Текст книги "Голые тетеньки (сборник)"

Ночное шоу

– Легко ли быть молодым? – спросила билетерша Петровна деда Кузьмича.

– Да нелегко в восемьдесят-то лет. Но можно! – ответил Кузьмич, предъявляя билет на ночное шоу.

– И чего тебя тащит к молодежи?

– Влекет, Петровна, сильно влекет. Я поглядеть хочу. А глядеть-то я еще ой как могу!

В селе Обабково разворачивалось ночное шоу. Городской кооператив «Досуг» приобщал село к новой жизни.

Деревню лихорадило от сборов и приготовлений. На улице Силосоуборочной, в доме № 2 родители хлопотали вокруг сына. Отличник боевой и политической подготовки Иван Епифанов вчера дембельнулся на родину. Родину он не узнал: панки, рокеры, металлисты, ночные шоу – обалдеть!

– Мам, где я? – спросил Иван, как только приехал.

– Ты на родине, – ответила мама.

Когда Иван сказал родителям, что собирается на ночное шоу, отец обнял его и спросил:

– Патроны есть?

А мать добавила:

– Ты береги там себя, сынок. Сейчас я тебя соберу.

И она, смахнув слезу, принялась складывать в рюкзак яйца, лук зеленый, картошку в мундирах.

Иван вздохнул. Честно говоря, он не знал, что больше потребуется в ночном: патроны или закуска. Ясность внес друг детства, Илюша Дальнозоркий, не служивший в армии по причине близорукости.

Он с порога сказал:

– Ночное шоу – это увеселительное мероприятие, направленное на досуг молодежи: дискотека, видеокафе, рок-ансамбль и море девушек.

– А девушек кооператив, что ли, привез? – спросил отец.

– Нет, девушки все свои. – ответил Илья.

– Что-то я у нас, кроме бабки Матрены, девушек не знаю, – почесал за ухом отец.

– На праздник много приехало, – уточнил Илья.

– Ну, если что приехало…

В доме № 4 по улице Перегнойной возле зеркала сидела Зина Зубоскалова – молодая и зовущая, как стройки БАМа. Она лениво гладила себя то по немецкой комбинации на талии, то по покатому плечику. По ее лицу было видно, что она довольна сравнением. Более гладкого предмета, чем она сама, в мире не существует, даже среди импортных.

По кухне и по комнате кругами бегала встревоженная мать, старушка в фартучке, и приговаривала:

– Ой, что бу-и-ит, что бу-и-ит…

– Да что бу-и-ит? – передразнила ее Зинаида.

– Да то и будит, что с деревенскими в городе бываит… Дался он тебе, этот город. Вон Маринка после школы никуда не поехала.

Маринка сидела тут же, поджидала свою подругу. Она действительно после школы пошла работать на ферму, где и делала перестройку тихо, без лозунгов, под раздольную коровью песню.

Иван с Ильей подошли к Дворцу культуры, когда ночное шоу уже мощно набирало свои обороты. У рекламной афиши перед входом стоял дед Кузьмич. На афише красовалась надпись: «Всего за 10 рублей вы не уснете всю ночь!»

Дед всем комментировал надпись:

– Да если б мне дали 10 рублей, я не то что не спать, а на голове ходить буду. Если на ноги удачно встану.

В фойе дворца ходуном ходила дискотека. Иван от неожиданности привычным движением поправил на груди несуществующий автомат Калашникова.

Освоившись в шуме и грохоте, Иван с Ильей встали в сторонке и принялись изучать обстановку. И в это время в зал вошла Она. Она появилась в дверном проеме, как богиня любви в позолоченной раме, вся декольтированная и экзальтированная.

– Кто это? – остолбенело спросил Иван у танцующего с семилетней племянницей деда Кузьмича.

– А-а, это Зинка Зубоскалова. Сейчас в городе живет, шибко модная стала. Ишь, как обнаглилась… Я помню, раньше, бывало, дружишь с девушкой, так ее комсомольским значком всю руку себе поцарапаешь. А тут, гляди-ко, никаких преград.

И дед исчез в гуще танцующих.

Зина с Мариной прошла в зал и лениво скользнула вокруг глазами. Неожиданно она встретилась глазами с Иваном. Ивана, словно током от Братской ГЭС дернуло. Да и Зина вздрогнула, как одинокий душман под дулом автомата. Словом, в этот миг в селе Обабково возникла любовь с первого взгляда.

Первой пришла в себя Зинаида. Она пригласила Ивана на танец и, уверенно прижав к себе, повела его в изумительное путешествие по неизведанной стране под именем Любовь. У Ивана бешено колотилось сердце. Сердце Зинаиды билось ровно, стабильно, без перебоев работали и другие внутренние органы.

В вихре налетевших чувств и водовороте подступивших предчувствий Иван не помнил, сколько они танцевали, о чем говорили, он даже не заметил, как Илья передал ему какой-то ключ, и они очутились вдвоем с Зинаидой в гримерной комнате.

С пылом дембельнувшегося солдата Иван принялся наносить Зинаиде телесные поцелуи легкой и средней тяжести. Голос дивной красавицы прозвучал в этой обстановке, как гром среди ясного потолка:

– Ваня, а деньги я привыкла вперед брать.

Иван, набравший бешеную инерцию чувств, не мог сразу остановиться, поэтому целовал Зинаиду еще минут пять. Наконец, помутневшие глаза его прояснились, и он прохрипел:

– Какие деньги?

– Валюты у тебя все равно нет, так что давай советские – 150 рублей.

Иван сел на диван строго вертикально и потряс головой. В школе они этого не проходили. В армии – тоже. Он автоматически вынул из кармана горсть мелочи и мятых бумажек и пересчитал на туалетном столике. Денег было 17 рублей 3 копейки и две пуговицы.

Зинаида хихикнула от малости имеющейся суммы.

Разгоряченный дембель Иван Епифанов испытывал те сильные чувства, которые обычный человек испытывает у прилавка винного магазина, когда не хватает.

Зинаида уловила ход мыслей молодого человека и молвила:

– Цены устанавливаются не здесь, а в Москве. И мы на местах не можем отменять решения центра.

Иван понял, что дело любви и дружбы успело встать на прочную государственно-экономическую основу. Поэтому спросил с надеждой:

– А льгот для отдельных категорий работников у вас не предусмотрено?

– Предусмотрено, – ответила Зина, – наш министр легкого поведения определяет 30-процентную скидку студентам и студентам-заочникам в период с 1 ноября по 1 мая, а также инвалидам и участникам войны круглогодично при наличии удостоверения.

Иван предъявил удостоверение. Зинаида сверила фотографию с владельцем и сказала:

– Тебе положена скидка в 50 рублей. Остается стольник.

Иван прослезился от счастья. Все– таки большое дело – бюрократический порядок и бумажная дисциплина. Любовь приблизилась ровно на 50 рублей. Появилась хоть какая-то надежда.

К Ивану вернулась уверенность. Он начал действовать смело, решительно и умело.

– Зиночка, – сказал ласково Иван, – сиди здесь, жди меня. Я вернусь.

Он сгреб свои деньги со столика и выскочил из гримерной.

Часть II

Краткое содержание первой части.

Маленькое, но гордое село Обабково за годы перестройки резко выросло, окрепло и изменилось. Накануне праздника в село приезжает городской кооператив «Досуг» и разворачивает ночное шоу во Дворце культуры. На мероприятие приходит свежедемобилизованный солдат Иван Епифанов и влюбляется там в Зину Зубоскалову. Волей судьбы молодые оказываются наедине. Порыв любви Ивана Зина останавливает словами: «Деньги вперед». И называет круглую сумму. Ошарашенный Иван кидается занимать недостающие деньги у друзей. Зина остается одна в томлении и ожидании.

Дворец сотрясался от грохота рок-ансамбля. Самодеятельные музыканты заколачивали зрителям музыку в селезенку, а тексты – в лоб.

В малом зале работала дискуссионная трибуна и свободный микрофон. Оратор-бюрократ кричал с трибуны:

– Долой бюрократов!

А публика, не подозревая о кошмарной двойной игре, вторила:

– Долой!

Иван протискивался через гущу мероприятий, как через джунгли. Ильи нигде не было. Наконец, Иван заметил друга в коридоре курилки. Он бросился туда, но на его пути встала художница-монументалистка с совершенно диким нездешним взглядом.

– Я буду писать с вас портрэт, – сказала она твердо и дьявольским жестом бросила Ивана в кресло.

Иван хотел встать с кресла, но два дюжих ассистента художницы положили ему свои волосатые руки на плечи. Вскоре с портрета на Ивана глянул Иван с огромными бешеными глазами. В них однозначно читался вопрос: «Где взять деньги?» А когда художница сказала, с вас 10 рублей, сходство Ивана с портретом еще больше увеличилось.

Конечно, в курилке Ильи уже не было. Иван заглянул в красный уголок. Здесь проходила встреча населения с писателем-юмористом. Иван прошел по залу, вглядываясь в заснувшие лица зрителей. Тишину нарушал лишь голос писателя-юмориста, читавшего свой рассказ, и легкий храп собравшихся. Писатель во время чтения иногда хихикал, иногда смеялся, а в конце рассказа захохотал так, что упал на пол и укатился под рояль.

Ильи нигде не было. Иван пошел в сторону видеосалона по коридору, где и был схвачен пятью фотографами-кооператорами. Они ловко общелкали его с ног до головы, забрали последние деньги и сказали: «Фото ждите по адресу». Адреса, правда, не взяли.

В видеосалоне Иван увидел деда Кузьмича. Здесь крутили фильм ужасов. На экране людоеды аппетитно пожирали друг друга. Основные зрители – дети забрались от страха под стулья и смотрели фильм, закрыв лицо ладошками, время от времени раздвигая пальцы. Дед Кузьмич так же от страха замаскировался под лопух, воткнув в бороду две репейные шишки. Сходство деда с сорняком было потрясающим, людоеды его ни за что бы не обнаружили.

Иван тронул деда за плечо, тот от неожиданности подпрыгнул, с воплем кинулся к дверям, столкнулся там с входившим Ильей, и оба повалились на пол.

В курилке Иван объяснил Илье ситуацию. Ухо деда Кузьмича раскалялось по мере рассказа сначала докрасна, потом добела, и если бы дед не прижал его рукой, оно бы отскочило.

Поскольку сначала нарисованный, а потом и сфотографированный Иван остался совсем без денег, то требовалось ровно сто рублей.

Дед Кузьмич сказал шепотом:

– Я могу дать 50 рублей.

– 50 – это на пол дела, – сказал Илья.

– А на дело меня и не хватит, – сказал дед, – я просто в долю хочу.

Иван дернул деда за бороду и привел его мысли в порядок. После выцарапывания из всех карманов деда и Ильи набралось 99 рублей, 93 копейки и полпачки махорки.

– Семь копеек не хватает, – заметил Илья с немецкой педантичностью.

Дед подхватил:

– А она, собака, возьмет и на семь копеек не доработает. Не-ет, в этом деле каждая купеещка важна, особенно последняя.

И, помолчав, добавил:

– Уж коли влюбился на сто рублей, дак сто и надо.

Семь копеек заняли у первого появившегося в курилке. Иван, зажав деньги в кулак, шагнул в неизвестность. А дед Кузьмич сказал ему вслед:

– Это сколько же я за свою жизнь на своей бабке сэкономил!

Иван осторожно постучался в дверь гримерной.

– Войдите, – ответил спокойный женский голос.

Иван шагнул через порог. Перед ним стояла все та же красавица Зина, только одета она была в школьную форму, а вместо современной прически на ее голове торчали две задорные косички с бантиками.

Иван стоял перед ней со сложенными в горсть руками, полными денег.

Зина вынула из сумочки какую-то бумажку и стала читать вслух:

«Здравствуй, мой далекий солдатик Ваня. Не писала тебе две недели, потому что поступила на подготовительные курсы…»

От неожиданности у Ивана подкосились колени, и он встал на них, как обелиск.

– Так это ты мне писала? И подписывалась «твоя незнакомая девушка»?

– Да…

– А как же ты дошла до… такой жизни?

– Я не доходила, это ты дошел, – Зина показала на деньги в горстях Ивана.

Руки Ивана сжались, скомканные купюры запорхали в воздухе, как снежинки, а мелочь весело раскатилась по полу…

– Эй, Никифор, – стучал Иван в ставень дома председателя сельсовета, – вставай, свадьба будет.

Никифор, кряхтя, слазил с печи и ворчал:

– Опять свадьба. Вот повадились по ночам-то жениться. Сколько помню, ни одни еще днем не списывались.

– А ты себя вспомни, – сказала с полатей сонным голосом Пелагея, – вот времечко было…

– Было, – пробурчал Никифор, доставая из-за иконы книгу записей гражданского состояния.

Ночное шоу плавно переходило в раздольную деревенскую свадьбу.

Дружная семья

– Почему ты все еще не покормила ребенка? Ведь ты же мать.

– А ты отец.

– И почему у нас такой беспорядок? Ведь ты же хозяйка.

– А ты хозяин.

– И почему рубашка у меня не поглажена? Ведь ты же женщина.

– А ты мужчина.

– И почему до сих пор не готов ужин? Ведь у тебя есть муж, ребенок.

– А у тебя – жена, ребенок. И вообще, из чего я буду готовить? Ты не купил продукты. Ведь ты же мужчина.

– А ты – женщина.

– И почему гардина у нас держится не на четырех, а на одном гвозде? Ведь ты же хозяин.

– А ты – хозяйка.

– И почему наш сын во дворе только дерется и еще раз дерется? А не играет на скрипке. Почему? Ведь ты же отец.

– А ты мать.

– Ты думаешь, он сидит в своей комнате и делает уроки? Как бы не так. Он делает не уроки. А уроки он не делает. Эй, Вова, сейчас же садись за уроки. Ведь ты же школьник.

(Из-за двери): – А ты продавец.

– Ты видишь, он огрызается. И обзывает меня продавцом.

– А ты и есть продавец. Ты самый настоящий продавец.

– Я работница торговли. И не смей меня обзывать… А сам-то, сам-то. Ты же инженер. Самый настоящий, ярко выраженный, ничем не прикрытый инженер. Ха-ха-ха. Инженер, инженер, инженер.

– Я не инженер. Я старший инженер. И экономист. Я старший экономист. Понимаешь – старший, я – старший. А ты продавец. Младший. Вот такой, маленький. А я – старший. Вот такой, большой.

– Ты – старший? Да хоть главный, все равно инженер. А я – продавец. Пусть младший, все равно продавец. Я работница торговли! Я принц, а ты – нищий.

(Из-за двери): – Ты, мать, продавец. А ты, отец, инженер. И не спорьте.

– Ты видишь, он огрызается. Скажи ему что-нибудь. По-мужски.

– Вова! Сейчас же перестань огрызаться. Ведь ты же бойскаут. Всем ребятам нокаут.

(Из-за двери): – А ты член партии.

– Я кому говорю, перестань сейчас же. Как отец говорю.

(Из-за двери): – Не перестану. Как сын говорю. Инженер, инженер, инженер. С продавцом, с продавцом, с продавцом.

– Вот видишь. Это твой сын.

– А твое воспитание.

– А сын твой.

– А воспитание твое.

– Ведь ты же мужчина.

– А ты женщина.

– А ты отец.

– А ты мать.

– Ты муж мне или не муж?

– А ты жена мне или… кто?

– Тогда разведемся.

– Хорошо. Прекрасно. (Кричит за дверь). Вова, мы уходим с тобой от мамы. Она нам надоела.

(Кричит за дверь): – Вова, мы останемся. Это папа нам надоел. Мы его выгоняем. Навсегда.

(Из-за двери): – Расходитесь на все четыре стороны. Я остаюсь здесь.

– Он нас выгоняет. До чего ты довел ребенка. Ведь ты же отец.

– Я отец. А ты мать.

– Я мать…

– А я отец…

– Так ты отец?

– Я?.. Отец. Конечно, я отец. Я же отец, черт возьми. Или не отец? Я его сейчас буду воспитывать, я за него возьмусь, наконец.

– Правильно, возьмись за него. А я его покормлю, приласкаю. Ладно? А ты шлепни. Ладно?

– Ладно. Только я сначала гардину прибью. А то болтается на одном гвозде. Я же хозяин, в конце концов.

– А я хозяйка. Рубашку тебе поглажу. Ладно?

– Ладно. А потом я за продуктами схожу. Я мужчина.

– А я женщина. Наведу порядок в квартире. Ладно?

– Ладно. А что, правда, я для тебя всего лишь инженер?

– Ну что ты. Ты – старший инженер. Самый старший инженер в мире. А я правда для тебя продавец?

– Ну что ты? Ты самая лучшая работница торговли. Ты отличница торговли. Ты мой торговенький работничек. Ты принцесса торговли.

(С надеждой): – Я – принцесса?

– Да. Ты принцесса торгового зала. Ты лицо торговли. Причем, красивое.

– А ты… а ты… звезда.

(С надеждой): – Я – звезда?

– Конечно, ты звезда. Ты старшая звезда завода. Без тебя все сгорит.

– А Вовка наш кто?

– Вовка гений. Он вундеркинд.

– Да, да. Пусть он не играет на скрипке, зато как он играет на нервах!

– Конечно! У него сильный характер.

– И огромная воля… к победе. Он победит.

– Кого?

– Партнера. По рингу. Когда вырастет.

– Надо его похвалить. А за что?

– Не за что. Но похвалить надо. Их надо хвалить.

– А мы придумаем и похвалим. Вова, мы идем тебя хвалить.

Бабушка отоварилась
Рассказ ребенка

Больше всего на свете я люблю мороженое, потом – папу и сразу после папы – отовариваться.

В нашей семье отовариваться может только бабушка. Потому, что она участница войны. Дедушка у нас тоже участник, но отовариваться он не может. Он же не женщина и не инвалид, поэтому ему и так весело, без отоваривания.

А мне дедушку жалко, я ведь вижу, что он тоже хочет и даже ходит хлопочет об инвалидности. Когда он ее схлопочет, то тоже будет отовариваться.

Отовариваться мы всегда ездим втроем: я, бабушка и папа. Бабушка, чтобы отовариваться, папа – чтобы нести товар, а я – чтобы интересней было.

Сегодня мы опять ездили. Папу сначала не пускали в магазин. Сказали:

– А вы куда, молодой человек?

Папа начал хромать и заикаться:

– Да я просто… Сумки… нести.

Тогда его пропустили.

Когда мы зашли, папа сказал, что здесь, как за границей – народу мало, а продавцов много. И что продавцы здесь вежливые, потому что не хотят, чтобы их в другой магазин перевели. Бабушка шепнула папе:

– Тише, а то услышат.

На войне она в разведку ходила, поэтому всего боится.

Когда тетя-продавец начала отвешивать масло, мясо, сосиски, бабушка так разволновалась, что потеряла кошелек. А когда нам дали коробку конфет, я так разволновался, что его нашел. А когда дали банку тушенки, папа вскрикнул от неожиданности. А когда дали банку сгущенки, бабушке стало плохо, и папа ей дал нашатырь. А когда дали пельмени, папа от волнения их рассыпал. А потом собирал. И все оглядывался, чтоб его за руку не схватили и не крикнули:

– Ага, попался!

И только тетя-продавец улыбалась. Она спрашивала бабушку:

– Окорок будете?

– Буду.

– Чай будете?

– Буду.

– Что, и кофе растворимый, что ли, будете?

Бабушка запнулась:

– Бу…бу…

Папа подсказал:

– Будет.

Тетя-продавец вежливо сказала:

– А вы, молодой человек, не мешайте. Зачем ей одной столько?

Бабушка сказала:

– Вообще-то я не одна. У меня – дочери, внуки…

– И зять, – сказал папа.

Дома нас ждал дедушка с ножом, делить продукты. И еще – мама и тетя Люда. Дедушка сразу заворчал на бабушку:

– Чего колбасы мало взяла?

– Больше не дали. Норма.

Дедушка отрезал кусочек колбасы, попробовал и сморщился:

– Хорошо, что не дали, дай им бог здоровья. Они эту колбасу специально для ветеранов делают, чтоб их меньше стало.

– Старый ворчун! – сказала бабушка. – Тебе все не так.

– А тебе все так. Я не о себе забочусь – о внуках.

Пока бабушка с дедушкой спорили, мама и тетя Люда раскладывали по своим сумкам продукты. Бабушке с дедушкой они оставили пельмени и сосиски. Бабушка сказала:

– Забирайте пельмени и сосиски, их же дети любят.

А мама сказала:

– Нет, нет, это оставьте себе.

– Нам ничего не надо, – сказал дедушка.

– Нет, нет, – сказала мама и протянула дедушке деньги за продукты.

Дедушка отказался:

– Не надо нам денег, у вас у самих денег нет.

Тут бабушка с дедушкой опять стали спорить, и тетя Люда с мамой незаметно положили деньги в сервант. А пока они подкладывали деньги, дедушка незаметно подложил сосиски и пельмени в их сумки.

А я взял сосиски в карман и побежал на улицу. Петька смотрел, как я ем, смотрел, смотрел, пускал слюни и говорит:

– Где взял… это?

– А меня бабушка отоваривает.

Петька говорит:

– Дай попробовать.

Я ему, конечно, не дал. Самому мало. Тогда Петька говорит:

– А я тоже умею отоваривать.

Я говорю:

– Врешь, не умеешь.

И тут он меня отоварил. А сам убежал. Ну и пусть бегает голодный. Так ему и надо!

Ёлка для Толика

Толик, отойди от елки. Мы ее не для себя ставим. А для тебя. Зачем ты взял игрушку? Ты ее разобьешь, и я тебя накажу. Ну вот. Разбил. Иди в угол. Стой там и не оглядывайся. Новый год – это радость. А ты ее испортил. Почему ты вышел из угла? Зачем ты оборвал иголку с елки? Что две? Еще две иголки осталось? Так что это будет за елка с двумя иголками? Ведь на ней было три. Мама, принеси ремень, я буду спасать елку от Толика. Вот так. Толик, встань в угол и смотри на ремень, вернее, на елку. Ты видишь, какая она красавица? Не видишь? А что ты видишь? Правильно. Ремень надо не только видеть, но и понимать. Вот так. Ну, ладно, выйди из угла, только не подходи к елке. Она еще не готова. А будет готова – вообще не подходи. Тебя дернет током. Мы все сгорим. Толик, выйди вообще из комнаты. Будешь смотреть на елку из коридора. Там безопасней. Теперь скажи, что такое Новый год? Правильно, праздник. А праздник – это всегда что? Ну? Нет, не ремень. Праздник – это радость, веселье. Радуйся, веселись. Где? В коридоре. В комнате нельзя, там елка. Посмотри мне в глаза. Вот так. Скажи честно, ты веселый? Только честно. Нет? Сейчас тебя развеселят. Сегодня к нам придет Дед Мороз Красный Нос и Снегурочка Красный Глаз. Только ты их не бойся. Они хорошие, с моей работы, у них профсоюзное поручение. Они ходят по квартирам. Что ты сказал, Толик? Ходят по квартирам и уносят подарки? Уносят вещи? Нет. Они приносят вещи, приносят подарки. Тебе принесут апельсины и игрушку. Какую? Мать, какую игрушку принесет Дед Мороз? Вот. Принесет пистолетик за 1 евро. Значит, Толик, мы договорились, ты в комнату не заходишь, там елка. И не три глаза. Спать еще рано. Всего одиннадцать. Дед Мороз все равно придет. Хоть в час ночи. Он обещал, он обязан прийти. У него поручение. Вот, кстати, и он. Слышишь, скребется за дверью? Толик, не бойся. Это Дед Мороз. Ему очень трудно идти, он старенький. Да. Поэтому Снегурочка ему помогает. Дед Мороз, пожалуйста на кухню, за стол. Толик, не мешай. Тебе пора спать. А, пистолетик. На пистолетик, иди спать. Вот так. Ложись, спи. К елке не подходи. В этой комнате можно только спать. Все, спи. Стихотворение? Расскажи про себя и спи. Все. Видишь, и Снегурочка уснула. Спи. А мы с Дедом Морозом посидим на кухне… С Новым годом, Дед Мороз! Как это не можешь? Ничего не знаю, пей до дна. На то ты и Дед Мороз, Геннадий… Что там грохнулось в комнате? Толик, зачем ты уронил наряженную елку? Не хочешь Нового года? Это безобразие. Его надо хотеть. Он самый веселый праздник. Ты не любишь праздник? А Деда Мороза? Ну, покажи, как ты любишь Деда Мороза… Ай, Толик!.. Дед Мороз, Геннадий, ты жив?.. Толик, отдай посох, ты можешь им задеть Деда Мороза еще раз. Куда ты, Толик? В садик еще рано, еще ночь. Мать, иди лови Толика!