Текст книги "Убить и умереть"

И он опрокинул в рот стакан водки.

– Люблю я рыбу ловить, понимаешь. И пряник – тоже любит. Скажи, Пряник?

Второй мужчина, не произнесший за все время почти ни слова, энергично закивал головой.

– Вот видишь, любит… Я себя человеком чувствую, когда с удочкой сижу и ни хера мне ничего больше не надо! Ничего, понял? Ни денег, ни водки, ни бабу! Я так живу, и мне нравится так жить!

Помолчали. Слышно было только как хрустят на зубах маринованные грибы.

– А ты, я смотрю, запутался, – сказал мужчина и добавил с ироничной усмешкой. – Киллер!

Иван кивнул. Он действительно не понимал своей жизни и отчаянно завидовал человеку, который сидел напротив него. Иван отдал бы все, что у него есть, лишь бы тоже испытывать удовольствие от ежедневного бездумного сидения с удочкой на берегу.

– Вот, что я тебе скажу, Буратино! – наставительно произнес мужчина запихивая в рот кусок колбасы. – Плюнь на все! И делай только то, что сам хочешь делать. Надоело убивать – брось! Захочешь убить кого-нибудь – убей! Но только сам. Не по приказу. Хочешь, с нами пошли. Мы здесь недалеко обитаем, на Головинском кладбище, пока не похолодало еще. Там и допьем это все.

Он показал рукой на две оставшиеся бутылки «Комдива», еще целые.

Иван кивнул. Ему вдруг очень захотелось взглянуть на кладбище. Просто взглянуть, посмотреть – как там, среди могилок?

Они долго, как показалось Ивану, брели по берегу озера, как называл мужчина, которого, как выяснил, наконец, Иван, звали Батей. По дороге Батя рассказал свою историю. Вернее, Иван выпытал из него, что тот был священником, «батюшкой», настоятелем небольшой церквушки на Владыкинском кладбище, что находится на окраине Ботанического сада. Оттого и кличка его пошла. На вопрос, как же его зовут на самом деле, Батя мрачно пробормотал.

– А никак меня не зовут. Просто – человек. Батя. И все на этом.

А вот вопрос о том, как же оказался он в бродягах, его задел и даже как-то возбудил.

– Тоже вот, как ты, о жизни задумался, – сказал он, шагая мимо станции метро «Водный стадион» вместе с Иваном и своим спутником Пряником. – Встал однажды утром, голова трещит с похмелья. Хочется чего-то, а чего – не пойму никак. Прихожанку-то турнул со своей постели, она оделась и ускакала, а я сижу в одном исподнем, думаю. Я в семинарию-то попал уже после того, как Московский университет окончил, кандидатскую защитил, биолог я по мирскому образованию. о душе человеческой много к тому времени узнал и передумал всякого немало. Мне службу утреннюю вести, а душа противится, не хочет перед прихожанами маяться. Мне бы, думаю, сейчас сидеть где-нибудь на бережку, на поплавок смотреть и следить, как вокруг него вода колышется. Ничего больше и не хочу. Ни бога и ни дьявола. Я столько лет о боге рассуждал, столько лет дьявольским уговорам уступал, что не могу больше. они друг с другом не ладят, а я тут при чем? Я не бог и не дьявол. Я просто – человек. Чего же они во мне-то поле битвы устроили? Да ну их у лешему! Рясу под кровать бросил, мирскую одежду надел, да и ушел из церкви. Ключи дьяку отдал… А Пряник, вот, со мной увязался… тоже – богу не верит, а за дьяволом не хочет идти… Он сторожем был при церкви-то… Так вот и живем с ним на кладбище, уже лет пять, наверное, а то и шесть. Летом рыбку ловим, зимой книжки читаем, да корзинки плетем из лозы.

Батя остановился и посмотрел на Ивана внимательно и многозначительно. Они уже подошли к воротам кладбища. Через ограду Ивану было видно, как покосились кресты на старых заброшенных могилах, а на новых сверкали золотыми буквами надписи на гранитных и мраморных обелисках.

– Вот, Буратино, живем мы где, – сказал Батя. – Там, где другие смертные отдыхают.

– Иваном меня зовут, – сказал Иван.

– Иваном ты станешь, когда в себе разберешься, – возразил Батя. – А пока ты – Буратино. Глупый деревянный мальчишка с коротенькими мыслями. Хоть и богатенький… Ну, пошли, чего стоять-то на пороге…

И они вместе с Пряником не торопясь вошли в кладбищенские ворота.

Иван почувствовал, что не может идти вслед за ними. Ему показалось, что его охватило ощущение тесноты от лежащих в этой земле один на другом покойников. Ему стало душно и захотелось расправить плечи и глубоко вздохнуть.

Он посмотрел вслед Бате и Прянику, которые н оглядываясь, шли мимо кладбищенской конторы, мимо мраморных заготовок и старых оград, сваленных в кучу, и остался стоять на месте. Потом медленно повернулся и пошел обратно по Головинскому шоссе к станции метро…

Через сорок минут он выходил из парикмахерской, в которой с него содрали густую щетину, щедро облили туалетной водой и коротко постригли. В ларьке у метро на маленьком базарчике он купил новые джинсы, рубашку и просторную джинсовую куртку, под которой хорошо скрывался его пистолет в плечевой кобуре.

Прямо за ларьком он переоделся, не смущаясь удивленных взглядов прохожих, бросил свою грязную одежду в урну и почувствовал, что внешне ничем теперь не отличается от всех остальных. А то, что внутри у него было не спокойно и не твердо, так у кого из тех, кто спускался сейчас с ним по эскалатору в метро, было по-другому? Только у полных идиотов, которые совсем ни о чем не думают?

Здание «Интегралбанка» находилось в двух минутах ходьбы от метро «Площадь Ногина», об этом Иван знал с того времени, когда наблюдал за Кроносовым, готовясь к его убийству. Но Придя туда сейчас, он с удивлением обнаружил, что вместо главной конторы банка там расположен его филиал. Клерк, встретивший Ивана у дверей, долго выяснял, какой именно из филиалов ему нужен, так как у «Интегралбанка» их по всей Москве разбросано не меньше десятка. Иван с трудом уяснил себе, что главное управление находится на Тверской, рядом с Пушкинской площадью, в огромном здании бывшей гостиницы «Минск».

«Филиалы, значит, у вас по всей Москве! – думал Иван раздраженно, пешком шагая от площади Ногина к Пушкинской. – Денежки, значит, кроносовские придержали, а потом развернулись на них! А за то, что я его замочил, мне же, значит, еще и спасибо. А у вас все по-прежнему! Еще и лучше дела ваши пошли? Ну, смотрите, козлы! Я ведь могу и еще кого-нибудь за Кроносовым вслед отправить!»

Иван даже остановился, настолько неожиданным и жгучим оказалось для него вдруг возникшее желание убить того, кто занял место Кроносова. Ему было абсолютно все равно – кто этот человек. Достаточно того, что он встал на место, которое должно пустовать, раз человек, который его занимал, убит Иваном. Иван не знал еще ничего об этом новом управляющем «Интегралбанком», но судьба его уже Иваном была решана. Он должен был умереть.

…Иван на несколько дней словно стал прежним, тем, который работал когда-то на Крестного. Он так же тщательно, досконально изучал режим работы банка, распорядок дня его управляющего Неонова, систему его охраны, схему смены охранников, арсенал технических средств защиты, которыми располагала банковская служба охраны, словом – все, что положено знать профессиональному киллеру. Иван работал, словно над ответственным заказом, хотя за это убийство никто не заплатит ему ни копейки, да и не думал теперь Иван о деньгах. Впрочем, он и раньше почти никогда о них не думал, и никогда не считал, сколько ему платит Крестный.

Через пять дней Иван убедился, что Неонова охраняют даже надежнее, чем тогда Кроносова, хотя казалось, что надежнее, уже просто некуда. И прошлый раз, прежде чем обратиться к Ивану за помощью, Крестный потерял около «Интегралбанка» и квартиры Кроносова несколько своих киллеров, не сумевших пробиться сквозь защиту из охранников или обмануть их. Иван тогда не стал ломиться напролом, а отравил Кроносова через систему водоснабжения его нового дома, отправив, правда, при этом на тот свет несколько его соседей, которые некстати воспользовались водопроводом в одно время с приговоренным к смерти Кроносовым…

Но теперь Иван даже не думал повторить свой прежний план. Он знал наверняка, что все подходящие к дому Неонова и к банку коммуникации взяты под строжайший контроль и охрану. Да и не ходил Иван одной дорогой дважды. Он прежде всего думал, а потом уже шел и убивал наверняка.

Убедившись, что достать Неонова ни в банке, ни дома нет абсолютно никакой возможности, Иван сел в скверике у памятника Пушкину и глубоко задумался. Он знал, что непробиваем ой защиты не существует. И если человек должен умереть, значит он обязательно умрет. Насчет Неонова Иван не сомневался – тот должен умереть. Значит, его можно убить. Нужно только найти решение этой непростой задачи…

«Из того, что мне известно, – размышлял Иван, – вытекает единственный вывод – ни в банке, ни дома, убить Неонова невозможно… Впрочем, есть еще дорога от банка домой и обратно… Система подавления радиосигналов не позволит применить радиоуправляемый заряд, машину тщательно осматривают перед тем, как в нее садится Неонов. Перед его машиной следуют два так называемых „тральщика“, проверяющих собой – нет ли не маршруте движения заранее заложенных мин нажимного действия… Ни с какой стороны и здесь не подкопаешься… Так рассуждал бы каждый на моем месте. И у каждого возникли бы сомнения, что он сумеет выполнить свою задачу. А у меня таких сомнений нет, потому, что я хочу смерти этого человека… Значит – решение существует…»

Иван сидел и уже несколько минут совершенно бездумно смотрел на спину Александру Сергеевичу. Какая-то полузабытая строчка вертелась в его памяти, не желая вылезать полностью и дразня каким-то намеком.

«Москва… – бормотал Иван. – Москва… Как долго… как много… Как много в этом звуке…»

– Я надеюсь, у вас найдется закурить? – слащаво улыбаясь и косясь на огонек сигареты, которую курил Иван, спросил у него присевший перед ним на корточки парень с накрашенными губами.

Он смотрел на Ивана снизу вверх и вопросительно заглядывал в его глаза. Руки он положил Ивану на колени и начал слегка поглаживать его ноги пальцами…

«Опять! – подумал Иван с досадой. – Как же вы все мне надоели!

Сбросив руки парня с колен, он положил ногу на ногу и сказал спокойно:

– Иди на хуй!

Парень заулыбался совсем уж откровенно, в глазах его появились жадные огоньки…

– С удовольствием! – прошептал он, вновь пристраиваясь к Ивановой ноге.

– Пошел отсюда, сука! – уже зло сказал Иван. – Яйца оторву козлу!

Парень отскочил и обиженно поджал губы.

– Дурак! – заявил он Ивану. – Почему ты ругаешься? Чем я-то тебе виноват? Природа требует… Ты мне понравился. Трахни меня! Хочу!

Парень говорил еще что-то Ивану, но тот уже не слушал. Решение задачи само возникло в его голове и оказалось таким простым, что Иван даже удивился…

«Охраняете? – спросил он, обращаясь у службе охраны Неонова. – Охраняйте, охраняйте… Один хрен, у вас ничего не выйдет. Я знаю, кто мне поможет…»

Иван понял, в чем заключается слабость охраны Неонова. Охраняется все, что только можно охранять. Но одного охрана не может предусмотреть. Случайностей, которые в Москве происходят на каждом шагу. Москва сама предоставит Ивану шанс убить Неонова. Он только поможет произойти необходимой случайности…

Иван отправился по маршруту, по которому Неонов каждый день ездил из дома в банк и обратно. Это был самый стандартный его маршрут и повторялся он практически ежедневно, даже по субботам и воскресеньям. Выходных у крутого финансиста Неонова просто не существовало. Если искать то, что нужно было Ивану, то только на этом маршруте.

Иван искал стройку. Обычную московскую стройку, каких немало в центре столицы. Главное, чтобы на ней уже стоял подъемный кран.

Ему повезло. В двух минутах езды на машине от дома Неонова, в самом начале Новослободской одна из крупных московских фирм строила себе офис. С размахом строила – на площади в полтора гектара, с рестораном, бизнес-центром, и даже казино, как указано было на щите, прибитом на заборе. Ивана заинтересовало не это, а огромный подъемный кран, возвышавшийся над построенными уже шестью этажами панельной конструкции.

«Здесь! – решил Иван. – Именно здесь это и произойдет».

Осталось только продумать детали и все точно рассчитать, чем Иван тут же и занялся… Неонов проживет только до ближайшей субботы, теперь в этом не было уже никаких сомнений.

В ночь с пятницы на субботу Иван сделал первое необходимое приготовление. Часа в четыре он скрылся за не работающим ночью ларьком, в котором днем продавали кофе и какие-то бутерброды, тщательно прицелился и трижды выстрелил по светофору на перекрестке возле облюбованной им стройки. Звук выстрелов из пистолета с глушителем не особенно был слышен в ночной Москве, в которой никогда не бывает тихо, даже под утро.

Светофор погас, из него на асфальт посыпались осколки стекла, но на это никто из проезжавших на машинах по Новослободской не обратил внимания.

Неонов выезжал из дома в семь утра, а по субботам и воскресеньям – в девять… Ровно в семь Иван был на стройке и разыскивал сторожа. Совершенно пьяного сторожа, молодого парня, в котором с первого взгляда угадывался наркоман со стажем, он обнаружил в совершенно бессознательном состоянии рядом со столь же бесчувственной девицей, на голой заднице которой и лежала голова горе-сторожа.

Иван не стал их будить. Так было даже лучше. Не придется убивать никого лишнего. Он только притворил поплотнее дверь его вахтовки и подпер ее найденным неподалеку ломиком…

Его интересовал подъемный кран. Поднимаясь по лесенке в кабинку, где сидит крановщик, Иван с удивлением для себя отметил, что никогда прежде не видел, как выглядит Москва сверху…

Какая она, оказывается, зеленая! И хотя ему открылся совсем небольшой кусочек Москвы, он поразил его своей красотой. Ослепительными точками сверкали на солнце купола церквушек и стекла современных зданий. Новослободская с высоты возвышавшегося над окружающими кварталами крана казалась нагромождением тусклых старых и блестящих серебром новеньких крыш. Но и это не вызывало раздражения Ивана. Может быть, от того, что все пространство было залито ярким осенним солнцем, а может быть от того, что цель, о которой он думал всю последнюю неделю, часа через полтора будет непременно достигнута.

На то, чтобы разобраться в управлении краном ему потребовалось десять минут. На стропах, зацепленных за крюк, висела пустая емкость для раствора. Зачем ее каждый вечер поднимали в воздух, Иван не знал и не видел в этом никакого смысла, но это была неизвестная ему традиция и его она не касалась.

Иван опустил емкость на землю и спустился с крана сам. Он сбросил ненужные ему стропы и привязал на капроновом тросике прямо за крюк связку гранат, одной из которых хватило бы на то, чтобы разнести машину Неонова вдребезги. Но – банкиры ездят на бронированных машинах, Иван хотел гарантированного результата и связал вместе шесть гранат. Этого, на его взгляд, должно было хватить с лихвой.

Он снова поднялся на кран и поднял крюк под самую стрелу. Гранаты повисли над стройкой на тонком туго натянувшемся под их тяжестью капроновом тросе.

Иван включил механизм поворота и развернул стрелу так, чтобы конец ее оказался точно над перекрестком. Ему пришлось спуститься еще раз, выйти на перекресток и проверить снизу точно ли он прицелился. Светофор по прежнему не работал. На перекрестке стоял автоинспектор и регулировал движение с помощью милицейского жезла.

На это Иван и рассчитывал. А вот с прицелом он немного ошибся. Пришлось лезть опять на кран и сдвигать стелу на полградуса влево. Зато когда он спустился вновь и опять вышел на перекресток, он увидел, что связка гранат висит точно над проезжей частью у светофора.

Все было готово. До поезда Неонова осталось тридцать пять минут. Иван забрался на чердак стоящего на противоположной стороне от стройки двухэтажного старого здания и открыв чердачное окно, с удовлетворением оглядел свои приготовления.

Перекресток лежал перед ним, как на ладони. Стрела крана находилась так высоко, что не привлекала ничьего внимания. Связка гранат снизу казалась непонятной точкой. Ветра не было совсем, чему Иван был очень рад, не хватало только, чтобы стрелу крана неожиданные и сбивающие прицел раскачивали порывы ветра…

Иван спокойно закурил и принялся поджидать Неонова. Милиционер на перекрестке нервно махал своей полосатой палкой, проклиная испорченные светофоры и бестолковых московских водителей. Движение по Каляевской и Новослободской было интенсивнее, чем по пересекающей их Селезневской, и автоинспектору приходилось делать неравномерные промежутки в интервалах движения.

Это и была та случайность, которую организовал Иван. Едва он начал наблюдать за Неоновым, он сразу же обратил внимание, что его машина все перекрестки пролетает на зеленый свет, легко вписываясь в «зеленую волну» от Новослободской по Каляевской и дальше – по Чехова. Иван организовал небольшой порожек на этом стремительном «зеленом» течении и теперь не сомневался, что на этом-то порожке Неонов и споткнется.

Два «тральщика» неоновской охраны – «девятки» той же окраски, что и следовавший за ними «мерседес» показались на перекрестке первыми. Случайность, на которую рассчитывал Иван произошла – девятки уперлись в спину регулировщика стоящего с широко раскинутыми в стороны руками. По Селезневской двигались несколько машин, водители которых дождались, наконец, когда им позволят переехать через главную дорогу.

«Девятки» застыли, преграждая путь неоновскому «мерседесу». Он как-то нехотя остановился, и из него тут же выскочили двое мужчин в хороших костюмах. Они встали по обеим сторонам от машины и заозирались по сторонам. Ситуация случилась нештатная и охранники несколько растерялись и занервничали.

По Селезневской машины уже проползали. Больше на ней транспорта не было. Еще три-четыре секунды и милиционер откроет движение по Новослободской.

Иван поймал на прицел посверкивающую голым металлом стрелу крюка, прикинул, в каком месте он привязал трос с гранатами и выстрелил. Звук выстрела не особенно был различим в треске автомобильных моторов и уличном шуме. Но у охранников сработал профессиональный слух. Они мгновенно повыхватывали пистолеты и нервно шарахались с ними из стороны в сторону, держа их на вытянутых руках. Мотор «мерседеса» взревел, но ехать он не мог, поскольку путь загораживали стоящие впереди «девятки». Да, честно говоря, и не успел бы…

Иван видел, как сразу после выстрела один из охранников дернул головой по сторонам и поднял взгляд наверх. Он мгновенно все понял и огромными скачками помчался к забору стройки. Но перепрыгнуть и укрыться за ним не успел. Иван видел, как связка гранат врезалась в крышу мерседеса, чуть ближе к месту водителя… Иван едва успел отшатнуться от вспышки и укрыться за стеной.

Грохот взрыва пронесся над перекрестком и всеми окружающими его кварталами Москвы. По стене дома, на чердаке которого сидел Иван, застучали камни и куски металла. Секунды через две Иван осторожно выглянул из своего чердачного наблюдательного пункта.

«Мерседес» со снесенной начисто крышей стоял на прежнем месте. Вернее стояло то, что от него осталось. Покореженное шасси с торчащими из него во все стороны рваными кусками металла. Те, кто находился внутри «мерседеса», не могли уцелеть…

«Девятку», которая стояла ближе к машине Неонова, отбросило в сторону и перевернуло. Вторую «девятку» только развернуло поперек дороги.

Ни из той, ни из другой машины никто не вылезал… Боялись, наверное. Вдруг неизвестные нападающие добивать будут тех, кто от взрыва не погиб…

«Не бойтесь, ребята, – мысленно сказал им Иван. – На хрен вы мне не нужны! Все на этом…»

Он сплюнул и начал спокойно спускаться с чердака. Сейчас набежит милиция, начнет шарит по близлежащим домам, такая суета поднимется.

А Ивану сейчас хотелось покоя… Неонов окончательно перестал его интересовать.

Глава четвертая

Генерал Никитин был вызван на самый верх и ему пришлось полоскать рот одеколоном, который специально для этой цели стоял у него в сейфе, чтобы отбить запах коньяка, которым он запивал вчера новости из оперативной сводки по Москве.

Он знал, конечно, почему его вызывают в Горки. Никитин уже представлял сурово нахмуренные брови и неторопливое, но раздраженное ворчание, словно медведя потревожили в его берлоге:

«Безобразие, понимаешь! Ты, генерал, совсем мячи брать разучился… Поменяю я тебя, понимаешь, на какого-нибудь молодого, который бегает быстро… В Москве жить стало опасно. Мне, понимаешь, жалуются. А мне их жалобы нужны, как личный мавзолей на Красной площади… Неделю тебе даю, чтобы порядок навел. Доложишь. И смотри, понимаешь! Выгоню – на хрен!..»

В общем, когда он красный и вспотевший вышел из кабинета президента и получил у его охраны личное оружие и свой сотовый телефон, которые сдал перед началом аудиенции, внутри у него клокотала ярость на своих подчиненных, которые, как он считал, его просто подставили, позволив произойти в Москве тому, что произошло…

Началось все опять с этого недобитого бандита, с этой чеченской сволочи, с Марьева Ивана, который за каким-то хреном застрелил у Государственной думы генерала Камышова. Мало того, что он опередил Никитина и сам прикончил Крестного, за которым Никитин охотился очень давно, чтобы своими руками расплатиться со своим бывшим дружком за предательство, которое не мог ему простить еще с тех времен, когда они оба работали во внешней разведке КГБ в Сальвадоре.

Труп Крестного разыскал заместитель Никитина, начальник аналитического отдела ФСБ Гена Герасимов, очень толковый мужик и молодой и перспективный. Никитин исподволь готовил его на свое место, если придется уйти. Герасимов просматривал материалы по всем неопознанным трупам в Москве и на одной из фотографий узнал Крестного. Выловили его из Москвы-реки с изодранным в клочья горлом. У Никитина не было сомнений, что это дело рук Ивана Марьева, только непонятно ему было, почему Иван просто не застрелил своего бывшего наставника и заказчика. Но, как говорится, чужая душа – потемки.

Так теперь этот придурок, у которого после Чечни явно крыша поехала, убил Камышова! За что, спрашивается? За то, что тот евреев и хвост, и в гриву склонял? Так сам Марьев вовсе не еврей. Что же он так за них обиделся? Одно слово – придурок! И убил-то в традиционной своей манере – нагло и открыто. У всех на глазах! И ушел! Талантливый, сволочь!

«Таких бы мне в управление, – подумал Никитин. – Вместо Коробова, например…»

Серега Коробов возглавлял отряд «Белая стрела», созданный специально для негласных разборок ФСБ с преступными авторитетами и вообще – чтобы показать московскому криминальному миру – кто в Москве главный, кто порядки устанавливает… Исполнительный, конечно, но – тупой, не в пример Генке Герасимову.

При слове «порядок» Никитин скривился, словно от зубной боли.

Это было слишком больное его место. Дело в том, что совсем недавно он внедрил в Москве разработанную им же самим систему новых взаимоотношений с криминальным миром. Никитин поставил им жесткие условия – делайте в Москве что хотите, но помните, что за все будете платить. Что-то вроде дифференцированного налога на преступление.

Убийство, например, пенсионера стоит дорого… Это для того чтобы пенсионеров не трогали. Убийство банкира или политика – вообще, огромную сумму. Те слишком на виду и о каждой подобной смерти становится тут же известно президенту. А тот вызывает на ковер Никитина. Как, например, сегодня…

Зато ларечников и вообще мелких коммерсантов Никитин пустил по дешевке, их и так до хрена в Москве развелось, надо почистить немного город…

Понятно, что сопротивление этой системе в Москве возникло огромное. Чтобы его сломить, Никитин перекроил подпольный мир по своим меркам, перемешал группировки, разбил всю Москву на три огромных объединенных сектора и поставил во главе каждого своего человека из нелегальных сотрудников. Так эта сволочь, Иван Марьев, ухлопал всех троих!

Ну, это ладно, дело прошлое, утряслось, новых нашел и натаскал. Кое-как дело свое справляют. Следят за Москвой. если и убивают теперь в городе кого-то, то платят исправно, по разработанной Герасимовым таксе. А если повыше кого убрать хотят, разрешения спрашивают. А Никитин уже решает – какую цену за этого человека взять. Иногда столько специально загибает, что с ними и связываться никто не хочет – с Никитиным потом не расплатишься. А с неплательщиками у Никитина разговор короткий. Теми Серега Коробов занимается со своим отрядом…

И все шло, вроде бы, последнее время как по маслу. Преступность в Москве упала до минимума, по сравнению с десятком последних лет. Президент доволен был, старая хитрая жопа!

Надо же опять этому Ивану вмешаться! Устроил спектакль! Спровоцировал красных! Те тоже упертые, как бараны! Беспомощные же как дети, право слово, а туда же – пистолетами махать. Уроды!

Теперь вот банкира хлопнули. И не рядового, а руководителя второго по значению в России банка. «Интегралбанк» – это вам не хрен собачий! Кто? Зачем? Почему? Вопросов куча и ни одного ответа!

Неонов, конечно, многим мешал, но… Он всех врагов своих в делах завязал, в которых главной фигурой был. Умный был мужик, не отнимешь. И сейчас все, кто его ненавидел больше всех, больше всех и потеряли.

«Охранять надо было лучше, козлы! – выругался Никитин в адрес неизвестных ему людей. – Рвите теперь волосы на своих задницах!»

В управлении на Лубянке он прежде всего вызвал Герасимова и потребовал доложить ему – что предпринято для поимки Ивана Марьева. Это первое. И второе – кто обращался за разрешением на отстрел Неонова, выдавал ли Герасимов такое разрешение, и сколько ФСБ за него было заплачено?

Герасимов заюлил. Они из кожи вон лез, рассылая по всей москве фотографии Марьева и заставляя осведомителей бегать с высунутыми языками, выспрашивая, не появлялся ли Иван в поле зрения какой-нибудь группировки? Но никакого следа нем было. Как сквозь землю провалился.

Герасимов подозревал, что Иван отлеживается где-нибудь в укромном месте. Но это означало для него только одно – что приказ генерала разыскать Ивана Марьева, он выполнить не сможет.

Поэтому он долго перечислял места, в которых Марьев, как установлено абсолютно точно – не появлялся. Никитин, наконец, не выдержал пустой генкиной болтовни и сказал зловеще ровным голосом:

– С этим ясно. Переходи ко второму вопросу.

Генка Герасимов отлично знал, что Никитин любит материться и ругаться на своих подчиненных, что человек он вообще – не выдержанный и нервный, и если он оговорит так спокойно, значит, внутри все у него кипит от раздражения. Значит, получил по первое число сам и теперь выльет все, что в него влили, на первого, кто попадется под руку. А попался именно он, Герасимов.

Генка вздохнул и доложил коротко и четко:

– По поводу председателя совета директоров банковского концерна «Интегралбанк» никто к нам не обращался, разрешение на его ликвидацию не выдавалось, не заплачено за него ни доллара.

– Как это – не обращался? – возмутился Никитин. – Да вы что тут охренели все?

– Я запросил все три зоны Москвы, – перебил его Герасимов. – Их лидеры утверждают, что никто из их людей на Неонова не прицеливался даже.

Никитин помолчал, сосредоточенно двигая своими густыми бровями.

– Сколько он стоит по твоей таксе? – спросил он у Герасимова.

– Нисколько, – ответил тот. – Неонов из особого разряда, на членов которого разрешение не выдается вообще…

– Ясно, – сказал генерал, хотя ему было совершенно ничего не ясно. – Кто это может быть, думал? Есть предположения?

– Думал, – кивнул головой Герасимов. – Хотя информации для размышлений практически – никакой. Следов на месте убийства Неонова – нет почти никаких.

– А ты мне не жалуйся, что преступники тебе следов не оставляют, – прикрикнул на него Никитин. – Если бы они на месте преступления свои визитные карточки оставляли, ты без работы остался бы!

– Теоретически, есть три группы мотивов, каждой из которых можно подобрать возможного исполнителя, – начал туманно Герасимов. – Первое. Конкуренция в деловых отношениях. Убить Неонова могли люди из любого банка Москвы, он всем стоял поперек дороги. Но, насколько вам известно из моего же доклада по ситуации в финансовой сфере Москвы, Неонов хорошо подстраховался и от его безопасности зависели многие банковские деятели. Никому из них смерть Неонова не была выгодна. Напротив, очень даже – не выгодна. Из мелких же фигур ни одна не смогла бы решиться на столь кардинальное действие…

Никитин кивнул. Знаю, мол, давай дальше.

– Второе, – продолжал Герасимов. – Бытовые мотивы. С этой точки зрения я сам проверял все, что есть у нас по Неонову. К сожалению – ни одного мотива из этой группы… Частная жизнь этого человека не могла породить мотив, достаточно сильный для его убийства. Жена, две любовницы, дети, родственники… Все они кормились вокруг него, никто от его смерти материальной выгоды не имеет. Жена даже рада была, стерва, что у Неонова она не одна женщина, у самой любовник есть…

Никитин поднял глаза на стоящего перед ним навытяжку Герасимова.

– У того алиби, – тут же добавил Герасимов. – Да и не заинтересован он был в смерти богатого мужа своей любовницы. Кормился через нее из той же кормушки. Зачем ему благодетеля своего убивать?

Никитин вздохнул.

– Ну! – сказал он. – Еще что?

– Третье. Внутренние мотивы. Борьба за руководством самого «Интегралбанка». Проверили. Никто из своих не мог организовать это убийство. Неонов окружил себя людьми мелкими, в смысле масштаба личности. Конкуренции ему никто составить не мог. Грызлись, в основном, между собой из-за того, кто пятки Неонову лизать будет. Никто из них его место не займет… Убивать – смысла не было.

– Так! – сказал Никитин. – Дальше.

– Четвертое. Неонова убили наши подшефные из одной из зон Москвы. Специально для того, чтобы показать, что подчиняться нашим порядкам не намерены. Эдакая демонстрация неповиновения. Будем, мол, убивать, кого захотим, а вы нам не указ.

Никитин удивленно поднял брови.

– Сам не верю в эту версию, – согласился с его невысказанным возражением Герасимов, – но проверить нужно. Я уже дал задание нашим людям в каждой зоне, чтобы потрясли своих, послушали, что рядовые братаны говорят. У тех ничто за зубами не держится… Братва всегда в курсе всех дел оказывается.

Никитин раздраженно махнул рукой – ерунда, мол, не стоит внимания.

– Наркомания, сексуальные извращения, психические отклонения, связи с зарубежными разведками? – спросил он нетерпеливо.

– Ничего похожего, – ответил Герасимов и, почему-то, замолчал.

Никитин тут же сделал стойку. Он хорошо знал своего заместителя и сразу почувствовал, что какое-то соображение у Герасимова есть, недаром же он предполагал его рекомендовать на свое место, когда будет уходить. Но что-то оригинальное и скорее всего – бездоказательное, из области предположений. Но тем и любопытнее, поскольку предположения Герасимова всегда почти били в десятку.