Текст книги "Отпечатки"

За прошедший день Оксана успела побывать в каждом углу своей квартиры. Она сидела на кровати, на стуле, на диване и на полу. Стояла у окна и у зеркала, над раковиной в ванной комнате и над раковиной на кухне. Обошла всю квартиру вдоль и поперек и не один раз. На исходе дня Оксана по-прежнему пыталась найти себе место. В этот раз выбор пал на кухню. Она просто сидела за столом, без чая, без ужина, она даже яблоко не надкусила, хотя по неизвестным причинам держала его в руке. Возможно, хотела надкусить, но, погрузившись в свои мысли и раздумья, попросту забыла. В этот самый момент то броское, которое она так искала, само бросилось ей в глаза. Ее внимание привлек совершенно обычный совершенно пустой стакан, который стоял на столешнице у раковины. Оксана подошла к раковине и набрала в стакан воды, а затем достала еще один из гарнитура. Оставив стаканы в покое, Оксана поторопилась за ноутбуком. Мысли сразу же пришли в порядок, и вся картина была как на ладони. Она вернулась на свое место за столом и, выплескивая мысли в текст, продолжала смотреть на стаканы. Не хватало небольшой детали. И чтобы доработать картину до идеала, Оксане пришлось вновь подойти к столешнице. В итоге воду она разлила поровну в оба стакана, после чего вернулась к ноутбуку.

«Мы все стаканы, и в каждом из нас есть вода при рождении. Мы выливаем немного в других, а другие вливают в нас свою любовь, но если в нас никто, а мы по-прежнему делимся своей любовью, то в итоге мы станем пустым стаканом и делиться окажется нечем. Когда любовью делятся все, то ни один стакан не опустеет, но Соня все раздала, а с ней никто больше не делился. А может, она вовсе не была такой, какой я ее увидела, замкнутой и отстраненной, может быть, ей просто нечем было больше делиться, она просто разлила свою воду по другим стаканам, а у нее даже капли на дне – и те испарились. Но как только я поделилась с ней, она вновь продолжила делиться. Нельзя напиться из пустого стакана, и как ты от него ни требуй хотя бы капли, он будет пустым, и жажду ты не утолишь, до тех пор пока не наполнишь для начала его». Записала Оксана и теперь со спокойной душой отправилась спать. Ее больше не тревожили мысли и поиски ответов. То, что она записала, казалось ей очень понятным многим, ведь каждый может взять два стакана и убедиться в том, что если воду из одного перелить в другой, то первый окажется пустым и вылить из него что-то еще просто не удастся.

 
                                    * * *
 

– Вы переживаете! Осмелюсь предположить, что разговор будет не из простых! – подметил Сергей, наблюдая поведение Оксаны.

За окном моросил дождь, осень продолжала набирать обороты. Сергей любил такую погоду. Приблизительно таким же был тот день, когда он впервые встретил Ивана Александровича. Осень была для него самым воодушевляющим периодом. Он чувствовал невероятный подъем духа. Он и без того пребывал в постоянных делах, в постоянном движении, но осень… это был особенный период. Он словно чтил память своими достижениями и от этого работал с еще большим энтузиазмом.

Пиджак его был запачкан, точно так же, как и рукава рубашки, он, как всегда, не смог оставаться в стороне и помогал рабочим на объекте что-то передвинуть, что-то поднести.

– Я хотела бы обсудить статью, – собравшись с духом, чуть слышно пробормотала Оксана.

– Знаете, мне это совсем не нравится. Я думал, вы прогнали свою неуверенность.

– Видимо, не окончательно, – поддавшись непонятному смущению, улыбнулась Оксана, – в общем, статья получается немного нестандартной.

– А разве статьи имеют стандарты?

– Ну, вообще-то, да.

– То есть надо соответствовать? А если статья не соответствует, то что?

– Тогда ее не примут и попросят переписать, либо же изменения внесет редактор, ну либо более опытный журналист.

– Хорошо. А с вашей статьей что не так?

– Ну-у-у, то, что я написала, вернее пишу, не похоже на статью. Скорее у меня выходит рассказ. А вы заказывали статью.

– Знаете, я заказывал текст, который сможет донести до читателя образ Ивана Александровича. Если у вас выходит рассказ, то пусть так и будет. Переписывать я точно ничего не стану. Да и вдобавок, разве я могу вмешиваться в ваше видение? Знаете, моя компания движется своим путем и развивается совершенно неординарно. Если бы я прислушивался и прибегал к общепринятым стандартам, разве смог бы я добиться таких значительных результатов? Вряд ли. Давайте так, мне нужна ваша работа, которая сможет дать результат. Которая сможет донести до общественности определенные идеи и взгляды. Рассказ значит рассказ. Вы хоть книгу пишите, хоть картину, лишь бы это дало результат.

– Что вы собирались сделать с статьей?

– Пока что не знаю. Но у меня большие возможности и связи. Я точно найду способы попасть в печать.

– Даже если это будет книга?

– Книга? Значит, решили стать писателем!

– Не знаю, я думала об этом, но я не знаю, как писать книги. Там же тоже есть свои стандарты…

– Как и везде. Не думайте об этом. Если решили, то просто действуйте. Как вы думаете, если бы во всем мире не было написано ни одной книги, вам пришлось бы на что-то равняться?

– Наверное, нет.

– Не наверное. Точно! Совершенно точно! Стандарты – это накопленный опыт, исходя из опыта, люди определили, какими должны быть те или иные вещи, определенные поступки, определенные действия. Но если бы не было опыта, то вы стали бы первопроходцем, никакого опыта, никаких стандартов, так что действуйте, опираясь на свои чувства.

– А если книга будет не очень?

– Странно! Ваш образ был не очень, но вас это не пугало. Знаете почему, потому что вы свыклись. Я жду книгу. Издательство я сам найду. Будьте уверены, она попадет в печать, – Сергей закурил. – Не разбейте ей сердце, – неожиданно сменил он тему.

– Кому?

– Соне! Я заезжал на днях, заведующая сказала, что она кондитером хочет стать. Точно так же, как и я когда-то мечтал стать писателем.

– Нет, что вы. Я… вы думаете, что я ее оставлю?

– Я ничего не думаю. Просто даю вам совет. Она вам верит и подражает, уже подражает. Хочет быть на вас похожей. Она привязалась к вам. Так что постарайтесь сделать так, чтобы она вас не возненавидела.

– Вы тоже были привязаны к Ивану Александровичу?

– Думаю, что да, хотя сам он для этого не делал ничего.

– А как же, к примеру, куртка, которую он вам подарил? Вы рассказывали.

– Для него это ничего не значило. Знаете, я же говорил, он даже в дружбу не верил. Вы забираете Соню на выходные и развлекаетесь вместе с ней, и она к вам привязывается. Даете ей обещания, исполнения которых она ждет. Он же ничего не обещал, он просто был. Появлялся и исчезал. Совершал свои поступки и отходил в сторону, конечно же, я привязался к нему, но ему как будто было все равно. Он любил одиночество. Сегодня он есть, завтра его нету.

– Но вы ждали от него чего-то большего? – спросила Оксана, заметив грустный взгляд Сергея.

– Возможно…

– Вы нуждались в его признании. Вы хотели быть похожим на него. Вы хотели доказать, что достойны называться его другом, – наконец-то поняла Оксана причину успеха Сергея, – вы хотели быть таким же, как и он. Все, что вы мне про него рассказывали и рассказываете сейчас, ужасно похоже на вас. Вы просто его скопировали. Вы даже курите, как и он. Вы же говорили, что он постоянно курил, вот и вы такой же. Ничего не ждете, о слабых заботитесь, к персоналу хорошо относитесь, а друзья у вас есть?

– Давайте продолжим в другой раз, – Сергей опустил глаза в стол.

– Извините. Мне, наверное, и вправду лучше уйти.

Оксана понимала, что прикоснулась к больной ноющей ране. Таким Сергея она не видела. Да и сам Сергей всячески подавлял ту самую личность, которая, внезапно поддавшись провокации, вырвалась наружу.

Оксане было ужасно стыдно за свои слова, стыдно за свое высказывание, ей было стыдно даже за свои мысли. Она не понимала, почему позволила себе данное высказывание и как вообще могло получиться так, что она все это озвучила. «Могла бы промолчать», – говорила она самой себе. Ей хотелось позвонить и извиниться, но решиться она не могла, все, что ей оставалось делать, сидеть на диване и испытывать все большее и большее чувство вины. Даже жажда творчества ее не спасла. В поисках отвлечения она потянулась за ноутбуком и записала лишь одну короткую фразу. «Ничто не могло его сломить, кроме воспоминаний», – гласила она. А дальше вновь продолжилось самокопание и обвинения в свою сторону за лишние слова. И продолжались бы они, возможно, очень долго, возможно, Оксана даже не смогла бы уснуть, если бы ее не отвлекло сообщение. Сообщение было от Сергея. Оксана удивилась. Он прислал ей ссылку на видео, «Скандальное интервью писателя» – звучал заголовок. А следом пришло еще одно сообщение, тоже от Сергея. «Возможно, вам будет интересно», – написал он.

Оксана чувствовала, что контакт не утрачен, и поторопилась ответить. «Я хотела бы извиниться за свои слова, мне кажется, я позволила себе лишнее».

«Журналиста из вас точно не выйдет, вы же не станете перед каждым извиняться за свои вопросы во время интервью», – тут же ответил Сергей.

Оксана ничего не ответила. Она перешла по ссылке на то самое видео. На видео было вовсе не интервью, как звучал заголовок, это больше походило то ли на презентацию, то ли на конференцию по типу «вопрос – ответ». Но никак не интервью. Зал был наполнен людьми, а на сцене перед микрофоном сидел Иван Александрович, по правую руку от него сидел мужчина в возрасте, по левую – молодая приятная девушка. Данные особы не были знакомы Оксане, да это было и неважно. Оксана на них даже не обращала внимания. Они были здесь как будто только ради присутствия и постоянно молчали. Возможно, они были организаторами. На все вопросы отвечал непосредственно Иван Александрович. Он даже не отвечал, он буквально отбивался от провокаций. Каждый, кто озвучивал свой вопрос, пытался задеть Ивана Александровича и переубедить, но он был настолько сформировавшейся личностью, что никому не удалось его хотя бы пошатнуть. Его личные убеждения были ясны ему самому, и он их не предавал, он отстаивал свои убеждения, отстаивал свои взгляды и видение мира. А на каждый вопрос он давал развернутый аргументированный ответ. Оксана полностью погрузилась в эту ярко выраженную дискуссию и, словно став участницей, внимательно следила за развитием событий.

– В одной из своих книг вы утверждали, что добра не существует, а существует лишь благородство, в той же книге вы утверждали, что все люди одинаково жестоки! Вы можете как-то это прокомментировать? – спросила девушка из зала.

– Прокомментировать? Я могу лишь посоветовать вам более внимательно знакомиться с литературой, попавшей к вам в руки. Добропорядочный читатель в состоянии отличить утверждение от рассуждения. Если же вы сочли меня неправым в моих высказываниях, то вы правы, уверен, вы видите мир иначе, чем я, но это было лишь рассуждение, – отвечал Иван Александрович.

– Вы не ответили на мой вопрос!

– Отчего же вы так решили? Вы спросили про мои утверждения, я ответил, что я ничего не утверждал. А рассуждать я имею полное право на любые темы.

– Я хотела услышать, почему вы решили, что в мире нет добра.

– Полагаю, вы здесь ради конфликта, ради рейтингов. Сочли, что стоит выставить меня в плохом свете. Задать неуместный вопрос, загнать меня в ловушку, выстроенную мной лично, и оставить меня в дураках. Но защищаться мне не придется, точнее, не составит труда. Я знаю, о чем я пишу, и мысли, изложенные в моих творениях, взяты из моего личного опыта.

– Вы опять уходите от ответа, – не успокаивалась девушка из зала.

– Вы нетерпеливы. Вам нужен короткий ответ. Что вы хотите услышать? Что-то по типу «да, добра не существует»? Тем самым вы пытаетесь спровоцировать меня на утверждение, не выйдет. Я намерен давать развернутые ответы, подпитанные аргументами. И все пролитое мной, это не более, чем мои выводы.

– Вы не отвечаете на мой вопрос…

– Я не закончил! – подметил Иван Александрович. – Я считаю так! Мы учим детей, что есть добро, но откуда тогда все это разочарование во взрослой жизни? Я не верю в добро, я верю в то, что все мы одинаково жестоки и среди всего этого зла есть благородство. Есть такие, как я, и есть другие. Я не добрый, я благородный, но такой же жестокий. Я жесток по отношению к тем, другим.

– К кому?

– Идя по улице и наблюдая за тем, как хулиганы издеваются над слабым, вы пройдете мимо либо дадите в морду обидчику? Неважно, не ищите ответа, все это жестокость. Дать в морду – жестоко, даже если вы заступаетесь за слабых, жестоко, но благородно. Я верю в то, что можно измерить. Чем измерить добро, я не знаю, благородство, к счастью, можно измерить. Но как ни подойди к этому вопросу, итог один: чтобы спасти слабых и обездоленных, необходимо пнуть тех, кто сильнее и сидит немного выше. Утверждать я не намерен, но я вижу именно так.

– А если вы не правы? – донеслось с другого угла зала.

– А я и не претендую на правоту, я лишь выражаю свое видение ситуации. Можете оспорить – оспорьте, но вы не можете, ибо у вас отсутствуют аргументы, достойные дискуссии. А если таковые имеются, то вы предпочтете промолчать. Поэтому я сижу здесь и вы все меня видите, а вы прячетесь в толпе и робко выкрикиваете свои вопросы, чтобы никто не видел вашего лица. Мне часто доводилось встречаться с такими, своего мнения нет, но если примкнуть к толпе, вы чувствуете себя защищенным.

– Настоящие писатели пишут сказки и учат детей добру, – третья девушка вступила в спор.

– И в чем заключается их учение? Предполагаю, что, на ваш взгляд, охотники, которые вспороли брюхо волку и спасли Красную шапочку, творили добро. Но никого не смутил тот факт, что волк был голоден и просто утолил свой голод. Отчего же охотники стали добродетелями в глазах читателя? Благородно спасти девочку, но добра в отношении голодного волка я не увидел. Быть может, рыцарь, убивший дракона, был добр? Я бы на вашем месте именно с теми писателями вел дискуссии и провоцировал их на споры. Абсурд ситуации очевиден. Король идет к дракону и просит, чтобы тот защитил его дочь от ужасного мира, но находится рыцарь, который убивает дракона. Смешно. Как бы вы отнеслись к тому, что вы попросите друга уберечь вашу дочь, а тут не пойми кто пришел и убил вашего друга. Как вам такая сказка?

– Вы слишком резки в своих высказываниях, – подметила девушка, развязавшая спор.

– Отчего же мне не быть резким, вы пытаетесь навязать мне свои взгляды и ставите под сомнения мои личные убеждения. Я вам свои взгляды не навязывал, а поступил более цивилизованно. Я изложил свои мысли, а соглашаться или нет – это ваше право. Но навязывать я не намерен. Вы же пришли сюда в надежде переубедить меня, но ваши убеждения мне противны.

– Вы ставите под сомнение свою репутацию! – выкрикнул мужчина из первого ряда.

– Я все ставлю под сомнение. Сомнения ведут к поиску, убедиться в чем-либо – значит утратить смысл и азарт. И в том, что я поступил правильно, придя сюда, я тоже сомневаюсь.

– Вы хотите сказать, что мы недостойны? А в вашем окружении могут находиться лишь достойные. Так же вы пишете в своих книгах? – продолжил мужчина.

– Я хочу сказать, что мне противно общество, пытающееся приравнять всех, кто имеет иные взгляды. Я более чем уверен, что в зале нет ни одного, кто окажется согласен с моими убеждениями. От того и я вам противен, я противен вам лишь потому, что я имею наглость высказывать свои мысли.

– Ваши слова оскорбляют присутствующих, – донеслось из зала, – вначале вы обозвали всех толпой, а теперь заявляете, что мы вам противны.

– Вы некорректны в своих замечаниях, я никого не оскорблял, вы сами решили оскорбиться. Как вы считаете, высказывание о том, что я не писатель, сможет меня оскорбить? Нет! Потому что я считаю себя писателем. А вы, судя по всему, считаете себя толпой и, услышав возглас, тут же отозвались. Если будут кричать «эй, урод», я не отзовусь, ибо я себя таковым не считаю. К тому же никто из присутствующих не подбирает слов. Вы без разбору скандируете любые вопросы и считаете их уместными. Я же в свою очередь, так же, как и каждый присутствующий, не намерен быть сдержанным в своих высказываниях. Еще вопросы, пожалуйста! – Иван Александрович открыл бутылку и выпил воды, не прибегая к помощи стакана.

– Говорите, что ваши способы более цивилизованны, но вы даже не имеете манер, – подметил очень молодой, очень ухоженный парень лет восемнадцати, сидящий также в первом ряду.

– Если это вопрос, то продолжите. Данная формулировка мне непонятна.

– Вам подали стакан, а в цивилизованном обществе принято пить из стакана. Пить из горла некрасиво, да и кепку с капюшоном принято снимать в помещении.

– Хотите прослыть грамотным и образованным интеллигентом, – усмехнулся Иван Александрович, закручивая пробку бутылки, – полагаю, вы и приборами пользуетесь в совершенстве. Я тоже, но это не то, чем стоит гордиться. Сделайте акцент на своей речи и на обилии словарного запаса. А также на построении устных предложений. Научитесь выражать свои мысли. То, как вы общаетесь, скажет о вас куда больше, чем умение резать стейк. Вы озвучили, что у меня нет манер. Каких?

– Что?

– Вот видите, даже вам непонятно! Но заметьте, это являлось вашим высказыванием, а не моим. Дурные манеры или же хорошие? Быть может, деловые? Или же вы хотели указать на то, что я не имею свойственной писателю манеры общения. Какие манеры у меня отсутствуют?

– Я говорил о том, что вы не сняли кепку и пьете воду из горла.

– Этикет! Правила хорошего тона. Достойное замечание! Но позвольте, и я вам сделаю пару замечаний. Этикет не обязывает, а рекомендует. А еще он рекомендует здороваться и представляться, прежде чем вступить в диалог. Также этикет рекомендует убирать телефон и ставить на беззвучный, но свой телефон вы крутите в руках. Еще одна достойная рекомендация из этикета гласит о том, что не стоит отнимать чужое время на бессмысленные разговоры. Но вы мое отнимаете, так как я вынужден обучать вас этикету, хотя вы самостоятельно можете изучить данную информацию. Что же касается моей кепки, у меня также имеется достойный аргумент. Моя культура разрешает и одобряет головные уборы.

– Какая? – не мог успокоиться молодой человек.

– Возможно, это прозвучит слишком очевидно, и возможно, вы оскорбитесь, подобно той прекрасной особе. Но это не ваше дело. Мое вероисповедание, мои религиозные взгляды, культурные ценности и нравы будут вам не ясны. Более того, вы попытаетесь меня переубедить. Но ответить на ваш вопрос я все же намерен честно и открыто. Иначе я бы не пришел на данное мероприятие. Мне просто так удобно! Удобно пить из горла и удобно ходить в кепке. Более весомого аргумента я не имею. Вы сочтете, что это дурной тон, но в свою защиту я могу сказать лишь то, что покупая воду, чтобы утолить жажду на улице, вы так же, как и я, пьете из горла, ибо вам так удобно. Но ведь сейчас ничего не изменилось, кроме обстановки, так отчего же я должен отказаться от своих удобств?

– Разрешите вопрос? – девушка с задних рядов подняла руку.

– Конечно! Для этого я и пришел. Насытить ваше любопытство.

– Меня зовут Наталья! И у меня вопрос немного другого характера. Всех интересуют ваши высказывания из книг, ваши цитаты и мысли. Я же хотела узнать, есть ли у вас идеи и мысли, которые вы еще не успели изложить.

– Думаю, что есть. Но, вероятнее всего, книга не выйдет в свет. Она кажется мне слишком откровенной и настоящей, более того, мысли, которые я осмелился высказать в рукописи, оскорбят каждого, но я в свою очередь планировал пролить свет на сложившуюся ситуацию. Имея свои внутренние противоречия и убеждения, я отложил данную работу.

– Какую тему вы пытались раскрыть?

– Коллективную выгоду.

– А можно немного подробнее? Не до конца понятно.

– Вы намерены услышать развернутый ответ? Хорошо, я отвечу. Но это породит обширные споры.

– Все ваши книги порождают большие споры, вы слишком скандальный писатель и затрагиваете недопустимые темы, – выкрикнул явно нетрезвый мужчина.

– Вот видите, а мне даже рта открыть не дали. Я скандальный писатель! Предположим, что это так. Но я не скандалю и не устраиваю споры. Все это делаете вы! Я лишь пишу книги. Так что вы можете продолжить свое возмущение, а я тем временем отвечу на вопрос Натальи, ибо ее личность симпатизирует мне более вашей. Да, Наталья, у меня имеется работа, не поступившая в печать. Как я и сказал, она слишком настоящая. Она про каждого из нас, и про меня в том числе. Идея сюжета была в том, что в мире появилось право выбирать свою выгоду. Выгод в общем количестве три. Одни возжелали быть слепыми, другие глухими, третьи немыми. И каждый выбирает желаемую выгоду. И не с точки зрения физики и анатомии, все они слепые, глухие и немые с точки зрения философии. И каждому это выгодно. Проще промолчать, не увидеть, не услышать. Общество и сегодня в своем преобладающем количестве таковое, и дабы избежать общественного резонанса, я воздержался от выхода в тираж, ибо данное произведение абсолютно точно было бы воспринято в штыки.

– А себя вы таким не считаете? – нетрезвый мужчина продолжал искать конфликта.

– Считаю! И в данной ситуации мне выгодно не видеть и не слышать именно вас.

– А что вы скажете по поводу дружбы? – новый вопрос донесся из зала.

– Я все сказал в своей книге.

– Да, именно! Вы отрицаете дружбу. Думаю, не только мне будет интересно узнать почему.

– Что ж. Дружбу отрицаю не я, дружбу отрицает общество. А я лишь изложил свои мысли.

– Вы отвергаете свои слова?

– Нет, что вы! Разве я могу отказаться от авторства и позволить кому-либо присвоить мои мысли. Это было бы слишком щедро с моей стороны. Но я не щедр. Что вы подразумеваете под пониманием дружбы, как бы вы описали сие явление? Смелее. Вас никто не осудит.

– Поддержка, забота, внимание. Да много что.

– Позвольте я поясню мое видение. Дружба – это бескорыстные отношения. Это вы хотели сказать?

– Да.

– Если я таковые увижу, я переменю свое мнение. А пока что скажите, пожалуйста, если вы приходите к своему другу и начинаете жаловаться, а он посылает вас куда подальше, как вы к этому отнесетесь?

– Разве это друг?

– Вот именно, вы меряете его, попробуйте измерить себя. Готовы ли вы дружить бескорыстно? Без поиска поддержки, заботы, без взаимной выгоды? Нет! Так что все то, что вы называете дружбой, я называю взаимовыгодными отношениями, и прекращается такая дружба ровно в тот момент, когда один не поддержит второго. Как только я увижу ту самую дружбу, про которую написано множество страниц, я переменю свое мнение.

– Вы хотя бы во что-то верите? – выкрикнул парень лет двадцати пяти из центра зала. – Вас послушать, так ничего нет, дружбы нет, добра нет, любви нет.

– В благородство, – гордо отвечал Иван Александрович, – я верю в благородство. С ним я знаком. Оттого и верю в такое чудесное явление. И я еще раз говорю, что я не отрицаю всего остального, а всего-навсего не верю. Существует любовь? Несомненно! Добро? Аналогично! И с дружбой то же самое! Просто я их не встречал, а с благородными людьми мне довольно часто приходилось иметь дело, и сижу я на этом стуле перед многочисленной аудиторией именно благодаря им. Я рос практически на улице и повидал многих людей, и все те люди совершали ужасные вещи. Они воровали и даже грабили. Дрались за еду, за ночлег и за территорию. Но поверьте мне, каждый из упомянутых в определенных ситуациях проявлял благородство. Делился последним и защищал слабого. Но добра и любви в их заблудших душах я не видел. И даже их отчаянные, самые мерзкие поступки были побуждены благородством.

– А может быть, вы просто нашли оправдание таким же, как и вы. Вы же росли в их среде, а значит, вы такой же. Возможно, и вы нарушали законы.

– Возможно!

– То есть вы не отрицаете. Вы тоже воровали еду? Вам совестно за поступки прошлого?

– Вы желаете, чтобы я раскаялся? Ни за что! Я не стану опускать глаза перед такими, как вы, и искать прощения. Знаете, перед кем мне бывает совестно? Перед детьми, которые копаются в помойках и попрошайничают. Перед стариками, которые вынуждены считать каждую копейку, перед бездомными, которых вы обходите стороной. Пока вы сидите здесь и ведете пустую беседу, задаете вопросы, ответы на которые вы при желании могли бы отыскать в книгах, другие люди выживают на улицах. Вы называете себя цивилизованным обществом, но до общества вам слишком далеко. В обществе не может быть нуждающихся, так что я прав, вы всего лишь толпа, которая поселилась в своем уютном крошечном мирке. Вы слепы и глухи, и тратить на вас время я не намерен. Выйдите на улицу и купите буханку хлеба бездомному, от этого будет куда больше пользы. Но вы не намерены так поступать, ведь не дай бог люди вашего сорта заметят вас в непристойной компании. Ведь так? А мне плевать! У бездомных руки куда чище ваших. И да! Вы мне противны! Встреча окончена.

– Но вы должны были провести часовую конференцию, а прошло только сорок минут! – возмутилась девушка, сидящая рядом с Иваном Александровичем.

– У вас есть долговая книга, в которой записан мой долг? Нет? Тогда с чего вы решили, что я вам что-то должен? – Иван Александрович положил сигарету в зубы, вставая из-за стола.

На этом самом моменте видео прервалось. У Оксаны появилось множество вопросов и мыслей. «Действительно скандальное интервью», – первое, о чем подумала она. Но все, что услышала Оксана, было лишь поверхностным изложением основных идей Ивана Александровича. Чтобы не сделать ошибочных выводов, Оксана поторопилась в книжный магазин. К счастью, теперь денег на крупную покупку было достаточно. Она планировала приобрести все книги Ивана Александровича и прочесть лично, чтобы самостоятельно ознакомиться с его идеями, а не делать выводы на основе короткой дискуссии. Да и почему она не сделала этого раньше, она не понимала.

 
                                    * * *
 

Три дня Оксана не отрывалась от книг, она читала очень внимательно и разборчиво, ей было очень важно уловить суть. Она делала пометки, записывала интересные и громкие мысли, делала закладки из стикеров. Осенняя погода прекрасно подходила для такого времяпрепровождения. Она могла бы еще не один день провести в своей квартире, но ее работу прервал телефонный звонок. Набравшись мужества и решившись на важный шаг, ей наконец-то позвонил Денис. Но он не стал называть вещи своими именами, как рекомендовал Сергей, а пригласил Оксану просто погулять. Оксана согласилась. И на следующий день он, естественно, так же, как и многие, послушав наставления Сергея, купил букет цветов. За Оксаной он заехал на такси. Погода была мягко говоря неприятная, не для прогулки по парку. К счастью, Оксана была самой обычной девушкой, и она сама предложила Денису отправиться на фуд-корт. В том же центре находился и кинотеатр, что было очень удобно. Денис возражать не стал.

В такси стояла неловкая тишина, Денис попросту не знал, с чего начать разговор, да и к тому же он по непонятным причинам сел на переднее сиденье. Но в момент, когда они уже были на фуд-корте и сели за столик, тема для разговора появилась сама собой. Это случилось после того, как Оксане позвонил Сергей и напомнил ей про диктофон, который она уже может забрать.

– Получается, вы работаете на Сергея, – начал Денис.

– Можно и на ты, корону не ношу. Так что просто Оксана.

– Хорошо, тогда я просто Денис.

– Я не работаю на Сергея. У нас есть общие дела, ну и небольшой контракт.

– То есть у тебя свой бизнес, – Денис как будто разочаровался, понимая, что между ними огромная пропасть. Он всего лишь официант, а у его спутницы контракт с Сергеем.

– Нет, я… – и Оксана задумалась. Она впервые задумалась о том, кто она. Чем занимается и насколько реальны ее мечты, ведь пока что все они лишь иллюзия, в которую верит лишь она и никто более. Даже родители и те пытались уговорить вернуться в институт. Возможно, что верит Сергей, иначе с какой целью он заключил контракт на написание статьи. Теперь Оксана вспомнила обстоятельства, при которых он заключил контракт. Как она минутой ранее рассказала ему о кредите. «Возможно, он просто решил мне помочь, а статья была лишь предлогом, именно поэтому он так легко решился на изменение условий и согласился на рассказ, статья ему не нужна».

– … Я кондитер, – немного сомневаясь, отвечала Оксана.

– И какой контракт может быть у кондитера с Сергеем?

– Ну, я писала статью о Иване Александровиче и брала у Сергея интервью. Вот так мы и познакомились. А ты, насколько мне известно, украл у него телефон.

– То есть он тебе все рассказал, – в очередной раз разочаровался Денис, понимая, что Оксане известно про его прошлое.

– Да, а еще он сказал, что ты позовешь меня на свидание, – Оксане показалось уместным данное замечание. – Так это свидание?

– Не знаю.

– Если это свидание, то я согласна.

С Дениса после этих слов спало напряжение, но он засмущался. Он не знал, как вести себя дальше. Но то, что ему ответили взаимностью, то, что Оксана сама сделала первый шаг и первая завела данную тему, облегчило его участь и исключило все дальнейшие глупые намеки. К тому же Денис не до конца понимал, что он должен сделать, для того чтобы переступить черту дружеского общения. Денису казалось, что теперь будет намного проще. Но как выяснилось, все оказалось намного сложнее. Он абсолютно не знал, как себя вести. Единственное, что он знал, это то, что платить должен он. Но об этом он знал и до того, как Оксана назвала их встречу свиданием. Всего остального Денис боялся подобно робкому старшекласснику. Он боялся приобнять Оксану либо взять ее за руку по пути к кинотеатру, хотя ему казалось, что он должен, боялся смотреть на нее более пристально и откровенно, нежели просто знакомый, боялся сказать лишнего. Он боялся абсолютно всего, и больше всего он боялся испортить их свидание. «А вдруг я ей не понравлюсь», – единственное, о чем думал Денис. Именно из-за этого он вел себя далеко не естественно. Он пытался казаться лучше, чем он был на самом деле. И Оксану в свою очередь это немного подбешивало. Ей казалось, что в ресторане она видела другого парня, абсолютно откровенного и настоящего. А сейчас он даже в какой-то степени напомнил ей Диму. Некоего льстеца и выпендрежника, который чуть что пытается угодить и указать на свои положительные стороны.

– А ты на какой хочешь пойти? – спросил Денис в момент, когда они выбирали фильм.

Это тоже Оксане показалось лишним. Он вот так сразу был готов согласиться на все. А она не хотела, чтобы он под нее подстраивался. Она по себе знала, что это далеко не лучшее решение. Когда-то она, будучи слепой и наивной, во всем соглашалась с Димой и не делала абсолютно ничего из того, что было ей действительно интересно. И чтобы дать Денису возможность выбора, Оксана поступила очень даже по-женски.