Текст книги "День, вечер, ночь, утро"

Он грустно усмехнулся и даже показал ладонями – как это они шевелят жабрами. Это действительно было смешно.

– Ну вот, я поплакал. Тебе не противно?

– Глупость. Слушай, а если бы ты заранее знал, что будет так, ты не полетел бы, правда?

Это можно было, пожалуй, принять за скрытый упрек: вот каково покидать меня, так хоть покайся напоследок! Александр поднял голову.

– А куда же я делся бы? – проговорил он удивленно. – Полет был неизбежен, даже больше – нужен.

– Ну, пусть, – сказала она со вздохом. – Значит, потомки вам помогают. Ну и чудесно.

– Видишь ли, все дело в том, что для нас из истории Земли выпало пятьсот лет. Это много. История оказалась разрезанной: кончалась на дне отлета и возобновлялась в день прилета, а между ними оказался ров в пятьсот лет. Его надо было засыпать. Шаг за шагом проследить весь ход человеческой мысли за эти пять столетий. От одной научной революции к другой. Подойти к последним выводам по достаточно пологому подъему.

– И это вам под силу?

– Да – если есть все нужные условия.

– У тебя они есть?

– Не все, – пробормотал он. – Ну, ладно. Послушай, мы оказались где-то…

– Вот река.

– Я имею в виду разговор. Кира… осталась немного часов. Давай проведем их так, словно ничего не случилось. Не было экспедиции. Мы не расставались. Просто гуляем, как обычно.

– Хорошо, – сказала она, решив, что это и впрямь самое лучшее. Он неизбежно уйдет; она неизбежно останется. И пусть все будет так, как он хочет: ведь все-таки он пришел к ней, а не наоборот.

Они шли берегом реки. Город остался далеко позади; в эту эпоху города обрывались сразу, не отделенные от лесов и лугов кольцом предприятий и свалок. Временами задувал ветерок – и смолкал, точно ему лень было дуть; листьям тоже было лень шевелиться и шуршать, катерам не хотелось двигаться, и они дремали на приколе, а попадавшимся изредка парам не надо было говорить, и они молчали. Только звездам хотелось светить, и они горели, и мерцали, и звали стремящееся вдаль человечество, а реке хотелось течь, и она текла, и отражала звезды, и играла с ними, легко перебрасывая светила с одной волны на другую. Вода не стремилась к звездам, потому что светила были в ней, а рекам этого достаточно; только человеку мало тех звезд, которые живут в нем, и он ищет, и всегда будет искать еще и другие. Река текла, изредка в ней всплескивала рыба; один раз тихо проскользнула лодка – еще кому-то, видно, не спалось, но он был один и поверял свои мысли лодке и реке. Они же по-своему отвечали ему, и он понимал их язык, как всякий человек может понять язык реки, язык деревьев, язык звезд, стоит лишь ему вспомнить, что и река, и деревья, и звезды – это та же материя, из которой возник и он сам, и так же существуют во времени. Но вот язык времени – можно ли понять его? Можно ли доказать времени, что очень жестоко – забирать самого дорогого человека и забрасывать его далеко, очень далеко, и делать это так, чтобы он даже не чувствовал себя виноватым!

– Значит, гуляем, как обычно?

– Конечно.

– А я не могу, как обычно! Никто не вынесет этого: дважды в течение суток расставаться навеки с одним и тем же – с тобой! Это мука: делать вид, что мы гуляем, как всегда, хотя каждый миг я помню, что все лучшее – позади. Как мне жаль того, что позади, Алька! Будь это возможно – я без конца возвращалась бы и возвращалась назад, в самые счастливые дни жизни, и переживала бы их заново. Но вот ты можешь вернуться, а я – нет, мне придется жить от одной встречи с тобою до другой, а ведь они, наверное, будут происходить не часто. Ты жесток; ты лишил меня даже надежды на то, что обстоятельства заставят вас возвратиться через неделю или через год. А ты хочешь, чтобы я гуляла с тобой, как в прошлом, которое для меня неповторимо, и думала о будущем, которое недостижимо. Я не хочу! Не хочу сейчас быть счастливой: тем тяжелее будет потом. Вы ушли, а мы, оставшиеся, перестали быть нужными вам…

– Ты ничего не понимаешь! – крикнул он. – Как это – не нужны? Ты – это и есть то, чего потомки мне дать не в состоянии, и без чего мне никогда не перешагнуть через все эти века. Разве это не ясно?

Кира внезапно остановилась и схватила его за руки.

– Алька! – сказала она.

– Ну, да! – сказал он. – В этом все дело.

– Я чувствовала, что ты прилетел не просто так. Я нужна тебе там. Потому что тебе без меня плохо!

– Да, – сказал он. – Мне без тебя очень плохо.

– Я же ничего не могу сделать. Или могу? Говори!

– Если бы захотела, – после паузы сказал Александр, – ты бы смогла.

9. Перед рассветом. За городом

Кира не поверила своим ушам – так это прозвучало просто. Она наморщила лоб:

– Я бы смогла… Что я смогла бы?

– Быть со мною. Там.

– Да говори же, пожалуйста, не иероглифами!

Она вспылила; это было еще ничего, она готова была его ударить, и не как-нибудь, а больно.

– Почему ты не объяснил сразу же, что прилетел за мной?

– Видишь ли… Ты ведь сказала, что ни за что не расстанешься со своим временем.

– Но ведь я не знала! Ты был такой благополучный, такой гордый и независимый, а я распухла от рева… Поворачиваем.

– Куда?

– Домой! Раз я могу что-то сделать, я не стану терять времени. И объясни мне все. Скорее. Ну?

Он подчинился.

– Помнишь, я говорил еще об одной релятивистской экспедиции – последней? Там, в будущем, мы уже получили ее сигналы. Она стартовала через два года после нас, корабль ее обладал теми же характеристиками, – он сейчас уже почти готов, скоро начнется его монтаж на орбите. Параметры рейса подобны нашим. Расчет времени показывает…

– Ну, ты же не на кафедре!

– Короче говоря, они должны были вернуться на Землю тоже через два года после нас. А после нашего финиша прошло уже почти столько времени. Так что до их прибытия – там, в будущем, – осталось, ну, месяца два.

– Через два месяца ты встретишь их там?

– Вот именно.

– Трудно поверить. Но раз это говоришь ты…

– А главное – участники экспедиции, возвратившись, станут нашими современниками!

– Понятно, – тихо проговорила Кира. – Значит, я должна принять участие в этой экспедиции.

Она помолчала, пытаясь представить, насколько сложна задача.

– И для этого я должна стать специалистом в одной из космических наук?

– Или в космической технике. Но не просто специалистом – одним из лучших. Конкурс будет жестким, если судить по тому, как отбирали нас.

– И всего за два года?

– Вдвое быстрее: состав экспедиции утверждается за год до отлета, разве ты не помнишь?

– А у меня еще на полгода работы с театром…

– Брось ее.

Кира покачала головой.

– Не могу. Проект надо закончить.

– Почему?

– А почему ты не мог не лететь?

Александр замедлил шаги.

– Что же, некуда торопиться, если так…

Он произнес это со вздохом, но Кире показалось, что кроме сожаления, в его вздохе и еще что-то. Она с подозрением взглянула на него.

– Кажется, ты не совсем искренен.

Александр молчал.

– Не хочешь говорить? Но ты напрасно сомневаешься, Алька. Мне выносливости не занимать, я закончу проект – и за это же время стану специалистом. Одним из лучших. Стану, ты понимаешь? Веришь?

– Верю, – кивнул он, потому что действительно верил. – Хотя ты не представляешь себе, какой это труд.

– Ничего. Там ведь понадобятся специалисты по строительству станций на планетах?

– Да, такие предусмотрены в экспедициях.

– Вот этим я и займусь. Такая работа мне под силу. Я ведь не самый плохой архитектор в мире, – похвасталась она, хотя Александр уже давно знал, что она была хорошим архитектором. – А что касается работы в космосе… остановись на минутку. – Раскрыв сумочку, Кира торопливо рылась в ней. – На, возьми… И это подержи…

– Зачем?

– Просто мне надо найти одну вещь. Ага!

Она вытащила плоскую коробочку телеабонента. Выдвинув тоненькую антенну, включила. – Ну вот, научная микротека – прекрасная помощница. Называй побыстрее!

– Что же? – спросил он, но тут же понял. – Так… Программы общей подготовки для кандидатов в звездные экспедиции, с дополнениями прошлого и этого годов – четыре кристалла…

Кира негромко повторила, поднеся коробочку к губам. Через секунду на поверхности коробочки зажглась синяя точка: заказ был принят.

– Основы космического строительства – два кристалла… Минералогия планет… Стройматериалы: организация производства и использование в условиях систем звезд класса К… Космостроительная техника… Атмосферы планет, издание этого года… Дальше: архитектура внеземных станций… Биологическая защита… Водо– и воздухоснабжение в известных и предполагаемых условиях, два кристалла…

– Не так быстро, – Кира положила пальцы на его рукав и продолжала посылать заказы. Александр продиктовал еще десяток названий, после чего Кира назвала адрес и выключила аппарат.

– Я использую свою технику, – сказала она, – буду учиться наяву и во сне. Ты доволен? Ну, говори же: ты счастлив, ты уверен во мне больше, чем когда-либо, ты простишь мне за это все… что могло быть!

Александр стоял, держа в ладонях содержимое ее сумочки.

– Опять молчишь? Да сунь все это в сумку!

– Кира, милая… Главного ты пока не знаешь.

Его тон снова не понравился ей:

– Слушаю?

– Понимаешь… мы там, в будущем, знаем, что эта экспедиция возвращается. Но, судя по сообщениям, она оказалась не столь удачной, как наша. Они возвращаются, но не все. Не все!

– Понимаю.

– Мы еще не знаем, сколько погибло, и главное – кто…

– Я полечу.

– Но если…

– А я не боюсь. Есть ради чего рисковать.

– Ты хочешь сказать – ради меня?

– Ради себя самой: ведь и ты нужен мне. «А кое-кто напрасно ждал все эти годы, – подумала она внезапно. Что же, его жаль. Но помочь нечем».

– А я говорю откровенно, Кира: я боюсь.

– Зачем же ты… зачем ты дал эту надежду?

– Не знаю, что со мной, – сказал Александр хмуро. – Я ехал к тебе именно затем, чтобы позвать. И был уверен: ни с одним из нас ничего не может случиться. Даже в момент размыва…

– Что это? Объясни.

– Просто термин хронодинамики. Явление, сопутствующее началу поворота во времени, выходу во второе измерение, момент наименьшей устойчивости системы. Бывали случаи, когда…

– Когда происходили катастрофы?

– Ну, что-то в этом роде. Но даже и в это время я был уверен, что все кончится благополучно. Знал, что еще увижу тебя, а сейчас – боюсь. И думаю, что не имею права посылать тебя в опасность.

– Да разве ты меня посылаешь? Я лечу сама. Кстати, я и без тебя додумалась бы до этого. Не понимаю одного: судя по твоему рассказу, эта техника для перемещения во времени у вас еще не очень совершенна. Как же они берут пассажиров?

– Каких пассажиров?

– Взяли же тебя!

– Ну… мм… Я очень попросил.

– Алька! – сказала она настойчиво. – Ну-ка, взгляни на меня!

– Ну, я имел в конце-концов право…

– Ага! Какое же? Молчишь? Кто обнаружил эти сигналы в экспедиции? И кто связал их с проблемой времени?

– Тот, кому повезло, – ответил Александр, пожимая плечами.

– Милый, твои ответы, как загадки для детей: разгадка тут же, она просто написана вверх ногами. Я ведь знаю, чем ты должен был заниматься на корабле! Даже больше: я не забыла, о чем вы спорили еще до отлета.

– С Евгением? Он возражал. Но его сопротивление и помогло мне потом найти нужную точку зрения.

– Бедный Евгений, – сказала Кира, подавляя возникшее на миг искушение рассказать о сегодняшнем визите этого человека. – А теперь скажи: что помогло тебе перехитрить время?

Александр потянул себя за ухо и сказал:

– Ты.

– И после этого ты хочешь, чтобы я не шла на риск? Послушай, если ты просто намерен заставить решать меня одну, это не получится, можешь не умывать рук. Я тебе по-настоящему нужна там?

– Еще как! Я же объяснил тебе…

– Вот ты и решил. Потому что слово «лети» – всего лишь другой способ выразить то же самое. Итак, через два месяца мы окажемся вместе – и навсегда!

– Но для тебя пройдут не два месяца, Кир: двенадцать лет, и не таких уж легких.

– Ты же перенес их! А я выносливее тебя. И сейчас у меня еще прибавилось сил. Мне только хочется представить все как можно яснее. Вообрази: время прошло, я прилетела и мы встретились снова. Как это произойдет?

– Будет хорошая погода, – начал он после паузы. – Весь город переселится на пляж. Я привезу тебя туда прямо с космодрома. Возьмем яхту. Под парусами уйдем на острова…

– Погоди, какие острова?

– А? Ну, там они есть, ты увидишь. Очень оригинальная кон…

– А потом?

– Пойдем в концерт. А ночью поплывем в подводный город. Хочешь в подводный город?

– Куда угодно, – сказала она. – Только с тобой.

– А мне угодно, – проговорил Александр, – нести тебя на руках.

Он и в самом деле поднял ее на руки и понес – он и раньше носил ее так и не уставал, силы в нем было много, и двенадцать лет, кажется, ее не убавили.

– Вот так я унесу тебя к морю. Будем просто лежать на песке и загорать.

– Или строить из песка внеземные станции, – сказала Кира, делая вид, будто засыпает у него на руках. Но тут же напрягла мускулы, чтобы высвободиться: она была слишком возбуждена и ей не хотелось покоя.

– Да, – сказал Александр, помогая ей встать на ноги. – Так оно и будет.

– Не пойму одного, – сказала Кира, оправляя плащ. – Разве ты не мог перед тем, как вернуться ко мне, найти в архивах список улетевших с последней экспедицией?

– Возможно, я и сумел бы, – задумчиво ответил он. – Хотя трудно проследить за судьбой каждого отдельного человека. Я не пытался, потому что… ну, потому что боялся не найти там твоего имени.

Кира кивнула. Они возвращались в город другим путем, все время держась близ реки, уходя от зари, которая догоняла их. Позади, на горизонте, возникла яркая полоса и быстро расширялась. Ее отблеск поднялся выше деревьев. Кира взглянула вверх. Звезды гасли, но солнце уже готовилось сиять, и птицы пробовали голоса.

– А птицы там есть?

– Птицы, и цветы, и все. Тебе там понравится.

Кира кивнула, представляя себе тот мир, легкий и элегантный, и уже отыскивая свое место в нем.

– А как там строят? Расскажи.

– Ну, ты же знаешь, – я ничего в этом не понимаю.

– Просто опиши, что видел.

– Попробую, – вздохнул он. – Представляю, как беспомощно это прозвучит для специалиста…

Он стал рассказывать, рисуя в воздухе руками, и один раз даже остановился, чтобы нацарапать на песке контуры – получилась какая-то виноградная гроздь. Рассветные бестеневые сумерки делали линии почти неразличимыми, но Кира разобралась и пожала плечами:

– Не понимаю, какой в этом смысл.

– Они ведь не связаны гравитацией, у них в каждой системе свой центр тяготения, – пояснил Александр. – Наше направление верх – низ в данном случае неприменимо.

– Ах, вот оно что…

Все было новым и странным, кое с чем Кира не согласилась бы, многого просто не понимала. Было ясно лишь, что это – архитектура других материалов и техники, задач и потребностей, и эстетические критерии за пятьсот лет тоже, конечно, подверглись изменениям.

– А что у вас находится там, где сейчас площадь?..

Она назвала место, где встанет здание театра. Александр помолчал, припоминая.

– Ну конечно, как я сразу не сообразил: там сейчас Большая игла.

– Там стоит большая игла? Что это? – спросила Кира каким-то чужим голосом.

– Устройство для гиперсвязи. Не стоит, а парит. Очень красивое сооружение, для тех времен…

– Ты – как пророк, – грустно сказала Кира. – Но пророкам хочешь – веришь, хочешь – нет, а ты все знаешь точно, с тобой не поспоришь, как бы ни хотелось подчас. Вот, значит, и театр мой не доживет…

Александр проворчал что-то, досадуя на себя: увлекся и сказал, чего не следовало. Он попытался утешить ее:

– Откровенно говоря, из того, что есть в городе сейчас, сохранилось немногое, да и то – не всегда лучшее. Ты огорчилась?

– Нет, – неохото ответила она.

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем. Просто: ночь прошла, наступило утро…

10. Утро. Дома

Наступило утро, и город, в который они вошли, охватил их сразу – еще по-ночному тихий, но неуловимые краски ночи, ее иррациональные линии исчезли, уступив место трезвой ясности. Они взяли машину. Город бежал, торопясь зайти им за спину. Из невидимых магистралей в срезах тротуаров ударили струи воды, светлый пластик улиц потемнел, потом в нем отразилось утро. Из машины Кира вышла первой и несколько секунд постояла перед домом. Ей вдруг показалось, что ничего не было и она только что возвратилась с космодрома, и сейчас снова услышит шаги за спиной. Шаги и в самом деле раздались – шаги Александра. Он обогнал ее и распахнул дверь. Она медлила.

– Прошу, королева, – произнес Александр, склоняясь.

– Ответь: ты будешь меня любить? Что бы ни произошло?

Вместо ответа он подхватил ее на руки и внес в дом. От прикосновения его рук возникла тревога; кто-то посторонний подумал за нее, что она так и не успела навести дома порядок. Эта была последняя мысль из реального мира. Затем время остановилось.

Минула вечность, когда Кира порывисто поднялась, чтобы взглянуть на часы.

– Нет, – сказал Александр, не открывая глаз. – Не беспокойся. Они предупредят – за четверть часа.

Она кивнула и отвернулась, не пытаясь объяснить, что ее интерес к прибору, измеряющему время, был вызван иной причиной: почему-то подумалось, что все сроки уже прошли, а Александр остался с нею и не случилось ничего страшного… На самом деле время, оказалось, шло гораздо медленнее. Александр обеспокоенно спросил:

– Ты обиделась? Но ведь я…

– Нет, нет, – устало проговорила она. – Хочется пить. – Она и в самом деле ощутила во рту какую-то горечь.

Он неохотно поднялся, затем Кира услышала шаги. Александр еще не успел отправить заказ, когда Кира, надев халат, показалась в дверях. Он подошел к ней и хотел обнять, но она отстранилась:

– Алька, подожди. Скажи: у тебя нет сомнений в том, что мы избрали правильный путь?

– Не понимаю, – проговорил он, настораживаясь.

– И я не понимаю, но что-то не так…

– Конечно, готовиться будет тяжело…

– Разве дело в этом? Работать я умею. И даже то, что новые знания там не пригодятся – тоже ничего: мало ли ненужных вещей мы запоминаем… Но… Вот: что же в том мире буду делать я?

– Ах, вот что! – Александр облегченно перевел дыхание. – Ну, найдешь занятие по вкусу.

– А мне по вкусу мое дело. Но там – окажется ли оно мне по силам?

– Ну… я полагаю, – сказал он без уверенности в голосе.

– Только искренне.

– Н-не знаю, – сказал он, ухватившись за мочку уха.

– А я почти уверена, что нет. То, о чем ты рассказывал, мне чуждо. Я вряд ли смогу, как ты говорил, дышать этим.

Александр почувствовал, что должен сказать сейчас что-то значительное и хорошее, чтобы все их планы не рухнули, опрокинутые непониманием. Но ничего не приходило в голову.

– Вечерами будем гулять, – вернулся он к самой спокойной из тем. – Ты и не узнаешь окрестностей…

– Да? – безразлично спросила она, но за кажущимся безразличием он почувствовал боль.

– Тебе неинтересно?

Кира вздохнула.

– Ну ладно, – сказала она, – все будет очень хорошо. Давай завтракать, время идет.

Они ели лениво и мало – у обоих сразу пропал аппетит. Почти полные тарелки одна за другой возвращались на диск и исчезали где-то в путанице пищевых коммуникаций. Александр налил вина и теперь задумчиво глядел на пузырьки; растворенный в вине газ улетучивался, и так же улетучивалось – он чувствовал – взаимопонимание, которое совсем было установилось между ними. Этот процесс надо было прервать, пока он не зашел слишком далеко.

– Можно подумать, – сказал он, – что ты сомневаешься.

– Нет. Я вижу все, о чем ты рассказывал. Но этого слишком мало. Скажи еще раз: я нужна тебе – там?

– Говорю еще раз: нужна – даже не то слово.

– А какая?

– Что – какая?

– Какая я тебе нужна?

Он пожал плечами.

– Такая, какая ты есть.

Она рассмеялась, но смех этот был похож на рыдание.

– Но ведь такая я – здесь. А там?

– Ах, так это тебя смущает? Конечно, ты станешь на дюжину лет старше; но какое это имеет для нас значение?

Кира усмехнулась; конечно, она думала и об этих двенадцати годах, но главное заключалось вовсе не в них.

– Ты не угадал. Дело в том, что там ведь я не буду такой, как сейчас.

Он взглянул недоуменно.

– Я, наверное, разучился понимать тебя.

– Ну, зачем же так мрачно, – сказала Кира, улыбаясь, хотя губы плохо слушались ее. – Налей еще.

– Пожалуйста. Поставить музыку?

– А ты не привез ничего оттуда? Хоть бы послушать, что и как там исполняют…

– Нет, – он развел руками, – собирался наспех. Да ты скоро услышишь все на месте.

– Знаешь, – сказала она, – я не полечу, – и выпила вино.

– Ты…

– Я решила. Так будет лучше.

В наступившей тишине жужжание часов казалось оглушительным. Александр взял стакан и медленно водил пальцем по его верхней грани. Раздался печальный, пронзительный звон; стакан запел. Кира повела плечами.

– Что же, правильно, – сказал Александр почти беззвучно, глядя мимо нее. – Риск слишком велик.

– Не поэтому, – ровным голосом возразила она.

– Почему же?

– Не знаю… Это не нужно.

– Кому?

– Никому. Тебе.

– Ну, – запальчиво сказал он, – мне лучше знать!

– Ты просто не подумал как следует. Со мной тебе не станет легче. Вдвое тяжелее.

– С чего бы это?

– Очень просто. Ведь там я не смогу жить так, как здесь.

– Куда лучше!

– Ведь работать всерьез я там не сумею!

– Мало ли на свете дел? Главное – оставаться самим собой. Вот я, например.

– Нет, и ты тоже не тот. Совсем не тот.

– Ага, хуже?

– Нет. Но – другой. Да ты и сам знаешь… Ты привез туда открытие. А с чем приеду я? Мои дома не доживут до той эпохи. А начинать сначала в сорок лет – смогу ли я? Будут ли силы?

– Ладно! – Александр махнул рукой. Не станем дискутировать. Все решено и чудесно. – Он отвернулся, но не смог сдержаться: – Если бы ты по-настоящему любила…

– Молчи! Вот если бы я не любила – тогда я могла бы и не рассуждать об этом. Я ведь не очень честолюбива, и создать что-нибудь настоящее мне хочется в первую очередь не ради себя. Я полетела бы, не колеблясь: как-никак интересно посмотреть, что происходит там, в будущем. Будь ты мне безразличен, я не стала бы бояться, что тебе со мною станет тяжелее. А так оно и будет. Я чувствую, что моя вершина – еще впереди, и не хочу, чтобы нас обоих всю жизнь терзала мысль, что я ее так и не достигла. А там мне до нее не добраться.

– Да почему? – взорвался он и вскочил на ноги. – Почему? Как ты не понимаешь, что здесь тебе тоже будет недоставать меня, а там – вдвоем – мы станем вчетверо сильнее?

Кира молчала, и со стороны могло показаться, что она анализирует его слова, стремясь поверить им. На самом же деле она просто прислушивалась к голосу логики, и голос этот говорил ей то же, что и раньше. Через минуту она покачала головой:

– Такие – вдвоем – мы не станем сильнее. Наоборот…

– Чушь. Прости, конечно… – спохватился он и поставил бокал на стол, сильно стукнув донышком.

– Не будем спорить, Алька. Прекрасно черпать силы в любви: я – в тебе, ты – во мне. Но сколько этих сил понадобится, чтобы справиться со всем: с тоской о своем деле, своем времени…

– Хроностальгия, – проговорил он.

– Что?

– Так это называется. Болезнь. Тоска по своему времени, по своей эпохе. Но не есть ли это…

– Видишь, даже название есть…

– Я говорю: не есть ли это всего лишь неизбежная тоска о детстве, посещающая порой каждого? Но разве…

– Да, черпать силы в любви. Но, чтобы черпать, надо откуда-то браться этим силам? Я готова отдать тебе все, и если ради тебя надо лететь и погибнуть – я полечу без слов. Но не погибнуть, прилететь, быть с тобой – и ощущать, как с каждым днем будет иссякать то, ради чего все сделано, – это ужасно. Ведь у нас только и есть, что наше дело…

– Как оно может иссякнуть?

– Что же останется от меня там? Любовь – не только объятия, это знает каждый пятнадцатилетний. Нужная тебе я – это еще и то, что я делаю, что думаю, и – как делаю, как думаю… Но ведь там я буду делать не то, и думать не так, и это уже не буду я, которую ты любишь. Хуже, слабее, неопределеннее… И жить так, ежедневно видеть, как другой нуждается в твоей поддержке, – и не уметь поддержать его – вот что ожидает каждого из нас. Я не хочу убить любовь своими руками. А это значит: у нас нет дополнительного источника сил – общей эпохи; и мы должны остаться каждый в своем времени.

– Вот тут-то она и кончится, – сказал Александр мрачно. – Другое дело, если бы я не возвращался и ты сохранила бы меня в памяти таким, каким я был до старта – на вершине. А сейчас…

– Я очень, очень благодарна тебе. Ради меня ты пронизал время в обратном направлении, совершил подвиг…

– Не надо; я тоже давно переболел честолюбием, и мне нужны не титулы. Но только… Признайся, Кир: может быть, ты просто побаиваешься? Тут ты права: жертвы будут.

– Ну, хорошо, – согласилась она. – Пусть все дело будет в том, что я испугалась. Струсила. Не решилась. Это тебя устраивает?

Александр не ответил; оба замолчали, чувствуя, что продолжение разговора приведет к ссоре, а никто из них не хотел ссоры, которая должна была бы продлиться пятьсот лет – и еще сколько-то. Потом он взглянул на часы.

– Еще много времени. Займемся чем-нибудь?

– Хочешь почитать?

– Нет смысла, – отказался он. – Лучшее из того, что сейчас написано, я могу прочесть и там. А остальное не стоит. Лучше шахматы.

– Слишком сложно. Не могу думать сейчас.

– Что еще можно придумать?

– Крестики-нолики, – подумав, сказала Кира и улыбнулась. – Как в детстве. Глупо?

– Как и все остальное, – проворчал он. – Давай.

Они играли в крестики-нолики, рисуя на бумаге одну табличку за другой. Кира выигрывала чаще. Внезапно Александр отшвырнул карандаш:

– И все-таки не понимаю…

– Что тут непонятного? – Кира отозвалась сразу: каждый миг она была готова к продолжению разговора, отлично понимая, что Александр все еще не примирился с ее решением. – Ты предлагаешь мне великолепный медовый месяц. Но он кончится; мы очнемся – и пожалеем, что возврата нет.

– Медовый месяц? Ошибаешься. Войти в ту жизнь – это будет не так-то легко. Это… Но ты решила окончательно?

– Да, – сказала она, взяла карандаш и поставила крестик.

– Тогда скажи: почему раньше женщины и не задумывались над этим? Они знали, что нужны, и они шли. Женщины были какими-то другими? Сильнее?

– Раньше? – задумчиво спросила Кира, отдавая ему карандаш. – Наверное, у них было что-то, чего нет у меня. Ты хочешь, чтобы я знала все. Я ведь не жила раньше. Не знаю.

– Жаль, – сказал он и нарисовал на табличке жирный нолик. – И все равно я не могу с этим примириться.

– А я, ты думаешь, могу? Мне так хочется, так невыносимо хочется найти у себя хоть какую-то ошибку! Ты ведь не представляешь, каким ущербным кажется мне будущее без тебя… Но я не нахожу возражений, и ты тоже. Ты прав – не надо больше об этом.

Она поставила еще один крестик:

– Ты проиграл.

– Да.

– Еще?

– Нет, – сказал он. – Хватит. Все равно я проиграю. Еще два часа… Мне придется провести их тут: хронокар – машина экспедиции вынырнет здесь, за домом, и я должен буду сесть сразу, чтобы никто не успел их заметить.

– Пожалуйста. Что тебе предложить?

– Да ничего. Посижу просто так на диване, подышу воздухом этого дома – в последний раз. Только не давай мне уснуть, а то просплю.

– Понимаю: ночь без сна.

– Вторая, – пробормотал он, устраиваясь на диване. – Перед стартом там тоже хватало работы… Я бы вышел в сад, но меня ведь тоже не должны видеть: я теперь не человек, а феномен.

– Ты мне напомнил: время полить цветы. Сиди, дыши… Я быстро.

Кира вышла в соседнюю комнату, прошла в автоматную, открыла дверку приемника: заказанные кристаллы лежали там, никому ненужные. Она хотела, нажав кнопку, отправить их обратно, потом передумала: это она сделает, когда Александр уедет, при нем такой поступок выглядел бы так, словно она старалась поскорее избавиться от всего, связанного с его зовом… Она настроила садовые автоматы и вышла из дому.

Цветы стояли, словно наблюдая за нею, листья переливались в отблесках росы. Было тихо, и очень явственно прозвучал шорох подъехавшей машины. Автоматы пустили воду, но и сквозь ее шелест Кира услышала звуки шагов. Кто-то открыл калитку. Кира вздрогнула: Александра не должны увидеть… Она шагнула навстречу.

– Здравствуй, – сказал Евгений. – Как ты спала? – Он внимательно вгляделся в ее лицо. – Ого! Не ошибусь, сказав, что ты вообще не спала! – Он подошел ближе и остановился совсем рядом. – Тебе будет нелегко, я предупреждал. С этим надо порывать сразу. Что поделать? Он не вернется…

Она улыбнулась уверенности его слов.

– Ага, – сказал он. – Уже лучше. Знаешь что? Я нашел для тебя чудесную квартирку. В твоем же доме. Машина ждет. А я не стану надоедать тебе, сама понимаешь…

– Спасибо, – сказала Кира, по-прежнему улыбаясь. – Спасибо за заботу. Только не надо: я никуда не собираюсь отсюда.

– Будешь терзать себя?

– Наверное, – задумчиво сказала она, – я это заслужила.

– Глупости.

– А если уеду – то куда-нибудь очень далеко. В Африку, на Южный полюс… Может быть, я позову тебя оттуда. Приедешь?

– Сразу же! – сказал он.

– Вот как? Расскажи, как ты это сделаешь?

Он пожал плечами:

– Очень просто. Упакую свою лабораторию… Закажу, чтобы там, на полюсе, мне построили подходящее здание… Кстати, а как у них с энергетикой? Мне нужны немалые мощности.

– Боюсь, что мощностей не хватит. И здание – построят ли его?

– Ну, – сказал он, – что-нибудь да придумается. И потом, почему обязательно полюс? На побережье Антарктиды великолепные энергоцентрали, они там не знают, куда девать мощность. Соглашайся на побережье, а?

– Подумаю, – сказала она. – Значит, со всей лабораторией?

– У меня сейчас решаются такие проблемы! Не бросать же их. Или ты хочешь туда ненадолго?

– Насовсем.

– Ну, может, я успею к тому времени закончить…

– Да нет, не торопись, – сказала Кира. – Я шучу. Никуда я не собираюсь. И не жди меня, советую от души. Не стоит. Я ведь достаточно упряма.

– Будешь хранить память?

– Буду.

– Знаешь что? Иди, поспи. А я приду вечером.

– Вечером меня не будет дома.

– Тогда завтра утром. Нет, не завтра… Послезавтра утром.

Он повернулся; Кира отрицательно покачала головой, но он уже не видел этого. Снова зашуршала машина, потом шорох рассеялся в утренней тишине. Автоматы кончали поливку. Значит, лабораторию – с собой. Он такой же… Выходит, мы одинаковы? Значит, прав Александр, если мы с Евгением одинаковы. Но в чем ошибка?..

Она все еще глядела вслед уехавшей машине, опираясь о полуотворенную калитку. Потом что-то другое привлекло ее внимание и заставило повернуть голову. Из соседнего дома вышел человек. Светлые вьющиеся волосы падали на его лоб. Очень большие глаза отражали мир, ход важнейших мыслей угадывался по лицу – размышлений о мире, который весь, до последней травинки и винтика, принадлежал этому человеку, и оставалось только освоить его, как следует. Преобразователь, он стремился вперед, пытливо оглядывая все, что попадало в поле его зрения; встретив взгляд Киры, он улыбнулся, и Кира улыбнулась в ответ так, как не улыбалась еще никому и никогда, и почувствовала, как что-то поворачивается в ее душе, причиняя боль и радость одновременно. Человек поздоровался исполненным достоинства кивком и прошел дальше. Еще не умея как следует ходить, он широко расставлял ноги, иногда с размаху садился на тротуар, но тотчас же поднимался и упрямо шел дальше, волоча за собой какую-то из новейших моделей звездного корабля с отломанным рефлектором и расплющенным жилым отсеком… Кира затаила дыхание и почувствовала, как влажнеют глаза. Потом повернулась и кинулась в дом.