Текст книги "Любил ли фантастику Шолом-Алейхем? (сборник)"

Моррис уже не раз писал о поиске земного рая (например, в поэмах «Жизнь и смерть Ясона» и «Рай земной»). В романе писатель обращается к идее вечной жизни и вечной молодости (ужас физического бессмертия и сопутствующей ему физиологической деградации показал Свифт в третьем путешествии Гулливера, когда герой встречает струльдбругов). Моррис заостряет проблему, ставя вопрос, что привлекательнее: вечная жизнь и вечная молодость – или обычная жизнь, «короткая», которую ты проживаешь среди людей, принося пользу родным и соплеменникам и наполняя свое бытие смыслом. Сверкающая Равнина, казавшаяся земным раем, оборачивается землей обмана. Если бы герой принял радости, даруемые ему Королем бессмертных, то отрекся бы от своей любимой, от своего народа, в сущности, от себя самого. Предназначение человека Моррис видит в том, что он улучшает себя, мир, в котором живет, приемля смерть как достойное завершение жизненного пути.

Ценой неимоверных усилий герой сумел покинуть Сверкающую Равнину. Он добирается вновь до Острова Выкупа и в Чертоге Викингов, на пиру у верховного вождя рода Морских Орлов, встречает неожиданно свою невесту. Поначалу Халльблит не верит своим глазам: «…заплутал я среди лжи и химер, и может статься, что и это все окажется ночным сном или обманом дня. …Ибо дразнили меня обманные видения, и смыкались вокруг меня обман и ложь, и сбивали с пути посулы, коим не дано было исполниться»[119]119
  Моррис У. Повесть о Сверкающей Равнине. С. 137.


[Закрыть]. В таком же положении оказалась и его возлюбленная, когда ее, как она рассказала потом Халльблиту, «окружали ложь и осаждали видения бессмысленные и бесплодные»[120]120
  Там же. С. 137.


[Закрыть].

Счастливый конец нужен Моррису для утверждения идеи, столь ему дорогой: если оставаться верным любви, то все не может не кончиться хорошо. Испытания, которым были подвергнуты герои романа, необходимы для проверки их чувств, для выяснения глубины и крепости их любви. Причем любви обоюдной – для Морриса любовь может быть только такой.

Фантастика в романе не только заключается в идее о стране вечной молодости, описании этой страны, куда попадет герой. Но это и сама атмосфера действия: чудесное, волшебное, может возникнуть когда угодно – и как угодно, вернее, оно существует имманентно, проявляясь в любой момент времени. Многие герои романа – чародеи, хотя и не демонстрирующие все время свои возможности.

Герой романа «Лес на Краю Света» Уолтер, сын капитана Бартоломея Уолдена. Уолтер переживает тяжелый момент своей жизни: он расстался со своей женой, не в силах выносить более ее скандалы, причуды, а главное, измены (пожалуй, впервые в творчестве Морриса упоминание о неудачной семейной жизни героя имеет столь явное автобиографическое звучание и со столь пугающей прямотой соотносится с драматической ситуацией в семье писателя). И не в силах более оставаться в доме, где все напоминает ему о пережитом, Уолтер решает уехать из родного города на берегу моря. Перед отъездом с героем произошли два важных события, которые вскоре окажут влияние на его жизнь: однажды ночью, во время беспокойного сна перед ним предстало видение – прекрасное женское лицо. Проснувшись, Уолдер, как герой романа Новалиса «Генрих фон Офтердинген, или Легенда о голубом цветке», понимает, что он должен немедленно отправиться на поиски увиденной им прекрасной незнакомки. Кроме того, он встречает в городе странную троицу: карлик с длинными руками и с выступающими, как у собаки, зубами, сероглазая девушка в зеленом платье, на ее правой щиколотке – железное кольцо, знак рабства, и высокая, величественная дама, в лице которой было нечто отталкивающее.

Спустя несколько дней после отплытия Уолтер получил сообщение о том, что произошло дома: когда отец отправил его бывшую жену к ее родным, те, оскорбившись, пришли выяснять отношения, вспыхнула ссора – и в неравной схватке отец погиб. Так герой остался один на свете – кроме отца, родственников у него не было. Немало испытаний выпало на долю Уолтера. В ходе скитаний он попал в клан Медведей, встретился с мудрым отшельником. Центральный эпизод в его скитаниях – пребывание в Лесу на Краю Света. Здесь-то он вновь увидел ту женщину величественного облика – она оказалась Леди, повелительницей Леса, а Дева и Карлик находились у нее в услужении.

Лес играет важную роль в романе. Лес, «дремучий и грозящий»[121]121
  Данте Алигьери. Божественная комедия. М., 1982. С. 17.


[Закрыть], имел особое значение и в артуровских легендах, и в творчестве (прозаическом и поэтическом) немецких романтиков. Исследователи указывают, что «Лес – одно из основных местоприбываний сил, враждебных человеку»[122]122
  Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. Т. 2. М., 1982. С. 4–50.


[Закрыть], а также что с лесом связан обряд инициации героя[123]123
  Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. Т. 1. М., 1980. С. 396–398.


[Закрыть].

Леди и Дева выступают как отражение различных сторон, темной и светлой, души Уолтера, и между ними троими устанавливаются сложные отношения очевидного психоаналитического характера (что дает основание говорить о знакомстве Морриса с трудами З. Фрейда). Свою лепту в усиление драматизма ситуации вносит Карлик, напоминающий Калибана из шекспировской «Бури», воплощавший в пьесе демонические первобытные силы природы.

Разрешилась ситуация смертью Карлика от руки Уолтера и последующей гибелью Леди. Уолтер и Дева спаслись бегством. После новых скитаний (в немалой степени они – зеркальное отражение первоначальных скитаний героя) Уолтер и Дева вышли из Леса и добрались до людей. Лес, символизировавший темную силу подсознательного, наконец-то отпустил их, а выход из него стал не только физическим, но и душевным освобождением героев. Логическим итогом этих странствий выглядит финал романа: Уолтер и Дева становятся правителями – королем и королевой – некоего таинственного города, где правят долго и счастливо.

В романе «Колодец на Краю Света» перед нами снова bride quest – поиски пропавшей невесты. Герои в немалой степени напоминают героев сказки братьев Гримм, любимых Моррисом, и романов о поисках Грааля.

Главный герой романа – Ральф, младший сын короля небольшого королевства Апсмид, отправившийся на поиски Колодца на Краю Света. Что только он не пережил: плен, продажа в рабство, бегство, встреча с племенем Невинных Людей. Земли, через которые проходил герой, выступают как определенные символы этапов культурного и исторического развития человечества – и при этом символы психологической трансформации героя. Кроме того, некоторые страны, где довелось побывать Ральфу, – не столько области, обладающие реалистически точными географическими приметами, сколько страны, существующие в воображении героя[124]124
  Сходная ситуация описана в романе итальянского писателя Итало Кальвино «Незримые города». Главный герой, от лица которого идет повествование, путешественник Марко Поло, рассказывает сказочному Кубла-хану о городах, в которых он побывал. Этих городов нет ни на одной географической карте (где они: в прошлом? настоящем? будущем?..), и читатель по мере развития действия понимает, что, скорее всего, они существуют лишь в воображении героя, это формы состояния его психики. См.: Кальвино И. Незримые города // Кальвино И. Незримые города. Замок скрещенных судеб. Киев, 1997.


[Закрыть].

Странствия Ральфа – подлинный квест, в ходе которого человек не только избавляется от себялюбия и малодушия, но и встречает любовь – прекрасную девушку по имени Урсула.

Поиск Колодца на Краю Света – это и поиск, как в романе «Повесть о Сверкающей Равнине», вечной молодости и красоты. И не случайно, что Ральфу противостоит Черный Рыцарь, повелитель Сухого Дерева – пугающего символа смерти. Но, победив дурные мелочные качества своей натуры, Ральф и Урсула достигли Колодца – и выпили из него. Вода из волшебного колодца погружает героев в сон, очнувшись от которого, они видят, что Древо Смерти стало Деревом Жизни (оно считается одной из важнейших мифологем мировой культуры), и все вокруг счастливым образом изменилось.

Колодец в романе не обладает свойством источников в ирландских сагах награждать благословением мудрости и вечной молодости. Но выпивший из этого колодца обретает долгую счастливую жизнь, лишенную горестей и болезней, а главное – получает величайший дар на свете: любить и быть любимым. И вновь фантастика в романе связана с образом мудрой и прекрасной женщины.

Апсмидс – родина Ральфа, изображен Моррисом с особой теплотой, это земля, где живут простые люди, любящие свою родину и готовые защищать ее ценой своей жизни. Сатира – нечастый гость в книгах Морриса, потому с особым интересом воспринимается город Гольдбург – в самом названии ощутимо отрицание писателем стяжательства, власти денег. С помощью Апсмида, прообразом которого послужил Келмскотт – дом в пригороде Лондона, где жил Моррис с семьей, а также соседние с ним деревушки, писатель выразил свою ненависть к викторианской городской цивилизации. Впервые появляется у Морриса королева Виктория – в образе карикатурно изображенной бестолковой правительницы Гольдбурга, облаченной в средневековое одеяние.

Главная героиня романа «Воды Дивных Островов», в нарушение всех канонов рыцарского романа, – девушка. Эту девушку младенцем похищает из материнского дома ведьма. Девушка по имени Заряночка (в оригинале героиню романа зовут Birdalone, «одинокая птаха») родилась в городе Аттерхей, находившемся у самой границы леса. Описание леса, данное в самом начале романа, настраивает читателя на определенную тональность последующих событий: «…Всяк и каждый почитали сей лес местом крайне опасным; одни говорили, что там бродят самые что ни на есть жуткие мертвецы; другие уверяли, будто языческие богини обрели в лесу приют; а кто-то полагал, что там, вероятнее всего, обитель эльфов – тех, что коварны и злобны. Однако большинство сходилось на том, что в чащобах леса кишмя кишат дьяволы, и куда бы не направлял стопы человек, раз оказавшись там, выходил он неизменно к вратам ада. И называли ту чащу Эвилшо, что означает “Лихолесье”»[125]125
  Моррис У. Воды Дивных Островов. М., 1996. С. 25.


[Закрыть]. Похитившая ребенка ведьма не живет в лесу, но также исчерпывающе характеризуется с помощью образа зловещей чащи: «…Что бы там ни говорили о сомнительных созданиях, коих доводилось людям видеть в Эвилшо, об этой женщине сказать следует, что никто ей в чаще не встретился хуже ее самой»[126]126
  Там же. С. 29.


[Закрыть].

«Воды Дивных Островов» – интересный вариант «романа воспитания» в творчестве Морриса: ведьма похищает девочку из городка Аттерхей, чтобы воспитать во всем покорной ее воле рабыней. Но Заряночка оказыается девушкой не только умной, но и обладающей немалой силой воли. Иначе не удалось бы ей выносить более пятнадцати лет постоянные унижения и избиения, которым она подвергалась со стороны ведьмы, и психологически не сломаться. Немало Заряночке помогла Лесная матушка, которую зовут также Абундия (от лат abundantia – изобилие, избыток). Она встретилась девушке однажды во время прогулок по лесу; и она стала для Заряночки источником сведений об окружающем мире и о ней самой.

Заряночка нашла в себе физические, а главное, душевные силы, чтобы решиться на побег. Она использует для этого Посыльную Ладью, на которой время от времени уплывала ведьма (чтобы привести в действие эту ладью, плывущий должен был окропить лодку своей кровью и произнести волшебное заклинание). И героиня отправляется в путь по огромному озеру, приставая к островам, оказавшимся на пути. Первым из них оказался Остров Непрошенного Изобилия, где правила родная сестра той ведьмы, что похитила Заряночку. Там героиня встречает трех девушек ее возраста – их похитила все та же ведьма, обманом заманив в Волшебную Ладью накануне свадьбы. Девушки, рассказав Заряночке свою историю, просят ее отправиться далее и найти их женихов.

Затем героиня попадает поочередно на Остров Юных и Старых, Остров Королей и Королей, Остров, где царило Ничто. Фантазия Морриса в описании этих островов свободна, прихотлива и богата, но нельзя не назвать ту литературную традицию, что несомненно повлияла на писателя в этой части романа. Это традиция ирландских саг – герои многих из них попадают в своих странствиях на различные волшебные острова.

В разных сагах описаны различные острова – в саге «Плавание Брана, сына Федала» даже делалась попытка определить их количество: «Есть трижды пятьдесят островов /Средь океана, от нас на запад. /Больше Ирландии вдвое /Каждый из них или втрое»[127]127
  Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973. С. 699.


[Закрыть]. На одних островах обитали странные и удивительные животные, большей частью плотоядные и угрожавшие мореплавателям – такие, как, например, гигантские муравьи или «животное, похожее на коня. У него были лапы как у пса, с твердыми и острыми копытами»[128]128
  Там же. С. 697.


[Закрыть]. На других островах также не было ничего радостного – как на том, где находилось много людей с черной кожей и плачущих; и стоило одному из членов экипажа сошел на берег, то тут же он почернел и начал рыдать. Но были и такие острова, что являли отраду взору – как остров, где большой поток поднимался из моря у берега, по одну сторону острова, затем он струился по воздуху, как радуга, и опускался по другую сторону. Случалось героям саг достичь и островов вечной молодости, как в саге «Плавание Брана, сына Федала».

В XX в. продолжателем этой традиции можно назвать К. С. Льюиса. В одной из его «нарнийских» повестей, «Покоритель Зари», или Плавание на край света», описано путешествие короля Каспиана и его друзей на восток. Какие только острова не встречались мореплавателям: Одинокие Острова, Драконий остров, Остров Мертвой Воды, Темный Остров, Остров Звезды…

К этой же традиции можно отнести, как ни парадоксально это звучит, книгу замечательного российского прозаика последней трети XX в. Юрия Коваля «Суер-Выер»[129]129
  Коваль Ю. Суер-Вывер. Пергамент. М., 1998.


[Закрыть]. Коваль отправляет созданный его воображением корабль «Лавр Георгиевич» под командованием капитана Суера-Выера в некое плавание, смысл и цель которого не знает, похоже, никто. «Лавр Георгиевич» плывет – неизвестно, в каких морях и в каком времени (прошлое? будущее? настоящее?), открывая разные острова: Остров Неподдельного Счастья – напоминавший «Италию без Сицилии, сапогом кверху»[130]130
  Там же. С. 304.


[Закрыть], Остров Печального Пилигрима – «определенной формы не имел, более всего склоняясь очертаниями к скульптуре «Рабочий и колхозница»[131]131
  Там же. С. 305.


[Закрыть], Остров Посланных На…, походивший на «каменный фаллос работы федоскинских и палехских мастеров»[132]132
  Там же. С. 305.


[Закрыть], Остров высокой нра…, имевший форму «очков, переносицу между которыми все время заливает водой и высокой нра…»[133]133
  Там же. С. 305.


[Закрыть], пока, наконец, не достигает Острова Истины.

Моррис ломает еще один канон рыцарского романа, согласно которому у героя непременно должна быть возлюбленная, прекрасная дама; отсюда – подчас императивно счастливое разрешение сюжетных линий, в которых заняты персонажи: по традиции, если они не гибнут, то в конце произведения вступают в брак. Моррис нарушает этот принцип, словно посмеиваясь над его стереотипностью: героиня находит женихов тех трех дев, что помогли ей, помогая, в свою очередь, им соединиться; но из трех пар остаются сначала две (один из рыцарей гибнет в бою), а потом одна, потому что второй рыцарь бросает свою избранницу, влюбившись в Заряночку, ответившую ему поначалу взаимностью.

Чтобы не разрушать братство, составившееся изначально из трех рыцарей и трех дев, и не желая причинять боль той из дев, чей избранник влюбился в нее, Заряночка покидает замок. Она вновь путешествует – и в ходе странствий находит свою мать, у которой была похищена ведьмой в младенчестве. В конце концов, пройдя через многие испытания, Заряночка соединяется со своим избранником, и две пары, а также две оставшиеся незамужними девы, поселяются в городе Аттерхей. Судьба, совершив полный круг, вернула героиню к месту ее рождения. Замок, где поселились герои, – воплощение идеала Морриса, согласно которому состоявшаяся жизнь – это та, в которой, в равной степени, есть и любовь, и дружба.

Одна из наиболее авторитетных исследовательниц творчества Морриса, Кэролин Силвер, назвала «Воды Дивных Островов» «самым фантастическим из последних романов Морриса»[134]134
  Silver C. The romance of William Morris. P. 186.


[Закрыть].

В самом деле, в романе, наверное, наиболее полно воплощены представления писателя о фантастическом. Диапазон его весьма широк: это ведьмы, дух леса Абундия, волшебные предметы (Посыльная Ладья) и волшебные острова, сама атмосфера таинственности, пугающей загадочности, ощущаемая в романе и вызывающая в памяти лучшие образцы английской готики.

Последний роман Морриса, «Разлучающий поток», Моррис диктовал, уже будучи смертельно больным. Книга осталась незаконченной – и потому, быть может, получилась слабее предыдущих. В ней много самоповторов, использование уже не раз отработанных ранее ходов: героиня, которую похищают и затем ищут; герой, преодолевающий в ходе поисков душевную раздвоенность. Очевидны также параллели с ранней прозой Морриса 1850-х гг.

Последние семь романов Морриса – вершина его творчества. В эти книги он вложил свои самые заветные мечты и чувства. Им присущи масштабность, эпичность действия, сюжетная изобретательность (по увлекательности они могут соперничать с работами таких мастеров неоромантизма, как Р. Л. Стивенсон и Р. Хаггард), глубина и точность психологического анализа, яркий язык. И, конечно же, богатство фантастического, придающего книгам незабываемый колорит.

Однако же реакция современной Моррису критики после выхода в свет одного за другим романов была сдержанной. Как правило, упоминания об этих книгах либо старались вообще избегать, либо же отделывались беглым отзывом скороговоркой, буквально в одну строку. Исключением можно назвать лишь несколько откликов. Из них выделим, прежде всего, рецензию Г. Дж. Уэллса на роман «Колодец на краю света» и статью Олджернона Суинберна, в которой говорится об этом же романе и о романе «Лес за пределами мира». Если, пишет Уэллс, и возможно сопоставление романа «Колодец на краю света» со «Смертью Артура», то лишь потому, что Моррис, по мнению писателя, вполне достоин быть названным Мэлори конца XIX в. Что же касается сравнения с Теннисоном, то, по словам Уэллса, Моррис – писатель одновременно «более древний и более современный»[135]135
  Morris is altogether more ancient and more modern//William Morris. The critical heritage. P. 411.


[Закрыть]. Завершает рецензию показательный вывод: «Книга словно сработана из прочного дуба – такая древесина безусловно выдержит все испытания и сохранит память об одном из самых поразительных людей нашего времени»[136]136
  And all workmanship of the book is stout oaken stuff that must needs endure and preserve the memory of one of the stoutest, cleanest lives that has lived in these latter days//Ibid. P. 413.


[Закрыть].

Суинберн считает, что Моррис – писатель уникальный, ни с кем, в том числе, и с Чосером, не могущий быть сравнимый, т. к. он – писатель единственный в своем роде[137]137
  He is himself alone//Ibid. P. 414.


[Закрыть]. Это мысль пронизывает статью Суинберна: «Самый скромный английский писатель наших дней, он при этом и самый величественный; и таковым его надо считать потому, что он обладает высшей простотой духа и языка. Если англичане в будущем не будут уж совсем безнадежно забывчивыми к своему прошлому (что заслуживает полного презрения), то им не понадобится памятник, чтобы напомнить: имя писателя – Уильям Моррис»[138]138
  The simplest English writer of our time is also the noblest: and the noblest by reason and by virtue of his sublime simplicity of spirit and of speech. If the English of the future are not utterly unworthy and irredeemably unmindful of the past, they will need no memorial to remind us that his name was William Morris//Ibid. P. 415.


[Закрыть].

Книгами Морриса впоследствии будут восхищаться лорд Дансейни, К. С. Льюис, Д. Р. Р. Толкин, выражая ему свою признательность и называя его своим учителем. Недаром в издательской аннотации к роману «Повесть о Сверкающей Равнине», открывавшего в 1973 г. серию «Забытая фэнтези», сказано, что без Морриса не было бы ни Дансейни, ни Толкина.

По-настоящему глубокую оценку творчества Морриса и понимание значимости его вклада в развитие современной фантастики можно встретить только в работах ученых и писателей, связанных с миром фантастики – например, у К. С. Льюиса[139]139
  Lewis C.S. William Morris//Lewis C.S. Selected literary essays. Ed. by W.Hooper. Cambridge, 1969.


[Закрыть].

Уильям Мэтьюз писал в книге «Фэнтези. Литература воображения»: «Уильям Моррис был среди тех крупных литературных фигур, кто внес наиболее значительный вклад в развитие фэнтези в XIX в.»[140]140
  William Morris was among the major literary figures contributing to the trend//Mathews R. Fantasy. The Literature of Imagination. N.Y., 1997. P. 15.


[Закрыть]; и еще: «Моррис был среди тех авторов, кто первыми начали уделять особое внимание географии и обстановке действия в фэнтези, и это потом было подхвачено и развито в книгах почти всех значительных писателей после него, от Хаггарда до Толкина и Ле Гуин»[141]141
  [William Morris] was among the first to stake out the special role of setting and geography in fantasy that has been amplified and developed in the work of nearly all the major writers since, from Haggard to Tolkien and Le Guin//Ibid. P. 39.


[Закрыть].

Норманн Тэлбот в «Писатели-фантасты XX века» отмечает: «В своих последних романах Моррис создал современную фэнтези»[142]142
  In these romances he invented the modern fantasy novel//Twentieth-Century Science Fiction Writers. P. 863–864.


[Закрыть]. Интересно, что Тэлбот указывает еще на один важный социокультурный аспект творчества Морриса, подчеркивая, что писатель не только «сотворил фэнтези, действие которой разворачивается в придуманной и псевдо-средневековой земле», но также «создал и аудиторию поклонников фантастического будущего, которая смогла бы оценить его творение»[143]143
  Morris invented the fantasy set in invented and magical pseudo-medieval land, but he also invented a fantastic future audience that could appreciate it//Ibid. P. 864–865.


[Закрыть].

В самом деле, после второй мировой войны начинается бум интереса к Моррису, в 1955 г. в Великобритании возникло общество его поклонников. Затем аналогичные общества возникли в США и Канаде. В настоящее время они ведут большую работу по изучению и популяризации творчества Морриса (преимущественно – в области фантастики), постоянно устраиваются семинары и конференции, по итогам их работы выходят сборники работ.

Что же касается академического литературоведения, то оно крайне редко обращается к фантастической «составляющей» творчества Морриса. Чаще всего последние семь романов писателя остаются вне поля зрения исследователей. Если же эти книги и упоминаются, то примерно так же, как говорят в «приличном» доме о беспутном родственнике – понизив голос, пожимая плечами и сокрушенно вздыхая. Примеров тому немало, ближайший из них – уже упоминавшийся «Путеводитель по английской литературе»: «Он [Моррис – В. Г.] также написал несколько исторических романов из далекого прошлого северной Европы»[144]144
  Путеводитель по английской литературе. С. 476.


[Закрыть]. И это все, что сказано об этих романах.

Отечественные исследователи удивительным образом солидаризуются со своими западными коллегами, словно не видя, что такой крупный писатель, как Моррис, в последние годы жизни написал внушительный массив прозы, по объему примерно равный тому, что он создал за предыдущие тридцать лет работы в литературе. Эти книги они не замечали, в лучшем случае походя упоминая о них, а чаще всего просто прибегая к фигуре умолчания. Можно считать, что ситуация изменилась только в последние десять лет, после публикации перевода романа Морриса «Воды Дивных Островов» с обстоятельным предисловием Н. Будур[145]145
  Будур Н. Уильям Моррис – бард средневековья.//Моррис У. Воды Дивных Островов. М., 1996. С. 5–22.


[Закрыть].

Очевидно, что последние романы Морриса непохожи на «Вести ниоткуда». Почему же он начал писать в совершенно другой манере? Не потому ли, что не было больше у писателя прежней веры в социализм, убежденности, что только это учение спасет мир, что именно оно может быть идеалом общественного мироустройства? И не в этом ли причина того, что советское литературоведение так старательно не замечало эти книги?

* * *

Моррис написал эти семь объемистых романов менее чем за десять лет, «Разлучающий Поток» он закончил диктовать за месяц до смерти, как будто торопясь успеть выговориться, завершить то, что он считал своим главным делом. Он писал эти романы исступленно, урывками, в последние годы в основном по ночам, во время бессонницы.

Моррис отдал всю жизнь работе. Известно, что когда после смерти Морриса врача, находившегося у постели писателя, спросили, от чего он умер, тот ответил: «Он был Уильям Моррис». И добавил: «Один человек не может работать за десятерых»[146]146
  Цит. по: Кагарлицкий Ю. Утопия Уильяма Морриса//Моррис У. Вести ниоткуда. С. 3.


[Закрыть].

Казалось, что силы Морриса беспредельны и он будет продолжать работать без перерыва, как вечный двигатель. О работоспособности Морриса, о его душевной – и физической! – прочности, надежности, готовности в любой момент прийти на помощь другу неоднократно с восхищением говорили все, кто знал писателя. Многочисленные высказывания словно подытожил Э. Берн-Джонс, назвавший Морриса «скалой защиты для всех нас, и замком на вершине скалы, и знаменем на вершине замка»[147]147
  A rock of defense to us all, and a castle on the top of it, and a banner on the top of it//Meynell E. Portrait of William Morris. L., 1947. P. III.


[Закрыть].

В последние годы жизни Моррис понял, что невозможно возродить «золотой век» средневековья, что недостижим идеал гармоничного общественного существования, который он искал в социализме. Но еще большим потрясением стало для него осознание того, что недостижим идеал и в семейной жизни, в домашнем круге, созданию которого (самой, быть может, его главной утопии) он отдал больше всего сил.

Джейн Берден представлялась ему в начале их знакомства идеальным созданием, воплощением романтического идеала. Безусловно, она была красива, у нее было много поклонников, и известны слова поэта Суинберна, сожалевшего, что «Моррису достанется эта поразительная и совершенная красавица, на которую он сможет смотреть и с которой сможет говорить. Сама идея его женитьбы на ней – сумасшедшие. Целовать ее ноги – самое большее, о чем могут мечтать мужчины»[148]148
  Кроллау Н. Россетти – художник и поэт // Россетти Д.Г. Письма. 1836–1881. СПб, 2005. С. 38–39.


[Закрыть].

В действительности Джейн была женщиной недалекой, ей было странно отношение мужа к любви как к мистическому союзу душ. И если поначалу рыцарски-почтительное отношение Морриса к ней (напомним – дочери конюха) льстило девушке, то потом она устала от чувств такого высокого накала. Она была готова подыграть в одной-двух мизансценах – но не хотела, а главное, не умела играть всю пьесу. И знаменитое стихотворение Киплинга «Дурак» написано словно о душевной драме Морриса: «Жил-был дурак, /Он молился всерьез, /(Впрочем, как Вы и Я). /Тряпкам, костям и пучку волос, – /Все это глупой бабой звалось, /Но дурак ее звал Королевой Роз, /(Впрочем, как Вы и Я). //О года, что ушли в никуда, что ушли, /Головы и рук наших труд – /Все съела она, не хотевшая знать /(А теперь-то мы знаем – не умевшая знать), /Ни черта не понявшая тут»[149]149
  Киплинг Р. Дурак // Трилистник. Стихи зарубежных поэтов в переводе Николая Заболоцкого, Михаила Исаковского, Константина Симонова. М., 1971. С. 260–261. (пер. К.Симонова)


[Закрыть].

(Правда, герой Киплинга сумел освободиться от губившей его женщины. Но Моррис не сумел; или же – не захотел…)

Джейн не только не понимала мужа, но и самым банальным образом изменяла ему – к тому же с человеком, которого он долгие годы считал своим ближайшим другом. Моррис относился к Данте Габриелю Россетти как к самому близкому – после жены – человеку, считал его своим учителем в искусстве. А связь Джейн с Россетти длилась почти два десятилетия, с 1867 по 1875 гг. И Моррис стал, наверное, последним, кто узнал об этом. Осознание того, что он не только потерял любовь, бывшую для него основой существования, но и друга, стало для Морриса самым тяжелым потрясением в жизни. А потом Моррис узнал, что в середине 1880-х гг. у Джейн был еще один любовник, поэт Уилфрид Скоуэн Блант.

Моррис любил Джейн и своих дочерей, хотел сохранить семью – и, страдая, не подавал на развод, вынужденный фактически закрывать глаза на происходящий открыто обман. Не случайно в его последних романах 1890-х гг. возникает мучительный мотив «любви втроем»; примечательно, что впервые этот мотив прозвучал – драматическим предощущением!.. – в раннем сборнике Морриса, «Защита Джиневры». В поэме, давшей название сборнику, говорилось о любовном треугольнике, возникшем между королем Артуром, его женой Джиневрой и Ланселотом, лучшим рыцарем Круглого Стола и ближайшим другом короля Артура. Мог ли Моррис четверть века назад и предположить, что окажется в положении короля Артура, лишившегося к концу жизни и беззаветно любимой им жены, и самого близкого друга…

Этот мотив звучит также в поэме «Пилигримы Надежды» (1885–1886), в которой непростые отношения между героем, рабочим Ричардом, его женой и другом Артуром (все они – участники пролетарского движения в Англии) разрешаются с помощью политических событий. Все трое отправляются во Францию в дни Парижской Коммуны, чтобы помочь восставшему народу. Финал поэмы трагичен: жена главного героя и Артур погибают на баррикадах.

Нередко говорят, что Морриса, благодаря его многочисленным талантам, можно сравнить с титанами Возрождения. Но, как точно подметил А. Аникст, многогранная деятельность Морриса была результатом «не гармонии, а разлада с окружающей социальной реальностью»[150]150
  Аникст А. Уильям Моррис и проблемы художественной культуры // Моррис У.Искусство и жизнь. С. 8.


[Закрыть]. Однако причины разлада были не только социального характера. Да, под конец жизни Моррис разочаровался в социализме, страдал от потери жизненных ориентиров. Да, страдал и оттого, что его последние, самые главные, как он считал, книги остались практически незамеченными. Но главной причиной была его личная драма.

Об этом у нас не писали, потому что образ талантливого западного писателя и поэта, посвятившего жизнь социализму, был весьма удобен для советской пропаганды.

Примечательно, что некоторые авторы – не только у нас, но и на Западе, – признавая нехотя факт «неких» отношений Джейн и Россетти, яростно отрицали, что между ними «что-то было». Так, например, Эдмунд Швингахурст, автор альбома о прерафаэлитах, пишет, что хотя Россетти был влюблен в Джейн, «о близости между ними не могло быть и речи»[151]151
  Швингахурст Э. Прерафаэлиты. М., 1994.


[Закрыть]. А отечественный исследователь К. О. Аксель, автор книги об английских художниках XIX века, застенчиво, словно потупляя взор, замечает, что к Джейн Россетти всего-навсего «относился очень трепетно»[152]152
  Аксель О. Великие английские художники. М., 2005. С. 137.


[Закрыть]. Но, пожалуй, дальше всех по пути недомолвок и умолчаний пошел А. Шестимиров, автор текста к альбому Д. Г. Россетти, вообще ничего не сказав о драме в семье Морриса[153]153
  Шестимиров А. Данте Габриэль Россетти. М, 2008.


[Закрыть].

Жизнь Морриса была заполнена работой, с утра до ночи, каторжным каждодневным трудом, ставшим его радостью и его проклятием. Но судьба не подарила ему любовь, опаляющую, прекрасную, о которой он так прекрасно писал в своих книгах. И не было в его жизни ни удивительных приключений, ни фантастических путешествий, которыми полны его книги. И кто знает, не стали ли те романы, что он создал в последние годы жизни, своего рода компенсацией за то, чего ему не удалось испытать в жизни реальной? И кто знает, не потому ли Моррис и изнурял себя беспрестанной работой эти годы, чтобы уйти от себя, заглушить боль в душе?..

Моррис скончался 3 октября 1896 г. А осенью этого же года в лондонском журнале Pal Mal Magazine были напечатаны стихи никому тогда не известного Эдварда Планкетта. Эта публикация стала литературным дебютом писателя, который скоро обрел известность под именем лорд Дансейни и стал одним из крупнейших мастеров фэнтези XX в.