Текст книги "Убить и умереть"

Глава восьмая

После неудачного спектакля в театре на Таганке Герасимов попал в опалу.

Никитин не замечал его, общаясь все больше с другим своим заместителем, командиром «Белой стрелы» Сергеем Коробовым.

Генке же пришлось разбираться с дирекцией театра и заместителем министра культуры, с которыми он вместе подсчитывал нанесенный театру ущерб. Расплатиться он должен был сам, поскольку Никитин передал ему через секретаршу, что все, что театр выставит в счет ФСБ, должен оплатить Герасимов из своего кармана. Своих денег у Генки было немного, а из тех сумм, которые стекались в ФСБ подпольными путями, он получал всегда немного, Никитин говорил, что все почти уходит наверх и многозначительно показывал пальцем на потолок, а у Генки не было возможности проверить, соответствуют ли слова генерала действительности.

Сумма, которую насчитали ему в театре была не столь уж и большая, как можно было подумать – в основном за стекла в фойе, остальное – по мелочам. Но для Генки и это были деньги.

Никитин последнее время сильно прижимал его с деньгами не давая «жировать», как он выражался. «На сытый желудок работа на ум не идет» – говорил генерал. Он и сам, кстати, жил так, что нельзя было утверждать, что он врет о том, что от подпольных денег ему самому перепадает очень мало. Разве что – складывал их дома в чулок. Хотя, опять же – откуда у Никитина дома возьмется чулок, если у него и жены-то никогда не было…

Но как бы там ни было, Герасимов нашел-таки способ выкрутиться.

Позвонив своему другу-сокурснику по академии права, который работал не последним человеком в налоговой полиции, он объяснил ему ситуацию и попросил помощи. Друг ответил, что такой суммой не располагает, хотя врал, наверняка, но это дело, конечно, его личное.

Зато друг предложил другой выход. Он пригласил Герасимова с собой в рейд по фирмам, на которые уже была получена информация от оперативного отдела полиции. Герасимов поездил с ним по Москве часа три-четыре и к концу рабочего дня на руках у него было даже больше, чем нужно… Он даже слегка позавидовал своему сокурснику, нашедшему в Москве такое хлебное место.

С театром он расплатился. Но на Никитина обиделся смертельно. И даже не столько за то, что тот наказал его материально, сколько за тесное общение с Коробовым, которого совершенно справедливо считал гораздо тупее себя и вообще к которому испытывал постоянное раздражение, а последние дни – даже откровенную ненависть.

Генерал не хотел его замечать и тем самым формировал у Генки Герасимова все более стойкое убеждение, что настала пора действовать более активно, иначе так не долго и совсем из управления вылететь. Прощайте тогда мечты о большой и громкой карьере!

Никитин же вовсе не собирался совсем избавляться от своего заместителя-аналитика. он даже и не винил его в провале последней операции. Никитин сам разрешил ее проведение, сам завизировал план, представленный Герасимовым и даже сам наблюдал за ее проведением… Сам и виноват! А Генка… Ну. что ж? Сыроват, конечно! Надо бы еще его понатаскать. Но это не уйдет.

Пусть пока понервничает! Никитин наказывал Герасимова исключительно в педагогических целях…

А сам постоянно обдумывал ситуацию, сложившуюся с Иваном Марьевым. Конечно, того нужно было обезвредить, и чем быстрее, тем лучше. Иван слишком много уже натворил в Москве и больше ему позволять свободно по ней гулять – нельзя. Это было ясно, неясным оставалось – как это сделать реально, не впадая в оторванное от жизни прожектерство, чем часто страдал Герасимов.

Генерал понимал, что больше всего сейчас Ивана Марьева интересует он, никитин. Он помнил разговор с Иваном в машине, когда они поклялись, что убьют друг друга, как только Крестный будет убит. Крестного Иван убрал уже давно. Иван не такой человек, чтобы забывать свои клятвы. Да и сам Никитин зря слов на ветер не бросал. Его останавливала лишь надежда на то, что Ивана удастся уговорить перейти на службу в ФСБ. Никитин просто мечтал о таком преемнике и серьезно вынашивал эту мысль, хотя однажды от подобного предложения Иван уже отказался.

«Иван должен связаться со мной! – думал Никитин. – Ведь до меня так же трудно добраться, как – арестовать или убить его! Он будет искать путь ко мне. Мне нудно появить выдержку и не пороть горячку. Единственное, что нужно сделать обязательно – побеседовать с ребятами из „Белой стрелы“, объяснить им – кто такой этот Иван Марьев, почему его стоит опасаться, какими стилями единоборств владеет в совершенстве, с какой легендарной точностью стреляет, причем – из любого типа.»

«Ребята из „Стрелы“ должны меня помнить, – думал Никитин. – Ведь не зря же я столько лет сам руководил этим отрядом и весьма удачно руководил. Именно при мне „Белая стрела“ стала реальной силой, а не фикцией, существующей лишь на бумаге.

И Никитин беседовал и беседовал с Коробовым, в надежде, что тот хоть немножко сдвинется в сторону большей самостоятельности и изобретательности в действиях.

Герасимов решил идти ва-банк.

«Нечего ждать милостей от природы, взять их – наша задача!» – вспомнил он полузабытую фразу из своего школьного детства. Правда, чьи это слова и по какому поводу сказаны, ему припомнить не удалось, но содержащийся в них призыв к активным действиям ему чрезвычайно понравился. он мерил шагами свой кабинетик от окна к двери и обратно и повторял про себя:

«Взять их – вот наша задача! Вот именно! взять и не ждать, когда они свалятся на твою голову сами. Это правильно! Под лежачий камень вода не течет – только собаки мочатся… Хватит сидеть у Никитина за спиной. Он еще лет двадцать протянуть может… А я? Я буду ждать эти двадцать лет, когда он освободит для меня свое место? Да за это время молодые подрастут, шустрые и наглые. Ототрут меня, и я в итоге окажусь ни с чем. Нет! Нельзя ждать милостей от природы! Взять из самим – вот наша задача! Очень верно сказано! Пора!..»

План, который Герасимов вынашивал в отношении генерала Никитина и обдумывал его долгими ночами в своем служебном кабинете на Лубянке, был, собственно, давно готов. Доверять его бумаге Герасимов, конечно, не стал, да и не было в этом никакой необходимости. План был изящен и лаконичен. Он представлял собой всего лишь маленькое дополнение в плану по захвату Ивана Марьева, разработанного отделом, которым руководил Герасимов. Маленький штрих мастера, легкое прикосновение кистью, от которого вся картина приобретала совершенно другое содержание.

Однако Никитин упорно не хотел его принимать. Герасимов звонил генералу, то не брал трубку. Генка пытался проникнуть в его кабинет без приглашения, как-нибудь обманув секретаршу Верочку, но та прижимала свой пухлый зад к двери кабинета и не отходила от нее, пока Герасимов был рядом, видно, получила специальное указание Никитина насчет Герасимова – не пускать!

«Какого же черта тогда он меня не выгоняет? – нервничал Герасимов и со дня на день ждал приказа о своем переводе куда-нибудь на Курилы. В соответствии с поговоркой: „Из сердца вон – с глаз долой!“

Но дождался он лишь того, что Никитин пригласил его на совещание, на которое собрал всех начальников служб управления. Герасимов вошел с замирающим сердцем ожидая всего, что только могло выдать его богатое воображение – вплоть до расстрела…

«Фу, черт, какая ерунда в голову лезет! – подумал он переступая порог генеральского кабинета.

Никитин, казалось, не обращал на него особого внимания. Когда Генка вошел, Никитин скользнул по нему взглядом и вновь углубился в какие-то документы, разложенные перед ним на столе.

За тридцать секунд до назначенного генералом времени все приглашенные собрались и уставились на своего начальника.

Все знали о том, что настроение Никитина последние дни оставляет желать лучшего и готовы были к любой манере ведения совещания. Даже к мордобитию. Бывало с Никитиным и такое. Врезал однажды начальнику «матросской тишины», когда узнал, что тот завел самостоятельные отношения с авторитетами и потихоньку от Никитина берет с них неплохие деньги, сам изредка устраивая их побеги… Хорошо, между прочим врезал, челюсть тому сломал и себе – средний палец на правой руке. С гипсом потом и черной подвязкой для руки недели две ходил…

Никитин никогда не начинал совещаний раньше назначенного времени, даже если все уже были на месте. Поэтому он поднял глаза от бумаг и все тридцать секунд разглядывал собравшихся у него в кабинете. Причем не Герасимове его взгляд задержался не дольше, чем на других. Сердце у Герасимова вновь упало.

Ясно теперь, что не выгонит, но с ролью генеральского фаворита придется распрощаться. А Генка столько времени целенаправленно добивался этой роли. И вот, когда, наконец, добился, о ней тут же придется забыть… Не жизнь, а хреновина сплошная!

Секунда в секунду в назначенное время генерал встал, прошелся мимо окон, за спинами сидящих по одну сторону длинного стола начальников служб и отделов главного управления ФСБ и сказал:

– Есть задачи, которые можно решать годами, всю жизнь, и все же – не решить. Например, снижение уровня преступности. И при этом никто даже не подумает, что не решена задача от того, что мы бездельничали и с преступностью вовсе не боролись… Есть и другие задачи, на решение которых отводится совсем мало времени. Потому, что они касаются отдельных, конкретных и живых людей. Можно биться как рыба об лед, работать по двадцать четыре часа в сутки, но если будет не решена такого рода задача, мнение о том, что мы сидим на жопах и протираем на них никому не нужные дырки, возникнет просто автоматически.

Генерал вернулся к своему столу.

– Это предисловие я сделал специально для дураков, которые не понимают, что уровень преступности нас сейчас совершенно не интересует. Мы можем сами регулировать этот уровень в какую захотим сторону! Сейчас весь уровень преступности в Москве зависит целиком от активности единственного человек, над которым мы не может установить контроль. Я имею в виду всеми вам уже конечно известного Ивана Марьева, которого вы знаете теперь не только по фотографиям, но и лично видели сна сцене театра во время его эффектного выступления, которое ему организовал начальник нашего аналитического отдела. Я еще не понял окончательно, но, кажется, он собирается нас покинуть и целиком заняться продюсерской и антрепренерской деятельностью. Не так ли, Герасимов? Вы уже приняли решение?

– Никак нет, товарищ генерал! – выдавил из себя мгновенно покрасневший как рак Генка.

– Садись, чего вскочил? – сказал ему генерал. – У тебя еще планы по захвату Марьева есть? Где ты собираешься проводить это мероприятие на этот раз? В Кремлевском дворце? В цирке на Цветном бульваре? Или вывезешь нас всех в Гранд-Опера? Нашим операм интересно было бы пообщаться с француженками из этой самой Опера. Почти коллеги, можно сказать…

Герасимов скосил глаза на сидевшего через два человека о него Коробова. Тот откровенно улыбался, иронично поглядывая на Генку.

«Радуется, сука! – со злостью констатировал Герасимов. – Радуйся пока…»

– «Вернемся к нашим баранам», как говорят французы, к которым мы с легкой руки нашего аналитика можем отправиться с служебную командировку на празднование еще какого-нибудь придуманного им юбилея. Правда, когда я произношу эту французскую поговорку, я думаю вовсе не о французах и даже не о француженках, а о руководителях некоторых наших подразделений…

Герасимов посмотрел на Коробова и увидел, что тот все так же довольно улыбается.

«Дурак! – мысленно сказал ему Герасимов. – На этот раз – про тебя!»

– Но вернемся все же к тому, зачем я вас сегодня собрал… Повторяю – с уровнем преступности в Москве все было бы в полном порядке, если бы не Иван Марьев, который портит нам всю картину. За последние три недели им совершено в Москве три терракта, которые по их значению для нашего управления я мог бы вполне назвать словом – «катастрофы». Арест Марьева и есть та первоочередная, реальная и неотложная задача, которую нам предстоит решить в ближайшее время, если мы не хотим никаких санкций в отношение нашего управления, которые вот-вот уже должны последовать. Я говорю – арест – и хочу, чтобы вы обратили внимание на то, что я подчеркнул это слово. Только в самом крайнем случае разрешаю ликвидацию. Самым крайним случаем я называю ситуацию, когда объект захвата уходит от нас и ясно, что контроль над ним будет безвозвратно утерян. Во всех иных ситуациях – стремиться взять живым, несмотря на возможные потери с нашей стороны. Этот человек нужен нам живым! Обращаюсь ко всем службам, поскольку Марьев стал уже одиозной фигурой и известен сотрудникам нашего управления пожалуй лучше, чем их непосредственный начальник…

При этих словах Никитин коротко взглянул на Герасимова и Генка испуганно, почему-то, подумал:

«Не понял… При чем тут я?»

– Обо всех случаях наблюдения Марьева работниками ваших служб, – продолжал Никитин, – немедленно, повторяю – немедленно! – сообщать мне лично.

– При моем отсутствии, – добавил генерал, вспомнив о вызове к Президенту, во время которого Коробов пытался взять двойника Крестного, – докладывать начальнику оперативного отдела Коробову…

Никитин секунду помолчал и договорил последнюю фразу до конца:

– …и начальнику аналитического отдела Герасимову. Обоим!

«Что, сволочь, съел? – злорадно подумал Герасимов, взглянув вновь на Коробова, который сидел теперь с вытянувшимся удивленно лицом. – Тупица!»

– На этом все! Все свободны, кроме Коробова и Герасимова.

Подождав, когда начальники служб покинут его кабинет, Никитин продолжил разговор только с двумя своими заместителями.

– Вы конечно, обратили внимание, что я отдал приказ ставить вас обоих в известность об обнаружении Марьева при моем отсутствии. Не буду говорить о том, что ни на одного из вас не могу положиться полностью, это, надеюсь, вы и сами понимаете. Поэтому ген хочу, чтобы решение принимал кто-то один из вас. Приказываю: при возникновении такой ситуации собираться вдвоем и принимать решение вместе, коллегиально. Мое мнение – будет третьим. она всегда останется неизменным, поэтому мое личное присутствие не имеет особого значения. Я за то, чтобы в любой ситуации, повторяю – в любой!– брать Ивана живым. Даже если придется положить половину ребят из твоего отряда…

Никитин кивнул в сторону Коробова.

Тот нервно потер щеку, покрутил головой, но сдержался, промолчал.

– Сначала с тобой… – продолжал Никитин обращаться к Коробову. – От тебя требуется пока одно – чтобы десять твоих бойцов из «Белой стрелы» постоянно были готовы выехать на захват Ивана через пять секунд после поступления сообщения о том, что он обнаружен. Через пять секунд! Пусть в машине уже сидят целыми днями, пусть мотор не выключают, короче делай что хочешь, но чтобы через пятнадцать… Нет! Чтобы через десять минут они могли в полной боевой готовности появиться в любой точке Москвы. Вертолеты, на хрен, задействуй! С ПВО я договорюсь… Кто такой Иван и что он из себя представляет, ты знаешь, объяснять не надо. Сам объяснишь своим ребятам, что идут, скорее всего на смерть. Я тоже хорошо знаю, кто он такой и что умеет. Предупреди ребят, что на этом захвате процент потерь с нашей стороны может достигнуть восьмидесяти! Я говорю совершенно серьезно, отдавая отчет своим словам… Вспомни Паню и Полянского, Олейникова, наконец… Всем управлением облажались перед одним всего человеком! Я чуть со стыда не сгорел!

«Перед кем от стыда-то? – подумал Герасимов. – Перед Иваном, что ли? Ну дает, Никитин! Совсем у него крыша поехала! Нет! Пора! Давно пора…»

– Все! – перебил его мысли Никитин, продолжая обращаться к Коробову. – Операция может начаться каждую минуту. Чтобы отряд был готов к действиям в том режиме, который я назвал, через… Через полчаса! Выполняй!

Щелкнув каблуками, Коробов вышел, а Никитин повернулся, наконец, к Герасимову.

– Ну, что, Гена? – сказал он. – Вот мы, наконец, и одни остались!

Герасимов недоумевал, – что такое творится с генералом и постоянно ждал подвоха, но внешне держался очень даже невозмутимо. Никитин посмотрел на него долгим взглядом и сказал:

– А мне стыдно было именно за тебя, Гена… И ты правильно подумал – перед Иваном было стыдно, перед нашим врагом!

«Чтение мыслей? – испуганно подумал Герасимов, но успокоил себя – Нет, просто догадался, я же наводил справки в технической лаборатории, они над такой темой даже не работают, считают бесперспективной…»

– Самому стыдно! – пробормотал Герасимов изображая смущение, хотя на самом деле его состояние правильнее было бы назвать смятением.

– Ладно! Дело прошлое! – сказал Никитин. – Но ты слышал сегодняшний разговор на совещании. Ивана надо брать, иначе нас разгонят отсюда к той самой матери! Он же скоро пол-Москвы разрушит… Должен признаться тебе честно! Как его брать, я так и не придумал. Голову сломал за последние дни! Но ничего не получается. есть у меня только стойкое убеждение, что он мне позвонит, причем уже в ближайшие дни, или даже часы… Мне кажется, я понимаю этого человека, но как воспользоваться этим пониманием – не знаю… Потому тебя и оставил сейчас. Думай, Гена! Думай! Надеюсь на тебя, на твою светлую голову. Не может быть, чтобы ты этого чеченского убийцу не переиграл…

Герасимов даже задохнулся от радости. Вот так-то! Генерал сам расписался в своей беспомощности! Что он может без него, без Генки Герасимова? Ни-че-го! Да, лажанулся он немного в театре, но – с кем не бывает? Дошло-таки до генерала, что по одной неудачной операции нельзя оценивать человека, нудно учитывать весь контекст его работы, его способности, наконец! Прибежал-таки к нему генерал, как нос не воротил, а прибежал! Вот теперь и посмотрим, кто в управлении главный? Кто приказы отдает или тот, кто планы разрабатывает.

– План по захвату Марьева у меня уже готов, товарищ генерал, сказал Герасимов. – Но построен он, к сожалению на том самом предполагаемом событии, о котором вы говорили и на наступление которого мы своими силами никак повлиять не можем…

– О чем ты? – спросил Никитин.

– О том, что Иван должен вами позвонить, – ответил Герасимов. – Я тоже именно так считаю…

Генерал посмотрел на Герасимова с интересом.

– Ты прости, что я порезвился на совещании на твой счет, – сказал он совершенно неожиданно для Герасимова. – но, во-первых, ты это заслужил, если честно… А во-вторых, надо же было мне сформулировать свое отношение к произошедшему. В театре виновного нужно было указать, не на себя же мне было брать разработку этой операции?.. Так что, не обижайся уж…

Герасимов ушам своим не верил. Генерал Никитин извиняется перед ним, Генкой! И, главное, за что? За то, что не скрыл его, Генкины, промахи от других сотрудников управления, не взял на себя его грехи…

«У меня скоро у самого крыша поедет! – подумал Герасимов. – Нет! Точно спятил Никитин. Это без всякого психоаналитика видно…»

И в голове у него опять промелькнуло короткое словечко: «Пора!», от которого на Генку пахнуло холодом безумного риска и жаром волнения победителя…

– Мы должны обмануть Ивана! – сказал Герасимов, так и не поняв, что произошло с генералом. – Он слишком высокомерен, чтобы обманывать нас. Конечно, в том случае, если даст нам слово, то есть сам установит правила игры. На этом его можно поймать…

– Конкретно? – спросил заинтересовавшийся генерал – в том, что предлагал Герасимов, был смысл.

– Во время вашего разговора он скорее всего должен предложить встречу, на которой хочет провести последнюю разборку. Вы, надеюсь, хорошо помните, что он поклялся вас убить?

– И я его – тоже! – добавил генерал.

– Для того, чтобы вам удалось осуществить это, и разработан мой план, – ввернул Герасимов.

«Пока все идет отлично! – подумал он. – Никитин сам лезет в ловушку!»

– Итак Иван вам звонит и предлагает встречу, – продолжил Герасимов. – Вы соглашаетесь…

Никитин кивнул. Конечно, он соглашается! Ведь это единственная возможность установить местонахождение Ивана. Он будет именно в том месте, где они договорятся о встрече…

– Но выдвигаете со своей стороны единственное требование – встречаться без оружия. Здесь-то мы Ивана и обманем. Сам он придет безоружным, в этом я уверен, ему гордыня не даст слово нарушить… Но вам он на слово не поверит. Он будет вас проверять. не знаю уж – как? Но проверит обязательно! У вас в этот момент оружия, конечно, быть тоже не должно.

Генерал посмотрел на Герасимова удивленно.

– Ты сказал: «…в этот момент»?

– Да, я сказал – «…в этот момент…». но потом оно у вас появится!

– Каким же это образом? – нетерпеливо перебил его Никитин.

– Помните, убийство Полянского? Разрушенный шестиэтажный дом, несколько трупов его охранников, которые погибли не от того, что их обломками дома привалило. Их Иван из «макарова» расстрелял… Эдик не такой человек был, чтобы допустить на свидание с собой вооруженного человека, да еще в таком месте, как этот дом. Идеальное место для убийства!. Эдик и расслабился-то только потому, что у Ивана сначала никакого пистолета не было… Но потом он у него появился, совершенно неожиданно для людей Эдика.

– Каким образом? – повторил вопрос генерал, начиная уже слегка злиться на Герасимова, который любил потянуть кота за хвост.

– Иван спрятал его в этой самой шестиэтажке, где они встретились с Эдиком. Накануне спрятал именно в том месте, куда Эдик обязательно должен был прийти. Он, скорее всего, специально заманил Полянского на это место. И достал из тайника пистолет. Непонятно, правда почему в Эдике не оказалось ни одной пули?.. Но какая в конце концов разница? Результата своего Иван достиг стопроцентно – Эдик погиб и погиб от его руки…

– Ближе к телу будущего покойного Марьева, Гена! – перебил его Никитин. – Ты предлагаешь нам воспользоваться его же приемом?

– Конечно! Не очень это оригинально, но зато – эффективно!

– А если он обнаружит наш тайник? Тогда он меня просто пристрелит, придя вооруженным? Обманет нас в ответ на наше желание обмануть его?

– Вы же сказали, что хорошо понимаете Ивана! – возразил Герасимов. – Он слишком высокомерен, чтобы стрелять в безоружного противника. Пижон он! Он обязательно даст вам шанс себя убить. И покажет вам свое мастерство, не позволив себя убить. Ваша задача – чрезвычайно проста – показать Ивану свое мастерство! Потребуется всего один точный выстрел, и с Иваном будет покончено… Что же касается ваших рассуждений о том, что его нужно брать живым, что он нужен нашему управлению… Позвольте вас спросить, скажет любой из них…

Генка показал пальцем на потолок – точно так же, как делал это Никитин.

– Позвольте вас спросить, уважаемый вы наш генерал Никитин, а зачем вам был нужен это закоренелый убийца? Этот озверевший ужас всей Москвы? Этот человек, убивший столько народа из правительства, банковских кругов и вообще – наших людей, скажут там…

Генка снова показал на потолок.

– И что вы им ответите? Что завербовали Ивана, и он теперь работает на нас? А знаете что вам ответят в обратную? А может быть это он вас завербовал и теперь вы работаете на него?

Никитин молчал. Рассуждал Герасимов здраво и возразить было нечего. Если только поимку Ивана держать в строжайшей тайне? Но здесь, в управлении столько ушей и глаз, давно купленных и прикормленных, а Иван Марьев настолько легендарная личность, что утаить это просто не удастся. Если только у себя его держать на личной даче? Да нет – бред какой-то… Прав Герасимов, ничего не скажешь…

Генерал кивнул головой.

– Ты прав, Гена! – сказал он. – Ивана нужно убить. Никаких других вариантов нет. Приказ по управлению я изменю и подготовлю. Но это так, на всякий случай. А сделаю это именно я, лично. Из того пистолета, который ты для меня спрячешь. Хорошо? Подготовь оружие и придумай место, где это должно произойти…

– Иван, конечно, может не согласиться на наше предложение о месте встрече, – сказал Герасимов, – но место уже есть, осталось только подготовить тайник… Сейчас перестраивается Курский вокзал и в связи с этим некоторые дома предназначены префектурой и архитектурным управлением города к сносу. Как например, огромное здание на набережной академика Туполева. Оно было построено с нарушением технологии гидрогеологических работ при закладке фундамента и грозит обрушиться, хотя простояло всего пятнадцать лет. Решение о его сносе уже принято, но работы еще не начаты. Они начнутся, когда освободится техника, занятая на Курском вокзале. На это уйдет не меньше недели… В это время здание – в полном нашем распоряжении. Посты наблюдения за пустующим зданием я уже выставил, чтобы заранее распугать обитавших в нем бродяг…

– За неделю, – продолжил Герасимов, переведя дух и испытывая нечто вроде вдохновения, ведь он сам, своими руками строил сейчас свою судьбу, – Иван должен позвонить. Ведь вы сами сказали, что ждете его звонка с часу на час. Если недели не хватит, договоримся чтобы здание постояло еще столько, сколько нам потребуется. Это для нас и вовсе – не проблема.

– А если он будет настаивать на своем месте встречи? – спросил Никитин. – Что тогда?

– Тогда тянем время и назначаем встречу как минимум через два часа. Но не больше, чем через шесть. Иначе он заподозрит нас в нечестной игре и будет совершенно прав. Два часа нам вполне хватит, чтобы запрятать в любом месте целый арсенал и сообщить об этом вам…

– План твой интересен, что и говорить! – сказал Никитин задумчиво. – Но как ты думаешь, – зачем он вообще хочет со мной встретиться?

– А вы еще не поняли? – спросил Генка, снисходительно поглядев на Герасимова. – Разве не вы говорили, что у Ивана есть страшное оружие – его руки! Что этот человек умеет убивать руками, ногами, головой, чем еще?… задницей, да чем угодно. И я сомневаюсь, что вы сможете составить ему конкуренцию в рукопашной схватке без оружия. По нашим данным, Иван Марьев во время чеченского плена находился в предгорных районах Чечни и выставлялся своим хозяином на «круг». Это значит, что он участвовал в рукопашных боях в качестве бойца-гладиатора и… как вам известно, остался жив. По правилам в живых на этих боях остается только победитель, проигравшего почти всегда добивают… Представьте теперь его опыт в умерщвлении людей голыми руками! Он для того вас и приглашает, чтобы рассчитаться с вами наконец, а вы еще спрашиваете, зачем ему нужна эта встреча!

Никитин вздохнул и пробормотал:

– Ты прав, Гена! Опять ты прав! Ивана нужно убить и я сделаю это. Давай, готовь место встречи, оружие, я жду его звонка…