Текст книги "Стояние в молитве. Рассказы о Святой Земле, Афоне, Царьграде"

Монастырь святого Феодосия

Сумерки совсем. Костница. Мужчина светом из окошечка мобильника освещает пространство. Черепа, черепа. Слева, справа по стенам. У алтаря два желтых черепа на подставке. Монах: «Их носим во время службы. На черепах некоторых проявляются кресты». То есть жизнь их продолжается. Лампада алого цвета, огонечек как звездочка. Уходил, оглядывался. Все ушли, еще постоял. Приложился. Запах полыни.

Мальчишки настоятельно требуют «ван доллар». У нас и рублю нищие рады. Дал одному рубль. «Сувенир!» – восклицает он, но все-таки просит доллар. Конфету дал маленькому. Он побежал, у него ее отобрал другой, у другого третий. Естественный отбор. Отскакивают просители, когда на них направляют камеру.

Ветер. Носятся и листья, и мусор в воздухе. И вдруг это напомнило одну из Страстных Суббот, когда приехал в свое Никольское. Очередища освящать куличи была от автобусной остановки. Топил баню. Вышел из предбанника, а до того было дождливо и полутемно. Тут небеса посветлели, приблизились, и стали сыпаться крупные хлопья белого снега. Еще и солнце засияло, ну! И церковь наша заневестилась под этой снежной фатой.

Оказывается, анчар – это плодоносящее дерево, на нем зреют… содомские яблоки, вот как. Жена Лота окаменела от наказания. Хемор – глина, отсюда – керамика. Трупы в ней, соответственно, окаменевают, сохраняются как в вечной мерзлоте. О мерзлоте это я за гида домыслил. Едем вдоль Мертвого моря.

«Цель – восстановить гармонию ветхозаветного мира». Это гида изречение. Как восстановить? Без Христа? И чего они восстановят?

От моря – к Хеврону. Дорога патриархов. Гид о расставании отцов и детей. Плакали. Господь с Иисусом Навином допустил в землю обетованную только детей. Кстати, три юноши, которых Авраам принимал под дубом, шли для образумления жителей Содома. И в Хевроне было развратно, но ради Авраама сохранился дуб.

Что писать, все знают – усох дуб. Зеленела последняя веточка в 1996-м. Росточки появились. Больше и меньше. Больший назван Авраамом, тот, что поменьше, – Саррой.

Араб продает желуди, показывает на остатки дуба и на них, говорит: «Бэби, бэби».

Гробницы. Влез и вылез. Три яруса. Грабили, было что грабить. Но заметили, что гробокопатели гибли, поняли – Божий гнев, перестали.

В гробницу пророков нас не пустили – режим. Говорят, что отсюда под землей ходы и в Иерусалим, и в Вифлеем.

Евреи создали государство, но светское. Такие держатся только законом. Не заветы выполнять, а жить хорошо хочется. Не того Бог хотел от избранных. Узнал, что талмудические евреи ходят в черных шляпах, ветхозаветные – в ермолках, остальные – так называемый авангард.

Авдат – город, растворенный пустыней. «Высокое разрушается, низкое заполняется». Ссылки на афоризм гид не дал. Вокруг холмы и впадины. Поверить, что тут вот взгорбилось, а тут осело без чьей-то воли и плана, трудно. Что-то на что-то стало походить. «Геотектонические сдвиги не позволяют быть однозначному умозаключению». Изысканно, однако. Говорит о караванах. Тут ссылка на Флавия, что надо вокруг каравана неделю скакать. По десять тысяч верблюдов, и все нагруженные.

Авдат

Развалины. Кто разрушил? Что спрашивать, тут было кому разрушать.

Михвар, Иродион, Моссад – последние крепости иудеев. Тит, войска обложили. Крепость Ирода на Мертвом море долго держалась. Но поняли – конец. И что сделали? Воины сами убили всех женщин, детей, жен, матерей, осталось их десять. Бросили жребий. Выпало одному. Он заколол девятерых, под конец и себя. От этого места название израильских спецслужб – Моссад.

Берега моря будто в наледи, будто в белом прибое. Это соль. Всюду теплицы, которые здесь лучше назвать холодицы, они спасают растения от жары. Вспомнишь тут дымящие в полярной ночи «крейсеры» Магадана. Там-то теплицы.

Ущелье, из которого выходит Кедрон. Далее – оазисы. И вот – Кумран. Кумранские свитки. Проскакиваем. Брошенные иорданские казармы. Все время справа мыльные воды Мертвого моря. Светлая полоса на середине – Иордан.

Едем. Какой разный небосклон! Даже потерял ощущение сторон света. От усталости сумеречное состояние, свет приглушенный, слабо-желтые склоны, зеленые кусты, взрывы красного – кусты цветут, вдали ровные ряды плантаций финиковых пальм.

Иаков боролся с Богом. Зачем?

Звенят слова: Бархаба, Маккавеи, землетрясения, колонна придавила, госпитальеры…

Оказывается, «пустынцы» здешние и не хотят дождя, он несет соль на поле, которое потом надо вновь опреснять. Хватает ночных рос.

К Иордану от Иерихона. Сбрызнуло. Освеженная зелень, легко дышать, не хочется в автобус, в искусственно охлажденный воздух. Водитель: «Холодно. Может, повернуть?» Да как это можно!

Каждый день бесконечен. Как вместить – утром служба в храме миссии, Иерихон, дорога к Иордану, и служба будто была в прошлой жизни. Замечал часто, что здесь непонятно как живет пространство. То до какой-то горы кажется очень далеко, а вот она уже рядом. Что это? Забылся я или что? Нет, сидел, смотрел, слушал, а гора уже рядом. За минуты.

Омовение под дождем. Милостив Господь!

И каждый раз не надеешься, что еще тут побываешь. И каждый раз так не хочется уезжать. И каждый раз вспоминаешь, что тут было в предыдущие приезды. В Кане, конечно, вино все покупают. Но оно, увы, не по слову Христову создано, а по корысти. Запах и цвет, даже и вкус соблюдены, но ненадолго. Свежего хлеба купил, вот чем запомнил Кану. Греки, Бог им судья, даже и церковь не открыли, требуют, чтоб вино покупали у них. Так бы и было, но оно у них дороже. А из группы уже кто-то заскочил в лавочку и, конечно, оповещает экономную братию о меньшей цене на то же самое вино.

Назарет – выводится (гид) из иврита – молодой побег. Площадь, где хотели отгрохать мечеть, рядом с огромным куполом францисканцев, пока не застраивается. Хотя мусульмане справедливо отвечали на запрещение тем, что, если вы хотите сохранить облик города времен Христа, уберите свой музей.

И верно: въехавший в Назарет западный, вспучившийся над городом храм – сплошь эклектика, сплошной космополитизм – дары отовсюду. Лепка, картины – все вызывает не молитву, а лишь желание поглядеть.

Мусульмане хотели вознести свой минарет выше креста. Их мечту, кстати, осуществили в Москве на Поклонной горе. Языческая богиня Церетели вздета на бетонную иглу гораздо выше храма Георгия Победоносца.

В Назарете Иисус не сотворил чудес по неверию жителей. Его же помнили как Сына Марии и Иосифа. Нет пророка в своем Отечестве. Это мы множество раз проходили в своей России. Всегда лучшие умы всем все предсказывают, и никогда их не слушают. Вообще сейчас (и так издавна) Назарет приводится в пример как город веротерпимости. Гид совершенно неправильно употребляет слово «толерантность». Толерантность – это опасное привыкание организма к заразе. Мы толерантны к протестантам? Очень зря.

Источники

Конечно, счастье, что стоит в Назарете наш православный храм, причем именно над источником Девы Марии. А ведь я еще помню, когда пускали вниз, по ступеням, к самому источнику. Такого освежения, такой встряски чувства молитвы испытать ли еще? Тогда прибежал вперед всех, торопливо поставил свечу и, восторженно крестясь, сдерживая себя, сошел к воде. Боже мой, это тут архангел Гавриил возвестил о скором рождении Спасителя Деве Марии! Кружка, помню, была металлическая, на белой цепочке. Мелькнули в голове бедные наши полустанки с баками кипяченой воды и с такими же кружками. Пил воду и обливался. Вначале голову, а потом остальное. Освеженный, и счастливый, и мокрый стоял сзади всех на молебне. А когда он кончился и поехали дальше, я уже весь обсох. И было ощущение чистоты одежды и легкости тела.

Источник Девы Марии в Назарете. Василий Поленов. 1882 г.

Ведь это же со мной было, Господи, слава Тебе!

Тут же запишу про еще один источник Божией Матери. Жил в Горней и бегал умываться к нему. Прямо всю голову макал, такой восторг! Но особенно помню, как ходил пешком к источнику Иоанна Крестителя, к католическому монастырю, к пещере, в которой он был младенцем. Они скрывались от воинов Ирода, уже знали, что всех младенцев убивают. Бежали ночью. Боже Ты мой! Пустыня, шакалы кричат, не просто кричат, а так воют, что содрогаешься. Ветер хамсин несет такую пыль, что проникает сквозь любые ставни. Ночью холод, днем жарища такая, что дышать нечем. И этот богоносный малыш один-одинешенек. А олениха, питающая молоком, ангелы, обучающие Писанию? Нет, слаб я, не проникну в Божию премудрость. Просто верую и исповедую, что так и было. Отец, убитый «между церковию и олтарем», умершая мать, Иоанн один. С Богом.

«Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще». Тут искать ответ.

Да, эти незабываемые дороги до источника. Да какие дороги – тропы и заросли. Ведь не терпел зигзагов, казалось, близко напрямую. Да и монахини говорили, что иногда ходят напрямую. Торопливо шел, как говорят в Вятке – впробегутки. Склоны, овраги, камни. Боялся, помню, змей. Слаб верой, еще не дорос до изреченного, «на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия».

Прибегал, и вот – счастье – был один-одинешенек у источника и пещеры. А один раз не успел до закрытия. И что? И конечно, нашел, где перелезть ограду.

А первый раз – я же не знал – принял за источник прудик у пещеры. Он очень глубокий. Декоративен, обведен мрамором, в нем цветущие водяные растения и крупные разноцветные рыбы. Это я все потом разглядел. А тут прибежал разгоряченный, приложился к образочку в пещере, разделся и ухнул в этот красивый водоем. Дна нет. Хорошо, умею плавать. Как-то выбрался. Потом разглядел и рыб, и то, что рядом лестница к источнику. Но лето, все заросло, немудрено, что не заметил. А вода в источнике показалась самой холодной изо всех источников Святой Земли. Так отрадно!

А Овчая купель? Уж выдам секрет. В ней нет погружения, да и воды никакой не видно. Но надо знать. Когда экскурсию (группу) ведут прямо и направо, надо потихоньку отстать и идти прямо и налево. Потом вниз по красным разбитым спускам. Там металлическая ограда. Может, нехорошо, но надо и ее преодолеть. Вреда ей не причинишь – железная. Там ступени, по ним осторожно вниз, там полумрак, там – вот и она – целебная влага. Замри – и услышишь тихие звуки. То не ангел «возмущаше воду», то музыка капели. Капли падают из разных мест, и от этого на воде узорные блики. Стоять бы тут, читать Писание, молиться. Но когда? Надо бегом-бегом раздеваться, опять же перекарабкиваться еще через одну решетку и входить в евангельские воды. Один раз было по пояс, другой раз по щиколотку. Опускаешься на колени, пытаешься понять, где восток. Но тут везде святое счастье прозрения, счастье исцеления.

Овчая купель. Ян Ционглинский. 1885 г.

Источник святой равноапостольной Марии Магдалины. Всегда был то огорожен, то безводен, а сейчас – какая благодать! Стоишь над ним, он темен и зеркален внизу, и в нем идут облака. Слава Тебе, Господи!

Недалеко и родоновый горячий источник. Это уже курорт. Маленькие рыбки щиплют волоски на ногах, думают – трава.

А Елисеевский поток? Спасибо матушке, подсказала, где он. Он в частном владении, и понятно, что не очень-то хозяев радует наплыв людей. Но они люди добрые и матушку любят. Поток льется в бетонном желобе, вода вкуснейшая. Надо раздеться и лечь в него, лечь и Бога славить за счастье такого омовения.

Уж доскажу и еще про один источник, про купель Силоамскую. Около нее, сколько помню, идут раскопки града Давидова. Где-то же тут обломки столпа Силоамского, под которым были погребены восемьдесят человек. «За что? Разве они были в чем виноваты, виноватее нас?» – «Нет, но, если не покаетесь, то же будет с вами». Подошла еврейка. Археолог из Новосибирска. Курит. Просто поговорить подошла. «Тут у меня и мама, и работа, но без русского языка тоскую».

А источник без подсказки вряд ли найдешь. Но заслышишь вдруг радостные детские крики, перекрывающие рев машин, и понимаешь – тут. Это начальная школа, она как раз над источником. Владеют им гостеприимные арабы. Вниз по ступенькам, подальше в темноту расщелины, по металлическим острым решеткам, там уступ, на который складываешь одежду, и вот ты в Силоамской, по слову Господа исцеляющей купели.

Еще успеешь и к группе присоединиться, и на раскопки воззреть.

И всегда слышу совет, и уже и сам его даю: «Всегда молиться». – «И все?» И все. Да, и все. И разогреется сердце, и услышит тебя Господь. Ведь входим в храм как неживые, как на ходулях. Замотаны дорогой, торопливостью, особенно мыслями о земном. Молиться. Только не мучить себя, не ругать себя, не ждать результата. Молиться, и все.

И не считать, что твоя молитва здесь, в Святой Земле, более доходчива, чем молитва сверстника-старика в деревенском храме. Дело в силе веры. Я и за этого старика молюсь. И за нашего батюшку и его семью, и за прихожан на родине, за всех. Услыши молитвы наши, Господи! Помоги нам, Господи!

Особенно молюсь за одну семью. Уже и дети есть, уже и в школу старший пошел, а всё не венчаны. Ну как же не понимают, прямо беда, что ради детей надо под венец. Нельзя детям в родительском грехе расти.

Да, вспомнил читанное о преподобном Кукше. Именно в Силоамскую купель он упал, теснила толпа, когда совсем молодым был в Иерусалиме. А первой попасть в источник мечтала женщина, не имевшая детей. По преданию, женщинам после омовения прежде всех Господь даровал детей. И над молодым иноком смеялись – дети будут. А у него и было потом множество духовных чад. Выселенный с Афона, когда греки старались, пользуясь смутой имяславцев, побольше наших монахов убрать со Святой Горы, Кукша много перестрадал. Умирал в преклонном возрасте. Он же еще и в тюрьме сидел, был на лесоповале. Раз увидел – за колючей проволокой – повар с кухни нес обед охранникам. Кукша сказал ворону: «Ворон носил Илие хлеб, принеси и мне хоть кусочек». И ворон принес страдальцу пирог, уронил его рядом на снег.

Преподобный Кукша Одесский (Величко)

Люди-голуби

Так я называю паломников. Цитирую из Даля: «Паломничество встарь было в общем обычае». Насильственно прерванное, оно возродилось и разрастается, как дерево из благодатной почвы. Даже и дуб в Хевроне возрождается. Нам ли унывать? Благую весть несут люди-голуби, прилетавшие в Святую Землю и разлетающиеся по всем пределам России.

Слово паломник производится от слова пальма. Ветвями пальмы выстилали последний земной путь Христа поверившие в Него. Но слово пальма имеет и латинские корни, напоминающие голубя. Палома, палумба. Вспомним песню юности «О голубка моя!» – «Ля палома, адью!»

Люди-голуби одушевляют и оживотворяют Святую Землю. Нет их – и Святой Земли не доищешься. Останутся одни жующие и обвешанные кино– и фотоаппаратурой туристы.

Замена веры в Бога верой в науку тупикова и губительна. Где та смоковница, хотя б кусочек коры от нее, засохшая по слову Спасителя? Не этим ли сказано – науки и пышны и зеленеют, а плодов нет? Кажется, у Василия Великого (проверить) о светских науках: это – листья, Богословие – плоды. Философия еще бы на что-то годилась, если б объясняла первичность Духа, слова Божия.

Даже и общественные движения обречены, если они без веры в Бога. Уж я-то нагляделся на десятки движений, фондов, партий, ассоциаций, объединений, где они все? Крапивой заросли. И все новые и новые появляются, пузырятся и лопаются. То-то радости врагу нашего спасения.

Святые ветхозаветные: Илия, Моисей, Соломон, Елисей, где их мощи? Были все они земные люди, такие, как мы. Только жизни праведной, за что и прославил Господь. И не просто были, продолжали жить после ухода с земли. На Фаворе пришли к Иисусу Илия из рая и Моисей из ада. Но мощей их для нашего им поклонения нет. Господь утаил. Так надо.

Помню, ходил у стен Старого города старый еврей, говорил всем, что он царь Давид. Подавали.

Мелькнуло место, у которого давно уже стоял больной ослик. «Выгнали, не прокормить. Ветеринар дороже ослика». Через день ослик уже был мертвым, и на нем прыгали вороны. Еще через сутки – лежали на этом месте кости.

Да, памятник пророку Давиду поставил московский Фонд святителя Николая. И что? Уже залили краской, отбили нос. Не хотят, не по ним реалистическое изображение. Но как же ветхозаветное: «по образу и подобию»?

Вечер в гостинице

Пораньше вернулись. В автобусе у стен Старого города нырнули в тоннель, выскочили – снова стены. «Да созиждутся стены Иерусалимския». Конечно, не эти стены, наши стены иерусалимские – молитвенные, те, что созидаем сами вокруг себя для защиты от стрел лукавого. Эти – XVI века, возведенные повелением Сулеймана Великолепного. Читал ли он пятидесятый псалом?

Мелькнула мельница. Кто-то: «Уже тут казино».

Туристы: щелк, щелк! шоп, шоп! И все дела.

Площадь Святого Вавилы. Тут, по преданию, будут убиты воскресшие пророки Енох и Илия. Как представить, как понять, как вообразить? А ничего и не надо воображать, как будет, так и будет.

Дали мне на вечер старинную книгу «Благословение Святого Града Иерусалима». Что-то выпишу. А прежде с радостью думаю: Ие-РУС-алим созвучен слову русский.

Из «Напутственного слова»:

«Вспоминая Вифлеем, в котором Сын Божий, будучи Богом, родился от Святой Девы Марии Человеком для нашего спасения, не забывайте, что и вы явились на свет Божий не для того только, чтобы есть, пить и веселиться, а для труда и забот о едином на потребу – служения Богу и спасения своей грешной души. С мыслью об Иордане, в котором крестился Господь наш Иисус Христос, у вас должен быть помысл и о вашем крещении, при котором вы дали обет служить Богу… Сорокадневный пост и молитва Спасителя в Иорданской пустыне да напоминают вам, что искушения и козни диавола и дикие вопли страстей человеческой природы могут быть усмирены и побеждены только молитвой и постом – этими двумя крылами, при посредстве которых и мы можем взлететь к Престолу Всевышнего… Подвиги и мученическая кончина Иоанна Предтечи да послужат уроком и образцом того, что правда должна быть выше и дороже всего, всех корыстей земных, хотя бы из-за нее пришлось лишиться свободы и даже самой жизни. Назарет да напоминает вам о величайшем смирении Пренепорочной Девы Марии, удостоившейся здесь неизреченного счастия – воплощения от Нее Бога Слова, и о том, что смирение есть наиугоднейшая Богу добродетель. Преображение Господне на Фаворской горе, при котором лицо Его просияло как солнце, пусть переносит вашу мысль к последнему дню мира, в который и наши тленные воскресшие тела, украшенные подвигами добродетелей, изменятся в нетленные и тоже просветятся, яко солнце, в Царствии Отца Небесного…

Не праздное любопытство влекло вас сюда, а святая вера, святое желание утолить духовную алчбу и жажду души вашей, помолиться Господу на самом месте принесения Им Себя в искупительную жертву, принести чистосердечное покаяние, дать Спасителю обещание прожить оставшуюся земную жизнь в добрых делах…

О вера, источник временных и вечных радостей, основание любви Божией к нам, грешным. О вера, Ангел наш Хранитель, утешитель, спаситель! Божественная вера, вера евангельская, православная! Вера Христова, единственная, единая, не оставляй нас! При такой вере, если пойдем и долиной смерти, не убоимся. С нами Бог, а если Бог с нами, то кто против нас? Только помните всегда, что вера без доброй жизни христианской – что дерево без плодов. Вера – цветок, а жизнь по вере – вожделенный спасительный плод ее…»

А рядом – мои выписки из Голубиной книги. Готовился же к поездке:

«Какой город всем городам отец? Иерусалим – всем городам отец. Почему тот город городам отец? Потому, что в том городе, посреди земли, стоит церковь, всем церквам мать. Почему она всем церквам мать? А стоит в ней Престол Божественный, а на том Престоле Божественном стоит гробница белокаменная. В той гробнице белокаменной почивают ризы Самого Христа, Царя Небесного.

А какая же река всем рекам мать? Это Иордан, где принял от святого Иоанна Предтечи крещение Иисус Христос.

А какая гора всем горам гора? Это Фавор, где произошло Преображение Господа нашего Иисуса».

И главный вопрос: «А какая же земля всем землям земля? Это Святая Русь – земля. На ней стоят церкви апостольские, люди молятся Богу распятому».

Ветер Страстной Пятницы

Садимся в облака, но не в небесные, а в серые. Весь аэродром в вихрях песка. Видно, как мотаются и гнутся метелки пальм. На земле страшно выходить из аэропорта – несутся оторванные зеленые листья, протаскивает отломанные ветки.

Мгла. Холод. День распятия. Плащаницы и в Горней, и в Русской миссии. Вынос плащаницы. Скорбный путь. Давка, но уже привычное состояние, когда тебя шарахают и с ног сшибают, но не обижаешься. За что? За то, что энергичнее, чем ты, пробиваются к святыне? Приложился и будь счастлив. Отнесли, отшибли, оттерли, притиснули к стене, шмякнули о полицейскую машину? По грехам-то и не так еще тебя надо. Жив же, приложился же, поёшь же со всеми и радостен от обилия православных.

Я вообще уже как ископаемое – помню старенького патриарха Диодора, который, совсем слабенький, нес сам крест. Господь дает сил.