Текст книги "Личный враг князя Данилова"

Штандартенфюрер потер руки. Непроизвольное движение в такт мыслям. Некоторые выводы напрашивались сами собой. Отряд советской кавалерии приблизительно в десять-тридцать бойцов действует в районе Красного. Хотя, конечно, очень осторожно. В составе отряда есть старший офицер, и ожидать неразумных действий от противника не следует. Кроме того, у них есть снайпер.

А если он на четыреста пятьдесят метров ночью стрелял практически без промаха, то почему бы ему не попасть на километр по неподвижно стоящему майору Ренеке? То есть, из самой ближней к поселку точки леса.

Штандартенфюрер продолжил размышлять. Где находится база? Пожалуй, это самое важное. Не призраки же кавалеристы, им надо где-то спать и что-то есть. Так где?

Отто провел по карте линию от точки, где нашли парабеллум к месту его потери. Продолжение линии уперлось в деревню Смилово. Теперь это уже не деревня, одни головешки остались. История темная, хотя каким-то боком в общую схему укладывается. Прием дед продемонстрировал вполне кавалерийский. А что? Вполне возможно, база где-нибудь в деревне. Их еще не меньше двух десятков в округе, где армия прошла, а фельджандармерия еще не добралась. А пехотным взводом, да пятью мотоциклами, что в его распоряжении, базу можно год искать. Вот, кажется, и наступило время лейтенанта Клюка.

Разыгрывать карту с переходом на сторону немцев кадрового сотрудника НКВД до бесконечности нельзя. Обращение к солдатам советской армии на пластинку записали, для листовок нужные фотографии сделали. Не показывать же его из окопов, как пугало. Пора использовать и навыки чекиста. Тем более, возможно, в рядах противников его бывший начальник. Майор Лемешев.

Еще одно дело, хоть и понимая, что это пустая формальность, выполнил штандартенфюрер. Чисто на профессионализме. Вызванный адъютант уже через час отправил в Берлин фотокопии документов Лемешева, с просьбой поискать в архивах любые данные на этого человека.

На следующее утро Клюк начал репетировать выступление перед советскими военнопленными, фон Бридель понимал, что кроме фельджандармерии и взвода охраны ему понадобятся еще силы.

И вот сейчас, убирая в сейф документы Клюка, штандартенфюрер неожиданно повернул разговор:

– А какой боевой опыт у вашего бывшего начальника – майора Лемешева?

– Откуда же мне знать, господин штандартенфюрер? Его личное дело, наверное, даже в штабе дивизии не хранилось.

– Я понимаю. Меня интересует ваше личное мнение.

– Он к нам прибыл перед самой войной. Не могу точно сказать, но иногда он казался странным. В простых вещах бывало, путался, словно последние годы жил на Луне.

– Так-так! Понятно. А стрелял как? Хорошо?

– Нормально. Но в дивизии и лучше стрелки встречались. А вот оружие знал отлично. Любое. И еще какой-то он не наш, что ли, был. Интеллигент. Все пытался доказательства найти, как говорил «понять логическую цепь». А нужно-то было всего несколько раз по морде въехать.

– Понятно. Хорошо, сколько военнопленных записалось в ваш отряд?

– Пятьдесят два.

– С утра начинайте работать с ними. Неделю вам срок. Надо взять под контроль все деревни в округе.

VI

– Вот смотрите и запоминайте!

Лемешев сидел на поваленном дереве на окраине лагерной поляны. Рядом на чурках пристроились Данилов и Каранелли. Вниманию, с которым они следили за рассказом, мог бы позавидовать любой профессор Московского государственного университета.

– Я уже говорил, что любая армия мира не хочет использовать много видов различных патронов для своего оружия. Немецкая не является исключением. Для стрелкового оружия сейчас в Германии используют два основных типа. Первый – винтовочный, калибра семь целых девяносто две сотых миллиметра.

Олег сделал паузу, давая возможность друзьям оценить размер в относительно новой для них системе единиц.

– Применяется в винтовках, пулеметах всех типов – пехотных, авиационных, танковых. У немцев сейчас с пулеметом полный порядок – везде используется одна и та же базовая модель МГ-34.

Каранелли поднял с травы один из патронов из тех, что принесли в ящике, и начал задумчиво вертеть его в руках. Лемешев смолк, видя, что у Луи появился вопрос.

– А что это за красная полоса на донышке? – спросил француз, показывая капсюль. – На моих никаких полос нет.

– У тебя снайперские, с латунной оболочкой. Их не красят. А тот, что ты держишь в руках, снаряжен бронебойно-зажигательной пулей.

– Это как?

– Патроны отличаются друг от друга пулями, которые имеют разное назначение. Твои – снайперские – используются для поражения живой силы. У нее под оболочкой в самом носике пустота, потом идет стальной сердечник и лишь в самом конце свинец.

– А что это дает? – Данилов показал, что ему тоже интересно.

– Понимаешь… как бы объяснить… У нее центр тяжести смещен назад. Вот смотри!

Лемешев поставил патрон на пенек носиком вниз. Естественно, тот не стал стоять и упал.

– Вот так и пуля себя ведет. Она же сделана для стрельбы по людям. Едва пустой носик упрется в кость, как ее начинает переворачивать. И она уже не простреливает навылет, а вращается в человеческом теле, часто еще и разваливаясь по границе свинца и стали.

– Понятно, а эта… бронебойно-зажигательная?

– Стальной сердечник и специальный зажигательный состав вокруг под оболочкой.

– Фосфор?

– Да, – изумленно протянул Лемешев.

– За полтора века не придумали ничего нового.

– А для драгунского подполковника никак нельзя перевести, о чем вы сейчас разговор ведете? Кто-нибудь может на русском кавалерийском?

– Конечно! – засмеялся Каранелли. – Есть такой химический элемент – фосфор. Так вот, его обычно хранят под водой. На воздухе он сам вспыхивает и горит ярко с белым дымом.

– А ты откуда знаешь? Применял, что ли? – Данилов не переставал удивляться знаниям француза.

– Приходилось. Так вот, если я правильно понял Олега, то они сейчас умудрились фосфором пули набивать. Так?

– Да, так.

– Разумно. Не буду спрашивать, как вам это удается. Должны же вы хоть чему-нибудь научиться.

– А вы как фосфор применяли, в начале девятнадцатого века?

– Ну я, положим, применял, а вот Данилов – сомневаюсь. Мне его запаивали в стекло, потом укладывали в специальные металлические футляры с многослойной тканью. В футляре можно было со всего размаха в стену бить – ничего бы не сделалось. А если крышку снял, то достаточно из опущенной руки на мостовую уронить, чтобы вспыхнуло.

– Синий, – задумчиво произнес Данилов.

– Что? – теперь уже Лемешев изумленно смотрел на Николая, но тот не замечал этого.

– Футляр был синий. Так?

– Синий, – Каранелли ничуть не удивился, – видел где?

– В петербургском предместье Смоленска. Недалеко от моста через Днепр. Кучер сказал, что в карете едет графиня Возьмитинская. Мы проверили, а там никого. Он уйти пытался.

Данилов сам того не заметил, что заговорил виноватым тоном, словно оправдываясь перед французом.

– Карету поджег этим самым фосфором и в палисаднике почти скрылся. Но пули его догнали. Я потом крышку у него из руки вынул.

– Вот как? – думая о своем, произнес Каранелли. – А мы ведь не знали. А что вы в карете нашли?

– Да ничего. Там как начало все взрываться. Двоих покалечило, одного насмерть. И огонь полыхал до тех пор, пока все не сгорело.

– Да. Николя выполнил свой долг.

– Кто?

– Капитан Николя Сен-Триор. Он стал первой потерей в моем отряде после восемьсот пятого года.

Перехватив взгляд Лемешева, Каранелли стряхнул паутину воспоминаний.

– Олег, ты прав! У нас с чего не начнем, все на одно и тоже сворачиваем. Прости. Итак, ты говорил о немецком винтовочном патроне калибра семь целых девяносто две сотых миллиметра, применяемом в авиационных, танковых, пехотных пулеметах и собственно винтовках. Снайперские пули имеют смещенный назад центр тяжести, а бронебойно-зажигательные – красную полосу на донышке. Все верно?

– Все, – улыбнулся Лемешев, уже привыкший к феноменальной памяти француза.

– Тогда продолжай.

– Трассирующая пуля.

– Что?

– Пуля, трассу полета которой можно увидеть.

– Вот даже как? – голос Данилова выдавал неподдельное изумление.

– Горит, что ли? Когда летит?

– Да.

– Слушай, Луи, не понимаю, откуда ты все знаешь? – казалось, что осведомленность Каранелли удивляла Данилова еще больше, чем пуля, полет которой можно видеть.

– А ты, Николай, чем в войну занимался? Эскадроном командовал?

– Да! И смею тебя заверить, это был неплохой эскадрон!

– Не горячись! Неплохой, даже хороший! Только я не об этом. На меня работали лучшие ученые Франции. Мы эту пулю сами делать пытались, только не вышло ничего.

– В общем, вам уже все ясно, – вмешался Лемешев, – запоминайте, носик у пули черный, на донышке красное кольцо вокруг капсюля. Используется для указания точек попадания пуль. Что это значит? Разъясняю. Сама трассирующая пуля малопригодна для поражения целей. На двести метров каску уже не пробьет, потому что легкая. Но если в ленту пулемета вставлять такие патроны через пять-шесть, то вполне можно понять, куда легла твоя очередь.

– Так можно и на версту стрелять прицельными очередями.

– Все не так просто. На триста-четыреста метров – это да! Но на версту… Ты пойми, состав выгорает, пуля совсем легкой становится. А тяжелые пули не так летят, надо поправку взять. Ветер если боковой, то ее по-другому в сторону сносит.

– Понятно, – задумчиво проговорил Николай. Было видно, однако, что мысль о стрельбе из пулемета на дальние дистанции крепко засела в его голову.

– Второй основной патрон, который применяется в немецкой армии – это парабеллум девять на девятнадцать. Девять миллиметров – калибр, девятнадцать, опять же миллиметров, – длина гильзы. Это для пистолетов – парабеллума и вальтера, а также для автоматов, МП-38, МП-40. Понятно, почему у них официальное название пистолет-пулемет?

– Понятно, – ответил быстро Каранелли, – а дальность стрельбы намного меньше?

– Да, намного! Из автомата метров двести-триста. У пистолета ствол короче, так что дальше, чем на сотню метров, рассчитывать на серьезное поражение противника не приходится. А чего ты хочешь? Заряд в семь-восемь раз меньше.

– А русские патроны такие же? Калибры совпадают? – Луи вынужден признать, что вопрос Данилова по делу, а сам он почему-то упустил его.

– Нет, нет! Советские патроны калибра семь шестьдесят два. Их тоже два основных. Большой – для винтовки Мосина, для ручного пулемета Дягтерева, станковых Максима и Горюнова, авиационного ШКАСа; малый – для пистолета Токарева, пистолетов-пулеметов. Но я думаю, нам, братцы, придется немецким оружием воевать.

Олег встал с поваленного дерева, потянулся.

– Ну что, князь, понимаешь, – Каранелли тоже поднялся, – какое оружие лучше в лесу, а с чем лучше в поле воевать?

– Понимаю. С пулеметом. А вы куда это собрались?

– Так все рассказал вроде что хотел.

– А брусочки?

– Какие брусочки?

– Светло-желтые, которые ты в карманах нес.

– Ах, ты про толовые шашки?

– Что? – Данилов смотрел на Лемешева удивленными глазами. – Почему про шашки? Да еще тыловые. У вас что, такими шашками в тылу сражаются? А той, что от деда Василия нам досталась, – на фронте?

Олег смеялся так заразительно, что Данилов и Каранелли тоже не удержались.

– Нет, с вами никогда не соскучишься!

Лемешев постепенно становился серьезным.

– Тринитротолуол, сокращенно тол. Мощное взрывчатое вещество.

– Что значит мощное? Мощнее нитропороха?

– Сейчас его называют бездымным. И другим в военном деле уже не пользуются. Так вот, Луи, намного мощнее. Другой принцип – порох горит, а тол детонирует.

– Что это?

– Как бы это получше объяснить… Тол он может и гореть, и детонировать. Если его просто поджечь, то огонь будет как от дров. Греться можно. А когда тол детонирует, то он превращается в газ раньше, чем пуля успевает двинуться по стволу. Представляете, какое там давление? Во много раз больше, чем порох может создать. Пуля просто не успеет вылететь, как ствол разорвет. Потому в стрелковом оружии по-прежнему применяют порох. А толом начиняют снаряды и бомбы.

– Получается, что осколки летят очень далеко? – задумчиво произнес Данилов.

– Да, но не только в этом дело. Сдетонировавший заряд, разорвав оболочку снаряда и превратившись в газ, сжатый под огромным давлением, начинает расширяться во все стороны. При этом он сминает воздух, который толкает впереди себя. Эту быстро движущуюся стену воздуха называют ударной волной. За десятки метров она рушит стены, убивает людей, переворачивает грузовики.

– Да, кое-чему вы все-таки научились! – признал Каранелли. – То есть если сейчас один это брусок… одна толовая шашка сдетонирует, то повалит лес на сотню метров? Что будет с нами, даже и не говорю.

– Нет, что ты! Для этого нужно много тола. Столько в авиационных бомбах бывает или тяжелых снарядах. А шашкой… Можно попробовать рельс перебить. Но лучше, если взять три-четыре.

– Судя по тому, что ты таскал эти шашки целую ночь в карманах, ты совсем не боялся, что они сдетонируют. Что нужно, чтобы они начали взрываться?

– Детонатор, – улыбнулся Олег. – Сам по себе – это маленький заряд гремучей смеси. Немного больше, чем в капсюле. Если взорвется, то только пальцы может оторвать. Но если его воткнуть в толовую шашку, то она сдетонирует. А если ее положить в ящик тола, на складе в Лядах, то тогда мы и получим эффект, который наш старший товарищ хотел увидеть от одной шашки. Несколько домов в округе точно рухнут. И вышка с фрицами.

– Так, – не обращая внимания на подколки друзей, сказал Каранелли, – осталось только понять, где детонаторы.

– Прости, товарищ командир, чего нет, того нет. Темно на складе, не нашел. А может, их там и не было. Случается их хранят отдельно.

– А можно по толу чем-нибудь тяжелым ударить, чтобы он взорвался?

– Вряд ли.

– А если из винтовки?

– Бесполезно, только дырку проделаешь.

– Надо привязать к гранате, и тогда взрыв станет в несколько раз мощнее!

– Вот! – воскликнул Лемешев, с явным одобрением глядя на подавшего последнюю реплику Данилова. – Вот что значит народная смекалка в исполнении простых русских князей. Без светлости.

Хорошее настроение Лемешева объяснялось легко – где можно найти более толковых учеников? И пусть иногда они не знают элементарных вещей, зато в умении ухватывать суть, выделять главное, равных им трудно найти.

VII

Сложную многоходовую вылазку Каранелли готовил очень тщательно. Первым пунктом его плана намечалась атака на поезд. Сначала по карте подобрал место, где организовать тайник на другом берегу. Потом целую ночь плавали через Днепр, перевозя гранаты, автоматы, тол, патроны и один из двух снятых с мотоциклов пулеметов. В ближайшей точке лес не доходил до железной дороги метров двести. И сам по себе он был мал по сравнению с тем, что растягивался мощным треугольником на противоположном берегу.

– Запоминайте, что будем делать, если немцы нас засекут и начнут преследовать. Мы с тобой, Олег, нашими автоматами прикрываем отход. Ты, Николай, быстро, не задерживаясь, уходишь на берег. Вот здесь полянка, деревья не ближе пятидесяти метров от воды. Найдешь в темноте?

– Найду.

– В кустах, что над самой рекой, оставим снаряженный пулемет. На запасной позиции будет автомат и три-четыре магазина.

– Может, лучше ему в лесу? А то как-то неуютно – фашисты за деревьями, а подполковник на поляне.

– Нет! Во-первых, берег у Днепра высокий. Николай там как в окопе будет. Во-вторых, это к нему бежать немцы по ровному полю станут. В-третьих, гранату из-за ствола никто не добросит.

– Пожалуй, ты прав.

– Мы уходим напрямую в реку и гребем на другой берег. Надеюсь, расчет окажется верным, и мы выплывем прямо ко второму пулемету. Это минут пять-шесть, и держаться тебе придется одному.

Луи смотрел прямо в глаза Николаю.

– Я понимаю, что когда вы плывете, то стрелки из вас, как из коровы танк.

– Это недолго. Ты почаще веером проходись по поляне, чтобы кто-нибудь не подкрался незаметно. В темноте не все увидишь, так что патроны не экономь. Если кончатся – бросай пулемет, переходи на запасную позицию и молоти из автомата. Как только услышишь нашу очередь с другого берега, кидай гранату и ныряй. Я первую поверху дам. А как граната взорвется, буду знать, что ты уже под водой и опущу прицел.

– Надо в начало ленты в твоем пулемете, Артист, трассирующие поставить, мне ориентироваться легче станет.

– Хорошая мысль, – поддержал Лемешев.

– Так и сделаем.

Столь тщательно разработанный план отступления с форсированием Днепра не понадобился. Все прошло на удивление легко.

Каранелли долго ломал голову, как взорвать эшелон. Хотелось огорчить противника посильнее, а не просто свалить с рельс «тысячу подвод». Хороших мыслей не приходило, пока Луи на глаза не попалась граната, напоминающая большое яйцо с ребристой поверхностью. Нашлась она в подсумке одного из немецких солдат, уничтоженных около деревни Бежели. Но особую ценность стала представлять, когда там же обнаружился запал.

– Сильно фрицы Ф-1 уважают, – прокомментировал Олег. – Шутка ли, осколки на двести метров летят. Наверное, немец у кого-то из наших взял, может, у убитых.

Но Каранелли больше интересовал запал, который он внимательно рассматривал со всех сторон.

– Это то, что нужно, – наконец подвел итог размышлениям француз, – на поезде и опробуем.

Эшелон, везущий из Германии пехотный батальон, охранялся тщательно, но под утро сон начал донимать самых стойких. Никто не заметил, как на площадку первого вагона, притормозившего на повороте поезда, скользнула почти бесплотная тень. Вскинувшийся было часовой, получил удар в солнечное сплетение и согнулся пополам. Аккуратно сняв каску с противника, Луи ей же и покончил с фашистом, нанеся мощный удар по затылку.

Машинисты просто ничего не могли сделать с появившимся из тендера Каранелли. Их учили водить поезда, а не драться в тесной будке паровоза. Тем не менее один попытался ударить попавшейся под руку лопатой возникшее привидение. Но по непонятным причинам ручка лопаты, которой немец резко ткнул в противника, отклонилась в сторону и угодила в глаз напарнику. Та же рука, что отвела древко, по точной траектории, словно сабля рассекла воздух. Ребро ладони ударило по шее, и лопата звякнула о металлический пол, выскользнув из мертвой руки. Второй не смог оказать достойного сопротивления, прожив лишь на несколько секунд дольше напарника. Закончив схватку, Каранелли открыл топку, закинул уголь, поднятой с пола лопатой. Граната, вынутая из кармана, легла в кулак, пальцы сжали чеку. Выдернутое кольцо шлепнулось на пол, Каранелли достал из нагрудного кармана деревянную палочку, напоминающую остро заточенный карандаш. Вставив ее на место фиксирующей шпильки, Луи получил то, что хотел, – гранату, запал которой зафиксирован деревянной щепочкой. Положив ее вместе с несколькими брусочками тола в топку, диверсант покинул будку, растворившись в темноте.

К тому времени, когда он добежал до Лемешева, который должен был прикрыть отход в случае неудачного десантирования командира, поезд уже медленно вполз на станцию. Взрыв парового котла разбросал осколки металла не хуже чем стокилограммовая фугасная бомба. Несколько вагонов сошло с рельс, два десятка убитых, впятеро больше раненых. Бензин из пробитых цистерн вытек наружу, создавая реальную угрозу пожара. Станция оказалась парализованной почти на сутки.

Поднятый среди ночи штандартенфюрер Бридель, переезжая Днепр по понтонному мосту, и представить не мог, что виновники аварии всего полчаса назад, оставив в тайнике пулемет и автоматы, переплыли реку в противоположном направлении в полутора километрах ниже по течению.

Никаких следов диверсии обнаружить не удалось, хотя внутренний голос штандартенфюрера подсказывал, что не обошлось и на этот раз без его партизан-кавалеристов. Но вешать на себя дополнительные нераскрытые дела мог только сумасшедший, и фон Бридель довольно быстро согласился с версией несчастного случая – самопроизвольного взрыва паровозного котла.

VIII

Удачное нападение на эшелон породило уверенность, что успех надо развивать, переходя к остальным частям плана. Луи повел мокрых замерзших товарищей не в лагерь, а через лес к мотоциклу. По дороге зашли еще в один тайник, где переоделись и достали последний автомат с двумя магазинами.

Отдавая парабеллум Каранелли, одетому в лейтенантскую немецкую форму, Николай почувствовал себя неуютно – многолетняя жизнь драгунского офицера приучила чувствовать себя без пистолета, как без рук. И даже пулемет на турели коляски и гранаты не могли избавить от этого чувства.

Выехав на дорогу в предрассветной мгле, ту самую, на которой когда-то бесславно погиб немецкий усиленный взвод, мотоцикл, подпрыгивая на выбоинах и ухабах, поехал в сторону Красного, подгоняемый нетерпеливыми просьбами Каранелли:

– Олег! Давай скорее! Нужно успеть!

Через Бежели, Литивлю, Винные Луки, товарищи выехали в Красный и помчались к центру поселка, чтобы перебраться на другой берег речки. Суета, которая воцарилась в райцентре, после того как пришла весть об аварии на станции Гусино, помогла спокойно проехать через поселок. Выбравшись на дорогу к Орше, мотоцикл добавил скорости, и через двадцать минут беспрепятственно проехал через Ляды. Шлагбаум перегораживал боковую улицу, идущую к складам. Мешки с песком укрывали пулеметную точку.

Отъехав на несколько километров, мотоцикл остановился на обочине. Ждать пришлось недолго. Вскоре из-за поворота показались военнопленные в сопровождении нескольких автоматчиков.

Первое, что бросилось в глаза Луи, это малочисленность колонны. Несколькими днями ранее, наблюдая за работой пленных на складах, Каранелли насчитал человек сто. Сейчас же по дороге шло не более сорока.

– Проезжай мимо, сбавляй скорость и разворачивайся! – наклонившись к уху Лемешева, проговорил Каранелли. – Я начну первый! Ваши фрицы с правой стороны!

Олег лишь наклонил голову в знак того, что ему все ясно.

Мотоцикл проехал мимо пленных, прижавшись к обочине, постепенно замедляя ход. С каждой стороны колонны шагало по три солдата с автоматами, еще двое обнаружились позади нее. Каранелли соскользнул с заднего сиденья сразу за их спинами. Штык-нож оказался между ребер фашиста через секунду. Второй успел повернуть голову к французу, но не автомат. Тяжелый кованый сапог раздробил ему челюсть, но прежде, чем упасть, он успел получить еще один удар – последний в его жизни. Потом Каранелли резко сместился влево и точными выстрелами уложил немецкую охрану с одной стороны. Промахнуться было трудно, до самого дальнего солдата не более двадцати пяти метров.

Разворот мотоцикла потребовал больше времени, немцы успели обернуться, но Данилов опередил их на мгновение, скосив всех длинной очередью. Аккуратненько так, стараясь не зацепить пленных.

Колонна остановилась, несмотря на то что без команды это категорически запрещалось. Однако вряд ли мотоциклисты, так лихо справившиеся с конвоем, собирались кого-то наказывать. Головы повернулись в сторону Каранелли.

– Вы свободны! – громко сказал он. Но никто даже не шелохнулся. Красноармейцы, отчаянно мечтавшие о свободе, не о той, какую сулил им Клюк, а о возможности сражаться с ненавистным врагом, не могли поверить, что все произошло так быстро. Подошедший Лемешев мгновенно вник в ситуацию.

– Равняйсь! Смирно! – четкий командный голос не помог организовать солдат. Олег понял, что остался один только шанс – время стремительно уходило.

– Я майор Красной Армии Лемешев.

Олег снял каску и мотоциклетные очки, сделав тем самым паузу, столь необходимую стоящим перед ним людям. И упоминание о звании сразу подействовало! Военнопленные неожиданно превратились в солдат, готовых выполнять приказы.

– Офицеры! Выйти из строя!

Поданная команда не вызывала сомнений в необходимости ее исполнения, но все остались на местах.

– Старшины!

Вновь строй неподвижен.

– Сержанты!

Невысокий с ярко выраженной сединой мужчина, четко отпечатав два шага, вышел вперед.

– Старший сержант Петров!

– Подразделение, слушай мою команду! Сержанту Петрову принять командование!

– Есть!

– Собрать оружие, трупы фашистов оттащить в кусты! Самим следовать на юг, в шумяческие леса. Действовать по обстоятельствам!

– Есть действовать по обстоятельствам, – отозвался сержант Петров.

– И побыстрее, ребята, пока на дороге никто не появился, – уже другим тоном добавил Лемешев.

Колонна пришла в осмысленное движение, словно внутри ее завели какой-то механизм. Олег и Луи сели на сиденья мотоцикла. Раньше вернувшийся в коляску Николай протянул один из двух подобранных «шмайссеров» Каранелли.

– Нам в другую сторону, Олег! Давай через поле к Днепру. Только забирай подальше от Лядов! Теперь у нас пауза до ночи!

Перебравшись через кювет в удобном месте, мотоцикл уже отъехал на сотню метров, когда Лемешев оглянулся. Через поле за ними бежали четыре человека. Остановившись, Олег спрыгнул на землю.

– Назад! – крикнул он, сопровождая слова энергичным жестом. – Назад! К Петрову!

Но они не остановились. Бегущий впереди, худющий, словно черенок лопаты паренек, вдруг споткнулся и, сделав несколько быстрых шагов, рухнул к ногам Лемешева. Оторвав руки от земли, он задрал голову и, глядя в лицо майору слезящимися глазами, повторял только одно слово:

– Брат… Брат… Брат…

Слезы душили парня, от всхлипываний содрогались плечи, он ничего не мог выговорить, и лишь твердил:

– Брат, брат…

– Что с тобой? – Лемешев наклонился, подхватывая его.

– Ты… Вы говорили… там, у Днепра, – слова с трудом прорывались сквозь слезы, – в окопе, что брат… братом буду, если выживем…

– Иван?!! – ошарашенный майор, распрямляясь, выпустил парня из рук. Тот снова шлепнулся на колени и быстро-быстро закивал не в силах больше вымолвить ни слова.

Ивану Красцову было страшно. Очень страшно. Страшнее, чем когда полк отступал из-под Красного под ударами немцев, страшнее, чем под бомбежкой, страшнее, чем в окопах у Днепра, где танки Гудериана пытались стереть с лица земли последних защитников моста. Намного страшнее, чем плену, даже когда он понял, что всем отказавшимся вступить в отряд Клюка, которого он пару раз мельком видел в дивизии, осталось жить несколько дней – вот только найдут им замену и расстреляют. Но сейчас он боялся, что майор, который выглядел в его глазах настоящим героем, не разрешит пойти вместе с собой. Просто прогонит прочь! И этот страх, граничащий с безнадежным отчаянием, буквально душил Ивана, не давая возможности даже связать несколько слов.

Каранелли тоже слез с мотоцикла и, подойдя к Олегу, негромко проговорил:

– Брат?

– Можно и так сказать, – брат! Как и ты с Князем…

– А это кто? – Каранелли кивнул в сторону стоящих сзади.

– Не знаю! Ваня, это кто? – Лемешев вновь опустил взгляд на Красцова. – Да встань ты, наконец!

– Мы вместе, все мы вместе, товарищ майор, – затараторил рыжеватый кряжистый мужичок, в котором Олег сразу разглядел крестьянина, – нас немцы хотели к себе взять, на службу… А мы вас знаем, товарищ майор, нам Ванька рассказывал, как вы мост держали. Дозвольте, товарищ майор, с вами.

Лемешев перевел вопросительный взгляд на француза. Тот едва заметно кивнул, поворачивая голову.

– Сержанту Петрову доложили, что побежите за нами?!

Голос Луи был настолько строг, что майор как-то мгновенно вспомнил, что он генерал. И чуть не засмеялся своим мыслям.

– Никак нет, – опуская голову, промямлил рыжий, – не успели…

– Понятно, невыполнение приказа…

– И дезертирство, – в тон добавил Лемешев.

– Но товарищ майор! Мы же не от фрицев тикаем! Мы воевать с ними хотим!

– Это понятно, – задумчиво глядя на опустевшую уже дорогу, проговорил Каранелли, – это я к тому… товарищи красноармейцы, что если еще раз не выполните приказ – просто расстреляю.

И отвернулся к мотоциклу, всем своим видом показывая, что он не привык повторять.

– Товарищ Князь, не будете ли так любезны освободить коляску? Похоже, новые бойцы уступают нам в беге.

Обернувшись, скомандовал:

– Всем на мотоцикл!

Каранелли увел удвоившийся отряд почти на семь километров вниз по Днепру. Оставив заваленный еловыми ветками мотоцикл на опушке, расположились в глубине большой рощи.

– Иван, посидите здесь, нам поговорить нужно, – сказал Каранелли, жестом приглашая Данилова и Лемешева отойти в сторону.

– Предвидя ваши вопросы, отвечу сразу. Втроем немного мы навоюем, так нам легче будет.

– А кормить их чем? У самих запасов – кот наплакал.

– Не волнуйся, Олег, сегодня ночью этим и займемся. Ты лучше вот мне что скажи. Твоя кличка – Сокол – имеет теперь смысл? А наши?

– Моя – не имеет. Да и неудачная это была с самого начала идея. А ваши, конечно, имеют. А как вас иначе представлять? Дивизионный генерал при штабе Наполеона Луи Каранелли и подполковник из штаба Кутузова Николай Данилов?

– Я бы мог представиться, как Лев Каранеев.

– Граф? И его сиятельство Николай Данилов? Нет уж! Давайте так, оставайтесь Артистом и Князем. Я тумана наведу, намекну, что вы из такой структуры, что о ней даже не все генералы знают. Ну а если как-нибудь до имен дойдет, то тогда Лев и Николай. А там посмотрим!

– Хорошо, уговорил. Значит, теперь так! Я спать, а ты Николай, подежурь пока. Часа три. Потом я встану – пойдешь спать.

– А я? – несколько озадаченно произнес Олег.

– Ну здравствуй! Приехали! Что должен делать начальник особого отдела, когда в дивизию поступают новые бойцы? Проснусь, доложишь!

IX

Штандартенфюрер медленно ходил по пожарищу. Черные остовы домов и сараев, пепел и дымящиеся угли, чудом устоявшие среди огня и взрывов наблюдательные вышки, с оторванными досками. От крупной перевалочной базы, снабжающей наряду с другими несколько дивизий группы армий «Центр», остались одни воспоминания – что не взорвалось, то сгорело.

Размышляя, Отто фон Бридель не мог не прийти к выводу, что его ждут крупные неприятности. Очень крупные. Взрыв паровоза на станции Гусино можно объяснить заурядной аварией, в чем штандартенфюрер сильно сомневался. Но что делать с побегом военнопленных, которых так и не поймали? Точнее, поймали только одного, который сломал ногу и остался прикрывать отход товарищей. Он смог ранить солдата, но получив пули в плечо и грудь, попал в руки преследователей. Все, что из него удалось выколотить уже перед смертью, в горячке бреда, это два слова – майор Лемешев. Но они очень многое сказали фон Бриделю.

Остальных настичь не удалось. Вскоре они ушли в речку, а взять их след собаки так и не смогли. Штандартенфюрер и так был зол, а когда узнал, как называется речка, то стал вне себя от ярости. Закобылица! Как насмешку, как личное оскорбление, воспринял он название. За-ко-бы-ли-ца!

Но самое страшное произошло здесь. Ночью уничтожен склад боеприпасов и продовольствия. Тот самый, систему охраны которого реорганизовывал лично Отто фон Бридель!