Текст книги "Детям до шестнадцати"

5.

Санина совесть была чиста – домой он пришёл без одной минуты восемь. Голова ещё звенела и дико болел нос, но кровь давно остановилась, в ванной у Димы он отмылся как следует, внимательно оглядел себя в зеркале – вроде, никаких особых следов не заметно.

Но папа всё-таки заметил. Ну почему именно сегодня у него выходной!? Первое мая – оно же для штатских, а военные всегда должны быть на боевом посту! Что за невезучесть! Даже мама ничего не уловила: синяков и ссадин нет, куртка в норме, а что губы слишком толстые и нос распух, так, может, это у него аллергия такая. Например, на тополиные листья. У других на пух бывает, а у него вот на листву!

– Ну-ка, – едва поужинали, взял его за плечо папа. – Пойдём, пообщаемся.

Общались в родительской комнате – мама в это время укладывала в «детской» Мишку и читала ему про Айболита и Бармалея. Это значит, минимум полчаса.

– А в чём дело-то? – настороженно спросил Саня, забравшись с ногами в огромное, рассчитанное на великанский зад кресло. – Я же не опоздал!

– Дело вот в этом, – папа слегка щёлкнул его по носу, и Саня резко отдёрнул голову: чепуховый щелчок сейчас отозвался болью. – Дрался?

Можно было, конечно, отнекиваться, но с папой обычно такие штуки не проходили: он всегда очень хорошо чуял враньё. И без всякого, между прочим, волшебства!

– Ну, как бы да, – Саня напрягся. Сейчас начнёт выпытывать детали, и придётся лавировать – чтобы и не наврать вот так уж прямо, и «Ладонь» не засветить.

– А подробнее? – судя по папиному голосу, он не злился, но ему было по-настоящему интересно.

– Короче, на улице два гопника пристали, – начал Саня. В общем, действительно же на улице, действительно же два гопника. А уточнять, к кому именно они пристали, совсем не обязательно.

– Взрослые? – продолжил допрос папа. – Или твой возраст?

– Ну, вроде класс девятый или десятый! – тут можно и не врать. – Повыше меня, но не особо. Один бритый налысо, у другого на щеке ожог такой розовый…

– Чего хотели? – хмыкнул папа. – Денег?

– Ага! – честно ответил Саня. Неважно ведь, от кого они их хотели.

– А ты начал драться? – папа предвосхитил его ответ.

– Угу!

– И насколько успешно?

– Нормально! – не очень-то исказил правду Саня. – Одному кулаком в глаз, другого завалил и кисть на болевой взял, но второй сзади напал, я и отвлёкся. – Вот тут нужно было говорить аккуратно. Сообщать папе про то, что Жжённый выхватил то ли нож, то ли заточку, явно не следовало. Ещё испереживается, запретит на улицу выходить…

– Ну и? Дальше-то что! – папа сейчас напоминал футбольного болельщика, который опоздал на прямую трансляцию матча и звонит приятелю, чтобы узнать, как сыграли наши.

– А дальше этот лысый мне со всей дури лбом по носу дал! – это скрывать не стоило. – У меня точно граната в башке взорвалась!

– Представляю, – кивнул папа. – Ты уже ошибку допустил: если с двумя драться, никогда не стоит переходить в борьбу лёжа. Внимание неизбежно сосредоточится на одном противнике, сектор обзора уменьшается, а главное – спина открыта. Второй тебя стопроцентно сделает. Надо было оставаться на ногах. А ещё лучше – врезал тому, кто ближе, в коленную чашечку, и дёру. Чувствуешь, что можешь оторваться – отлично. Если видишь, что настигают, то вовремя остановись, и первому – пальцами в глаза, потом сразу в пах. А второму, который чуть дальше, ногой в голень. И сразу дальше беги, пока не очухались. Ладно, что потом-то было? Когда в нос поймал? После такого удара человек на некоторое время вырубается, и тогда с ним что угодно можно сделать. А тут, как мне кажется, пациент более жив, нежели мёртв.

– А дальше мне помогли! – во весь рот улыбнулся Саня.

– Прохожие? – предположил папа.

И вот тут Саня лопухнулся. Потом он уже понял, что самое умное было бы сказать – незнакомый пацан, с которым в результате и познакомились, оказался Димой, внуком академика, хозяином овчарки Найды, юным флейтистом… после этого его и в гости позвать можно было бы, Дима бы уж точно родителям понравился, и с ним бы всегда отпускали гулять. Но вместо этого из него вырвалось:

– Да пацан из нашего класса, Гоша Куницын. Рядом там проходил, увидел, ну и дал им люлей! Он с шести лет у-шу занимается! Стилем Вин Чун! Гопы знаешь как от него деранули! Будто за ними вампиры гонятся! А Гоша меня к себе домой повёл, я там умылся, куртку почистил… и нос мне перекисью водорода обработали!

Совершенно необязательно было уточнять, что про перекись вспомнила поднатаскавшаяся в медицине Лягушкина. Кстати, как выяснилось, насчёт кружка по первой помощи она не врала. Там, в кружке, она и познакомилась с Анькой Землицкой, которая потом привела её в «Ладонь».

– Повезло тебе! – вздохнул папа. – А могло всё хуже окончиться. Впрочем, ещё не факт, что без последствий. Ну-ка, посмотри мне в глаза! Язык высунь! Теперь закрой глаза и указательным пальцем правой руки дотронься до кончика носа.

– Проверяешь, нет ли сотрясения? – догадался Саня.

– Проверяю. А ты откуда знаешь? – удивился папа.

Тут правильнее всего было бы сослаться на интернет – мол, случайно забрёл на страничку, где написано про всё такое, но он опять сглупил:

– Это Гоша меня тоже так проверял, он тем летом в лагере в кружке по первой помощи занимался.

– Чем дальше, тем больше мне этот твой Гоша нравится, – глубокомысленно заметил папа. – Видно, толковый парень. Ты вот что, пригласи его как-нибудь к нам в гости. Это же здорово, что у тебя тут появляются друзья.

Саня молча кивнул. Ну вот и вырыл сам себе яму! Как выбираться? Проще всего врать, что Гошка прийти отказался или не может, но врать, да ещё папе – как-то стыдновато. Рассказать всё Диме и попросить, чтобы назвался его одноклассником Гошей – тоже стыдно. И потом, рано или поздно враньё раскроется. Начнут мама с папой спрашивать Диму что-то про гимназические дела, про седьмой «б», про учителей – и всё, приплыли. Диму же не проинструктируешь на все случаи жизни… А самый жуткий вариант – это в школе подойти к Куницыну и пригласить в гости… попутно попросив, чтобы он наврал, как отлупил гопников, пытавшихся ограбить Саню.

– Ну, я ему скажу, – Саня изобразил задумчивость. – Но не знаю, захочет ли. Мы ж не друзья с ним, просто в одном классе учимся.

– Вот тебе и повод познакомиться с человеком поближе, – наставительно заметил папа. – Ладно, я всё понял. Обошлось и обошлось. В другой раз внимательнее будь. Маме про эту драку говорить необязательно. Ну, в крайнем случае, ты споткнулся о бордюр и ударился… но в любом случае без пролития крови! Женщин нужно беречь от совершенно необязательных негативных эмоций. Ладно, иди. После таких великих потрясений тебе лучше пораньше лечь.

Самого страшного не случилось – прогулки не отменили. И уже в постели, потянувшись мысленно к белому шарику волшебства, он сказал «Спасибо!» Совершенно не понимая, кому.

Погода продолжала радовать – столбик термометра поднялся уже до двадцати одного, облаков ни следа, и если бы не полупрозрачная листва, можно было свободно спутать с июлем.

Саня хотел уж совсем по-летнему одеться, как Дима, но шорты мама запретила категорически.

– Второе мая! – воскликнула она с театральной интонацией. – Всего лишь второе мая! Это обманчивое тепло. Ещё не хватало, чтобы ты рассопливился в конце учебного года! Не забыл, что русский нужно вытянуть на четыре? И география тоже колеблется! Поэтому – джинсы!

Удалось сторговаться на том, что вместо куртки будет рубашка с длинными рукавами. Всё равно ведь на улице можно и закатать, а возвращаясь домой, раскатать снова.

– И чтобы в два часа был как штык! У нас праздничный обед! – мамин голос настиг его уже в прихожей.

– А почему праздничный? – удивился Саня. – Мы что, теперь отмечаем первое мая? Как дедушка Коля? И между прочим, сегодня второе!

– У нас другой повод, – выдержав паузу, сообщила мама. – Папе наконец присвоили подполковника! Приказ подписан 29 апреля, а обрадовали его только вчера! Вот так!

Это многое объясняло. Например, что вчера папа не ругался за драку, не грозился вообще отменить улицу, а напротив – дал несколько ценных советов. А ещё – что маме вчера было не до изучения разбитого Саниного носа. Похоже, они с папой ещё до ужина успели немножко отпраздновать.

Настроение слегка подувяло. В Краснодаре уже было такое – мама в компании подруги, тёти Марины, вернувшись из печальной поездки в Петрозаводск, «снимала стресс», и всё это выглядело до крайности неприятно. Хотя по сравнению с главной бедой это мелочь. Саня снова вспомнил бабу Люду. Ну почему врачи до сих пор не изобрели таблеток от рака? Чтобы не резать, не химия, не лучи – а просто глотнул, и всё прошло… Чтобы раковые клетки вернуть назад по времени – в ту секунду, когда они ещё не сошли с ума… И как жалко, что здесь белый шарик бесполезен. Странное всё-таки волшебство, недодуманное какое-то…

Они встретились с Димой на широких ступенях «Дружка». Тот был одет по-вчерашнему, только на сей раз через плечо его свисала большая хозяйственная сумка.

– На обратном пути закуплюсь кое-чем, – поймав Санин взгляд, пояснил он. – Как-то влом специально вылезать.

– Куда мы сегодня? – спросил Саня. – Продолжим с теми уродами? Наверное, их ещё попугать не мешает…

– Ну ты и кровожадный, – Дима изобразил людоедскую ухмылку. – Не, вряд ли они сегодня придут. Раны зализывают, да и волна ужаса обычно действует два-три дня. Потом да, подкреплю, и так пока не перестанут здесь тусоваться. У них условный рефлекс получится, как у собак. Нет, мы в другое место пойдём. Мне Данила завещание оставил, вот надо поработать…

– Какой Данила? Какое завещание? – не понял Саня.

– Ну наш Данила, Рыжов! – воскликнул Дима, недоумевая, как можно не знать Данилу. – Он же до марта у нас в «Ладони» был командиром.

– А потом? – вопрос, конечно, глупый, Саня помнил про шестнадцать лет, но сейчас представился повод узнать подробнее.

– Потом вырос, – вздохнул Дима. – Почувствовал, что всё, кончается волшебство, ну и ушёл, не дожидаясь. Собрал нас, попрощался, выставил упаковку колы, дал разные инструкции. Ну, типа завещания. В смысле, довести до конца его собственные проекты. То есть работать с детьми, которых он тащил. И вот сейчас мы будем заниматься таким пацанчиком, которого Данила мне в наследство оставил. Зовут Ромка Дубов, шестой класс. Там вообще сто пятьсот проблем, с этим Ромкой. Пошли, по пути расскажу.

– Так куда идём-то? – деловито уточнил Саня.

– В компьютерный клуб «Стар Форс», – Дима мрачно улыбнулся. – По данным разведки, он сейчас там зависает, в Half Life режется. Это нам минут двадцать топать, до Владимирской.

– А в чём с ним засада, с этим Ромкой? – спросил Саня, когда они отошли от «Будем дружить» и направились как раз к местам вчерашних боёв. – От чего ты его спасаешь?

– От него самого, – Дима перекинул сумку на другое плечо и пояснил: – Он игроман и вор, это во-первых. Дома ворует деньги, чтобы время в компьютерном клубе оплачивать. Чаще всего у бабушки, она у них там в семье единственная нормальная.

– А мама с папой? – хмыкнул Саня. – Психи, что ли?

– Мама там, Ирина Олеговна, какая-то совсем жизнью прибитая, – вздохнул Дима. – Всего боится, ничего не умеет, и главное, во всем слушается Александра Григорьевича, мужа то есть. Короче, Ромкиного отчима. А вот этот уже – монстр сто процентов. Садюга, алкаш, и Ромку лупит, и его маму, и даже бабушку Ромкину, Татьяну Ильиничну. Ну то есть тёщу, получается. Весёлые картинки, да?

– Ничего себе! – присвистнул Саня. – А как Данила про него узнал?

– Да они в одной школе учатся, только Данила в десятом, а этот Ромка в шестом. Ну и как-то узнал… он подробности не рассказывал. Причём узнал не очень давно, перед Новым годом, и не успел ещё ничего сделать… пока разбирался в ситуации, у него у самого и началось… это…

– Что – это? – с опасливым замиранием спросил Саня.

– Волшебство стало дохнуть, – грустно объяснил Дима. – И получалось всё хуже и хуже, и ещё важный такой признак – когда он с кем-то из наших рядом был, у тех волшебство тоже как-то через раз срабатывало. А это всем известно, что значит… Как бы звоночек такой… Короче, возраст, пора типа на пенсию, пока не поздно. Вот он и резко свалил.

– А почему? – не мог этого понять Саня. – Ну, раз у волшебства такое свойство, раз оно кончается в шестнадцать, то ничего, наверное, не поделаешь. Но из отряда-то он почему ушёл? Вы же дружили все с ним. Он обиделся, что ли?

– Не понимаешь. – В Димином голосе сейчас вовсе не было ни прежней иронии, ни живости. – Просто ни Лиска, ни Лёша, ни другие наши тебе пока про это не говорили. Тут вот какая штука, Санёк. Когда мы вырастаем, наше волшебство не просто кончается, ну вроде как лампочка светила, щёлкнули выключателем – и погасла. Тут иначе как-то всё. Короче, если у тебя волшебство сдохло, а ты с ребятами из «Волнореза» общаешься по отрядным делам, советы им даёшь и всё такое – тогда у них, с кем ты контачил, тоже волшебство гаснет. Причём навсегда, по новой не зажечь. Никто не знает, почему так дурацки устроено… но это исторический опыт, понимаешь? Бывало такое, что старшие ребята волшебство теряли, а уходить не хотели… и тогда всему отряду кирдык. В смысле, что у всех волшебство станет по нулям.

– Что, совсем никак-никак нельзя? – поразился Саня. – Даже про музыку или футбол?

– Про футбол можно, – утешил Дима. – Вообще про всё что хочешь можно, только не про волшебство, не про то, что в отряде происходит. Но тут всё равно засада. Потому что можно ведь увлечься, вот было всё про футбол, про футбол, а потом бац – и уже про волнорезовские дела. Это ж постоянно надо за языком своим следить… не у всех получается. Поэтому старшие и не хотят рисковать, подставлять нас… и уходят, стараются пореже на глаза попадаться. Тут по-разному бывает. Кто-то ещё до шестнадцати сваливает, чтобы уж с гарантией, а кто-то тянет до последнего, хочет доделать все дела, которые начал. Но тут больше риск.

Саня молчал, не зная, что сказать. Страшно всё это было и горько… прямо как тогда, на похоронах бабы Люды. Значит, вот этот маленький белый шарик, что невидимо светится у него в сердце, что тёплой волной откликается на мысленное прикосновение – он тоже умрёт? И не когда-нибудь там в непредставимой дали, как сам Саня, а всего через три года? И тогда придётся резко рвать, уходить от друзей, и жить скучной взрослой жизнью, в которой никакого волшебства нет и быть не может? Мишка осенью топал ногами, стучал кулаками, валялся на полу и орал: «Не хочу! Не хочу! Пусть она оживёт!» Но в тринадцать лет прекрасно понимаешь: есть на свете вещи, которые не отменить и которые совсем не зависят от твоих желаний. Можешь хоть весь измечтаться – но падать всё равно будешь вниз, а не вверх, огонь всё равно обжигает, а в воде всё равно нельзя дышать.

– А это часто бывает, – спросил он глухо. – Ну, заражение?

– Да понимаешь, – Дима замедлил шаг, – я сам такого не видел, в «Ладони» всё в этом смысле чётко… Но слышал, что в других отрядах бывало… давно, когда «Волнорез» только-только возник…

– А когда, кстати? – не сдержал любопытства Саня.

– Да фиг его знает! – подумав, ответил Дима. – Одни говорят одно, другие другое… вроде как лет тридцать назад, ещё когда Советский Союз был. Просто тогда никому в голову не пришло историю «Волнореза» вести, да и никто же не знает сразу про все отряды, только про свой и, может, про соседние. В некоторых отрядах старшие, как чуют свой срок, пишут что-то типа мемуаров, для молодёжи вроде нас с тобой. Но Данила не стал, сказал, что он типа не писатель, ему школьных сочинений хватает. А вот до него у нас рулил Игорь, его все Игрек звали, я его ещё застал, мне двенадцать тогда было, и вот вроде Игрек чего-то такое писал, только я не знаю, у кого сейчас его тетрадка.

– Ну так что насчёт заражения? Как это происходит? – Сане хотелось ясности.

– Короче, если пообщался по волнорезовским делам с тем, чьё волшебство умерло, оно у тебя тоже умрёт, причём не так, как у него, а быстро… почти сразу. Может, за час, может, за минуту, может, за день… Как-то, знаешь, не тянет экспериментировать. Причём всё равно как общаться. Хоть по телефону, хоть в инете… Главное, что не просто так, а по нашей теме, по отрядной.

– Но почему это так? Почему про футбол можно, а про отряд нельзя? Типа кто-то следит за нами и, если что не так, рубильник повернёт?

– Знаешь, – вздохнул Дима, – ты про это лучше с Серёгой пообщайся, это могучий теоретический ум, он в таких делах получше меня фишку рубит. Кстати, забыл сказать, ещё одна засада есть. Вот прикинь, встретишь ты Данилу или Игрека и поговоришь про наши волнорезовские дела, кого спасаем, как… и пропадёт у тебя волшебство. Знаешь, что дальше будет? А дальше ты сам становишься переносчиком заразы. Только не навсегда, а на короткий срок. Может, пару часов, может, пару дней.

– В каком смысле переносчик? – не понял Саня.

– В прямом. Если пообщаешься с кем-то из наших по делу, у тех тоже волшебство пропадёт. Поэтому если уж такая беда стряслась, надо как бы карантин пересидеть. Недельку, для гарантии.

– Тоже исторический опыт?

– Ну да, – Дима раздражённо хлопнул себя по коленке. – Во всяком случае, говорят такое. Вроде бы случалось раньше, в других отрядах. Сам не видел, конечно. Но лучше перебдеть.

– И что, теперь с этим вашим Данилой уже никак-никак нельзя? – поразился Саня. – Получается, он хоть и живой, но как бы на том свете? И если с ним кто-то сильно дружил, то всё, абзац?

– Санёк, ну ты пойми, – терпеливо заговорил Дима, – для него самого так будет лучше. Чтобы не напрягался, чтобы не боялся нас заразить. Вот прикинь, мы с ним нос к носу столкнулись, начали про кино болтать, про школу… что-нибудь безопасное. А он будет дёргаться и мучиться, как бы чего такого не ляпнуть… опасного. Пускай уж лучше живёт спокойно. Ну и потом, это ж не навсегда. После шестнадцати все там будем… типа клуб пенсионеров. Болтай тогда про что угодно, друг другу пенсионеры не опасны.

Минуты две они шли молча. Светило солнце, да что там светило – жарить потихоньку начинало, воробьи чирикали в почти голых ещё кустах, музыка доносилась из открытых окон и из пролетающих мимо машин – но Сане было пасмурно. Волшебство, ещё недавно такое тёплое, радостное, оборачивалось довольно неприятной стороной.

– Атас! – вдруг сквозь зубы протянул Дима и резко дёрнул Саню за руку. – Накликали! Вон, глянь туда, – мотнул он подбородком вправо. – Данила в натуральном виде! Бежим!

Прежде чем чесануть за Димой, скользнувшим в сторону детской площадки, Саня всё-таки обернулся, куда тот показывал.

По другой стороне тротуара шёл не очень высокий, но жилистый парень, по виду класса из десятого-одиннадцатого. Русые волосы его были коротко подстрижены, на спине серой футболки выделялась оранжевая надпись «Не влезай! Убьёт!», а в левой руке он держал ополовиненную двухлитровую бутылку колы. Правой же обнимал за талию блондинистую девушку в сиреневом топике. Девушка что-то возбуждённо говорила ему, а Данила только кивал.

А вот лица его Саня так и не увидел – потому что опомнился и рванул вслед за Димой. Туда, во дворы, к песочнице и качелям. Ещё не хватало угробить белый шарик – всего-то на четвёртый день волшебства!

– Пронесло! – выдохнул Дима спустя минуту. – Вот так и живём, Санёк! В принципе, ничего ужасного не случилось бы. Ну поздоровались бы и дальше пошли. Но лучше всё-таки поостеречься. Да и зачем Данилу расстраивать? Мы ж ему лишнее напоминание, что волшебства у него больше нет.

Он сидел на бортике песочницы, упираясь локтями в колени, и вид у него был хоть картину пиши. С названием «Печалька».

– Блин, как подумаю, что через два года со мной то же самое будет, – передёрнув плечами, продолжил Дима. – Прямо жить не хочется. Прикинь, каково сейчас Даниле. Типа живой мертвец. Ни волшебства, ни старых друзей…

Саня подумал, что Данила, обнимавший хохочущую девушку, вовсе не выглядел таким уж убитым. Но это снаружи, а кто знает, что там внутри порвалось? Какая рана там, где раньше пульсировал белый шарик… ну пусть не белый, а хоть серо-буро-малиновый? И главное, никому же про эту боль не скажешь! Придётся молча терпеть.

– Ты счастливый, у тебя ещё целых три года осталось! – продолжил Дима. – А Ваньке Звягину лучше всех, пять лет!

– Слушай, а обязательно оно ровно в шестнадцать умирает, волшебство? – осторожно спросил Саня.

– Всякое говорят, – не слишком охотно отозвался Дима. – Я вот слышал про парня откуда-то из Сибири, у которого до семнадцати держалось. Только его всё равно в шестнадцать заставили из отряда уйти, во избежание. Так что он был такой одинокий волк, волшебничал без всякой поддержки. Но не знаю, правда это или сказки. Ты вообще имей в виду – мы, волнорезовские, сказки любим. Ты ещё много всякой фигни услышишь, а понять, где фигня, а где не фигня, будет сложно.

– Мальчики! – раздался сзади раздражённый женский голос. – Это вообще-то для маленьких детей песочница! Шли бы вы отсюда подальше! Безобразие! После таких и бутылки тут остаются, и шприцы… Поколение дегенератов! Вырожденцы!

Саня обернулся. Нестарая ещё кудрявая тётка в розовой куртке и узких чёрных лосинах возвышалась над ними и негодующе простирала руки. Рядом с ней топтался малыш по возрасту вроде Мишки, с красной пластмассовой лопаткой в одной руке и зелёным совочком в другой.

Очень хотелось ответить ей что-то злое и обидное, но Дима его опередил:

– Спасибо за ваше мнение, оно очень ценно для нас! Мы обязательно его учтём и сделаем соответствующие выводы! Ваша искренняя обеспокоенность нравственным климатом внушает глубокие чувства! Мы вообще всегда ценим в населении активную гражданскую позицию!

Пока тётка разевала рот, не зная, что ответить, он дёрнул Саню за локоть, и они неторопливо удалились на тротуар.

– Домашняя заготовка? – поинтересовался Саня. – Ну, как ты ей ответил…

– Да нет, чисто импровизация! – похвастался Дима. – Между прочим, ничего сложного, зато у неё разрыв шаблона.

Саня и сам так умел – хотя бы тогда, в первый свой школьный день, с хищным Боровом. Но Дима, похоже, и тут был сильнее. Что сказать гопнику, понятно, а вот как такую вредную тётку заткнуть? Здесь у Сани никаких заготовок не имелось. А уж тем более не сумел бы он так импровизировать на ходу. Крут всё-таки его новый друг! И у-шу, и флейта, и, наверное, много всякого такого, о чём он пока и не подозревает.

– Слушай, – спросил он, – а где ты этим своим Вин Чуном занимаешься?

– В Сокольники езжу, – охотно рассказал Дима, – там такой большой спортивный центр есть, много разных секций, ну и наша, её настоящий китаец ведёт. Ну, почти настоящий, он по папе китаец, а по маме русский, по паспорту он Семён Вениаминович, но рассказывал, что папу его зовут Вень Цу, и этот его папа мастер стиля Вин Чун, и дедушка был мастером, и прадедушка. А папа Семёна Вениаминовича ещё в пятидесятые приехал в СССР, учиться, ну и остался здесь, у них там в это время культурная революция была, кучу народа перерезали. Короче, он до перестройки тайно учил ребят у-шу, в Советском Союзе это типа запрещалось… а официально открыл секцию только в девяностых. Между прочим, секция эта у него не для заработка, а так, для души, а по специальности он знаешь кто? Никогда не угадаешь! Повар! Причём не в китайском ресторане, а в обычном. Он вообще прикольный мужик, весёлый такой. Но если ты заниматься у нас хочешь, учти, он строгий!

– А можно? – с надеждой поинтересовался Саня.

– Сейчас нет, ты в сентябре приходи, когда он будет новую группу набирать. Только имей в виду, надо много лет заниматься, чтобы результаты были. Я вот с шести… папе его знакомый посоветовал именно туда отдать, к Витаминычу. Тебе трудно будет, придётся переучиваться от дзюдо… Но если хочешь, попробуй.

– Слушай, – сообразил вдруг Саня, – а если к вашему Вин Чун ещё и волшебство добавить, это же вообще получится суперкруть? Брюс Ли отдыхает?

– Ну типа да, – согласился Дима. – Можно вообще без Вин Чун обойтись. Применил волшебство, и скорость реакции в сто раз выросла, от любых ударов увернёшься, любой твой удар хоть насквозь пробьёт. Причём тут даже расход силы не самый большой выходит. Только вот смотри, какая засада. Применить сможешь только чтобы детей защищать. Себя – нельзя. А если применил и тебя при этом срисовали – как будешь объяснять, откуда такие умения? Поэтому волшебство волшебством, а надо и по-нормальному тоже уметь. Пригодится.

Что пригодится, Саню убеждать было не нужно.