Текст книги "Хубара. Голаны"

Осень 1984 года. Бусра-аш-шам провинция Деръа

В последние дни осени осуществилась давно планируемая экскурсия в знаменитый, древний, арабский город Бусра. Коллектив «хубары» получил приглашение на фестиваль фольклорных песен под открытым небом в знаменитом амфитеатре древней крепости Бусра-аш-шам. Фестиваль проводился ежегодно и собирал громадное количество участников со всего Ближнего востока и северной Африки. И было бы глупо отказываться от возможности всё это увидеть.

Во время очередной поездки за почтой, Симонов заглянул в библиотеку Управления главного военного советника. Из скромных сведений Большой Советской энциклопедии и Атласа офицера Володя узнал:

Бусра – исторический город на юге Сирии, а также, важная археологическая достопримечательность, внесённая в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Босра была первым городом Набатейского царства, позже завоеванным легатом пропретором Сирии Корнелием Пальмой в 106 году. Под властью Римской империи Босра была переименована в Новую Трояну Бострем и стала столицей римской провинции Аравия Петра. В крепости размещался третий легион «Коренаика». Город расцветал и стал метрополисом на пересечении нескольких торговых путей, в том числе и к Красному морю. В Босре были построены две раннехристианские церкви в 246 и 247 годах.

После раздела римской империи на западную и восточную, город перешёл под власть Византии. Окончательно город завоевал Арабский Халифат под командованием Халида ибн Валида в битве под Босрой в 634 году.

В Босре находятся руины римских, византийских и мусульманских времён. А также один из наиболее сохранившихся в мире римских театров, в котором каждый год проходит национальный музыкальный фестиваль.

Дорога до Бусры заняла совсем немного времени. Проехав к центру города, автобус остановился на старинной площади, оборудованной под автостоянку. Машины при въезде проверялись гражданской полицией на предмет наличия взрывчатых веществ.

В крепость можно было попасть по мосту над некогда существовавшим рвом с водой. Сейчас ров был пуст, обнажив дно, усеянное острыми камнями. Вереница гостей медленно двигалась к старинным воротам по булыжникам мостовой, отшлифованным миллионами прошедших этой дорогой людей. Крепостная стена выглядела очень древней и в нескольких местах обвалилась. Опытный глаз отмечал среди медленно двигающихся к воротам зрителей, фигуры людей, внимательно наблюдающих за происходящим, но делающим вид, что они просто остановились отдохнуть. Вероятно представители секретных служб, предположил Симонов.

Охрана «хубары», по просьбе Леонида Петровича, была усилена сотрудниками военной полиции дивизии, переодетыми в штатское. Они незаметно отделяли семьи советников от остальной толпы. Но вероятно, это им плохо удавалось, Симонов то и дело ловил заинтересованные взгляды публики в сторону русских женщин.

Зрителей приветствовали школьники, мальчики и девочки в одинаковой, оливкового цвета форме, с разноцветными галстуками и флажками в руках

Наконец, они вышли к освещённой, лучами заходящего солнца, арене. Изнутри старинный амфитеатр выглядел куда более внушительно. Многочисленные ряды зрительских мест, вырубленные в известняке, ступенями поднимались на громадную высоту, через одинаковые расстояния, ряды разделялись проходами для зрителей. Всё напоминало знаменитые «Лужники», уменьшенные в несколько раз.

Вежливый служитель, неплохо говоривший по-русски, проводил советских товарищей, как он выразился, на места для иностранных делегаций, предупредив, что в случае надобности он будет на крайнем к проходу месте. Через проход сидели люди европейской внешности, также иностранцы, вероятно немцы или французы.

Выделенные для зарубежных гостей места, находились прямо перед сценой. Володя огляделся.

То, что Симонов назвал ареной, полукругом располагалась между сценой и зрительным залом, находясь ниже уровня мест первого ряда примерно на высоту человеческого роста. С обеих сторон сцены, на арену, из мрака внутренних помещений, вели два прохода, перегороженные солидными камнями, позволяющие выйти только одному человеку. Выше их располагались большие ложи, вероятно для важных персон. Сзади их, можно было разглядеть выходы во внутренние помещения под амфитеатром. Зрителей в ложах не было, но в каждой прогуливались пару человек в военной форме. Сцена, шириной метров двадцать, с обеих сторон была украшена двенадцатью белыми колоннами, с изображением каких-то зверей наверху. Колонны, как бы выступали из крепостной стены, ступенями спускающующейся вниз. Между колоннами угадывались тёмные проходы в помещения за сценой. Центром сцены являлся широкий вход с полукруглой аркой наверху и остатками четырёх разрушенных колонн. Выше входа, на серых, каменных стенах крепости можно было различить пустые проёмы узких окон. Крутая лестница, из нескольких ступеней в центре сцены вела вниз на арену.

Сзади сидящих зрителей, по верху всего амфитеатра, были установлены флагштоки с развивающимися и хлопающими на ветру разноцветными флагами.

Публика постепенно заполняла свободные места. В тёмных проёмах за сценой появился свет и мелькающие фигуры артистов.

Ночь по южному быстро, вступила в свои права, на темнеющем небосводе засверкали первые звёзды, потянуло ночной прохладой, застрекотали невидимые цикады. Служители зажгли на сцене факелы, это ещё больше усилило ощущения древности, загадочности и опасности. Юлька, сжав папину руку, тихонько сказала:

– Папа, мне почему-то страшно. Скорее бы начался концерт.

Володя, решил немножко приободрить маленькую дочку:

– Юля, это очень старая крепость, её построили ещё римляне. Ты будешь изучать историю в старших классах. Вполне возможно, что на этой арене бились гладиаторы. В этом зале могли собираться высокопоставленные деятели – жестокие халифы, визири, падишахи. Здесь решались серьёзные государственные дела, вершились суды.

Сказав это, Симонов неожиданно для себя, представил, как на песчаной арене, в клубах пыли, насмерть бьются потные гладиаторы. А из клеток внутри крепости, по проходу рядом со сценой, выскакивают кровожадные, голодные звери и бросаются на вооружённых только мечами и копьями обречённых людей.

Наконец, зазвучала восточная музыка, тишина наполнилась голосами певцов, на сцене и арене появились, одетые в национальные костюмы певцы и танцоры.

Музыкальные коллективы сменяли друг друга, демонстрируя самые разнообразные номера, музыку и костюмы. Концерт продолжался долго, звёзды на небосклоне давно поменяли своё местоположение.

Наконец, ведущий произнёс короткую речь, все участники, выйдя на сцену, спели заключительную песню.

Народ двинулся к выходу. Симонов вспомнил чей-то рассказ о том, что данный амфитеатр устроен так, что все зрители могут покинуть его в течении нескольких минут. Но на практике всё получилась не так, в узких проходах внутри театра создалась давка, люди шли вплотную друг к другу, в спёртом воздухе нечем было дышать. Какие-то хулиганы намеренно прижимались к русским женщинам, пытаясь кого-то погладить. Мужчинам, вместе с охранниками организовали кольцо, внутри которого были женщины. Полицейские громко кричали – «дорогу, военная полиция!». Эти команды возымели действия, никто не хотел связываться с «шорта аскрие – военной полицией».

Выбравшись на свежий воздух, потные «члены иностранной делегации» ещё долго «отдыхивались» возле своего автобуса.

Домой, через тьму пустыни, доехали без приключений. Женщины ещё долго вспоминали эту поездку, прекрасных певцов и наглых хулиганов.

Октябрь 1984 года. Катастрофа самолёт. Роженица. Доктор «исна»

Подготовка учений требовала много сил и времени. Такие учения, как говорили арабы, в Сирии проводились впервые. Необходимо было готовить командиров, экипажи, технику, мишенное поле. Совместно с оперативным отделом, начальниками артиллерии, ПВО, советниками управления дивизии и бригадной «хубарой», были разработаны необходимые документы.

После случайного обстрела офицеров на прошлых батальонных учениях, сирийским товарищам пришлось создавать полигонную службу со всеми её элементами.

Один из батальонов бригады находился на полигоне Телль – Асфар, где проводились тактико-строевые занятия. Симонов и Сафин наблюдали за этими непривычными для сирийских танкистов перестроениями. Наконец, взмыленные экипажи собрались возле вышки. Командир батальона произвёл разбор действий и собирался ставить задачу на дальнейшие занятия уже на боевых машинах. Танки тремя колоннами стояли за дорогой на склоне холма.

Над этим районом то и дело заходили на посадку самолёты Миг-21. За время службы в Сирии Володя не раз видел хулиганские действия сирийских пилотов. Прошлым летом он наблюдал, как на расположение механизированного батальона бригады в пункте постоянной дислокации несколько раз пикировал Миг-21. Пилот вёл машину на предельно малой высоте, и казалось, что можно было даже встретиться с ним взглядом. Над стоящими в полевом парке БМП, самолёт круто взмывал вверх и с рёвом уносился в небо, оставляя на земле столб пыли, поднятый двигателем.

Поэтому, когда очередной заходящий на посадку самолёт стал резко снижаться над танками, Симонов подумал, что это ещё один желающий всех удивить. Остальное, произошло очень быстро, самолёт накренился на крыло, затем выровнялся и, перелетев колонну танков, врезался в гору. Раздался взрыв, на месте падения поднялась пыль, полыхнули языки пламени, из этой кутерьмы пыли и огня вылетели какие-то части крыла и покатились по земле. Затем всё стихло, над местом падения поднялся столб чёрного дыма.

Грузовая машина батальона и Уазик советников помчался в сторону падения самолёта. Небольшое на глаз расстояние, на самом деле оказалось куда более солидным. К моменту их приезда там уже находились машина артиллерийского дивизиона, стоящего лагерем на другом склоне горы.

Близко к горящим остаткам Мига подойти было невозможно, на десятки метров горел авиационный керосин. С первого взгляда было ясно, что найти выживших в этом месиве железа, алюминия и огня было нереально. Вскоре прилетел вертолёт, с аэродрома примчались пожарные машины, место происшествия оцепили.

Через несколько дней по линии советников сообщили, что в «спарке» находился сирийский пилот и наш капитан лётчик-инструктор, приехавший из отпуска неделю назад. Причина катастрофы на тот момент была неизвестна.

А жизнь шла своим чередом, мир жил заботами и проблемами текущего дня, без особой охоты заглядывать вперёд.

В очередной раз, получив в комендантской роте бригады причитающийся «хубаре» паёк, «охранник – хаджим» Сугель, с гордостью продемонстрировал самоподогреваемый бараний паштет, как он выразился – из боевого рациона солдат НАТО. Симонов ещё засомневался – откуда в стране, являющейся потенциальным противником Израиля, такие армейские пайки. На вид это была обычная жестяная литровая банка, с ключиком на крышке для её открытия, какие Володя уже видел. Сугель, оторвав этот ключик, с видом фокусника, продемонстрировал, как этим заострённым штырьком необходимо проткнуть донышко в отмеченном значком месте. Попутно объясняя свои действия. Но уже без его путаных объяснений, Володя понял, что в дне банке существует две ёмкости, одна из которых заполнена, по-видимому, водой, а вторая чем-то, типа карбида. Среды после прокола вступают в реакцию, выделяя тепло. Каждому пацану в России это известно ещё с детства, а если пузырящийся карбид накрыть консервной банкой, с дырочкой посредине, а потом огоньком, на длинной палке, выходящий из отверстия газ поджечь – получается взрыв и банка летит к небесам.

Всё это Симонов быстро прикинул в уме, глядя на раздувающуюся банку.

– Её же надо было предварительно открыть – запоздало подумал он, глядя на счастливые лица охранников, ожидающих чуда, – падая под стол, Симонов успел крикнуть. – Ложись! – команду понял только Сафин.

На столе раздался взрыв! Банка, подпрыгнув, ударила в низкий потолок, шипя, выбрасывая струйки пара, и выплёвывая фонтан растопленного бараньего жира, рухнула на стол, крутясь и поливая содержимым сидящих за столом.

Все вскочили, переворачивая стулья, вытирая рукавами лица и отряхивая одежду. Дабы не остаться голодными, «хаджимы» поместили горячую банку в глубокую чашку, по комнате распространился отвратительный запах карбида.

– Немедленно выбросить на улицу! – приказал Симонов.

Или натовский подарок оказался с просроченным сроком хранения, или арабский потребитель, что-то сделал не так, но взорвалась и ёмкость с мясом, и днище с устройством подогрева.

Ещё весной текущего года на замену убывшему в Союз Серёге-переводчику, приехал новый, молодой, общительный и улыбчивый таджик Назар. Несмотря на молодой возраст, Назар сразу приехал с женой и маленькой дочерью. Во время обучения в университете, на военной кафедре, Назар получил специальность военного переводчика и воинское звание – лейтенант. Естественно, он оставался сугубо штатским человеком, основным языком, изучаемым в ВУЗе, являлся фарси, поэтому существовали проблемы с переводами военных тем и документов.

К осени молодой человек вошёл в курс дел и успешно справлялся со своими обязанностями. Но появилась новая интересная проблема, Шарифа – жена Назара, находилась на последних месяцах беременности, но никак не хотела ехать домой.

Согласно сирийскому законодательству, любой ребёнок, рождённый на территории страны, автоматически считается гражданином Сирии. Его обязаны были немедленно зарегистрировать, без чего вывезти ребёнка из Сирии становилось невозможным. Поэтому советские женщины задолго до предполагаемого срока родов, старались вернуться домой – на Родину.

Лариса Симонова была единственным медиком в коллективе, к ней шли с царапинами и простудой, каким-то образом о «докторе» узнали арабские женщины, и ей пришлось делать предписанные врачом уколы одной заболевшей сирийке.

Шарифа всё оттягивала свой отъезд, успокаивая мужа тем, что до родов ещё далеко, и она успеет уехать. Но роды пришли в срок, ранним утром субботнего дня. На улице было совсем темно, когда в дверь постучал бледный Назар, и сообщил, что Шарифа рожает. Лариса быстренько спустилась вниз, в квартиру переводчика. Позже она рассказала, что молодой муж и отец оказался на редкость хорошим помощником, роды прошли успешно, на свет божий появился мальчик, к великой радости Назара.

Весть о рождении нового члена «хубары» прилично озадачила Леонида Петровича. На утреннем построении было объявлено, всем держать язык за зубами, и ни с кем из местной стороны не делиться сим радостном событием.

По распоряжению руководителя коллектива, Лариса написала документ, в котором изложила все подробности родов и заверила факт рождения ребёнка (мальчика) у гражданки Советского Союза своей подписью. Шеф долго не мог решить, как назвать документ: – «Рапорт» – вроде событие не военное, тем более не подходил заголовок «Приказ», оглавление «Расписка» смущала каким-то скрытым смыслом о передаче денежных средств, или материальных ценностей.

С так и не озаглавленной бумагой, шеф поехал в Управление Главного военного советника для доклада. Позже Леонид Петрович признался, что получил нагоняй за отсутствие должного контроля в этом важном вопросе.

Через несколько дней, Шарифу с детьми, ближайшим советским военным бортом отправили в Ташкент, где её должен был встретить приехавший для этого из Куляба брат Назара.

Смешные ситуации, связанные с болезнями и обращениями за медицинской помощью к арабским докторам – отдельная тема.

У одной из русских женщин заболел зуб. Конечно, можно было съездить в Дамаск, в госпиталь, или к практикующему врачу – русской женщине, многие годы проживающей в Сирии и имеющей собственную клинику. На зуб заболел внезапно ночью, несчастная с трудом дождалась утра. Назар не смог сопровождать её в санчасть, но перед отъездом на службу, проинструктировал, что нужно сказать врачу:

– «Ктир морит – очень болит!», – по-видимому, Назар, и сам не знал, как называется по-арабски зуб. И поэтому ограничился тем, что посоветовал просто показать на него пальцем.

Женщина так и сделала, пришла к врачу в санчасть военного городка, сказала волшебные слова: – «Ктир морит» и указала на свой рот. Арабский врач, получивший медицинское образование в Болгарии, попытался заглянуть в рот пациентки. Женщина испуганно уставилась на стоматолога, отстраняясь от инструмента. Поняв, что она боится даже вида блестящих приспособлений, врач, вспомнил свои познания в болгарском языке, сказал:

– Захлопни очи! – эти слова только добавили страха пациентке.

– Скажи мне, – делая ударение на последнем слоге, нервничая, продолжил врач, используя болгарские слова – болит почём? – вероятно, он хотел узнать, как болит. Сильно, или нет!

– Зуб ктир морит! – наконец, вымолвила она.

Вскоре необходимые процедуры были проведены, боль слегка успокоилась, поблагодарив врача, женщина отправилась домой.

Через несколько дней арабский переводчик Бассим, побывал на приёме у этого же врача, и тот рассказал ему подробности диалога во время лечения русской женщины. Они вместе посмеялись.

Перед утренним построением «хубары», Бассим, с трудом сдерживая смех, пояснил, что «зуб» на арабском языке обозначает то, что на картинах и статуях обнажённых мужчин, обычно прикрывают фиговым листом. И добавил, что арабских кошек тоже надо подзывать словами – «пис-пис», а не теми, к которым мы привыкли. Так как они, по-арабски обозначают тот же фиговый листок, но у женщин. И посоветовал исключить в обращении с арабами эти слова, дабы не вызвать смех.

– Кстати, зубной врач по-арабски будет – «доктор исна», а зуб – «син».

Ещё на первом году службы в Сирии, неунывающий Иван Иванович Иванов рассказывал Симонову такую историю – несколькими годами раньше в дивизионной «хубаре» существовала должность советник начальника тыла дивизии, её занимал не в меру полный подполковник Воробьёв. Его возил предупредительный и исполнительный арабский водитель Карим, сам Михаил Самуилович никогда за руль не садился, и не испытывал тяги к освоению восточных языков, изредка выезжая в бригады, пользовался услугами переводчика. С водителем он обменивался едва ли не единственной утренней фразой:

– Здравствуй Карим!

Водитель, напротив, старался узнать как можно больше русских слов, используя для этого редкие поездки с другими советскими офицерами.

Подошло время, и Михаил Самуилович уехал в очередной отпуск, его автомобиль сразу «оседлали» – молодые специалисты по вооружению и боеприпасам, выезжая каждый день в бригады и на склады вооружения. Неизвестно каким образом, намеренно, или случайно, но за месяц любознательный водитель значительно пополнил свой словарный запас и выучил по-русски ответное приветствие.

Когда в аэропорту возвратившись из отпуска, Воробьёв с женой и вещами, отыскав на стоянке свою машину, по привычке произнёс обычную фразу:

– Ну, здравствуй Карим!

Тот, святясь от радости, предвкушая удивление, громко и внятно произнёс:

– Здравствуй, здравствуй хрен мордастый!

Действительно, удивлению Воробьёва не было придела. Он догадался, чьими выдающимися педагогическими способностями удалось вырастить такого «самородка». Но, будучи человеком, не злым, обладающим чувством юмора, позже, через переводчика, посоветовал водителю так больше не здороваться. А с новоявленными «учителями» пообещал разобраться лично, как с нашкодившими детьми. По-отцовски!

Из Дамаска пришло распоряжение по подготовке к празднованию годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Планом предусматривались обязательные мероприятия: – проведение политических информаций по тематике праздника, профсоюзное собрание, торжественное собрание коллектива. Помимо этого, предлагалось подготовить художественную самодеятельность и хоровой коллектив для участия в конкурсе.

Этими делами, как избранному секретарю, пришлось заниматься Симонову. К его радости, в коллективе оказалась женщина с музыкальным образованием возглавившая хор. Специалист механизированной бригады Михаил Валитко прекрасно играл на баяне и мастерски аккомпанировал.

Теперь по вечерам, женщины, собираясь в импровизированном клубе «хубары, разучивали русские народные и патриотические песни. Симонову запомнилась слова одной из них: – «Бьёт набат, бьёт набат Интернационала. Пламя Октября в глазах бойца. Есть у Революции начало. Нет у Революции конца!»

Володе представились горящие пламенем глаза бойца, который, раскачивая тяжёлый язык колокола, бьёт в набат. Он, как бы услышал этот громоподобный бой – ужасное зрелище.

В помещении клуба было жарко и приходилось открывать двери. Приглушённая стенами здания русская песня разносилась в вечерней тишине над военным городком, заставляя останавливаться и прислушиваться гуляющих перед сном людей.

Местные жители, вероятно, думали, что русские таким образам молятся своим богам. Об этом однажды Володю спросил Джума, живший со своей семьёй, в доме напротив. Симонов ответил, что женщины собираются и поют, вспоминая о России, доме и о детях, как раньше делали их бабушки, собираясь вечерами на берегу реки.

Вероятно, Джума не всё понял из Володиного рассказа, но, на всякий случай, ответил по-русски:

– Да, да!

Впоследствии, женский хор коллектива занял на конкурсе в Дамаске одно из призовых мест.