Текст книги "Совпалыч"

Глава 19 Могила в яблоневом саду. Надежда из Каллипсо. Ахиллесова губа

Солнце, воздух и вода – наша лучшая еда.

(Плакат в пионерском лагере)

– Давным-давно, когда в небе летали только птицы, а люди не знали ни интернета, ни телевидения, на окраине маленького городишка жил человек. В жизни его не было ничего необычного, кроме могилы в яблоневом саду. Когда его прадед сажал эти яблони, могила уже была, но даже тогда никто не помнил, кто в ней похоронен.

Серьезный розовощекий юноша в черной одежде с редкой растительностью на лице прикурил сигарету и выдержал длинную паузу. Его английская речь была акцентирована гортанными звуками, отчего казалась немецкой. Арсений вежливо кивнул, демонстрируя интерес не столько к повествованию, сколько к рассказчику. Место для курения в терминале международного аэропорта выглядело совершенно нелепым на фоне общей стерильности гигантского зала, ароматизированного парфюмерным букетом ближайшего duty-free.

– Этот человек ухаживал за могилой, как это делали его дед и отец, не задумываясь особо о том, кому она принадлежит. А потом пришли люди, почитающие покойника как святого, и предложили миллион за яблоневый сад. Человек отказался, но позволил посещать могилу за символическую плату. И он не прогадал, теперь все мы, – юноша кивнул в сторону, и Арсений увидел, что почти весь зал занят очень похожими на его собеседника людьми в черных одеждах с такими же бородками, – дважды в год прилетаем из разных стран, чтобы посетить могилу святого, – юноша завершил свой рассказ не без гордости.

Романов пожал плечами, сладко хрустнув кожей новенького пиджака от Lucavogo. Его смущало многое в этой истории, но особенно – пыльные ботинки рассказчика, несвежие лацканы его пиджака и криво отросшие ногти на руках. Сам Арсений после посещения десятка дорогих магазинов выглядел как никогда в жизни. Кроме купленного утром кожаного шедевра итальянского дизайнера, весь остальной гардероб был приобретен вчера – от серых брюк грубого холста и тончайшей рубашки с кружевными манжетами до шелкового белья, дизайнерских футболок и костяных шлепанцев. Все это, плюс плотная пачка новеньких купюр самого крупного номинала в кармане и увесистая «фигура», надежно упакованная в дорожную сумку с жидкокристаллическим сенсорным замком, заметно отличало его от стада невразумительных существ, дважды в год поклоняющихся могиле в яблоневом саду.

Арсений кивнул негигиеничному паломнику и направился в сторону большого зеркала, чтобы еще раз насладиться гармонией новой одежды с новой внешностью. Кузя убедила его укоротить бороду и вместо отросшей на голове гривы сделать ультрамодную стрижку «Эллин». Вдоволь налюбовавшись, Романов сел в кресло и уткнулся в телеэкран.

– Продолжается силовая акция по защите белых медведей… – лицо диктора выражало профессиональное недоверие к произносимому тексту. – Наш корреспондент Иван Солнцев передает с места событий, – на экране зарябила тень вертолета на зеленой воде. – Ситуация в Арктике продолжает оставаться напряженной, – азартно тараторил корреспондент, – особенно в районе научных станций «Мирный-девять» и «Маяк-двенадцать». В этих местах сегодня исчезло несколько айсбергов, и опять похитители не были обнаружены. Напомню, что с начала года утечка льда в горящей белой точке составила уже более триллиона тонн. Если эта тенденция сохранится, популяция белых медведей окажется перед угрозой вымирания.

Арсений подумал, что было бы справедливо лишить корреспондента Ивана Солнцева зарплаты за «ситуация продолжает оставаться», но вернуть половину денег в виде премии за «горящую белую точку».

– Для патрулирования шельфа мировыми державами в Арктику направлены более пятидесяти военных кораблей, – захлебывался от восторга Солнцев, – и среди них гордость отечественного флота – дредноут «Красные Зори», охраняющий рубежи нашей родины вот уже более шестидесяти лет.

В кадр медленно вползал стальной шестнадцатиэтажный дом, из окон которого торчали остроносые ракетные установки.

– То, что вы сейчас видите – только надводная рубка дредноута, – пояснял голос за кадром, – в которой располагается тактическое оружие малой дальности и восемьсот человек команды. Основная же часть «Красных Зорь» находится под водой и несет на себе все виды вооружений: ядерное, лазерное, пучковое и химическое оружие, а также культуры всех известных человечеству смертоносных бактерий.

Объявили скорую посадку на рейс Москва – Каллипсо. Толпа паломников потекла занимать очередь, и Арсений отошел подальше, уткнувшись в бар. Закусив шоколадом двойную порцию свежеотжатого тростникового сока с водкой, он услышал знакомый голос.

– …я присмотрелся получше, и заметил людей в нашем зимнем камуфляже, но оружие у них было заграничное, – уверенно докладывал Клейн с экрана телевизора. Он выглядел непривычно, как и все люди, которые всю жизнь носят очки, а потом оказываются вынужденными их снять. Щурясь в объектив камеры, Клейн в обычной своей манере рассказал о военном отряде, грузившем ледяные глыбы на скоростные катера.

– За проявленную зоркость новобранцу Клейну выражена благодарность, – сообщил диктор. – Мы будем и дальше следить за событиями в горячей белой точке.

Очередь на посадку тем временем исчезла, и Романов поспешил занять свое место в самолете. Мчась под улыбки персонала по гофрированной трубе, ведущей в самолет, он вспомнил о попутчиках в неряшливых одеждах и подумал: «Хорошо, что я лечу бизнес-классом!».

– Мы все летаем бизнес-классом, – радостно сообщил через минуту пожилой паломник с редкой бородкой. – Тратиться на внешний вид религия не позволяет, а денег полно. Все благодаря учителю. Он завещал нам одно-единственное правило, следуя которому можно проникнуть даже во внутреннюю суть вещей, после чего привлечь финансовые потоки – раз плюнуть. Учитель сказал: «Ода форма далисан», что в переводе значит «Up is down».

– Вверх – это значит вниз, – кивнул Романов. – Знаю. На высоте десяти тысяч метров это успокаивает. А сейчас я посплю, извините.

Арсений закрыл глаза и стал думать обо всем сразу. Открывающиеся на новой работе финансовые перспективы окрыляли воображение, но ограничивали высоту полета узким коридором не шире телевизионного экрана, где на фоне красивых вещей светились адреса модных магазинов. Оказалось, что в спинках кресел включились мониторы и перед фильмом крутили рекламу. Арсений щелкнул выключателем и в самом деле уснул. Через секунду самолет стал падать. Повинуясь закону не то невесомости, не то гравитации, желудок тяжелой птицей взлетел под горло. – Воздушная яма, – догадался Романов, открыл глаза и удивился. Нет, ему не показалось – одежды паломников стали белыми. Сменившие цвет попутчики пели песню на неизвестном языке, в части мотива сильно похожую на «Камаринскую».

 
Ода форма далисан
Тоне карма толиса
Кане доля увека
Мине добра итака
 

За полчаса она успела описать все когда-либо существовавшие литературные традиции, через пятьдесят минут – раскритиковать всех писателей школьной программы, через шестьдесят – современных авторов

– Уже проснулись? – вежливо поинтересовался сосед. – Извините, если помешали, но у нас торжество, – он показал утреннюю газету, где с передовицы щурился Клейн. – Война началась.

– Почему же торжество? – удивился Арсений. – Ведь люди погибнут.

– Вот именно! – воскликнул паломник. – Свершится предназначенное. Видите ли, мы верим, что есть три типа людей: одни родились и живут в свое время, другие – опередили его, а третьи пришли из прошлого. С первыми все понятно. Со вторыми, в принципе, тоже – это гении, опередившие свое время. А вот кто из прошлого, с теми сложнее. Они привыкли все с помощью силы решать. И человека им убить легко, и даже желание такое у них возникает регулярно. Они опасные. Агрессивные, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Арсений. – Я одного такого недавно встретил. В армии.

– Вот-вот, – обрадовался белоснежный сосед. – Армия для них. Как раз такие люди убивают друг друга на войне.

– Как же гражданское население? Не агрессивное. Оно ведь тоже гибнет.

– Это плата за равнодушие. Ведь в мирное время люди из прошлого страдают у всех на глазах. Только немногие находят себя в обществе, остальные вяло сходят с ума. А население не любит когда кто-то сходит с ума, оно милицию вызывает. Вот поэтому мы считаем войну благом, потому что люди из прошлого миллионами убивают друг друга, а после их гибели мир становится добрее. Отныне мы станем носить праздничные белые одежды, ибо любая война закончится миром. Мирное время обязательно заканчивается войной, поэтому до этого момента мы были в трауре, понимаете?

– Ясно, – сказал Арсений. – Up is down.

Подумалось, что всякая уважающая себя религия должна присутствовать в жизни человечества в двух вариантах: бесплатной демо-версии, когда любой может легко приобщиться или отлучиться без особого вреда или пользы, и в полновесном лицензионном варианте.

Лайнер снижался над облаками. Вид из иллюминатора легко можно было бы выдать за ледяной арктический пейзаж.

– Или антарктический, – подумал Романов. – Вверх – это значит вниз.

Повинуясь этой мысли, он посмотрел на потолок салона, бросил взгляд на пол и где-то посредине наткнулся на развернутую английскую газету. После фоторепортажа с антивоенной демонстрации в Лондоне, странно озаглавленного «Lake Move Wot Nar», следовала небольшая заметка, к событиям в Арктике отношения как будто не имевшая:

«На фоне обострения международных отношений лидеры более чем пятидесяти стран особенно драматически воспринимают участившиеся случаи получения под видом корреспонденции конвертов с порошком серого цвета. Остается только догадываться каким образом в условиях повышенной безопасности этот «пепел войны», как журналисты уже успели окрестить содержимое конвертов, все же попадает на столы президентов и премьер-министров.

В ходе расследования было неоднократно установлено, что во всех случаях порошок представляет собой абсолютно безвредную смесь зерен белой и черной горчицы и является, по-видимому, предупреждением…»

Сосед закрыл газету и стал пристегивать ремни. В иллюминаторе сверкнуло море, омывающее берега прекрасной Каллипсо – «жемчужины среди песчинок», как именуют её туристические справочники.

Отделившись в аэропорту от белоснежной толпы, Арсений сел в такси и велел водителю ехать в гостиницу поприличней. Пахнущий морем теплый ветер ворвался в люк автомобиля, за окном замелькал портовый город, и само собой пришло настроение провести вечер весело и беззаботно. Он бросил вещи в номере отеля, повертелся в душевой кабинке и вышел на прогулку в тот самый волшебный час, когда тени платанов еще различимы на булыжной мостовой. Пестрые компании говорили на самых разных языках, в кафе сидели иностранные матросы в смешных беретах, внизу переливались огни порта.

Непонятно зачем Романов взял на прогулку ноутбук и теперь сидел в кондитерской, внося в рукопись последние правки. Обман Иваныча сейчас больше смешил его, чем огорчал: благодаря встрече со стариком, Арсений пережил сложный период жизни, увлекшись таким бесполезным занятием, как переписывание пенсионерского вранья в компьютер. И все же, книга местами казалась Романову интересной. Пролистав файл до конца, он нашел в сети сайт издательства «Ундервуд» и отправил им результат своей работы под заглавием, придуманным в последний момент: «Неолит». Подразумевалась и новая литература, и версия детского писателя Журавлева о длящейся до наших дней фазе каменного века.

Мобильный пискнул и на экране появилось изображение конвертика. «Я переезжаю к Мандарину. Таких, как он, один на миллион. Игра окончена» – сообщение от Кузи не вызвало никаких эмоций, и Романов опять уткнулся в экран.

– Извините, вы не могли бы посмотреть в Интернете прогноз погоды на завтра?

Голос из-за спины был требовательным и принадлежал красотке за соседним столиком. Ее глаза цвета голубого арктического льда смотрели чуть насмешливо.

– Температура морской воды плюс двадцать два, – исполнил просьбу Арсений. – Ветер юго-восточный, воздух прогреется до тридцати пяти градусов тепла.

– Вы интересно отвечаете, – сказала девушка. – Обычно все с воздуха начинают, а вы – с воды. Только я на пляж не хожу. Сгораю моментально. Видите, какая белокожая? Надежда, – она протянула тонкую руку для знакомства.

Дальше все завертелось очень быстро. Романов угостил Надежду мадерой, они погуляли по улочкам старого города и поговорили о литературе – выяснилось, что она учится на филологическом факультете.

– Надеюсь, вы не роман своего поколения написали? – насмешливо спросила она, когда узнала о рукописи в недрах ноутбука. – Не то пришлось бы в вас срочно влюбиться.

– Это не роман, – сказал Арсений, ощущая прибывающую пустоту в голове и густую тяжесть в противоположной части тела, – это повесть. И не моего поколения.

Ее литературные предпочтения были такими же узкими, как ее бедра, чувство стиля – тонким, как талия, а эрудиция – широкой и щедрой, как улыбка. Надя любила австралийскую прозу семидесятых, русских фантастов девятнадцатого века и современных чешских художников. За полчаса она успела описать все когда-либо существовавшие литературные традиции, через пятьдесят минут – раскритиковать всех писателей школьной программы, через шестьдесят – современных авторов, а на шестьдесят первой минуте Романов целовал Надежду на ступеньках своего отеля.

– Триста долларов за ночь, хорошо? – шепнула она, забравшись рукой под его рубаху, чтобы медленно провести ноготками по животу. – И еще сто, если хочешь, чтобы я до утра прочла твой роман.

Никогда еще Арсений не тратил деньги с таким удовольствием. Засыпая на рассвете, он слушал профессиональные комментарии Нади, честно рецензировавшей страницу за страницей.

Проснувшись, Романов отметил, что девушка оставила на трюмо свои триста долларов, однако прихватила ноутбук. Прочее осталось на месте: и сумка с цифровым дисплеем, и нисколько не похудевшая пачка банкнот, и – самое главное – прекрасное расположение духа, какое только может быть у человека с деньгами, посетившего морской курорт в разгар пляжного сезона. Заказав такси на три часа дня, Арсений отключил мобильный и сладко уснул.

Следующим пунктом командировки был мелкий город Гаврик, где следовало сесть в катер, отправляющийся раз в сутки, чтобы по воде достичь конечной точки путешествия. По мнению Романова, в Ахиллесову губу теоретически можно было попасть сухопутным путем. Но водитель ни за какие деньги не соглашался ехать в указанное место, тыкая квадратным ногтем в карту и что-то говоря о болотах, зыбучих песках и пограничном контроле. Делать было нечего – Арсений уютно расположился на заднем сидении и продремал все время, пока машина добиралась от Каллипсо до Гаврика.

Удивший на причале крепкий старик в тельняшке сообщил Романову, что катер ушел в полдень, а завтра не вернется по причине ожидаемого шторма.

– Видишь, южак задул, – важно сказал незнакомец. – Как в песне: «южный ветер приносит рыбу, ветер в сердце приносит силу». Теперь закрутит на три дня. Если не на три, то на семь.

– А если не на семь, то на одиннадцать? – спросил Арсений, всматриваясь в размытые очертания Ахиллесовой губы, темной полоской вытянувшейся над горизонтом.

– Та ты не дрейфь, – старик выудил крупную плоскую рыбу. – Вечером пойду сетки на губе выбирать. Погуляй пока, посмотри город, а зайдет солнце – я к причалу на катере подойду. Бутылку не забудь.

Главной достопримечательностью Гаврика оказался памятник Иерониму фон Мюнхгаузену, воздвигнутый его нижнесаксонскими потомками именно там, где в соответствии с записками самого барона он совершил при осаде турецкой крепости свой знаменитый полет верхом на ядре. Памятник выглядел как огромный стеклянный шар, внутри которого, как комар в янтаре, летел раскинувший руки барон в треуголке. Выкурив у чугунного подножия пачку сигарет и слегка ошалев от концерта миллиона сверчков, Арсений вернулся на причал с наступлением темноты.

Катер оказался облупившейся от времени моторной лодкой, половину которой занимал деревянный ящик, остро пахнущий свежей рыбой. Старик сел за руль, указал Романову свободное место на носу, и лодка стала медленно, но верно удаляться от берега. Через десять минут Арсений замерз под порывами встречного ветра с брызгами, но старался не крючиться от холода, подражая прямой и гордой посадке рулевого.

– Бутылку взял? – спросил старик где-то на середине пути, перекрикивая шум захлебывающегося движка. Арсений отрицательно замотал головой и пробормотал, что заплатит.

– Вот, бляха, ничего доверить нельзя! На, грейся.

Романов дотянулся до предложенной пластиковой бутылки, сделал несколько обжигающих глотков и надолго задышал раскрытым ртом, словно засыпающая на берегу рыба. Дальнейшие события воспринимались как десятый сон. Сквозь выступившие слезы Арсений видел, как в два подхода старик допил бутылку и выкурил сигарету без фильтра. Без единой мысли Романов помогал осторожно выбирать из воды сети с колючими осетрами, и даже когда нос лодки тихо ткнулся в песок Ахиллесовой губы, он не пошевелился и продолжал смотреть на ящик, доверху заполненный мокрыми сетками.

– Приехали, командир, – весело сказал старик. – Давай прыгай скорее на берег, мне надо вернуться до рассвета, пока рыбинспекция не проснулась.

Скользкими от рыбы пальцами Арсений выковырял из пачки первую попавшуюся купюру.

– Ты что, совсем угандонился от спиртяги? – спросил старик, рассматривая банкноту в свете фонарика. – У меня с таких денег сдачи не будет. На, забери от греха подальше. Мы за бутылку договаривались, так занесешь на обратном пути. Будь здоров.

– Куда идти? – спросил Романов, обозревая беспросветный берег. Ответа не последовало: старик уже отвернулся к мотору и наматывал на пусковой механизм обрезок веревки, что-то почти беззвучно урча себе под нос.

Арсений долго не сходил с места, вслушиваясь в стрекотание удаляющегося катера, однако появление комаров заставило двигаться дальше. В нескольких шагах от воды стояла бесконечная стена непролазных кустарников, и он счел благоразумным направиться вдоль береговой линии – без фонарика в этих зарослях делать было нечего. В последний раз пискнул угасший мобильный, но сейчас это не имело значения – было бы неправильно так поздно звонить председателю Совета директоров «Невесомость Инвестмент», да и чуть страшновато из-за странных намеков Мандарина-Кондратьева.

Приметив дальний огонек, Романов определился с направлением и зашагал. Подробный план местности остался в ноутбуке, как и единственный файл текста повести. Ухмыльнувшись последнему обстоятельству, Арсений стал вспоминать сведения из туристического справочника: Ахиллесова губа – выдающийся в море песчаный мыс, покрытый лесами и озерами; длина 40 километров, ширина сужается от 10 километров в основании до нескольких метров в конце; во время раскопок найдены следы античных поселений; район объявлен заповедником, охота и рыбалка запрещены.

Из щели в темном небе выкатилась луна, продемонстрировав правдивость информации: линия берега описывала дугу и потом вполне обозримо сходила на нет. Также выяснилось, что Романов находится примерно посередине губы. Двадцать километров – расстояние от Варсонофьевского до Ботанического сада – не больше часа езды на велосипеде ночью, когда свободными становятся хотя бы тротуары.

Через час рубашка была мокрой от пота, а источник света, казалось, не стал ближе ни на метр. Залитая лунным сиянием картина переменилась: песчаная дорожка вильнула от берега и петляла среди поросших камышами соленых озер. Еще через некоторое время Арсений отметил блеск моря по обе стороны. Миновав массивный остов ржавеющей баржи, боком привалившейся к берегу, дорога растворилась в песках без признаков растительности. Пот заливал глаза, пиджак от Lucavogo был давно снят и превратился в бесполезную тяжесть.

Наконец, Романов признался себе, что после высадки на берег пошел не в ту сторону – привлекший его внимание источник света оказался каменным маяком. Возраст этой башни составлял не меньше сотни лет, если судить по виду выщербленных глыб в основании.

Приспособив дизайнерский шедевр от Lucavogo в качестве подстилки, Арсений стал готовиться к ночлегу. К счастью, в сумке лежала прихваченная в отеле большая бутылка воды, и это оказалось единственной полезной находкой. Все остальное вызывало невольный хохот, особенно костяные тапочки, антикварный кожаный футляр без ключа и «фигура» для Капитона. Недоставало всего лишь еды и сигарет, так что Романов решил, что устроился вполне неплохо, и провалился в сон.

– Я не успела дочитать и взяла ноутбук с собой, – извинилась Надя, сидящая у костра на краю бетонной баржи. – А деньги не взяла, потому что не знаю что с ними делать. Разве что костер разжечь.

– Что еще скажешь? – спросил Арсений.

– Знаешь, не хочу тебя обидеть, но книга – полный отстой. У меня складывается такое впечатление, что автор никогда не был ни в Индии, ни в Тибете, ни даже в Санкт-Петербурге.

– Так и есть, – сказал Романов. – Но какое это имеет значение?

– Еще какое! Главное – точность и красота. Между прочим, в Индии по сто раз на дню слово «спасибо» только глухой не слышит. Все вокруг только и чирикают – «тэньк ю, тэньк ю». Вот так. Я еще координаты «Гаммаруса» проверю. Но не это главное.

– А что?

– То, что завтра появится Капитон. У тебя тебя большая проблема.

– Почему? – ситуация начинала раздражать.

– Ты кинул его, а он этого не прощает.

– Гляди, деньги в сумке, – Романов на всякий случай показал «фигуру».

– Сам гляди, это твой сон. Капитону нужна газета, а не то, что в нее завернуто. Бумага для растопки здесь на вес золота, понял? Деньги горят быстрее, хотя и красивее. Клади их в огонь.

Сам не зная по какой причине последовав глупому совету, Арсений бросил «фигуру» на багровые угли. В глаза ударил ослепительный свет. Потоки солнечных лучей барабанили по закрытым векам, быстро выпаривая из глаз остатки сновидения.

Оглушенный тепловым ударом, он поднялся, сбросил одежду и через миг забежал в море. Вдоволь наплававшись в теплой прозрачной воде и переодевшись в шорты и майку с изображением пляжной красотки и текстом «Wove you. Leed you. Nant you», Романов пошел на разведку. Босиком, потому что костяные тапочки Кузя купила на пять размеров меньше. То есть для себя.

Результатом обхода маяка стали найденное на берегу сухое дерево дикой маслины, идеально подходящее для костра, и выброшенные прибоем десяток мидий плюс три крупные раковины рапана. Безуспешно провозившись с разжиганием огня и истребив почти все спички, Романов догадался использовать для растопки газету, в которую была завернута «фигура» и с удовольствием позавтракал запеченными в панцирях моллюсками, запивая их остатками воды.

Теперь не было нужды выбирать направление: когда путь вперед совпадает с дорогой назад, прогулка вдвойне приятнее. Арсений шагал босиком по прибою, чувствуя прикосновение юных солнечных лучей к своим плечам, шелк песка под босыми ногами и смолистый воздух в легких. Разумеется, пейзаж был насыщен многообразием форм жизни: яркие птицы в небе, серая змея на песке и компания дельфинов в море – вот только несколько кадров из подаренного одинокому путнику райского видеоряда.

К тому моменту, когда Арсений узнал место своей высадки, он ничуть не устал. Дальше дорога повела через высокие луговые травы, потом сквозь сосновый лес и опять вывернула на морской берег. Наконец, впереди показалось человеческое жилище, оказавшееся единственным. Кроме окруженного камышовым забором белого домика, вокруг которого сушились многометровые рыбацкие сети, других строений не наблюдалось до самого горизонта. Перед крыльцом стоял тяжелый мотоцикл с коляской, следы от которого Арсений сегодня не раз видел на песке.

– Хозяин! – крикнул Романов сквозь камышовую калитку.

Во дворе не оказалось ни собаки, ни следов ее пребывания, и Арсений смело разлегся под развесистой грушей, на вершине которой дозревали золотые ароматные плоды. По всем описаниям, это и был дом Капитона, с которым нужно быть осторожным. Романов еще раз обошел домик вокруг и вернулся под грушу, не встретив ничего нового, кроме колодца с ледяной водой и грядки с огурцами.

К вечеру хозяин не появился, не было его и к завтраку, когда переночевавший в саду Арсений думал лишь об одном – что вместо костяных тапочек следовало взять в путешествие хотя бы спичечный коробок поваренной соли. Тем не менее, нагретые солнцем огурцы насытили привычный к голоду желудок, и Романов стал ждать дальше. Капитона не было еще два дня, и все это время Арсений питался огурцами и медовыми грушами. Фруктово-овощная диета стала понемногу надоедать, когда под стеной нашлось покинутое гнездо ласточки. Как известно, это блюдо является деликатесом, но для его приготовления требовался огонь, а спички закончились еще в первый день. Вечером третьего дня Арсений решил влезть в дом, чтобы позаимствовать соль и спички. Протестировав окна на предмет закрытости, он заметил открытую форточку, влез на подоконник и попытался дотянуться до щеколды.

– Помочь? – спросила из темноты приближающаяся фигура. Романов быстро спрыгнул с окна и приготовился к неприятностям.

– А, старый знакомый. Бутылку принес, или как? – старик в тельняшке держал под мышкой полутораметрового осетра.

– Ну, будем знакомы. Я Капитон.

Самое вкусное в жареной осетрине – длинный хрящеватый нос древней рыбы, хотя и прочие его части, покрывшиеся на углях янтарной корочкой и спрыснутые соком лимона, остаются непревзойденной закуской. Капитон наполовину разбавлял спирт водой из колодца, так что, прежде чем охмелеть и уснуть, Арсений успел поесть.

– Давай, что там у тебя, – сказал старик после ужина, заваривая душистый чай на травах. Романов порылся в сумке и выложил на стол стянутую множеством резинок пачку зеленых банкнот.

– Надо было завернуть. Газеты не нашлось? – недовольно спросил Капитон. – Сколько здесь?

– Семьдесят пять тысяч долларов.

– Передай своим, пусть ложатся на дно. Отпускаю их на четыре ветра. Сам что делаешь по жизни?

– Не решил еще, – осторожно ответил Арсений, с ужасом осознавая, что его с виду полноценная социальная позиция на самом деле не выдерживает никакой критики: ни работа с янтарным кубиком, ни надиктованная Иванычем повесть ценности перед лицом окружающей природы не имеют. С этой мыслью он и уснул под грушей, завернувшись в выданный спальный мешок.

Наутро его разбудил Капитон, гладко выбритый и одетый в приличный костюм.

– У тебя два варианта, – сказал он Романову за завтраком. – Либо остаешься здесь на хозяйстве, либо едешь со мной в Питер на собрание Совета акционеров.

– Я поеду с вами, – мгновенно решился Арсений. – Никогда не был в Питере. А что такое адские шахматы?

– Это когда людьми как шахматными фигурами пользуются, – объяснил Капитон. – Не советую.

Покупая билеты на поезд Калипсо-Санкт-Петербург, Романов удивился еще одному странному совпадению: в соответствии с паспортом, фамилия Капитона была Беспрозванный.

– И называй меня капитан, – сказал Капитон. – Мне так привычнее.