Текст книги "Детям до шестнадцати"

Часть третья. Восьмой палец

1.

– В общем, так! – торжественно объявила мама. – Мы сегодня идём в гости, к семи вечера. Никаких джинсов, наденешь чёрные брюки, рубашку возьмёшь новую, я сейчас поглажу, и ту серую безрукавку. И причешись как следует, а то смотреть страшно! Пора уже тебя снова в парикмахерскую вести, зарос!

– Какие ещё гости? – возмутился Саня, поставив на пол только что притащенные из магазина пакеты.

– Очень серьёзные гости! – мама умудрялась одновременно помешивать борщ на плите, мыть кастрюлю с подгоревшими макаронами (его, Санин, косяк) и смотреть по телевизору очередной сериал. Там богатая девушка Анна узнала от гадалки, что ребёнок у неё (не у гадалки, само собой) не от Артура, а от Альберта, и по сему поводу вознамерилась выпить яду.

– Ты можешь по-нормальному сказать? – Саня начал нервно выгружать на стол продукты, едва удерживаясь от того, чтобы не заорать. Никакие гости, сколь бы они ни были серьёзны, не входили в его сегодняшние планы.

– К папиному начальнику, полковнику Лебедеву, – жестяным голосом пояснила мама. – Ты понимаешь хоть, что такое «неформальные отношения»?

– Неуставные, что ли? – буркнул Саня. – Дедовщина там всякая, да?

– Что ты! Это наоборот! Это значит, что начальство на тебя смотрит не как на штатную единицу, а как на человека, как на личность! Для папы это очень важно, ему нужно упрочить своё положение на службе… видишь ли, перевести его в Москву перевели, а вот уже тут выяснилось, что ему по факту придётся дублировать работу здешних людей, которые никуда не делись, которые на прежних должностях… и поэтому куча проблем. Папа хочет, чтобы ему дали отдельный участок работы, и тут всё от этого Лебедева зависит, он хоть и полковник, а должность у него по факту генеральская. И вот этот полковник Лебедев вчера пригласил папу на сегодня, со всей семьёй. Кстати, у него у самого дочка одиннадцати лет, и я очень надеюсь, – мама нажала на слово «очень», – что вы подружитесь.

– Ну и что? – Саня демонстративно отвернулся, продолжая разбирать сумку. Кефир, яйца, колбаса в нарезке, хлеб, картошка.

– Ну и то! В пять забираешь Мишку из сада, переодеваемся и едем! Папа туда своим ходом доберётся, прямо со службы. Это вообще Юго-Запад Москвы, туда пилить и пилить… а по дороге нужно будет ещё тортик купить… я надеюсь, ты понимаешь: без тортика неприлично.

Саня нахмурился. Скандал приближался неудержимо, как сизая, в полнеба, туча, которая на бешеной скорости несётся с юго-запада и скоро проглотит солнце, точно крокодил у Чуковского. И уже поднялся ветер, закручивает пыль воронками, а на горизонте погромыхивает, и на сто процентов ясно: грянет. Ещё немного – и грянет так, что мало не покажется. Вроде той недавней грозы…

В любой другой день… Жалко ему, что ли? Гости так гости, даже одиннадцатилетнюю дочку (наверняка противную и наглую) можно было вытерпеть. Но именно сегодня – облом. Потому что в шесть часов он, как верный рыцарь (пусть и без белого коня) должен встретиться с Лизой у её подъезда и пойти в штаб. А там – сказать окончательное «да».

Не спал он полночи. Крутился, ворочался, без малейшей пользы считал воображаемых слонов, потом и вовсе отбросил одеяло, сел, обхватив руками колени и позволил мыслям нестись своими маршрутами. А маршруты хоть и разные, но конечным пунктом у всех у них был загадочный «Волнорез».

Проще всего сказать себе, что глюки. Что на самом деле коварная Жаба затащила его в наркоманский подвал, и там ему что-то такое вкололи, отчего помутились мозги и привиделась всякая чушь – как летают табуретки, как летает он сам, как выходит из стены кровосос. На всякий случай он даже сунул ноги в тапки и проскользнул в ванную, где внимательно себя осмотрел. Нигде никаких следов от уколов. Обычная кожа, бледноватая, правда, но впереди лето, успеет ещё загореть.

Вернувшись в «детскую», Саня вспомнил, что наркота бывает всякой: не только через уколы, но и таблетками… а ещё нюхают клей «Момент». Может, наглотался вчера, нанюхался? Но неужели в этом случае его бы не плющило и не колбасило? Глюки глюками, а ведь должна и голова болеть, и тошнить, и потеря ориентации… и в глазах двоится… всё это показывали по телеку в программе «Поберегись!»

Да и вообще мысль о глюках была слишком трусливой и слишком скучной. Тем более, если не волшебством, то чем объяснить все те странности, что уже два месяца крутились вокруг него? Лягушкина всё чётко растолковала, а отказаться от её объяснений – и что тогда? Полный туман. Когда руслановские в панике сбежали – это что, глюки? Когда Князева по крутой дуге из-под колёс вынесло – тоже глюки? В конце концов, зашитая куртка – зашитая так, что даже швов нет…

Но и волшебство его пугало. Во-первых, само по себе – загадочное, таинственное, необъяснимое никакими научными законами, оно опрокидывало всё, что он знал о жизни. Во-вторых, как это – самому стать волшебником? Это если Мишке такое предложить, тот бы возрадовался до щенячьего визга: волшебник может наколдовать себе кучу мороженого, игрушек и прочих радостей. А Саня на восемь с половиной лет старше и прекрасно понимает, что от волшебства могут быть не только радости, но и гадости. Причём ещё неизвестно, чего больше. Но не только в этом дело. Ему ж не просто предлагают волшебником стать. Надо же в этот ихний «Волнорез» войти, то есть в здешний волнорезовский отряд, и бегать искать всяких детей, которых нужно выручать. А раз отряд – значит, как в армии, есть командир, есть устав, есть дисциплина… и наверное, какие-то наказания за косяки. Оно ему, Сане, надо?

А с другой стороны, волшебство манило, искорками вспыхивали в голове всякие картинки, хотелось понять, что же это такое, только понять не так, как на физике, не через формулы, а по-другому.

И спасать детей – тоже нужное дело. Надо же не только для себя жить, как постоянно внушает мама. И папа, наверное, сказал бы ему – мужчина должен служить. Жаль, ни папе, ни маме нельзя обо всём этом рассказать. А может, и не жаль – уж точно решили бы, что с мозгами беда, и потащили бы к врачам. Если же он станет волшебником и продемонстрирует им чудеса – тогда они сами по врачам забегают. Если Саня в свои тринадцать едва-едва поверил в волшебство, то они, взрослые, не поверят стопроцентно.

Что же касается отряда… а почему нет? Ребята вроде ничего, не гопники, не тупые, да и не ботаны, в общем. Наверняка с кем-то получится подружиться. Уж точно лучше семибэшников. А дисциплина… будто её в школе нет? Да и дома, кстати, ему ведь не разрешают делать всё, что вздумается, и он же по этому поводу истерик не закатывает. И в отряде волшебников, само собой, порядок нужен.

И ещё одна мысль была, самая практическая. Лягушкину же в классе травить вовсе не перестали, так? То, что он за неё Максу вломил, ничего же не значит, реальной пользы ноль целых, ноль десятых. Сама Лиза не будет защищать себя волшебством. От ребят из «Ладони» шифруется, у них помощи не просит. Значит, рядом с ней должен быть волшебник, который в теме. Волшебник Лаптев. Который честно соблюдёт слово и будет спасать Лиску самостоятельно. Типа как автономное плавание, или рейд в Зону сталкера-одиночки.

Значит, решено. Значит, в «Ладонь»! Интересно, почему отряд так называется?

…И вот теперь из-за каких-то там гостей всё коту под хвост?! Ему же вчера чётко сказали: сутки на решение. Если согласен, то вместе с Лиской чтобы к шести часам был в штабе. Не придёт – все подумают, будто отказался. А начнёшь оправдываться, про гостей объяснять – не поверят, скажут, испугался. Причём ведь и Лизу не предупредить – не догадался её телефон забить себе в контакты.

Он закончил выгружать продукты. Выпрямился, мрачно посмотрел на маму и заявил:

– Езжайте в свои гости сами. У меня поважнее дела есть!

И грянул гром.

Даже не просто гром, а самый настоящий смерч, прямо как в «Волшебнике Изумрудного города». Чего только ни узнал Саня о себе: и что он махровый эгоист (спросить, почему именно махровый, как полотенце или халат, он постеснялся), и что любые его дела ничто по сравнению с папиной карьерой, и что это самое настоящее предательство семьи, потому что если идти к Лебедевым без него, то полковник, несомненно, решит, будто старший сын майора Лаптева принципиально брезгует общением.

Кажется, мама вообразила себя на сцене, и не в Доме культуры, а прямо таки в Большом театре. Глаза её метали молнии, и чуть ли даже не шаровые, пальцы её негодующе простирались в сторону виноватого Сани, будто желая проткнуть насквозь.

Только вот виноватым Саня себя не чувствовал. Подумаешь, без него в гости сходят! Да этим Лебедевым даже лучше – на одного едока меньше. А у него – дело жизни и смерти, и если мама не верит, тем хуже для неё!

– В общем, так! – закончилась ария разъярённой мамы. – Ты сейчас обедаешь, начинаешь делать уроки, потом идёшь за Мишкой, переодеваешься, и мы выезжаем. Папе я, так уж и быть, не скажу о твоём идиотском выпендрёже.

Вот это «так уж и быть» взбесило его окончательно.

– Никуда я не поеду! – выкрикнул он так, что стекла в буфете зазвенели. – Я вообще сейчас на фиг уйду, чтобы твоих воплей не слышать! А Мишку сама забирай!

И, не слушая возражений, метнулся в прихожую, скинул тапки, напялил ботинки, не тратя времени на шнуровку, сорвал с вешалки куртку – и хлопнул дверью. Лифта ждать не стал, да и зачем – всего лишь четвёртый этаж. А если ждать – мама вполне может выскочить из квартиры и затащить его обратно. Ну не драться же с ней!

Уже на лестнице он сообразил, что и ключи, и смартфон остались на столе в «детской». Ну и ладно, ну и пусть!

Улица встретила его почти летним теплом, что и неудивительно: до майских праздников осталось всего ничего, на термометре плюс восемнадцать. Солнце назойливо лезло в глаза отовсюду – и с неба, и бликами из луж, и отражениями от стёкол. Ни намёка на облака, ничего похожего на грозу, а уж тем более на смерч, которым вынесло его из квартиры. Сейчас бы радоваться погоде и использовать её по полной: кататься на роликах (раз уж велика ему не купили), сыграть в футбол (было бы с кем), просто бродить по московским улицам, которые он за без малого два месяца практически не успел изучить. Но всё это – из области фантастики, как сказал бы папа.

Мысль о папе радости не прибавила. Ладно ещё, что Сани у Лебедевых не будет – может, здесь мама зря волну гонит, может, папе это как раз до фонаря. Но вот что он скандал закатил и из дома удрал – такое не прощается. Как тогда, в Пензе. А сейчас, наверное, ещё хуже будет, мама ведь накрутит на всю катушку. Скажет: я дико волновалась, усвистал без телефона и ключей, да и без копейки денег. Сдачу-то всю на буфет выложил, как положено. А если бы, скажет мама, его похитили террористы? Или маньяки? Или на органы? Я так волновалась! У меня подскочило давление!

Она ведь не понимает, что ничего, абсолютно ничего с ним, Саней, случится не может! Какие там террористы, какие маньяки? Они только в телеке водятся, ну и в интернете тоже. Правда, гуляют где-то Руслан с командой, но ведь далеко, возле школы, там их охотничьи угодья. Здесь же, на широкой солнечной улице ему ничего не угрожает. Риск возможен только возле лягушкинского дома, вот он почти рядом со школой, но волков бояться – в лес не ходить. А уж после штаба вообще ничего бояться не стоит, у него появится волшебная сила!

Правда, Саня тут же вспомнил, что волшебную силу нельзя тратить на себя, и это стало дополнительной ложечкой дёгтя. Зато другие волшебники запретом не скованы, с руслановскими разберутся только так. А как, кстати? Превратят в тараканов? Выкинут в безлюдный параллельный мир (читал он такую фантастику)? Подкрутят им мозги, чтобы стали примерными мальчиками, учились на пятёрки, слушались старших и любили манную кашу?

До шести оставалось куча времени… а кстати, как узнать-то, что шесть? Часов на руке нет, да и зачем, если всегда можно посмотреть по смартфону? Впрочем, не в тайге же он, вот рядом с метро висят часы, а вон там, у магазина «модная обувь», электронное табло, которое вообще всё на свете показывает – и время, и температуру, и курсы валют.

Саня тащился по улице, куда его ноги вели, и вышло так, что притащился в тот самый торговый центр «Будем дружить», где, по легенде, он в понедельник пережидал страшную грозу. Огромное трехэтажное здание было буквально нашпиговано всякими интересностями – чем только здесь ни торговали: и кроссовками, и тортами, и компьютерами, и даже подзорными трубами и телескопами.

А рядом с универмагом тянулись ряды павильонов, и вот здесь обнаружилось то, что более всего пугало маму: зальчик с вывеской «Фортуна» – там торчало несколько разноцветных игровых автоматов. Саня от них вовсе не фанател – это тебе не «С.Т.А.Л.К.Е.Р», это для примитивных умов. Из чисто научного интереса он вошёл и осмотрелся.

Примитивные умы тут были. Начиная от самых мелких, по виду пятиклашек, и кончая совершенно взрослыми лбами. От нечего делать Саня наблюдал, как лихорадочно они давят на кнопки, как надеются на призрачное счастье.

– Слышь, пацан, ты откуда такой взялся? – раздалось над ухом. – Чего-то я тебя не помню!

Оба-на! И тут гопники! Саня раздражённо обернулся.

Нет, не из руслановских. Двое вихлястых парней лет четырнадцати-пятнадцати, один с бело-розовыми пятнами ожогов на щеке, другой налысо бритый и с глазами, напоминающими о дохлых мухах.

– Гуляйте, пацаны, – обрадовал он их. – По четвергам не подаю.

Странное дело, он совершенно не боялся. Тогда, на пустыре, страх скручивал кишки, и приходилось изо всех сил сопротивляться, чтобы не стать гусеницей, а сейчас была только холодная злость. Драться? А что, можно! Лишь бы выплеснуть мысли о том, как сейчас дёргается мама и что с ним будет вечером… а ведь придётся под дверью на коврике ждать, если его неполная семья слишком поздно вернётся от полковника Лебедева.

– Борзый, да? – прищурился тот, что налысо. – Давно по соплям не получал?

Другой, с ожогами, только предвкушающе улыбнулся.

Никаких заготовок Сане применять сейчас не хотелось, фантазия не работала. Он просто подошёл к лысому вплотную – так, что обдало запахом курева и нечищенных зубов – и взял его двумя пальцами за нос.

– Будем удалять? – деловито осведомился он. – Или всё-таки лечить?

Ответить ему лысый не успел. Да и как может ответить человек, получивший резкий пинок в заднюю часть? Он только вскрикнет и вытаращится на нежданную проблему.

Нежданной проблемой оказался никто иной, как Санин одноклассник Гоша Куницын, тот самый второгодник. Был он сейчас одет совсем по-летнему – в чёрную рубашку с короткими рукавами и оскаленной мордой тигра (и тут, получается, Саня угадал) и белые шорты.

– Кыш отсюда, тараканы, – проникновенным голосом велел он гопникам. – А то ведь рассердиться могу. Усвоили?

И гопники почему-то не стали возбухать. Не то что драться, а даже огрызаться не посмели. Было тут двое пацанов – и сделалось пусто, словно в четвёртое измерение нырнули.

– А ты ничего, правильно себя вёл, – сообщил Сане Куницын и легонько хлопнул его по плечу. – Мелкие хищники, с ними надо без гуманизма. Ты, кстати, что здесь? Играть пришёл?

– Нет, – честно ответил Саня. – Просто случайно забрёл. От нечего делать. Спасибо, что помог, хотя я и сам бы справился. Между прочим, три года в дзюдо занимаюсь.

– Дзюдо тоже неплохо, – кивнул Гоша. – Ну ладно, давай. Сейчас тороплюсь, а потом как-нибудь поболтаем.

И не слишком быстрой походкой направился к выходу.

Странный всё-таки человек этот Куницын. Кто ему Саня? Зачем за него вписался? Ведь не друг, не сосед… ну разве что сосед по классу, так ведь и на седьмой «б» Гоше было начихать. Живёт человек в каком-то своём мире, не параллельном даже, а вовсе перпендикулярном, и точка пересечения – школьные уроки. Чем он напугал здешних гопников? Может, он тоже из шпаны, только уровнем покруче, и они его знают и слушаются? Но говорил он вовсе не по фене, да и вообще ни на какую шпану не походил. Может, тоже волшебник? Из другого отряда, какого-нибудь «Серо-буро-малинового костра»? Но тогда бы Лиска про него знала… а главное, он бы тогда её от издевательств спасал. Раз волшебник волнорезовский, значит, обязан. А Куницын ни малейшего интереса к Жабе не проявлял. Не травил, как другие, но и не защищал.

Он постоял ещё немного, обратил внимание на пустой стульчик у входа – интересно, зачем? И тут же получил ответ на свой вопрос: сутулый дядька в чёрном жилете с надписью «Охрана» торопливо вышел из неприметной двери и уселся на стул. Вот ведь что стоило ему пораньше вернуться, когда гопники к Сане привязались? Почему всё всегда получается по закону подлости?

Затем он вернулся в «Будем дружить» и ещё долго слонялся по торговым отделам, пока электронное табло не показало 17.40. Пора было двигать к лягушкинскому дому. Интересно, как там сейчас мама? Позвонить бы, успокоить… Только с чего позвонить? И главное, куда? Новый её московский номер был забит в смартфон, и наизусть его Саня совершенно не помнил. Кажется, 49 на конце… или 94.

Когда он подошёл к подъезду, Лиска уже стояла на улице.

– Что так долго? – недовольно спросила она. – Я уж думала, ты забил, не придёшь.

– Как долго? – возмутился он. – Сейчас ещё шести нет, в «Дружке» 17.40 было, когда я оттуда вышел, а всей дороги тут минут пять… ну, может, семь.

– В «Дружке» часы самые разные, – наставительно сообщила Лягушкина. – Какие отстают, какие спешат. Не знал? А где, кстати, твои собственные часы?

– А… – махнул он рукой. – Дома забыл.

Рассказывать ей про скандал совершенно не стоило. Ругать ведь начнёт. Или жалеть. А то, ещё хуже, помогать вздумает, волшебством своим. А вот не надо! Его разборки с родителями никого не касаются.

Всё было как и вчера – тёмная и грязная лестница, спёртый воздух, ароматы кошачьей мочи и засорившегося мусоропровода. Такой вот путь к волшебству. Не как в фэнтези, где таинственный замок седобородового мага, или провалиться в дыру во времени… чтобы опять же попасть в магический замок с винтовыми лестницами, серебряными флюгерами на шпилях башен, подземельями, где томятся в цепях скелеты. Нет, в жизни всё куда проще – запущенный подъезд, исписанные всякой чепухой стены, ступеньки, по которым надо идти осторожно, потому что засохло на них что-то нехорошее.

– Почему бы вам лестницу не помыть? – шёпотом дал он ценный совет Лиске.

– Прекрасно, вот ты и займёшься, – отбрила она. – А если серьёзно, то лучше уж так. Чтобы никто не обратил внимание. Мы в подвале, конечно, убираемся, потому что для себя же. А тут не надо, тут пусть все думают, что никто сюда не ходит.

– Погоди! – сообразил вдруг Саня. – А как же эти… ну там я не знаю, всякие, которые трубы проверяют, потом насчёт крыс и тараканов… в Краснодаре у нас в доме постоянно всякие комиссии в подвал шастали, мама говорила…

– Знаешь, – обернулась Лиска, – вот пока ни разу не было, а я с сентября уже в «Ладони». Ну и ребята подстраховались, волшебством тут всё… как бы это сказать… обрызгали. Короче, никто сейчас на этот подвал внимания не обращает. Ни жильцы, ни техники, ни бомжи. Только надо время от времени повторять, волшебство долго не держится. А ты как думал? Типа сказал заклинание – и всё сработало навсегда?

…На сей раз никто за зелёным столом не сидел. Тусовались в кухонной части подвала: пили чай с бубликами, Дима перебирал струны гитары, наигрывал что-то старинное, похожий на мелкого медведя Серёга что-то читал на планшете, Аня сидела на корточках возле велосипеда и протирала его тряпкой. Мелкий Ванька уцепился за нижнюю трубу и использовал её в качестве турника, но не подтягивался, а просто висел, болтая ногами в белых кроссовках, Полина негромко о чём-то спорила с Лёшей.

– А вот и мы! – возвестила Лиска.

– Классно! – оторвался от планшета Серёга. – Вы на десять минут опоздали. Вот Данила заставил бы по десять раз отжаться!

– Ладно, будем гуманистами, – отозвался Лёша. – Как-нибудь уж без Данилиных методов обойдёмся. Новая политика типа.

– Это он так говорит, потому что чаще всех опаздывал, – не отрываясь от трубы, настучал на старшего Ванька.

Лёша, не отвечая мелкому, повернулся к Сане.

– Ну что? Раз пришёл, значит, всё обдумал? Идёшь в «Волнорез»?

– Ага! – сглотнув, ответил Саня. Так просто оказалось произнести это слово, будто и не было мучительной ночи. А сказав, он вдруг чётко понял: назад уже ничего не переиграть. Ничего уже не будет как раньше, а только по-другому. Хуже или лучше?

– Хорошо подумал? – раскачиваясь на табуретке, продолжил Лёша. – Жить станет сложнее. От волшебства вообще проблем больше, чем радостей.

– Я не маленький, я всё понимаю, – кивнул Саня. – Ты сейчас так говоришь, чтобы я испугался и сказал «нет»?

– Просто так положено, – не смутившись, ответил Лёша. – Надо, чтобы ты ясно понимал, куда вступаешь. У нас классно, но опасно. Когда помогаешь кому-то, кто в беду попал, запросто и сам во всякое можешь влипнуть… Мы как пожарные, или полиция. Те ведь и сгореть могут, и под пулю попасть.

– Между прочим, было много таких случаев, – вставил Дима, оторвавшись от гитары. – Не конкретно у нас в отряде, а вообще. Говорят, сейчас это пореже, а в первые годы сплошняком.

– И вот чтобы не было всяких таких ЧП, – продолжил Лёша, – в «Волнорезе» есть чёткие правила, которые всегда надо соблюдать. Во всех наших отрядах эти правила одни и те же.

– Правило номер один! – не отрываясь от велика, вступила в разговор Аня. – Если видишь, что дети попали в беду, надо помочь. Мимо чужой беды волнорезовцы не проходят.

– Правило номер два! – подал голос Серёга. – Если дело не простое, посоветуйся в отряде, иначе только напортишь.

– Правило номер три! – вступила в разговор Лиска. – Если можно помочь без волшебства, нужно помогать без волшебства. Волшебство – это на крайний случай, когда без него совсем уж никак.

– Правило номер четыре! – снова заговорил Лёша. – Абсолютная тайна организации. Никогда и никому, ни при каких обстоятельствах нельзя рассказывать о «Волнорезе» и о волшебстве. Ни родителям, ни друзьям, никому.

– Бывало, что рассказывали, – заметил Дима. – Всегда кончалось плохо. Психушка – это ещё не самый худший вариант.

– Потому что иногда целые отряды погибали, – пояснила Аня. – По-настоящему, физически. Ребят вылавливали и… короче, больше их никто не видел.

– А понимаешь, почему? – Сане показалось, что Лёшин взгляд сделался острым и тяжёлым. Примерно как топор, которым папа на кухне разделывал мясо из морозилки.

– Почему? – у Сани сходу не нашлось версии.

– Потому что волшебство – это как оружие, – пояснил Лёша. – Причём гораздо более ценное, чем гранатомёты или танки. Волшебством такое можно сделать… Например, вот есть какой-нибудь крутой чел, у него огромный бизнес, банки там всякие, заводы… А прикинь, подействовали на него волшебством, и он всё свое имущество подарил кому приказали. Или волшебством можно хоть магазин обчистить, хоть Алмазный фонд в Кремле. Или выкрасть военные и научные тайны. Или сделать так, чтобы народ на выборах проголосовал, за кого надо. Короче, много чего можно. И вот если серьёзные люди про наше волшебство узнают, то захотят использовать.

– Если спецслужбы, то отловят и увезут в закрытые научные центры, на опыты, – добавил Серёга. – А если бандюки или коммерсы, то шантажировать будут. Или просто обдурят, ты вот будешь думать, будто ребёночка какого-то спасёшь, если что-то такое сделаешь волшебством, а на самом деле это нужно, чтобы бизнес у конкурента отжать. Ну или что-то типа того.

– Короче, смотри, – вновь заговорил Лёша. – Если растрепать кому-то про наше волшебство, то одно из двух: или не поверят, или поверят. Если не поверят, то решат, что у тебя с мозгами проблемы и надо бы в психушке обследоваться. Оно тебе надо? А если поверят – то те, кто поверит, начнут трепаться, инфа рано или поздно дойдёт до тех, кто захочет нас поюзать. Доступно объяснил?

– Ага, – кивнул Саня. Чего уж тут было не понять?

– Это были общие законы «Волнореза», – пояснил Дима. – А теперь отдельные правила, специально по волшебству. Правило номер раз: волшебством нельзя причинять людям реальный вред. Ну то есть убить, искалечить, свести с ума. У нас никаких авадакедавр быть не должно! Правило номер два: волшебство нельзя использовать для себя. Ни мороженого себе надыбать, ни даже защититься, если наезжают.

– Ну, это я знаю! – начал Саня. – Это мне Лиска ещё вчера говорила. – Она же…

И сейчас же осёкся, поймав остекленевший лягушкинский взгляд. «Дай слово, что никогда, никому!»

– А что Лиска? – заинтересовался Лёша.

– Да вчера мы шли, она мне тоже про эти ваши правила рассказывала, – нашёлся Саня. – Чтобы я не думал, будто если волшебником стану, то сам с руслановской шпаной справлюсь.

– Ага, всё верно, – подтвердил Дима. – Сам ты волшебством защищаться не имеешь права. Поэтому наезжают – терпи. Ну или сбеги, если получится. А если какая-то серьёзная тема, не одноразовая, то скажи в отряде, ты же у нас получаешься ребёнок в беде, мы обязаны помочь. Понимаешь? На меня наедут – ты выручишь, на тебя наедут – я выручу.

– Ну что, уже страшно? – усмехнулся Лёша. – Видишь, какие дела получаются? Ништяков от волшебства мало, головной боли много. Всё время надо думать, как бы не нарушить правила, как умнее волшебство применить, какие из-за него траблы могут выскочить. У нас не Хогвартс, у нас колдовать направо-налево нельзя.

– В Хогвартсе тоже нельзя, – заметил Ванька. – Я все семь книг прочёл, могу доказать.

– Не надо, мы тебе верим! – отмахнулся Лёша. – Короче, ещё не поздно отказаться. Народ тебя поймёт, ну и с Русланом по-любому разберёмся. Он, между прочим, много кого достал.

– Отказываться не буду! – твёрдо заявил Саня. – Я хочу быть с вами. Защищать детей и всё такое. И головной боли не боюсь, я к ней привык.

– Что ж, ты сказал, – подвёл итог Лёша. – Только вот чего ты ещё не знаешь: что бывает за нарушение наших правил.

– А что бывает? – Сане давно хотелось прояснить этот зудящий вопрос.

– Отрубают голову! – захихикал Ванька со своей импровизированной шведской стенки. – Или ремня дают!

– Это он так шутит, – терпеливо пояснил Лёша. – Это у него такой специфический юмор. Хотя насчёт ремня мысль интересная. Но если серьёзно – то за мелкие косяки тебе просто скажут, что ты неправ. А вот если нарушишь по-настоящему, придётся тебя лишить волшебной силы и выгнать из отряда.

– А что, можно лишить? – удивился Саня. Ему почему-то думалось, что волшебство – оно как умение плавать. Если научился, то никогда не разучишься.

– Можно, – печально подтвердил Лёша. – Такое редко бывает, но всё-таки бывает. Мне однажды пришлось поучаствовать в процедуре… Поверь, это очень неприятно, и для тех, кто лишает, и уж тем более для того, кого лишают. Для него это всё равно как ампутация без наркоза. И, главное, потом плохо. Не физически, а как бы душе. Причём заметь, это навсегда. Если лишили волшебства, по второму разу его уже получить невозможно.

– Санёк, ещё не поздно отказаться, – заботливо сказал Дима. – Пока не получил силу, дорога назад есть. А получишь, уже всё. Это как в армии присяга. До присяги ты так, существо в казарме, а после присяги – военный!

– Кого лечишь, доктор! – рассмеялся Саня. – У меня папа майор, я про армию и присягу в сто раз лучше тебя знаю.

– Ну, наверное, да, – признал Дима. – У меня папа – физик. Поэтому я про кварки и нейтрино знаю в сто раз лучше тебя. Короче, ты не передумал?

– Не передумал! – Саню уже начинало понемногу колбасить. Ну что они тут втирают? Что, думают, будто он струсил? – Я подтверждаю своё согласие!

Фраза, конечно, была позаимствована из недавнего сериала, но зато подходила идеально.

– Что ж, – облегчённо вздохнул Лёша, – значит, ура! Всё как положено вышло. Мы тебе наши правила рассказали, ты три раза согласился. Значит, теперь осталось только одно. Но самое главное. Получить силу. Это не больно. Начнём?

Чем-то он сейчас удивительно походил на бодрого старичка-стоматолога, к которому Саню водили перед отъездом из Краснодара. Кстати, тогда и впрямь было не больно.