Текст книги "Убить и умереть"

Единственное, что требовало обсуждения и торга – смета ремонтно-строительных работ, которую Иван приложил к проекту договора и заранее нарисовал там такое, на что Эдик не согласился бы ни за что на свете… Мало того, что сумма была вдвое завышена, Иван вписал в смету самые дорогие строительные материалы и самые дорогостоящие работы. Эдик потребовал встречи прямо на месте, в самом здании, и совместного обсуждения сметы.

На его еврейский характер и рассчитывал Иван, заманивая его в полуразрушенное здание… На подготовку у него не ушло много времени.

В девять утра, как и было условлено, похожий на татарина Иван появился нам углу Армянского переулка и улицы Богдана Хмельницкого. Он прождал ровно минуту и на перекресток выехали два «BMW» с охраной и джип с Эдиком. Посадив Ивана в «BMW» машины подрулили к стоящему в глубине квартала зданию и хмурый Эдик вылез из джипа.

Ивана обыскали, оружия у него не нашли и тоже выпустили из машины. Рядом с Эдиком постоянно держались два автоматчика и еще один тип с жестким взглядом и огромными кулаками. Он был на голову выше Ивана, носил очень длинные, собранные на затылке в пучок волосы, и словно сошел с экрана голливудского фильма.

– Ты, дорогой, понимаешь, что ты морочишь-таки мне голову этой своей сметой! – заявил Ивану Эдик. – Я не собираюсь строить здесь апартаменты во вкусе покойной принцессы Ди! Здесь будут самые обычные квартиры без всякого евродизайна и шелкографии на стенах. Потолки – белить, стены – красить! И не хрен ремонтировать крышу! Ты мне ремонт кровли такой впендюрил в смету, что я за пять лет этот твой ремонт не окуплю!

– Но крыша действительно течет, господин Полянский, – возразил Иван. – Я, конечно, могу и вообще здание не ремонтировать, но вы тогда его и не купите…

Эдик сообразил, что на покупателя он еще не вышел, в префектуре над ним попросту посмеялись и повторили то же самое, что ему говорил и Иван, за исключением того, что купить здание все же есть возможность… Иван набивал цену, создавая видимость, что тоже хочет немного заработать на этой сделке, причем вполне официально, ничего не проводя «черным налом».

– Но на такую сумму я согласиться все равно не могу! – твердо сказал Ивану Эдик. – Я сейчас сам все посмотрю своими глазами. Неужели! Чтобы Эдуард Полянский не разбирался, что чего стоит! только не надо мне говорить, что наша местная шпатлевка говно по сравнению с американской! Я не американское-таки посольство здесь поселить собираюсь, а наших российских граждан…

В шестиэтажном здании с высокими потолками лестница в двух подъездах были разрушены и подняться можно было только по единственной, уцелевшей в среднем подъезде. Ну, еще – по покореженной пожарной лестнице, но это уже – для каскадеров, к которым Эдик явно не относился…

Он послал охранников вперед и те добросовестно пролазили весь подъезд, проверяя, нет ли где посторонних и, не дай бог к тому же, вооруженных людей. Но дом был абсолютно пуст…

Трое – два автоматчика и голливудский громила – поднялись вместе с Эдиком на шестой этаж, еще четверо – два водителя и два автоматчика – остались внизу, у подъезда. Такой расклад Ивана вполне устраивал.

– Ну, ты, строитель! – говорил ему Эдик осторожно перешагивая через кучи хлама на полу и разглядывая потолок. – Ну где течет крыша? На хрен мне твой ремонт кровли! Ты голову себе отремонтируй – такую смету загибаешь! Где тут чердак, мы сейчас на чердак полезем, я сам-таки посмотрю эту кровлю! И если она в порядке – ты, строитель, вычеркнешь из сметы все свои навороты. Вдвое меньше – на это я еще согласился бы! И то при условии, что материал ты покупаешь на свои…

Иван давно уже не слушал, что толкует Эдик. Он уже нашел ту комнату, где у него было приготовлено все необходимое для финальной сцены… Один из автоматчиков словно приклеился к Ивану и не отпускал того ни на шаг. Мрачный верзила изредка угрюмо на Ивана поглядывал, словно говоря своим взглядом: «Только попробуй что-нибудь отмочить! Полетишь вниз головой без всякого лифта!»

Он не знал, насколько близок в своих предположениях о способе, которым Иван собирался возвращаться вниз. Иван подошел к окну, под которым стояли машины Эдика и его охраны. Закурил сигарету.

Держа в руках горящую спичку, многозначительно посмотрел на стоящего рядом охранника с автоматом. Потом он бросил спичку за окно, в котором не было ни одного стекла. Сам накануне повытаскивал из рамы все осколки. Охранник рефлекторно посмотрел вслед за спичкой и слегка перегнулся через подоконник. Иван резко присел и, подхватив его за ноги, выбросил наружу.

Лететь тот будет три секунды. Это Иван высчитал еще вчера. Секунду спустя, Иван стоял уже на подоконнике, и одной рукой сбрасывал вниз бухту прочного капронового троса висевшую на стене за окном на вбитом Иваном гвозде, а второй – снимал с ременной петли на наружной тоже стене свой проверенный «макаров».

– Эй, ты, строитель! – услышал он голос Эдика прозвучавший одновременно с воплем подлетающего к земле автоматчика. – Ты чего это, блядь, от меня прячешься?.. Где ты, сука?

– А ну, – быстро найти его! – это Эдик приказал уже своему голливудскому телохранителю. – Это ловушка! Убейте эту сволочь!

«Счастливо оставаться! – пожелал ему на прощанье Иван. – Мне, к сожалению пора, хотя наша беседа о тонкостях ремонта зданий была на редкость увлекательной!»

Взявшись одной рукой за трос и зацепившись за него ногой, прыгнул вниз.

Ему на спуск требовалось секунд пять, как он рассчитывал. За это время Иван совершенно спокойно сверху расстрелял оставшихся внизу охранников и двух водителей, которые шарахнулись в стороны от упавшего сверху тела, и, приземлившись, посмотрел вверх. В то окно, из которого он спускался, выглянул, наконец, голливудский горилла. Иван легко поймал на прицел его голову и увидел как от нее полетели в стороны осколки черепа.

Водитель джипа газанул, но Иван дал ему спокойно уйти. Его интересовал Эдик Полянский. На спуск по лестницам даже при очень большой ловкости и сноровке потребуется не меньше трех двух минут.

Иван бросился к ближайшему забору и, перемахнув его нащупал под ним аппарат взрывного устройства, провода от которого тянулись в подвал предназначенного к сносу здания, где Иван накануне установил два мощных заряда.

Прошло тридцать пять секунд. Эдик не мог за это время спуститься ниже третьего этажа.

Иван нажал кнопку.

Здание вздрогнуло и начало оседать сразу тремя стенами вертикально вниз. Нарастающий грохот, словно от сходящей лавины заполнил уши и скрыл в себе все другие звуки московской жизни…

Снизу, из под уходящих как будто в землю стен, поднималась туча пыли, заволакивая все вокруг белесым и лезущим в ноздри туманом.

Никаких криков о помощи Иван не услышал в грохоте рушащегося здания. Он подождал когда пыль немного рассеется и выглянул из-за забора.

На месте только что стоявшего шестиэтажного дома сквозь не улегшуюся еще пыль можно было тем не менее разглядеть огромную кучу обломков и остов одинокой голой стены, торчавшей примерно до четвертого этажа и зиявшую пустыми глазницами оконных проемов…

«Ну что, Эдик, – сказал Иван, обращаясь к куче строительных обломков, оставшихся от дома. – Тебе не придется-таки платить за ремонт кровли…»

Иван не спеша отряхнулся, протер запорошенные пылью глаза, вытер платочком свои очки, пристроил свой «макаров» за поясом и через пару проходных дворов вскоре оказался на улице Кирова.

Наметанным глазом он сразу определил две ментовские машины, спешащие к месту происшествия…

Передав с ними мысленный привет генералу Никитину, Иван неторопливо спустился вниз по улице и вскоре уже не спеша прогуливался по Кузнецкому мосту, с интересом поглядывая на шикарный ресторан «У Эдика», еще не подозревающий о смерти своего хозяина.

Глава шестая

О лидере самой большой, Замоскворецкой зоны, Ивану было известно только, что его резиденция находится где-то достаточно далеко от Садового кольца – в каком-то овраге, в верховьях то ли Котловки, то ли Коршунихи. Кроме этого знал Иван и о том, что у Пани были серьезные проблемы с солнцевскими, заявившими внезапно о своей автономии и претензиях на прямые контакты с ФСБ. Кто такой этот Паня, что он из себя представляет и почему забрался в овраг, словно в Москве не было более комфортабельных мест для резиденции, Иван не знал.

Иван прошелся пешком от Нижних Котлов по берегу Коршунихи, разыскал ключ, от которого она берет начало, но ничего похожего на штаб-квартиру Замоскворецкой зоны не обнаружил. Это мало расстроило Ивана, просто теперь он не сомневался, что Паня со своей гвардией обитает где-то на Котловке в районе Нахимовского проспекта…

Еще одно небольшое открытие Ивана несколько развлекло и повысило его интерес к предстоящей операции. Совершенно неожиданно для него оказалось, что канал утечки информации с Лубянки перекрыт и никто из его прежних посредников не берется доставать теперь оттуда сведения об интересующих его людях.

Иван сразу понял, что Никитин оперативно отреагировал на смерть Эдика Полянского, перетряс все управление, принял меры и вообще – активно включился в игру. Теперь следовало ожидать, что Паню будут охранять не только замоскворецкие братаны, но и профессионалы из ФСБ. Задействовал ли Никитин в этом отряд «Белая стрела» Иван, конечно, не знал, но это его и не слишком интересовало.

Стрела – не стрела, какая разница? Главное, что задача теперь усложнилась, Никитин понял, что ему объявлена война и приготовился к следующей атаке Ивана. Правда, он не знал, куда ударит Иван на этот раз – по Замоскворецкой или по Восточной зоне, но у ФСБ хватит сил охранять и ту, и другую одновременно.

«Одну войну в своей жизни я уже выиграл, – горько усмехнулся Иван, вспомнив свой исход из Чечни. – Чеченскую. Теперь московская война начинается…»

На войне – как на войне. Вспомнив эту банальную мудрость, Иван решил поступить в полном с ней соответствии. Высадившись в расположении противника на станции метро «Нагорная», Иван побродил по улице Ремизова, по Криворожской и, наконец, на Севастопольском проспекте нашел, что ему было нужно.

Около небольшого базара на пресечении проспекта с Нагорным бульваром он увидел две темно-зеленые «ауди», с открытыми дверцами. Так бросать машины могли только «хозяева» территории. Минут через пять он разыскал и самих хозяев. Четверо бритоголовых «братанов» обходили торговцев и снимали «оброк». Платили им безропотно, видно, аргументы на из стороне были самые увесистые.

Иван начал следить за ними. Ему нужен был всего один братан, устраивать неизбежную потасовку с четверыми, он не рассчитывал. Четверка держалась все время вместе, и Ивану это, наконец, надоело.

Он вернулся к оставленным братвой машинам, сел в одну из них, нашел сигнализацию, включил ее и вновь вылез, сильно хлопнув дверцей. Над базаром разнесся истошный вой и постреливание с поскуливанием вместе… Иван поспешил к тому месту, где оставил братанов, и с удовлетворение отметил, сто двое из них решительно двинулись к машинам – найти и наказать козла, который не знает, что чужие вещи трогать без разрешения нельзя!

Оставшиеся двое продолжили обход, запихивая полученные от торговцев купюры в карманы черных курток. Торговый ряд разделился надвое, братаны перебросились короткими фразами и каждый их них пошел по своему ряду…

Иван выбрал себе накаченного, невысокого «бойца», у которого, как Ивану показалось чуть больше ума проскальзывало во взгляде…

Иван немного обогнал его по ходу движения, решительно зашел в один из ларьков и скомандовал зло сверкнувшему на него глазами продавцу:

– Под прилавок! Быстро!

Пистолет в его руке не создавал сомнений, выполнять ли его приказ. Продавец скрылся внизу за ящиками с пивом и коробками с шоколадом…

В окошко ларька просунулась рука крепыша в черной куртке и пошевелила пальцами. Иван прицелился и плюнул прямо в центр ладони сборщика «оброка». Рука убралась обратно, в окошке появилось удивленное лицо, и крепыш недоуменно пробормотал:

– Не понял…

Иван подмигнул крепышу и продолжал неподвижно сидеть в ларьке на вертящемся стуле продавца, поблескивая на крепыша простыми стеклами своих очков.

– Ну, падла! – задохнулся крепыш и рванул на себя дверь ларька.

Иван встал со стула, чтобы его встретить. В руке крепыша он заметил нож поблескивающий обоюдоострым лезвием примерно двадцатисантиметровой длины.

Крепыш двинул руку с ножом с сторону Ивана, но едва его рука отделилась от корпуса, получил от Ивана короткий резкий удар по запястью. Нож выскочил из руки крепыша и воткнулся в потолок ларька.

Крепыш замер и поднял глаза на нож. Иван чуть не зевнул от скуки. До чего примитивны реакции этих накаченных тупых боровов! Он ударил Крепыши по горлу. Тот закатил глаза и начал валиться на Ивана.

– Подожди, дружок, ты рано захотел отдохнуть! – сказал ему ласково Иван. – Нам еще нужно немного прогуляться…

Иван взял его под мышки и, кряхтя от тяжести, выволок из ларька. он отволок его за ларек, похлопал по щекам, отчего крепыш пришел в себя и начал часто моргать, глядя на Ивана.

– Идти можешь? – спросил его Иван.

Но парень, еще не въехал в ситуацию и пробормотал хриплым голосом:

– Убью, сука!

Иван показал ему его же собственный нож, потом неглубоко воткнул его крепышу в грудь напротив сердца, всего на полсантиметра. Парень посмотрел на свою грудь. Под кожаной курткой расползалось пятно крови, а сердце заколотилось часто и неровно.

– Вставай! Пошли! – приказал Иван.

Он вывел парня с территории базара еще до того, как трое оставшихся братанов подняли шум. Иван подвел крепыша к уазику какого-то фермера, вышвырнул из машины толстую тетку, тут же истошно завопившую и засунул крепыша на заднее сидение. Достав из кармана наручники, он пристегнул его правое запястье к левой лодыжке, сам сел за руль и резко выехал с территории базара, сбив по пути бежавшего ему навстречу с коротким ломиком хозяина машины.

Далеко на засвеченной машине ехать было нельзя. Через несколько минут ее начнут искать и менты, которых вызовет жена фермера и замоскворецкие братаны, а еще через некоторое время, скорее всего и объединят свои усилия… Поэтому Иван доехал до ближайшего девятиэтажного дома, остановил машину метрах в трехстах от него, освободил крепыша от наручников и сказал:

– Иди спокойно и не дергайся! Пристрелю!

И сунул ему в нос ствол своего «макарова». Испуганный парень хлопал глазами и молчал, не понимая, что с ним происходит.

А происходил самый обычный захват «языка», от которого Иван рассчитывал получить необходимые ему сведения о штаб-квартире замоскворецких. Правда, на этой территории у Ивана не было заранее приготовленных плацдармов и явочных квартир, куда можно было бы доставить пленного. Но он решил провести допрос оперативно и воспользоваться для этого первым попавшимся помещением…

Зайдя во двор девятиэтажки и с удовлетворением отметя, что на лавочках нет ни одной досужей старушки, которые теперь сутками не отходили от телевизора, пытаясь смотреть все сериалы одновременно и не пропустить ни одного, Иван поднялся на второй этаж в ближнем к углу подъезде и позвонил в первую попавшуюся квартиру.

– Кто? – спросил настороженный женский голос.

– Мясо будете брать? – спросил Иван. – Дешево! На базар не хочу везти! Там обдерут как липку. Всю выручку отымут…

– А какое мясо? – перебили его из-за двери. – Свинина или говядина?

Иван посмотрел оценивающе на крепыша и ответил уверенно:

– Свинина. Да кабанчик-то не особенно жирный. Хорошее мясо – постное…

Послышался звук отпираемого замка. Едва в проеме двери показалась женщина лет пятидесяти с обвязанной пуховым платком поясницей, как Иван толкнул в дверь крепыша и весело сказал:

– Принимай, хозяйка, кабанчика!

Женщина открыла рот, и принялась визжать, словно это она – кабанчик, которого собираются зарезать… Морщась от ее криков Иван захлопнул дверь, протолкнул крепыша в зал и прицепил его наручниками к батарее парового отопления. После этого он подошел к женщине и сказал, укоризненно качая головой:

– Закрой рот, мать…

Та, не прекращая визжать, отрицательно покачала головой – не закрою, мол.

– Ну, как знаешь, – вздохнул Иван. – Показывай, где тут у тебя кладовка?

Она опять покачала головой.

– Да не вредничай! – засмеялся Иван. – Сам ведь, найду!

– А зачем тебе кладовка? – спросила вдруг женщина совершенно спокойно, словно и не она секунду назад верещала по-поросячьи. – У меня там варенье…

– Кладовку временно объявляю карцером! – заявил ей Иван. – И ты там, мать, отсидишь часок за сопротивление, оказанное действиям наших воинских частей.

Женщина вновь открыла было рот, но не завизжала, а вновь его захлопнула. Лицо ее вытянулось, а глаза часто заморгали.

– Чо? – спросила она. – Сбежал? Из Белых столбов?

Иван засмеялся.

– Все тебе расскажи! – И тут же строго прикрикнул. – А ну – топай в кладовку.

Женщина метнулась в соседнюю комнату.

– Ты одна дома-то? – крикнул ей вслед Иван. – Если из детей кто есть – с собой в кладовку забирай, чтоб не мешались…

Не услышав ответа, он повернулся к крепышу, потихоньку дергавшему трубу отопления, проверяя, нельзя ли ее втихаря оторвать…

– Сломаешь тетке батарею-то, придурок! – сказал ему Иван. – Давай! Отвечай по полной форме: имя, фамилия, кличка, звание, расположение части, расположение штаба. Ваши военные тайны меня не интересуют. Полковая касса, общак, то есть, – тоже.

Крепыш замер и молча хлопал глазами на Ивана.

– Ну! Смелее! – подбодрил его Иван. – Зовут как?

– Вова… – выдавил из себя крепыш.

– Молодец, Вова! – похвалил его Иван. – На все вопросы ответишь – домой пойдешь, к маме. Давай дальше… Братва тебя как кличет?

– Стулом, – сказал крепыш и увидя удивленный взгляд Ивана, добавил. – Фамилия моя – Стульнев.

Иван понимающе покивал головой.

– Так-так, Вова-Стул! – сказал он. – До бригадира ты, я понимаю, еще не дорос?

Крепыш помотал головой.

– Нас в бригаде четверо, – пояснил он на всякий случай.

– Кто бригадир у вас, если уж не ты? – спросил его Иван.

– Бригадир – Зюзя, – уже охотно пояснил Крепыш. – Он из Зюзино, так и прозвали – Зюзей.

– Ладно, Вовик, ладно! Молодец! – подбодрил Иван. – Я слышал ли ты, Вова, про Паню?

При этом вопросе Крепыш, почему-то, помрачнел и насупился. Он помолчал, потом покачал головой.

– Не. Не слышал никогда.

– А вот это ты, Вовочка, врешь! – ласково сказал ему Иван. – А зачем врешь, я сейчас узнаю.

Иван вышел в соседнюю комнату и сразу увидел как прикрывается дверь кладовки, которая только что была открыта шире.

Он тихо подошел к кладовке, так же тихо спросил свистящим шепотом:

– Тетка! Утюг к тебя где?

– В шифоньерке, – машинально ответила она таким же свистящим шепотом, но тут же спохватилась и спросила взволнованно:

– А тебе зачем? У меня утюг-то один всего!

– Да брюки хочу погладить, помялись, пока с тобой в коридоре возился, – засмеялся Иван.

В шифоньере он обнаружил старый тяжелый утюг еще советских времен. Вернувшись к крепышу Вове, он увидел, как тот остервенело дергает батарею, пытаясь вырвать кронштейны, на которых она висит, из стены.

– Вон как тебе вопрос-то про Паню не понравился! – протянул удивленно Иван. – Чего это ваш Паня так сильно боится, раз даже упоминать его вам запрещено?

Крепыш батарею дергать перестал, но упорно молчал, исподлобья глядя на Ивана.

– Ты, я смотрю, не дурак, —сказал ему Иван. – Значит должен сообразить: Паня твой далеко и, может быть, и не узнает еще, что ты мне о нем немного расскажешь, что знаешь. А я…

Иван показал на себя.

– … я совсем рядом. И в руках у меня…

Он вынул левую руку с утюгом из-за спины.

– …утюг! А ты, наверное, знаешь, для чего утюги выпускают? Верно для того же, для чего и паяльники! А в чем разница между ними знаешь? Тоже верно. Утюг он наружного пользования, а паяльник – тот внутреннего.

Неся эту околесицу, Иван включил утюг в розетку и стал постукивать по нему, слюнявя пальцы. Скоро раздалось характерное шипение. В комнате сильно запахло раскалившейся изоляцией…

Иван достал пистолет и сказал крепышу:

– Подставляй ладонь. Я тебе на нее утюжок поставлю подержать. Держать будешь минуту. Не роняй! Уронишь – выстрелю.

Крепыш зажмурился и протянул ладонь левой руки к Ивану. Но через мгновение отдернул ее назад, вспомнив, как ему самому приходилось вставлять одному козлу паяльник в жопу и как тот орал. Крепыш широко раскрыл глаза и испуганно забормотал:

– Я мало про Паню знаю. Моем дело маленькое – деньги сдал бигадиру, а дальше он сам их отвозит… Я всего раз с ним ездил. И Паню самого только издалека видел. В машине. Километр от моста вниз по Котловке, там овражек есть, на самом дне у Пани блиндаж там… Внутрь он никого не пускает. Жрет только картошку с салом. Говорят он деньги копит, ферму себе хочет купить где-то в Сибири, он сам оттуда, из деревни какой-то… Про него запрещено даже между собой говорить. Он Русака с Васькой Федоровым сам пришил, когда на них донесли, что про него болтают много. Боится он кого-то сильно. Из блиндажа своего не вылазит. Только – когда бригадиры деньги привозят. Или когда Инкассатор приезжает. Он ему чемодан с деньгами отдает и – опять в блиндаж…

Иван внимательно посмотрел на крепыша Вову, поскреб ногтями подбородок, спросил:

– Чего ж он боится, этот ваш Паня?

Крепыш пожал плечами.

– Не знаю! Зюзя как-то шепнул мне – болтают, что он на двух хозяев работает… Вроде бы видели, как к нему в овражек кто-то от «красных» приезжал и они часа два о чем-то с Паней шушукались…

– Да ты, оказывается столько знаешь, – воскликнул Иван, – что Паня бы тебя давно на кол посадил, будь ему это известно… Ну, ладно, Вова! Ты вел себя молодцом! Я свое слово сдержу! обещал отпустить – отпущу! Только с условием. Я никому не скажу, что с тобой о чем-то беседовал, ты – тоже молчок, что меня вообще видел… Скажешь – стукнули между ларьков трубой по голове – дальше совсем ничего не помню! Идет?

Крепыш подозрительно смотрел на Ивана, сомневаясь, что то говорит серьезно. На его памяти никого в таких ситуациях живым не отпускали.

– Ей, тетка! – крикнул Иван в сторону кладовки. – Хватит свое варенье охранять! Мы с кабанчиком уходим. Дверь за нами запри и не открывай больше никому. Даже если говядину будут предлагать.

Отцепив крепыша от батареи, Иван вывел его в подъезд и сказал:

– Поднимешься на девятый этаж, досчитаешь до тридцати и можешь спускаться. И помни, – добавил он на прощанье. – Как договорились. Трубой по голове тебя кто-то трахнул и ты – в отключку!

Подождав, когда Крепыш, еще не верящий в свое освобождение скроется на третьем этаже, Иван вышел из подъезда и, не поворачивая на улицу, где стоял уазик, угнанный им с базара, углубился в противоположную сторону, в сплетение каких-то проездов и переулков. Поблуждав с полчаса, он вышел на Большую Черемушкинскую, поймал такси и через десять минут уже подъезжал к площади Гагарина.

«Вот, значит, как, – думал Иван, развалясь на заднем сидении. – Никитинские кадры, значит, и налево работают, с „красными“ заигрывают. Ох, не знает про это генерал! Он бы этого Паню! Не зря, видно, тот так бережется, такую конспирацию вокруг себя наводит. Ну, да теперь ему никакая конспирация не поможет…»

План, как убрать Паню, у Ивана в голове уже сложился, осталось его только осуществить.

Прежде всего Иван прошелся Нахимовскому проспекту и покурил на середине моста, по которому проспект перепрыгивал через Котловку. Одной сигареты ему как раз хватило, чтобы рассмотреть все окрестности на расстоянии километра от моста. Он разглядел и ту дорогу, по которой машины спускались в овраг, в котором располагался блиндаж Пани, и нависающий над оврагом обрывчик.

«Отлично! – сказал сам себе Иван и даже руки потер, испытывая удовольствие от увиденного. – Пора готовить Пане гостинчик! Для начала посетим закрома».

Он припомнил, где именно расположен его самый крупный тайник с деньгами, скопившимися от гонораров, которые платил ему Крестный за заказные убийства, поймал такси и вскоре уже вытаскивал дипломат, набитый долларами из ячейки номер 2863 в камере хранения Южного речного вокзала. Он даже пересчитывать не стал, только прикинул на вес. Вполне должно было хватить.

Позвонив человеку, работающему в Министерстве геологии, который не раз оказывал Ивану определенного рода услуги, и получив от него телефон еще одного человека, Иван вскоре связался с тем, кто ему был нужен. Его телефонный собеседник несколько удивился объему товара, который желал приобрести Иван, но в конце концов сказал, что ничего невозможного нет, если деньги будут наличными. И, конечно, не деревянные. На этот счет Иван его успокоил.

Когда начинать операцию по ликвидации штаб-квартиры Замоскворецкой зоны вместе со всеми ее обитателями и охранниками, Ивану было совершенно безразлично. Все зависело теперь только от того, как скоро ему передадут обещанную партию товара.

Он все еще раз обдумал и совершил все-таки еще одно действие, но уже больше в эстетических целях, чем в практических. Сначала он собирался воспользоваться для осуществления своего плана любым грузовиком, который ему удастся угнать где-нибудь непосредственно перед операцией, но потом решил все-таки приобрести специально для этого новенькую «газель»…

На место встречи с продавцом он прибыл на вкусно пахнущей свежей резиной и посверкивающей на солнце свежей краской машине, один вид которой радовал душу. На заднем дворе какой-то геологической ремонтной конторы в «газель» загрузили десять пятидесятикилограммовых ящиков, над которыми Иван поколдовал не меньше часа, распределяя между ними ручные гранаты и мины ударного действия. После этого он спокойно выехал на своей «газели» с территории базы, везя за спиной груз, которым можно было снести с лица Москвы не только, например, высотку, но и небольшой московский квартал старой постройки.

Иван ни сколько не беспокоился о том, что мины могут сработать от слишком сильного сотрясения на выбоинах в асфальте и ехал осторожно вовсе не потому, что опасался за свою жизнь. Ему необходимо было доставить груз до Котловского оврага в целости и сохранности.

Вырулив на Варшавское шоссе, Иван прибавил газу на отличном асфальте, радуясь возможности побыстрее осуществить то, что задумал. Как только он переехал железную дорогу, он свернул на Симферопольский проезд, поблуждал по каким-то переулкам, проехал между двумя небольшими прудами и выбрался наконец, к обрывчику, который присмотрел, когда курил на мосту.

Иван остановил «газель», выбрался на край обрыва сел и закурил. Он видел с о своего возвышения, как бродит возле панинского блиндажа охранник, маясь бездельем и лениво поглядывая по сторонам.

«А где же никитинские орлы? – продумал Иван. – Не может быть, чтобы генерал не выставил здесь и свои кордоны против меня.»

Понаблюдав минут пять, Иван обратил внимание на рабочих, которые сидели на краю канавы, вырытой вдоль дороги, по которой машина могла спуститься на дно оврага, по которому протекала Котловка. Один из них ковырял землю лопатой так демонстративно, что у Ивана не осталось сомнений, что это и есть фээсбэшники.

Обрыв, на котором сидел Иван, никто не охранял, потому, что с него не то чтобы на машине, пешком-то спуститься было невозможно. Да и зачем было ломать ноги на этом обрыве, если буквально рядом, метрах в трехстах была вполне приличная дорога.

Выбросив сигарету вниз, Иван вернулся к «газели», включил мотор и уже собирался выжать газ, направляя машину прямо на обрыв.

Но вдруг убрал ногу с педали газа и выругался. Ему вдруг стало невыразимо скучно все происходящее. Собственная комедия с добыванием «языка», его шутовским допросом, дурацкий каприз с покупкой «газели» Ивана просто раздражали. Он подумал, не махнуть ли с обрыва вместе с этой машиной? По крайней мере, это должно быть не скучно! Но с кем он встретится там, внизу? С крестьянским выходцем Паней и его клевретами? Да на хрен они Ивану нужны! Вот если бы там сидел в блиндаже Никитин – другое дело. Тогда Иван, возможно, именно так и сделал бы.

Нет, надо все-таки довершить то, что он уже начал. Не зря же он загружал в эту машину ящики и добавлял к ним гранаты и мины. Но развлечься, пожалуй, стоит, раз уж есть такая возможность.

Иван вновь вышел на обрыв и, найдя взглядом все так же сидящих на краю канавы оперативников, резко свистнул в два пальца.

Один из них поднял голову, посмотрел на Ивана и махнул ему рукой.

«Вот, блин! – разозлился Иван. – За своего принимает! Ну, погодите у меня!»

Достав свой «макаров», Иван прицелился и несколько раз выстрелил. До фээсбэшного поста было порядочное расстояние, но Иван попал именно туда, куда хотел. Он видел, как вскочили оперативники, вспугнутые звоном пуль по лезвию лопаты, затем тут же скатились в канаву и открыли беспорядочную стрельбу сторону обрыва.

«Молодцы! – похвалил их Иван. – Хоть сообразили, откуда стреляют.»

Он опять вернулся к машине, встал на подножку, выжал полный газ и отпустил сцепление. «Газель» рванулась вперед, столкнув Ивана с подножки, и прыгнула вниз, как настоящая горная коза. Иван даже засмотрелся на ее полет.

«Красиво летит!» – подумал он, жмурясь на опускающееся за Черемушки солнце.

Приземлилась она метрах пяти от входа в блиндаж. Иван не стал ждать, когда его швырнет взрывная волна и бросился со всех ног от обрыва. Земля под его ногами дрогнула и поползла вниз. В прыжке он пролетел над трещиной, по которой прошел обвал, и ухватился за пучки высохшей травы на краю только что образовавшегося края обрыва. Над оврагом поднялся огромный огненный столб. Ивана, как ни далеко он находился от центра взрыва, обдало сильным жаром.

– Так и поджариться недолго! – пробормотал Иван, пряча лицо в свежую глину.

Повисев еще секунд двадцать и успокоив дыхание, Иван рывком выбросил свое тело на край обрыва и посмотрел вниз. Ни прежнего оврага, ни речки Котловки внизу не было. От блиндажа не осталось даже следов.

На том месте, где находился блиндаж Пани, зиял дырой в земле огромный котлован, в который с шумам и плеском сливалась вода из оборванной посередине Котловки. Иван засмеялся и плюнул вниз.

Но удовлетворения он не почувствовал. Он убил уже второго из поставленных Никитиным людей и до сих пор не только – невредим, ему даже опасность-то по настоящему еще и не угрожала.

«Ну же, Никитин! – думал Иван, гладя на постепенно заполняющийся водой котлован. – Вот я стою на берегу совершенно открыто и не собираюсь прятаться или защищаться. Ну! Стреляй в меня! Убивай! Что же ты медлишь? Где же твои люди? Где твоя знаменитая „Белая стрела“? Сегодня я победил тебя, Никитин! Ты со мной ничего сделать не можешь! Я одержу победу и завтра! Жди меня, Никитин! У меня не осталось никого в этом городе, кроме тебя, моего соперника. В чем соперника, спросишь ты? Не знаю… Может быть, – в искусстве убивать. Может быть – в желании жить… А может быть – и в неумении жить так, как ты хочешь. Как я хочу. Как мы с тобой хотим. Мы с тобой, Никитин, пленники нашей профессии. Она нас не отпустит никогда. И все что мы хотим, мы можем добиваться только с помощью нашей профессии.»