Текст книги "Наследство Лэндоверов"

– Меня она устраивает.

– В таком случае, едем. Со стороны Гвенни очень мило пригласить нас вот так, по-семейному.

Подъезжая к Лэндовер Холлу, я вся трепетала от волнения – ничего не могла с собой поделать. Он выглядел очень величественным, и я вспомнила, как увидела его в первый раз. Внушительное, похожее на крепость здание с толстыми каменными стенами и зубчатой башней. Я понимала потомков людей, построивших его и владевших им в течение многих поколений, их готовность пойти на любые жертвы, чтобы сохранить его. Может быть, в поведении Поля не было ничего противоестественного?

Мы проехали под аркой во двор. Подбежал конюх и помог выйти из двуколки. Отворилась обитая гвоздями дверь, и на пороге Появилась горничная.

– Извольте войти, мисс Трессидор, – пригласила она. – Миссис Лзндовер ждет вас.

– Благодарю, – ответила кузина Мэри.

– Я отведу экипаж в конюшню, – сказал конюх.

– Благодарю вас, Джим.

Мы вошли в холл. Воспоминания нахлынули на меня. Когда наши шаги застучали по каменным плитам пола, я не удержалась и бросила взгляд на галерею менестрелей. Перила на ней, по-видимому, заменили. Я посмотрела на камин, на генеалогическое древо над ним. Находясь внутри дома, было еще легче понять, каким требовательным может стать этот дом, как он сливается с жизнью своих обитателей, становится для них важнее всего на свете.

Я уже старалась оправдать Поля… Мы поднялись по лестнице вслед за горничной, сообщившей, что миссис Лэндовер ждет нас в гостиной.

Девушка постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь. В этой комнате, просторной и очень высокой, я раньше не была. Зарешеченные окна пропускали мало света. Я заметила гобелены на стенах и портрет одного из предков Лэндоверов над камином.

Гвенни шла к нам навстречу.

– Рада вас видеть, – сказала она, как мне показалось, вполне искренне. – Взяв мою руку, она окинула меня внимательным взглядом и с одобрением добавила: – Вы просто великолепны.

Я почувствовала смущение. Кузина Мэри объяснила мне позже, что в словаре Гвенни под словом «великолепный» не обязательно подразумевается великолепие в прямом значении. Ее фраза могла просто означать: «Вы очень мило выглядите».

– С моим мужем вы знакомы.

Поль вышел вперед и пожал мне руку.

– Как приятно снова вас видеть. Надеюсь, вы совсем оправились после того падения в горах.

– Поль рассказывал нам об этом, – снова заговорила Гвенни. – Я побранила его. Ведь он должен был присматривать за вами, правда? Мисс Трессидор попросила его разыскать вас, потому что она беспокоилась.

– Это произошло исключительно по моей вине, – возразила я. – Ваш муж ненамного опередил меня, и мы двигались буквально черепашьим шагом. Просто я была невнимательна. Это недопустимо, когда сидишь на лошади.

– О, уж это-то я знаю. Ведь мне пришлось научиться ездить верхом, верно, Поль? – Он кивнул. – И я одолела эту науку, ведь так? На это потребовалось некоторое время. Однако я подумала: «Уж если я должна жить в деревне, то нужно иметь возможность передвигаться без особых хлопот». Но перед этим я болела. Это было еще до моего замужества… Я упала и сильно разбилась.

– О да, – заметила я. – Я слышала об этом.

– Ох, – вздрогнув, продолжала она. – Знаете, я не могу войти в этот холл без того, чтобы не поглядеть наверх и не задать себе – в который раз! – все тот же вопрос…

– Вы испытали, должно быть, сильное потрясение.

– А вот еще кое-кто, с кем вы знакомы.

Подошел Яго. Он значительно вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз. Мне никогда не приходилось видеть более красивого мужчину. Он был высокий, скорее худощавый, с походкой несколько разболтанной. Нельзя сказать, впрочем, что его черты отличались совершенством. Губы у него были полные и чувственные – казалось, они умели только улыбаться, а глаза с тяжелыми темными веками так и сияли, будто созерцание мира забавляло его; густые темные волосы напоминали волосы Поля. Братья вообще были очень похожи и в то же время резко отличались друг от друга. Поль выглядел даже слишком серьезным, а Яго, наоборот, абсолютно беззаботным. Он производил впечатление человека, полностью отдающегося радостям жизни.

– Вы Яго, – сказала я.

– А вы Кэролайн, – откликнулся он.

Отбросив правила хорошего тона, он крепко обнял меня.

– Какой восхитительный… я хотел было сказать сюрприз… но слухи о вашем приезде уже дошли до нас… поэтому я лучше скажу: как я рад увидеться с вами, Кэролайн. Можете себе представить, с каким волнением я ждал нашей встречи. Добро пожаловать в Корнуолл! А вы повзрослели. – Он взглянул на мою прическу и поднял брови. – Но остались той же зеленоглазой сиреной. Я бы не перенес, если бы вы изменились.

– Значит, все уже встречались, – улыбнулась Гвенни. – Даже я однажды виделась с мисс Кэролайн. Помните? В том трактире, где мы остановились с папой. Вы вошли вдвоем и попытались сбить нас с толку. Вы говорили, что дом ужасный… на грани полного разрушения.

– Нам не хотелось скрывать от вас правду, дорогая Гвенни, – заявил Яго.

– Вы задумали тогда какую-то проделку… Как обычно.

– Что за день это был, – стал вспоминать Яго. – Мы встретились на болотах. С лошадью Кэролайн случилась беда, и нам пришлось обратиться к кузнецу… Конечно, в ближайшее время основной темой наших разговоров будут воспоминания.

– А для меня очевидно, – заметила я, – что жизнь вас вполне удовлетворяет.

– Не находить в жизни радости – большая ошибка, – парировал он.

– Не всегда легко радоваться тому, что не радует, – вставил Поль.

– Все зависит от подхода, – уточнил Яго.

– А по-моему, твое суждение слишком поверхностно, – заявил Поль.

– Не пойти ли нам обедать? – предложила Гвенни.

Она взяла меня под руку.

– Я ведь вам объяснила, – сказала она доверительным шепотом, – что сегодня у нас все совершенно неофициально. Никого, кроме своих. Время от времени, однако, мы устраиваем приемы по всем правилам. Мне нравится возвращаться к старым временам, воскрешать былую славу Лэндоверов. Полю и Яго это тоже по душе.

– Да, я целиком и полностью стою за славу Лэндоверов, как вы говорите, любезная невестка моей души, – шутливо поддержал ее Яго.

– Сегодня мы не будем обедать в столовой, – продолжала Гвенни. – Там мы были бы слишком далеко друг от друга. Мы пользуемся ею, когда у нас гости, а обычно обедаем в небольшой, примыкающей к ней комнате.

– Но сегодня у нас как раз самые дорогие гости, – запротестовал Яго.

– Я хочу сказать, что мы ближайшие соседи, – оправдывалась Гвенни.

– И это нам очень приятно, – вставила кузина Мэри.

– Конечно, мы даем и большие званые обеды, – объяснила Гвенни. – Иногда народу бывает столько, что мы пользуемся старым пиршественным залом. Приходится ведь держаться на должном уровне, не правда ли? Согласитесь, нам не следует забывать о своем положении в Дьючи.

Я посмотрела на Поля. Он раздраженно кусал губы.

Яго, казалось, забавлялся.

Гвенни провела нас через столовую в комнату меньших размеров, и я поняла, что она имела в виду. За большим столом мы затерялись бы, там трудно было бы поддерживать разговор. Столовая была великолепная: с высоким потолком и гобеленами на стенах, а вторая комната показалась мне по-своему очаровательной и необыкновенно уютной. Единственное небольшое окно выходило во двор. Стол был накрыт на пять персон, в центре стоял канделябр, но свечи не были еще зажжены. На потолке было изображено царство Нептуна в нежных пастельных тонах.

– Какая прелестная комната, – воскликнула я.

– Вы прекрасно ее восстановили, – отметила кузина Мэри.

– Да, потолок обошелся мне в немалую сумму, – сообщила Гвенни. – Там нельзя было ничего разобрать. Эта комната, как и все остальное, была страшно запущена. Я выписала сюда художника, ему пришлось сначала расчистить, а потом восстановить живопись. Можете мне поверить, этот дом влетел в хорошую монету.

– Милая Гвенни! – пробормотал Яго. – Она была так щедра со своими монетами. Я лично никогда не интересовался тем, хорошие они или нет. Для меня любые достаточно хороши.

– Ему нравится дразнить меня, – конфиденциально объяснила мне Гвенни.

– Милейшая Гвенни, – продолжал Яго. – Никто другой не мог бы так гордиться этим старым домом. Она гораздо больше Лэндовер, чем мы с Полем. Разве я не прав, дражайшая невестка?

– Когда женщина выходит замуж, семья ее мужа становится ее семьей! – сентенциозно провозгласила Гвен-ни.

– Звучит, как в молитвеннике, – сказал Яго, – но я знаю нашу разумницу и готов поклясться, что она придумала это сама.

Гвенни крепко сжала губы. Я подумала, какие напряженные отношения между тремя членами этой семьи. Мысль, что ее деньги спасли их, была ненавистна как Яго, так и Полю. Следовало подумать об этом раньше, чем брать их, сказала я про себя.

С улыбкой Гвенни указала кузине Мэри и мне наши места. Поль сидел на одном конце стола, она – на другом. Меня посадили справа от Поля, между ним и Яго. Кузина Мэри сидела против нас.

Во время обеда кузина Мэри разговаривала с Полем об управлении поместьем. Я внимательно их слушала и иногда вставляла словечко-другое. Я уже немного разбиралась в этих делах, и они продолжали меня интересовать. Мне приходилось делать отчаянные усилия, чтобы отвлечь свои мысли от недавних неприятных открытий.

Яго наклонился ко мне и сказал вполголоса:

– Нам с вами много придется наверстывать. Весть о вашем приезде взбудоражила меня. Я ведь был в полном отчаянии, когда вас тогда увезли. Это случилось неожиданно, не так ли?

– О да. Мне ужасно не хотелось уезжать.

– Мы так подружились за то короткое время, что вы провели здесь. Как весело нам было вместе! Надеюсь, так будет и впредь. – Теперь вы, должно быть, очень заняты, а я знакомлюсь понемногу с ведением хозяйства в поместье Трессидор. Это очень интересно.

– Я никогда не позволяю делам отвлекать меня от удовольствий.

Поль услышал это замечание и сказал:

– Позвольте вас заверить, что в этом случае, по крайней мере Яго высказался вполне искренне.

– Видите, как они со мной обращаются, – пожаловался Яго, поднимая глаза к потолку.

– С тобой обращаются лучше, чем ты того заслуживаешь, – заявила Гвенни.

– Тш-ш! Кэролайн подумает, что я никудышный человечишко.

– Она, вероятно, и так это знает, – предположила Гвенни. – А если нет, то скоро узнает.

– Вы не должны и наполовину верить тому, что они говорят обо мне, – попросил Яго.

– Я всегда сама составляю свое мнение, – успокоила его я. – Не забывайте при этом, что слухи бывают ложны.

– Однако самые убедительные слухи, как известно, – заметил Поль, – обычно основаны на правде.

– Оракул произнес свой приговор, – съязвил Яго. – Надеюсь, Кэролайн будет судить обо мне с высоты собственного опыта.

– Я всегда считала, что нужно прямо высказывать то, что думаешь, – вмешалась Гвенни. – Никаких хождений вокруг да около. Некоторые люди готовы придумать все, что угодно, только бы избежать слов, которые могут показаться невежливыми. Папа называл это коварством южан.

– По сравнению с неподкупной прямотой северян, – одхватил Поль.

– В защиту прямоты многое можно сказать, – настаивала Гвенни.

– За исключением того, что иногда она бывает неприятной, – напомнила я.

– Часто случается, – заметил Поль, – что люди, твердившие о намеренные говорить правду в глаза, как бы неприятна она ни была, не слишком довольны, когда другие так откровенны с ними.

– Я лично предпочитаю приятную ложь, – высказался Яго. – По-моему, это наилучший способ для того, чтобы люди ладили между собой.

Разговор обострялся. Кузина Мэри посмотрела на меня и заговорила о картинах, висевших в доме.

– Раньше здесь было такое прекрасное собрание, – сказала она.

К сожалению, эти слова послужили для Гвенни новым сигналом для перехода к своей любимой теме.

– Все они были в ужасающем состоянии, – заговорила она. – От них скоро ничего бы не осталось, если бы мы с папой не пригласили того художника, чтобы привести их в порядок. Боже мой, сколько в этом доме пришлось изменить!

– Просто чудо! – подтвердил Яго. – Мы поняли, наконец, значение этого слова с тех пор, как Гвенни взяла нас в свои руки.

Я поспешила задать какой-то вопрос, относительно того, как решаются отдельные проблемы в Лэндовер Холле и Трессидор Мэноре. Поль подробно ответил мне, а кузина Мэри горячо присоединилась к разговору. Яго занимался поместьем вместе с братом. Он тоже вставил одно-два отрывочных замечания, но в основном старался вовлечь меня в отдельный диалог. Я не стала поощрять его попытки – мне хотелось слышать, о чем говорят Поль и кузина Мэри. Гвенни это тоже, видимо, интересовало.

Она, безусловно, производила впечатление деловой женщины.

Мои чувства колебались между смятением и ликованием. Мне то хотелось встать и немедленно уйти, то не двигаться с места. Я старалась определить свое отношение к Полю. Мне казалось, что оно не может больше вызывать сомнений после того, как я узнала о его женитьбе по расчету, женитьбе, подобной поступку Джереми Брендона, наполнившему мое сердце горечью. Однако, помимо моей воли, Поль вызывал у меня жалость. Я уже поняла, что жизнь с Гвенни была для него мучительна, он дорого заплатил за возвращение своего дома. Может быть, он надеялся на простую сделку, но все сложилось по-иному.

После обеда Гвенни, видимо, твердо решившая соблюдать все условности, предложила отвести дам в гостиную, предоставив мужчинам допивать портвейн. «Какой абсурд! – подумала я. – Что могут сказать друг другу Поль и Яго, оставшись вдвоем за обеденным столом?»

В гостиной кузина Мэри с восхищением отметила, как замечательно восстановлен лепной потолок. Гвенни тут же поторопилась снова сесть на своего конька.

– Вы представить себе не можете, какую работу нам пришлось провести в этом доме! Но я твердо намеревалась сделать все как следует. Папа тоже. Стоило это гораздо больше, чем он предполагал вначале. Я часто спрашивала себя, согласился бы он на покупку Лэндовер Холла, если бы сразу понял, во что обойдется приведение его в порядок. Когда начинается ремонт такого дома, открытия следуют одно за другим.

– Но теперь все уже, вероятно, закончено? – спросила я.

– Все время обнаруживаются новые проблемы. Я как-нибудь доберусь и до чердачных помещений. Одна комната в конце длинной галереи возбуждает мой интерес. Мне кажется, за ее стенами что-то находится.

– Может быть, убежище, где скрывался священник, или что-нибудь в этом роде? – предположила я. – Лэндоверы, если не ошибаюсь, были одно время католиками.

– Лэндоверы способны быть кем угодно, если это для них выгодно, – сказала Гвенни тоном, выражающим одновременно презрение и восхищение.

– Насколько мне известно, они проделали путь от роялистов до пуритан, а потам обратно, – сообщила кузина Мэри. – Но дом им удалось сохранить.

– О, Лэндоверы многое сделали бы для сохранения дома, – заметила Гвенни.

В ее голосе звучало не то торжество, не то горечь, – я так и не поняла. Наш разговор снова все возвращался к неприятной теме.

– Вот что мы сделаем, – продолжала она. – Я покажу вам эту комнату – мне интересно ваше мнение. Вы всю жизнь прожили в Трессидор Мэноре, мисс Трессидор, и должны разбираться в старых домах.

– Я действительно многое знаю о Трессидоре, но дома все разные.

– Пойдем и посмотрим.

– Мужчины не будут недоумевать, куда вы девались?

– Я думаю, они догадаются. Они знают, что в настоящий момент я собираюсь ею заняться. Это в конце длинной галереи. Пойдем.

Взяв зажженную свечу, она предложила нам следовать за собой. Потом повернулась ко мне:

– Можно я буду называть вас Кэролайн? Мы почти одного возраста. А присутствие двух мисс Трессидор немного усложняет беседу.

– Прошу вас.

– А я Гвен, хотя все называют меня Гвенни… Это с папы пошло. Он говорил, что Гвен слишком пышно для маленькой девочки. А тем более Гвендолин – ведь это мое полное имя.

– Хорошо, Гвенни, – согласилась я. – Мне очень любопытно посмотреть на эту комнату. А вам, кузина Мэри?

Кузина Мэри сказала, что ей тоже, и мы вышли из гостиной.

– Детская находится на верхнем этаже, под чердачными помещениями. Джулиан сейчас крепко спит, иначе я показала бы вам его. Он такой милый.

– Ему уже исполнилось два года? – спросила я.

– Почти. Он родился через год после нашей свадьбы. Знаете что, если хотите, заглянем к нему на минутку.

Мы поднялись наверх, и Гвенни открыла дверь в одну из комнат. Там было темно, только ночник слабо светил ся. Какая-то женщина встала со стула.

– Все в порядке, няня, – прошептала Гвенни. – Я привела этих дам, чтобы показать им Джулиана.

Женщина отступила в сторону и поклонилась. Гвенни высоко подняла свечу, и ее пламя осветило спящего ре бенка.

Это был красивый мальчик с густыми темными волосами. Я залюбовалась им и почувствовала, как в мое сердце закрадывается зависть.

– Как он хорош, – еле шепнула я.

Гвенни кивнула. Она, видимо, гордилась ребенком так же, как восстановленными потолками и другими улучшениями в Лэндовере.

Поль не любит ее, подумала я. Это очевидно. Она для него постоянный источник раздражения. Но у нее есть этот чудесный ребенок. Я не завидовала ей, пока не увидела его.

Она повела нас к двери.

– Не смогла устоять, – призналась она, – уж очень хотелось показать вам его. Ведь он так мил, вы не находите?

– Чудный мальчик, – кивнула кузина Мэри.

А я только кивнула, от души согласившись с ней.

– Пойдемте теперь дальше, я покажу вам ту комнату.

Мы спустились на один пролет.

– Это здесь, – сказала Гвенни, открывая дверь. – Нужно зажечь еще свечу, здесь слишком темно. Я всегда оставляю в этой комнате много свечей. Дело в том, что я боюсь темноты. Так странно. Ничего другого я не боюсь. Меня пугает только сверхъестественное, это у меня с раннего детства. Мне кажется, например, что в таком доме, как этот, могут водиться привидения. Вы не думаете? Сама не понимаю, почему я так полюбила его. – Она обернулась ко мне, в ее глазах отражалось пламя свечи. – Ведь я не похожа на женщину, склонную к фантазиям, верно? – Я покачала головой. – Так вот, иногда у меня возникает нелепая мысль, что на этой галерее живут привидения, которые привели меня сюда, чтобы я вдохнула в дом новую жизнь.

– Если это так, то они действовали очень странно, – трезво заметила кузина Мэри. – Разве для этого необходимо было так напугать вас, чтобы вы свалились с лестницы и разбились?

– Да… Но до того я думала, что папа против покупки этого поместья. Он говорил, что работы здесь непочатый край. Ему понравилось бы жить здесь, но в окрестностях были и другие дома, и они не так нуждались в ремонте. Однако, когда я упала и так сильно разбилась, что меня нельзя было перевозить, папа тоже остался здесь со мной… Вот тогда дом и начал… не знаю, как бы это выразить…

Я помогла ей:

– Плести паутину вокруг вас.

– Именно так. Он совсем опутал папу. А потом ему пришла в голову эта идея относительно Поля и меня… Она должна была всех устроить… Папа всегда больше заботился о моем будущем, чем о себе самом. Его планы относительно покупки поместья оказались в конце концов оправданными… за исключением того,, что он не мог быть настоящим помещиком. Однако для роли помещичьего тестя он вполне подходил.

– Итак, у этой истории, как у сказки, оказался счастливый конец, – с иронией заметила я, но Гвенни, кажется, не обратила внимания на мой тон.

– Да, пришлось все налаживать, – произнесла она как-то грустно, – а жизнь никогда не бывает такой, как ожидаешь. Вот посмотрите. – Она осветила стену. В ком нате стояли шкаф и письменный стол, больше почти ни чего. – Не думаю, чтобы этой комнатой когда-нибудь пользовались, – продолжала она. – Шкаф по моему указанию передвинули. Раньше он был там. Видите, цвет стены в этом месте слегка отличается даже при слабом освещении. – Она постучала по стене. – Слышите, какой гулкий звук, будто там пусто?

– Да, – согласилась кузина Мэри, – возможно, за стеной что-то есть.

– Я поручу рабочим заняться этим.

За нами послышался шорох. Чей-то голос прогудел: «У-у-у», заставив нас вздрогнуть. Мы увидели усмехающегося Яго, а за ним Поля.

– Я сказал Полю, – заговорил Яго, – что вы пошли знакомиться с последним открытием Гвенни.

Подойдя к стене, Яго постучал по ней.

– Есть там кто-нибудь? – спросил он. Потом обернулся к Гвенни: – Дорогая невестушка, я ведь просто шучу. Есть только одно, перед чем пасует эта неукротимая северная душа: привидения. Да разве хоть одно из них решилось бы причинить вред человеку, спасшему их жилище от неминуемого разрушения?

За его добродушным подшучиванием угадывалась известная доля враждебности. Я подумала: братья сердятся на Гвенни, а она никогда не упускает случая напомнить им, чем они ей обязаны. В этом доме царит ненависть, а не просто напряжение.

– Скоро узнаем, что за этой стеной, – заявил Поль.

– Никто не интересовался этим раньше? – спросила я.

– Никто.

– Пока не появилась Гвенни, – добавил Яго.

– Во всяком случае, сегодня здесь не на что смотреть, – заключил Поль.

Мы вышли на галерею. Кузина Мэри – она шла с Полем впереди – рассказывала о подобном случае в Трессидор Мэноре.

– Там тогда разрушили стену, – говорила она. – О, это было давным-давно… во времена моего дедушки. За стеной оказался просто встроенный шкаф.

Гвенни присоединилась к ним и стала оживленно расспрашивать.

– Я мало об этом знаю, – сказала кузина Мэри, – помню только то, что слышала. Но, конечно, я видела то место.

Я остановилась у одного портрета: мне показалось, что это Поль.

– Наш отец в молодости, – пояснил Яго.

– Ваш брат очень похож на него.

– О да. Портрет написан до начала его беспутной жиз-ни. Будем надеяться, что Поль не пойдет по этому пути. Правда, это не вызывает особых опасений… или – если стать на другую точку зрения – надежд.

– По-моему, это вряд ли возможно.

Все уже ушли с галереи.

– Его могут на это толкнуть.

– То есть?

– Разве вы не заметили, как обстоят дела в нашем доме? Но это неважно… Я хочу показать вам вид, который открывается с одной из башен. Нужно пройти вот здесь.

– Остальные не будут знать, куда мы девались…

– Им полезно поупражнять свои мозги.

– Не очень-то вы изменились, Яго.

– Мальчик – отец мужчины, как сказал мудрец. Не знаете, кто именно? А должны бы знать. С вашим-то французским образованием!..

– А это вам откуда известно?

– Мисс Трессидор весьма гордится своей юной родственницей. Она много о вас рассказывала. – Как приятно, что наши семьи теперь дружны.

Я позволила ему увести себя с галереи. Потом мы поднялись по винтовой лестнице, причем он предупредил меня, чтобы я не выпускала из рук веревочных перил.

Мы вышли на площадку бани. Я стояла, вдыхая прохладный воздух. При слабом свете луны был виден парапет, бойницы, а дальше парк и темная полоса леса.

– Как красиво! – воскликнула я. – Можете вы себе представить, как Гвенни приводит сюда моего брата и говорит ему: «Продай мне свою душу, и все это будет принадлежать тебе»?

– Нет, не могу.

– Конечно, нет. Это выглядело, должно быть, как обычная деловая операция. Я так и вижу «папу» – он стучит по столу и предлагает: «У вас есть дом, происхождение и родственные связи. У меня – деньжата. Возьмите мою дочь, и я спасу ваш дом».

– Вас это возмущает, не правда ли?

– Умеренно. Ведь не мне пришлось жениться на Гвенни.

– За что вы так не любите ее?

– За то, что мне хотелось бы не любить ее еще сильнее. А более точно: я в самом деле не люблю ее, хотя и знаю, что не должен. Не такая уж она плохая, наша Гвенни. Если бы только она хоть иногда забывала о своем богатстве, а мой брат был менее горд. Тогда этот брак мог бы оказаться более удачным.

– Браки по расчету должны, по крайней мере, оправдывать расчеты.

– Да, но раз уж заключают брак по расчету, то какие могут быть претензии?

– Вам следовало остаться на ферме. Мне кажется, это был наилучший вариант.

– Для младших сыновей хороших вариантов не существует. Дом перейдет к отпрыску Поля. Маленький Джулиан наполовину Аркрайт. Это составляет часть сделки.

– Вы можете поздравить себя с тем, что дом по-прежнему принадлежит вашей семье.

– Мы никогда не забываем об этом. Однако прошлое изменить нельзя. Думать нужно о будущем. Я рад, что вы вернулись, Кэролайн.

Я промолчала, глядя на освещенную лунным светом траву. А я, была ли я рада? Я испытывала сильное волнение. Во всяком случае, жизнь здесь не казалась мне монотонной, как во Франции. Все могло сложиться совсем иначе, если бы Поль предпочел сохранить свою честь и достоинство, а не дом, если бы он жил на скромной ферме и занимался хозяйством на немногих прилегающих к ней акрах земли. Пусть бы он был беден, но у него оставалась бы гордость. Мне такое решение пришлось бы гораздо больше по душе.

– Вы кажетесь печальной, – заметил Яго. – Что, жизнь оказалась нелегкой?

– Скорее, неожиданной.

– Но это как раз и хорошо, по-моему. Как только начинают происходить события, которых ожидал, сразу становится скучно.

– Иногда ожидаемое очень важно для людей.

– Отбросим философию. Вы по-прежнему хорошо ездите верхом?

– Не знаю, что и сказать. Во Франции мне случилось свалиться с лошади, вы, вероятно, слышали об этом.

– Я не знал, к сожалению, что вы во Франции, иначе поехал бы туда и хорошенько исследовал местность. Мы весело провели бы время, и уж я не дал бы вам упасть с лошади.

– Я упала по собственной вине. Скажите, Яго… Гвенни подозревает?

– Что именно?

– То, что в тот раз, на галерее, мы подшутили над ней.

– Вы имеете в виду привидения?

Я кивнула.

– Мне показалось, что она…

– Более любопытной особы, чем Гвенни, мне не приходилось встречать. Для нее самое главное – все знать обо всех, и она не успокаивается, пока не выясняет малейших подробностей. По-моему, ей не приходит в голову, что это была наша проделка, она ведь настаивает, что видела привидения – единственное, чего она боится. Утешительно сознавать, что и у такой грозной дамы есть свое слабое место.

– Как вы думаете, что она сделает, если узнает, что это мы изображали привидения?

– Трудно сказать. Это было так давно, к тому же, если бы она не упала, а мы не показали себя гостеприимными хозяевами, все могло закончиться по-другому. В Лэндовере оказались бы другие люди, или вовсе не нашлось бы покупателя. Тогда от этого почтенного старого дома остались бы одни руины, а мы боролись бы с нищетой на нашей ферме. Кто знает?

– Любопытно, что результаты нашего поступка оказались прямо противоположными тому, чего мы добивались. Ведь мы изображали привидения в надежде отпугнуть Аркрайтов, в действительности же привлекли их.

– Веление судьбы, как говорится.

– Да, все это было предначертано: спасение Лэндовер Холла и брачный союз Гвенни с вашим братом.

– Я думаю, что старый дом подстроил это. Вполне естественно, ему не хотелось обрушиться… Вы очень красивы, Кэролайн.

– Благодарю вас.

– Никогда не видел таких зеленых глаз.

– Горничная моей матери сказала бы вам, что на их цвет влияет эта брошка.

Он наклонил голову, чтобы разглядеть брошку, и его пальцы задержались на ней. В этот миг чей-то голос произнес:

– Вот вы где. Я так и думал, что вы подниметесь с галереи по этой лестнице.

Это был Поль.

– Нам захотелось немного побыть на воздухе. Я показывал Кэролайн, какой отсюда открывается вид.

– Вид, в самом деле, удивительно хорош, так же как и дом, – произнесла я. – Вы очень им гордитесь, я знаю.

В моем голосе прозвучала холодность, которой он не мог не заметить.

– Может быть, присоединимся к остальным? – спросил он.

Спускаясь по лестнице, Яго сердито взглянул на брата.

– Пора уезжать, – сказала кузина Мэри, когда мы вошли в гостиную.

– Я показывал Кэролайн вид с башни, – снова объяснил Яго.

Гвенни многозначительно засмеялась.

– Мы провели очень приятный вечер, – улыбнулась кузина Мэри. – Так любезно по-соседски было пригласить нас.

Вскоре мы попрощались и вернулись в Трессидор.

Кузина Мэри поднялась со мной в мою комнату и там присела на кресло. Лицо ее было задумчиво.

– Какая там тяжелая атмосфера, – вздохнула она. – Просто дышать нечем.

– Они ее не выносят, – ответила я. – Оба.

– Яго интересуется тобой. Будь с ним осторожна, Кэролайн. Ты уже кое-что слышала о его репутации.

– Да, знаю. Не слишком они привлекательны, эти братцы, как вы находите? Один слывет деревенским донжуаном, а второй преспокойно женился ради денег.

– Слабость человеческая в обоих случаях.

– Возможно. Но, заключив сделку, не следует потом злиться.

– Ах, ты говоришь о старшем. Понимаю, что ты имеешь в виду. Таковы некоторые мужчины, гордые, не желающие расстаться с положением, к которому привыкли с детства. Их можно понять. Выросшие в надежде на блестящее будущее, они боятся лишиться его. Неожиданно представляется возможность все сохранить, и они поддаются соблазну.

– Эта женщина…

– Гвенни. Слишком нежное имя для такой жесткой особы. Оно совсем ей не подходит.

– С таким мужем иначе нельзя.

– Ты презираешь его, верно? Мне казалось, что, когда ты была во Франции, он тебе нравился.

– Я не знала тогда, что он продался.

– Какое мелодраматическое определение брака по расчету!..

– Но ведь это так и есть.

– Для него вся эта ситуация очень тяжела. Они совершенно не подходят друг другу. Нельзя не заметить, что ее манеры, ее вульгарные выражения и полная неспособность вписаться в стиль этого дома раздражают его. Если бы она была обыкновенной девчонкой, наследницей состояния отца, позволившего ему купить для нее аристократическое поместье и красивого мужа, этот брак мог оказаться менее несчастным… Но в данном случае, гордый отпрыск старинного рода женился на девушке, выросшей совсем в другом культурном слое. С одной стороны, хорошие манеры, знание светских тонкостей, элегантный и, скорее, праздный образ жизни, а с другой – воспитание, которое сумел дать своей дочери этот работяга, не получивший почти никакого образования, но умный и наделенный большими способностями, которые она частично унаследовала. Это похоже на попытку смешать масло с водой. И в результате полный разлад! Я никогда не замечала этого в такой степени, как сегодня.

– А вы часто видели их вместе?

– От случая к случаю. На этот раз мы оказались в их семейном кругу. Обычно, когда они меня приглашали, дом был полон народу.

– Да, сегодняшний вечер произвел на меня впечатление.

Кузина Мэри зевнула.

– Ты начала приобщаться к местной жизни. Мне понравилось, как ты говорила с Полем о поместье. Ты уже кое-чему научилась.

– Я стремлюсь к этому, кузина Мэри.

– Я знала, что тебя это увлечет, стоит только начать. Спокойной ночи, дорогая. У тебя задумчивый вид. Все еще думаешь об этих людях? – Она покачала головой. – Меня не удивило бы, если б у них случилась беда. Когда мы были там, мне все казалось, будто я слышу вдали раскаты грома. Понимаешь, что я имею в виду? Понимаешь, конечно. Столкнулись два сильных характера. Мне хотелось бы, чтобы Гвенни была милой и простодушной, а Поль примирился с существующими обстоятельствами. Однако это их проблемы и к нам никакого отношения не имеют. Ты согласна со мной? Ну конечно. Впрочем от благополучия Лэндоверов зависят все, живущие в поместье. Значит, нужно заботиться о его процветании – ничего другого не придумаешь. Нужно наверстывать упущенное предыдущими поколениями, этими транжирами и распутниками, виновными в нынешнем положении вещей. Думаю, что Гвенни многого добьется. Она унаследовала деловую хватку отца. Но семейную жизнь она неспособна наладить. Повторю еще раз: нас это не касается. Спокойной ночи.