Текст книги "Трудно быть другом"

Таким трёкнутым Доктор ставит один диагноз: «Неизлечимо болен гнилой свободой».

Ага, в ванной дверь скрипнула… тихо так скрипнула…

Дэн, готовься: «их благородие» сейчас притопают.

Шорох за спиной. У двери в кухню, прислонясь к косяку, замер отец. В красивом синем махровом халате, который мама подарила ему когда-то, выглядел он совсем кисло: тощие костлявые голые ноги торчат, как сучки, и, кажется, вот-вот подломятся.

– Садимся! Всё на столе: грибной суп, колбаса, заварка свежая, кипяток в чайнике, печенье!

– Спасибо… – едва слышно произнес отец и, оттолкнувшись от косяка, как-то кособоко шагнул к столу. Сразу потянулся дрожащей рукой к хлебу. Обернулся к Денису. Глаза заполнены слезами, голос то и дело прерывался: – Прости… Я плохой… Очень плохой отец… Прости…

– Ладно-ладно. Давай рубай, а то остынет…

Вышел из кухни.

Залез в кресло с ногами. Чертовски удобное кресло! Когда не надо никуда бежать сломя голову или мчаться на мопеде, он всегда усаживается в него с какой-нибудь книженцией. Если нет Мышонка, можно врубить музыку. Есть кассеты, диски с такими записями – закачаешься! В школе ни у кого нет такой коллекции.

Стук ложкой прекратился. Зашумела вода в раковине – посуду за собой решил убрать. А вот это уже зря: никогда у него это не получалось хорошо.

Шарканье тапочек – тяжело дышит уже рядом. Лицо порозовело, и руки не очень дергаются.

– Спасибо, Денис. Очень вкусный суп. А мама где?

– В больнице. Ты это забыл?

– Нет, не забыл. Но я думал, что она уже выздоровела.

– Она еще там.

– Ей лучше?

– Лучше. Скоро должны выписать.

– Прости… Я последняя сволочь… Я не знаю, что происходит со мной… что-то ужасное…

– Скажи, ты знаешь, что это такое? – Денис вытянул руки, на ладонях – документы о крещении и два серебряных крестика. И тут же свидетельство о венчании. – Тебе знакомы эти бумаги?

Отец прищурился, откинул с лица еще влажные волосы, склонился к картонкам, к крестикам.

– Да… это… – Он перевел взгляд на Дениса. – Но ты же сам видишь… Все написано…

– Но почему мы с Машей ничего об этом не знали?

– Не знаю, как-то так получилось. – Отец виновато развел руками.

– У тебя есть крестик?

– У меня?.. – Он стал судорожно шарить руками под халатом по голой худой груди. – Был, как же… Да, был… Я его потерял!

– Потерял ты не только его. Иди спать. Завтра не выходи из дома. Еда на кухне. Ешь и спи. И думай, как мы все будем жить дальше.

– Да, ты прав… Конечно… Прости меня… – Отец вышел из комнаты, с трудом переставляя худые ноги. Халат болтается, как на вешалке, руки висят точно плети.

Смотреть в глаза отцу Дэн не может. Не может! Да! И этого не объяснить никакими словами. Просто нет сил смотреть – и всё тут!

Сжал в кулаке крестики. Они даже впились в ладонь.

Зажмурился. Нет, не от боли. Стало мокро в глазах…

Спокойно… Спокойно, Дэн… Сожми зубы покрепче… Давай послушаем тишину.

Тикают часы. Надежно так тикают.

Все будет хорошо. Вдохни, Дэн, поглубже… Выдохни…

Чей это нос тычется в руку?

Апельсинчик! Пришел…

– Рыженький ты мой, умный-разумный! Давай поговорим, побеседуем… Ну, прижмись покрепче!..

Вся комната заполнилась громким мурлыканьем.

3

Утром нацарапал записку: «Мышонок! Отец дома. Завтракай, делай уроки. Моцарту приветик! Скоро буду. Д.».

Будить не стал: у нее свой будильник, вернее, целых два. Второй недавно купил по личной просьбе Мышонка. «От звона одного, – как говорит она, – я могу открыть только один глаз, а на второй сил нет». Тут дублер и выдает соло! И выбрал часики по просьбе трудящихся с таким отвратительным звоном, что кровь стынет в жилах!

Он прекрасно понимает Мышонка: у самого сил нет открывать сразу оба глаза, а тем более покидать тепленькое лежбище. Конечно, иногда позволяет себе расслабиться, даже устраивает выходной. Но в последнее время не получается.

Из подсобки подвала вывел «за рога» «шумахера», как он называет свой мопед, надел шлем, подарок знакомого байкера, и газанул!

Два-три раза в неделю он гоняет на фирму «Пассет», выполняя работу курьера. Нормально получается: от фирмы нет претензий, а у него бабки в кармане. И они сейчас совсем не лишние: одна мама работает, от отца – пусто! «Жизнь без денег – состояние унизительное и грустное» – это юмор бабы Жанны. Однажды не на что было купить хлеба, мама пошла занимать. Потом всю ночь плакала. Он слышал. И вот тогда он что-то понял. С тех пор и стал ломать голову, как заработать, хотя бы немного! И придумал. Но все оказалось непросто. Кому только не предлагал свои услуги! «Малыш, такое дело не по твоим зубам! И отваливай!» Подобные ответы еще ничего. А то и слушать даже не желали, сразу посылали далеко-далеко.

И он присмотрел фирму «Пассет». Несколько дней наблюдал за передвижением: кто выходит, входит, на каких тачках прибывают. И вычислил главного, понаблюдал, как тот общается. Позвонил, и ему назвали фамилию, имя директора фирмы. Теперь надо было продумать, как заставить обратить на себя внимание. Главное, не мямлить!

Раз пять переписывал письмо. Конечно, сделал его на компьютере. Вроде неплохо получилось, даже самому понравилось.

«Фирма „Пассет“,

генеральному директору Толкунову А. П.

от Пожарникова Дениса Ф.

Многоуважаемый Андрей Петрович!

Предлагаю Вашей фирме свою кандидатуру в качестве курьера. На фирме наверняка имеется документация, которую крайне нежелательно отправлять факсом и тем более почтой. Гарантирую быструю доставку корреспонденции в любую точку г. Москвы и полную ее сохранность.

Знаю английский язык.

С искренним уважением,

Пожарников Д.»

Купил конверт для официальных писем.

С конвертом в кармане стал выжидать подходящего случая, чтобы передать письмо непосредственно директору.

И однажды подкараулил такой момент. Как сейчас помнит, моросил дождик, но, когда подкатила машина, выглянуло яркое солнце. Из дверей офиса вышли охранники. (Вот их он очень боялся: запросто могут дать по шее и не подпустить.) Первым вылез директор и стал помогать молодой красивой женщине.

И тут Денис рванулся к машине.

– Андрей Петрович! Можно вас побеспокоить? У меня для вас важное письмо! – выкрикнул Денис. А два амбала уже отталкивали. – Очень важное письмо, Андрей Петрович!

– Отпустите парня! – негромко скомандовал тот.

Охранники послушно расступились, и Денис подошел к директору.

– Спасибо… – Денис протянул конверт. – Лично вам.

– Ты уверен в этом? – Директор не брал письмо из рук Дениса.

– Уверен, Андрей Петрович. Очень прошу прочесть.

Невысокого роста, крепко сбитый толстячок («гриб боровик» – так про себя называл директора Денис) взглянул на него и взял конверт. Пробежал глазами по тексту, потом пристально уставился на Дениса, даже один глаз прищурил, точно прицелился ему в зрачок. Помолчал, пожевал губами-пельмешками.

– Как я понимаю, ты и есть этот… Пожарников Денис Эф.?

– Да, это я.

– How come you know the language?[5]5
  Откуда ты знаешь язык? (англ.)


[Закрыть] – произнес директор на вполне сносном английском, как сказала бы мама.

– My mother knows English, German, Spanish…[6]6
  Моя мать знает английский, немецкий, испанский… (англ.)


[Закрыть]

– What do you want it for?[7]7
  Зачем тебе это? (англ.)


[Закрыть] – Гриб-боровик тряхнул письмом.

– I need money, sir. My father is ill…[8]8
  Мне нужны деньги, сэр. Отец болен… (англ.)


[Закрыть] Он правда болен!

– Do you think you could make a lot of money out of that?[9]9
  Ты думаешь на этом много заработать? (англ.)


[Закрыть]

– It's up to you, sir. I'll do my best[10]10
  Это решать вам, сэр. А я буду стараться (англ.).


[Закрыть].

– Have you approached anybody else with an offer like that?[11]11
  Куда-нибудь обращался с подобным предложением? (англ.)


[Закрыть]

– Yes, I have, sir. Two companies. But they didn't grasp my idea[12]12
  Да, сэр. Обращался в две фирмы. Но они не уловили сути (англ.).


[Закрыть].

– Так-так… Значит, никто ничего не понял… Так-так… А как разыскал нашу фирму?

– А я тут недалеко живу. И решил лично к вам обратиться.

– Хм!.. Забавно… – Директор почмокал пухлыми губками, оглядел Дениса с ног до головы. Покрутил, подергал пальцами, и как-то смешно у него это получилось: пальцы были коротенькие, розовые, похожие на сардельки, затем взглянул на женщину, стоявшую рядом и, видимо, ничего не понявшую из их разговора. – Зайдем ко мне.

Вошли в помещение. Потом прошли по длинному коридору, в конце которого – лифт. Директор пропустил женщину, потом кивнул Денису:

– Вперед!

Бесшумно взлетели на шестой этаж.

– Галочка, прошу вас, зайдите пока в бар. Я скоро подойду, – и, не дожидаясь ответа, покатился по коридору.

Двери, двери… Вот и приемная. Секретарша со строгими глазами. Она сразу же вскочила, увидев директора.

– Вам, Андрей Петрович, звонили Закрутин и Доровский…

– Понял. – Директор на мгновение приостановился. – Меня пока нет, Катерина. Я вас вызову.

– Садись! – скомандовал директор, заходя в кабинет и сбрасывая пиджак на диван. Налил в стакан шипучки. Придвинул бутылку Денису.

– Спасибо.

– Так о чем же мы будем говорить?.. – Андрей Петрович сел в кресло, крутнулся на нем пару раз, – видно, ему это очень нравилось. Потом взял карандаш, поиграл им и взглянул на Дениса цепкими глазками. – Живешь, значит, где-то близко…

– Да. И у меня мопед есть.

– Мопед… Знаешь, чем занимается наша фирма?

– Не знаю. Но я уверен, вы не изготавливаете наркотики.

– Нет, мы этим не занимаемся. А наркотики тебя волнуют?

– Я их ненавижу. Вместе с друзьями я с ними борюсь.

– Угу… – Директор постучал карандашом по столу. – Так… Ты, значит, еще и борец… Что ж, борец, давай попробуем! – И он весело и в тоже время пристально посмотрел на Дениса. – Почта такая на фирме у нас есть. Два-три раза в неделю ее нужно доставлять по определенным адресам. Два условия: почту доставлять быстро и никто не должен знать об этом. Понятно?

– Yes, – кивнул Дэн.

– Так-так… Оплата… Мы должны присмотреться к тебе. И потом всё решим. Согласен?

– Согласен. Вопрос можно задать?

– Конечно.

– Куда и кому звонить, чтобы получить почту для отправки?

– Серьезный вопрос. – Директор включил селектор. – Катерина…

Тут же раздался голос секретаря:

– Слушаю вас, Андрей Петрович?

– Сейчас к вам подойдет молодой человек. Оформите пропуск, дайте все необходимые телефоны, объясните, где забирать спецпочту. – Обратился к Денису: – Сейчас можешь поехать?

– Могу.

– Катерина, письма Агееву пусть выдадут курьеру прямо сейчас.

Директор отключил селектор и снова заиграл карандашом. Потом поднялся с кресла, прокатился колобком по кабинету из стороны в сторону, подошел к окну, выглянул на улицу. Он как будто забыл о собеседнике.

– Прошу извинить, Андрей Петрович. Мне теперь можно идти? – спросил Денис, вставая с кресла.

Директор повернулся и поднял указательный палец-сардельку.

– Мгновение! Доставил почту – должен расписаться в журнале. И только тогда звони, что работа сделана. Есть еще вопросы?

– Пока нет.

– Тогда иди к секретарю. И вперед! – Директор улыбнулся и протянул руку: – Надеюсь, все будет у нас отлично, борец!

– Я буду стараться, Андрей Петрович.

Рука у директора, к удивлению, оказалась крепкой, сильной.

И вот гоняет он на своем «шумахере», развозит какую-то срочную документацию по разным адресам.

Вчера позвонили из фирмы и сказали забрать почту не в 16 часов, как обычно, а пораньше.

Звякнул Гольду, пусть доложит старосте – «болеет Пожарников, ангина страшенная!» Гольд, конечно, в курсе, что он занят разными важными делами: конкурс Мышонка, болезнь матери. Тот все знает. Только о фирме «Пассет» – ничего! Раз директор просил не болтать, значит, так нужно. Правда, сказал Гольду, что одна контора иногда приглашает его разбирать почту, где нужно знание английского. И за такую работу отваливают кое-что. Но это уже другой разговор.

И вот Денис уже мчался с конвертами, сложенными в рюкзак.

Он почти никогда не ездит по шоссе, зная, что в любой момент могут сшибить. Дороги совсем не для мопедов и велосипедистов. Добирается до нужных фирм всякими закоулками, переулками и постепенно разработал такие маршруты, где не надо дергаться, когда на тебя прет тачка или троллейбус, и не надо дышать бензиновой гарью.

Развез почту, доложил на фирму – и свободен как птица, Дэн.

Прикинул, куда ближе – в больницу к Муравью или в больницу к маме. К Муравью дорога короче.

Весело выруливал по переулкам, как вдруг увидел знакомую фигуру. Резко тормознул у старого толстого дуба.

Косой! Со спины узнал его по оттопыренным ушам и кожанке в бляхах. Тот стоял у четырехэтажного дома. Одна стена была покрашена в желтый цвет, и на ней реклама: «Фирма „Глобус“ продает горящие путевки!»

Косой разговаривал с крепким амбалом. Рядом – синий «жигуль». Из тачки вылез рыжий парень. Уже втроем о чем-то толкуют.

Из дома выбежала толстушка с голубыми волосами. Они стали что-то очень горячо обсуждать.

Поговорили и разбежались: Косой свернул за угол, толстушка исчезла в доме, амбал с рыжим сели в тачку, и та резво так развернулась и порулила куда-то.

Пока ехал к Муравью, из головы все не выходила эта странная встреча с Косым. Почему тот торчит возле этого дома, когда в школе вовсю идут уроки? Кто такие амбал, Рыжий и эта толстушка Мальвина? Не видел Денис их никогда. Что Косой делает в чужом районе? Короче, Дэн, сплошняком вопросы и вопросики.

Вот и больница. Был здесь вместе с Доктором Сержем: привозили соплят в реанимацию. Укладывали их тут под капельницы. У входа в отделение прохаживалась мать Муравья. Повернуть обратно уже нельзя: сразу его засекла.

– Ага, дружок заявился! Кто дал ему эту гадость?! – Тетя Вера, как клещ, вцепилась в рукав. – Он мог умереть! Понимаешь? Ты хоть это понимаешь?! Кто дал ему наркотик?! Отвечай!

– Мы пока не знаем, – ответил Денис как можно спокойнее и стараясь освободиться из цепких пальцев Муравьихи. – Ищем!

– Ищете?! – взвизгнула та на весь коридор и затопала мощными ногами на высоченных каблуках. – Где искать?! Кого искать?! Вы… вы настоящие негодяи! Бросили мальчика!..

Рядом возникла медсестра. Под белоснежной шапочкой седые волосы. Большие округлые очки в черной оправе закрывали своими стеклами почти все ее маленькое сухонькое лицо. В одной руке она держала подставку для капельницы, а в другой – два полотенца.

Денис сразу вспомнил бабулю Жанну – так эта медсестра была на нее похожа. Наверно, так же и баба Жанна носилась по своему хирургическому отделению, в таком же халате, шапочке…

– Пожалуйста, тише. В больнице нельзя так шуметь. Здесь лежат тяжелобольные… – негромко произнесла медсестра.

– А мне наплевать! – Тетя Вера даже кулаками взмахнула. – У меня здесь сын! И никто не хочет помочь моему Вадику! Меня не подпускают!

– Дорогая моя, я вас умоляю!.. – Медсестра подошла вплотную к тете Вере. – Где ваша совесть? Куда ваше сердечко запряталось, миленькая? Господи! Здесь лежат очень больные люди!

Она казалась совсем пигалицей по сравнению с тетей Верой, которая своим огромным животом и могучими руками могла бы одним движением, как мошку-комарика, отбросить эту худенькую бабульку в халатике. Но Муравьиха вдруг отшатнулась от нее, открыла рот, наверно, чтобы закричать, завизжать, но издала только хлюпающий звук. Закрыла рот и снова открыла. И застыла так.

Медсестра улыбнулась, морщинки на ее лице задвигались и тоже как бы заулыбались. Она тряхнула головой, так что пух седых волос взметнулся над ее плечами, и пошла по коридору, привычно держа в одной руке тяжелую подставку для переливания.

Тетя Вера какое-то время смотрела ей вслед, потом медленно повернулась к Денису и только тогда захлопнула рот.

– Какие грубияны здесь!.. – произнесла она едва слышно. – Нет, ты только смотри! Видел? Как себя ведут, а?! Хамы! И даже не хотят поговорить. Все, все меня оскорбляют! – Из глаз тети Веры потоком хлынули слезы. – Это же мой Вадик… мой единственный… Что делать? Я ничего не понимаю… – Она размазывала слезы по щекам. – Вадик – под капельницей! Что же это такое? Как можно такое пережить?..

– Вы, тетя Вера… – Денис наконец освободился от ее руки и отодвинулся в сторону, – успокойтесь и идите сейчас домой… А здесь очень хорошие доктора, я знаю это. Все будет хорошо!..

– Да-да, конечно… Я пойду… Нет, не домой – что мне там делать?! Нет! Я уже не могу смотреть на эту страшную дверь. Меня туда не пускают! К Вадику не пускают!

– Тетя Вера, туда никогда никого посторонних не пускают.

– Какая же я посторонняя?!

– Вы не посторонняя. Но там больные, там…

– Идиоты собрались там! – перебила Муравьиха. – Разве это медики? Это инквизиторы! Нет, они так просто не отделаются от меня! Фу-у-у, сердце защемило… – Она вытерла ладонью слезы и полезла в сумку. Достала какие-то таблетки и проглотила сразу несколько штук. – Сейчас бы посидеть надо…

– Кресло есть в коридоре, за углом, – подсказал Денис.

– Очень хорошо. Значит, я буду рядом. Нет, миленькие, вы от меня так просто не отделаетесь! Не выйдет! – Она погрозила кулаком в сторону двери, достала еще какое-то лекарство и проглотила таблетку. Потом решительно пошагала в сторону кресла, что-то бормоча и размахивая руками.

Денис дождался, пока Муравьиха скроется за углом, и подошел к двери в отделение реанимации, на всякий случай толкнул плечом. Ха! Она всегда закрыта!

Взглянул на большую светлую кнопку – вызов медиков из отделения. Не стоит нажимать. Это Доктору Сержу можно. И тот нажимал. Приглашали зайти внутрь, или прямо у двери происходил разговор о состоянии пацана, которого доставили сюда. С Сержем разговаривают хорошо. Отчаливай, Дэн, подальше от этой кнопки.

И вдруг вспомнил про лифт! С первого этажа прямо в реанимацию шурует лифт: по нему из приемного отделения доставляют тяжелых. И медсестры оттуда спускаются по разным делам. И соплят поднимали всегда на лифте из приемного отделения. Дэн, как же ты мог это забыть!

Метеором скатился вниз по широким ступенькам, буквально летел по ним, а местами даже и над ними. Перевел дыхание только у лифта. На его дверце висела табличка: «Посторонним вход воспрещен!»

Он и не собирается входить в него. А стоять здесь никому не запрещено. Вот и постоим, вот и подождем!

Какой ты умница, Дэн! И скромность, еще раз скромность! А сколько у тебя природной смекалки! Такое блестящее решение проблемы! Кто еще мог дошурупить до всего этого! Только ты способен на подобное. Это же прямо на Нобелевскую премию тянет!

Лифтершу он хорошо запомнил – весьма своеобразная тетечка. Всех прямо насквозь сверлит глазами, будто вычисляет террориста или посетителя с дозой наркоты для знакомого в реанимации.

Тишина в лифте. И начальницы рядом не видно.

Через какое-то время за дверцами зашумело – лифт ожил! А вот появилась медсестра из реанимации. Сразу узнал ее. В руках – гора пустых картонных коробок.

– Здравствуйте! Давайте я вам помогу!

Медсестра тоже узнала его и улыбнулась.

– Здравствуй. Мне до аптеки надо все это хозяйство донести.

Денис взял самые большие коробки, и пошагали к выходу.

– Опять с Сержем подкинули нам работенку? – спросила медсестра.

– Нет, сейчас другое у меня… А что было в этих картонках?

– Резиновые перчатки, бинты и всякое прочее… Бинтов уже в помине нет: израсходованы, перчатки в помойке, а коробки нужно сдавать: все на учете! Строго! И таскаем мы их туда-сюда.

– Я к другу пришел – Муравьев фамилия. Лежит у вас.

– Да, есть у нас такой доходянчик, этой ночью привезли. Какой-то он недокормленный… А за дверью не его мамочка выступает?

– Она. У нее с нервами не совсем.

– Это мы уже поняли. Друга твоего привезли к нам совсем плохим. Доктора консилиум собрали. Чего только не делали, но вроде раздышали. А почти не надеялись. Еще пара часов – и не смогли бы спасти.

– Мы искали его почти два дня.

– Кто же твоего друга так наказал? На наркомана он совсем не похож.

– Он просто придурок! А вот кто дал ему наркотик, не знаем пока. Ищем гада. Значит, Муравей наш будет жить?

– Обязан, – улыбнулась медсестра. – Вот и пришли. За помощь спасибо. Но к Муравью пока нельзя. Понял? И не смотри так.

– Я понимаю. Вы уж там его лечите как следует. Он классный гитарист.

– Станет здоровеньким – пусть приходит к нам, поиграет.

– Обязательно придет. Я сам приведу.

Мопед несется дальше, пофыркивает: не совсем ему нравится, что хозяин то и дело прибавляет газ. Мелькают дома, переулки, тачки…

Какой молодец Гольд! Это ведь он нашел Муравья. Муравьиха одно твердит: «Негодяи вы все!» Ничего не хочет понимать. Почему она такая упертая? Доктору Сержу надо бы ее обследовать…

Вот и больница. Отделение неврологии на первом этаже.

Зашел в уже знакомую палату, а на койке, где лежала мама, какая-то женщина с газетой в руках.

Из дальнего угла раздался голос:

– Твою маму перевели в кардиологию.

– Зачем? – растерянно спросил Денис.

– С сердцем у нее что-то…

Кардиологическое отделение на пятом этаже.

О чем только не передумал, пока мчался вверх по ступенькам.

Бабушку несколько раз «скорая» привозила из дома прямиком сюда, и подлечивали ее сердце, «изношенное, как тряпка» – так всегда говорила бабушка. Но однажды не довезли до больницы. Обширный инфаркт.

Потом Денис решил выяснить для себя, что это за штука – инфаркт. Раскопал в книгах, прочитал. Элементарная штука: в сердце перестает поступать кровь, и всё! Похоже на то, как глохнет мотор, если перекрыть подачу бензина. Конечно, не всегда умирают и лечить можно. По телику слышал, когда выступали академики, профессора. Главное, не опоздать, поставить вовремя диагноз. Ну а бабушке уже ничто не могло помочь…

Влетел в коридор и сразу в ординаторскую – там врачи! Две докторши в белоснежных халатах сидят, что-то пишут. Они одновременно оторвались от своих бумаг и уставились на него. Строго так.

– Извините… Здравствуйте… Мама моя у вас… из неврологии ее к вам перевели… Я – Пожарников… – И он задохнулся, сбился и замолчал.

Докторша, сидевшая у окна, улыбнулась, глаза за голубоватыми стеклами уже не казались строгими. Ее коллега снова взялась за писанину.

– Садись, Пожарников. – Она показала рукой на кресло, стоявшее рядом со столом.

Кресло оказалось таким мягким, что провалился в него почти по самые уши.

– Как тебя зовут?

– Денис. Я хочу знать, что случилось с мамой.

– У нее возникли неприятности с сердцем, поставили ей вчера капельницу. И сегодня сильные боли уже почти исчезли…

– Кардиограмму делали?

– Делали. Ты знаешь, что это такое?

– Знаю. Бабушка умерла от инфаркта. У мамы не инфаркт?

– Нет. Неполадки с пульсом. Но сейчас уже все, можно сказать, восстановилось. У Елены Павловны плоховато с нервами, и, возможно, в них главная причина. Ты не огорчаешь маму?

– Нет… Стараюсь не огорчать. Конечно, не всегда получается… – Ему стало трудно говорить, очень трудно. Пересохло во рту. – С отцом у нас не очень, потому все это… Мы с сестрой помогаем маме… Она будет лежать в вашем отделении?

– Пока. Пожалуй, еще дня два.

– Вы назначите ей лечение после стационара?

– Обязательно.

– Это хорошо. Я сам буду следить, как она пьет таблетки. А вы немножко построже с ней, скажите, что надо следить за собой. А то она совсем не думает о себе. Мне можно сейчас зайти к ней?

– Конечно. Она будет рада. Восьмая палата.

Денис вышел из ординаторской. От докторши остались самые хорошие впечатления: она уж точно вылечит маму! А дома они с Мышонком возьмут ее под строгий контроль! Чтоб ни одну таблетку не забыла выпить!

Из приоткрытой в палате двери видно четыре кровати и четыре тумбочки.

Денис шепотом поздоровался и на цыпочках прошел к койке, стоявшей в дальнем углу. Присел рядом на стул.

Мама тихо-тихо дышит. Ее волосы разметались по белой подушке. А какие руки у мамы худые!.. Лицо бледное, под глазами кожа синяя…

Денис давно не видел ее такой беззащитной. Сердце защемило от жалости. И он ничем не может сейчас помочь ей…

Мама открыла глаза.

– Дениска! – Она радостно заулыбалась. – Как ты меня нашел?

– Очень просто. Почему не позвонила?

– Не хотела вас пугать. Ничего страшного. Сегодня уже хотела позвонить, а ты тут как тут.

– После капельницы стало лучше?

– Да. Откуда знаешь про капельницу?

– А я все знаю! С докторшей разговаривал сейчас.

– С Галиной Владимировной?

– Да. Она мне рассказала… Ма, ты не переживай, все будет хорошо, вот увидишь. Отец дома, отсыпается… Я его отмыл…

– Машенька мне уже позвонила.

– Она – гигант! Вкалывает по десять часов!

– Рассказала, что к ней приходит Таня, что они подружились.

На груди матери блеснула цепочка. И Денис сразу подумал о крестиках, которые нашел в столе, и обо всем, что прочитал вчера вечером.

Пакетик с крестиками – в кармане. Нет, Дэн, сейчас не время что-то выяснять! Это потом…

– Апельсин очень скучает, ждет тебя… Книгу я принес! А теперь прошу: заказывайте мне, товарищ, чего вам хочется – кисленького, сладенького?

– У меня здесь все есть, Дениска. Кормят замечательно. А у тебя деньги, наверно, закончились? Занимаешь у бабы Жанны, да? Я сегодня позвоню в издательство, чтобы тебе выдали мой аванс.

– Ма, никаких звонков! Мы живем нормально. Для Мышонка даже котлеты из курятины варганю по твоему рецепту. Фрукты-овощи! Машка жует – треск идет! «Растущий организм»! – так говорит великая Арнольдовна. А «здоровье молодых талантов» надо очень поддерживать! А бабок у нас дома до ушей! И об этом прошу не беспокоиться, товарищ.

– Не морочь мне голову! Откуда у тебя могут быть деньги?

– Ма, ты забыла? Я тебе говорил: по Интернету раскопал одну контору, им нужны переводы разных технических текстов. Работа непыльная. Перевел – отвез! Деньги на стол! Еще текст – пожалуйста!

Дэн, ты большой говорун! Ну молоти мамочке! Успокой ее, чтобы не волновалась! И не делай ни одной паузы.

Появилась медсестра. Взглянула значительно. Понял: пора сматывать удочки.

– «Шумахер», шуруем домой!

Шоссе забито тачками – туда лучше не соваться.

Ну-ка тормознем, Дэн. Возле этой чугунной ограды нельзя не тормознуть: старинные мастера отливали тонкие листочки из чугуна, а виноградные гроздья прямо просятся в руку. Ощутил прохладу металла и замер – увидел церковь…

Стены ее словно светились сквозь поредевшую листву старых лип, как часовые, стоящие за тонкой вязью ограды. Куда-то ввысь уходила белоснежная колокольня, купола все в бликах осеннего солнца, слепят глаза… Сияющие кресты как бы плыли среди пушистых облаков по бездонной синеве неба.

Дэн, шире глаза раскрой, неужели ты раньше не видел этого чуда?

Не видел! Сколько раз здесь притормаживал. Замечал только то, что перед самым носом. Посмотрел, погладил ограду – и дальше погазовал.

Да нет! Видел церковь и раньше! Конечно! В Новый год. В январе. Праздник…

Ну напрягись! Рождество? Точно, Рождество Христово! Так называется праздник. Отмечают в 12 часов ночи. Это он хорошо помнит.

Приходили с пацанами сюда заранее. Даже стояли внутри в церкви какое-то время. Но долго не выдерживали. Раздражала теснота, от духоты и запахов кружилась голова…

А люди словно ничего не замечали, безотрывно смотрели на священника, крестились, что-то пели вместе с хором. И пение было очень красивое.

Потом все шли вокруг церкви. В руках у людей трепетали на ветру желтоватые язычки горящих свечей. Возглавлял шествие священник…

Стоп! Но это ему вспомнился совсем другой праздник. Весной. Как же он называется?

Ну, «книжный червяк», как обзывает тебя Гольд, давай двигай своими извилинами. Читал, в кино видел… В твоих альбомах есть картины…

Есть! Это крестный ход! Точно! Он весной – Пасха! Так называется этот праздник. Бабушка всегда красила яйца…

Дэн, а ведь ты можешь смело войти в церковь: ты крещеный! У тебя есть документ об этом и крестик! Поставим свечку, чтобы мама скорей выздоравливала. И за отца, чтобы завязывал с пьянкой и снова человеком стал! За Муравья! За Мышонка!

Боком протиснулся в огромную дверь и вошел внутрь. Огляделся и даже растерялся – будто не туда попал. В ночь на праздник Рождества все здесь сияло, люстры горели… А сейчас полумрак. И тихо-тихо. Прислушался: откуда-то доносился приглушенный монотонный голос. Мерцают свечи на высоких подставках.

Постепенно глаза привыкли.

На стенах – иконы в красивых рамах. В углу – пожилая женщина перебирает какие-то книжки на полках. И тут же прилавок. Подошел. Разложены крестики разные, цепочки, маленькие иконки… А вот и свечки!

Достал деньги.

– Дайте, пожалуйста, четыре свечки.

– Пожалуйста, сынок.

Отошел в сторону, в полумрак.

Теперь, Дэн, кумекай, куда поставить.

Голос звучит то тише, то громче и почти на одной ноте. Но это не раздражает, наоборот, хочется слушать его и слушать…

Вспомнил: у мамы над головой, где стоит кушетка, висит небольшая икона – такая темная дощечка. И при бабушке она висела. Бабушка иногда подолгу стояла перед ней. С иконки смотрят мудрые глаза, и строго так… Мол, подумайте!..

Да, глядя на Пожарниковых, есть над чем поломать голову…

Неожиданно Денис ощутил на своем плече чью-то руку. Рядом стоял мужчина с аккуратно подстриженной черной бородой и в длинной темной одежде.

– Думаешь, куда поставить свечки? – Голос у незнакомца тихий, но четкий, и было в нем что-то такое, будто сто лет они уже знакомы.

– Да, – кивнул Денис. – Но пока не знаю…

– Я тебя никогда не видел в нашем храме, – продолжал незнакомец, не снимая руку с плеча Дениса. – Ты крещеный?

– Само собой! – гордо сказал Денис.

– И крестик есть у тебя?

– А как же! – Он достал из кармана пакетик. – Вот крестики.

– Но здесь два…

– Два! Мой и сестры. Правда, я не знаю, какой крестик мой. Я нашел этот пакетик только вчера. И документы о крещении есть на меня и на сестру. – Он достал из кармана картонки. – Пожалуйста, здесь все написано.

Незнакомец взял листы.

– Ты, значит, Дионисий?

– Да. Там так написано.

– Красивое имя. А меня зовут отец Вадим. Я священник, служу здесь. Где же твоя сестра Мария?

– Дома. Она еще ничего не знает! Я не сказал ей, что нашел эти крестики и документы. Сегодня скажу.

– Обязательно скажи. Значит, ты сегодня решил прийти в тот самый храм, где тебя и Марию крестили…

– Не понял? Я просто зашел…

– Зашел!.. – улыбнулся священник. – Это хорошо. Значит, ноги сами привели именно сюда.

– Дошло! – Денис тоже улыбнулся. – Вот здорово! А я хотел только поставить здесь свечки…

– Друг мой Дионисий, раз ты крещеный, нужно надеть крестик.

– Который?

– Это не важно. Давай я тебе помогу. – И цепочка с крестиком оказалась на груди Дениса. – За кого хотел поставить свечки?

– Мама в больнице сейчас. За отца. За сестру Машу. Хочу, чтобы все хорошо было у них. А еще друг у меня очень болен.

– Все правильно. Ты молодец! Сейчас мы поставим эти свечки. Но ставят их не только за живых, но и за тех, кто умер и был тебе близок, кого ты любил, уважал. У тебя же есть такие люди?

– А как же! Бабушка умерла. Соседка тетя Тоня умерла, она помогала нам. Лешка Грибов, мой друг… Какие-то гады обкололи наркотой, а в больнице не спасли – не успели. Вроде пока всё.

– Иди за мной, – сказал отец Вадим.

Остановились перед небольшим столиком, где горело много свечей.

– Как звали твою бабушку?

– Баба Оля.

– Ольга. Зажги свечку и поставь сюда – этот столик называется панихидным, или кануном. На нем свечи горят в память об умерших, за упокой их душ.

Денис зажег свечу от уже горевшей на кануне и вставил ее в специальную лунку.