Текст книги "Прядь"

«Священник, кажется, поумнее Ставроса…» – подумал Ингвар. Под взглядом этих пристальных карих глаз было сложно придумать и определить для себя, что же стоит рассказать, а о чём лучше умолчать. Ингвар благодарил богов, что в свою последнюю встречу с человеком, обладавшим похожими познаниями, держал язык за зубами и не болтал обо всём подряд. Неплохо бы и сейчас не теряться… С другой стороны, а чего ему скрывать? Он оказался абсолютно один в землях, о которых ничего не знал. Может быть, у него и нет другого выхода, кроме как довериться этому священнику. Свои далеко, без помощи тут не обойтись, может быть, искать её у тех, кто враг убийцам его отца, – не такая уж плохая мысль. Да и прежде ему удалось найти общий язык с христианами из Царьграда, возможно, удастся найти и с этими…

– Мы с остальной дружиной моего отца и со многими кораблями наших братьев – их вёл Энунд сын Эймуда – прошли в Хазарское море, заключив договор с хазарским каганом, а затем пошли в набеги по всему побережью, но взбушевавшееся море расстроило наши планы…

Тер-Андраник вновь кивнул.

– Ваше появление порядком перепугало ширванского шаха, твои братья пролили там много крови, впрочем, как и в прошлый раз, несколько зим назад, когда вы явились впервые.

«Опять ширванский шах», – подумал Ингвар.

– Про то мне неведомо, – ответил он вслух, – потому как в том походе не было ни меня, ни моего отца, а в этом же мы успели увидеть только шторм.

– Но это не отменяет того, что приплыли вы сюда с кровавыми помыслами, – тер-Андраник словно с беспокойством задвигал бровями, а затем прибавил:

– Но не мне вас судить. Убийц не может судить убийца.

Когда Ингвар продолжил рассказ, то почувствовал, что замечания собеседника приходятся настолько к месту и настолько точны, что скрыть ничего не получалось, хотя юноша каждый раз и зарекался внутри себя, мол, «об этом я умолчу точно». В результате же он поведал и об убитой девушке, и об исчезновении Рори, и даже о своих константинопольских воспоминаниях. Когда он дошёл до описания арабского плена, лицо тер-Андраника приобрело особенную озабоченность, он начал расспрашивать об их численности, замыслах и даже разговорах. Если о первом из этого Ингвар мог говорить с достаточной точностью, то вот обо всём остальном он не знал ничего, кроме обрывков разрозненных сведений.

– Их вел наиб Мансур, – не преминул отметить юноша.

Тер-Андраник дотронулся рукой до уха и предал взгляду стеклянное выражение.

– Именно! – усмехнулся Ингвар. – Вы похожи. Знаете много похожих вещей.

Священник поморщился.

– Некоторые вещи должен знать каждый, кто чего-то стоит.

Ближе к концу рассказа тер-Андраника несколько раз спрашивали его воины, но он торопливо отсылал их обратно. Звук их языка, ещё вчера не вызвавший у Ингвара ничего, кроме смутных мыслей о сходстве, сегодня прозвучал в его просветлевшем сознании как совершенно знакомый. И тут он вспомнил! Остановившись и выжидательно посмотрев на священника, северянин произнес:

– Мне на память пришло ещё кое-что. Возможно, это важно. В лагере мусульман звучал не только арабский язык.

– Готов спорить, ещё и персидский был, – безразлично пожал плечами священник. – Среди них сейчас многие принимают веру Мухаммеда.

– Да, я слыхал, как звучит и персидский, но готов поклясться, что слышал, как там говорили на вашем языке.

Тер-Андраник, услышав это, резко подался вперёд и вскричал:

– Так чего же ты молчал о таком! Что они говорили?!

– Полагаю, если бы я знал ваш язык, мы сейчас говорили бы не по-гречески.

Ингвар подивился такой страстности собеседника, но тот уже успокоился, и, движением руки показав северянину, что всё в порядке, продолжил разговор.

– Может быть, что-то врезалось тебе в память, голос, слова какие-то? Много ли было тех, кто говорил по-нашему?

– Голос был гнусавый, в нём слышалась яркая эмм… не знаю, как это сказать… картавость, что ли. Других голосов не было, но я их и просто не услышать мог.

– Картавый, говоришь… Что ещё? Имена? Названия? Если повторялось что-то по нескольку раз – наверняка имена и места, не иначе.

Священник знал, о чём спрашивать. Явно сведущ в искусстве допроса… «Не даром исповедь принимал», – усмехнулся про себя Ингвар.

– Названия слышал точно, если позднее я правильно уловил смысл, они говорили о вестях из Мараги. Потом арабы по пути о ней тоже говорили.

– Марага? Что же, неплохо, а другие? – тер-Андраник вскочил со скамьи и принялся ходить по комнате.

– Багаран? – спросил священник резко, затем замолчал, опершись руками на столешницу.

Ингар помотал головой. Тер-Андраник вновь заходил по комнате.

– Двин? Вагаршапат? Васпуракан? – спрашивал он в такт своим шагам, но северянин всё нахмуренно мотал головой. – Гугарк?

– Гугарк! Было такое! – вскрикнул Ингвар, услышав знакомое слово, волнение священника передалось и ему. – Для меня ваш язык сложен, но Гугарк на слух приходило!

– А имена? – священник говорил всё быстрее. – Иованнес? Ашот? Гагик? Саак?

Он назвал ещё с десяток имен, пока Ингвар не замахал руками.

– Имена для такого, как я, почти неотличимы от названий, тем более если говорить их так же быстро. Однако точно припоминаю что-то про Ашота… Может быть, если ты перечислишь мне другие и вдвое медленнее, то вспомню и ещё что-нибудь.

– Саак? Было такое? Саак? – с расстановкой теперь говорил тер-Андраник. – Григор? Ерванд? Давид? Васак?

– Да! – хлопнул по столу Ингвар. – Это было и часто! Васак – было!

Тер-Андраник всё ходил по комнате взад-вперёд, проделав это не менее двух десятков раз, он наконец повернулся к юноше и сказал:

– Я скоро вернусь. Ты открыл нам чудесные вещи, в которых, однако, мало приятного. Необходимо принять меры.

Затем он вышел из комнаты, предоставив Ингвара самому себе. Северянин же остался в размышлениях переваривать минувший разговор. С одной стороны, этот новый христианин казался немного гордым и высокомерным, с другой, с первых слов он вызывал доверие и желание поделиться. Очень противоречивые впечатления. Так или иначе, теперь этот человек знает всё. Конечно, эти знания рук Ингвару не связывают, но вот к примеру Мансуру он такого не рассказывал… Однако подобные мысли уже начинали раздражать, и северянин решил, что вернуться к ним стоит только после того, как им удастся закончить разговор.

 
                                            * * *
 

Тер-Андраник вышел из дома взволнованный и попросил ожидавшего у порога Айка поскорее найти Вараздата. Ну конечно! Вот, кажется, и ключ ко всему, ну или почти ко всему, что мучило его с самого выезда из Багарана. Кажется, на этот раз его поиски действительно дали ему что-то стоящее. В голове крутились слова этого юноши и недавние воспоминания наместника Гехи Васака о «своём картавом тезке». Конечно же, корни всех этих странностей уходили в Гугарк. Если братья Гнтуни давали клятву царю Смбату, из этого вовсе не следует, что они будут служить его сыну. Всё это значит, что царь сейчас едет не на переговоры, а прямо в сердце предательского заговора.

Они долго петляли по горам Арцаха в поисках потерянного арабского следа, его остывшие обрывки вели их к Ширвану, но не предвещали никаких серьёзных плодов – до вчерашнего дня. Теперь казалось ясным, что намеренно запутанный след отвлекал внимание от князей Гугарка, указывая на Гагика Арцруни. Хотя доподлинно выяснить это ещё только предстояло. То, что на эти переговоры приехал сам безухий Мансур, ближайший поверенный востикана Юсуфа, говорит само за себя, однако, вероятно, в этом замешаны и шахи Ширвана и, возможно, кто-то ещё из армянских князей.

Поиск корней заговора сейчас был задачей второстепенной, в первую же очередь нужно было предупредить царя. Путь Ашота в Гугарк пролегал через обширные земли с остановками у верных вассалов, что оставляет тер-Андранику малую возможность успеть к нему на помощь. Так или иначе, даже если им удастся предупредить его, времени избежать столкновения уже не останется, потому нужно привести государю хотя бы пару десятков воинов.

Тут из-за плетня показался Вараздат и, как всегда, в своей слегка бесцеремонной манере вместо приветствия спросил:

– Ну что, как парнишка?

– Смышлёный. Но есть вести и поважнее.

Вараздат выслушал новости с весёлым выражением лица, а когда тер-Андраник закончил, воскликнул:

– Благослови Господь этого парня! Хотя он, скорее всего, просто грязный язычник, это подняло мне настроение. У меня в печёнках сидят эти бесплодные странствия по здешним оврагам.

– Я рад, что тебе это так по душе, – тер-Андраник откашлялся, – но не забывай, что мы вновь можем остаться без царя.

– Шутишь? Нет, я в это не верю. Что бы судьба не готовила нашему царю, но его правление не закончится под клинками проклятых гугаркцев. Вот ей-богу, арабские головорезы никогда не получили бы и трети наших земель, если бы за спиной каждого их эмира не прятался бы целый выводок подлецов из наших князьков.

– Царю нужны воины.

– Я знаю, к чему ты клонишь, – Вараздат скрестил руки на груди. – Слишком далеко до царских земель, чтобы посылать туда за подмогой… Но я б обратился к владыке Гардмана, это по пути.

– Старику Севаде?

– Да, он же давно метит в тести царя и будет рад оказать ему помощь.

– Этот старик не так прост, как кажется. Не забывай: у него две дочери и вторую он выдает за князя Сюникских земель, так что известие о возможной гибели царя помимо желания помочь может пробудить в нём и другие желания…

Вараздат кивнул, но явно остался при своём мнении:

– Попробовать стоит, я считаю. Чтобы не вызывать подозрений, я с парой человек наведаюсь в Гардман и попытаюсь вытянуть из него хотя бы пятьдесят клинков, не посвящая глубоко в происходящее. Вы же идите прямо, мы нагоним.

Подумав, тер-Андраник согласился, до Саака Севады ближе, чем до Ахталы, владений Ерванда Кюрикяна, и в условиях спешки это весьма весомый аргумент. Да и Вараздату он доверял как себе, он умеет не болтать лишнего, и отправить его к гардманскому князю с таким поручением было вполне разумным решением.

– А что сделаешь с парнишкой? – прервал затянувшееся молчание Вараздат.

– Ещё не решил. Он сослужил нам неплохую службу, чем вполне расплатился за своё спасение, возможно, его роль в этой истории уже сыграна.

Разведчик покачал головой:

– Знаешь, будь моя воля, я бы взял его с нами. Он боец – это по всему видать, не только из его рассказа. Да и кому, как не тебе, священнику, знать, что такие встречи редко бывают случайными.

– Все встречи в этой жизни неслучайны, – священник задумчиво провёл рукой по траве, вымахавшей здесь, у плетня, едва ли не в человеческий рост. – Но иногда мы поддаемся соблазну вкладывать в них тот смысл, который нам хочется.

– Что ж, увидим, – кивнул Вараздат.

На этом они простились, Вараздат решил, что выедет немедля, тогда как остальной отряд отправится только с рассветом. Себе в провожатые он выбрал Гора и Азата.

Вернувшись в дом, священник застал Ингвара за тем же столом в глубокой задумчивости. Когда юноша заметил вошедшего, он встряхнулся и поднял на него вопросительный взгляд.

– Ты нам здорово помог, – начал тер-Андраник, – однако теперь мы должны действовать в спешке. Что касается тебя, то можешь выбирать: или ты получаешь коня, мешок с едой и дорогу на все четыре стороны с моим добрым напутствием, или же отправляешься с нами. В этом случае в придачу ко всему перечисленному ты получишь кольчугу и возможность погибнуть за царя, которого ты никогда прежде и не видел. Но если нам повезет, то будь уверен, ты сможешь увезти отсюда нечто гораздо большее, чем мешок солонины. Если нужно подумать – у тебя есть время до завтрашнего рассвета.

Ингвар опёрся спиной на стену и медленно произнес:

– Мне нет нужды думать.

C улицы донёсся стук копыт – это Вараздат покидал деревню. Ингвар прислушался, проводил всадников взглядом, точно видел их сквозь стену и продолжил:

– Мне нет нужды думать. Я слишком долго не носил кольчугу и успел по ней соскучиться.

Глава IV

«…Как бы то ни было, в положении, с которым мы имеем дело, нет ничего сложного. Наш государь Ашот по праву наследования – единственный законный монарх в Армении. Власть его отца признавалась большинством наших князей, и даже арабы с ромеями воздавали ему должные почести. Но законным царям верны не все, поэтому государев дядя (его тоже зовут Ашот) так и остался вечным возмутителем спокойствия, даже за маской преданности он плетёт против своего венценосного родича интриги. Через своего отца он унаследовал титул великого спарапета, то есть военачальника Армении, ну а через деда – претензии на царский титул. Сейчас он затаился, но мы знаем, что от него всегда можно ожидать подлости. Однако едем мы не к нему, не хочу тебя запутать ещё больше, но наш путь лежит в княжество Гугарк – ты слышал про него, оно стоит на самой границе с землями иберов. Его князья Васак и Ашот – вассалы нашего царя, и, так как ты нас любезно предупредил, мы знаем, что и они плетут против него заговор… Кому нынче доверять, ты спросишь? Разве что Всевышнему… Но ты в него и не веришь! Так что государева поездка к ним может обернуться весьма худо, если мы не подоспеем вовремя…» Отряд взбирался на каменистую гору верхом, выстроившись по двое друг за другом. Ингвар ехал рядом с тер-Андраником, и священник обстоятельно посвящал его в суть истории, в которую северянин ввязался парой дней раньше. Юноша пытался не потеряться в повествовании, которое пестрело подробностями и незнакомыми именами, однако всего он, конечно же, не запомнил. Выражая общее впечатление, Ингвар спросил:

– Послушай, а у вас в стране есть хотя бы один Ашот, который не стремится завладеть царской короной?

Тер-Андраник рассмеялся, юноша ему нравился.

– Да, полагаю, один найдется, например, вон тот улыбчивый парень, что едет позади тебя.

Ингвар обернулся, ехавший за ними следом молодой воин, услышав своё имя в разговоре на незнакомом ему языке, поглядел на них непонимающим взглядом. Да, у него и правда был слишком простодушный вид для тайных политических амбиций.

– А Гагик Арцруни? Вы говорите о нём едва ли не чаще, чем о своём царе, – северянин хотел разобраться в деле не на шутку.

– О, об этом старом лисе тоже забывать нельзя, он владеет большой частью армянских земель и не прочь прибрать к рукам оставшуюся. Тут стоит сказать, что когда-то нашему народу принадлежали земли от моря, которое ты называешь Хазарским, до Киликийского моря на западе и самого Понта на севере. Наши соплеменники до сих пор живут там в своих городах, но лишь малая часть этих земель управляется независимо. Что-то прибрали ромеи, что-то – арабы и другие народы, с которыми мы теперь соседи. Княжество Васпуракан отстояло свою свободу, я и сам оттуда родом – это прекрасные земли, там сердце нашей истории… Вокруг озера Ван столетиями стоят наши древние столицы, и когда-то, много веков назад, именно туда наш предок Айк, прародитель всех армян, привёл свой народ. В твои годы я часто видел это во сне: как три сотни мужей с семьями и дорожными вьюками выходят к голубым водам моего родного озера. Отчего-то мне всегда казалось, что это случилось зимой, когда горы и холмы кругом покрыты снегом и синева воды смешивается с небом, играя бликами на белой прослойке нашего мира между двумя стихиями… Я не был там много лет и иногда ужасно скучаю по пронизывающим ветрам, которые обдувают берега озера в зимние месяцы. Именно в зимние, летняя жара убивает величие природы…

Ингвар не умел с достаточным чувством реагировать на подобные речи, хотя тоска священника по родным местам была ему понятна.

– А почему не хочешь вернуться? – спросил он, чувствуя, что нельзя позволить повиснуть молчанию в такой момент.

– Не хочу? Да нет, я бы почёл за счастье погостить там немного, но теперь мне, слуге дома Багратуни, путь туда заказан. Васпураканом правит дом Арцруни, их древность и сила вкупе с обширностью подвластных земель даёт им основания бороться за первенство среди армянских князей, а Гагик, Глава дома, честолюбив без меры и не погнушается ничем, если это приведёт его к ещё большему могуществу… Когда-то он предал Смбата, отца нашего государя, а после того принял от арабского халифа царскую корону, заявив таким образом, что он ровня Багратидской династии.

– Там, откуда я родом, такое происходит сплошь и рядом, – пожал плечами Ингвар, – ярлы и князья могут делить меж собой города, воинскую добычу, да хоть бы и жён, они достаются тому, кто оказывается сильней, но это всех устраивает – ведь значит, такова воля богов.

– Люди везде одинаковы, мой друг, просто скрывают свои стремления под разными личинами.

Подъём кончился, и путь стал шире, всадники подстегнули коней, и разговоры смолкли. Для Ингвара это означало возможность вновь остаться наедине с собой. Последние дни научили его, что всё, виденное человеком своими глазами, может быть столь же обманчиво, как и то, что рассказывают другие. С армянами ему нравилось больше, чем с арабами, но, вероятнее всего, только из-за подробностей их первой встречи. Здесь в его сторону металось меньше косых взглядов, и здесь он чувствовал себя свободным, хотя новые товарищи (их он действительно мог назвать товарищами, ведь на этот раз он не имел никаких скрытых замыслов) не стремились принимать его как своего. Предводитель отряда ему нравился, правда, временами он был слишком многословен; беседы его занимательны, но Ингвару казалось, что священник больше рад возможности поупражняться в греческом, чем предоставить юноше дружеское общение.

Дружелюбие священника после истории с Мансуром всё равно вызывало у Ингвара подозрения. Обосновать он этого не мог, ведь взаимоотношения северянина с этими христианами строились на добровольной основе и лукавить просто не было причин, но один раз обжёгшись, сложно сразу обращаться с огнём без опаски. Поэтому Ингвар держал ухо востро. «Как ни крути, привычка к бдительности не помешает», – думал он и не искал ни с кем лишнего общения.

За дни, прошедшие с тех пор, как он ответил согласием на предложение тер-Андраника, Ингвар нередко размышлял, а верно ли он поступил. Быть может, стоило взять предложенные дары и отправиться восвояси? Однако в миг решения он со всей ясностью осознал, что это та дверь, которую он не ведая ждал в течение стольких лет, и если смалодушничать, то она захлопнется навсегда. И вот теперь он скачет на север вместе с очередным отрядом воинов, языка которых он не знает, чьи традиции ему чужды и которые сами также не выказывают ему особенного радушия. Положение неоднозначное, но ряд очевидных достоинств в этом всем был: под потёртым арабским халатом северянин теперь носил крепкую железную кольчугу, на ноги ему достались довольно поношенные, но лёгкие и удобные сапоги, ну и главное – множество великих саг, слышанных им, начинались именно так.

Вскоре отряд достиг места, в котором тер-Андраник с Вараздатом условились о встрече – небольшого поселения на окраине гавара Ташир. Местных жителей тут обитало немного, зато имелся обширный постоялый двор, никогда не пустовавший за счёт пересечения в этом узелке нескольких дорог. Здесь всегда собиралось полно купцов, воинов, княжеских посланников и других проходимцев всех возможных происхождений. За столами этого заведения запросто могли встретиться армяне, абхазы, иберы, арабы, персы и даже греки, других мест со столь же разнообразной братией не сыскать на многие версты вокруг. Тер-Андраник не боялся быть узнанным. Даже если найдутся те, кто узнает его и сможет выдать, путешествием государева советника со скромным отрядом никого не удивишь.

Места для воинов отряда отыскались без усилий, а вместе с ними прилагался и сытный горячий ужин. Ингвар, предупредив священника и заняв у него пару медяков, решил выйти на свежий воздух, чтобы пройтись и поискать торговцев – он хотел прикупить себе что-нибудь из верхней одежды на смену пресловутому халату. В столь поздний час все лавки оказались уже закрыты и северянину удалось разве что привлечь внимание уличных зевак, да пары пережидающих путешественников. Дело заключалось в его необычной внешности – юноша всё больше сознавал, что для этих краев его облик в диковинку. Русые волосы и борода, голубые глаза, скуластое лицо и кожа, от постоянного солнцепека налившаяся яркими оттенками красного цвета – если в Царьграде привыкли видеть всякое, то здесь такие черты позволяли юноше наслаждаться своей неповторимостью.

Вернувшись на постоялый двор, Ингвар ощутил, что настало время ужина. В зале набилось полно народу, но несколько свободных столов оставалось. Сперва северянин намеревался сесть к кому-нибудь из товарищей, но увидев, что те сидят уже сложившимися кружками, выбрал один из свободных столов. Тер-Андраника нигде не было видно, а навязываться к людям, с которыми и разговор-то поддержать не сумеешь, казалось как-то глупо. Поэтому он сел один и стал ждать еду, за ужин для всего отряда уже заплатили, и трактирщику оказалось достаточно знака, чтобы всё устроить. Принесли жареное на углях мясо с подливой из приготовленных таким же образом острых овощей. Зная, что перед ним чужестранец, трактирщик гордо произнес: «Хоровац» и не отходил от стола, пока юноша не попробовал кусок и не закивал одобрительно. Мясо и правда оказалось отменным: хорошо пропечённое, однако сочное, с приятным ароматом дыма. По примеру окружающих Ингвар заворачивал куски в очень тонкие пшеничные лепёшки вместе с овощами. Сочетание острого, пресного и солёного оказалось неслыханно вкусным, так что и оторваться нельзя. Наслаждаясь ужином, северянин слушал разговоры вокруг в большинстве своём на незнакомых наречиях, но иногда доносились и уже известные слова. В пути тер-Андраник, видя интерес и способность Ингвара к языкам, начал потихоньку учить его армянскому. Вышло много плодотворнее, чем языковые уроки с Исой, хотя бы из-за того, что теперь общение поддерживалось обоюдным знанием греческого. Юноша делал успехи, хотя, конечно же, объясняться и полностью понимать новый язык он пока не мог.

Вдруг из гула перед ним возник человек, по наружности армянин, который, присев за стол напротив Ингвара, обратился к нему на своём языке. В потоке слов северянин распознал только «гареджур» и «гини», что на армянском означают «пиво» и «вино». Вероятно, незнакомец предлагал выпить, но Ингвару пить без возможности пообщаться не хотелось, он ответил только недавно выученным «я плохо говорю по-армянски» и выражением лица дал понять, что разговор окончен. Человек не стал упорствовать, улыбнулся и сел за другой стол.

Ингвар тем временем прикончил ужин и потягивал из чашки вино – его в этих краях любили больше пива. Как и на улицах, здесь на северянина глазели многие; чтобы отвлечься и не чувствовать себя ярмарочным товаром, юноша и сам решил больше смотреть по сторонам. Люд в заведении тёрся самый разнообразный, многие где-нибудь в другом месте показались бы подозрительными, но тут и говорить о таком бессмысленно – потому как где ещё собираться подозрительным людям, если не в придорожных трактирах. Впрочем, Ингвар нашёл себе зрелище поприятнее: в зале были женщины.

Не считая толстой жены трактирщика, между столами сновали несколько девушек, судя по всему, дочки и служанки хозяина. Они собирали грязную посуду, протирали столешницы, помогали разносить блюда и напитки. Посетители частенько провожали их нецеломудренными взглядами, однако причинить им какую-либо обиду никто не решался: хозяина постоялого двора уважали, а он за такие вещи нещадно выставлял посетителей прочь. Из трёх девушек – одна совсем юна, правильнее назвать её девочкой, а вот другие две уже вошли в возраст и смотрелись если не красавицами, то вполне привлекательными особами. И уж тем более они являлись таковыми для Ингвара, многие месяцы жившего походной жизнью и видавшего женщин только в особенно сладких снах. Обе девушки, темноволосые, кареглазые, сильно напоминали ему ту, убитую в лесу. Ингвар с тревогой отметил, что теперь каждая мысль о женщинах, ведёт его к ней, как бы интереса к прекрасному не потерять… Наблюдал он незаметно, так робкие дети украдкой поглядывают на запретные сласти; если появлялась возможность встретиться взглядом, то всегда отводил глаза. Дома, да и в былых походах, Ингвар не раз убеждался: женщины отчего-то находят его красивым, и всё-таки осознание этого хотя и тешило самолюбие, но никак не влияло на его умение с ними общаться. Нет, конечно же, на славных праздничных играх и вечорах он вместе с остальной ладожской молодежью веселился, однако, когда ему приходилось общаться с девицами лицом к лицу, в одиночку, у него резко возникали сложности даже с построением слов друг за другом. Со временем неловкость проходила, но из-за этого он обычно не стремился к знакомству первым, по крайней мере, если девушка не увлекала его настолько, что и стерпеть нельзя.

В Царьграде один из стражников Ставроса как-то раз взял северянина с собой в публичный дом. Ингвар, тогда ещё совсем подросток, запомнил этот поход надолго, пожалуй, даже навсегда, но желания оказаться там вновь у него не возникало. Чувство чего-то ненастоящего, постановочного преследовало его там повсюду, он будто бы оказался на площадных театральных подмостках. В дальнейшем ему стоило большого труда избавиться от мысли, что теперь он знает о женщинах всё необходимое.

И вот сейчас он молча наблюдал, предаваясь воспоминаниям, и изо всех сил старался не встречаться с незнакомками глазами. С одной из них это никак не удавалось. Старшая из троих, по виду самая бойкая, частенько смотрела в сторону Ингвара, и если ей при этом удавалось поймать его взгляд, то губы её трогала озорная улыбка. Кажется, для неё это представляло своеобразную игру, в которую северянин, сам того не желая, вовлёкся. Застенчивость юноши было легко распознать, и девушку это очень забавляло. Пристальный женский взгляд иной раз может заставить мужчину делать совершенно неожиданные для него вещи. А долгое пребывание мужчины в среде исключительно себе подобных легко может тому поспособствовать. Поддавшись и вступив в предложенную игру, Ингвар мгновенно оставил за пределами памяти все тревожащие его вопросы. Поймав взгляд девушки, Ингвар удерживал его, долго не отводя глаз. Не отводила глаз и незнакомка, потом, заметив, что их состязание не укрылось и от остальных посетителей таверны, она прикрыла глаза большими, как крылья бабочки, ресницами, постояла несколько секунд и скрылась за стойкой на кухне. Ингвар разочарованно проводил её взглядом – кажется, это маленькое приключение закончилось. Но вскоре она вновь появилась в зале, только иначе одетой. В этот раз, не тратя времени на игры, она направилась прямо к столику Ингвара, пройдя мимо него, как бы невзначай задела юношу, и тот, посмотрев ей в глаза, распознал немой призыв. Подождав, пока южанка достигнет двери, Ингвар встал и направился за ней следом, выйдя на улицу, он увидел, что она ждёт его в тени ограды, видимо так, чтобы не быть слишком заметной остальным. Северянин выпил достаточно вина, чтобы смущение его не беспокоило, тем более он не знал местного языка, а значит, говорить ему с ней не придётся. Когда он подошёл ближе, девушка улыбнулась и поманила за собой. Они вышли за калитку и направились куда-то по тёмной улице, Ингвар не знал куда, но полагал, что так надо. Мысли в голове путались, и порой ему казалось: он совершает какую-то несусветную глупость, однако за последние недели столько всего произошло, что никаких глупостей он больше не боялся. Уход же от постоялого двора, учитывая пристальное внимание, оказываемое там незнакомке, представлялся верным решением.

В водовороте путанных мыслей Ингвар не заметил тень, метнувшуюся к нему от сточной канавы на краю улицы. Когда он всё же почуял неладное, стало слишком поздно: клинок в руке нападавшего бил ему прямо в область сердца. Выйдя из оцепенения, Ингвар рывком убрал тело с полосы удара, и кинжал, распоров халат, с лязгом скользнул по кольчуге, не причинив ему вреда. Схватив нападавшего за запястье, северянин продёрнул его руку вперёд, вывернул суставом вверх и ударил кулаком против его сгиба. Рука хрустнула, и нападавший взвыл от боли, это длилось всего несколько вздохов. Однако нападавший был не один, ещё несколько фигур, уже с мечами наголо, стремительно летели на него. Ингвар, используя движение неудачливого убийцы, швырнул его под ноги теням с мечами. Расчёт сработал: тело, прокатившись по дорожным камешкам, заставило врагов разойтись в стороны, и северянин живо этим воспользовался. Из оружия у него с собой был только арабский кинжал, топор он оставил на постоялом дворе под присмотром стражей, в схватке с вооруженными мечами воинами ему оставалось только оказаться как можно ближе, настолько, что длинный клинок станет бесполезным. Схватив одного из нападавших за рукав и куртку на спине, юноша огорошил его несколькими рывками и повернул спиной ко второму. Следом он нанёс ему мощный удар в пах коленом, соперник оказался опытным и подставил бедро – удар не достиг цели. После же убийца засадил Ингвару головой в лицо, да так, что варяг почувствовал, будто череп его сейчас расколется. Левой рукой прижимая противника изо всех сил к себе, Ингвар исхитрился правой достать кинжал, которым он нанёс нападавшему два неровных удара в спину. Нападавший обмяк, и северянин выпустил его из объятий, едва успев увернуться от клинка второго. Как будто в танце он отскакивал и уклонялся от ударов меча, выгадывая время для побега, но за спиной его стояла высокая изгородь, а возможности направить пляску в своём направлении всё не представлялось. Помощь пришла неожиданно, вновь из темноты, только уже со стороны харчевни, появились Езник и улыбчивый Ашот. Увидев разыгравшийся бой, они живо извлекли клинки из ножен, и последний из убийц вскоре упал с парой больших рубленных ран.

Запыхавшийся Ингвар произнёс им длинное армянское слово благодарности. Ашот и Езник начали на армянском пополам с немыми знаками его расспрашивать, но северянин был так взбудоражен, что ничего не мог понять. Вскоре из темноты появился и тер-Андраник.

– Ну и какого чёрта тебя сюда понесло? – спросил он не столько сурово, сколько насмешливо.

– Позвали… Не подумал… – сбивчиво ответил Ингвар, рассказывать про девушку ему стало как-то неловко.

Из троих нападавших в живых остался лишь первый, он пытался унести ноги, но Ашот не дал ему завершить замысел. Когда Ингвар пригляделся к нему, то узнал того самого незнакомца из таверны, что предлагал ему выпить вместе. Тер-Андраник, услышав об этом, рассмеялся и поучительным тоном заметил: