Текст книги "Личный враг князя Данилова"

– Ах, черт! Моя промашка, – досадливо сказал Лемешев. Он как-то упустил паровозы. Про самолеты, машины, танки, электричество рассказал. Про телеграфы, телефоны, радио – тоже. Про оружие – так вообще каждый день. Даже про фотографию и кино. А вот паровозы, трамваи совсем упустил. И пароходы, подводные лодки – ну, да это ладно. А про катера надо! Днепр-то он вот, рядом!

Рассказ занял минут десять. Потом, как обычно, посыпались вопросы.

– Сколько же может везти твой паровоз?

– Тонн триста, примерно.

– Вот это да!

Данилов не скрывал восхищения. Прикинув в уме, он с гордостью добавил:

– Это же тысяча подвод!

– Вот именно, – задумчиво проговорил Каранелли. – А скажи-ка мне, Князь, пропустил бы твой подполковник Давыдов обоз в тысячу подвод?

– Давыдов? – усмехнулся Николай. – Ну, этот вряд ли. Разве что б его дивизия охраняла.

– А здесь вся тысяча подвод метров на триста умещается. Представляешь, если эшелон с рельс свалится?

Каранелли не испытывал никаких проблем с применением слов, которые совсем недавно услышал. Лемешев только покачивал головой.

– Ну ты, Артист, и… артист! Пять минут назад услышал, что такое паровоз, а уже думаешь, как его с рельс свалить.

– Так он же фашистский.

– Да я не про это. Про уверенность твою, что любого противника можно победить.

– А разве не так? Нужно только найти слабые его стороны.

– Так, конечно, только скажи мне – ты когда-нибудь чего-нибудь боялся?

– О! Еще как! Жутко боялся, что отец узнает, что я разговаривал на улице с соседом, Наполеоном Бонапартом.

– Почему?

– Мой отец был священником, а Наполеон первым еретиком в округе.

Каранелли улыбнулся, но перед глазами всплыл страшный огненный шар под деревом, что стояло полтора века назад в поле недалеко от его дома.

– Грозы боялся. В детстве.

– Ясно. Хорошо, если не возражаешь, то расскажи, пожалуйста, как ты намерен лишить противника «тысячи подвод»?

– Подумать надо. Например, разобрать рельсы. Поезд же он быстро едет?

– Да, достаточно.

– Тогда он должен перевернуться, когда рельсы кончатся.

– На паровозе увидят, что рельсов нет, остановятся и отремонтируют путь.

– А если сразу за поворотом? В лесу?

– Перед составами обычно идут пустые паровозы, чтобы убедиться, что путь в порядке.

– Разобрать после того, как пройдет пустой паровоз.

– Не успеешь, у тебя минут пять, а то и меньше.

– Рельсы нужно взорвать! Перед самым эшелоном, когда уже остановиться нельзя, – встрявший в диалог Данилов был откровенно рад своей догадке.

– Молодец! Так и делают, когда хотят, чтобы состав с рельс сошел. Да, товарищи! С вами можно не только против немцев воевать. Но и против марсиан. Несмотря на их необыкновенное оружие.

– А что, – Данилов потрясенно смотрел на Лемешева, – марсиане тоже воюют?

– Почему ты нам ничего не сказал?

Голос Каранелли звучал столь серьезно, что до Олега вдруг дошла вся необычность ситуации – эти двое, наверное, единственные на планете люди, готовые броситься защищать Землю от марсиан прямо сейчас, только покажите где! Потому, что перейдя за несколько дней от карет и свечей к самолетам и электричеству, они настолько готовы воспринимать необычное, что какой-то там высадкой космических пришельцев их уже не удивить. И улыбка, тронувшая губы, сама собой ушла.

– Нет, не воюют марсиане! Не высаживались они на Землю. Роман есть такой у Толстого, «Аэлита» называется.

– Какого Толстого?

– Алексея… Писателя. Роман-то фантастический. Ну… Как будто сказка.

– А-а… Понятно… И хороший писатель?

– Замечательный! Можно сказать, гениальный!

– Да не может быть, – недоверчиво протянул Данилов, – гениальный писатель, и чтобы сказки писал…

– Ну и что? – Олег в свою очередь с удивлением взглянул на Николая. – Пушкин тоже сказки писал.

– Кто?

Челюсть у майора слегка отвисла.

– Тьфу, черт! Прости, – ответил Лемешев, – я не сообразил. Восемьсот двенадцатый год! Ему тогда только тринадцать исполнилось. Величайший поэт планеты! Я сейчас расскажу…

– Простите, господа любители русской словесности, о поэтах мы поговорим вечером, когда солнце сядет. Я и сам с удовольствием послушаю. А сейчас мы собираемся и выходим. Все ясно?!

– Господ в семнадцатом отменили, – шутливо огрызнулся Данилов, которому хотелось послушать про Пушкина, но он понимал, что командир прав.

Каранелли вывел товарищей в обнаруженную им точку на карте, где Днепр ближе всего подходил к железной дороге и магистрали, а лес, в свою очередь, подбирался к самому берегу. Правее находились остатки моста, у которого Лемешев принял последний бой в составе своей дивизии. Данилов с пулеметом остался внизу, а Каранелли с Лемешевым полезли на сосну, аккуратно поднимая винтовку, чтобы не задеть прицел о ветки.

Березовый лес на противоположном берегу оказался ниже, и, поднявшись только на две трети, они увидели, как на картинке, и железную дорогу и магистраль. Полевой бинокль, который достался от немецкого лейтенанта, превратил ее рассматривание в увлекательное занятие.

Железная дорога хоть и находилась метрах в семистах от Днепра, но повторяла в этом месте изгиб реки. Поезда снижали ход на повороте и дальше так же медленно ползли к станции Гусино.

– Если я правильно настроил прицел, то смогу снять часового, что едет на площадке последнего вагона.

– А стоит ли из-за одного солдата тревожить немцев? – возразил Лемешев.

– Кто подумает, что из этого леса стреляли? Будут искать в березняке на другом берегу.

– Как знать! Дистанция хоть и предельная, но случается, снайперы и с такой стреляют.

– А где мне еще винтовку испытать? Да и немцы могут не заметить, а на станции труп найдут – пусть потом ищут, где он пулю получил.

– Если наповал не убьешь, то боюсь, немец запомнит место. Или с площадки может упасть…

Но Луи уже не слушал. На магистрали в небольшом просвете зелени остановился грузовик. Солдаты посыпались с борта, направляясь к кустам справлять нужду. Многие закуривали.

– Предельная дистанция, говоришь?

Лемешев, сразу понявший мысль француза, припал к окулярам бинокля.

– Да ты что, Артист? Здесь же девятьсот пятьдесят метров!

– Это по карте. На глаз девятьсот восемьдесят, – то ли шутя, то ли серьезно отозвался тот, – какие самые уязвимые точки машины?

– Ну, колесо, бензобак. Если колесо, то заменят быстро, но сразу никуда не уедут. Если бензобак, то могут уехать, но недалеко. Зато чинить машину долго.

– Понятно.

Каранелли начал прицеливаться, но что-то не устроило его. Тогда он совсем поменял позу и стоял теперь на двух ветках, широко расставив ноги и опираясь спиной на ствол.

– Давай ремнями к стволу привяжу, а то, не ровен час, отдача столкнет – все ветки до комля срежешь ребрами.

– Вяжи! Только быстрее.

Каранелли уже входил в режим сосредоточенности перед выстрелом, когда и сердце почти останавливалось и дыхание практически исчезало.

Капрал Ланн делал последнюю затяжку, уже прозвучала команда садиться в машину. Свиста он не услышал, но негромкий металлический звук слегка задетого обода и резкое шипение воздуха, выходящего из покрышки, не оставляли сомнений – в колесо попала пуля.

– Ахтунг! – заорал капрал, падая на обочину в то самое место, которое он минуту назад обильно полил собственной мочой. Выдергивая винтовку из-за спины, он несколько секунд вглядывался в кусты на обочине. Дым от прилипшей к губе сигареты попал в глаз, и Ланн, оторвав ее, отбросил в сторону. Именно в эту секунду вторая пуля ударила в низ бензобака. Струя горючего, испаряясь на полуденной жаре, полилась на землю. Окурок, зацепившись за камень, выбросил сноп искр.

В бинокль Лемешев увидел, как вспыхнул факел около машины, а еще через пять секунд нагревшийся бензобак, из которого вытекло совсем немного топлива, взорвался, превращаясь в большой огненный шар, охватывающий машину.

– Ну что? Доволен испытаниями?

– Вполне. Молодцы пруссаки! И прицел, и патрон научились делать как следует.

– Тогда, может быть, стоит поспешить в лагерь?

Еще неделю спустя сходили на место боя, что состоялся за деревней Бежели. Трупы немцы похоронили, а обгорелый грузовик просто оттащили с дороги. Мотоцикл, спрятанный за несколько километров, не нашли. Теперь партизаны-офицеры могли вооружить целый взвод, жаль, что такового у них не имелось. Но Каранелли больше всего интересовали немецкие мундиры, спрятанные в коляске. Почти день пришлось потратить на стирку и штопку, но удалось привести их в нормальный вид. Лейтенантский оказался немного маловат французу. Он хотел примерить солдатский, но Лемешев настоял:

– Трое солдат вдалеке от своей части – это довольно подозрительно. А офицер и два солдата – за патруль сойдет. Даже если на мотоцикле. Так что терпи, Артист, найдем тебе одежду по размеру, дай только время.

Фашистов ни в одной деревне не обнаружилось. После гибели взвода целый батальон прошел по дороге до самого Днепра. Но никаких следов нападавших не нашли. Среди жителей – баб, детишек, да пары стариков – явно не просматривалось силы, способной полностью уничтожить усиленный мотопехотный взвод. На месте боя, кроме сгоревшей машины и мотоцикла, нашли несколько покореженных винтовок, да парабеллум в канаве.

Основной версией события стали считать, что взвод нарвался на выходящих из окружения русских. Отто фон Бридель, прибывший специально из Берлина, чтобы разобраться с необычными условиями пленения лейтенанта НКВД, по просьбе Гудериана ознакомился и с этим делом. Его заключение блистало умом и демонстрировало способность автора к самостоятельному нетривиальному мышлению. В бою не принимало участие большое подразделение русских. Следов противника практически не было, если не считать убитую лошадь. Очень мало стреляных гильз. Исчез мотоцикл, который не мог пройти ни через лес, ни по дорогам из-за многочисленных патрулей. И если оружие, конечно, могли взять с собой солдаты противника, то зачем им мотоцикл? Ответ напрашивался сам собой – использовать здесь. Эх, знал бы штандартенфюрер, на какое время ему придется забыть об уютном кабинете в Берлине, вряд ли стал бы так умничать.

Доклад понравился Гудериану толковостью, и после нескольких звонков в ставку он добился, что фон Бридель получил строжайший приказ оставаться на месте до тех пор, пока не выяснит все обстоятельства дела. Кроме того, ему предписывалось еженедельно составлять подробные донесения. Правда, взамен наделили серьезными полномочиями.

Время шло, Гудериан со своей танковой группой уже ушел на юг, а штандартенфюрер все еще сидел в Красном, и конца делам не было видно, которые множились, как грибы после дождя. Через пять дней после того, как погиб по непонятным причинам взвод, на магистрали загорелась еще одна машина. И, хотя погибших там оказалась немного, отсутствие каких-либо следов навевало мысли о схожести ситуаций. А еще через неделю на окраине Красного нашли труп майора Ренеке с пробитой пулей головой. Причем майора видели всего за две минуты до этого – он просто вышел покурить на свежий воздух. А вот выстрела никто не слышал. Выходит, стреляли с большой дистанции. И пуля могла прилететь откуда угодно – неизвестно, как стоял перед смертью Ренеке.

III

Опробовав винтовку на дистанции в тысячу сто метров на немецком офицере в поселке Красный, Луи чувствовал себя более чем уверенно. У него остались еще около тридцати патронов из пристрелянной партии, которые он намеревался истратить на фрицев. Только четкого плана, как это сделать, пока не имелось. Немцы в основном сидели в Красном и патрулировали дорогу, ведущую от Орши на Смоленск. Но, чтобы выйти на нее, нужно было или пройти через поселок, или выходить большими полями, вроде тех, где Данилова и Каранелли атаковал самолет. Оба варианта пока не нравились французу.

Как-то в очередной раз, колдуя над картой, Луи спросил:

– Скажи, Сокол, а нас где нашли?

Олег несколько секунд смотрел на карту, потом уверенно ткнул сосновой иголочкой в точку на другом берегу Свиной, где была обозначена роща.

– Так это уже Белоруссия!

– Ну да! Сразу же за Смоленской областью будет. А что, это так важно?

– Нет, конечно нет, – ответил Каранелли, перехватив внимательный взгляд отрицательно покачивающего головой Данилова, стоящего за спиною Олега, – никакой разницы! Так просто.

– А-а… Так просто… понятно! Сто тридцать лет пролежали – и так просто. Совсем вас это место не волнует.

– Ладно, прости, Сокол, – Каранелли стало стыдно, – волнует, конечно. И сходить туда хочется, посмотреть.

– А вот этого я бы не стал делать.

– Почему?

– А вы можете объяснить, что заставило пролежать вас там больше века?

– Нет.

– Кстати, могли мне хотя бы рассказать, что вы там видели. Не как майору НКВД, а как товарищу.

Каранелли взглянул на Данилова. Тот опустил голову. Ему тоже стало стыдно.

– Конечно, Олег! Извини. Я только струю газа видел. Дуб как дуб. Он у меня за спиной стоял. Николай по нему палашом заехал. И из него этот самый газ и вырвался. Потом сразу госпиталь. Ну дальше ты знаешь лучше меня.

– Там еще знаешь, дерево это светиться начало. Желтоватым таким цветом, – Данилову все еще было стыдно.

– Да? Я этого не видел.

– Ты спиной стоял. И еще. Я по стволу ударил, а газ этот вроде как из сучка вылетел.

– И что, господа офицеры, вам совсем не хочется посмотреть на этот дуб?

– Олег, – примирительно проговорил Каранелли, – мы же извинились. Конечно, хочется.

– А еще на сто тридцать лет вперед улететь не боитесь?

– Но твои же не улетели. Те, что нас нашли и в Красный принесли.

– Верно. Ладно, вместе, думаю, надо сходить. Не возражаешь, командир?

– Подумать надо. Но нам все равно туда идти.

– Чего ты задумал? – вмешался Данилов.

– Смотри, – Каранелли повел веточкой по карте, – вот здесь Ляды.

– Что?

– Между Красным и Оршей стоит селение Ляды. Ты, Данилов, от Витебска как… э-э-э… драпал? – француз смотрел иронично, вворачивая в разговор недавно выученное слово. – Через Рудню и Архиповку?

– Ну допустим.

– А мы через Днепр переправились и прямиком на Ляды. А потом на Красный. Помнишь?

– Помню, – иронии в голосе Данилова было ничуть не меньше, чем во взгляде Каранелли, – Неверовский рассказывал. Он там одной дивизией новобранцев гонял вашу Великую армию целый день.

– Ага, – улыбаясь, вмешался Лемешев, – я тоже помню. «Львиное отступление».

– Что? – хором переспросили Луи и Николай.

– Ну… маневр Неверовского «львиным отступлением» назвали. Кстати, французы. Граф Сегюр.

Данилов перевел непонимающий взгляд на Каранелли. Тот слегка поморщился, показав тем самым, что догадался, о ком идет речь.

– А-а, этот болтун! Что, так и сказал – львиное отступление?

– Да! В мемуарах написал.

– Надо же выдумать такое! Они там все чего только не выдумывали, чтобы оправдаться за упущенный Смоленск.

– А что, не так было? – в Лемешеве начал просыпаться историк.

– Ты про что?

– Про Неверовского.

– Да нет! Все так! Его дивизия настоящее чудо совершила. Только всегда рядом с героизмом и чья-то безмозглость.

– Ты это о ком?

– Мюрат сорок раз атаковал Неверовского вместо того, чтобы обойти и захватить Смоленск. И потерял на этом сутки! Ему, и Ней, и Даву говорили, но разве этот индюк, король Неаполитанский, что-нибудь может услышать? Как лошадь – удила закусил и вперед!

– А Бонапарт куда смотрел?

– Он на следующий день прибыл. Остругал его, как плотник доску, да что толку – время уже упустили. Мне тоже тогда досталось!

– А тебе-то за что? – усмехнулся Данилов. – За героизм или за безмозглость?

– За Раевского. Как его корпус в Смоленске оказался – ума не приложу! Он же точно должен был уйти километров в сорок. Я так ничего и не понял.

– А это исключительно разгильдяйство рассейское! Принц Мекленбургский, Карл, хоть и не в России родился, но духа русского за многолетнюю службу набраться успел. Еще в восьмисотом году, когда он со своим гусарским полком в Смоленске стоял, так все городское общество только о его подвигах и говорило.

– А причем здесь Раевский? – Каранелли явно недоумевал.

– Раевский-то? О-о! Сейчас я тебе военную тайну открою. Начала прошлого века.

Данилов чуть сощурил глаза, усмехаясь.

– Корпус Раевского должен был идти следом за второй гренадерской дивизией Карла. Но с вечера принц Мекленбургский так напился со старыми закадычными друзьями, что проснулся только к обеду. Потом, сам понимаешь, – винный откуп. В общем, вышел Раевский из Смоленска вслед за гренадерами на закате и до ночлега ушел только на двенадцать верст, а не на сорок, как это предполагалось. Потому и успел вернуться, пока вы с Неверовским в войну играли.

Каранелли ошарашенно смотрел на Данилова.

– И все?! Только из-за одного пьяницы, что не сумел проспаться, рухнул весь план разгрома русской армии?! Не могу поверить! Николай, ты же понимаешь, если бы мы вовремя взяли Смоленск, то просто оказались бы у вас в тылу. И уже ничто не спасло бы обе ваши армии. Отступать некуда, а генеральное сражение для вас чистая погибель. Наша армия вдвое больше.

Француз горестно покачал головой.

– Эх! Я ведь за те данные, по диспозиции перед Наполеоном поручился. Он этот маневр с переправой через Днепр лично разрабатывал. Гениальный план! И все рухнуло из-за одного пропойцы царских кровей!

– Ладно, не огорчайся, командир, – вступил в разговор Лемешев, – давно это было! Я чего хочу сказать. У нас, когда ничего срочного нет, все разговоры будут начинаться про Фому, а заканчиваться про Ерему. Понимаю, вам есть о чем поговорить, а мне, как историку, слушать хочется бесконечно. Но, Артист, ты начал говорить про Ляды. Давай вернемся.

– Да, ты прав! – от огорчения Каранелли не осталось и следа. – Я думаю, надо бы сходить в Ляды, а по дороге зайти на то место, где нас нашли.

– Когда?

– Да через час и пойдем.

IV

– Ну и где? – Каранелли в упор смотрел на Лемешева. – Где твой славный взвод нашел нас?

– А я откуда знаю? Точку на карте показали, а конкретной местности не знаю. Это не я – вы здесь были! Вот и вспоминайте!

– Ага! – Данилов уже прошел рощу раза три. – Сто тридцать лет назад. Неудивительно, но местность немного изменилась.

– Ну а чего тогда искать? Вся роща дубами натыкана, штук триста будет.

– Пожалуй, и так два часа уже потеряли. Надо бы отдохнуть, стемнеет – в Ляды пойдем.

Луи устроился поудобнее на траве, положив автомат под руку.

– Спать. Данилов – первый дежурит, я последний. По полтора часа.

Ночью подобраться к поселку оказалось легко. Но разобраться, что там есть и где лежит, в темноте не удалось. Каранелли принял решение остаться на день. Залегли на пригорке в густой траве, метрах в восьмистах от крайнего дома. Место, конечно, оставляло желать лучшего, а лежать предстояло весь длинный летний день, без еды и воды.

К полудню жара вымотала настолько, что прилетевшая тучка с дождем была воспринята как манна небесная. Хотя уже через пять минут потоки воды вымочили до нитки, а поднявшийся ветер заставил дрожать.

Но лишения того стоили. С пригорка офицеры рассмотрели, что поселок является крупным перевалочным пунктом. Все большие строения определены под склады. В домах квартирует до роты охраны, местных жителей совсем не видно – то ли ушли, то ли по домам сидят. Наблюдательная вышка с прожектором и пулеметом, как выяснилось, ночью не очень эффективна – по ложбинке можно подползти к крайнему сараю незаметно. Обход часовыми очень редок.

Почти весь день по поселку ездили грузовики: полные разгружались, пустые загружались. Работу делали пленные – человек сто пригнали утром, и только вечером их построили в колонну и повели по дороге в сторону Орши. Видимо, лагерь располагался где-то там.

Вновь наступившая ночь принесла довольно сильное чувство голода, но Каранелли решил довести дело до конца. Лемешев и Данилов поползли к сараю сразу после того, как прошли часовые. Каранелли со снайперской винтовкой занял такую позицию, с которой мог легко потушить прожектор.

Сарай оказался запертым на большой висячий замок, но Лемешева это не смутило. Он довольно хорошо представлял себе, как сделаны деревенские постройки. Провозившись минуту, используя ствол автомата, он аккуратно оторвал несколько досок снизу и проник в сарай.

Данилов отполз в сторону, чтобы не лежать на дорожке, протоптанной часовыми и примостился в чахлых кустах.

На вышке вспыхнул прожектор, что-то не понравилось немцам. Сначала он пошарил по полю, затем переполз на сарай. Но ничего подозрительного не обнаружилось, благо дырку проделали с другой стороны от вышки. Кусты, в которых лежал Николай, так же не попали в поле зрения немцев, закрытые стеной сарая. Подсвеченные сквозь узкие щели надписи помогли Лемешеву выбрать нужное. Аккуратно раздвинув доски, он выставил наружу два тяжеленных ящика. Потом рассовал по карманам несколько брикетов, похожих на куски мыла.

Немцы не успокаивались, прожектор упорно шарил в районе сарая, часовые на вышке перекрикивались с теми, что совершали обходы. В тот момент, когда Олег выполз в дырку, из-за угла показались двое немцев с автоматами в руках. К счастью, их подсвечивал прожектор, а разглядеть стоящего на четвереньках Лемешева им сразу не удалось, тем более Данилова в кустах. Короткой очередью Николай скосил немцев. Следом щелкнула винтовка Каранелли, и прожектор погас.

– Бери, второй! – крикнул Лемешев, подхватив один из ящиков, но Николай, будто предчувствуя дальнейшие события, помчался следом, даже не пытаясь взять груз.

Ослепший пулеметчик на вышке наугад поливал очередями, до тех пор пока Луи со второго выстрела, стреляя на вспышки, не снял его. Олег и Николай успели пробежать почти сто метров, когда в небо взметнулась ракета, заливая поле неверным бледным отсветом, достаточным, однако, чтобы разглядеть бегущие силуэты.

Данилов, словно ожидающий такого поворота событий, мгновенно обернулся и очередями от бедра широким веером расстрелял магазин автомата, заставив залечь бегущих к сараю немцев. Второй наблюдатель на вышке, которому Олег и Николай были видны как на ладони, схватился за пулемет. Но теперь и он, в свете ракеты, отлично просматривался французом. Так и не успев выстрелить, фриц получил пулю в ухо и рухнул рядом с товарищем. Заминки немцев, залегших у сарая, хватило, чтобы Лемешев соскользнул в складку местности и стал недосягаемым для немецких пуль.

Николай плашмя рухнул в траву и начал лихорадочно перезаряжать автомат. Олег, бросив ящик, вернулся ползком на несколько метров назад и теперь с его позиции был отлично виден сарай и немцы, которые залегли возле него. Ракета догорала, но новые одна за другой взлетали вверх.

– Ко мне ползи! – крикнул Лемешев, длинными очередями осыпая окрестности сарая.

Немцы быстро сообразили, что пытаться из автоматов поразить цели, лежащие в траве на расстоянии почти в сто метров, занятие практически безнадежное. Двое бросились к вышке и стремительно полезли по лестнице к пулемету. Верхнего снял Каранелли, а второй, мгновенно поняв ситуацию, спрыгнул вниз и залег. Патроны в автомате у Лемешева закончились, но Данилов уже ускользнул.

Выходить в поле при свете ракет немцы, разумеется, не рискнули, все ограничилось фейерверком и стрельбой наугад.

Отступая, Каранелли загнал маленький отряд в речку, еще не доходя до дубовой рощи, и почти час в темноте, по пояс, а то и по грудь в воде шли офицеры сначала до Днепра, затем вверх по течению, до тех пор пока командир не разрешил выбраться на берег. Выжимая одежду, замерзший Лемешев весело говорил:

– Отличный бой, командир! Но главное, маневры! С ящиком патронов и при полнейшем отсутствии жратвы!

– Зато воды – пей, не хочу! – отозвался Данилов.

– Да что вода, сухарик бы!

– Ну зря ты так к воде равнодушно! – усмехнулся Луи. – Посмотрел бы на тебя в Египте летом. Всю бы еду на неделю вперед отдал, лишь бы по речке побродить с ящиком на голове.

Данилов засмеялся. Несмотря на голод и недосып, настроение нельзя было считать отвратительным.

– Что дальше, командир?

– А сам-то что думаешь? До лошадей километр, до лагеря еще десять, а до рассвета три часа.

– Понял, – Николай вскинул поклажу на плечо, – спотыкаясь и чертыхаясь будем пробираться к лошадям.

– И греться ящиком, – добавил Олег.

V

– Ну что ж, прекрасная работа, лейтенант! – забирая удостоверение и партбилет у Клюка, удовлетворенно проговорил штандартенфюрер. – Не ожидал таких артистических способностей.

Клюк смущенно улыбался, но в душе созревала радость. Неужели все обошлось?! Он уже столько раз похоронил себя. Но, кажется, жизнь налаживается.

– Я не оговорился, господин Клюк! Этот мундир, который так хорошо сидит на вас, скоро и в самом деле может стать вашим. Я разговаривал с Берлином. Думаю, вопрос присвоения звания офицера вермахта будет решен сегодня.

– О! Это огромная честь для меня!

– Отрадно, что вы осознаете это.

Фон Бридель говорил почти без акцента, его можно было принять за уроженца Прибалтики.

– Рад стараться, господин штандартенфюрер!

Типичный ариец – подтянутый, среднего роста блондин с голубоватыми водянистыми глазами – Отто фон Бридель понимал, что стараться Клюк будет. Не за совесть, конечно, но за страх.

Прибывший из Берлина штандартенфюрер раскусил русского в одну секунду. Этот мать родную продаст вместе со всеми родственниками за шкуру свою. Не задумываясь! Его только взять надо пожестче. А если еще и миску полную дать, что лучшего цепного пса и придумать трудно. Потому когда фон Бридель предложил Клюку надеть форму немецкого лейтенанта и перед фотоаппаратами застрелить советского капитана-танкиста, то у него даже и мысли не появилось, что тот может отказаться. Так оно и случилось.

Формально Отто прибыл в Красный, чтобы узнать, куда пропала разведгруппа, посланная охранять мост. Попутно должен был разобраться с Клюком. Штандартенфюрер никак не мог понять – кто мог оставить связанного Клюка с наганом в заду дожидаться прихода немецких солдат? Зачем? Кроме того, никак не удавалось найти следы парашютистов.

Но застряв в российской глуши, фон Бридель имел все основания не унывать. Даже наоборот! В телефонном разговоре с высокопоставленными друзьями, ему ясно дали понять, что штандартенфюреру выпал редкий шанс показать себя. Нужно только добиться некоторого успеха в порученных делах, и генеральские лампасы, и не только, будут ждать его по возвращении в Берлин. То, что это все серьезно, фон Бридель смог убедиться сразу. В его распоряжение предоставили прекрасную усадьбу в деревне Маньково, лейтенанта-адъютанта, взвод автоматчиков, «хорьх» с водителем, грузовик, пять мотоциклов с экипажами. Повара. Начальник снабжения из штаба Браухича звонил, спрашивал, какие будут пожелания. Немецкая организационная машина умела работать великолепно. Особенно, когда ее смажут звонком из ставки Канариса.

Однако усилия тех, кто хотел бы посадить фон Бриделя на нужное место, необходимо подкрепить реальными успехами здесь. Но их-то и не хватало. Наоборот, проблемы только множились. Кроме исчезнувшей группы парашютистов, абсолютно ничего внятного нельзя сказать об уничтоженном взводе, о подстреленном майоре Ренеке. А шесть дней назад случилось нападение на Ляды.

В то утро штандартенфюрер прибыл в поселок к девяти часам, когда обер-лейтенант, командовавший ротой, уже организовал прочесывание поля, откуда ночью пришли бандиты. Большое количество гильз от автомата не впечатлило берлинского бонзу. Он больше обратил внимание на брошенный возле сарая ящик с патронами. По свидетельству солдат, принимавших участие в ночной перестрелке, противников было двое. Пропал один ящик с боеприпасами. Получается, они собирались унести оба ящика, но когда их обнаружили, повели себя довольно хладнокровно. Не бросили весь груз, стараясь убежать как можно скорее. Один нес ящик, другой прикрывал. Когда нашли пять гильз от винтовки, Отто понял, почему пулемет на вышке не смог помочь остановить противника. И догадался, что организацией ночной атаки руководил явно не сержант срочной службы Красной армии.

Обер-лейтенант уныло докладывал результаты поисков. В голосе не слышались нотки уставной четкости.

– Следы плохо заметны в поле, но мы прошли по ним почти четыре километра. Потом бандиты вошли в реку, обнаружить больше ничего не удалось.

– Понятно, уплыли на подводной лодке.

– Что? – обер-лейтенант вскинул брови.

– У вас есть кому передать дела? Думаю, сегодня к обеду вы получите новое назначение. Куда-нибудь в окопы под Киев. Только не уверен, что там вам доверят даже взвод.

Систему охраны складов изменили, к вечеру поставили еще одну вышку, поделили сектора наблюдения. Теперь за стеной сарая нельзя было укрыться от взглядов часовых. Кусты, в которых сидел Данилов, вырубили.

Вернувшись в Маньково, фон Бридель закрылся в комнате, отведенной под кабинет. Через час он вызвал адъютанта.

– Подберите все, что сможете найти о действиях наших войск в момент наступления. Все нестандартное, из ряда вон выходящее, все более-менее необычное.

К вечеру на столе лежало несколько документов, из которых Отто выделил два: рапорт заместителя командира танкового полка, начальнику которого какой-то сумасшедший дед снес голову шашкой, и показания рядового, чудом оставшегося в живых после атаки шальными кавалеристами танков, к одному из которых был привязан пленный русский офицер.

После ужина штандартенфюрер вновь вызвал адъютанта. На сей раз задание отличалось большей конкретностью. К полудню следующего дня лейтенант принес фотокопию удостоверения майора НКВД, взятого в плен у Днепра. Здесь же красовался и отпечаток большого пальца правой руки майора. Кто-то в штабе Гудериана удосужился снять его с удостоверения. Отто усмехнулся – это все, что смогли удержать в руках армейские остолопы. Кроме того, адъютант принес данные о табельном оружии гауптмана, сопровождавшего советского офицера в штаб. Подозрения штандартенфюрера подтвердились – парабеллум, найденный на месте гибели взвода, принадлежал танкисту-гауптману. Кроме того, там валялась убитая лошадь, а в рапорте рядового упоминались кавалеристы.

Фон Бридель размышлял. Картина получалась смутной, но кое-какие детали прояснялись. Кавалеристы, число которых установить не удалось, напали на конвой и отбили майора НКВД. Они же, что подтверждает переместившийся парабеллум, уничтожили усиленный взвод за деревней Бежели. Даже если напали неожиданно, то вряд ли их было меньше десяти. Иначе, как они смогли бы уничтожить столько опытных солдат? Теперь Ляды. Солдаты видели двоих бегущих от сарая. Они уложили часовых очередью из автомата. Но был и третий, который стрелял из винтовки с расстояния в четыреста пятьдесят метров. На его позиции нашли пять гильз. Где остальные? Он унес с собой? Почему тогда оставил эти? Потерял в темноте? Но зачем собирать гильзы, если известно, что часть из них все равно останется лежать в траве? Нет, скорее всего, он выстрелил только пять раз. Но тогда получается, что промахнулся всего однажды. Трое убитых и простреленный прожектор. Ночью, стреляя по целям, едва подсвеченным ракетами или на вспышки выстрелов, попасть четыре раза из пяти! Да, стреляли из немецкой снайперской винтовки, такая была в погибшем взводе. Тогда получается, что это опять кавалеристы! Но почему только втроем? Да потому, что не собирались нападать! Хотели тихо посмотреть, что хранится на складах, нашли нужные им патроны, но уйти без шума не удалось. И тогда проявили отменное хладнокровие, – застрелив в перестрелке пятерых солдат, растворились в ночи.