Текст книги "Bye-bye, baby!"

Кураж и магнетизм.

А почти концептуальная косичка пахнет изюмом и без всякого солнца.

– Спасибо, – сказала я Милке, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла. – Ты очень меня выручила.

– Я верну тебе деньги. В самое ближайшее время…

– Не стоит. Потратьте их в Кюминкоски. Ни в чем себе не отказывайте и считайте это моим подарком к вашей свадьбе.

Кюминкоски! Место – жопее не придумаешь. Чтобы спустить там тысячу баксов, понадобится целая вечность!.. И кстати, не пора ли мне облачиться в джинсовый комбинезон?

* * *

…Зря я так повелась на «Лексус».

При ближайшем рассмотрении он оказался с изъяном.

Не слишком большим и абсолютно не бросающимся в глаза: краска на правом крыле «Лексуса» была неродной. Она ничем не отличалась от собственного колера тачки, и обнаружить легкую погрешность в тоне могла бы разве что серьезная экспертиза, но я-то точно знала: краска неродная!

Эта незначительная деталь напрочь убила ценность «Лексуса» в моих глазах. Более того, я почувствовала себя уязвленной, как если бы мне в постель подложили очередного прощелыгу. Вместо не дававшего мне проходу теннисного гения Роже Федерера.

Да и черт с ним, с этим «Лексусом» – и номерной знак у него довольно сомнительный с апокалиптической точки зрения: «Х666УЕ», на мой век хватит других «Лексусов».

Что значит – «других»? Непонятно.

Так, размышляя о внезапно вспыхнувшей страсти к дорогим иномаркам, я завернула в ближайшее интернет-кафе: несмотря на стриженые виски, стесанный затылок и концептуальную косичку длиной в 35 сантиметров, я все еще помнила о пенфренде из Норвегии и о том, что должна ответить на его письмо. Как и следовало ожидать, никаких проблем с коннектом не возникло. Благополучно войдя в свой почтовый ящик, я еще раз перечитала послание от Jay-Jay. А пассаж вам нужно приехать в Норвегию моя дорогая так и вовсе трижды.

Текст ответного письма был лаконичен, и в нем уже я приглашала Jay-Jay в Санкт-Петербург, самый чудесный город на свете, мекку туризма и мекку андеграунда, мировую столицу фонарей, разводных мостов и кошек.

Кошки – мимо кошек Jay-Jay не пройдет, особенно теперь, когда у меня появился маленький пятнистый дружок. Как только душка-норвежец откликнется, я тотчас же напишу ему про Домино; причем Домино будет представлен не как кот, с которым я познакомилась недавно, а как кот, с которым меня связывает давняя и прочная дружба. Возможно, я даже отправлю фотографию кота, что (несомненно) произведет на Jay-Jay гораздо большее впечатление, чем если бы это была моя собственная фотография.

С чего это ты так решила, Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля? – вдруг подумала я, – ты не потешная и не уморительная, но в тебе есть нечто такое… нечто… словом – ты любого уложишь на лопатки!

Ух ты!..

Я подмигнула парню за соседним компьютером, который (забыв о проплаченном интернет-времени) неотрывно пялился на меня последние минут десять. И широко улыбнулась. Я могла бы и рассмеяться, и подмигнуть сразу обоими глазами, а не одним, – но тогда бы он точно подсел ко мне в надежде завязать знакомство.

Новое знакомство – этого я хотела сейчас меньше всего, хотя парень и был симпатичным. Похожим на добропорядочного И.И. Комашко, владельца автотранспортного предприятия «ГАЗЕЛЬкин»: когда-то именно он доверил мне место за рулем, и та поездка едва не закончилась трагедией с участием дворника. Послав письмо Jay-Jay, я еще какое-то время шаталась по Сети – загадочное слово «jeroglifista» – вот что меня интересовало.

Как я и предполагала, слово оказалось испанским. Оно нашлось в одном из сетевых словарей и в переводе означало «составитель ребусов». Это нисколько не приблизило меня к разгадке появления Домино на мадридской фотографии, наоборот – даже отдалило.

Не собираюсь я об этом думать! Не хочу и не буду.

Иногда лучший способ решить проблему (ребус) – попросту забыть о ее существовании.

Сайты официальных дилеров крупных автомобильных концернов куда предпочтительнее, чем какой-то там «jeroglifista». Неизвестно почему, но я все набирала и набирала в поисковиках и «Лексус», и «Тойоту», и «Ламборджини», и «Астон-Мартин». Покончив с дилерами, я переключилась на собственно характеристики автомобилей, самое пристальное внимание уделяя фотографиям. Образы тачек – они впирали меня так сильно, как впирают малолетних фанаток снимки их недоделанных поп-кумиров в плавках от Кельвина Кляйна. Какие там «Rеальные знакомства в Норвегии», какие там знакомства вообще, включая самую густонаселенную рубрику «трах без обязательств»! Образы тачек – ничего сексуальнее я в жизни не видела!..

За Интернет пришлось доплачивать. Сначала за час, потом – еще за полчаса.

Я бы просидела и дольше, если бы не мысль о Домино. И если бы не внезапный ответ Jay-Jay. Раньше он никогда не отличался особой оперативностью, писем от него приходилось ждать по нескольку дней, а то и недель, а однажды он где-то завис на целых три месяца. А еще раз – на полтора. Что там вообще происходит с беднягой Jay-Jay?..

Приехать в Россию прекрасная идея моя дорогая. Но боюсь на сегодняшний день ее осуществление невозможно. Гораздо лучше было бы выбрать конечным пунктом Норвегию. Есть несколько вариантов добраться сюда. Самый лучший – паромом. Из Санкт-Петербурга ходит паром до Осло. Почему бы вам не воспользоваться его услугами?..

И все остальное в том же духе – вплоть до расписания рейсов.

Единственный недостаток (и парома, и рейсов) был в том, что присутствие самого Jay-Jay сводилось к минимуму. В письме не было сказано ни слова о том, что он возьмет на себя материальную сторону вопроса (как это обычно делают порносектанты или потенциальные женишки из забугорья), что он будет встречать меня с букетом ирисов на таможне, что он закажет столик в ресторане. Мне предлагалось самой провернуть всю операцию. Предлагалось не в лоб, а опосредованно, между строк. И вообще, как он мыслит мой приезд? Вот я схожу с трапа – и?.. Набираю номер его телефона (которого не знаю), беру такси и отправляюсь к нему домой?

Я не знаю и адреса Jay-Jay.

То, что мне доподлинно известно: у него есть ящик для электронных писем. Маленькая квартирка. Словари, много словарей. Окно, в котором вечно идет снег. И сидят кошки. Все это он видит лишь издали. Так что версия о норвежском инвалидном кресле, похеренная мной не далее как несколько дней назад, все же имеет право на существование. Бедняжка просто не хочет расстраивать меня заранее. Боится отпугнуть.

Милый-милый Jay-Jay!

Милый, несмотря на текст письма. В нем не было ничего настораживающего, но общее впечатление… Мне показалось, что Jay-Jay раздражен тем, что я внезапно заартачилась. Решила забить болт на прекрасную Норвегию. Он раздражен и разочарован, он в ярости. И пусть эта ярость хорошо воспитана и хорошо замаскирована – от этого она не перестает быть яростью.

Нужно послать Jay-Jay фотографию кота – тогда он все поймет.

Сегодня же вечером я щелкну Домино и отправлю фотки в Норвегию.

Я почти успокоилась и покинула интернет-кафе, по ходу дела отшив увязавшегося за мной new-И.И. Комашко. Необидно, весело и очень элегантно, шесть очков в корзину положительной кармы, как говорила героиня одного немецкого фильма.

Для справки: «Тариф на лунный свет», Германия, 2001 год. Реж. Ральф Хюттнер. В гл. ролях: Грушенька Стивенс, Тим Бергманн, Ясмин Табатабаи.

…Январское солнце по-прежнему бесчинствовало.

Я шла по Петроградке, легкая и невесомая; в моей – почти лысой – голове гулял ветер, сердце учащенно билось, а карманы дубленки казались набитыми изюмом. Кстати, о дубленке: дубленку давно пора менять. Ее рукава залоснились, мех на воротнике стоит колом, пуговицы вечно отрываются, она слишком тяжелая, и цвет какой-то сомнительный, то ли песочный, то ли горчичный; о том, чтобы сесть в такой хламиде в «Лексус» или «Ламборджини», и думать нечего!..

Разве я собираюсь садиться в «Лексус» и уж тем более – в «Ламборджини»?

Вроде нет.

Да и кто меня туда пригласит?

Отсутствие lamborgini-перспектив не помешало мне зарулить в удачно подвернувшийся подвальчик с громким названием «Путамайо». В «Путамайо» торговали этническим текстилем, этнической фланелью и не менее этнической кожей. Непальская куртка, сшитая из развеселых красно-сине-желто-белых лоскутов с нанесенными на них солнцами, лунами, рыбами, птицами, плодами, – ничто так не соответствовало моменту, как эта чудесная вещь.

Прекрасная вещь.

Самая лучшая вещь на свете.

Я без сожаления рассталась с тремя тысячами рублей (именно столько стоила куртка), а от дубленки избавилась на помойке в ближайшем дворе. Мусик получила бы разрыв сердца от такого расточительства, мне же было хорошо, как никогда. Не мешало бы еще подумать об обновке для голыша Домино.

Спустя двадцать минут была куплена и обновка: крошечная вязаная кофточка с шестью пуговицами, застегивающимися на спине. Кофточка была отрекомендована мне продавщицей магазина «Тридцать восемь попугаев» как «душегрейка для сфинкса», не волнуйтесь, девушка, вашему котику подойдет. Душегрейка потянула еще на пятьсот целковых, но для Домино я не пожалела бы и более крупной суммы.

…Он ждал меня.

Он принялся завывать и неистовствовать под дверью, едва лишь я вставила ключ в замок. И успокоился только тогда, когда я взяла его на руки. Горячий, как печка, урчащий, поющий песенку, – разве можно было удержаться от поцелуя? Я чмокнула Домино в нос, в короткие ломаные усы, в изборожденное морщинами пространство между ушами, а затем в такую же морщинистую, нежно-абрикосовую шею: иначе как негигиеничными такие обжиманцы не назовешь – но сколько удовольствия я получила! Сколько радости!

– Ты скучал, малыш? – спросила я у кота.

Домино заурчал еще сильнее.

– Я скучала! солнце на улице – просто обалдеть, а еще я постриглась и купила куртку, как тебе мой новый образ? одобрямс?.. а здорово было бы проехаться на какой-нибудь крутой тачке с ветерком, тебе нравятся крутые тачки, зверюга?.. а еще у меня для тебя подарок, чтобы ты не мерз долгими зимними вечерами. И если ты вел себя осмотрительно и не взорвал квартиру направленным взрывом – получишь его немедленно…

Домино и не думал вести себя осмотрительно.

Я поняла это, едва заглянув в комнаты. Дверцы платяного шкафа были распахнуты настежь, а большинство вещей вывалено на пол. Холодея, я присела на корточки перед грудой тряпок и принялась разбирать их:

ярко-красная шифоновая блузка – изорвана в клочья,

белая блузка из шелка – изорвана в клочья,

лимонная батистовая блузка с жабо – изорвана в клочья,

зимняя твидовая юбка – испачкана дерьмом,

набивной жакет из Сингапура, купленный в рассрочку у мусика прошлым летом, – безнадежно испорчен кошачьими когтями.

А газовые шарфики, которыми я любила повязывать шею, отправляясь на работу, – на их судьбе можно было смело ставить крест!

Ярость и бессильная злость захлестнули меня – но лишь на мгновение, после чего сознание прояснилось, как прояснились причины вчерашнего бегства типа по имени… по имени… Тимур. Что, если ему не терпелось избавиться от кота? Вот он и ссудил его мне. И умчался в неизвестном направлении. А обратной связи не существует.

«Номер закрыт».

Вряд ли в гардеробе Тимура присутствовали блузки из батиста и шифона, но… Есть масса других способов достать хозяина. Метить территорию, например. Гадить в обувь. Впиваться зубами в незащищенные части тела. Драть кожаную мебель, если таковая имеется. Пачкать обои. Превращать в осколки саксонский фарфор.

Хорошо, что у меня нет фарфора. Однако его с успехом заменил сингапурский жакет, который жалко до слез.

По идее злость к выходкам кота должна была накрыть меня с головой. Но минутная вспышка прошла и больше не вернулась. Более того, я почувствовала странное успокоение – особенно когда Домино вошел в комнату, остановился в двух метрах от меня и замер, склонив голову набок. После чего произнес сакраментальное «мау-у-у!».

– Ну, и что ты тут отчебучил? – вполне миролюбиво спросила я.

Домино на секунду прикрыл свои миндалевидные глаза и снова распахнул их.

– И как прикажешь это понимать?..

При ближайшем рассмотрении текстильный погром, учиненный Домино, был посланием. Мессэджем, как любят выражаться во всех продвинутых редакциях от Калининграда до Владивостока. Кот расправился только и исключительно с теми вещами, которые я надевала на работу. Демократичные футболки, выпендрежная джинса, свитера, шорты, летние топики и майки для пленэра остались нетронутыми. Положительно, Домино не нравилось мое корректорское настоящее.

Мне оно тоже не нравилось.

– Что будем делать, малыш?

Кот как будто ждал этого вопроса. Он перестал изображать египетскую статуэтку, подбежал ко мне, призывно мяукнул и устремился в угол за диваном. Я двинулась за ним с некоторой опаской: не то чтобы происходящее пугало меня… Да нет, оно меня пугало! Если вспомнить сон о принципе домино, закончившийся падением в пропасть. Если вспомнить мадридскую фотографию 1933 года с котом на переднем плане. Если вспомнить залепленные жвачкой волосы и компьютер, отказавший мне во взаимности вчера вечером… Что ждет меня за диваном?

Джинсовый комбинезон.

За диваном меня ждал джинсовый комбинезон. Просторный и невыразимо замечательный, с металлическими пуговицами и металлическими суперзастежками на лямках; с попсовыми кожаными заплатками на коленях, с попсовыми кожаными карманами на заднице. Я купила его три года назад в маленьком секонд-хенде у «Ленфильма», отвалив сумму, которую не стыдно было бы оставить и в навороченном бутике. Как же меня вдохновляли заплатки, карманы и суперзастежки! Я готова была носить этот комбез не снимая, но общественное мнение в лице мусика, Милли-Ванилли и женщины из «Ленэнерго» вынесло свой вердикт:

ЭТА ВЕЩЬ ТЕБЕ НЕ ИДЕТ.

А Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля, зависела от общественного мнения, как никто другой в этом городе. В этой стране. На этой планете. Потому джинсовая радость и была спрятана подальше, заныкана на самой нижней полке и завалена уймой других тряпок – дабы не впасть в искушение надеть ее и носить не снимая.

И вот теперь Домино выудил ее! И не просто выудил, а подтащил к дивану.

Каким образом ему это удалось?

Будь он служебной собакой, или пастушьей собакой, или собакой-охранником соответствующей комплекции – вопросов бы не возникло. Но Домино был слабосильным канадским сфинксом – тогда каким образом ему это удалось? Таким же, каким он очутился в черно-белом Мадриде Картье-Брессона. Спроси что-нибудь полегче, лапуля. А лучше вообще ни о чем не спрашивай, а просто надень шмотку.

Надень.

– Ты полагаешь, я должна это надеть? – спросила я у кота для проформы.

– Мау-у! – ответил он.

– Хорошо. Только закрой глаза, а лучше – отвернись.

Фраза была произнесена только потому, что мне хотелось поговорить с Домино: я вообще ощущала настоятельную потребность разговаривать с ним. Я хотела нравиться ему, я хотела, чтобы он нуждался во мне, чтобы он был ласков со мной – ни от одного мужчины я не требовала большего! А Домино – он как будто понял меня.

И отвернулся.

Дрожа от нетерпения, я сбросила джинсы, свитер и майку и натянула комбез прямо на голое тело. Ощущения были даже сильнее, чем в тот благословенный первый раз, когда суперзастежки коснулись моей кожи. Ощущения были потрясными! Стоило мне облачиться в комбинезон, как все сразу стало на свои места:

я больше не буду прежней.

И изжоги от неправильно написанного слова «аккредитация», и крапивницы от неправильно написанного слова «амбивалентность» у меня, надеюсь, не случится – а такие случаи бывали, не часто, но бывали. И ну ее в жопу, врожденную грамотность!..

– Можешь поворачиваться, – скомандовала я коту. – Как тебе?

Домино был в полном восторге. Он разбежался, едва касаясь лапами заплаток на коленях, вихрем пронесся по лямкам и замер, очутившись на плече. Он лизнул меня в ухо, потерся мордой о мой подбородок и снова заурчал, как маленький трактор.

Мусик, Милка и женщина из «Ленэнерго» были посрамлены! В подтверждение этого мне даже не нужно было смотреться в зеркало. Домино – вот кто оказался моим зеркалом. Моим увеличительным стеклом. Если Домино одобрил этот отвязный, отпадный, мальчиковый, хулиганский наряд – значит, он мне идет. Значит, впредь я буду носить вещи, подобные этому чудному комбезу. Вот и куртка, купленная в «Путамайо», – она тоже вписывается в новый образ.

Пройдясь по комнате с котом на плече (и как только он умудряется держаться?), я сунула в рот кончик новоиспеченной концептуальной косицы и задумалась: если новый образ – это намек на новую жизнь, то чем я буду в ней заниматься?

Не корректурой точно.

И не журналистикой, в гробу я видела журналистику.

Как вариант можно побороться за место учителя словесности в средней школе – филологическое образование позволит сделать это наверняка… Да ладно, не смеши, Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля, школа – последнее место, куда ты направишь свои стопы. Ты сделаешь это, разве что когда на земле вымрут все тараканы, а тараканы не вымрут никогда, даже на ядерный взрыв им начихать. Ох уж эта мне филология! – она заметно сужает пространство маневра… Вопрос маневра был чрезвычайно актуален – учитывая скудную наличность, оставшуюся у меня на сегодняшний день. А я еще купила куртку!

Ну и молодец, что купила.

– Ты все это заварил. – Я погладила Домино по горячему боку. – Вот и отвечай теперь: чем мы будем заниматься? Устроимся в «Макдоналдс»? Устроимся на бензоколонку? Займемся сетевым маркетингом? Будем грабить банки?

Как ни странно, ограбление банков показалось мне самой привлекательной идеей из всех высказанных. Стоило произнести ее вслух, как в голове слегка зашумело, а по кончикам пальцев пробежал ток: я не видела ничего предосудительного в профессии грабителя, больше того – я находила ее заманчивой! А ведь я не могу так думать по определению, просто не могу. Всему виной моя абсолютно ангельская правовая сущность (ну вот, опять завела старую волынку, лапуля!), я даже собиралась брать кредит на покупку ноутбука! Это был бы уже второй кредит, по первому (стиральная машинка) – я рассчиталась сполна.

– Большое ограбление банка – как тебе, а?

Домино положил мне лапу на губы и, в сущности, был совершенно прав: какой из меня грабитель, я и понятия не имею, с какой стороны подойти к такому ответственному и требующему непомерных (моральных и материальных) затрат делу.

Ограбление банка мне не потянуть. Кражи в супермаркете – мелко, мошенничество с подставными фирмами – дурно пахнет, отъем денег у социально незащищенных слоев населения – самое настоящее крысятничество! Нужно заняться чем-то, что приносило бы пользу обществу.

– Угон тачек, – почти пропела я.

«Лексус», «Тойота», «Астон-Мартин», «Ламборджини» – приливная волна, составленная из кусков обшивки, двигателей и приборных панелей, накрыла меня с головой. И я не стала сопротивляться, напротив: в радостном возбуждении пошла ко дну.

– Дорогих тачек! Вот как!

Домино вдруг перестал урчать и снова коснулся лапой моего лица: очень осторожно, очень нежно. И мяукнул с одобрением.

– Да ладно. – Я перепугалась по-настоящему. – Это шутка. Шутка. Я не угонщик. И прав у меня нет. И водить я не умею. А потом, знаешь, дружок… В мире не найдется человека трусливее меня! В прошлой жизни я, наверное, была немцем. Добропорядочным бюргером. Шаг влево от установленных правил, шаг вправо – расстрел.

– Мау-у-у-у-у! – В утробном рыке Домино появились иронические нотки, и я тотчас вспомнила о фаре на «ТТ», раздолбанной мной собственноручно. Неужели розово-черный плюшевый нос Домино учуял этот мой утренний грешок?

– Считаешь, что я поступила омерзительно?

«Мау!» – ты поступила правильно, и ты нисколько не жалеешь об этом, ведь так?

– Не жалею, вот в чем ужас. Для того чтобы переквалифицироваться в скверную девчонку, мне хватило пяти минут. Кто бы мог подумать?!.

«Мау!» – а что плохого в том, чтобы быть скверной девчонкой? По-моему – это много лучше, чем всю жизнь ходить по струне. Если бы у людей был выбор и за скверность им бы не светило никакого наказания…

– То?..

«Мау!» – все нормы общественной морали оказались бы попранными.

– Не чуди! – Я слегка шлепнула Домино по боку, который еще недавно гладила. – А как же порядочность, доброта, человечность? Зло не может доминировать, это не по-христиански. И в этом случае… В этом случае люди уже давно перегрызли бы друг другу глотки. Удавили бы друг друга в петле. Поджарили бы на гриле.

«Мау!» – добро и зло – суть одно и то же. Все зависит от угла зрения. Поговорим о гриле в контексте жареных человеческих тушек или оставим его только для барбекю из говядины? А крупный рогатый скот тебе не жалко? Кто из христиан вступится за него?

– За него вступятся индусы. Провокатор хренов!..

Я произнесла это, скорее, для успокоения законопослушной части своей натуры – а она, эта часть… Она стремительно съеживалась, таяла, как мороженое на солнце. При желании можно перенести мороженое в холодильник, но такого желания у меня почему-то не возникает.

Странно.

– Я не хочу быть скверной девчонкой, малыш. Я хочу быть хорошей.

«Мау!» – для себя или для других, лапуля?

Лучше не углубляться. И не вступать в бесплодную и изматывающую дискуссию с котом. Мне не переплюнуть его многоликого «мау-у!» – в нем столько значений, столько оттенков, что голова идет кругом. В нем столько ловушек, что венерины мухоловки легко сметаются с эволюционных ветвей ввиду неперспективности рода.

Я хочу быть хорошей для других.

А для себя… Мне совершенно все равно, какой я буду. Я приму себя любой, в том числе – в качестве мужчины, угонщика, любителя ковбойских шляп, похитителя велосипедов, изобретателя запонок. Угонщика? – вот черт, в предыдущем варианте фигурировал «корректор» (слово, которое мне страстно хочется вычеркнуть из лексикона). И я не мужчина.

Я – женщина, не лишенная привлекательности. С идеальным черепом и почти идеальными скулами, с дерзкими губами и дерзким взглядом. Навьюченная изюмом, как последний верблюд. Изюма так много, что он забьет глотку любому, кто посмеет поднять хвост по поводу раскуроченной автомобильной фары. А как при этом орала сигнализация!..

Приятно вспомнить.

Я засмеялась – так громко и неожиданно, что вспугнула кота. Он оттолкнулся задними лапами от моего плеча и, совершив фантастический кульбит, приземлился на этажерке. Вчера вечером он уже восседал там, рискуя (несмотря на свой малозначительный вес) разрушить хлипкую конструкцию. И я не видела никаких предпосылок к тому, чтобы этажерка завалилась сегодня.

Но она завалилась.

Не сразу, а подумав минуту, взвесив все «за» и «против». Ножки этажерки подломились, корпус качнулся вперед, и с полок посыпалась макулатура. Журналы, брошюры, ежегодники и ошметки книг, оставшиеся от предыдущих владельцев квартиры, моих кровных родственников. Избавиться от старья следовало бы много лет назад, а я так и не сделала этого: из суеверного почтения к людям, которым была обязана не только рождением, но и крышей над головой. Так поступают все мягкотелые корректоры, пугливые, как мангусты суриката.

Я больше не корректор, а Домино ничего не делает просто так.

Очевидно, он намекает мне: давай, лапуля, не останавливайся, жми на газ! Если уж ты сама начала меняться, то не мешало бы изменить и обстановку. Расчистить завалы, хотя бы слегонца. Помнится, я уже пыталась сотворить что-то подобное. И даже перебрала пару полок – в надежде найти документальные свидетельства жизни отца и бабки. Документы, письма, поздравительные открытки к праздникам – пролетарским и не очень, но прежде всего – фотографии. Как он выглядел – мой отец? Каким он был? Спрашивать о нем мусика – бесполезно. Она все равно ничего не скажет мне. Даже не из вредности и не из мужененавистничества, а просто потому, что ни черта не помнит.

Такова мусик, вечно пребывающая в состоянии хищной, вооруженной до зубов влюбленности; ни прошлого, ни будущего для нее не существует, а есть только окрашенное в цвета деловитой страсти настоящее. И отец в ее рассказах обязательно был бы похож на Ларика с его привычкой храпеть, чавкать и добавлять чеснок в любую пищу, включая ежевичное варенье. А когда Ларик испарится и появится кто-то другой – отец станет похож на того, другого.

Ни одной фотографии я тогда не обнаружила. Нет их и сейчас.

Журналы, брошюры и ошметки книг – никакие не помощники.

«Катаракта: ищем выход» – вряд ли отец страдал катарактой, это – болезнь пожилых, так что катаракту можно смело переадресовать бабке.

«Артриты и артрозы» – не хотелось бы, чтобы отец мучался от артрита.

«Гельминтозы и инвазионные болезни животных» – мой отец был ветеринаром? Я совсем не парюсь по этому поводу. Ветеринар – благородная профессия, гораздо более благородная, чем какой-то там зачумленный корректор.

«Поражения миокарда и ишемическая болезнь сердца» – надо же, какая херятина, он был пациентом, он был врачом?

Кем он точно не был – так это арабским шейхом. Он не был владельцем сети отелей, иначе меня бы звали Пэрис Хилтон и я была бы восхитительной, кристальной, дистиллированной, без всяких примесей дурой, кассирующей денежки за всё: от ковыряния в носу до выхода к публике в бикини. Мой отец не был олигархом и членом законодательного собрания, он не был укротителем тигров и еврокомиссаром по правам человека. Он не был негром. Он не был китаёзой. Он не был всемирно известным кинорежиссером. И не всемирно известным – тоже.

Жаль. Особенно жаль несостоявшейся судьбы арабского шейха.

Но и двухкомнатная квартира в наследство – совсем неплохо, чего Бога-то гневить?

Среди журналов доминируют сугубо технические раритеты: «Наука и жизнь», «Техника – молодежи», «Спутник радиолюбителя».

Все журналы – двадцатилетней давности; стоит только подержать их в руках, как пальцы покрываются серым налетом. А еще затхлый запах, который забивается в ноздри и мешает дышать – все, хватит.

Лавочка закрыта.

– Пункт приема вторсырья временно не работает, – сказала я Домино.

Все эти полчаса он наблюдал за мной. Он ничуть не испугался, свалившись с этажерки, а если испуг и был, то продлился минуту, не больше. По прошествии минуты Домино подошел к куче хлама, обнюхал ближние к нему страницы, сморщился и чихнул. Пожелав ему здоровья, я углубилась в «Артриты и артрозы», а также в скорбные мысли о том, что никогда не стану наследницей арабских нефтедолларов. Потом я отправилась за мешком, чтобы сложить в него скопившуюся за годы полиграфическую дребедень. Когда мешок был заполнен и пол очистился, оказалось, что Домино сидит на каком-то художественном альбоме.

Чтобы согнать кота с альбома, мне потребовались некоторые усилия.

«АНРИ МАТИСС В МУЗЕЯХ СССР» – значилось на потерявшей товарный вид обложке.

Анри Матисс не имел никаких точек соприкосновения с «Техникой – молодежи» и – по мне – был самым настоящим мазилой, а не художником. Но даже такой мазила много лучше, чем гельминтозы и миокард.

Оптимистичнее.

А вчера вечером я даже видела этого мошенника от живописи у Картье-Брессона: за пару страниц до «MADRID.1933». На фотографии был изображен весьма почтенный дедок, похожий на Санта-Клауса и Ходжу Насреддина одновременно. Дедок восседал в ориентальном интерьере, в окружении птичьих клеток и голубей. Одного голубя он держал в руках.

– Твой любимый живописец? – Я на коленях подползла к Домино и легонько щелкнула его по носу.

«Мау!» – почему нет, лапуля? Я считаю фовизм одним из самых ярких направлений в искусстве. А тебе стоило бы хорошенько подумать, прежде чем демонстрировать свое невежество.

Я почувствовала себя уязвленной.

– Ладно, не трону я твоего Матисса. Сиди на нем сколько хочешь.

Оставив Домино в компании мазилы, я вынесла мешок к контейнерам на заднем дворе. Мусорный десант был незапланированным и отвлек меня от дел, которыми я вплотную собиралась заняться вечером. Что я должна сделать?

Ага, сфотографировать Домино на цифровик, забытый И.И. Комашко после нашей единственной совместной поездки в Финляндию (Мухос ничуть не меньшая дыра, чем Кюминкоски). Я должна сфотать кота, перегнать снимки в компьютер и отправить их Jay-Jay.

Jay-Jay не останется равнодушным к коту, я знаю это точно.

Вернувшись в квартиру, я застала Домино на том же месте, что и оставила. Обаятельнейший лысый кот на художественном альбоме – лучшей мизансцены для фотографии не придумаешь! Все будет в духе Картье-Брессона. Главное, чтобы кот не покинул насиженное место, не ушел за то время, что я буду искать фотоаппарат, где, кстати, я видела его в последний раз? В прихожей, в ящике с инструментами.

Через пять минут фотик был найден и приведен в боевую готовность, после чего я на цыпочках вошла в кабинет.

Домино не сдвинулся с Матисса ни на миллиметр.

– …Улыбнись, – сказала я ушастому и наставила на него объектив. – Улыбнись, малыш, сейчас вылетит птичка!

– Мау!..

Кот показал себя прекрасным натурщиком. Самым лучшим на свете, самым терпеливым. Все супермодели мира меркли перед пятнистым канадцем, перед его естественностью и грацией.

Я так увлеклась происходящим, что опомнилась лишь тогда, когда в окошке фотоаппарата возникла надпись: «Память заполнена».

«Заполнена» – вот задница! А я только-только собиралась присоединиться к Домино, увековечить наш с ним союз. Чтобы Jay-Jay оценил по достоинству не только кота, но и меня. Я уже готова была стереть несколько снимков, чтобы на карточке хватило места для Элины-Августы-Магдалены-Флоранс, и вдруг подумала: а так ли тебе это надо, лапуля?

Совсем не надо.

…Смутные сомнения терзали меня еще на подступах к оргтехнике: что, если повторится вчерашняя история и Интернет снова покажет мне кукиш? Попробовать все же стоит. Но сначала я загоню фотографии в компьютер, отсортирую их и выберу несколько – самых ярких и самых забавных.

Выбрать фотографии оказалось не просто: из более чем сотни под категорию «яркие и забавные» подходили все:

Домино улыбается

Домино морщит лоб

Домино зевает

Домино вылизывает пятна на боку

Домино протягивает лапу к объективу

Домино сворачивает хвост в колечко

Домино сосредоточенно изучает надпись на обложке.

Была даже фотография, где Домино показывал объективу кончик языка.

Я просидела над снимками не меньше часа и так измучилась проблемой выбора, что в какой-то момент мне стало казаться: с фотоизображениями Домино не все в порядке. И они вовсе не такие простодушные и умилительные, какими кажутся на первый взгляд.

Хотя за час в них ровным счетом ничего не изменилось – кот оставался небесным созданием. Но при этом возникло странное ощущение, что он что-то скрывает, о чем-то недоговаривает, прикидывается шлангом. «Хотите видеть меня самым обыкновенным домашним питомцем? На здоровье, – как будто говорила физиономия Домино. – И это лучшее, что вы можете сделать – для себя и для меня».