Текст книги "Bye-bye, baby!"

Зачем я иду за ней? – каждую секунду спрашивал у себя Джей-Джей, та женщина – она может быть старухой, или толстой коровой – женой финансиста, или блондинкой в стиле Мэрилин, или трансвеститом, к тому же я влюблен совсем в другую, в девушку по имени Элина-Августа, я плыву в Санкт-Петербург, чтобы разыскать ее, а хозяйка так-так-тик – она не может быть Элиной-Августой, потому что…

Потому что при ней нет кота.

При ней может быть маленькая ублюдочная собачка, которых так любят таскать за собой старухи, и толстые сентиментальные коровы, и блондинки в стиле Мэрилин, и – изредка – трансвеститы, а кот… Коты редко сидят на руках, они слишком независимы, а самый независимый из них – пятнистый дьявол, подметный дружок Элины-Августы.

Это – не она.

Не может быть она.

Тогда почему сердце Джей-Джея колотится так сильно? Точно так же оно колотилось, когда Магда переводила на венгерский вереск, а Элен переводила на греческий узорчатые листья папоротника, а бедняжка Флора мучилась с переводом на испанский яблочного уксуса, а Агу (любимая шоколадная конфетка Джей-Джея) без запинки ответила на вопрос: «А как будет «я хочу тебя» на языке йоруба?»

Почему сердце Джей-Джея колотится так сильно? Подобное случается лишь тогда, когда он сталкивается с новым языком, который во что бы то ни стало хочет заполучить. Но ведь тук-тук-ток – никакой не язык!

Или среди пяти тысяч языков мира, которые никогда не одолеть Джей-Джею, нашлось место и для такой экзотики?..

…Каблучки незнакомки привели Джей-Джея в ресторан, к шведскому столу. В ресторане уже находилось человек двадцать – двадцать пять, и все они завтракали. А часы на стене (не те, что с недавнего времени поселились в висках Джей-Джея, а большие, корабельные, с эмалевой баталией парусников) показывали половину десятого.

Он проспал двенадцать часов или около того – вот это новость!

Еще одна новость заключалась в том, что этой ночью все было так, как раньше: между «заснуть» и «проснуться» втиснулся лишь короткий щелчок, и никакого блуждания в тумане, и никаких живых существ, заползающих в раковины, стоило только Джей-Джею приблизиться к ним. Несносного кота, так долго отравлявшего существование Джей-Джея, тоже не наблюдалось. Он покинул голову корректора, передав вахту блаженно тикающим часикам, – вот и не верь после этого рассказам о благотворном влиянии морских путешествий.

Джей-Джей уж точно станет рекомендовать их всем своим знакомым как средство от хандры, депрессии и потерянной любви.

А сейчас… Что он сделает сейчас?

Позавтракает, потому что ужасно проголодался.

Умиротворенный и благодушный, Джей-Джей подхватил большую тарелку и принялся инспектировать столы с провизией: сыр, креветки, шоколадные хлопья, медовые хлопья, оливки, бекон, каперсы, йогурт, груши в сиропе, омлет (омлет тоже подойдет!), тук-тук-ток.

Та женщина.

Она оказалась совсем рядом, она брала йогурт, и Джей-Джей чуть не выронил тарелку с омлетом – так она была прекрасна.

Прекраснее, чем Магда, Элен, Флора и Агу, вместе взятые. Прекраснее, чем все – самые умопомрачительные – представления Джей-Джея об Элине-Августе-Магдалене-Флоранс. Светловолосая, но не блондинка, никакой искусственности в пышных, спадающих на плечи волосах. Стройная и высокая, но не модель, никакой излишней худобы, никакого намека на анорексию, булимию и истерику из-за неподписанного контракта с модным домом Paco Rabann. Очень взрослая, но не старуха.

Определенно не старуха.

Возможно – ровесница Мэрилин, но не той Мэрилин, которую нашли мертвой в собственной постели, а той, которая стала мифом.

Ей было лет тридцать пять – тридцать семь, определить точнее не представлялось возможным. Впрочем… ее зеленые глаза не требовали никаких уточнений. И нежный овал лица не требовал уточнений. И две печальные, едва заметные морщинки у губ – не требовали уточнений тоже. Джей-Джей, с дурацким омлетом в руках, был совершенно ошарашен. Он не отреагировал даже тогда, когда незнакомка, случайно задев его, извинилась.

На английском.

Вряд ли она англичанка, подумал Джей-Джей, лица всех англичанок либо бескровны, либо сверх всякой меры заляпаны ржавыми бесформенными веснушками. Она не англичанка, но и не скандинавка, уж слишком утонченное у нее лицо. Она слишком светловолоса для француженки, слишком светлолица для итальянки, слишком изысканна для американки, откуда же родом та женщина?

На каком языке она говорит?

Этот вопрос так сильно взволновал Джей-Джея, что волчий аппетит, навалившийся на него пять минут назад, разом пропал.

Чтобы не быть слишком назойливым и не мелькать особенно перед глазами той женщины, Джей-Джей устроился на почтительном расстоянии от нее и сделал вид, что чрезвычайно увлечен омлетом и каперсами.

Но как только женщина допила свой йогурт и направилась к выходу из ресторана, отставил тарелку и последовал за ней.

…Он следовал за ней весь длинный майский день на пароме, напрочь позабыв о сверхзадаче путешествия, связанной с Элиной-Августой. И чем глубже Джей-Джей погружался в незнакомку, тем более таинственной она ему казалась.

ТАИНСТВЕННОЙ – другого слова не подберешь, хотя она и делала то, что делает большинство пассажиров: сидела в шезлонге у бассейна на верхней палубе; прогуливалась по галерее с магазинами, где купила платок и солнцезащитные очки; наблюдала за игроками в бильярд и за игроками в боулинг; хотела пойти в кинотеатр на голливудскую комедию, но в последний момент передумала; дважды сыграла в покер в казино и оба раза проиграла (не слишком крупную сумму) – и везде, абсолютно везде говорила по-английски.

Это обстоятельство удручало Джей-Джея больше всего.

Английский не был ее родным языком (такие вещи филолог и лингвист Джей-Джей просекал сразу), но вытащить родной из-под толщи весьма расплывчатого акцента не представлялось возможным.

Именно этим и мучился Джей-Джей на закате, спрятавшись за спасательной шлюпкой и наблюдая за стройным силуэтом незнакомки. Она стояла у борта уже по меньшей мере полчаса и не отрываясь смотрела на волны.

– Выходите! – вдруг сказала она.

Так громко, что Джей-Джей вздрогнул и вжался в брезент.

– Вы! Там, у шлюпки. Выходите!

Ноги у Джей-Джея подкосились, он едва не свалился на палубу, но спустя мгновение все же вышел из укрытия: ослушаться ту женщину не представлялось возможным. Счастье еще, что она не обернулась и Джей-Джей избежал позора, связанного с собственной перекошенной физиономией и полусогнутыми от страха ногами.

– Я вас видела, – надменно произнесла она, когда Джей-Джей приблизился, стал рядом и ухватился за край борта. – Вчера, на пирсе.

– Вчера на пирсе? – Джей-Джей сделал вид, что безмерно удивлен.

– Вас и ваш чемодан. Совершенно дурацкий, к слову сказать.

– Почему дурацкий?

– Он слишком большой. Слишком желтый. Слишком неудобный. Вы путешествуете первый раз?

– Да, – не стал отпираться Джей-Джей.

– Тогда понятно. Когда вы будете путешествовать не в первый раз, то поймете, что лучше запасаться компактными вещами. И обходиться минимумом.

– А вы, наверное, путешествуете не в первый раз?

– Конечно. Вот уже полгода я только то и делаю, что путешествую… Вы следили за мной целый день. Почему?

– Я не следил.

– Следили, не отпирайтесь. Каковы результаты слежки?

– Вы расплачиваетесь кредитной карточкой, – честно стал перечислять Джей-Джей. – Не читаете дамские журналы. Не любите голливудские комедии. Не пользуетесь мобильным телефоном. И вы… вы путешествуете одна.

– Все правильно. – Та женщина посмотрела на Джей-Джея с интересом. – Вы, как я поняла, тоже путешествуете один. Вы норвежец?

– Да.

– И плывете в Стокгольм.

– Нет.

– В Хельсинки?

– Нет. Я плыву в Санкт-Петербург.

Интерес той женщины вспыхнул с новой силой, она даже улыбнулась покровительственно, при этом морщинки в углах губ стали заметнее и горше.

– Вот как? Вы турист, да?

Кто он, собственно, такой, Джей-Джей? Что можно рассказать той женщине, а чего рассказывать не стоит? Семь основополагающих принципов, которых придерживался до-интернетовский Джей-Джей, только рассмешат ее. Три основополагающих принципа интернетовского Джей-Джея – отпугнут. Он ни за что не скажет ей, что работает корректором в маленьком non-fiction издательстве, а вот про то, что он составляет ребусы…

Составитель ребусов заставит ее улыбнуться по-настоящему.

– Нет, я не турист. Это частный визит. В Санкт-Петербурге мне нужно будет навестить одного знакомого кота.

– Кота? – Та женщина удивленно вскинула бровь. – Какого кота?

– Самого настоящего. И… не совсем обычного. Он совершенно лысый, с пятнами на боках. Мы состояли в переписке и очень друг другу… э-э… понравились. И теперь собираемся познакомиться поближе. А еще я составляю ребусы для одного журнала…

Наконец-то Джей-Джей добился своего: она рассмеялась! Смех той женщины напоминал стук ее каблучков, так-так-тик, тик-тик-так, тук-тук-ток, все дальше и дальше вниз, по леерам и металлическим вантам, мимо иллюминаторов и палубных канатов; все для того, чтобы быть подхваченным волнами и растаять вдали.

– А вы занятный молодой человек! Очень занятный. – Она вдруг посерьезнела и посмотрела на Джей-Джея влажными глазами. – Вы бы обязательно понравились одной девушке. Очень молодой и очень талантливой…

– Какой девушке? – удивился Джей-Джей.

– Неважно. Ее уже нет в живых…

Та женщина надолго замолчала, а Джей-Джей стоял тихо-тихо, боясь потревожить ее.

– Наверное, она была близким вам человеком? – осторожно спросил он, когда молчание стало совсем уж невыносимым. – Я вам сочувствую…

– Близким? – Казалось, она намеренно проигнорировала фразу о сочувствии. – Нет. Не близким. Просто очень талантливым и очень молодым. Ладно, милый мой, что вспоминать об этом… Как вас зовут?

– Джей-Джей.

– А меня Елена. Это по-русски. Я ведь русская и живу в Петербурге…

Русская, вот оно что! Как будто тысячи электрических разрядов взорвались в бедной голове Джей-Джея, как будто тысячи солнц вспыхнули там, как будто родилась звезда, несущая в себе обновление и надежду на совершенно иное мироустройство. Та женщина – русская, еще более русская, чем мгновенно поблекшая Элина-Августа-Магдалена-Флоранс! И это самое лучшее известие за последние несколько лет, самая весомая награда за тяжкий труд на бесконечных, не знающих края, рисовых полях склонений, спряжений и родов, настоящего и будущего времени, глагольных исключений, причастных и деепричастных оборотов, которые всегда отделяются запятой; она русская, – русская!..

– …вы меня слушаете?

– Да-да, конечно, – смутился Джей-Джей.

– Вы хоть немного говорите по-русски?

– Нет.

Зачем он соврал? Зачем? Джей-Джей знал только, что это произошло спонтанно и не имело никакого умысла, кроме разве что одного: он попросит ее говорить на русском и она не откажет ему в подобной малости, она будет говорить, а он будет слушать, упиваясь мелодией слов, слетающих с ее немного усталых и таких прекрасных губ, не это ли называется счастьем?..

– То есть я знаю несколько слов по-русски… «Привет, пельмени, на здоровье, я люблю тебя»…

– Этого недостаточно, Джей-Джей.

– А еще у меня есть разговорник.

– Этого тоже недостаточно. Хотите, я немного подтяну вас по русскому?

– Нет, – подумав секунду, осторожно произнес Джей-Джей. – Я бы хотел… Хотел, чтобы вы разговаривали со мной по-русски, не прибегая ни к каким другим языкам.

– Но вы же ничего не поймете…

– Это неважно. Вы даже не представляете, как мне нравится русская речь! Я просто влюблен в русский, я бы так хотел понять и почувствовать его… Вы сможете сделать это для меня, если вас не затруднит… Общение со мной?

– Хорошо. – Та женщина поднялась на цыпочки и заглянула в глаза Джей-Джею. – Я попробую.

…Она и правда попробовала.

Она пробовала весь следующий день, который они провели вместе: у бассейна, в бильярдной и боулинге, в крытой галерее с магазинчиками, где Джей-Джей неожиданно для себя купил на остатки денег дорогущий несессер; в кинотеатре с триллером вместо комедии, куда они, посовещавшись, снова не пошли. Поначалу это были беглые заметки о России в сравнении с другими странами, а потом – просто заметки о России, не самой счастливой, но самой удивительной стране. Потом та женщина приступила к Петербургу, который и впрямь оказался столицей фонарей, кошек и разводных мостов, а еще – меккой туризма, а еще – меккой андеграунда, но жить в Петербурге – сущее наказание.

Слишком много воды и слишком много печали.

Когда с Петербургом было покончено, она незаметно переключилась на свою собственную жизнь. Не так давно она была владелицей глянцевого журнала и модельного агентства, курила по две пачки в день, потом надолго бросила, потом снова закурила, но сейчас подумывает о том, чтобы снова бросить – табак плохо влияет на цвет лица; была замужем и развелась, и у нее в жизни было три любви – две счастливые и одна несчастная. К замужеству они не имеют никакого отношения, и теперь уже и не вспомнишь, какие из них были счастливыми, а какая – несчастной; со временем и та и другая становятся просто воспоминанием о любви – грустным, как и любое воспоминание.

Оглушенный напором и яростью русского языка – самого прекрасного на свете, – Джей-Джей не понимает даже, для кого именно она рассказывает, перед кем исповедуется?

Скорее всего, перед самой собой.

У той женщины никогда не было кошек, но она любила горные лыжи и джаз и одного парня, ровесника Джей-Джея, к счастливой или несчастной любви эта любовь тоже не относится. Но из-за того никчемного парня она погубила молодую девушку (очень молодую и очень талантливую), столкнула ее в пропасть в горах. Смерть девушки до сих пор считают трагической случайностью.

История с пропастью кажется Джей-Джею чересчур мелодраматичной.

Наверняка все было не совсем так, как рассказывает та женщина, нужно убедить ее не страдать, успокоиться и перестать наконец переживать эту чужую, сомнительную смерть, но… Джей-Джей не может даже рта раскрыть.

Он ведь совсем не знает русского.

Так думает та женщина, Елена, в которую Джей-Джей влюблен настолько сильно, как никогда еще не был влюблен.

К концу дня Елена выглядит измотанной, и опустошенной, и постаревшей лет на десять – но от этого не менее прекрасной.

– Хорошо, что ты ничего не понимаешь, мальчик, – говорит она и тут же переходит на английский: – Хочешь переспать со мной, Джей-Джей?

– Да, – отвечает ей на русском Джей-Джей. – Это все, о чем я мечтаю…

* * *

…Джей-Джей проснулся оттого, что ему приснился кот.

Джей-Джей лежал в странном, хотя и знакомом месте: под небольшим валуном, в окружении серых хлопьев тумана и почему-то в липкой болотной жиже. Дышать было довольно затруднительно, и все из-за того, что кот из файла 001jpg. наконец-то материализовался и устроился у него на груди.

– Просыпайся, черная душа, – сказал кот. – Просыпайся и взгляни на труды свои, приятель. Ты не удержался, как всегда. Прошел путь до конца. Но теперь все изменилось. Абсолютно все. Абсолютно.

– Пошел ты к черту! – Джей-Джей попытался поднять руку и согнать кота с груди, но ничего не получилось.

– Придется проснуться. – Кот навалился на грудь Джей-Джея с еще большей силой. – Ты же не можешь спать вечно! Ты – не они.

– Кто это – они?

– Все те девушки, которых ты закопал рядом с валуном у сторожки Хэгстеда, помнишь? Магда, Элен, Флора и эта чернушка Агу, она так переживала о судьбе бедных антилоп.

– Не говори чуши, – вяло отмахнулся Джей-Джей. – Все эти девушки когда-то были со мной, я не отрицаю… И возможно, я не слишком хорошо с ними поступил… Но они давно меня простили.

– И давно лежат в земле. Задушенные, с вырванной трахеей…

– Неправда…

– Вырванная трахея – твое изобретение, твое ноу-хау. Последний штрих в изучении иностранного языка. С которым ты сливаешься полностью только тогда, когда срезаешь мясо с бедных девичьих шеек.

– Неправда!

– А ты проснись и загляни в свой желтый чемодан! Они и сейчас там, хорошо обработанные, вываренные в кипятке и отполированные… Давай, просыпайся!

– Не хочу тебя слушать.

– Можешь не слушать, а у Хэгстеда никогда не было жены! Он слишком толст, чтобы обзавестись женой. Разве не так? Ты придумал историю про какую-то там Ингрид, чтобы бедняжки не волновались. Довольно изощренный план для сумасшедшего. Ты ведь сумасшедший, ха-ха!

– Я не сумасшедший, и убирайся прочь из моей головы, мерзавец!

– То, что я у тебя в голове, как раз и доказывает, что ты – сумасшедший. Давай открывай глазки, Джей-Джей. Увидишь кое-что, что тебя не обрадует. Ведь ты так и не смог достать то, что привык доставать. Потому что ты был дураком и не запасся инструментами заранее. Они лежат в сторожке Хэгстеда, в подполе… Сказать, что именно там лежит?

– И слушать не хочу!

– Топор и большой кухонный нож. А еще ножовка и ножницы. Все чистенькое и вымытое, ты всегда подтираешь за собой. Разве нет?

– Не знаю я ни про какой топор…

– Может, ты и про вещи не знаешь? Саквояж, спортивная сумка и два чемодана на колесиках – черный и красный. Теперь-то цвет, ясное дело, не разглядеть, ты их глубоко закопал… Никто не найдет. Только сумасшедшие так стараются, так все предусматривают, а нормальный человек, захоти он совершить убийство, обязательно засыплется. Знаешь, какой я делаю из этого вывод, Джей-Джей, приятель?

– Какой же?

– Ты сумасшедший. Сумасшедший. Свихнувшийся на языковой проблеме маньяк, вот ты кто!.. ВОТ КТО! ВОТ КТО!..

Голос кота, до этого тихий, неожиданно перешел в вой, и Джей-Джей наконец-то проснулся.

Слава богу, это всего лишь сон. Дурной сон.

Приснится же такое, врагу не пожелаешь.

Нужно обязательно рассказать об этом той женщине.

А впрочем, она больше не та женщина. Ее зовут Елена, она русская, она переспала с Джей-Джеем, и он стал богаче еще на один язык. Он знает его в совершенстве, он может говорить на нем часами, и она будет слушать его, слушать до бесконечности и смотреть прямо в глаза Джей-Джея зелеными и прекрасными, остановившимися глазами. Она не посмеет перебить Джей-Джея и возмутиться тому, что он водил ее за нос целый вчерашний день, выдавая себя за простачка, не знающего русского. Она будет тихой и покладистой.

А все потому, что она мертва.

Мертвая русская лежит на кровати рядом с Джей-Джеем, лучшим языковедом, филологом и лингвистом на свете.

Мертвая – не самое приятное слово, но такова расплата за язык. Что он возьмет на память о прекрасной русской? Солнцезащитные очки. Пустячок, но будет что вспомнить, будет чем дополнительно украсить невинную коллекцию из браслетов, брелка с антилопой и бутылки вина. Единственное, чего не хватает Джей-Джею, – серебряного горлышка. Волшебной флейты.

Той самой, через которую проходят, превращаясь в музыку, все слова всех языков, а их целых пять тысяч, и Джей-Джею просто необходимо изучить еще хотя бы десяток.

У него нет инструментов, чтобы вынуть волшебную флейту русской, освободить ее из-под гнета умершей плоти, тут скотина-кот прав на все сто. Инструменты остались в сторожке Хэгстеда, а мелочь из несессера – никакая не подмога.

Да ладно.

У него нет инструментов, зато есть еще два дня пути. Ровно столько будет плыть паром. А за это время он обязательно придумает, как достать из тела русской то, что принадлежит ему по праву. Оно будет пятым по счету – скотина-кот прав и тут.

А Джей-Джей обязательно что-нибудь придумает.

Обязательно.