужского туалета – заперто!

– Муравей! Вадим! – заколотил Денис кулаками в запертую изнутри дверь. – Муравей! Это я! – Толкнул боком, но ничего не получается: ослабел. – Муравей!

Из другой кабинки выглянул мужик в синей пижаме.

– Чего орешь?

– Там заперся Вадим! Что-то случилось!

Мужик подошел и, ничего не спрашивая, навалился крепким плечом на дверь.

– Ух ты! – выдохнул мужик, сразу обеими руками крепко ухватился за ручку и рванул ее на себя – дверь нараспашку. – Ух ты! – опять выдохнул мужик и повернулся к Денису. – Чего это он, а?

На полу, возле унитаза, валялся весь какой-то скомканный Муравей. Точно дырявый мешок с опилками. И не шевелился.

Денис увидел обрывок шнурка! Рванулся, оттолкнул пижаму и начал стаскивать с шеи Муравья этот обрывок.

Лицо Муравья белое-белое, а руки Дениса дрожат, никак не развязать проклятый узел: выскальзывает из пальцев.

– Вадька… Я сейчас… Потерпи! Мужик, где ты?!

Мужика нет. Через мгновение возникли белые халаты. Дениса сразу оттерли в сторону и вынесли Муравья из туалета. Запахло нашатырем. Начали делать искусственное дыхание.

На Дениса навалилась слабость. Опустился на кафель, прижался затылком к прохладной стене. Кружилась голова, звенело в ушах.

Мелькают чьи-то ноги, его толкают, что-то кричат… На все это наплевать – перед глазами бесцветное лицо, уши белые, как бумага, ссадина на ключице, обрывок грязного шнурка…

Затарахтела колесиками каталка – Муравья повезли куда-то.

«Муравей, зачем ты это сделал?! Мы не оставили бы тебя в беде… Зачем, Муравейчик?..»

Денис шептал, а может, и не шептал, но где-то в голове эти слова отдавались, стучали в висках, звенели…

Мелкий озноб временами пробегает по телу Дениса. Липкий пот сползает между лопаток, по груди, заливает глаза, затекает по губам в рот… И нет сил обтереть рукавом лицо, глаза. Но все это ерунда, на все это наплевать. Зачем? Зачем Муравей это сделал?..

Белый халат навис над ним, и рядом еще халат…

– Вот он! – раздался женский голос.

Тут же острый запах нашатыря – мокрый шмоток ваты сунули ему под нос. И никак не освободиться из цепких пальцев.

– Спокойно, спокойно, дружок. Теперь потихоньку встаем… Молодец! – над ухом гудит мужской голос.

Ноги точно чужие, но крепкая рука поддерживает, выводит в коридор. Все расплывается, нечеткое, бесформенное.

– Держись, дружок. Шагаем, шагаем, – все повторяет тот же голос. Такой хороший голос…

Скосил глаза: белый халат держит его под руку… Черная борода. Такие бороды только у докторов и итальянских мафиози. Клёвая бородка…

Большая светлая комната, и Денис уже лежит на кушетке. Голова провалилась в подушку.

Какие-то шорохи, неясные голоса. С усилием приоткрыл глаза. Рядом все та же черная борода.

– Полежи немного, надо прийти в себя. У тебя была операция?

– Да. Он жив? – выдохнул едва слышно, но Борода услышал его.

– Конечно, жив. А ты молодец. Тебя зовут Денис?

– Да. Мне позвонили, что молчит мобильник Вадима. Я и пошел к нему. Мобила лежала на подушке, выключенная. Ну я и рванул в туалет…

– Ты очень вовремя нашел его.

– Вот придурок!.. Где он сейчас?

– В своей палате.

– Я хочу пойти к нему. – Денис рывком поднялся с кушетки.

– Немного обожди. – Борода рукой задержал Дениса. – Голова кружится?

– Нет. Я должен видеть Муравья!

– Сейчас увидишь. Осторожно поднимайся. – Борода смотрит очень внимательно. – Вадим под капельницей, спит. Будить не надо – сам проснется. И не задавай ему никаких вопросов. Разговаривай, как будто ничего не произошло. Постарайся отвлечь чем-то. В нем, видимо, произошел какой-то надлом. Мамаша приходила и устраивала нам представление. Ты ее хорошо знаешь?

– Знаю. Характер у нее тот еще. Недавно у Муравья отец умер. Короче, житуха там так себе.

– Да, дело не совсем простое. – Доктор погладил бороду, помолчал. – Я только что говорил по телефону со старшим братом Вадима. Он попозже придет. Никита уже был у меня раньше, сказал, что постарается помочь брату. Сейчас от вас, друзей, многое зависит. Ну а теперь пойдем.

Вышли из ординаторской. Доктор рядом. Ноги больше не дрожат.

Коридор заполнен больными. Халаты, лица, глаза, пижамы…

– Расходитесь, расходитесь! – Голос медсестры слышен где-то впереди.

Доктор остановился, открыл дверь палаты.

Муравей лежит на койке. Медсестра возится с капельницей. Лицо у Муравья все еще белое.

Доктор посчитал пульс.

– Вторую капельницу будем ставить, Андрей Иванович?

– Потом решим.

– Он долго будет так лежать? – спросил Денис.

– Скоро проснется, – ответил доктор.

– Значит, я остаюсь с ним.

Медсестра взглянула на врача.

– Все нормально. – Андрей Иванович надавил рукой на плечо Дениса и опустил его на стул. – Сиди. Все будет хорошо. – И вышел вместе с медсестрой.

Из голубенького пластикового кулька, висящего на штативе, по трубке в вену Муравья беспрерывно скатывается капля за каплей.

Тихо. Только газета шелестит.

Повернул голову: трое больных, которые были здесь и раньше, сидели на койках с застывшими, напряженными лицами.

Лысый старательно протирает очки, не отрывая глаз от Дениса.

– Вишь как… – Он виновато развел руками. – Проглядели! Кто бы подумал, а? Мы с ним тут даже кроссворды отгадывали…

Другие два мужичка молчали, только кивали.

– Как энциклопедия, что ни спрошу – все знает. Учитесь вместе?

– Да. Учимся.

Денис подошел к окну: надо звонить Гольду. И Тане. Новенький мобильник уже совсем привычно лежит в руке.

– Да! Слушаю! Ну что там? – сразу заорал Гольд.

– Не ори. Муравью пока не звони. Он приболел слегка. Вали сюда в темпе галопа. Я у него в палате.

– Нет, ты скажи, что с нашим Муравьем?

– Давай без вопросов. При-бо-лел. Андрея Ивановича знаешь?

– Конечно! Борода как у пирата. Я с ним уже держал беседу.

– Сначала зайди к Бороде. И все узнаешь. А потом шуруй в палату. Ты меня понял?

– Всё загадочки какие-то загадываем…

– Надо так. Доктор сказал, что все объяснит тебе. Понял?

Отключил мобилу. Муравей спит. В лице уже появились краски.

Теперь с Таней разговор.

– Слушаю вас? – нерешительный голос Тани. – Кто это?

– Это я…

– Мамочка, а я никак не пойму, кто звонит!

– Пожарников Дэ. Эф. звонит. Ты стоишь у окна?

– Да. Смотрю на больничный двор. Надо здесь клумбы разбить с цветами… Разобрался, почему не отвечал Вадим?

– Разобрался. Сейчас иди в терапию. Корпус рядом. Поднимись на второй этаж и у входа жди Гольда. Он должен прибежать. Вместе с ним зайдите в ординаторскую, к доктору (Андрей Иванович зовут, Гольд знает его), он вам все объяснит. Муравей спит, с ним все нормально. Я сейчас в его палате сижу.

– Как это – нормально?! Что-то случилось?

– Приболел. Имеет право. Все остальное скажет доктор. И что-нибудь смешное вспомни – например, про верблюдов. Вот Муравью это и выдашь, когда в палату придешь. Помнишь, как мне рассказывала? Какие они умные! А теперь шуруй в терапию. Все поняла?

– Совсем ничего не поняла… При чем тут смешные верблюды?

– Притом. Всё в порядке, товарищ Архимед. Действуй, как сказал! Подробности при личной встрече!

Хорошо поговорили, Дэн, мобильник прямо разогрелся. Никто ничего не понял, но это не имеет никакого значения. Поудобнее устроился на кривобоком скрипучем стуле.

Мужички продолжают наблюдение. Тихо ведут себя.

Прислушался к дыханию Муравья – спокойное, ровное. Доктор Серж говорил: если дыхание хорошее, то, значит, маячит выписка домой, микробы в страшной панике уже отступили. «В человеческом организме, – как любит выражаться Серж, – живет полным-полно разных микробов. Как в коммунальной квартире. И все эти гады затаились, ждут, когда человеку станет худо, когда тот ослабеет».

Серж показал толстенную книгу – «Микробиология» называется. В ней про вирусы и микробы. Дэн стал читать – прямо фантастика! Эти гады, оказывается, дышат и размножаются, реагируют на все, что вокруг них творится. И уже появились такие микробы, что даже лекарств не боятся, – их травят, а они тут же изменяются, да так, что никакие лекарства на них уже не действуют. И опять человек на грани жизни и смерти. И снова ученые идут в бой, ищут способ, как прихлопнуть это зловредное войско.

Прямо захватывающая книга! Похлеще детектива! Серж давно намекает, чтобы поступал в медицинский. Надо подумать. А с математикой как же? В науке тоже идет жуткий бой, и столько разного накручено – дыхалку прямо захватывает! Вот и думай.

Из голубого пакетика капельки продолжают весело скатываться в трубочку, а по ней уже бегом в вену. И прямиком в кровь идут! Сразу в сердце лекарство поступает!

Все нормально будет у тебя, Муравей! Главное, чтобы ты успокоился. Ты жуть какой дерганый. В последнее время вообще «открытая рана», как любила говорить бабуля Жанна. У тебя спросить толком ничего нельзя. Сразу в кусты или молчок, и не поймешь, что в твоей башке засело. Уходишь в точку. А так нельзя!

Тетю Веру, Муравьиху, с дороги не сдвинуть – настоящий бульдозер! Даже Борода почувствовал, какой она «оригинальный» человек. Ничего не видит, не слышит – только себя. И выжимает все из своего Вадика! Ей так хочется! Ей так нравится! А Муравей чем виноват? От такой житухи мозги точно набок полезут. Вон Никита рванул, не выдержал!

Ага, Вадим ресницами задергал… Просыпается!

– Привет! Хватит дрыхнуть, ваше муравьиное благородие!

Вадим смотрел на Дениса не мигая и очень серьезно. Нет, не серьезно, а как-то чересчур пристально, будто увидел его впервые и никак не разберется, что за чучело торчит на стуле перед ним.

– А у тебя хорошая палата: солнышко вовсю светит! Чтоб ты не скучал, я решил заскочить. Весь народ, что дремлет в школе за партами, тебе горячий привет посылает! И есть отличная новость! Алеша-Музыка сейчас за бугор укатил и там выступает. Совсем недавно позвонил Мышонку. «Все, – говорит, – хорошо, но только надоело жить в гостиницах, домой хочется. Москва снится. Свой родной центр снится». Всем приветы шлет! А тебе – особый! Сказал, что в свободное время сочиняет композиции для фоно, гитары и скрипки. «Передай, – говорит, – Вадику: как вернусь, сразу начнем вкалывать. И теперь, – говорит, – не спрячется Муравей от меня. Я, – говорит, – жутко настырный, и он придет ко мне! Не зря же сочиняю!» Муравей, ты представляешь, как классно зазвучат вместе скрипка, гитара и фоно!

– Дэн… – Денис это не услышал, а понял по движению губ, по страдальческим глазам Муравья. – Дэн…

– Пить дать? Да?

– Дэн… – Вот теперь он уже четко слышит голос Муравья. – Я не хочу идти домой…

– Об этом ты обожди! Не думай ни о чем.

– Нет, Дэн… – Из-под ресниц Вадима выкатилась одной прозрачной горошинкой слеза и поползла, поползла по его худой щеке, а за ней еще горошина, еще… – Ты меня не понял. Папа умер. Сказали, что с сердцем что-то… А он был крепкий, ты же знаешь. Я его так любил! И теперь моя очередь. Дома так плохо… Я не смогу…

– Вадь, мы уже говорили с Никитой. Он тебя заберет к себе, обещал. У тебя отличный брат! Но не надо пока об этом. Не нагнетай. Все уладится, Вадь, вот увидишь. Надо только верить в хорошее. И все у тебя получится. Будешь лабать на гитаре. У тебя талант! Ты даже не понимаешь, что это такое! Помнишь, как слушала тебя Арнольдовна? У нее челюсть чуть не выпала! В Гнесинку поступишь! Сама Арнольдовна так сказала. А сейчас, пока тут лежишь, есть время, и думай, как группе «Ветер» новый репертуар сделать. Я нотную бумагу принесу. Народ ждет не дождется, когда ты что-нибудь новенькое сочинишь.

Денис почувствовал горячее дыхание в свой затылок. Обернулся – ну конечно, Гольд, кто еще может так сопеть! И рядом товарищ Архимед улыбается. Значит, встретились и были у Бороды.

– Муравейчик, физкульт-привет! Мы вот тут подумали и решили провести срочное собрание в твоей палате, – загнусавил Гольд дурным голосом. – На повестку выносится один вопрос: умыкнуть тебя отселя! Товарищи по палате не возражают? – Повернулся к мужичкам. – Они помогут нам! Не возражаете? Единогласно! Слегка отдохнем и начнем собираться.

Открылась дверь, и в палате появился Борода.

– Кажется, кто-то куда-то собирается? Если через окно, то сразу предупреждаю: пустой номер! Пятый этаж. Если надумаете прыгать, травма вся переполнена, мест свободных нет, да и не хватит на вас гипса. Если лестницу притащите, внизу вас уже будет ждать дворник дядя Вася с крепенькой метлой. Через дверь тоже не выйдет: видеонаблюдение!

– Да мы просто фантазируем, Андрей Иванович!

– И я фантазирую, – улыбнулся доктор. – Потому что нет у нас никакого видеонаблюдения. А побегов у нас пока еще никто не совершал. И прошу не засорять мозги Вадиму. Но зато я хочу – а это уже на полном серьезе – попросить Вадима сочинить что-нибудь, пока лежит в нашем отделении. И когда выйдет от нас здоровым, чтобы группа «Ветер» дала нам концерт. Зал у нас прекрасный. Даже Спиваков приезжал и играл, остался доволен акустикой. Так что, Вадим, времени у тебя в обрез: скоро выпишем – давай сочиняй, готовься к концерту. Вас, уважаемые, я беру в свидетели. Все слышали?

– Все! – дружно заорал народ в палате.

– Благодарю за поддержку!

И зашумели, засмеялись, заговорили, перебивая друг друга.

Таня взяла слово и стала рассказывать про верблюдов. Ребята хохочут. Лысый со своими коллегами по несчастью заливаются смехом. И Муравей улыбается!

Денис взглянул на Бороду – тот подмигнул: мол, все в порядке, этим же курсом дальше шуруйте!

Гольд что-то травит… Таня смеется, Борода… И Муравей! И хорошо так! Раньше у него была вот такая же улыбка. Значит, все будет нормально, Дэн!

В кармане ожил мобильник. Мелодия совсем незнакомая наяривает. Кажется, кому-то очень понадобился Пожарников. Отплываем в сторону, чтобы не мешать народу.

– Алле, Пожарников весь внимание…

– Хороший голос у тебя, Пожарников. Кажется, выздоравливаем?

– Стараюсь изо всех сил, Николай Александрович! – Денис сразу узнал голос следователя.

– Скажи, у кого есть ключи от квартиры Жанны Николаевны?

– У меня есть, но сейчас они дома. Баба Жанна ключи держала в спецкармане, что на коляске. А сейчас, наверно, они у соседки.

– Значит, возьмем у соседей.

– С Белой туфелькой познакомились?

– А как же! Сейчас в моем кабинете пишет сочинение, как докатилась до такой «развеселой» жизни.

– У нее отмычка должна быть! И вы спросите, спросите у этой клизмы паршивой про бабу Жанну! Сволота! Это она, больше некому! – И задохнулся. Закружилась голова, все поплыло перед глазами, потеряло четкие очертания. Точно обручем перехватило горло, и через силу он прохрипел: – Это она… она убила… больше некому.

– Денис, спокойно, возьми себя в руки. Мы у нее все спросим. Завтра заеду к тебе, уточним некоторые детали. Пока всё. До завтра! Ты меня слышишь, Денис?!

– Слышу… слышу… До завтра, Николай Александрович.

Окончен разговор. Протолкнул, проглотил тугой соленый комок. Нет больше железного обруча на горле. И стало легко дышать. Изо всех сил тряхнул головой.

И снова он видит друзей, слышит их веселые голоса. Муравей лыбится, как раньше, от уха до уха. Значит, все нормально, Дэн! Вперед на полных парусах!