Текст книги "Отпечатки"

– Если я правильно понимаю, вы знаете принципы работы линии, которую я планирую купить.

– Конечно знаем, – довольно просто ответил Иван, – мы занимались ее разработкой и программированием. По сути линия – самое обычное сортировочное протяжное полотно, лента, которыми все пользуются на самых разных производствах. Ну а эту линию по просьбе Константина Эдуардовича мы специально модернизировали для мусорного магната.

– Я так полагаю, я и есть тот магнат, – усмехнулся Сергей.

– Простите, – Иван чувствовал себя крайне неловко.

– Ничего страшного. Что именно вы модернизировали?

– Линия имеет несколько параллельных дублеров, на которые мы навешали множество уловителей и датчиков. Но основное – это программа, в которую мы зашили тысячи образцов. Датчики отправляют сигнал на мозги, мозги на основе образцов определяют, к какому типу мусор относится, и посылают обратный сигнал на уловители. Уловители отправляют мусор на соответствующий параллельный дублер, а дальше по конвейеру и в бак. Убираем мозги и программу и получаем самую обычную ленту, у которой будут стоять люди и вручную сортировать отходы.

– А программу разработали вы?

– Да, я.

– И линию?

– Линию спроектировал Коля.

– А что сделали вы? – Сергей переключился на Константина.

– Я?! Я оплатил все затраты!

– А линию, со слов Ивана, вы разработали специально для меня, в целях наживы, я так полагаю.

– Я хочу избавить ваших людей от столь унизительной работы. Они днями стоят у линий и копаются в мусоре, как вы думаете, это достойная работа, вы сами когда-нибудь копались в мусоре?

– Не поверите, довольно часто. Но это не важно. Важно то, что разработка не ваша, но продаете ее вы. Не вижу в ваших действиях благородства, о котором вы высказывались. Итак, – Сергей переключился на инженера, – Николай, вы сможете собрать еще одну либо даже несколько таких линий, если я обеспечу вас всем необходимым.

– Конечно смогу.

– А у вас, Иван, я хотел бы купить программу, вернее, пользоваться ей, но права будут принадлежать вам. Вы полностью будете распоряжаться своей разработкой. Это Марина, она поможет вам сделать патент либо что там надо. В общем, она поможет вам узаконить ваши разработки, и надеюсь, что в дальнейшем мы будем сотрудничать.

– Да как вы смеете! – подался вперед озлобленный потный Константин. – Я спонсировал эту разработку, я нес убытки.

– Назовите сумму, и я покрою все ваши затраты.

– Да я… я…

– Что, Константин, что ты? – Сергей продолжал сохранять спокойствие.

– Не Константин, а Константин Эдуардович! Я попрошу уважать мое имя…

– Мне кажется, причина не в уважении, причина в том, что вы наглый зажравшийся боров, они не видят в вас друга, они не видят в вас лидера, не видят поддержки. И ваше отчество – это не дань вашим заслугам, ваши подопечные лишь пытаются не разрушить иллюзию успешного человека, в которой вы поселились. И эту иллюзию создали тоже вы, а ваши подопечные с вашего благородного подзатыльника всячески отыгрывают в вашем театре. А каждый несогласный лишится роли. Знаете, почему так происходит? Вас в детстве родители в жопку целовали и говорили о том, что вы самый лучший, но теперь вы выросли, и жопка стала большой, поэтому вы привлекаете как можно больше людей для этого спектакля, родители просто не справляются, оно и понятно, как можно расцеловать такую громадную жопку. Не будь у вас вашего положения, отзывались бы вы о себе так громко, Константин Эдуардович?

– Вон! – брызгая слюной, выкрикнул Константин.

– Да, пожалуй, нам пора. А вы, молодые люди, – Сергей обратился к Николаю и Ивану, – больше здесь не работаете. Как я и сказал, Марина поможет вам открыть свое производство и узаконить ваши разработки.

– Они работают на меня! – кричал Константин.

– Они вам не принадлежат. Они всего добьются и без ваших денег, а попытаетесь им помешать, я уничтожу вашу компанию и вас. После чего я с радостью возьму вас на работу, но я полагаю, вам трудно будет стоять у линии в силу ваших физических особенностей, поэтому вам придется целовать мою жопку. Но вам повезло, я стройный и подтянутый, и жопка у меня маленькая, поэтому коллег и конкурентов у вас не будет. Вы справитесь в одиночку. Марина, нам пора. Всего доброго, Константин Эдуардович. Вот, возьмите, – Сергей протянул визитку Ивану, – позвоните! Не смейте здесь оставаться.

 
                                    * * *
 

Распахнутая дверь лишила покоя и умиротворения ловца ветра. Кафе наполнилось мелодичным звоном, в котором можно было распознать восточные мотивы. Угасающий звон поприветствовал Оксану и тут же впитался в стены кафе. Интерьер располагал к продолжительным беседам, впрочем именно поиски беседы и привели Оксану в стены этого своеобразного тематического кафе. Оксана наконец-то дождалась момента, когда Павел Борисович был готов уделить ей время.

– Красная роза, – подумала Оксана и прошлась взглядом по столам. Под книжной полкой сидел старик, перед ним на столе расположились чашка чая и несколько печенюшек, одна из которых была надкусана. На краю стола лежала та самая красная роза, о которой по телефону сказал Павел Борисович, это был знак, по которому Оксана должна была его узнать. Кафе ютилось в полуподвальном помещении, так что на улицу выходила лишь верхняя часть окон, и для того чтобы попасть в зал, Оксане пришлось спускаться по ступеням.

– Простите, – неуверенно, в своей манере, обратилась Оксана к старику, застыв возле стола, – вы Павел Борисович? Я Оксана.

– Да! – оторвавшись от книги, произнес старик. – Я Павел Борисович, он самый. Позвольте… – старик поднялся со стула и, не испытывая никаких сомнений, освободил руки Оксаны от всего, что она прихватила с собой. Отправив папку и диктофон на стол, старик отодвинул стул: – Присаживайтесь!

Оксана чувствовала себя немного неловко от происходящего, но даже когда она присела, ухаживания Павла Борисовича не прекратились.

– Позвольте, я помогу, – старик потянулся за сумочкой, которую Оксана удерживала на коленях, растерявшись, Оксана не стала сопротивляться, и старик отправил сумочку на свободный стул у стены.

– Официанта здесь нет, поэтому заказ надо делать у стойки и потом дожидаться, но вы сидите, я схожу. Вы, простите, какой чай предпочитаете, черный или зеленый, может, травяной или фруктовый? Здесь большой выбор, впрочем, как и книг.

– Просто черный!

– Может быть, десерт?

– Нет, спасибо, только чай.

Но десерт Павел Борисович все же прихватил.

– Взял вам тирамису, – отправляя на стол поднос, подчеркнул старик.

Помимо чая и десерта на подносе стояли два блюдца. На одном лежало несколько ломтиков лимона, на другом – три кубика сахара, порция меда, похожая на большую таблетку, и баночка с корицей, в которых обычно подают соль и перец.

– Спасибо! – милым тоном сорвалось единственное слово с уст Оксаны.

– Это вам, – старик протянул розу, – все имеют право на маленький повод для улыбки.

И Оксана действительно улыбалась, ей была приятна компания воспитанного старика, который не стеснялся открыто показывать весь свой джентльменский набор. Оксане казалось, что она попала во времена поэтов и романтиков и что Павел Борисович вот-вот начнет читать стихи – те самые, которые Оксана успела рассмотреть на стенах, в тот момент когда Павел Борисович удалялся за чаем и десертом. Также Оксана успела рассмотреть полки с книгами и цветы на подоконниках. Стопку пожелтевших газет при входе и пару совсем свежих журналов. Большого плюшевого гнома, который сидел за одним из столов, и догорающие свечи в старом канделябре. Канделябр Оксане казался финальным штрихом, без которого атмосфера была бы не полной. И стихи, которые на стенах писали посетители, были более живыми в свете огней догорающих свечей.

– Не сочтите за наглость, – заговорил старик, прежде чем Оксана успела озвучить первый вопрос, – я откровенно понимаю, что это не мое дело, но кем вы ему приходитесь? Откуда такой интерес?

– Никем! Как я и говорила, я пишу статью.

– Действительно… что-то я не подумал. У него, насколько я знаю, совсем никого не было, и я осмелился предположить, что, возможно, вы, хотя вы слишком взрослая, чтобы быть ему дочерью. Простите, не хотел вас оскорбить, но это скорее комплимент. Если бы у него были дети, они бы гордо произносили имя своего отца.

– Нет-нет, что вы, вы нисколечко меня не обидели.

– Да вы и не похожи на него. Он был совершенно другим, человек-загадка, толстая-толстая книга, которую мне так и не удалось прочесть до конца. Книга захлопнулась, так и не поведав миру всех своих тайн. Но все же я был удостоен чести оказаться в его окружении.

Оксана посмотрела на диктофон и, сообразив, что запись не идет, вдавила черную кнопку. Павел Борисович тут же прервался и надкусил печенюшку, запив сухомятку глотком чая. Оксана потянулась за сахаром и, отправив два кубика в чашку, принялась размешивать чай.

– Аппетит приходит во время еды, – подчеркнул старик, – не стоит стесняться. Здесь собираются скромные книголюбы, и если вы прислушаетесь, то обнаружите для себя, что за каждым столиком то и дело сёрбают чаем. Но это никак не оскорбляет дух этих стен.

– Дух? – не донеся пирожное до рта, переспросила Оксана.

– Да, дух! Здесь царит дух прочитанных страниц. Это особенное место, вы теперь попаданец в другие миры, – шутил старик.

– Что? – Оксана совсем ничего не понимала и застыла, удерживая пирожное на десертной ложке прямо перед ртом.

– Здесь и сейчас, прямо в этих стенах, рыцари сражаются на дуэлях за руку прекрасной принцессы, состоятся пиршества и шикарные размашистые балы, дети, пройдя сквозь волшебные двери, попадают в сказку, разговаривают с животными и с невиданными существами. Корабли скользят по бескрайним океанам, натыкаясь на пиратов, на индейцев и на аборигенов, уходят в горизонт, пытаясь прикоснуться к солнцу, и открывают новые земли. Астронавты в составе космических экспедиций заселяют все новые и новые планеты, налаживают контакт с инопланетными обитателями и изучают их культуру. Люди будущего наслаждаются всеми благами утопии, а по другую сторону идут восстания против мирового строя. Всюду царит магия и волшебство, эльфы, русалки, гномы, тролли – все что угодно, нескончаемое количество миров переплелось воедино, в этих стенах вмещается все, что можно вообразить. Здесь царит дух прочитанных страниц. Каждый, кто сидит в этом кафе, находится вовсе не здесь, он находится в мире, в который его затащил автор. Но стоит захлопнуть книгу, и ты тут же вернешься в реальный мир.

– Как интересно, но я хотела бы вернуться к разговору, ради которого мы здесь, – тон Оксаны указывал на то, что рассказ старика ее не зацепил, и она наконец попробовала тирамису, которым ее угостил Павел Борисович. – Очень вкусно.

– Ваша статья! Да, конечно! Прошу прощения за отнятое у вас время.

– Каким он был, привычки, характер, интересы – все, что знаете.

– Вначале он показался мне наглым, в момент нашей первой встречи. Мы познакомились совершенно случайно, это произошло здесь, за этим самым столиком. Хулиганистой внешности парень вошел в дверь, я видел его впервые, но судя по тому, что он сразу же направился к стойке и был знаком с местными правилами – вывод очевиден, он бывал ранее в этом кафе. Он прошел мимо и зацепил книгу, которая лежала на краю, я уже собирался уходить и отодвинул книгу, чтобы смахнуть крошки на поднос, книга бухнулась на пол, а он ее подобрал, вернул на место и пошел дальше, даже не извинился. Я хотел сделать ему замечание, но обнаружил для себя, что он был в наушниках. А потом он вернулся и подсел за мой столик, достал из кармана небольшой комочек бумаги, развернул и высыпал содержимое в кипяток, который взял на стойке. Он принес с собой чай, какой-то китайский.

– Видимо, пуэр.

– Да, боюсь ошибиться, но, по-моему, именно так он его называл, он пил его постоянно, всегда в барсетке либо же в кармане была припасена порция. … А потом он взял мою книгу. Представляете! Ну разве это не наглость?! «Айн Рэнд. Атлант расправил плечи», – внятно, немного гордо прочитал он с обложки и открыл книгу. А потом добавил: «Я читал, хорошая книга». И тогда я принялся его рассматривать, теперь он казался мне любопытным, и мне казалось, что именно любопытство привело его за мой столик. Но его хулиганистый вид… он был в просторной майке, в каких-то бесформенных штанах и в бейсболке. Хочу заметить, что в той самой бейсболке он ходил практически всегда. А после он прибег к рассуждениям о героях книги, достаточно красноречиво, грамотно, правильно подавал мысли и не злоупотреблял частицами и вводными, мне было приятно его слушать. Его мысли были поставлены. Слушать таких людей одно удовольствие, больше всего внимания он уделял Дагни Таггерт. Он так ярко, так страстно о ней высказывался, словно знал ее лично, подавал ее исключительно в лучшем свете, как если бы она была ему лучшим другом. И пока он философствовал о героях, я принялся примерять на него надуманные образы. Я примерил на него жилет и бабочку, потом примерил сюртук и шляпу, цилиндр либо даже дерби. Ему бы подошло, именно такой человек сидел напротив меня, но никак не хулиган. Его речь соответствовала джентльмену, образованному и манерному джентльмену. И тогда я предположил, что его место среди интеллигенции, он бы легко вписался в культурное манерное общество. Он мог бы рассуждать о политике с бокалом шампанского в руках, об основах мироздания и о насущных вопросах всего человечества. И я не ошибся с надуманным образом, он полностью соответствовал его пристрастию, позже я узнал, что он писатель. Это случилось в момент нашей следующей встречи. В библиотеке. Я зашел за книгами, и Иван тоже оказался там. Он изучал стеллажи, как если бы нуждался в особенной литературе, как если бы выбор был слишком сложным, он долго не мог определиться. А потом я узнал, что он действительно искал особенную книгу, ту, которую написал он, в итоге, не отыскав среди других нужного корешка, он уточнил у библиотекаря, и уже после этого он заметил меня. Мы разговорились, и он поведал мне, что он писатель и зашел узнать, появилось ли его творение в данной библиотеке, а потом протянул мне книгу его авторства которую принес библиотекарь. «Возможно, вам будет интересно», – сказал он. Тогда он показался мне грустным, каким-то поникшим, такие люди часто депрессуют и держатся подальше от людей. Они ужасно сильные и от этого не прячут свои слабости, свои недостатки, свои мечты, они настоящие, они открыты перед миром. Такие люди чаще всего разочаровываются в мире, в дружбе, в любви, во всем, и от этого остаются одинокими, их мир сужается, они обрастают шипами, для остальных просто не находится места в их хрупком мире. И они становятся еще сильнее, они больше не растрачивают себя, они находят себя целостными, а если видят прорехи в своем коконе, тут же латают дыры. А потом, окончательно окрепнув, находят своих таких же израненных, поникших и разочарованных. Они становятся более избирательными в общении, пара-тройка надежных людей. И моя наблюдательность в очередной раз меня не подвела. Он действительно был одиноким и ужасно сильным. Была Вероника, то ли любовница, то ли невеста, то ли муза, в общем, не столь важно, и мальчишка Сережа. Славный такой парень, целеустремленный и работящий. Судьба, конечно, у него была непростая, зато теперь он тот самый мусорный магнат. А Иван для него был кем-то вроде кумира, или даже героем. Сережа на него равнялся, даже писателем хотел стать, но что-то не сложилось, хотя стихи писал. Ну и я, естественно, попал в его компанию. Очень странный коллектив у нас получился, все разных поколений, у каждого свои истины, но все одинаковые, все израненные. А Иван нас объединил и вывел из чащи. Я мог бы сравнить его с Данко, в его глазах было так много света, что мы верили ему и шли за ним, и он вывел нас из тьмы. Он оставил какой-то отпечаток на каждом из нас, но больше всего он повлиял на Сережу. Мы сейчас как-то не общаемся, да и с Вероникой связь разорвана, Ивана не хватает за нашим столом. Жил он тихо, скромно и ушел так же. Сережа все организовал, больше было некому, но сам на похороны не явился, это была слишком большая потеря для него. Что еще рассказать, да толком и нечего, я его практически не знал, остается лишь рассуждать, а рассуждать можно бесконечно, особенно о таких людях, как он. Наверное, на этом все, и я понимаю, что это немного неучтиво, но мне кажется, что вам пора, а я хотел бы вернуться к своей книге.

– Можно один вопрос, прежде чем я уйду?

– Да, конечно.

– Вы сказали, что он собрал вокруг себя таких же израненных, что ранило вас?

– Скорее разочаровало, дочь, попала не в ту компанию, что-то приняла и… в общем, врачи не смогли ее спасти.

– Простите, мне жаль…

– Мне тоже, – глубоко вздохнул старик.

– Думаю, этого достаточно, – собираясь уходить, Оксана оставила на подносе тысячу рублей.

– Нет-нет, что вы, вы меня оскорбите, мир, конечно, изменился, но в моем окружении женщины не платят за маленькие приятности, – старик взял деньги и протянул Оксане, – я настаиваю, и даже не смейте…

Оксане было неудобно, но все же она забрала купюру и с легким привкусом грусти, осевшей после столь меланхоличного разговора, покинула кафе.

 
                                      * * *
 

– Алло, да, любимая. Я перезвоню, – Сергей сбросил входящий звонок и, оставив телефон на сиденье, вышел из машины. – Я быстро, – сказал он Виталику.

Прошло не больше десяти минут, как Сергей вышел из цветочного магазина с роскошным букетом. Пасмурный субботний вечер проявлялся огненным закатом меж высоток. Сергей остановился на тротуаре и закурил. Мимо торопились люди, цветы в руках солидного мужчины завоевывали внимание молодых девушек, а парни, которые сопровождали их, торопились прибавить шаг в столь неудобный момент.

– Поехали, – дверь захлопнулась.

– Все, теперь домой? – Виталик, который весь день не вылезал из-за руля, хотел как можно быстрее отвезти шефа и добраться до своего дивана.

– Нет, к Марине.

Машина тронулась с обочины. Виталик сегодня побывал чуть ли не во всех районах города. У Сергея было множество встреч самого разного характера, и без водителя он никак не мог обойтись.

– Алло, – Сергею вновь звонила жена, – да, цветы взял. Скоро буду. Надо передать Марине бумаги, чтобы она за выходные все привела в порядок. Я быстро. Не переживай, успею. Люблю тебя.

– Виталик, мы успеем за… – Сергей разблокировал телефон и посмотрел время. – … За сорок минут.

– Успеем! Не переживайте!

– Сделай громче, – рассматривая сквозь окно неугомонный город, Сергей обратился к водителю.

Виталик прибавил звук. Под ритмы «лаунж» уставший Сергей быстро задремал. А проснулся он только тогда, когда Марина распахнула дверь.

– Уже спустились? – голос сонного Сергея был вялый.

– Да! Виталик позвонил.

– Надо бумаги разгрести, – Сергей передал папку. – Спасибо, Марина! Не знаю, что бы я без вас делал. Поехали, Виталь. Добрых снов, Марина.

– Подождите, буквально две минуты, – Марина придержала дверь, – на две минуты, это важно!

– Хорошо, – Сергей вышел из машины, захлопнув дверь.

– У Сони скоро день рождения, я думаю, она будет счастлива видеть вас. Съездите сами лично, без курьера. Я вам напомню, торт закажу, все дела возьму на себя, подарок тоже куплю. Просто поедете и обнимете. Всего лишь один день.

– Хорошо, я съезжу. Обязательно съезжу.

– Спасибо!

– Это не одолжение, если бы я запомнил все их дни рождения, я бы ездил к каждому. Не забудьте про документы, добрых снов.

– Теперь домой? – Виталик завел машину.

– Да, домой, у Сони скоро день рождения…

– У-у-ух ты, – протяжно выдал Виталик.

– Ты поедешь со мной!

– А вот это не ух ты, если у меня будут травмы, лечение за ваш счет.

– Хорошо, – рассмеялся Сергей, – но если травма будет психическая, я тебя уволю, не хочу, чтобы меня возил псих.

– Ладно, поехали, – ключ повернулся в замке зажигания, заревел мотор, и автомобиль вновь мчал уже по мокрому асфальту. Теплый летний дождь сорвался на какие-то пять минут и, прибив пыль, тут же прекратился. Дворники стряхнули воду с лобового стекла.

– Алло, – вновь звонила жена опаздывающему Сергею, – можешь спускаться, уже подъезжаю.

– Я так понимаю, я еще не свободен? – озадаченно спросил Виталик.

– Отвезешь нас и свободен.

– А куда?

– Надины родители помнишь, где живут?

– Помню…

– К ним, а завтра тогда отдыхай, если что, вызову такси.

Сергей, заметив как открывается дверь подъезда, тут же вышел из машины.

– Папа…

– Папа…

Наперегонки бежали дети к постоянно занятому отцу. Сергей тут же присел на корточки, расправив руки. Дети буквально влетели в теплые любящие объятия. У Сергея было двое прекрасных детей: старший сын Коля, которому было шесть лет, и дочь Валя, ей было четыре. Очень подвижные и веселые, с множеством интересов и увлечений. В садике любая шалость совершалась под их руководством, они были и инициаторами, и вдохновителями, и исполнителями.

– Ну все, все, можно, я маму обниму, – Сергей выпрямился и очень скромно поцеловал жену в щечку.

– А накурился! Машина тоже прокурена?

– А ты и с машиной собралась целоваться? – смеялся Сергей.

– Ну детей везти, Сереж…

– Не курил я в машине, не переживай.

– Виталику, – уточнила Надя, обнаружив, что муж смотрит на пакет в ее руках. – Поехали?

Сергей открыл переднюю пассажирскую дверь.

– Я назад, я с мелкими, – тут же отвечал он на удивленный взгляд жены. Придерживая Надю за руку, Сергей любезно усадил ее в машину.

– Запрыгивайте! – скомандовал отец, открывая заднюю дверь.

Двери захлопнулись.

– Держи, Виталь, – Надя протянула пакет, – там борщ и макароны с котлетами.

– Опять?! Не надо было, мне же неудобно.

– Бери, приедешь поужинаешь, я же знаю, он опять тебя загонял за день и голодным оставил. Судочки потом Сереже отдашь.

– Ну, Надежда, вы ставите меня в неловкое положение, я и с прошлого раза судочки еще не вернул.

– Потом вернешь. Что ты сегодня кушал?

– Бургер!

– И дома, наверное, бутеры! Да?

– Бери, Виталь, не спорь, даже мне спорить не позволено, – вмешался Сергей, и Виталик больше не спорил.

Машин с приходом вечера на дороге убавилось. Путь был быстрым и спокойным, но лишь для Виталика. Наде, которая в меньшей степени интересовала детей, тоже не было уделено внимания с их стороны. Сергей же, по которому дети очень сильно скучали, оказался мишенью для всех их мыслей и шалостей. Сергей нисколько не сопротивлялся, более того, при каждом удобном случае он нарочно искал общения и совместного времяпрепровождения. Он был любящим отцом и хорошим другом. В компании детей он был совершенно другим человеком, он не наказывал детей за оплошности и за их проделки. Даже наоборот, мог с легкостью их поддержать. На детской площадке Сергей без стеснения играл в песочнице, катался на качелях и на каруселях, пока другие родители сидели на лавочке и обсуждали, как им казалось, важные вопросы. Сергею всего этого хватало в офисе. И того, что он отчитывает оборзевших начальников, ему тоже было вполне достаточно. На детей строгости характера попросту не хватало. Сергей был тем отцом, который вместе с детьми бежал под дождем, не думая о том, что дети могут намочить ноги, наступив в лужу, Сергей бежал по лужам вместе с ними. Сергей вместе с ними залазил на всевозможные снаряды на детской площадке, не думая о том, что дети могут упасть, в то время как другие родители всячески ограждали своих детей от таких увлечений. Сергей бежал в любую сторону, куда бежали дети, не ограждая их простыми словами «играй здесь», так, как это делали другие родители. А по завершению дня Сергей приходил домой таким же чумазым, как и дети. Надя лишь улыбалась и всех троих отправляла в ванну. Возможно, Сергей был таким, потому что у него в детстве этого не было. Потому что его детство было другим, его детство было трудным.

– Этот же дом, да?

– Да, Виталь, здесь, – отвечал Сергей.

Машина прижалась к тротуару.

– Давайте десантируйтесь, – командовал Сергей, открыв дверь. А затем он помог выйти из машины Наде.

– Вас забирать надо будет? – уточнил водитель.

– Нет, Виталь, я же сказал отдыхай! Ты у мамы давно был?

– Неделю назад.

– Завтра съезди навести и цветы купи, – Сергей протянул две пятитысячных купюры, – к маме чаще надо ездить.

– Что вы, Сергей, не надо, – Виталик не хотел брать деньги.

– Надо! Это не тебе, это маме на цветы. Завтра чтобы съездил, она у тебя одна! Нечего на диване валяться. Как она? Не болеет? Все хорошо?

– Все хорошо!

– Дай бог, дай бог… Ладно, Виталь, езжай, добрых снов!

– И вам добрых снов, Сергей!

Сергей хлопнул дверью и закурил. Сделав несколько затяжек, Сергей бросил взгляд в сторону подъезда и, обнаружив урну, отправил в нее окурок.

Этот вечер не был каким-то значимым, и ужин должен был состояться по самой обычной причине. Надя и Сергей привезли родителям внуков на выходные. Но без ужина их не отпустили. Мама Нади по такому случаю зажарила гуся в духовке. Отец приготовил графин своей фирменной настойки и бутылочку красного полусладкого для дам. Такие вечера из-за постоянной занятости Сергея были редкостью, но все же случались. О работе и о делах в такие моменты не говорили. Хоть тестю и было интересно, чем занимается зять, Сергей все же старался сводить такие темы на нет. Все его достижения были похожи на хвастовство, а хвастаться он не любил. Сергей старался выбирать нейтральные темы для разговора, но таковых было очень мало. Все, что касалось общественности, так или иначе было связано с его делом. Сергей предпочитал задавать вопросы, которые требовали долгих рассуждений и споров, так быстрее летело время. Если Сергей не мог подобрать нужной темы, он с легкостью мог перевести свое внимание на тещу и узнать рецепт блюда, которым его сегодня угощают. После этого он просто сидел и наблюдал за страстью, с которой мама Нади расхваливает свои угощения. Когда рассказ о шедеврах кулинарии затихал, Сергей вбрасывал другую тему. Он рассказывал о проделках детей и о их достижениях. Он мог вбросить в разговор все что угодно. Например, то что детям купили новые сказки либо игрушки, и бабушка тут же начинала их расспрашивать. А дети постепенно затягивали бабушку в свои истории. Сергей любил и уважал тестя с тещей, но вот только общаться с тестем было затруднительно. Тот любил копаться в политике, в общественных взглядах, в религиозных убеждениях, во всем, что можно было обсудить, особенно под рюмочку настойки. Сергею же не было дела до пустых разговоров. Он привык делать жизнь обычных людей лучше. И делал он это тихо и скромно. Но наступал момент, когда ужин заканчивался, и Сергей на пару с тестем шел на балкон выкурить по сигарете. И тут Сергею приходилось участвовать в дискуссии. Но, как правило, это был финальный забег. Сергей знал, что после перекура он вызовет такси, обнимет тещу, пожмет руку тестю, расцелует детей и, обнявшись с любимой женщиной на заднем сиденье автомобиля, поедет домой сквозь ночной город.

 
                                     * * *
 

Оксана сидела на диване, скрестив ноги. На коленях Оксана разместила ноутбук. Рядом на диване стоял диктофон. Оксана пыталась привести в порядок собранную информацию. Диалоги, записанные на диктофон, перетекали в статью. Оксана сегодня никуда не выходила, и к работе она приступила с самого утра. Время близилось к полудню, а Оксана по-прежнему оставалась в пижаме. Фоном играла попсовая музыка, телевизор воспроизводил клипы. То, с чем Оксане приходилось работать, было поверхностным и на статью никак не тянуло. Она перематывала запись в начало и воспроизводила повторно. Все одно и то же, уже по которому разу. Личные рассуждения и всплески эмоций, практически ничего того, что могло бы хоть как-то охарактеризовать Ивана Александровича. Оксана отставила ноутбук в сторону. Она взяла диктофон и подошла к окну. Запись вновь была перемотана в самое начало. Диктофон проигрывал интервью Сергея. Эту часть Оксана уже записала в статью. И более ничего. Оксана раздвинула шторы и проследовала к столу. Диктофон по-прежнему оставался в руках. Оксана вернулась к дивану и потянулась за ноутбуком. Диктофон проигрывал интервью Вероники. Оксана вспомнила Диму. В этих воспоминаниях не было ничего теплого. Оксана думала о том, что она, если бы осталась в этих отношениях, с легкостью повторила бы судьбу Вероники. Думала о том, что в будущем она могла бы остаться одна, никем не любимая, ненужная даже самой себе, не нашедшая себе места. Оксане стало одиноко. И это стало поводом для еще одного размышления. Она думала о том, что Дима скрашивал ее одиночество. Но она по-прежнему не сомневалась в правильности своего поступка. «Он меня не ценил», – подумала Оксана. Она вновь направилась к окну. Ее взгляд пал на парк, на скамейки вдоль аллеи, на памятник и на детскую площадку. Диктофон продолжал воспроизводить запись. Оксана смотрела на кафе по другую сторону улицы, смотрела на парочку, что вышла из кафе, и провожала ее взглядом до поворота. «…И тихо-тихо, чуть слышно шептал мне на ухо: я смог…» – проиграл диктофон. Оксана вдруг подумала о том, что никогда не встречала таких людей, сдержанных на яркие эмоции. Оксана подумала о том, что, возможно, действительно все веселье лишь показуха и этой показухе придают слишком большое значение. Оксана отмотала запись назад: «…и тихо-тихо, чуть слышно шептал мне на ухо: я смог…» – повторили динамики. Оксана поставила на паузу, вернулась на диван к ноутбуку и сделала заметку: «Что мы ищем, выставляя свои достижения напоказ, возможно, мы не уверены в себе и нам нужны доказательства нашей победы. Возможно, чтобы развеять сомнения, нам требуется подтверждение. Все радуются, веселятся, поздравляют – значит, успех засчитан. А если Иван Александрович радовался в одиночестве, выходит, ему не требовались доказательства. Он был уверен в себе и в своих победах».

Оксана перематывала запись вперед, пытаясь отыскать еще одну важную деталь. «… А потом он взял мою книгу. Представляете! Ну разве это не наглость…» – наконец проиграл диктофон.

– Нет, это не наглость, – сказала Оксана самой себе, – это уверенность. Вы действительно его не знали.

И вновь Оксана рассматривала парк, стоя у окна. Диктофон молчал, теперь Оксана была занята потоком своих мыслей. Ей еще больше стал интересен Иван Александрович, хотя ей удалось узнать лишь самую малость его загадочной жизни. Она смотрела на лавочку, пустую и одинокую. Она думала о том, что именно на таких лавочках мог бы писать свои книги Иван Александрович. Мимо проходили бы люди, даже не подозревая о том, что за личность сидит рядом с ними. «Почему он выбрал одиночество? – рассуждала Оксана. – Неужели он не смог разыскать себе компанию с общими интересами, это тоже уверенность?» – спрашивала Оксана саму себя. Общаясь со своими мыслями, она даже не заметила, как сняла пижаму, как натянула юбку и серую блузку. Оксана опомнилась к тому моменту, когда завязала шнурки кед и взяла с комода связку ключей. «Куда я иду?» – думала Оксана, закинув сумку на плечо, ответа у нее не было, но она все равно покинула квартиру. А затем подъезд. Перебежала через дорогу и села на лавочку. Теперь она была в самом центре событий. Теперь она смотрела на окно своей квартиры. На лавочку из окна больше никто не смотрел. Она достала телефон. Ей захотелось записать все, что она видит вокруг себя. Мысли просили о порядке, но был лишь хаотичный поток. Она не знала, как описать все, что происходит вокруг. Оксана осмотрелась. Ей ужасно захотелось поговорить, поделиться всем тем, что перестало умещаться в ее голове. Ей хотелось рассуждать, задавать вопросы и получать ответы. Ее выбор пал на кафе. Она быстрым шагом настигла дверь и оказалась внутри помещения. И вот она уже сидела за столиком, а официант принимал заказ.