Текст книги "Сердце ангела"

Глава тридцать седьмая

Снаружи молодой толстяк в розовой рубахе, штанах цвета хаки и грязно-белых перчатках вынимал блестящие фотоснимки из застекленной витрины для объявлений. На него уставился нервный парень в армейской куртке и теннисных туфлях.

– Отличное шоу, – заметил я толстяку. – Этот доктор Сайфер – просто чудо.

– Слишком жуткое, – отозвался он.

– Это последнее представление?

– По-моему, да.

– Я хотел бы поздравить его. Где я могу найти его?

– Вы уже упустили его. – Он снял плакат с моим клиентом с доски и всунул его в картонный конверт. – Он не любит ошиваться здесь после представления.

– Упустил? Но это невозможно.

– В конце акта он пользуется магнитофонной записью. Она дает неплохой выигрыш во времени. Да и костюма он не снимает.

– Он нес кожаную сумку?

– Ну да, и черный сундук тоже.

– Где он живет?

– Откуда мне знать? – Толстяк замигал. – Вы легавый, или как?

– Я? Ничего подобного. Просто хотел сказать ему, что он приобрел нового поклонника.

– Скажите его агенту. – Он подал мне фото восемь на десять. Улыбка Луи Сифра сияла ярче блестящей поверхности карточки. Я перевернул снимок и прочел отштампованную надпись на обороте:

АГЕНТСТВО УОРРЕНА ВАГНЕРА Вайоминг, 9—3500.

Дерганый наркоман занялся игральным автоматом в вестибюле. Я вернул толстяку карточку, поблагодарил и растворился в толпе.

Поймав такси, я вскоре очутился неподалеку от Бродвея, перед театром “Риволи” напротив Брилл-Билдинг. Старика-лифтера в армейской шинели не месте не оказалось, и я поднялся на лифте на восьмой этаж. Сегодня у секретарши с обесцвеченными перекисью волосами были серебряные ногти. Она не помнила меня, пришлось достать визитку.

– Мистер Вагнер у себя?

– Как раз сейчас он занят.

– Спасибо. – Я обошел ее стол и распахнул дверь с надписью “Театральный агент”.

– Эй! – Она оказалась за моей спиной и пустила в ход когти, превратившись в гарпию. – Вы не смеете…

Я захлопнул дверь перед ее лицом.

– …Три процента с общего дохода – это оскорбление, – пропел лилипут в красном свитере с глухим воротом. Он сидел на потертом диванчике, задрав крошечные, как у куклы, ножки.

Уоррен Вагнер-младший зло уставился на меня через стол с ожогами от сигарет.

– Какого черта вы врываетесь сюда без спроса?

– Мне нужно, чтобы вы ответили на два вопроса, и у меня нет времени ждать.

– Вы знаете этого человека? – спросил лилипут хриплым фальцетом.

И тут я вспомнил его: он участвовал в концертах, которые я часто посещал в детстве, он играл во всех комедиях “Чертовой кухни”; его древние сморщенные черты не изменились с того времени, но жесткий черный ежик волос стал теперь белым, как порошок для стирки.

– Не видел никогда в жизни, – огрызнулся Уоррен-младший. – Вали отсюда, парень, покуда я не вызвал полицию.

– Вы видели меня в понедельник, – напомнил я, стараясь говорить ровно. – Я представлялся поверенным. – Я вынул бумажник и позволил ему взглянуть на свое удостоверение.

– Ха, значит вы сыщик. Большая шишка. Но это не дает вам права вмешиваться в частную беседу.

– Почему бы не сэкономить адреналин и не рассказать о том, что мне нужно? Полминуты – и я исчезну.

– Я ничего не знаю о Джонни Фаворите. Тогда я был мальчишкой.

– Забудьте о Фаворите. Расскажите о вашем клиенте, называющем себя Луи Сайфер.

– А в чем дело? Я узнал его только на прошлой неделе.

– Каково его настоящее имя?

– Луи Сифр. Попросите мою секретаршу произнести вам его по буквам.

– Где он живет?

– Джанис вам скажет… Джанис!

Пальцы с серебряными ногтями отворили дверь, и секретарша застенчиво заглянула в комнату.

– Слушаю, мистер Вагнер? – пискнула она.

– Пожалуйста, дайте мистеру Энджелу всю требуемую информацию.

– Да, сэр.

– Большое спасибо, – сказал я.

– В следующий раз стучите.

Джанис Серебряные Ноготки не удостоила меня своей рекламной улыбкой, но разыскала адрес Луи Сифра во входящих бумагах. Она даже выписала его для меня.

– Вам самому место в зоопарке, – заметила она, подавая мне листок. Видимо, она приберегала это для меня всю неделю.

Дом 123 по Западной Сорок шестой улице находился между Бродвеем и Шестой авеню. Это была гостиница с изящными фронтонами, мансардами и шпилями, венчающими простое кирпичное здание. Я вошел и подал дежурному администратору свою визитку, завернутую в червонец.

– Мне нужен номер комнаты постояльца по имени Луи Сифр, – сказал я, и повторил имя по буквам. – И не стоит говорить об этом местному детективу.

– Я помню его. У него белая борода и черные волосы.

– Попали в точку.

– Он выписался неделю назад.

– А новый адрес?

– Не оставил.

– Как насчет его комнаты, вы уже сдали ее?

– От нее мало толку. Она ухе вычищена сверху донизу. Я вышел на солнечный свет и направился к Бродвею. Был прекрасный день для прогулки. Под шатром Армии Спасения играло трио из тубы, аккордеона и тамбурина: музыканты чествовали уличного разносчика горячих каштанов. Объявление на шатре приглашало на представление, посвященное Пасхальному Воскресенью. Я наслаждался запахами и звуками, пытаясь мысленно перенестись в реальный мир недельной давности, когда в нем еще не было такой штуки, как магия.

На этот раз, обращаясь к дежурному администратору в “Асторе” я применил другой подход.

– Извините, не можете ли вы помочь мне? Двадцать минут назад я должен был встретиться в кафе с дядей. Я бы позвонил ему, но не знаю номера.

– Как звать вашего дядю, сэр?

– Сифр. Луи Сифр.

– Мне очень жаль, но мистер Сифр выписался этим утром.

– Как? Он снова уезжает во Францию?

– Он не оставил нового адреса.

Надо было бросить все это дело и взять Эпифани в экскурсионную поездку вокруг острова. Вместо этого я позвонил в контору Германа Уайнсэпа и потребовал объяснить, что происходит.

– Какого черта делает Луи Сифр в Блошином цирке Хьюберта?

– А вам какое дело? Вас наняли не для слежки за господином Сифром. Предлагаю вам вернуться к работе, за которую вам платят.

– Вы знали, что он фокусник?

– Нет.

– Но разве это не интересует вас, Уайнсэп?

– Я знаю господина Сифра уже много лет и высоко ценю его утонченную натуру. Он человек с широким кругом интересов. Меня ничуть не удивило бы, знай я, что в него входит и престидижитация.

– В дешевом блошином цирке?

– Возможно, в качестве хобби и для релаксации.

– Это бессмыслица.

– Мистер Энджел, за пятьдесят долларов в день мой клиент – а пока что и ваш тоже – так вот, за эту сумму он всегда сможет найти себе нового работника.

Я сказал Уайнсэпу, что намек его понял, и повесил трубку. Пополнив запас своих “десятицентовиков” в табачной лавке, я сделал еще три звонка. Первый – в справочную службу своей конторы – выявил послание от некоей леди из Вэлли-Стрим, у которой пропало жемчужное ожерелье. Подозрение пало на одного из членов ее Бридж-клуба. Я не стал записывать номер.

Затем я позвонил в “Круземарк Маритайм, Инк.” и узнал, что президент – он же председатель правления – находится в трауре и не занимается делами. Тогда я позвонил ему домой и назвал слуге свое имя. Долго ждать мне не пришлось.

– Что вы знаете об этом, Энджел? – рявкнул старый пират.

– Кое-что. И готов поделиться с вами информацией. Могу сразу поехать к вам.

– Хорошо. Я позвоню швейцару, чтобы вас впустили.

Глава тридцать восьмая

В доме номер 2 на Саттон-плейс проживала Мэрилин Монро. Частная подъездная дорожка сворачивала туда с Пятьдесят седьмой улицы, и мое такси высадило меня под аркой из розового известняка. Через дорогу находился ряд предназначенных к сносу четырехэтажных кирпичных домов. На каждом окне были грубо намалеваны белые кресты, наподобие тех, что рисуют дети на кладбище.

В вестибюле ко мне заспешил швейцар, соперничающий золотым шитьем на униформе с адмиралом. Я назвал себя и осведомился о резиденции Круземарка.

– Да, сэр. Пройдите налево, к лифту.

Я вышел из него на пятнадцатом этаже и очутился в строгом, отделанном панелями из каштана, фойе; высокие зеркала в золоченых рамах, казалось, бесконечно расширяли его. Там находилась лишь одна дверь: я дважды позвонил и стал ждать. Дверь открыл темноволосый мужчина с родинкой на верхней губе.

– Пожалуйста, входите, мистер Энджел. Господин Круземарк ждет вас. – На нем был серый костюм с крошечными бордовыми полосками, и он походил скорее на банковского кассира, чем на дворецкого. – Прошу вас, сюда.

Он провел меня через несколько больших, роскошно обставленных комнат с видами на Ист-Ривер и здание “Саншайн Бискит Компани” в Квинсе. Аккуратно расставленные предметы антиквариата напоминали о выставочных залах музея Метрополитэн. Мне подумалось, что именно в таких помещениях торжественно – гусиными перьями – подписываются соглашения.

Мы подошли к закрытой двери, и мой гид в сером костюме стукнул в нее один раз.

– Мистер Энджел здесь, сэр.

– Проводите его сюда, я хочу увидеть его… – Хриплое ворчание Круземарка поражало властностью даже сквозь толщину двери.

Я оказался в маленьком гимнастическом зале без окон. Стены были зеркальные, и со всех сторон меня окружало множество отражений различных механизмов из нержавеющей стали – для занятий культуризмом. Под одним из сверкающих приспособлений лежал Этан Круземарк в боксерских трусах и тенниске и делал ножные отжимы. Для мужчины его возраста он качал немалый вес.

При звуке закрывающейся двери он сел и оглядел меня.

– Мы хороним Маргарет завтра, – сообщил он. – Бросьте-ка мне полотенце.

Я повиновался, и он вытер пот с лица и плеч. Круземарк был мощного сложения, бугристые мускулы выпячивались из-под варикозных вен, – старик был явно не из тех, с кем хотелось бы пошутить.

– Кто убил ее? – ворчливо спросил он. – Джонни Фаворит?

– Когда я найду его, спрошу.

– Оркестровый жиголо. Мне следовало утопить ублюдка при первом же удобном случае. – Он аккуратно причесал длинные серебряные волосы.

– И когда же представился этот случай? Когда вы с дочерью похитили Фаворита из клиники? Он уперся в меня взглядом.

– Вы заблуждаетесь, Энджел.

– Не думаю. Пятнадцать лет назад вы заплатили доктору Альберту Фаулеру двадцать пять тысяч долларов за одного из его пациентов. Вы назвались тогда Эдвардом Келли. От Фаулера требовалось, чтобы он делал вид, будто Фаворит по-прежнему содержится в какой-то Богом забытой палате, в невменяемом состоянии. Фаулер неплохо поработал для вас, но на прошлой неделе тайна открылась.

– Кто платит вам за то, что вы в это лезете? Вытащив сигарету, я покатал ее в пальцах.

– Вы же знаете, что я этого не скажу.

– Я мог бы уломать вас с помощью денег.

– Не сомневаюсь, – согласился я, – но дело не пройдет. Можно, я закурю?

– Валяйте.

Я закурил, выдохнул дым и сказал:

– Вот что. Вам нужен человек, который убил вашу дочь. Мне нужен Джонни Фаворит. Возможно, нас интересует один и тот же парень. Мы не узнаем это, пока не найдем его.

Толстые пальцы Круземарка сложились в кулак. Кулак был большой. Он резко ударил им в ладонь другой руки, и эхо шлепка напомнило треск сломавшейся доски.

– Ладно, – сказал он. – Я был Эдвардом Келли. Это я заплатил Фаулеру двадцать пять косых.

– Почему вы выбрали имя Келли?

– А по-вашему следовало назваться собственным именем? Идея насчет “Келли” принадлежала Мэг, и не спрашивайте меня почему.

– Куда вы дели Фаворита?

– Привезли на Таймс-сквер. Был канун нового, Сорок третьего, года. Мы высадили его прямо в толпе, и он ушел – навсегда. Так нам казалось.

– Давайте порассуждаем, – предложил я. – Вы думаете, я поверю в то, что заплатив за Фаворита двадцать пять косых, вы “потеряли” его в толпе?

– Так и было. Я сделал это для своей дочери. Я всегда давал ей то, чего ей хотелось.

– И ей захотелось, чтобы Фаворит исчез? Круземарк натянул махровый халат.

– Перед его отъездом за океан они там, по-моему, выкинули какую-то штуку, – ну, из тех, которыми они баловались в то время.

– Вы имеет в виду черную магию?

– Черную или белую – какая разница? Мэг всегда была со странностями. Она играла с картами Таро раньше, чем научилась читать.

– И с чего началось это увлечение?

– Не знаю. Суеверная гувернантка, один наш повар из Европы… Никогда не знаешь, что таится в людях, когда нанимаешь их.

– Вы знали, что ваша дочь какое-то время содержала гадательную палатку на Кони-Алленд?

– Да, я и здесь помог ей. Она была для меня всем, и я баловал ее.

– Я нашел у нее в квартире мумифицированную человеческую руку. Знаете об этом?

– “Рука славы”. Это талисман, якобы открывающий любой замок. Правая рука убийцы, приговоренного к повешению. Ее надо отрезать, пока его шея еще находится в петле. У Мэг есть этот сувенир. Рука принадлежала некоему уэльскому разбойнику по имени Капитан Силверхилз, осужденному в тысяча семьсот восемьдесят шестом году. Она купила ее в парижской антикварной лавке несколько лет назад.

– Значит, обычный сувенир из заокеанской поездки, – то же, что и череп в чемодане Фаворита. Да, похоже, у них были одинаковые наклонности.

– Ага. Фаворит отдал этот череп Мэг, в последний вечер перед отплытием. Все дарят своим девушкам роскошные кольца или фирменные свитера. Он выбрал череп.

– Мне казалось, что к тому моменту Фаворит уже порвал отношения с вашей дочерью.

– Официально – да. Хотя, быть может, это было лишь игрой.

– А почему вы так думаете? – Я стряхнул дюймовую палочку пепла на пол.

– Потому что в их отношениях ничего не изменилось. Круземарк нажал кнопку возле двери.

– Хотите выпить?

– Немного виски не помешает.

– Шотландское?

– Бурбон, если есть. Со льдом. Ваша дочь когда-нибудь упоминала женщину по имени Эванджелина Праудфут?

– Праудфут? Не припомню, может быть.

– А как насчет вуду? Она говорила с вами о вуду? Послышался осторожный стук в дверь, и она распахнулась.

– Вы меня звали, сэр? – осведомился человек в сером.

– Мистер Энджел выпьет бокал бурбона со льдом. Для меня – немного бренди. И еще, Бенсон…

– Да, сэр?

– Принесите Энджелу пепельницу. Бенсон кивнул и закрыл за собой дверь.

– Он что, дворецкий? – спросил я.

– Бенсон – мой личный секретарь. То есть – дворецкий с мозгами. – Круземарк оседлал смонтированный на полу велосипед и начал крутить педали, размеренно набирая воображаемые мили. – Вы что-то сказали о вуду?

– Джонни Фаворит был связан с гарлемской сектой вуду в те времена, когда баловался черепами. Интересно, упоминала об этом ваша дочь?

– Насчет вуду – никогда.

– Доктор Фаулер сказал мне, что когда вы забрали Фаворита из клиники, он страдал от амнезии. Он узнал вашу дочь?

– Нет, не узнал. Он вел себя как лунатик. Почти ничего не говорил. Просто сидел, уставясь в окно машины.

– То есть, он отнесся к вам как к чужакам? Круземарк во всю мочь крутил педалями.

– Мэг этого и хотела. Она настаивала, чтобы мы не звали его по имени, да и вообще – помалкивали о наших прежних отношениях.

– Вам это не показалось странным?

Я услышал звяканье хрусталя за дверью за секунду до того, как Бенсон постучал. Дворецкий “с мозгами” вкатил в комнату портативный бар. Он налил мне, наполнил крошечную рюмку в форме тюльпана для хозяина и осведомился о дальнейших пожеланиях.

– Чудесно, – заметил Круземарк, поднося к носу хрустальный тюльпанчик. – Большое спасибо, Бенсон.

Дворецкий ушел. Заметив возле ведерка со льдом пепельницу, я загасил сигарету.

– Я слышал однажды, как вы предложили дочери подсунуть мне кой-какое пойло. Вы еще говорили тогда, будто научились на Востоке искусству убеждать.

Круземарк оделил меня странным взглядом.

– Чистая работа, – бросил он.

– Убедите меня. – Я подал ему свой бурбон. – Выпейте это сами.

Он сделал несколько внушительных глотков и вернул мне бокал.

– Слишком поздно для игр. Мне нужна ваша помощь, Энджел.

– Ну так играйте со мной в открытую. Ваша дочь хоть раз виделась с Фаворитом после того, как вы его высадили?

– Ни разу.

– Вы уверены?

– Ну конечно, уверен. У вас есть повод для сомнений?

– Это моя работа – подвергать сомнению то, что говорят мне люди. Откуда вам известно, что она ни разу его не видела?

– У нас с ней не было секретов. Она не стала бы скрывать от меня подобные вещи.

– Похоже, вы разбираетесь в женщинах похуже, чем в корабельном бизнесе, – заметил я.

– Я знаю собственную дочь. Если она разок и видела его, так это в тот день, когда он убил ее. Я пригубил виски.

– Сработано – не подкопаешься, – похвалил я. – Парень с абсолютной потерей памяти, не знающий даже собственного имени, пятнадцать лет назад уходит в нью-йоркскую толпу, исчезает бесследно – и вдруг появляется ниоткуда и начинает убивать людей.

– Кого еще он убил? Фаулера? Я улыбнулся.

– Доктор Фаулер покончил самоубийством.

– Это нетрудно было подстроить, – фыркнул он.

– Неужели? А как бы вы подстроили это, господин Круземарк?

Старик уперся в меня тяжелым пиратским взглядом.

– Не дергайте меня за язык, Энджел. Если бы я хотел шлепнуть Фаулера, это было бы сделано уже давно.

– Сомневаюсь. До тех пор, пока он помалкивал о дельце с Фаворитом, он был для вас гораздо полезнее живым.

– Мне следовало разделаться с Фаворитом, а не с Фаулером, – проворчал он. – Кстати, чье убийство вы расследуете?

– Я не расследую чьих-либо убийств. Я ищу человека с потерей памяти.

– Чертовски надеюсь, что вы его найдете.

– Вы сообщили полиции о Джонни Фаворите? Круземарк потер квадратный подбородок.

– Пришлось попотеть. Мне хотелось направить их в нужную сторону – но не впутывая себя.

– Я уверен, что вы состряпали хорошую версию.

– Это была просто конфетка. Они расспрашивали меня о романтических увлечениях Мэг. Я дал им имена пары ребят, которых она когда-то упоминала, но сказал, что единственным серьезным романом в ее жизни был Джонни Фаворит. Естественно, после этого они захотели узнать о нем побольше.

– Естественно, – согласился я.

– В общем, я рассказал полиции об их помолвке, о том, каким странным типом он был, и о прочих вещах. О тех, что не попадали в заголовки в те дни, когда о нем трубили газеты.

– Держу пари, они клюнули!

– Они только этого и ждали: вцепились в него так, что не вырвешь.

– Вы подсказали им, где они могут найти Фаворита?

– Нет, я сказал им, что не видел его с войны. Сказал, что в последний раз услышал о нем, когда его ранило. Если они не смогут вычислить, где он находится, им надо искать себе другую работу!

– Они вычислят его до Фаулера, – сказал я. – Вот тут-то у них и начнутся проблемы.

– Забудьте об их проблемах, подумайте о своих. Куда отправитесь из новогоднего Нью-Йорка сорок третьего года вы?

– Никуда. – Я прикончил виски и поставил бокал на стойку бара. – Я не могу найти его в прошлом. Если он здесь, в городе, то скоро всплывет, и на сей раз я буду поджидать его.

– Думаете, он охотится за мной? – Круземарк соскользнул со своего приспособления.

– А вы как думаете?

– Я не собираюсь страдать из-за этого бессонницей.

– Нам с вами не мешает держать друг друга в курсе дел, – заметил я. – Если я понадоблюсь, мой номер в справочнике. – Я не собирался оставлять свою карточку еще одному потенциальному покойнику.

Круземарк хлопнул меня по плечу и блеснул своей “миллионной” улыбкой.

– Вы побили всех сыщиков Нью-Йорка, Энджел! Он проводил меня до выхода, расточая любезности, как мясник на бойне.

Глава тридцать девятая

Моя ладонь ощущала энергичное рукопожатие Круземарка, даже когда я вышел на улицу.

– Такси, сэр? – предложил швейцар, прикасаясь к обвитой гирляндами шнуров фуражке.

– Нет, спасибо. Я пройдусь пешком.

Мне хотелось поразмышлять, а не болтать с шофером о философии, мэре или баскетболе.

На углу здания, из которого я вышел, стояли двое. Один низенький и плотный, похожий в своей синей синтетической куртке и черных спортивных брюках на школьного тренера по футболу. Его компаньону было слегка за двадцать – короткая стрижка и влажные, молящие глаза Иисуса с почтовой открытки. Зеленый пиджак из акульей кожи на двух пуговицах и с подложными плечами болтался на нем как на вешалке.

– Эй, приятель, погоди-ка! – позвал тренер, вразвалочку приближаясь ко мне и держа руки в карманах куртки. – Хочу показать тебе кое-что.

– В другой раз, – бросил я.

– Нет, сейчас. – Тупое рыло автоматического пистолета уставилось на меня через клиновидный разрез наполовину расстегнутой на куртке молнии. Пистолет был 22-го калибра и предполагал профессионализм парня, – или его желание выглядеть профессионалом.

– Ты делаешь ошибку, – сказал я.

– Никакой ошибки. Ты ведь – Гарри Энджел, верно? – Пистолет исчез, нырнув под куртку.

– К чему спрашивать, если сам знаешь?

– Напротив, через улицу, есть парк. Давай заглянем туда, там нам никто не помешает.

– А как с ним? – кивнул я на паренька в акульем пиджаке, нервно следившего за нами влажными глазами.

– Он идет с нами.

Паренек пристроился сзади; мы пересекли Саттон-плейс и начали спускаться по ступеням к узкому парку, выходившему на Ист-Ривер.

– Хитрый трюк, – заметил я. – Взять да отрезать карманы в куртке…

– Четко срабатывает, а?

Аллея шла вдоль реки, и вода находилась футах в десяти под железными перильцами. На другом конце маленького парка седовласый мужчина в джемпере на пуговицах прогуливал на поводке йоркширского терьера. Он приближался к нам, подстраиваясь под семенящий бег пса.

– Подождем, пока этот тип слиняет отсюда, – предложил тренер. – Полюбуйся панорамой.

Паренек с глазами Христа облокотился о перила и уставился на баржу, рассекавшую течение в проливе у Вэллфер-Айленд. Тренер стоял за мной, балансируя на носках, будто призовой петух. Впереди, йоркширский терьер задрал ногу над мусорной урной. Мы ждали.

Я поднял глаза на ажурные переплеты моста Квинсборо и на застывшее в их изгибах синее безоблачное небо. “Полюбуйся панорамой”. Какой прекрасный денек. Лучшего для смерти и не выпросишь, так что любуйся панорамой и не рыпайся. Спокойно глазей на небо, пока не исчезнет единственный свидетель, и старайся не думать о радужной, с примесью нефти, воде, пока ребята не перебросят тебя через перила с пулей в глазу.

Я покрепче сжал ручку “дипломата”. С тем же успехом мой курносый “смит-и-вессон” мог лежать и дома, в ящике стола. Человек с собакой был уже футах в двадцати. Я перенес вес тела на другую ногу и глянул на тренера, ожидая, что он сделает ошибку. И на секунду тот отвлекся, следя за приближением владельца собаки. Этого было достаточно.

С силой размахнувшись кейсом, я ударил его в промежность. Он истошно завопил и сложился вдвое; случайный выстрел грохнул из-под куртки, пуля срикошетила об асфальт. Шума от него получилось не больше, чем от чиханья.

Йоркширский терьер натянул поводок и визгливо залаял. Я схватил “дипломат” обеими руками и опустил его на голову тренера. Он хрюкнул и рухнул наземь. Я пнул его локоть, и “кольт” с рукояткой, отделанной перламутром, запрыгал по асфальту.

– Зови полицию! – заорал я разинувшему рот джентльмену в джемпере, и в это время глазастый паренек насел на меня с короткой дубинкой в костлявом кулаке. – Эти типы хотят убить меня!

Я прикрылся “дипломатом” как щитом, и дубинка скользнула по дорогой телячьей коже. Я пнул его, – он, приплясывая, отскочил. Длинноствольный “кольт” лежал заманчиво близко, но я не мог рискнуть и наклониться. Паренек тоже заметил его и попытался отрезать мне путь, но недостаточно быстро. Пинком я сбросил пистолет в реку.

Это оставило меня открытым. Он смазал мне по шее своей тяжелой дубинкой – теперь пришел мой черед вопить. Боль вышибла слезы из глаз, я едва не задохнулся. Я как мог прикрывал голову, но паренек овладел положением. Он нанес мне косой удар по плечу, и я почувствовал, как взрывается левое ухо. Падая, я увидел, что человек в джемпере сгреб своего тявкающего пса в охапку и вопя побежал вверх по ступеням.

Я провожал его взглядом сквозь розовый туман боли, стоя на четвереньках. Голова гудела, как охваченный пламенем поезд. Паренек ударил еще раз, и поезд скрылся в тоннеле.

В кромешной тьме мигали лучики света. Грубый асфальт под моей щекой был липким и скользким. Казалось, я спал долго, как Рип ван Винкль, но открыв действующий глаз, увидел, как паренек помогает тренеру подняться на ноги.

У того выдался крутой денек. Обеими ладонями он прикрывал пах. Приятель, поторапливая, тянул его за рукав, но тренер не спешил и, прохромав ко мне, ударил прямо в лицо. “Получай, падаль”, – расслышал я, прежде чем он повторил удар. После этого я уже ничего не слышал.

Я находился под водой, тонул в ней. Впрочем, это была не вода, а кровь. Поток крови нес меня, крутя и переворачивая. Я тонул в крови, задыхался. Жадно раззевая рот, я глотал сладкую кровь.

Наконец кровавый прилив вынес меня на берег. Я услышал ревущий прибой и пополз, чтобы он не увлек меня назад. Мои руки коснулись чего-то холодного и металлического. Это была кривая ножка парковой скамейки.

Из тумана донеслись голоса:

– Вот он, офицер. Это тот самый. Боже мой! Гляньте, что они с ним сделали.

– Полегче, приятель, – произнес другой голос. – Теперь все в порядке. – Сильные руки подняли меня из кровавой лужи. – Расслабься, парень. Все будет хорошо. Ты меня слышишь?

Попытка ответить родила лишь булькающие звуки. Я цеплялся за скамейку, как за спасательный плотик в бурном море. Крутящийся красный туман рассеялся, и я увидел честное, простое лицо на синем фоне. Двойной ряд золотых пуговиц сиял, отражая солнечный свет. Я сосредоточился на его жетоне, пока его номер не стал почти разборчивым. Пытаясь сказать “спасибо”, я вновь издал булькающий звук.

– Расслабься, приятель, – повторил патрульный с простоватым лицом. – Тебе скоро помогут.

Закрыв глаза, я услышал первый голос:

– Это просто ужасно. Он пытались застрелить его.

– Останьтесь с ним, – попросил патрульный, – я найду служебный телефон и вызову скорую.

Солнце грело мое разбитое лицо. Каждая отдельная рана пульсировала, будто внутри у них находились крошечные сердца. Я протянул руку и ощупал лицо. Все в нем казалось чужим. Лицо незнакомца.

Шум голосов снова вырвал меня из забытья. Патрульный благодарил человека с собакой, называя его “мистером Гротоном”. Он просил его придти в удобное время в участок, чтобы написать заявление. Гротон пообещал придти сегодня днем. Я прохрипел слова благодарности, в патрульный снова принялся успокаивать меня.

Казалось, именно в эту минуту прибыла “скорая помощь”, но я знал, что этому предшествовало очередное забытье.

– Полегче, – говорил один из санитаров. – Возьми его за ноги, Эдди.

Я сказал, что могу идти, но колени подогнулись, едва я попытался встать. Меня уложили на носилки, подняли и понесли. Пожалуй, следить за происходящим не имело смысла. В машине пахло блевотиной. Перекрывая вой сирены, хохотали водитель с напарником.