Текст книги "На краю небытия. Философические повести и эссе"

Наступление катастрофы

Царь был в растерянности. Конечно, он не был стерт этими людьми, произошло своеобразное самостирание. На его примере очевиден феномен вырождения великой династии. Можно ли хоть на минуту вообразить Петра Великого, который прислушивался бы к трусливым нашептываниям бояр и верил страхам своих генералов! Он нашел бы на них управу, и это очевидно. А здесь семьянин оказался сильнее государя. Под давлением Думы и генералов, он полагал, что, отрекаясь, спасает семью. Отрекаясь в пользу сына, царевича Алексея, в последний момент он испугался за больного сына и отрекся в пользу младшего брата Михаила. В результате погибла не только империя, но и семья царя. Как не раз отмечали историки, было три бредовых пункта в этой передаче власти, поддержанной ошалевшей от вседозволенности либеральной Думой. Скажем, Милюков почти каждый день выступал и обвинял царицу, опираясь на западную прессу, повторяя одну и ту же формулу: «что это – глупость или измена?»

1. Не был спрошен Михаил, хочет ли он принять на себя тяжесть царства. Ему Николай отдал трон и царские атрибуты, как мальчишка в песочнице, наигравшись, передает лопатку, совочек и формочки приятелю. А Михаил и вправду не хотел. 2. Император не имел государственного права на отречение в час великой военной опасности для страны. Как его предали генералы и думские депутаты, так он предал Россию. Генералы спохватились, началось белое движение, но было поздно, предательство уже состоялось. 3. И, наконец, как верующий христианин, а мемуары об этом свидетельствуют, он должен был понимать, что помазанник Божий может уйти с поста только в результате смерти.

Я уже упоминал о склонности к суициду людей в моменты массовых волнений. Но ужас был в том, что, избрав толстовский путь непротивления, «династия покончила с собой, чтобы не вызвать кровопролития или, упаси Бог, гражданской войны. <…> И вызвала – худшую, дольшую, но уже без собирающего тронного знамени»[94]94
  Солженицын А.И. Размышления над февральской революцией. Черты двух революций. С. 20.


[Закрыть]. Безумие масс оказалось страшнее безумия тех сумасшедших творцов, о которых писал Чезаре Ломброзо, поскольку безумие масс лишено творческого начала, оно несет только разрушительное начало. Увы, матрица человеческого развития держит основу людского бытия, меняя только внешнюю форму.

Еще не произошло отречение царя, но его враги (не трусливые болтливые думцы, создававшие атмосферу психоза, а левые радикалы, которых никто не принимал всерьез) уже составили 1 марта и опубликовали приказ № 1, позволявший рядовым расправляться с офицерами, в результате армия практически перестала существовать. Был наскоро и безвыборно организован радикалами Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, не подчинявшийся ни царю, ни Думе. Этот совет и стал внешним автором приказа, хотя были и реальные авторы, находившиеся вне страны. Результаты приказа № 1 отлично были поняты вождями революционной демократии. Говорят, что Керенский впоследствии патетически заявлял, что отдал бы десять лет жизни, чтобы приказ не был подписан… Произведенное военными властями расследование «не обнаружило» авторов его. Чхеидзе и прочие столпы Совета рабочих и солдатских депутатов впоследствии отвергали участие свое личное и членов комитета в редактировании приказа. «Наиболее искренним был Иосиф Гольденберг, член Совета рабочих и солдатских депутатов и редактор “Новой Жизни”. Он говорил французскому писателю Сlаudе Аnet: “Приказ № 1 – не ошибка, а необходимость. Его редактировал не Соколов; он является единодушным выражением воли Совета. В день, когда мы “сделали революцию”, мы поняли, что если не развалить старую армию, она раздавит революцию. Мы должны были выбирать между армией и революцией. Мы не колебались: мы приняли решение в пользу последней и употребили – я смело утверждаю это – надлежащее средство”»[95]95
  Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т.1. Москва: Айрис-пресс, 2003. С. 172.


[Закрыть].

Историк русского зарубежья Г.М. Катков писал: «Приказ так и не поставили на голосование, и Исполнительный комитет как таковой ничего о нем не знал, пока его не опубликовали, хотя этот документ и появился за коллективной подписью. Сам Приказ опровергает предположение, что напечатанный текст тождествен коллективному черновику, о котором пишет Суханов. Напечатанный текст краток и строго придерживается сути дела, за исключением одной неуклюжей фразы, отражавшей, очевидно, разноголосицу авторов. Ни Соколов, ни солдаты не могли бы удержаться от неумеренности, типичной для революционного опьянения тех первых дней. Напечатанный же документ сух и сдержан, четкостью стиля напоминает Ленина. По имеющимся сведениям, в тот промежуток времени, который отделял составление Приказа в комнате № 13 Таврического дворца от его опубликования (той же ночью), оригинал несколько часов находился в типографии “Известий”. Более тщательно рассмотрение истории этого документа может служить ключом к уяснению его происхождения. 27 февраля первый подумал о выпуске революционного воззвания Владимир Бонч-Бруевич»[96]96
  Катков Георгий. Февральская революция. М.: Центрполиграф, 2006. С. 392–394.


[Закрыть].

Иными словами, скорее всего это могла быть работа если не самого Ленина, то его группы, работавшей в его стиле. На что он мог рассчитывать? На то, что молодежь, новое поколение быстро забывает прошлое и готово принять любую неожиданную новацию, которая ведет к перевороту существующего порядка мира.

Знаменитая прокламация «Молодой России», составленная радикалами 60-х годов XIX века, призывала к истреблению дома Романовых и всех высших сановников. Но беспощадный враг императора (с момента казни старшего брата) объявил царю дуэль без правил, повторяя идеи «Молодой России». Вот несколько высказываний: «Полоумному Николаю II отрубить голову!»; «…надо отрубить головы по меньшей мере сотне Романовых» (8 декабря 1911 г.); «в других странах… нет таких полоумных, как Николай» (14 мая 1917 г.); «слабоумный Николай Романов» (22 мая 1917 г.); «идиот Романов» (12 марта, 13 и 29 апреля 1918 г.); «изверг-идиот Романов» (22 мая 1918 г.)[97]97
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 21. С. 17; Т. 32. С. 97, 186; Т. 36. С. 85, 215, 269, 362. Члены партии Ленина в ночь на 12 июня 1918 г. расстреляли первого Романова; в ночь на 17 июля 1918 г. расстреляли и зарезали семь Романовых, в ночь на 18 июля того же года сбросили умирать в шахту и расстреляли шесть Романовых, ночью 24 января 1919 г. расстреляли пять Романовых.


[Закрыть] и т. д., и т. п.

Как вспоминал мыслитель Федор Степун, современник происходившего: «Вглядываясь в революции 20-го века, нельзя не видеть, что свойственный им дух утопического активизма связан с молодостью их вождей. Требование русских бунтарей – Бакунина, Нечаева и Ткачева – «долой стариков», бесспорно, сыграло в новейшей истории весьма значительную роль. Для большевистского бунта, как и для фашистских переворотов в Италии и Германии, характерна, впрочем, не только та роль, которую в них играла молодежь, но и сознание этой молодежью своей революционной роли в истории. Причин, объясняющих этот факт, много, и большинство из них налицо. Мне хочется выделить из них лишь одну, быть может, самую глубокую. Я думаю, что молодость особо утопична потому, что она живет с закрытыми на смерть глазами. В так называемые «лучшие» годы нашей жизни смерть представляется нам бледною, безликою тенью на дальнем горизонте жизни, к тому же еще и тенью, поджидающей наших отцов и дедов, но не нас самих. Этим чувством здешней бессмертности и объясняется прежде всего революционный титанизм молодости, ее жажда власти и славы, ее твердая вера в возможность словом и делом, огнем и мечом изменить мир к лучшему – одним словом, все то, что характерно для вождей, диктаторов, героев-революционеров, чувствующих себя не смертными человеками, а бессмертными полубогами»[98]98
  Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся. СПб.: Алетейя, 2000. С. 292–293.


[Закрыть].

Поэт-футурист Хлебников так выразил свое понимание движения мироздания: «Первая заглавная буква новых дней свободы так часто пишется чернилами смерти»[99]99
  Хлебников В. Собрание сочинений: В 6 т. М.: ИМЛИ РАН, 2004. Т. 5. С. 186.


[Закрыть].

Велимир Хлебников

Разумеется, сам поэт не причастен к творившемуся тогда злу. Он просто выразил господствовавшее во взбаламученной стране умонастроение. А оно было вполне антиисторическим и антихристианским. Для сравнения: Христос слышал неслышимый другими голос своего Отца и повиновался ему. Хлебников задает себе и своим словам уровень абсолютного нигилизма по отношению к культуре: «Мы верим в себя, – пишет он в “Трубе марсиан” (1916), – и с негодованием отталкиваем порочный шепот людей прошлого, мечтающих уклюнуть нас в пяту. Ведь мы босы. <…> Но мы прекрасны в неуклонной измене своему прошлому»[100]100
  Хлебников В. Труба марсиан // Хлебников В. Собрание сочинений: В 6 т. М.: ИМЛИ РАН, 2005. Т. 6. Кн. 1. С. 246.


[Закрыть] (разрядка В. Хлебникова. – В.К.). Здесь очевидна внутренняя рифмовка с «ахиллесовой пятой» («уклюнуть в пяту»), иными словами, будетляне выглядят почти гомеровскими героями. И далее он восклицает: «Старшие! Вы задерживаете бег человечества и мешаете клокочущему паровозу юности взять лежащую на ее пути гору. Мы сорвали печати и убедились, что груз – могильные плиты для юности»[101]101
  Там же. С. 251.


[Закрыть]. Можно сказать, что в этих словах звучит неплохо усвоенный Ницше[102]102
  Стоит сравнить: «Живут слишком многие, и слишком долго висят они на своих сучьях. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева все гнилое и червивое!» (Ницше Фридрих. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т. 2. С. 52.


[Закрыть], провозгласивший в своем «Заратустре» приход человека будущего – сверхчеловека. Но, как и многие другие последователи немецкого мыслителя, русский поэт задается практическим вопросом, пытается понять, «как освободиться от засилья людей прошлого»[103]103
  Хлебников В. Труба марсиан. С. 251.


[Закрыть] (это тоже цитата из «Трубы марсиан»). На этот вопрос с успехом ответили и большевики, и нацисты. Конечно, это абсолютно революционный, а не эволюционно-творческий путь. «Борьба с отцами и дедами относится, по существу, к революционной психологии»[104]104
  Степун Ф.А. Пролетарская революция и революционный орден русской интеллигенции // Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 623.


[Закрыть], – писал Федор Степун, рассказывая, как большевики расправлялись с прямыми своими предшественниками.

А что же происходило в искусстве в этот момент? Была замечательная формула в первом манифесте футуристов, «будет-лян», – «бросить Пушкина, Толстого, Достоевского с парохода современности». Не сбросить, а именно бросить. Как хлам, как ненужную вещь. Манифест назывался «Пощечина общественному вкусу».

Питирим Сорокин видит у новых революционеров, лидеров толпы, не только вражду к буржуазии и самодержавию, но ненависть к старым революционерам, которые пролагали путь (вроде Герцена, который своим «Колоколом» будил живых, но разбудил нежить) безумцам, считавшим себя обладателями истины, последнего слова науки, а потому готовым на любое преступление. «По отношению к таким страдальцам за дело революции, как Брешковская и Чайковский, раздавались эпитеты “предатели” и “контрреволюционеры”.

Вскочил Савинков и закричал: “Да кто вы такие, чтобы обращаться к нам подобным образом?! Что вы, бездельники, сделали для революции? Ничего. А эти люди, – указал он на нас, – сидели в тюрьмах, голодали и мерзли в Сибири, не раз рисковали жизнью. Это я, а не кто-нибудь из вас, бросил бомбу в царского министра. Это я, а не вы, выслушал смертный приговор от царского правительства. Да как вы смеете обвинять меня в контрреволюции? Кто вы после этого? Толпа глупцов и бездельников, замысливших разрушить Россию, уничтожить революцию и самих себя!”

Эта вспышка повлияла на толпу. Но, очевидно, все великие революционеры сталкиваются с такой трагической ситуацией. Труды и жертвы их забываются. Их считают реакционными или, как минимум, несовременными.

– Думали ли вы когда-нибудь о себе как о реакционном контрреволюционере? – спросил я Плеханова.

– Если эти маньяки – революционеры, то я горжусь, что меня называют реакционером, – ответил основатель партии социал-демократов.

– Берегитесь, господин Плеханов, – сказал я, – в конце концов вас арестуют, как только эти люди, ваши же ученики, станут диктаторами.

– Эти люди стали даже большими реакционерами, чем царское правительство, так что чего еще мне ждать, кроме ареста? – с горечью ответил он»[105]105
  Сорокин П.А. Дальняя дорога. Автобиография. М.: Моск. Рабочий, ТЕРРА, 1992. С. 91.


[Закрыть].

Георгий Валентинович Плеханов

Победила, однако, языческая и нигилистическая «карамазовщина». Большевики вполне по-карамазовски строили свою деятельность на отрицании, на уничтожении «отцов», звавших к цивилизации страны. Скажем, был отвергнут Лениным еще в начале века даже «отец русского марксизма» Г.В. Плеханов, по воспоминаниям всех очевидцев, подлинный «русский европеец». А после победы Октябрьской революции Плеханов был подвергнут таким унижениям, которые оказались равнозначны убийству. 21 мая 1918 г. Зинаида Гиппиус заносит в свой дневник: «…Умер Плеханов. Его съела родина… Он умирал в Финляндии. Звал друзей, чтобы проститься, но их большевики не пропустили. После Октября, когда “революционные” банды 15 раз (sic!) вламывались к нему, обыскивали, стаскивали с постели, издеваясь и глумясь, – после этого ужаса, внешнего и внутреннего, – он уже не поднимал головы с подушки. У него тогда же пошла кровь горлом, его увезли в больницу, потом в Финляндию… Его убили те, кому он, в меру силы, служил сорок лет»[106]106
  Гиппиус З.Н. Современная запись. 1914–1919 гг. // Мережковский Дмитрий. Больная Россия. Л., 1991. С. 230–231.


[Закрыть].

Что можно противопоставить этому безумию? Лекарству этому уже по меньшей мере две тысячи лет. Вспомним слова апостола Павла: «Мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их» (1 Кор. 3, 19). Иными словами, революционеры, делавшие революцию, заставлявшие отречься царя, разваливавшие армию и государство полагали, что они строят «мир сей», но такое строительство есть безумие перед Богом. Спокойно констатирует Степун: «Как безвыходна была бы история человечества, если бы она почти 2000 лет тому назад не осветилась бы светом христианства. Отменив богооткровенною истиною все “только” человеческие мудрствования и навеки победив тишайшею тайною Вифлеемской ночи все титанические замыслы безбожного самоуправства, христианство призвало всех нас, юных и старых, здоровых и больных, богатых талантами и нищих духом к столь великому преображению мира, перед которым распадаются в прах самые смелые мечты о революционном переустройстве человеческой жизни. Не потерять даже и в наши дни веры, что всех борющихся между собою “героев” в конце концов победит Бог, не так трудно, как оно на первый взгляд кажется. Чтобы не соблазниться всемогуществом зла, надо лишь понять, что истина побеждает и там, где отрицающая ее ложь, пытаясь на свой лад строить нашу жизнь, изо дня в день только разрушает ее»[107]107
  Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся. СПб.: Алетейя, 2000. С. 292–293.


[Закрыть].

Самое главное отречение от прошлого есть отречение от христианства. Это прозвучало даже в стихах великого поэта Блока:

 
А вон и долгополый
Сторонкой за сугроб.
Что́ нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как, бывало,
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?..
 

Ю. Анненков Иллюстрации к поэме «Двенадцать».

«Клячу истории загоним!» – писал Маяковский. Пришла война, в искусстве возник модерн, который, по выражению Маяковского, писал войной. Потом постмодерн, но к нормальному христианскому разуму так и не вернулись. «Можно не писать о войне, но надо писать войною!», – утверждал Маяковский в 1914 г. в статье «Штатская шрапнель». Это безумие, которое уже не знало границ.

В сомнамбулическом бреду массы совершают губительные для себя и страны поступки. Потом появляется реальный безумец, который ведет всех к своей безумной цели, навевая им «сон золотой». К правде святой не дошли, так теперь следуют за безумцем. С легкой руки Горького в пьесе «На дне» (1902) устами актера, процитировавшего этот стих Беранже, эти строчки в каком-то смысле определили умственное состояние эпохи.

Безумцы

 
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
 

Беранже/Курочкин

К правде святой дороги не нашли, но появился безумец, который навеял сон золотой, назвав его научной истиной по Марксу. Наука ведь – истина мира сего. И толпа пошла за ним. «По целому ряду сложных причин заболевшая революцией Россия действительно часто поминала в бреду Маркса; но когда люди, мнящие себя врачами, бессильно суетясь у постели больного, выдают бред своего пациента за последнее слово науки, то становится как-то и смешно, и страшно»[108]108
  Степун Ф.А. Мысли о России. Очерк VI (Большой смысл и малые смыслы. Коммунистическая идеология и современная литература. Эмигранты и большевики) // Степун Ф.А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 283.


[Закрыть]. Ленин полагал, что учение Маркса всесильно, а потому рассчитано на века. Более того, с победой марксизма история мира сего завершится. А потом наступит царство свободы, когда времени не будет. Но время есть, пока есть Бог, история длится. Очевидно, прав Василий Розанов: «Евангелие бессрочно. А все другое срочно – вот в чем дело»[109]109
  Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй // Розанов В.В. Сочинения. Т. 2. М.: Правда, 1990. С. 611.


[Закрыть]. Но бред о конце истории был, и имя Маркса наполнилось невиданными энергиями. Социалистическое дело – разумно, считает Степун, а здесь, в России, произошло противное разуму: «Вся острота революционного безумия связана с тем, что в революционные эпохи сходит с ума сам разум»[110]110
  Степун Ф.А. Религиозный смысл революции // Там же. С. 386.


[Закрыть]. И Ленин не был ученым, каким безусловно был Маркс, Ленин «был характерно русским изувером науковерия»[111]111
  Степун Ф.А. Мысли о России. Очерк IX // Там же. С. 347 (курсив Степуна).


[Закрыть].

Главный безумец или конец иллюзий

«Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало, настоящих буйных мало, вот и нету вожаков», – слова Высоцкого надо бы выбить на плите, посвященной Октябрю. Массы безумны и ждут вождя из сумасшедших. Еще раз только подчеркну, что безумцы считают себя здоровыми, их можно угадать только со стороны.

Первым увидел в Ленине «прирожденного преступника», который не остановится ни перед чем и выполнит все затаенные желания массы, великий русский писатель Иван Бунин. Бунин говорил, что большевики убили чувствительность. Мы переживаем смерть одного, семи, – писал он, – допустим, труднее сопереживать смерти семидесяти, но когда убивается семьдесят тысяч, то человеческое восприятие перестает работать. Он писал: «Это Ленины задушили в России малейшее свободное дыхание, они увеличили число русских трупов в сотни тысяч раз, они превратили лужи крови в моря крови, а богатейшую в мире страну народа пусть темного, зыбкого, но все же великого, давшего на всех поприщах истинных гениев не меньше Англии, сделали голым погостом, юдолью смерти, слез, зубовного скрежета; это они затопили весь этот погост тысячами “подавляющих оппозицию” чрезвычаек, гаже, кровавее которых мир еще не знал институтов, это они <…> целых три года дробят черепа русской интеллигенции»[112]112
  Бунин Ив. Несколько слов английскому писателю // Бунин Ив. Великий дурман. М.: «Совершенно секретно», 1997. С. 69–70.


[Закрыть].

Самое интересное, что Бунин не выделяет особенно Ленина из этой череды разбойников, хитровцев и босяков, он тот самый, кого и ждала эта масса. Степун замечал: «Как прирожденный вождь он инстинктивно понимал, что вождь в революции может быть только ведомым, и, будучи человеком громадной воли, он послушно шел на поводу у массы, на поводу у ее самых темных инстинктов. В отличие от других деятелей революции, он сразу же овладел ее верховным догматом – догматом о тожестве разрушения и созидания и сразу же постиг, что важнее сегодня, кое-как, начерно, исполнить требование революционной толпы, чем отложить дело на завтра, хотя бы в целях наиболее правильного разрешения вопроса. На этом внутреннем понимании зудящего “невтерпеж” и окончательного “сокрушай” русской революционной темы он и вырос в ту страшную фигуру, которая в свое время с такой силою надежд и проклятий приковала к себе глаза всего мира»[113]113
  Степун Ф. Мысли о России. Очерк IX // Степун Ф.А. Сочинения. С. 342


[Закрыть].

Федор Августович Степун

Замечу, что о жестокости Ленина поначалу (до создания советского мифа для детей о добром дедушке Ленине) говорили его соратники не только не стесняясь, но одобрительно. Скажем, Троцкий вспоминал о реакции Ленина на отмену смертной казни солдат-дезертиров: «Вздор, – повторял он. – Как же можно совершить революцию без расстрелов? Неужели же вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? Какие еще есть меры репрессии? Тюремное заключение? Кто ему придает значение во время гражданской войны, когда каждая сторона надеется победить?»[114]114
  Троцкий Л.Д. О Ленине // Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М.: Политиздат, 1990. С. 213.


[Закрыть]

Иван Алексеевич Бунин

Рождался страшный мир, и рождался он страшно. Поэтому продолжу. Чтобы достигнуть огромной власти, писал Бунин, нужна «великая ложь, великое угодничество, устройство волнений, революций, надо от времени до времени по колено ходить в крови. Главное же, надо лишить толпу “опиума религии”, дать вместо Бога идола в виде тельца, то есть, проще говоря, скота. Пугачев! Что мог сделать Пугачев? Вот “планетарный” скот – другое дело. Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек – и все-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди дня спорят, благодетель он человечества или нет? На своем кровавом престоле он стоял уже на четвереньках; когда английские фотографы снимали его, он поминутно высовывал язык: ничего не значит, спорят! Сам Семашко брякнул сдуру во всеуслышание, что в черепе этого нового Навуходоносора нашли зеленую жижу вместо мозга; на смертном столе, в своем красном гробу, он лежал, как пишут в газетах, с ужаснейшей гримасой на серо-желтом лице: ничего не значит, спорят! Соратники его, так те прямо пишут: “Умер новый бог, создатель Нового Мира, Демиург!”»[115]115
  Бунин Ив. Миссия русской эмиграции // Бунин Ив. Великий дурман. С. 132.


[Закрыть]

Поразительно, что безумным его называл поначалу лишь Плеханов в связи с так называемыми «апрельскими тезисами», текст которых он увидел как парафраз чеховской «Палаты № 6». Действительно, перевод мировой войны в гражданскую, о которой мечтал и осуществил главный большевик, – это почти вампирическое упоение реками крови, которые должны пролиться. Сам Ленин, по воспоминаниям сестры, прочитав повесть Чехова, почувствовал себя запертым в этой палате, выскочил на улицу и бегал по улицам. Продолжая игру с этой темой, можно вообразить вырвавшегося из палаты № 6 и всю Россию поместившего в эту палату, где сторож Никита жестоко избивал больных. Небольшая цитата с последней страницы: «Никита быстро отворил дверь, грубо, обеими руками и коленом отпихнул Андрея Ефимыча, потом размахнулся и ударил его кулаком по лицу. Андрею Ефимычу показалось, что громадная соленая волна накрыла его с головой и потащила к кровати; в самом деле, во рту было солоно: вероятно, из зубов пошла кровь. Он, точно желая выплыть, замахал руками и ухватился за чью-то кровать, и в это время почувствовал, что Никита два раза ударил его в спину. Громко вскрикнул Иван Дмитрич. Должно быть, и его били».

Как оценивал Ленина Морис Палеолог: «Утопист и фанатик, пророк и метафизик, чуждый представлению о невозможном и абсурдном, недоступный никакому чувству справедливости и жалости, жестокий и коварный, безумно гордый, Ленин отдает на службу своим мессианистическим мечтам смелую и холодную волю, неумолимую логику, необыкновенную силу убеждения и уменье повелевать.

Судя по тому, что мне сообщают из его первых речей, он требует революционной диктатуры рабочих и крестьянских масс; он проповедует, что у пролетариата нет отечества, и от всей души желает поражения русской армии. Когда его химерам противопоставляют какое-нибудь возражение, взятое из действительности, у него на это есть великолепный ответ: «Тем хуже для действительности». Таким образом, напрасный труд хотеть ему доказать, что, если русская армия будет уничтожена, Россия окажется добычей в когтях немецкого победителя, который, вдоволь насытившись и поиздевавшись над ней, оставит ее в конвульсиях анархии. Субъект тем более опасен, что говорят, будто он целомудрен, умерен, аскет. В нем есть, – каким я его себе представляю, – черты Савонаролы, Марата, Бланки и Бакунина»[116]116
  Палеолог Морис. Царская Россия накануне революции. М.: Политиздат, 1991. С. 431–432.


[Закрыть].

Власть же, речь о Временном правительстве, продолжала разваливаться. Наблюдательный француз пишет: «Отставка Гучкова знаменует ни больше, ни меньше, как банкротство Временного правительства и русского либерализма. В скором времени Керенский будет неограниченным властелином России… в ожидании Ленина»[117]117
  Там же. С. 466.


[Закрыть].

И Ленин пришел.

И народ в нем увидел искомого буйного, который свое безумие укладывал в разумные слова, ибо смысл ленинских речей «заключался не в программе построения новой жизни, а в пафосе разрушения старой.

Многочисленные враги Ленина чаще всего рисуют его начетчиком марксизма, схоластом, талмудистом, не замечая того, что, кроме марксистской схоластики, в Ленине было и много бакунинской мистики разрушения. Быть может, Ленин был на Съезде единственным человеком, не боявшимся никаких последствий революции и ничего не требовавшим от нее, кроме дальнейшего углубления. Этою открытостью души навстречу всем вихрям революции Ленин до конца сливался с самыми темными, разрушительными инстинктами народных масс. Не буди Ленин самой ухваткой своих выступлений того разбойничьего присвиста, которым часто обрывается скорбная народная песнь, его марксистская идеология никогда не полонила бы русской души с такою силою, как оно, что греха таить, все же случилось. <…> В июне 1917-го года мало кому было ясно, насколько легче революции входят в логику своего безумия, чем в разум своей истины»[118]118
  Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся. СПб.: Алетейя, 2000. С.383–385.


[Закрыть].

Просто безумие выступало под маской разума – с уверенностью безумия. Как не раз отмечалось в психиатрической литературе, безумцы считают себя вполне здоровыми. Более того, они вполне ориентированы на публику, к которой они обращаются, причем обращаются голосом повелителя. Но в чем сила безумия? Об этом жестко и точно сказал старый мудрец Лев Толстой, сам безумный в своей анархистской программе, но к концу жизни избавившийся от многих своих иллюзий, от своего сумасшествия. В своем дневнике от 27 июня 1910 года Лев Толстой записал: «Сумасшедшие всегда лучше, чем здоровые, достигают своих целей. Происходит это оттого, что для них нет никаких нравственных преград, ни стыда, ни справедливости, ни даже страха»[119]119
  Толстой Лев. О безумии // https://royallib.com/book/tolstoy_lev/o_bezumii.html


[Закрыть]. Я бы добавил: самое ужасное, что они уверены в справедливости своих слов и действий, поэтому не имеют преград.

Скажем, Гитлер абсолютно был уверен в правоте своих идей, но при этом вполне учитывал психологию масс, когда писал в «Mein Kampf», что психика широких масс совершенно невосприимчива к слабому и половинчатому, что масса больше любит властелина, чем того, кто у нее чего-либо просит. Он был уверен, что масса чувствует себя более удовлетворенной таким учением, которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели допущением различных либеральных вольностей. Большею частью масса не знает, что ей делать с либеральными свободами, и даже чувствует себя при этом покинутой.

Адольф Гитлер

Строго говоря, Ленин в своем отношении к массе мало отличался от немецкого лидера. Уже после победы Октябрьской революции он тоже попытался сформулировать эту проблему, уходя от марксистских догм, а именно проблему: масса – класс – партия – вождь, понимая в конечном счете, что речь идет о борьбе за новую реальность, за массу: «Пока речь шла (и поскольку речь еще идет) о привлечении на сторону коммунизма авангарда пролетариата, до тех пор и постольку на первое место выдвигается пропаганда; даже кружки, имеющие все слабости кружковщины, тут полезны и дают плодотворные результаты. Когда речь идет о практическом действии масс, о размещении – если позволительно так выразиться – миллионных армий, о расстановке всех классовых сил данного общества для последнего и решительного боя, тут уже с одними только пропагандистскими навыками, с одним только повторением истин “чистого” коммунизма ничего не поделаешь. Тут надо считать не до тысяч, как в сущности считает пропагандист, член маленькой группы, не руководивший еще массами; тут надо считать миллионами и десятками миллионов»[120]120
  Ленин В.И. Детская болезнь левизны в коммунизме // Ленин В.И. П.с.с. Т. 41. С. 79.


[Закрыть]. И жалеть единиц немыслимо при такой установке.

Ленин и Троцкий с массами

Если Христос обращался к каждому, говоря, что в доме Отца Его всем есть место для жизни вечной, то Ленин в принципе уничтожал шанс на жизнь у каждого, не жалея никого, особенно тех, кто хорошо ли, плохо ли проповедовал слово Христа. Перечислять все ленинские грубости, вроде того, что «боженька» – это «труположество», приказы о расстрелах священников не буду. Слишком много заняло бы это места. Но не могу не привести его секретное письмо Политбюро от 19 марта 1922 года, оно очень впечатляюще: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету. <…> На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше»[121]121
  Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 190–193.


[Закрыть].

И далее бывший юрист предлагает узаконить террор: «…Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас»[122]122
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 190


[Закрыть]. Впрочем, история хитра и мудра. Труположество все же случилось. Труп самого Ленина уложили в специально построенный мавзолей, где его труп наполнялся демоническими энергиями, окормляя ими народ и страну.

В заключение стоит вернуться к судьбе императора.

Была дуэль Ленина и царя. Ленин царя убил. Но не по Чехову, дьякона, чтоб остановить стрелявших, не нашлось.

«…Следующий мой приезд в Москву выпал уже после падения Екатеринбурга. В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:

– Да, а где царь?

– Конечно, – ответил он, – расстрелян.

– А семья где?

– И семья с ним.

– Все? – спросил я, по-видимому, с оттенком удивления.

– Все! – ответил Свердлов, – а что?

Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил.

– А кто решал? – спросил я.

– Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях»[123]123
  Троцкий Лев. Дневники и письма. М: Изд-во гуманитарной литературы. 1994. С. 118.


[Закрыть].

И императора, и его семью убили по-бандитски, по-пугачевски, в подвале, словно в подворотне зарезали. Если же мы еще раз вспомним о семейной метафизической дуэли, то месть младшего брата семейству Романовых, особенно последнему, слабому и жалкому, была жестока и беспощадна.

Трудно удержаться, чтобы в заключение не сослаться на понимание природы революции Гоббсом, увидевшем ее наднациональный смысл: «В самом деле, если христиане не считают своего христианского суверена пророком Господним, то они должны или принимать собственные сны за пророчества, которыми они предполагают руководствоваться, а мечты своего сердца – за Дух Божий, либо позволять руководить собой какому-нибудь иностранному государю или некоторым из своих сограждан, которые, не предоставляя других чудес в подтверждение своего призвания, кроме иногда необычайного успеха и безнаказанности, могут клеветой на правительство вовлечь христианских подданных в мятеж, этим путем разрушить все законы божеские и человеческие и, опрокинув всякий порядок и правительство, ввергнуть общество в первоначальный хаос насилия и гражданской войны»[124]124
  Гоббс Томас. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. С. 335–336.


[Закрыть]. Так и случилось в России, а далее потребовалось по меньшей мере столетие, чтобы выйти из хаоса безумия и вернуться в историю.

Ленин в «Государстве и революции», трактате, написанном перед Октябрем, повторил формулу Льва Толстого о необходимости тотального разрушения всех структур «старого мира». Это парафраз «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим. До основанья, а затем. Мы наш, мы новый мир построим… Кто был ничем, тот станет всем». Были и сомневающиеся. Скажем, Бердяев в статье с вызывающим названием «Была ли в России революция?» писал: «Г. Ленин счел возможным заявить, что в конце февраля в России была революция буржуазная, свергнувшая царизм, а в конце октября произошла революция социалистическая, свергнувшая буржуазию, т. е. процесс, который у западных передовых народов совершается столетия, в отсталой России произошел в несколько месяцев»[125]125
  Бердяев Николай. Духовные основы русской революции. М.: Хранитель, 2006. С. 94.


[Закрыть]. Произошло восстание масс вопреки марксистской науке, а во главе восстания, как и предсказывал Лебон, встал безумный вождь.