Текст книги "Хубара. Голаны"

Декабрь 1984 года. Ливан. Полковник Салех

Водитель бригадной «хубары» сверхсрочник – «мусаид» Аббас, до этого служил в механизированном батальоне бригады. И до сих пор состоял там на всех видах довольствия. После подрыва автобуса «хубары», и попытки взрыва «Синего дома» – Управления главного военного советника, желающих возить русских резко сократилось. Несмотря на то, что советские офицеры относились к обслуживающим их сирийским солдатам более чем лояльно, количество желающих работать с «хубарой» резко сократилось, – «бережёного и Аллах бережёт!».

Аббас старался всеми силами оградить советских друзей от недружественных актов и моментов языкового непонимания. В разговорах Симонова с арабами, Аббас был той незримой «палочкой – выручалочкой», которая прекрасно знала, какими арабскими словами владеет «мусташар Владимир», и в каком месте ему что-то надо подсказать.

Однажды, утром, по дороге в бригаду, Аббас сказал:

– Полковник Салех приглашает «мусташара» Владимира к себе в бригаду, в гости, в Ливан!

Приглашение было необычным, большая часть сирийских войск, к этому времени была, выведена из Ливана. Израиль тоже чётко обозначил зону своих стратегических интересов. Ливанская война 1982 года, после летних событий, громогласных атак, и кровопролитных, по меркам Ближеного востока, боёв, перетекла в фазу вяло текущие боевые действия, не приносящих успеха никому из враждующих сторон.

События, с попыткой смещении президента Асада, окончательно разделили страну на «своих и чужих». Не секрет, что на ключевых позициях в управлении страны, стояли люди, лично преданные президенту Асаду, являющиеся алавитами. «Верхушка» военного руководства была собрана из людей разных конфессий, но сложить голову за Президента Асада, готовы были не все. Даже среди его ближайших родственников существовали распри, способные столкнуть страну в пучину гражданской войны. И в этом была слабость президента!

Личные отношения между Владимиром и полковником Салехом, были более чем сложные. Ещё при прежнем специалисте по боевой подготовке механизированного батальона – майоре Буратенко, однажды приехав в батальон, Симонов увидел недалеко от кабинета командира батальона, лежащего на земле солдата, без признаков жизни, с белым лицом, по которому ползали зелёные мухи.

Советникам и специалистам, было категорически запрещено ввязываться в любые внутренние разборки и выяснение взаимоотношений среди арабов.

По простоте душевной, войдя в кабинет Салеха, поздоровавшись и, соблюдая нормы восточного этикета, спросив о здоровье и семье, Симонов сказал командиру батальона, что на улице валяется без сознания какой-то парень, вероятно у него приступ.

На что нахмурившийся Салех, недовольно буркнул:

– «Малешь – нормально!» – и изменил тему разговора.

Они побеседовали о предстоящих батальонных учениях и Симонов, распрощался. Полковник Салех проводил его до машины, больного солдата возле дорожки уже не было, другие бойцы издалека наблюдали за отъездом советника. На вопрос Володи, что это могло быть? Аббас ответил, что этот солдат на несколько дней, без разрешения, уехал домой, его задержала гражданская полиция, у командира батальона были большие неприятности. В ходе разбирательства солдат вёл себя грубо, комбат ударил его, тот потерял сознание. Сейчас он в медпункте и с ним всё в порядке.

Вроде и дело закончилось благополучно, и не советников эти проблемы, но какой-то уголёк неприязни тлел в сознании Симонова ещё долгие месяцы.

Позже Аббас рассказал Симонову, что в бригаду приезжали родственники солдата дезертира и были очень благодарны командиру батальона за то, что он пожалел мальчишку и, в ущерб себе, не довёл дело до суда. Как правило, попавшие в единственную в стране военную тюрьму, использовались на самых тяжёлых работах, они, или не возвращались домой вообще, или приходили калеками не пригодными к жизни. Вероятно, это было жестоко, но в стране, находившейся в многолетнем состоянии незаконченной войны, периодически участвующей в разжигаемых соседями военных конфликтах, другого выбора не существовало. К тому же, в богатых и благополучных странах Персидского залива, за подобные преступления полагалась смертная казнь.

В остальных вопросах Салех был даже более благожелателен к «хубаре», чем некоторые командиры танковых батальонов. Чувствовалось, что в силу возраста и боевого опыта, он был уважаем в бригаде. В то же время, существовала какая-то дистанция, на которой Салех предпочитал держать от себя некоторых офицеров. Так было с подполковником Муниром – заместителем командира бригады по технике и вооружения. Они не переносили друг друга, старались не встречаться и решали служебные вопросы только через своих помощников. Позже подполковник Мунир оказался пособником террористов из запрещённой организации «Братья мусульмане» и был предан суду. К этому времени полковник Салех уже служил начальником штаба механизированной бригады в Ливане. Узнав об аресте Мунира, водитель Аббас сказал:

– Полковника Салеха обрадует это сообщение!

Первые месяцы службы в Сирии Симонов, с помощью сносно владеющего языком Буратенко, или советского переводчика Рустама, часто беседовал с полковником Салехом и не только на служебные темы.

После проведённых командно штабных учений, по разработанному Симоновым и Буратенко плану, Салех как-то в разговоре с Володей шутливо посетовал – «мол, не те советники нынче пошли». И пояснил, что он, будучи лейтенантом, слышал от старших офицеров, ещё помнящих французов, как те осуществляли свою советническую деятельность. Численность армии в то время была небольшой, но французский советник был почти в каждой роте. Работой они себя не изнуряли, считая, что для командиров сирийской армии хватит и минимума знаний, в занятия не вмешивались, ограничиваясь мелкими придирками. Планы проведения редких учений и прочих занятий переписывались по нескольку раз. Сирийский офицер, рассказывающий это, вспоминал, что ездил к своему господину утверждать отработанный план по нескольку раз. Француз, сидя под вентилятором, или загорая возле бассейна на своей вилле, пренебрежительно рассматривал плоды работы арабского командира, перечёркивал их, ругаясь и матерясь, и отправлял переделывать.

– А вы, – русские, – продолжал Салех, – всё стараетесь кого-то, чему-то научить, или делаете эту работу сами за бездельников из оперативного отдела!

Симонову возразить было нечем, и он начал объяснять, что грамотный командир должен многое уметь и знать. В душе, соглашаясь со словами старого полковника.

Салех был не согласен с существующим положением на Голанских высотах, и нерешительностью президента Асада, боевыми действиями исправить создавшееся положение. Утверждая, что продолжение незаконной оккупации данной территории Израилем, способствует тому, что арабы, проживающие на Голанах, будут, окончательно «выдавлены» с ранее занимаемых земель, потеряют связь с родственниками на сирийской стороне и плодородные районы навсегда отойдут агрессору. По мнению Салеха, вооружённые силы Сирии, на сегодняшний день, способны выполнить эту задачу. Внешне Салех был очень похож на Сталина, каким его показывали в кинофильмах. А точнее, на Евгения Яковлевича Джугашвили, преподававшего в Бронетанковой академии предмет «История войн и военного искусства». Вероятно, Салеху об этом сходстве частенько говорили, он отшучивался, что на самом деле, является двоюродный брат великого вождя.

Приглашение «двоюродного брата отца народов», имеющего своё, отличающее от официальных толкований, мнение по различным вопросам жизни, политики и службы, было интересно.

После последних передислокаций подразделений сирийской армии в Ливане Симонов не знал, где находится бригада Салеха.

О полученном приглашении Володя доложил руководителю коллектива. Леонид Петрович обещал подумать.

Через два дня разрешение было получено. Выехали рано утром – Симонов, советский переводчик Назар и водитель Аббас. Накануне Володя в оперативном отделе дивизии, уточнил район расположения бригады полковника Салех в Ливане. В пути Аббас рассказал, что бригада стоит на четырёх дорогах, Симонов перевёл это, как перекрёсток.

Володя всю дорогу пытался понять причину неожиданного приглашения. Салех являясь самым пожилым, самым опытным и грамотным командиром. Но по каким-то причинам, он долгие годы не получал повышение по службе. Салех был старше генерала Амина – командира бригады, старше начальника штаба бригады полковника Джумы, с некоторые «амидами» – генералами из высоких штабов и заместителями командира дивизии, он начинал службу лейтенантом. Салех был единственным командиром батальона в звании полковник, которое ему присвоили, как ветерану многих военных компаний.

В сирийской армии командир бригады имел воинское звание – «Амид-генерал», равнозначного звания в Советской армии не существовало. Сирийская бригада это, посуди дела, усиленный советский полк – должность командира полка в Союзе, – «полковник».

Чистым генеральским званием в Сирии является звание – «Лива». Само слово «лива» переводится как «бригада», но арабские переводчики переводят звание, как «генерал дивизии», по должности его присваивают командиру дивизии. Оно соответствует нашему генерал – майору.

Далее идёт – «Ферик» – соответственно – генерал – лейтенант.

Затем «Ферик аваль» – переводят, как «полный генерал», вероятно, соответствует нашему – генерал-полковнику.

И замыкает список – «Мушир» – маршал.

По продолжительности службы Салех давно мог быть, хотя бы «Амидом».

Во время Ливанской войны его неожиданно назначили начальником штаба сирийской механизированной бригады в Ливане. Возможно, Салех хотел похвалиться перед «мусташаром» Владимиром своим новым назначением. Но с того времени прошло уже более полугода, а приглашение поступило именно сейчас. Симонов терялся в догадках.

Со времени его последнего посещения Ливана, там особо ничего не изменилось. На таможенном посту в Шторе, сотрудник гражданской полиции, глянув на номер автомашины 69710, написанный на бампере арабскими цифрами, обозначающие транспорт советником, и на надпись «Джейш Суриа» – Армия Сирии, махнул рукой – «Проезжай!»

Солдат военной полиции, отдав честь, поднял полосатый шлагбаум, и они очутились в Ливане. Как и раньше, вдоль дороги, ведущей в Бейрут, потянулись нескончаемые лавки торговцев, предлагающие любой товар и за любую валюту.

Разбитые во время войны дома и духаны, заново отстроили. Пылились на столбах разноцветные ковры, приглашая покупателей за покупками, по-прежнему работали на полях люди, собирая очередной урожай. Понурые ослики, покорно тянули тележки на огромных колёсах, доверху нагруженные какой-то зеленью. Возле лавок, в тени дырявых, выцветших тентов, сидели их владельцы, ленивым взглядом провожая проезжающие машины.

Самих машин стало гораздо меньше и это были в основном гражданские автомобили, изредка попадались армейские грузовики, потрёпанные во время войны. С мятыми, исцарапанными кабинами, без стёкол и фар. На перекрёстке дорогу перегородил видавший виды советский ЗИЛ-157, передние стёкла и бампер отсутствовали, крыша кабины прорублена и загнута вверх, вероятно для лучшей вентиляции, боковин капота тоже не было, и лёжа на помятом крыле, чумазый водитель в палестинском платке колдовал над заглохшим мотором. Наконец, стреляя, двигатель запустился, обдав запахом бензина, машина рванулась с места.

– Арс! – зло пробурчал Аббас, провожая машину недовольным взглядом.

Симонов знал, что сказанное водителем слово вовсе не обозначает сокращённое название авто разливочной станции, а является страшным непереводимым ругательством.

– «Леш – почему?» – поинтересовался он.

Аббас ответил, что если такой автомобиль был бы в батальоне полковника Салеха, водитель перешёл бы жить на гауптвахту к сверхсрочнику Абу Тарику.

Наконец, добрались до нужного населённого пункта, это действительно был небольшой городок, стоящий на перекрёстке четырёх дорог.

Шоссе, по которому они приехали, минуя городишко, на северо-западе упиралось в Бейрут. Другая дорога, войдя в городок с северо-востока, следовала в юго-западном направлении к израильской границе.

Подъезжая, Симонов заметил вдоль окраин городка замаскированные в окопах боевые машины пехоты. Въезд в город преграждали бетонные блоки, пост военной полиции, стоящий в окопе танк, и красно-белый шлагбаум.

Остановившись, Аббас перебросился несколькими фразами с подошедшим полицейским, тот заглянул через снятую боковину двери в салон, приветливо кивнул головой и ушёл в выкрашенную камуфляжными пятнами будку из металлического шифера. Вернувшись, попросил подождать.

Симонову почему-то вспомнилась осень 1982 года, горный район Хаммана, несговорчивый лейтенант военной полиции, яма в палатке «шорты», железная решётка закрывающая яму и испуганные глаза человека из темноты этой ямы.

– Глупо в тот раз могло получиться, – вспомнил Володя, – посадили бы в яму как шпиона, – вот бы смеху было! Вспомнил, как на посту потеряли много времени, попали в пробку, пренебрегая здравым смыслом, решили ехать ночью горной дорогой, в горах попали под обстрел, в темноте чуть не вступили в перестрелку с «хубарой» соседей, попутно отбуксировали к посту военной полиции сломавшуюся машину пожилого советника, вероятно генерала и его переводчика Ороева. Хорошо то, что хорошо кончается! – подумал Симонов, осматривая местность.

Городишко располагался вокруг пологого холма. На этом возвышении, едва выглядывая из-за крыш домов, торчали башни и зубчатые стены какого-то древнего строения, похожего на крепость.

Вскоре за рулём нового, сверкающего свежей краской «Ranqe Rovere» подъехал Салех, поздоровавшись и обнявшись, пересадил в свою машину Симонова и Назара. Усаживаясь на переднее сидение машины, Володя восхищённо развёл руками:

– «Мабрук» – поздравляю!

– «Шукран» – спасибо! – ответил Салех и что-то добавил, обращаясь к переводчику.

– Господин полковник говорит, что получил машину только вчера из резерва Министерства обороны. Взамен машины, которую забрал с собой прежний командир бригады.

Симонов не стал расспрашивать Салеха о новом комбриге, считая, что Назар что-то напутал с переводом. Володя лишь удивился тому, что такую машину получил начальник штаба бригады, хотя она полагалась по штату только командиру.

Штаб бригады располагался в крепости. Миновав старинные ворота, машина въехали во двор, и остановилась у двухэтажного здания из чёрных от старости камней. Второй этаж имел некое подобие балкона, с полукруглыми проёмами, толстыми стенами и выложенным плоскими камнями, полом. На балкон выходило с десяток дверей, открыв одну из которых, Салех пропустил гостей вперёд. В просторном помещении было прохладно, через два зарешеченных окна внутрь проникал неяркий свет. Убранство кабинета можно было назвать спартанским – большой старинный стол посредине, вероятно оставшийся ещё от крестоносцев, и такие же древние табуреты вокруг него. Стол поменьше с настольной лампой и несколькими полевыми телефонами, рядом кресло с высокой спинкой. В углу сейф, форменная одежда на вешалке и кровать, заправленная серым солдатским одеялом.

На Симонова пахнуло средневековьем, не хватало только чадящих факелов по стенам и часового в гремящих доспехах, с открытым забралом возле дверей.

По арабскому обычаю, в знак уважения, Салех жестом пригласил Симонова занять кресло с высокой спинкой за столом хозяина кабинета. Володя поблагодарил, и предложил сесть за большой стол.

Почти бесшумно, в кабинете появился солдат с чайными приборами на подносе кофейником и маленькими чашечками для кофе.

За чаем, как обычно, поговорили о здоровье, детях, погоде и надвигающейся зиме. С таких обязательных, ничего не значащих вопросов, обычно начинались все серьёзные темы. Симонов разговаривал с полковником, не прибегая к услугам переводчика, Володя рассказал Салеху о прошедших бригадных учениях с боевой стрельбой. Отметил, что механизированный батальон, которым сравнительно недавно командовал полковник Салех, показал хорошую полевую выучку, и умелое владение оружием. Операторы ПТУР из десяти целей поразили девять.

Салех в основном молчал, обдумывая что-то. По окончанию чаепития, пригласил Симонова посмотреть его карту с боевыми задачами бригады. Карту развернули на столе, как Володя и предполагал, задача бригады имела оборонительный характер. Помимо собственной артиллерии, бригаде придавался ещё один артиллерийский дивизион на огневых позициях восточнее городка. Две роты танкового батальона придавались механизированным батальонам занимающим оборону на северной и северо-западной окраине. Третий механизированный батальон перекрывал дорогу, ведущую к израильской границе. Танковая рота и рота механизированного батальона составляли резерв командира бригады.

– Кто у вас советник командира бригады? – поинтересовался Симонов, поняв, что карты не касалась рука советника.

– Я с ним недолго служил, он уехал в отпуск и больше не вернулся. К сожалению даже имени его не знаю, по-моему, в звании полковник.

Володя подумал, что этим полковником вполне мог оказаться московский дальневосточник Юрий, не горевший желанием возвращаться в Сирию. Номера его бригады Симонов не помнил, но со слов Юрия, она стояла непосредственно на линии разъединения.

– А раньше где вы стояли? – спросил Симонов

Салех показал на карте район. Всё сходилось, это был передний край.

В Советском союзе с начала Володиной командировки сменилось уже два руководителя, и теперь у руля партии стоял Черненко, экономика страны стремительно разваливалась, помощь дружественным странам уменьшилась, коллектив советников сократился. На замену выбывшему никто не приехал.

Симонов чувствовал, что Салех хочет сказать ему что-то важное, но не решается. По его предложению, гости прошли по террасе и поднялись на крепостную стену. Через проемы в стене, местность просматривалась на несколько километров, городок был как на ладони.

– Командный пункт что надо, – сказал Володя, осматривая окрестности, – но именно поэтому, он первым подвергнется ударам артиллерия и авиация противника, в случае попыток прорыва к шоссе.

– Нет, мои КП оборудованы в нескольких местах города, – ответил Салех, – откуда евреи нападут одному Аллаху известно!

– Чем же живёт местный народ переживший войну? – спросил Симонов, осматривая почти пустые улочки старого города.

– Кто чем. Одни трудятся на полях ещё не очищенных от неразорвавшихся мин и снарядов. На днях трактор в поле наехал на что-то – трактор в клочья, земледелец погиб. Другие торгуют, кто, чем может, вдоль шоссе. Вот там, за деревьями кресты христианского храма. Видишь?

Володя приглядевшись, действительно увидел вдали через качающуюся листву купол христианской церкви с крестом.

– Это армянское поселение, – продолжил Салех, – говорят, что их предки сбежали сюда от притеснений Османской империи. В Ливане много армян, три представителя этого народа были в своё время президентами Ливана. Армяне выращивают виноград, делают прекрасное вино, араку, и продают, даже в другие страны. В России пьют араку?

– Может и пьют, но я ни разу не видел, чтобы её продавали, – ответил Володя, – здесь в Сирии приходилось пробовать, очень своеобразный вкус.

– Есть и другие производства, поехали, покажу, – что-то вспомнив, предложил полковник.

Салех виртуозной вёл машину по узким улочкам окраины, вскоре остановились перед сложенным из таких же древних, черных камней, одноэтажным зданием.

На шум подъехавшей машины из здания буквально выпорхнул полноватый мужчина, вежливо поздоровался, склонив лысеющую голову. Салех дружески похлопал его по плечу, и, повернув к Симонову, представил. Назар вспомнив про свои обязанности, перевёл:

– Полковник Салех представил вас своим другом и попросил хозяина показать производство.

– Аглен, аглен! – заторопился мужчина, пропуская гостей вперёд.

В освещаемом многими лампами помещении, Володю оглушил стрекот десятков швейных машин. За столами справа и слева от прохода мужчины и женщины, арабской внешности и люди с раскосыми глазами, не отрываясь, что-то шили. Цвет материала был разный, но преобладал тёмно синий. В конце длинного прохода двое мужчин наносили, непонятно чем, надписи на готовую продукцию. Володя мельком увидел на куртке спортивного костюма знакомую – «Adidas».

В кабинете хозяина фабрики вновь пили чай, он расспрашивал о Советском союзе, о швейном производстве, моде. Симонов как мог, отвечал на эти трудные для него вопросы.

На обратном пути в крепость Салех пояснил, что сирийская армия не вмешивается во внутренние дела Ливана. Действительно, – это подпольное, незаконное производство, поддельного товара, под логотипами известных фирм. Местная власть вынуждена закрывать на это глаза, экономика страны разрушена войной, а людям надо как-то выживать, надо где-то работать.

Симонова никак не оставлял вопрос – зачем старый полковник его пригласил? Ну не затем же, чтобы показать подпольную фабрику, старую крепость и свой новый автомобиль?

Вернулись в кабинет Салеха, где их ждал накрытый стол. Хозяин предложил пообедать и поговорить. За едой он спросил, обращаясь почему-то к Симонову, откуда родом его переводчик? Володя понял вопрос, Назар был смугл, носил усы, и трудно было понять, откуда он родом.

– Наш переводчик, офицер советской армии, окончил институт, родом из Таджикистана, – ответил Володя. Симонов понял, что Салех хочет приступить к разговору, для которого он был сюда и приглашён.

Салех не спеша начал рассказывать, Назар переводил:

– Я хочу поговорить о событиях произошедших совсем недавно. В Сирии была попытка государственного переворота, самое печальное, что против президента Асада, пользуясь его болезнью, поднялась часть родственников и даже родной брат Рифат. Конечно, в обществе давно зреет недовольство некоторыми действиями правительства. Вновь подняли голову террористы, шииты, подталкиваемые ими, пытались поднять восстание в Хаме, и оно было жестоко подавлено силами «сарая дефа – президентской дивизии». Которая, позже, являясь опорой власти и охраной президента, сама встала на сторону мятежного брата.

По вероисповеданию я шиит, двое моих сыновей учатся в школе вместе с алавитами, суннитами и детьми других конфессий, они дружат, им нечего делить. Мои родители жили на Голанах, мы имели земли, там находятся могилы моих предков. Но высоты захватили израильтяне и выгнали нас. Вот кто мои враги! Учась в школе и в военном училище, я никогда не чувствовал себя изгоем, мы все были равны, и воевали с врагом не обращая внимания на различия в толковании Ислама. Возможно, я медленнее продвигался по службе, чем мои товарищи алавиты. Хотя могли быть и другие причины. Но в любом случае я не желаю очередного переворота и уверен, что лучше не будет, как у нас говорят – «не желай смерти Халифу, его сын может быть ещё хуже».

Во время войны в Ливане я был назначен начальником штаба бригады, взамен погибшего в бою. Бригада выполнила поставленные задачи, активные боевые действия закончились, нас перебросили в этот район. И тут начались волнения в самом Дамаске. Армия разделилась – одни приняли сторону брата, другие остались верны президенту. По ночам одни расклеивали портреты Асада, другие под утро их срывали и наклеивали Рифата. Президентская дивизия заняла оборону по окраинам столицы, регулярные войска окружили Дамаск. В это время, моего командир бригады вызвали в Министерство обороны и, насколько мне известно, позже он участвовал в переформировании «Сарая дефа». Вся страна с болью и страхом ожидала развязки! – продолжал Салех, – я остался исполнять обязанности командира, надо сказать, что большая часть моей бригады – шииты. Однажды ко мне приехал генерал из Дамаска, тоже шиит, мы когда-то с ним виделись мельком, на нашем празднике. И предложил мне вывести бригаду в Сирию и примкнуть к шиитской оппозиции. Я естественно отказался, посыпались угрозы мне и моей семье, я едва его не застрелил, генерал уехал ни с чем. Родственники вывезли мою жену и детей в безопасное место, где они до сих пор находятся. Я опасаюсь за своих родных и близких.

Мятеж провалился, президентскую дивизию разоружили и переформировали, должностей лишились многие высокопоставленные военные, особенно в ВВС, многие мятежники попали в тюрьму, ведётся следствие. До сих пор проводятся чистки в армии и государственных учреждениях.

Люди перестали доверять друг другу, порой не знаешь к кому обратиться, так как не знаешь, с кем имеешь дело. Самое страшное, – мятежники не уничтожены, они готовятся и, рано или поздно, возьмутся за старое. Много таких, как подполковник Мунир, и приезжавший ко мне генерал ещё гуляют на свободе.

На днях у меня опять был человек, на этот раз, мне предложили поделиться трофейным оружием с группой людей, за которыми стоят влиятельные персоны и не только из Сирии. Я старый военный, я могу быть чем-то не доволен, но я никогда не стану предателем!

Симонов не перебивал Салеха, Назар едва успевал переводить, часто пил воду и даже вспотел.

– Когда пришлют нового командира бригады? – спросил Симонов, до конца не понимая, почему Салех поделился своими проблемами именно с ним.

– Его не пришлют, – улыбнулся Салех, – четыре дня назад президент подписал приказ о моём назначении.

– Поздравляю! – ошарашенный новость, радостно промолвил Володя.

– А вчера пригнали новую машину, соответственно рангу, – как ребёнок похвалился полковник. – И вновь став вновь серьёзным, добавил, – я думаю, что ты правильно понял сказанное мной и сможет донести информацию до нужных людей. Мне самому не с руки ходить и жаловаться, могут неправильно понять, но другого выхода нет!

Пожимая крепкую руку Салеха, Володя коротко ответил:

– Я сделаю всё, что нужно, не подвергая тебя опасности.

Распрощавшись, долго ехали, молча, испуганный Аббас даже поинтересовался здоровьем Володи. Назар смеясь, ответил, что «мусташар» Владимир выпил много чая. Аббас вспомнив что-то, остановился, обойдя машину, достал из-за заднего сидения плетёную корзину с пятилитровой бутылью виноградного вина, в интересной подарочной упаковке. Объяснив, что это подарок командира бригады полковника Салеха и добавил:

– Вот что нужно было пить!

По приезду, вечером, Симонов отправился на доклад к Леониду Петровичу. Выпив по хорошему бокалу прекрасного вина, долго сидели, рассуждая о том, как распорядится полученной информацией, не навредив Салеху. Сошлись на том, что следует довести её до знающих людей в Управлении Главного военного Советника, с просьбой не ссылаться на старого полковника.