Текст книги "Хочешь выжить – стреляй первым"

Я пришел в пансионат к одиннадцати часам, так как утро воскресенья воспитанницы «Универсальной школы» проводили в церкви, где слушали проповедь, ставили свечи и превозносили свои детские молитвы к Богу, потом становясь в пары, чинно возвращались, переодевались, после чего их отпускали домой, в семью. Прозвенели удары гонга. Один, второй, третий – и большой дом наполнился звонким смехом, визгом, веселыми детскими криками. Луиза выбежала ко мне в толпе торопящихся воспитанниц, старавшихся не упустить ни одной минуты из их короткого отпуска, и как всегда бросилась мне на грудь, но сегодня в детском порыве было нечто, отличающее от обычного проявления детской радости при моем появлении. Я умел отличать подобные отклонения, как золото от бронзы, но мой опыт касался перепадов настроения взрослых женщин, но не маленьких девочек. Тут она не раз и не два ставила меня в тупик. Нет, не капризами, а своеобразными взглядами на мир, на людей, на меня. Вот и сейчас я чувствовал, что она расстроена, правда, пыталась скрыть это, но неловко, по-детски. Хотя она жила в пансионе уже почти два месяца, каждый раз мы уходили под градом любопытных взглядов и перешептывания за нашей спиной. Мужчина-опекун и девочка со шрамом на лице – кто эта странная парочка? Чтобы не давать еще больше поводов для досужих домыслов, я не стал ее расспрашивать, что случилось, прямо сейчас. Как только мы вышли, я по привычке посмотрел на небо, так как расписание наших воскресных прогулок во многом зависело от погоды. При хорошей погоде, как сегодня, мы старались проводить время на свежем воздухе, а где это лучше сделать, как не в центральном парке, изобилующем аллеями, фонтанами, статуями и возможностью для ребенка всласть побегать. Покосился на Луизу, но солнышко и свобода ее, похоже, сегодня не радовали. Подойдя к краю дороги, подозвал кэб, затем спросил ее:

– В кафе-кондитерскую?

Это было у нас своего рода традицией. Не поднимая глаз, она кивнула головой. Усевшись в экипаж, только я открыл рот, как глаза Луизы стали наполняться слезами. Она пыталась их сдержать, но это у нее плохо получалось, поэтому она просто закрыла лицо ладошками.

– Мы же друзья, Луиза. Ведь так?

Она быстро кивнула, не отрывая рук от лица.

– Расскажи, что у тебя случилось. Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что в моих силах.

С трудом сдерживая слезы, она сказала дрожащим голосом:

– Джек, почему люди бывают такими плохими?

– Гм… Ну, наверное, оттого, что их плохо воспитывали… родители. Не привили им… любовь к ближнему.

– Ты прав, но, как говорит мисс Картрайт, это касается бедных людей. Им нужно все дни напролет трудиться и времени на воспитание детей не хватает, поэтому их дети постоянно на улице, где перенимают плохие привычки взрослых.

Сейчас ее голосок не дрожал. Она четко и звонко произносила фразы, как хорошо заученный урок.

– Скажи мисс Картрайт, что она умная и хорошо тебя учит.

– Ты знаешь, Джек, она очень красивая. Она только вторую неделю у нас работает, а все девочки уже успели в нее влюбиться. У нее такая милая шляпка с букетиком синеньких незабудок! Прямо прелесть! А какая лента!..

Я слушал ее вполуха и тихо радовался мгновенно высохшим слезам, но, как оказалось, моя радость оказалась преждевременной.

– …но почему богатые девочки бывают такими злыми?

– Э-э… что за девочки?

– Сестры Моррисон. Агата и Паула. Они со вторника у нас появились и сразу начали меня дразнить, а теперь и другие девочки меня дразнят.

Ее глаза снова наполнились слезами. Я глубоко вздохнул. Ну, как тут можно помочь?

– Послушай, малышка, я обязательно поговорю с миссис Кролинг. Если не сегодня, то завтра обязательно.

– А это не будет выглядеть так, будто я жалуюсь на девочек?

«Черт! Конечно! Но что я еще могу сделать? Хотя нет, могу. Поговорить с их отцом».

– Слушай, а давай, я поговорю с их отцом? Как идея?

– Тебя даже на порог не пустят. Он очень богатый. Сестры хвастались, что них два выезда, а слуг не сосчитать. Еще у него много магазинов и… что-то еще. Уже и не помню.

После прогулки, проводив Луизу до парадной двери и поцеловав на прощание, я некоторое время стоял, задумавшись. Фамилию Моррисона я прекрасно знал, как и сеть «Универсальных магазинов Моррисона». Знал также, что он подвизается в политике и очень богатый человек, чье состояние превышает полмиллиона долларов. Девочка права, к такому человеку просто так не попадешь, а если и получится, то когда узнают, с чем пришел, просто укажут на дверь, и никакой моей крутости не хватит, чтобы сладить с таким богатым и влиятельным человеком. Это не Стаксель, «вор в законе», с которым можно было схватиться на равных, но что-то надо было делать, поэтому прямо с утра я поехал в «Универсальную школу» для разговора с миссис Кролинг. Как только она услышала, с чем я приехал, то пообещала, что поговорит с девочками, но при этом дала понять, что если ей придется выбирать между мной и Моррисоном, она предпочтет богача. Откланявшись, я вышел в коридор. С минуту стоял, думая о том, что мне следует предпринять дальше, затем пришла мысль повидаться с Луизой, но сразу исчезла, так как я вовремя вспомнил, что все утро до самого обеда отводится под занятия. Только я начал спускаться по широкой лестнице, как неожиданно услышал невнятный разговор, но, судя по резким голосам, он больше напоминал ссору мужчины и женщины. Неожиданно он резко оборвался, после чего послышался звонкий цокот женских каблучков.

Не успел я спуститься на несколько ступенек, как впереди затопали тяжелые мужские шаги. Сходя с последнего лестничного пролета, я еще успел зацепить краем глаза мужскую фигуру в проеме открытой двери. Это был высокий, подтянутый мужчина в отлично сшитом костюме. Я уже направился вслед за ним к выходу, как неожиданно обратил внимание, что на месте Анабель, женщины – швейцара, сидит другая женщина в обычной униформе служительниц школы – темно-синее платье и белый фартук с оборками. Густые темные волосы с проседью и морщинистое лицо говорили о том, что ей далеко за шестьдесят. Проходя мимо столика, я вежливо кивнул ей, а в ответ раздалось нечто невнятное. Думая, что она обращается ко мне, остановился, но уже в следующую секунду понял, что ошибся, женщина настолько глубоко погрузилась в себя, что, забывшись, произносила некоторые из своих мыслей вслух.

– Грязный мормон… Исчадие ада… Почему Господь так несправедлив? Моя бедная сестра… Славная девочка…

Поставив мысленно диагноз: «Старушка не дружит с головой», – я собрался уже уходить, как неожиданно наверху зашумели детские голоса. Служительница, очнувшись, неожиданно для себя вдруг обнаружила стоящего перед столиком мужчину. Ее лицо приняло виноватое выражение:

– Ради бога, сэр, извините меня. Я… я задумалась и не заметила вас. Вы что-то хотели спросить?

Теперь мне, в свою очередь, стало неловко, и я спросил первое, что пришло в голову:

– Кто этот мужчина, который недавно вышел?

По ее лицу скользнула гримаса гадливости:

– Моррисон, сэр. Это все, что вы хотели узнать, сэр?

«Моррисон. Это его она мормоном обозвала? Уже интересно. А если напрямую спросить?»

Только я открыл рот, как за моей спиной раздался быстрый топот женских каблуков и звонкий голос:

– Это мистер Дилэни, Марта. Он приходил к миссис Кролинг. Спасибо, что заменила меня.

Марта встала и, ни слова не говоря, скрылась в глубине коридора, а на ее место села дородная миссис Анабель. Пару раз, когда мне приходилось ждать Луизу, я разговаривал с ней, но после того как обнаружил, что она еще та болтушка, старался общаться с ней исключительно только двумя словами: «Здравствуй и прощай», но сейчас ее болтливость была мне на руку. Хватило одного вопроса, после чего ее длинный язык не нужно было подгонять.

Трагедия этой женщины была обычной для этой Америки, но для меня она показалась дикой. Семья Марты жила на Западе в районе Большого Соленого озера, пока там не появились мормоны. Размеренная жизнь фермеров была сломана в одно мгновение, после того, как они отказались присоединиться к секте. Сначала им было приказано убираться с родных мест, а когда отец Марты отказался это сделать, «ангелы-разрушители», так назывались военизированные отряды мормонов, напали на их дом. Ее отец, мать и брат погибли, а ее вместе с сестрой забрали, после чего насильно выдали замуж. Она прожила среди них два года, но после того, как ее первенец умер, решилась на побег со своей младшей сестрой. Когда погоня стала их настигать, они в страхе разбежались в разные стороны. Марте удалось убежать, но что произошло с сестрой, она не знает. Долго бродяжничала, работала прачкой, посудомойкой, кухаркой, пока не попала в Нью-Йорк и не устроилась на работу в школе. Узнав все это, я вежливо попрощался с женщиной.

«Моррисон – мормон. Что из этого? Даже если он убил отца или брата Марты, никакой суд не возьмется его осудить из-за давности лет. А жаль. Судя по всему, та еще сволочь. Даже если суд состоится, он наймет свору адвокатов и выкрутится, а затем смешает меня с дерьмом. Наверное, мне будет проще перевести Луизу в другой пансион, чем связываться с этим ублюдком».

Жизнь, несмотря на досадные мелочи, постепенно налаживалась. Случилась пара стычек с ирландцами, которые никак не могли успокоиться, но после того как мои рейнджеры устроили на них самую настоящую охоту по всем правилам партизанской войны, до них дошло, что связываться со мною лучше не стоит. Потом была кровавая разборка с шайкой приезжих воров, которые с ходу принялись за дело, не поинтересовавшись моей репутацией. Когда они поняли, в чем состояла их ошибка, было уже поздно. Две группы под руководством Тома Уилкса и Джима Харда, а также портовая команда Томми Паркера были отлично вышколены и хорошо делали свою работу. Все незаконные операции, имевшие место в порту, теперь находились под моим полным контролем. Это были большие деньги, но их нужно было делить с кучей народа, начиная от начальника порта и капитана полиции, в чьем ведении находился наш район, кончая долей, которая шла на банду и лично в карман Сержанту, но так как я контролировал все финансовые потоки лично, то себя тоже не забывал.

Я переселился в хороший район и жил теперь в трехкомнатной квартире с ванной. Обедал в лучших ресторанах города. Да, я достиг многого с того момента, когда вышел из тюремных ворот без цента в кармане, но до сих пор не считал, что это мой предел, к тому же меня не прельщала роль бандитского лейтенанта. Даже теперь, когда мы упрочили свое положение среди бандитских группировок и сами стали представлять реальную угрозу для своих соседей, я полагал, что не время почивать на лаврах, надо сливать криминал с бизнесом, наподобие будущей итальянской мафии. Несколько раз пытался заговорить с Сэмом на эту тему, но тот даже слышать не хотел ни о каких новшествах. Мне же подобное примитивное существование, основанное на тупом вышибании денег, уже стояло поперек горла.

Вместе с легендами о покорителях Запада в народе ходили чудесные истории о том, как простой человек из низов может стать невероятно богатым. Вся Америка того времени знала такие фамилии, как Астор, Вандербильт, Ротшильд. Как они начинали с нескольких долларов и благодаря своему уму, практичности и сметливости стали мультимиллионерами. Мне не приходилось знать их лично, так как не знал, сколько правды в этих историях, но зато хорошо видел, как растут состояния торговцев, имеющих конторы и офисы в кварталах, примыкающих к Южной улице, лежащей недалеко от порта. Мои попытки наладить с некоторыми из них партнерские отношения натыкались каждый раз на завуалированный отказ, как только они узнавали, кто я на самом деле, а навязывать себя силой мне было самому противно. Несмотря на подобные неудачи, я не прекращал попыток наладить свой бизнес, одновременно приглядываясь и изучая методы ведения торговли местных коммерсантов. Часть из них работала с постоянными партнерами и товаром, другие же работали на так называемом «перехвате», который состоял из следующих действий. К кораблю, только что пришедшему и ставшему на рейд, тут же неслись лодки с торговцами. Последующий разговор – торговлю на борту корабля – можно приблизительно изложить в таком диалоге.

– Сколько у вас стоит этот мешок с дерьмом? – интересовался торговец, едва перебравшись с лодки на борт судна.

– Какое же это дерьмо! – возмущался капитан торгового судна, пунцовея на глазах. – Это же английская шерсть самой пикантной выделки.

– Какой – такой выделки дерьмо? – кривясь в ухмылке, спрашивал торговец.

– А ну, иди отсюда! – начинал ему угрожать моряк, уже лиловый от злости.

– Возьму за… – предлагал сухопутный торговец. – Лучшей цены не найдешь, а то тут такие крутые бандиты в порту появились, что – ого-го!

Моряк старался не прислушиваться, но, будучи опытным человеком, знал, что доля правды в словах сухопутного торгаша есть.

– Да, еще и пошлину платить, – продолжал уговаривать торговец. – А тут – раз, два и дело в шляпе.

Такие случаи были не редкость, когда товар моряки продавали, не заходя в нью-йоркский порт.

Но в один прекрасный день все изменилось, когда ко мне в офис ввалился Сиплый в компании с одним из капитанов торгового судна. Оба были навеселе, а значит, довольны собой и жизнью, но как оказалось, спустя некоторое время, в отношении капитана, я поспешил с выводами.

– Джек, позволь тебе представить моего старинного друга, Генри Джеймса! Моряк, таких еще поискать надо! Только вчера стал на рейде. Работает на одну английскую торговую компанию.

Я уже собирался гнать их в шею, но как только услышал про торговую компанию, сразу передумал.

– Как насчет того, чтобы продолжить веселье?! – с этими словами я выставил на стол бутылку хорошего виски.

После короткого знакомства и изложения последних новостей капитан, в достаточной степени подогретый виски, стал сетовать на жадность местных торговцев. Держат цену, не дают купцам из других городов торговать наравне с ними. Ведь торговцу из Чикаго или Филадельфии товар можно было продать чуть дороже, а закупить у них – чуть дешевле. От этих «чуть» в речи капитана меня стал разбирать смех, потому что кому как не мне знать, что местные торговцы на каждом долларе имеют от сорока до шестидесяти центов прибыли. А капитан все продолжал жаловаться:

– У меня двоюродный брат живет в Чикаго. Очень богатый торговец. Имеет несколько магазинов и складов. Торгует оптом и в розницу. Он был бы рад работать с торговыми компаниями за океаном, но нью-йоркские крысы – торговцы заявили ему, что торговать он будет только через них и никак иначе. И по их расценкам. Ты скажи мне, Джек, где справедливость?!

– Почему бы твоему брату и тебе не начать работать со мной?

– А ты какую компанию представляешь, Джек?!

Я глянул на Сиплого, тот отрицательно качнул головой, дескать, не говорил, кто ты. Я посмотрел на пунцового от выпитого виски капитана и выдал ему напрямик:

– Я местный босс. Джон Непомнящий Родства.

До этого вольготно развалившийся в кресле капитан сразу подобрался и попытался сообразить, что может стоять за подобным предложением. В глазах торговцев и капитанов я был главарем портовой банды, вымогателем и убийцей, что никак не соответствовало имиджу честного торговца. Правда, делая предложение, я исходил из того, что этот капитан дружок Сиплого, а значит, нашего поля ягода.

– Э-э… Тут надо… подумать. Посоветоваться. Точно. Посоветоваться!

Реакция капитана меня не удивила. Я уже был готов приплюсовать эту попытку к своим остальным неудачам, как взревел обиженный Сиплый, видя недоверие старинного приятеля к своему боссу.

– Генри, морской бродяга, ты нам не веришь?!! Мне, который тебе жизнь спас!! Если так, ты мне не друг!!

Капитан несколько секунд смотрел на своего возмущенного товарища, после чего залихватски махнул рукой:

– Рискну, парни! Будь, что будет!

Торговый союз мы скрепили второй бутылкой виски. Как ни странно, с двоюродным братом капитана и двумя его партнерами по бизнесу, которые в это время находились в Нью-Йорке, мне удалось быстро найти общий язык, а когда они узнали об условиях, на которых предлагалось сотрудничество, то тут же были отброшены последние сомнения. При виде оживившихся и начавших уже подсчитывать свои барыши торговцев, я усмехнулся про себя, переиначив широко известный в будущем слоган: «Человеческая жадность – двигатель торговли».

Около четверти товара поставил я, остальной товар нашелся на складе его двоюродного братца, находившегося в Нью-Йорке, а еще через четыре дня корабль капитана Джеймса был загружен и отправлен в обратный путь. Эту сделку сочли удачной все, но больше всех радовался я: «Начало положено! А там посмотрим».

Глава 8

Мормоны – это члены секты под названием «Церковь Иисуса Христа святых наших дней», основанной Джозефом Смитом 6 апреля 1830 года в Ла-Фейетте (штат Нью-Йорк). Их вера основана на том, что после смерти Христа нечестивые люди преследовали апостолов и убили многих из них, после чего истинное учение по прошествии времени исказилось. После смерти основателя в 1844 году секта утвердила в качестве временно руководящего органа церковный Совет двенадцати апостолов, возглавлявшийся Брайямом Янгом. Согласно историческим документам, вследствие гонений на них, мормоны были изгнаны из штатов Среднего Запада (Миссури, а затем Иллинойса) и в 1846–1848 годах переселились в пустынные земли, ныне территория современного штата Юта, где основали город Солт-Лейк-Сити. Отличительными чертами секты от ряда других подобных организаций являлось многоженство и создание вооруженных формирований под названием «Ангелы-разрушители».

* * *

В толпе, среди торопящихся по своим делам людей, сновали юркие мальчишки с пачками газет, крича во все горло. Торговцы и торговки с тележками-лотками криками зазывали покупателей, расхваливая товар. Цокот копыт и стук колес, грохотавшие по булыжной мостовой, дополняли звуковую гамму большого города, а яркие краски, такие, как желтый шарабан или светло-зеленое пальто молодой женщины, в какой-то мере скрашивали сизый оттенок ползующих по небу осенних туч. Жизнь большого города шумела и бурлила по другую сторону стекла витрины итальянского ресторанчика, в котором я частенько завтракал. Мне нравилось следить за суматошной городской жизнью, не думая ни о чем. Уже позже, когда я сам выйду на улицу и начну думать о множестве дел, которые мне будет нужно переделать, мне будет не до пустого любопытства. Я неспешно ел, когда очередной раз прозвенел колокольчик у входной двери, оповещая о повом посетителе. Повернув на звук голову, я встретился глазами с вошедшим мужчиной, и настроение сразу испортилось. Увидев меня, тот сразу направился в мою сторону, но не успел остановиться у моего стола, как Карл, сидевший у двери, начал вставать. Жестом усадил телохранителя обратно, после чего кивком головы предложил сесть незваному гостю. Мы не стали здороваться, потому что оба презирали друг друга. В его глазах я был бандитом и рэкетиром, в моих – он был таким же, только одетым в полицейский мундир, впрочем, это не мешало нам оказывать друг другу услуги. Я вернулся к еде, а сержант крикнул, чуть повернув голову в сторону стойки:

– Кофе!

Пока ему несли кофе, я быстро доел свой завтрак и стал осторожно прихлебывать горячий чай. Одетый в темно-коричневый костюм из твида, с холеными усами и бакенбардами, сержант сейчас выглядел зажиточным торговцем или старшим клерком какой-нибудь юридической конторы, но никак не полицейским. Сержант Генри Маклин имел холодный ум и жестокое сердце, знал все темные закоулки человеческой души и все подлые уловки уголовного мира. Он считал, что стоит на страже закона, но при этом брать взятки не считал для себя позором. Очистить у пьяного мастерового карманы он не позволил бы себе никогда в жизни, зато выследить и прижать в темном переулке воришку после дела, а после заставить поделиться с ним добычей – это всегда пожалуйста.

Допив чай, я достал деньги, чтобы расплатиться, и только тут сержант соизволил открыть рот:

– Кофе здесь хорош, но я приехал не ради него, Джек. У меня к тебе разговор…

Я, молча, посмотрел на него.

– Почему ты не удивлен, парень? Сам Генри Маклин приехал к тебе через полгорода, потратившись на извозчика, а ты смотришь на меня…

– Доллара тебе хватит покрыть издержки, Маклин? – перебил я его. – А лучше, давай я тебе пятерку дам, чтобы ты от меня сразу отстал. Пойдет?

– Ты же знаешь, Джек, я меньше двадцатки зараз не беру, – некоторое время он пристально смотрел на меня, в ожидании, как я прореагирую на его слова, и только после затянувшейся паузы хитро усмехнулся. – Я всегда знал, что ты жмот, Дилэни. Знаешь, как трудно в наше время прожить на зарплату полицейского?

– Мне известно, что помимо своей зарплаты ты в месяц имеешь триста – четыреста долларов навара. А теперь переходи к делу!

– Ты что-то слишком много знаешь, Дилэни. У умников вроде тебя…

– Излагай дело, сержант, – резко перебил я Маклина.

– Ишь ты как! Излагай! Слова у тебя какие-то слишком правильные, Джек Дилэни. И фразы правильно строишь, словно университет закончил. Надеюсь, ты не на адвоката учился. Не люблю их. Для меня они, что коты помойные. Так же как и вы все, уголовный сброд! Всех вас давить!.. Гм! К делу, так к делу. Ты ведь знаешь, что от нашего двенадцатого округа собирается баллотироваться один тип по фамилии Ван Дайм. Кортленд Ван Дайм. В свое время он женился на Агнессе Баронталь, вдове крупного виноторговца. Оба подошли к браку, как деловые люди. Он дал ей имя, ввел в высший свет, она ему – деньги. За пять лет брака они обзавелись двумя детьми. Кажется, живите и радуйтесь, а Ван Дайму все неймется. Полез в политику. Дальше – больше. К политическому капиталу решил денежный прибавить и стал помощником олдермена. Работал в комиссии по недвижимости, при этом неплохо нагрел руки, торгуя городской землей и выдавая лицензии на строительство. – По его лицу скользнула презрительная усмешка, которую обычно Маклин приберегал для меня, а теперь он удостоил ею городского советника. Вообще-то, меня мало интересовали высокая политика и работа городских властей, хотя я знал, как и любой житель Нью-Йорка, что это была одна большая банда, жирующая на государственных деньгах.

«Олдермены? Интересно, чем они занимаются?»

– Чем занимаются олдермены?

– Гм. Чем занимается Палата Олдерменов? Выдает и отзывает лицензии на различные виды деятельности. Может разрешить или запретить строительство. С ними согласовывается прокладка транспортных линий. Короче, всем. Несмотря на то, что олдермены не получают ни цента жалованья, через их руки проходят очень большие деньги, немалая часть которых оседает в их карманах, вот почему членами палаты становятся люди, обладающие хорошими связями в верхах. Такие как Ван Дайм. Вернемся к нему.

– Минуточку. Это ведь он возглавил комиссию, расследовавшую воровство в порту?

– Он. Он! Ему это так понравилось, что он пошел еще дальше. Требует от Главного полицейского управления создания комиссии, которая будет расследовать коррупцию и противоправную деятельность в рядах полиции. Причем не такую, которая собирается от случая к случаю, а на постоянной основе, а нам это очень не нравится. Очевидно, он забыл основной жизненный принцип: «Хорошо живешь сам, так, не мешай жить другому».

«Кому это нам? – мне очень хотелось спросить его об этом, но не стал, потому что видел, что сержант и так сильно нервничает, причем не из-за моих подначек. – Впрочем, он может не знать. Его вполне могли в «слепую» использовать».

– Этого типа надо скомпрометировать, – продолжил Маклин. – Да так, чтобы его в ближайшие десять лет не в одну комиссию не взяли.

– Гм… Почему я?

– У тебя, в отличие от большинства уголовников, есть немного мозгов.

Никак не отреагировав на сомнительный комплимент, я спросил:

– Как ты представляешь это себе, Маклин?

– Джек, мне нужен результат, а какой ты способ выберешь, решать тебе. Срок – месяц. Но хочу сразу предупредить: хоть малейший слушок пройдет о нашем разговоре – сильно пожалеешь. Ты меня знаешь, Джек, я свои слова на ветер не бросаю!

– Насчет угроз понял, а что я получу в качестве награды?

– Наше хорошее отношение, – это было сказано с наглой усмешкой и такой уверенностью в своем всесилии, что меня внутри всего передернуло.

«Отделать бы тебя урод, да так, чтобы ты на карачках полз до своего участка!»

– Вот даже как. Хорошо, Маклин, посмотрю, что тут можно сделать, – сказав, я встал и пошел к выходу.

Удивление, написанное на лице полицейского, было настолько явным, что не трудно было догадаться, не так он рассчитывал закончить этот разговор.

Из ресторана я поехал к Сержанту, а Карла послал за Бухгалтером. Пронырливый ум старого еврея частенько подмечал то, что ускользало от моего внимания. Сэм не любил слушать советов от посторонних лиц, кроме нескольких человек, которых числил в ближайших помощниках, но для Каца делал исключение, правда, только в редких случаях. Дождавшись Бухгалтера, я изложил им обоим суть задания, которое возложил на меня Маклин. Озадачив обоих, я подумал, что политик типа Ван Дайма очень даже пригодился бы в нашем хозяйстве. Ведь то, что политические партии тесно связаны с уголовным миром Нью-Йорка, ни для кого не было секретом. Бандиты обеспечивали политиков избирателями, громили избирательные пункты конкурентов, выполняли специальные заказы по запугиванию и устранению неугодных лиц. В свою очередь главари через политиков имели возможность влиять на приговоры, натравливать полицию или городские власти на конкурентов, поэтому я был не прочь обзавестись своим карманным политиком и не столько для решения насущных вопросов, сколько для поднятия и развития своего бизнеса. Найдя для себя в хитросплетениях людей и больших денег определенный интерес, я временами даже стал думать, что крупный бизнес чем-то напоминает мне мою прежнюю работу. По крайней мере, адреналина в крови мне и здесь хватало. К тому же бизнес в этом веке не требовал высшего экономического образования, сложных банковских операций, консультантов и экспертов по экономике, маркетингу и рекламе, валютных и сырьевых бирж. Правда, все это существовало, но еще в таком зачаточном состоянии, что мне самому нетрудно было вести дела торговой компании, имея пару специалистов, определенный капитал и поддержку городских властей. Хотя ни необходимого капитала, ни хорошей поддержки у меня пока не было, зато была идея. Она сформировалась у меня в голове, когда я случайно зашел в один из низкопробных баров, которых было множество в районе порта. Там продавали такую сивуху, что становилось дурно только от одного ее запаха. Если народ пьет даже такое, подумал я, то почему не наладить производство дешевого виски, тем более что мы контролировали большой кусок города, где с избытком хватало баров и ресторанов.

– Джек, я не знаю, что за человек Ван Дайм. Слышал только, что язык у него хорошо подвешен и связи есть, но я наведу о нем справки, – только я открыл рот, чтобы предупредить его об осторожности, как Сержант предупреждающе закивал головой. – Да знаю я, знаю. Очень осторожно. Бухгалтер, а ты что скажешь?

– Что тут скажешь? Политика – дело тонкое. И политики – тоже. Ван Дайма я видел в порту. Одет по последней парижской моде! Чтоб я так жил! Так нет же, как еврей, так обязательно бедный! К тому же от него пахнет, как от двух дамских парикмахерских вместе! Неспроста это! Не сомневаюсь, что девочки к нему так и льнут.

Поняв, к чему он клонит, сказал:

– Хорошо. Проверим его любовные связи. Больше ни у кого предложений нет?

– Джек, посади на хвост Дайму пару своих проныр, а там видно будет, – подвел итог Сержант. – С этим все или еще что?

– Не все, – сердито буркнул я, недовольный торопливостью Сержанта. – Непонятно, почему начальник двенадцатого участка, капитан полиции Майкл Баррет так заинтересован в этом деле?

– Почему? Интересный вопрос, – Кац почесал свой крючковатый нос, затем поглубже задвинул пенсне на переносицу. – Могу только предположить, что здесь замешана политика. Вы смотрите на меня и думаете: почему старый еврей вспомнил о политике? Так я вам скажу! От нашего округа помимо Ван Дайма собирается баллотироваться Томас Моррисон! Ему тоже хочется запустить руки по локоть в государственную казну, набить карманы золотом от продажи лицензий, дотаций и привилегий! Как я их понимаю! Почему одним все, а другим ничего! Каждый день спрашиваю Господа, а почему не я?! За что, Господи, мне на старости лет приходится унижаться каждый день из-за нескольких долларов?! Почему я всего лишь старый, больной еврей, а не…

– Хватит! Десять раз на день одно и то же! – прервал я его затянувшийся монолог. – Ты мне лучше скажи: Моррисон – это «Универсальные магазины Моррисона»?

Кац, нахмурившись, молчал, всем своим видом демонстрируя, что обиделся. И очень сильно.

– Ну! – подтолкнул его Сержант.

Кац недовольно пожевал губами и только потом недовольно буркнул:

– Он.

– Значит, Моррисон при помощи капитана решил убрать конкурента. Правильно, зачем тратить деньги на предвыборную борьбу, если можно убрать его таким способом! Умно, ничего не скажешь! – искренне восхитился Сержант.

Я уже переставал удивляться наглым аферам и махинациям, являвшимся естественными для этого века, но то, что этими жуликами восхищаются и ставят их в пример, как умных и изворотливых людей, никак не мог понять.

– Если это тот Моррисон, то, возможно, у меня кое-что на него есть, – сказал я, после чего рассказал о Марте и ее пока непонятной связи с Моррисоном.

– Мормон, да еще убийца, – с довольным видом заявил Кац, потирая сухонькие ладошки. – Это же какой процесс может быть! Бедная женщина против богатого мормона-убийцы! Обыватели Нью-Йорка будут в восторге! Под это дело нам еще будут нужны журналисты и хороший обвинитель с длинным языком. Процесс Моррисон, конечно, выиграет, а вот выборы проиграет!

Сержант опрокинул в себя стаканчик виски, сморщился, после чего сказал:

– Это же какая куча денег будет выброшена на ветер. И ради чего, Бухгалтер?

– Ой! Не могу поверить! Вы это меня спрашиваете? То мне рот затыкают… – но наткнувшись на мой взгляд, поспешил сменить тему. – Хоть я и не царь Соломон, но скажу вам умную мысль! Когда Моррисон станет пустым местом, капитану Баррету не будет смысла давить на мистера Дилэни. Это одно. Второе. Мы можем поставить это себе в заслугу перед Ван Даймом, а если при этом поймаем его на каком-нибудь неблаговидном деле, то я так думаю, он нам будем весьма благодарен. Это я вам говорю, Лазарь Кац!

– Держи карман шире! – сразу вступил с ним в спор Сержант. – Эти господа, как я сумел убедиться, работают с кем-то, только когда им выгодно, а начнешь на них давить, на тебя сразу обрушатся полиция, газеты, различные комиссии. Вы уж мне поверьте! Хотя мы представляем определенную силу в городе…