Электронная библиотека » Владимир Холодок » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 31 января 2014, 01:52


Автор книги: Владимир Холодок


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Травма

Тут такой случай произошел. Приходят ребята из локомотивного депо и говорят: «Переходи к нам. Зачем этот комбинат тебе нужен? А у нас – заработки». Я думаю, еще раз схожу на комбинат и уволюсь.

Отработал нормально, иду с работы, как обычно, несу с комбината мешок сахара, к чаю. Ну и килограммов восемь дрожжей, к пирогу. В щель забора нормально вылез, метров сто по пустырю прошел. А потом не повезло – свалился в яму, вывихнул ногу. Лежу, на звезды любуюсь и думаю: производственная это травма или бытовая? Раз с работы шел – производственная. С другой стороны, сахар и дрожжи нес к чаю, могут посчитать за бытовую. А это невыгодно – сидеть по справке. Да и несправедливо! В самом деле, человек отдал все силы на производстве, поэтому не смог дотянуть до дома и травмировался. По правилам техники безопасности надо акт составлять. Но какой акт, на травму или на хищение? Лежу, думаю. И тут вижу, по пустырю наш инженер по технике безопасности идет. Тоже с мешком! Такое везение! Только я хотел из траншеи у него проконсультироваться, он – хрясть ногой в яму и лег рядом, контуженный. Мешком сахара ему голову придавило, лежит, не шевелится. Мне пришлось по правилам техники безопасности вдувать жизнь в инженера по технике безопасности. Иначе, кто же мне акт оформит на травму? Я сделал все так, как он сам нас учил. Голову ему запрокинул, освободил рот от посторонних предметов: сахара, дрожжей. И вдул в него жизнь, как положено – по системе «рот в рот». Очнулся он и говорит: «Это не пустырь, а какое-то минное поле. Сколько здесь наших полегло!»

Я его спрашиваю:

– Ты идти можешь?

– Идти могу, соображать не могу, с головой что-то.

Я говорю:

– А я соображать могу, идти не могу, с ногой что-то.

Получалось, в сумме мы с ним за одного нормального сойдем. Который ходить и соображать может одновременно. Начали мы с ним ходить-соображать, как дальше быть. Вернее, я лежу соображаю, а он вокруг меня ходит. Я вслух соображаю. Вот хорошо, говорю, начальству нашему. Им не надо по пустырям с мешками горбатиться. Захотел сахара к чаю – дал команду шоферу, и тот вывез пару мешков дрожжей.

Потом говорю: а что мы думаем? Оформляй два акта, что у нас с тобой обе травмы производственные.

Он отвечает:

– Здесь комиссия нужна. А в комиссии – представитель профкома.

Так сказал и громко засмеялся. Я думаю, все, свихнулся, прощай, больничный. Но оказалось, он по делу смеялся. По пустырю представитель профкома шел, с мешком.

Мы залегли, ждем. Инженер по ТБ мне шепчет:

– А вдруг он пройдет, не запнется?

Представитель профкома поравнялся с нами, мы ему свистнули, он от дороги отвлекся и – есть! – член комиссии в яме. Мы его откачали, от сахара отряхнули, спрашиваем, ну как? Он отвечает, плохо, с руками что-то. Инженер по ТБ говорит: ну и хорошо, что плохо. Надо акт на групповую производственную травму оформлять.

Профкомовец говорит:

– Да, хорошо, что члены комиссии у нас все в яме. Но два свидетеля нужны.

Тут мы все трое захохотали. По пустырю два свидетеля с мешками двигались. Мы залегли в траншее и ждем. Подпускаем их ближе, ближе, еще ближе. И тут профкомовец скомандовал:

– Огонь!

Свидетели тоже залегли, мешки бросили и – ползком отступать начали. Но мы из траншеи успели объяснить, что мы свои, что раненые у нас есть, что помощь требуется. Большое дело – взаимовыручка! Они в акте сразу расписались. Подтвердили, что все мы на трамвайной остановке травмировались. Причем, с работы шли порожняком.

Две недели я на больничном сидел, чай с сахаром пил, размышлял. Ну, мешок на голову – ладно, пережить можно. А если я в локомотивное депо перейду? Вот так понесешь заднюю часть локомотива – да в яму! Тут травмой не отделаешься. И не нести нельзя. Надо жить, чтобы нести. И нести, чтобы жить.

Не-е-ет! Остаюсь на комбинате. Жить хочется!

Театр

Предположим, ты захотел познакомиться с девушкой. С какой – пока неизвестно. Известно одно – с какой-то девушкой. Где с ней знакомиться? Лучше всего в театре. Если не познакомишься, посмотришь спектакль. Какой спектакль, пока неизвестно. Известно одно – какой-то спектакль.

Вот приходишь ты в театр и хочешь узнать, кто играет. Спрашиваешь у буфетчицы:

– Шампанское сегодня играет?

Если да, то спектакль может быть хорошим. И девушка тоже.

Теперь так. Ты уже сидишь на последнем ряду за колонной, а героиня на сцене плачет, убивается, у нее горе. Но ты об этом ничего не знаешь. Перед тобой – колонна. А по всем признакам героиня плачет, убивается, у нее горе. Как узнать, что творится на сцене? Посмотри на соседку справа. Возможно, это та девушка, с которой ты хочешь познакомиться. У нее бинокль – ей все видно, слуховой аппарат – ей все слышно. И еще у нее лицо – по нему определяется, что творится на сцене. Вот соседка плачет, убивается. Значит, на сцене у героини что? Горе.

Теперь так. Ты сидишь там же, за колонной, а на сцене героиня смеется, танцует, целуется. А потом к ней приходит мужчина. Ты об этом ничего не знаешь, но догадываешься. По внешним признакам. Как узнать, что творится на сцене? Опять смотришь на соседку, у нее – лицо. Оно плачет, убивается. Значит, на сцене у героини что? Счастье. Соседка тоже так бы хотела.

Теперь так. На сцене героиня не плачет и не целуется. У нее – мужчина. А у тебя – колонна. Как узнать, что творится на сцене? Смотришь опять на соседку. Она убрала бинокль, отключила слуховой аппарат и удивленно смотрит на тебя. Как узнать, что творится с соседкой?

Теперь так. На сцену выходит юный влюбленный, типа Ромео. Вокруг головы у него кудри, а на макушке – пусто. В партере тихо. Снизу не видно макушки. А весь балкон смеется-заливается – сверху видно, что блестит. Соседка смотрит на тебя, а у тебя перед тобой твоя колонна. Как узнать, что творится с Ромео?

Теперь так. Все плачут-убиваются, и только в боковых ложах смеются-заливаются. Из боковых видно, что творится за кулисами. Соседка смотрит на тебя, тихо берет тебя за руку, ты смотришь на колонну, а на сцене идет какой-то спектакль. Как узнать, что творится за кулисами?

Теперь так. Все встали и пошли в буфет. Ты угощаешь соседку шампанским, пересчитываешь сдачу и недосчитываешься. Как узнать, что творится с буфетчицей?

Теперь так. Внутри играет шампанское, снаружи – артисты, буфетчица подсчитывает прибыль, соседка строит планы на будущее, а ты смотришь в соседкин бинокль на свою колонну. И скучаешь. Как узнать, что творится в кармане?

Теперь так. Спектакль ты посмотрел, но больше запомнил колонну. С девушкой ты познакомился, но забыл, как ее зовут. Как узнать, что творится на сцене, а что в действительности.

Эстафета для букета

Вот так посмотришь по сторонам и видишь – на чем только люди не экономят! Одни – на еде, другие – на одежде, третьи – на обуви. Взгляните по сторонам, и сразу увидите, кто на чем экономит. Вот и жена с тещей сагитировали меня на чем-нибудь сэкономить. Я попробовал. На еде, на одежде и на обуви не получилось. Тогда решил экономить на подарках к 8-му Марта. Тем более, что я не первый, многие уже экономят. Я начал со строгого отбора кандидатурш на цветы к 8-му Марта. У меня получилось четыре женщины, которым не подарить цветы к празднику просто невозможно. Во-первых, воспитательница детского сада, в который ходит мой сын. Во-вторых, классная руководительница в английской школе, в которую ходит моя дочь. В-третьих, моя жена, с которой я живу. В-четвертых, моя теща, которая живет с нами.

Я долго думал, сколько надо покупать букетов, чтобы у всех четверых праздник запал в душу на всю жизнь. Я изучал, наблюдал, взвешивал, следил и пришел к выводу, что надо покупать один букет на всех. Накануне праздника я покупаю букет и несу его воспитательнице сына в детский сад. Я дарю ей цветы от чистого сердца, чтобы она воспитывала сына еще лучше. Воспитательница в целях экономии тут же пускает цветы в свой подарочный оборот. То есть, несет мой букет в поликлинику к знакомой женщине-врачу и дарит его от чистого сердца, чтобы женщина-врач лечила ее еще лучше. Для тех, кто не знал, но забыл, напоминаю, что само лечение бесплатное, но хочется и вылечиться. Женщина-врач берет цветы и также в целях экономии спешит с этим букетом в музыкальную школу, где учится ее сын. Она дарит цветы педагогу сына от чистого сердца, чтобы педагог учила сына еще лучше. Педагог приносит цветы домой и просит меня поставить цветы в вазу. Педагог приходится мне женой. Педагог-жена снова уходит на работу по расписанию, а я вынимаю букет из вазы и бегу с ним в английскую школу к классной руководительнице дочери. Для тех, кто не знал, но забыл, напоминаю, что само образование бесплатное, но хочется, чтобы ребенок чему-то и научился. Классная принимает букет от меня на ходу и исчезает с ним в облачке снежной пыли в направлении билетных касс. Там она передает букет, как эстафету, уже бегущей кассирше, получая от нее билет на поезд и уезжает к своему мужу в другой город. Для тех, кто не знает или забыл, напоминаю, что поезд перед праздником увозит много пассажиров, но хочется уехать и самому. Бегущая кассирша продолжает бежать уже с букетом к магазину «Фрукты» за апельсинами. Кто не знает или забыл, что такое апельсины, напоминаю, что это такие оранжевые шары, похожие по виду на хоккейные мячи, но вкуснее. Бегущую кассиршу на крыльце магазина поджидает продавщица с авоськой апельсинов. Завидя кассиршу, она начинает семенить на месте, набирает скорость по прямой и принимает эстафетный букет на максимальной скорости. Одновременно кассирша забирает авоську себе и убегает с ней в обратном направлении. А продавщица мчится за угол дома и буквально ныряет в подвал к сантехнику Евдокимову. Она забрасывает его цветами, чтобы он не отключил отопление в магазине. Для тех, кто не знает, напоминаю, что у Евдокимова в период с 1-го по 8-е марта – день рождения. В этот период он берет только цветами. Евдокимов выскакивает из подвала и мчится во Дворец спорта к тренеру по фигурному катанию своей дочери. Тренер приносит эти цветы домой и просит меня поставить их в вазу. Тренер – моя теща. Тренер-теща снова уходит на работу по графику, а с работы по расписанию возвращается педагог-жена. Я незаметно достаю цветы из вазы и дарю ей от себя лично. Она ставит их в вазу и спрашивает:

– Где тот букет, который я принесла из школы?

Я объясняю ей, что в целях экономии отнес его воспитательнице в детский сад. Она хвалит меня за экономию, благодарит за подарок и снова уходит на работу по расписанию. Когда с работы по графику приходит теща, я достаю незаметно цветы из вазы и дарю ей от себя лично.

Она ставит цветы в вазу и спрашивает:

– Где тот букет, который я принесла с секции по фигурному катанию?

Я объясняю ей, что в целях экономии подарил его классной руководительнице в английскую школу. Она хвалит меня за экономию, благодарит за подарок и уходит в другую комнату смахнуть слезу умиления, возникшую в результате моей внимательности к ней.

Когда с работы по расписанию приходит моя жена, я незаметно достаю букет из вазы и дарю ей от себя лично. Жена ставит букет в вазу и говорит:

– Но ты уже дарил мне эти цветы.

– Ах, извини, я так закрутился, что даже забыл. Но лучше подарить один букет дважды, чем два букета ни разу.

Она соглашается, и мы втроем садимся за стол. Теща думает, глядя на букет: «Внимательный у меня зять. Пожалуйста – подарил мне цветы. А то, что он только мне подарил, так это в целях экономии».

И жена, глядя на букет, думает то же самое.

Поэтому и праздник проходит весело, непринужденно, а главное – дешево.

Папаша Паша

Они мне утверждают: не надо кривиться, если рожа крива. Да как же она будет пряма, если уже обижают. Я же красавцем был до перестройки. Софи Лорен за автографом в очереди стояла. А теперь, конечно, лицо скривилось. И зафиксировалось.

А ведь какое лицо раньше было, красивое. А главное – ответственное. Кланом я в нашем городе руководил. Кланом Собакиных.

Да когда я звонил в гастроном и говорил, что это я, папаша Паша Собакин, у меня только спрашивали: когда и сколько? Потому что куда и что именно – знали!

А началось как-то все неожиданно. Звоню я в прокуратуру и сажу Сорокина на пять лет. Мешал он нам. И тут вдруг его выпускают через четыре. Дня. Чувствую, чья-то рука мешает в городе руководить. Тогда я выпустил на волю Червякова. Чтобы он, значит, по этой руке чикнул. Но его тут же схватили и посадили обратно. Я думаю, во жизнь пошла! Никого не посади, никого не выпусти. Ну, беззаконие жуткое!

Я говорю, в чем дело? А мне говорят, что клан Кошкиных в силу входит. Ну, кто раньше этих Кошкиных в расчет мог взять? Так себе кланчик, средний. Руки нам лизали, в глаза заглядывали. Ну, были у них в городе кое-какие должностишки, кое-что контролировали. Но чтобы против нас, Собакиных – упаси бог! Такого не было.

Дальше – больше. Эти Кошкины начали хитростью брать. Подослали своих мордобойцев и побили одного нашего товарища. Сильно. Ему на коллегии выступать, а он все путает. Понос с аппендицитом путает. Кофе – с коньяком. Да еще синяк под глазом. Загримировал я ему лицо. Под синяк. Синяк больше лица был. Загримировал. Лицо еще красившее стало. И пошел он выступать. Выпросил даже не две медали, а два ордена! Но для Кошкиных! Перепутал, собакин сын! Вот как побили.

Но тут Кошкины осмелели и вообще впереди лозунгов побежали. И в городе посты под шумок перестройки заняли. И посыпались мы, Собакины, кто куда.

Теперь больничный по уходу за собой не возьмешь. Сейчас Кошкины за собой ухаживают. В нашей финской бане не помоешься. Сейчас там Кошкины грехи смывают. А если я хочу бутерброд, например, с чем-нибудь, то пожалуйста мне – бутерброд с хлебом. Во как все обернулось!

До смешного доходит. Клан Кошкиных намариновал на зиму два миллиона рублей. В двухлитровых банках. Это они этого миллионера из Каракалпакии окаракалпачили. А мы, Собакины, рты открыли и завидуем. Скисли. Будто чая хлебнули вместо коньяка.

Я понимаю, сейчас сложный период. Эти Кошкины нас побили нашими же лозунгами. А почему? Да потому, что наш клан всегда шел навстречу трудящим. Ся. И где-то мы с ними разминулись. Надо срочно найти трудящих. Ся. И снова пойти им навстречу.

Мы всегда заботились об интеллигенции. Но где-то она из-под нашей заботы выскользнула. Надо срочно найти интеллигенцию и снова окружить ее. Заботой и вниманием.

И последнее. Да, наш клан Собакиных – дружный клан. Мы всегда были щека к щеке. Но щека к щеке – щеки не увидать. Вот где-то мы эту щеку и проглядели. Подставили ее Кошкиным. Поэтому нам, Собакиным, надо оглядеться и снова – щека к щеке. И смело – против Кошкиных.

Вот такое лично мое коллективное мнение!

Однофамильцы

Доложу я вам, дал мне бог фамилию – Рокоссовский. У меня спрашивают:

– Как фамилия?

Я говорю:

– Рокоссовский.

И все присутствующие встают руки вверх. Правда, к маршалу я никакого отношения не имею. Просто мы однофамильцы. Жена мне тоже попалась неслабая – Жанна Дарк. В параллельном классе училась. Хорошая девчонка. Чуть что – сразу взглядом лепестки с цветов осыпает. Нянечкой в детском саду работает. А я на заводе – слесарем.

И вот на десятый год совместной жизни я подумал: «Имею я право раз в десять лет напоить-накормить жену, чем она сама того захочет? Имею!»

И пошел по магазинам. Нет, не просто по магазинам – сразу по директорам.

Захожу в первый универсам, прямой наводкой – к директору и говорю:

– Так и так, я – Рокоссовский. А вы кто?

Он объятия раскрыл и мне навстречу бросился.

– А я же, – говорит, – я – Щорс.

Обнялись мы с ним. Я говорю:

– Знакомая фамилия – Щорс. Полководец?

Он говорит:

– Конечно. Мой однофамилец. Ты не стесняйся, Рокоссовский, говори, что надо. Потому что военное братство – оно святое дело.

Я говорю:

– Мне икры, шампанского и кофе растворимого.

А сам думаю, хоть он Щорс, а вряд ли. Не на войне.

Щорс на меня посмотрел, кулаком в воздухе махнул, как саблей, и говорит:

– Ух, молодец! Сразу видно – Рокоссовский. Шампанское я тебе организую, а за икрой пойдешь во второй универсам, там у нас Ковпак.

И за дверь крикнул:

– Эй, Фрунзе! Ящик шампанского Рокоссовскому!

Заходит Михаил Васильевич Фрунзе, полный тезка полководца, и ящик шампанского на стол небрежно – ба-бах!

Потом обнялся со мной, руку пожал и спрашивает:

– А ты в каком универсаме, Рокоссовский?

– Я на заводе.

– Ка-ак – на заводе? Ну, ты не крути. Беру – выше. Понимаю, тайна? Беру – выше.

Подмигнул и ушел. А Щорс позвонил куда-то и сказал мне:

– Давай дуй во второй универсам, Ковпак тебя ждет.

Прихожу я во второй универсам, там мне такую роскошную встречу устроили. Правда, сначала спросили:

– Рокоссовский? От Щорса?

Я говорю, да.

Повели меня к Ковпаку. Шли долго, по-партизански. Коридорами, дворами, складами, подвалами. И вдруг – рраз! – двери настежь, и Ковпак на меня идет.

– Рокоссовский, друг!

Я говорю:

– Ковпак, братишка.

Обнялись, он меня сразу в штаб. Сто грамм, бутерброд с икрой. Причем, бутерброд без хлеба. Одна икра, в ложке.

Ковпак говорит:

– Ты извини. У нас с хлебом перебои. Наши не подбросили. На икре пока перебиваемся.

Я говорю, чепуха, понятно, время трудное – и закусил, ложек восемь.

Он усадил меня, спрашивает:

– Ну, как там дела, на большой земле?

Я говорю:

– Во! Наступаем.

Он говорит:

– А мне некогда и выскочить отсюда, со всех сторон наседают, окружают. Но ничего, держимся. Ты хлеба с собой не принес?

Я говорю:

– Да как-то не подумал.

Он говорит:

– Ты в следующий раз неси. Буханки 3 – 4. Сложно у нас с продовольствием. Тебе сколько икры?

Я сказал.

Он соединился по рации:

– Котовский! Икру в землянку.

Заходит Котовский. Опять объятия, поцелуи, слезы. Я тоже прослезился. Кругом свои. И чувствую, что мы этих гадов, которые окружают, все равно победим. Фиг им, а не икра.

Опять по сто грамм приняли, нарисовали они мне схему на карте, как за кофе пройти незамеченным, как за линию фронта. И пошел я в третий универсам.

Там меня встретил сам Василий Иванович.

Я говорю:

– Чего-то ты, Василий Иванович, мокрый, вроде, как реку переплывал?

Он говорит:

– Вспотел просто. Отбиваюсь, наседают. Прямо битва идет. То – дай, другое – дай. Хуже, чем на войне. И все чужие норовят ухватить кусок. Хотя своих все больше и больше становится. Сейчас многие к нам перебегают. Чувствуют, на чьей стороне правда.

– Василий Иванович, так ты и есть Чапаев?

– Не, я Фурманов. Чапаев у нас в управлении.

– А Махно?

– Махно – в главном управлении, у Колчака.

Я думаю, во как все перепуталось. И пошел я одухотворенный. Продукты они мне все прямо на дом привезли.

Отметили мы с женой десятилетие на славу. Я ей говорю:

– Что, – говорю, – Жанна Дарк, делать-то будем?

Она говорит:

– А что делать? Увольняться будем и к своим пробиваться.

На том и порешили.

Алименты при луне
Эротическая дилогия

Часть I
Бойкие девки

Ой, девки бойки пошли нынче, ой, бойки. Такие бойкущие девки. Да от нее, от такой-то бойкой, разве убежишь? А когда уже не убежал, оказывается, она ласковая. Ну, о чем тут думать будешь, когда уже чувствуешь, что она такая ласковая? Конечно, не об алиментах. А зря! В любой ситуации надо о них думать, в любой. Надо как-то нам, мужикам, от алиментов предохраняться.

А то что получается? Только ты утром от нее ушел, а к вечеру тебе уже повестка в суд на алименты. В суде уже она вся в слезах, зареванная сидит, а на коленях у нее ребеночек соску подергивает. И она уже говорит:

– Вот, Коленька, знакомься, это наш совместный ребеночек, Вовочка.

Вопрос, как он мог получиться за один день, сразу отпадает. Потому что такая она небойкая сидит, убитая горем и тобой, негодяем, обиженная, что шапка сама с головы снимается и в руки падает.

А по бокам от судьи две народные заседательницы рыдают, разделяют чужое женское горе. И исподлобья на тебя, на подлеца, так и поглядывают. Так смотрят, что Вовочку-соплячка хочется тут же усыновить и под алиментами подписаться. Мол, да, да, да, наши отношения с этой милой женщиной, простите, не знаю, как ее зовут, дошли до постельных, и я согласен и жениться, и усыновить, и подписаться.

Зашел в суд холостым человеком, вышел многодетным. А она из суда вышла – опять бойкой стала. Говорит, ну все, Коленька, до свидания, дома нас с Вовочкой и с алиментами папка его родной ждет.

Ой, бойкущи девки. Приезжает к нам инопланетянин. Наша бойкая девка его сразу сцапала, и он от нее понес. У этих инопланетян, значит, мужики несут, причем, несут очень быстро. Понес он от нее, понес и уже на другой день принес… ребеночка… Так наша бойкая девка тут же на него на алименты подала. Суд, конечно, разобрался в ситуации. Раз мужик – должен платить. И сейчас инопланетянин ребеночка воспитывает. А наша девка от него алименты получает.

Ну чего им таким бойким не жить? Причем, бойкие-то они начинаются с седьмого класса. Ну, одна на геометрии двойку получила и после урока двойню родила.

– Кто отец? – кричит в учительской завуч.

Мамашка-семиклассница ревет: нет у нас отца, мы с мамой живем.

– Ну, с мальчиком ты дружила?

– Дружила.

– С каким? – кричит басом завуч.

– С Петькой из параллельного. Завуч, волнуясь и путаясь, кричит за дверь:

– В учительскую Петьку из перпендикулярного!

Заходит Петька, носом сопит. Завуч спрашивает:

– Ты отец детей, сопляк такой отец детей?

– Я, – сопит Петька. – Но у нас с ней только разик было. Поэтому, одного-то отец – я, а другого – не знаю кто.

Завуч на него пальцем показывает:

– Вы посмотрите на него – отец. Тьфу. Вызовите мне отца этого отца.

Приходит отец отца. По глазам видно, что он уже обременен алиментами. Завуч ему с порога:

– Вы во сколько мест платите алименты?

– В два, – топчется мужичок.

– Будете еще в одно, но за двоих.

Ой, бойкущие девки, ой, бойкущие.

Нет, про Наташу Ростову надо гораздо раньше изучать. Смещать надо школьную программу в сторону садика. Первый бал Наташи Ростовой. Звон шпор, музыка, сиянье, маменька сзади волнуется, переживает – пригласят – не пригласят.

А наша бойкая девка читает, читает про это и ничего понять не может. У нее первый бал был лет пять назад в подвале пятиэтажки. Там пацаны хомяков разогнали, прорвавшую канализацию заткнули, ящик в центре установили и два часа подряд все курили, курили и нюхали. И потом, кто такой князь Болконский, ну никак нашей девке непонятно. Потому что у нее князь так князь, пацан из соседнего двора Андрюха Конский, недавно освободился. Хороший парнишка. Ему в наследство от бати шесть пачек «Севера» перешло еще по старым ценам. Ну, бал есть бал, потанцевали немного в подвале. Андрюха Конский такой брэйк двинул – все с него так тащились, так тащились. Ну, бал закончился в районном отделении милиции. В общем, есть что вспомнить. Бал сильно понравился.

Ну, а потом у нашей бойкой девки начались там приемы, визиты, выезды за город. В общем, светская жизнь, водоворот симпатий. И как итог, на Андрюху Конского подали на алименты сразу трое. Хотя он берет на себя только двоих. То есть, сейчас парень трудится на заводе. Твердо стоит на ногах и ждет не дождется повестки в армию.

Ой, до чего бойкущи девки. Их бы тоже, что ли, в армию приспосабливать? Чтобы старшина там с ними занимался боевой подготовкой. А то уж шибко бойкие.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации