Текст книги "Ленинградский меридиан"

Владимир Панин
Генерал Кинжал. Ленинградский меридиан

© Владимир Панин, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Глава I. Представитель Ставки

Трудно выполнять свою работу в сложных и непростых условиях, но куда труднее выполнять чужие и непривычные для себя обязанности, к которым у тебя совершенно не лежит душа. И дело совсем не в том, что тебя точит червь сомнения, справишься или не справишься с полученным заданием. В первую очередь на тебя давит огромный груз ответственности за порученное тебе дело, а самое главное – за людей, попавших в твое подчинение.

Так думал генерал-лейтенант Рокоссовский, трясясь на штабной «эмке» по разбитым войной дорогам Волховского фронта, куда он был послан в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования по личному распоряжению Сталина.

Вылетев из Москвы на военном транспортнике под прикрытием истребителей в штаб командующего войсками Волховского фронта генерала Мерецкова, он совершил вынужденную посадку на запасном аэродроме из-за тумана, и теперь приходилось добираться до места на автомобиле.

Заступивший ему дорогу туман царил не только в воздухе, но и на земле, отчего автомобиль не мог разогнать скорость, рискуя налететь на встречный транспорт или полететь под откос в серую мглистую неизвестность.

Одним словом, было время подумать, чем, собственно говоря, Константин Константинович и занимался, не забывая при этом смотреть по сторонам. Хотя он и находился в тыловой полосе фронта, но война есть война, где никто, начиная от простого офицера связи и кончая представителем Ставки, не застрахован от всяких каверз и неожиданностей в виде встречи с вражеской разведывательной группой.

Спешно вызванный в Москву за новым назначением, генерал Рокоссовский полагал, что Верховный Главнокомандующий направит его на Юго-Западное направление, где советские войска под командованием маршала Тимошенко отступали под яростным натиском врага. С каждым новым днем интенсивность боев нарастала, и становилось очевидно, что именно юго-запад страны, а не Москва, как считала раньше Ставка, стал тем местом, где немцы начали свое главное стратегическое наступление летом сорок второго года. Под мощными ударами танковых соединений противника фронты Юго-Западного неудержимо отступали, заставляя Ставку отправлять для их спасения резервные дивизии, приготовленные для летнего наступления на иных направлениях.

Переброшенные в спешном порядке, они с колес вступали в ожесточенные и кровопролитные бои в районе Воронежа и Дона. Ценой больших потерь и усилий они задержали германские войска, рвущиеся к главной цели немецкого наступления – Сталинграду и Северному Кавказа, но это был временный успех. Враг продолжал наступать, и на фронте вновь наступали тяжелые времена, что по сложности и опасности положения не уступали лету и осени прошлого года, когда гитлеровцы неудержимо рвались к Москве.

Захваченные в конце июня 1942 года штабные документы противника дали советскому Генеральному штабу возможность увидеть лишь малую толику сложной мозаики замыслов немцев. Но и от того, что стало известно, волосы становились дыбом. По мнению исполняющего обязанности начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Василевского, главной целью немецкого наступления являлся захват нефтяных приисков Грозного и Баку, а также выход к Черноморскому побережью Кавказа и занятие портов Поти, Сухуми и Батуми.

В случае даже половинчатого исполнения этих планов можно было не сомневаться, что Турция забудет про свой нейтралитет и выступит на стороне Германии. Тогда СССР терял не только свой главный источник снабжения нефтью, но и один из путей, по которому в страну поступала основная часть военных поставок из Америки.

В этот непростой момент Сталин и принял у себя генерал-лейтенанта Рокоссовского, блестяще проявившего себя при обороне Севастополя. Молодой и талантливый генерал уверенно вошел в плеяду советских военачальников, которым предстояло сменить выдвиженцев Гражданской войны и, в конце концов, выиграть эту страшную войну.

С последней их встречи поведение хозяина кремлевского кабинета мало в чем изменилось. Несмотря на всю сложность положения под Воронежем и Ростовом, Сталин держался с гостем спокойно и уверенно, расточая привычное для важной встречи внимание и дружелюбие.

Едва Рокоссовский переступил порог кабинета, Верховный с радушной улыбкой подошел к генералу и тепло поздравил его с получением звания Героя Советского Союза. Затем учтиво усадил гостя в кресло и стал неторопливо и подробно расспрашивать о положении дел на Крымском фронте.

С прищуром глядя на потомка польских дворян, Сталин отчетливо видел, как изменился его собеседник. Сегодня перед ним сидел не просто генерал, которому вождь дал возможность проявить себя на поприще командующего фронтом, перед ним сидел человек, делами доказавший свою состоятельность как полководец.

– Вы хорошо проявили себя в Севастополе, товарищ Рокоссовский. Наша главная черноморская база, несмотря на все усилия немцев, устояла и продолжает прочно приковывать к себе вражеские дивизии, столь необходимые Гитлеру в его нынешнем летнем наступлении. В былые времена полководцу, добившемуся подобных успехов, полагались Георгий на шею или Владимир через плечо и громкое звание Севастопольский… – хитро усмехнулся вождь.

– Вы слишком высоко оцениваете мои личные заслуги перед страной, товарищ Сталин. Без четкой и грамотной работы работников штаба фронта и самоотверженной доблести рядовых защитников Севастополя, проявивших массовый героизм в борьбе с врагом, мне вряд ли удалось бы выполнить ваше поручение, – твердо заявил вождю Рокоссовский.

– Хорошо, оставим оценку ваших личных заслуг историкам, которые по прошествии лет будут по косточкам разбирать наши деяния. Скажите, как вы оцениваете положение наших войск в Севастополе и Керчи? Смогут они выдержать новое наступление противника, если оно случится в ближайшие недели или месяц?

– Несмотря на то что нам удалось не допустить полного захвата немцами Крыма, я расцениваю положение наших войск в Севастополе как откровенно сложное, товарищ Сталин. В их обороне есть одно очень уязвимое место в виде снабжения гарнизона людьми и боеприпасами, которое ведется главным образом по морю. Как показали прошедшие бои, их подвоз можно нарушить комбинированными ударами с моря и с воздуха, а затем путем непрерывных атак захватить ослабевший город. Пока с Севастополем не будет создано прочного сообщения по суше, эта угроза будет висеть над ним дамокловым мечом. Что же касается нового наступления немцев на Севастополь и Керчь, то в ближайшее время это вряд ли возможно. Согласно последним разведданным, Гитлер забрал из Крыма свою главную ударную силу – авиацию Рихтгофена. Крупных морских соединений, способных полностью блокировать Севастополь с моря, у немцев нет, а румынскому флоту это не под силу. Кроме этого, 11-я немецкая армия при штурме Севастополя понесла большие потери. Согласно данным разведки, пополнения, поступающие в Крым, в основном состоят из румын, которые, как известно, хорошие мародеры, но откровенно плохие вояки… – улыбнулся Рокоссовский.

– Верно, – согласился с ним Верховный Главнокомандующий. – Все свои силы немцы бросают в район Воронежа и Ростова с целью скорейшего выхода к излучине Дона и его низовью. Если генерал Голиков и маршал Тимошенко не смогут остановить их, создастся угроза как для Ставрополья и Кубани, так и для Севастополя и Керчи. Они в случае успешного наступления врага на Кавказ могут быть полностью отрезаны от главных сил фронта. Мы, конечно, побарахтаемся, постараемся остановить наступление гитлеровцев на Дону, но нельзя исключить и такого развития события. Что вы думаете по этому поводу?

Сталин требовательно посмотрел на Рокоссовского, ожидая конкретных предложений на высказанные им опасения, и генерал-лейтенант не оплошал. Без малейшей задержки, как будто только и ждал подобного каверзного вопроса, он подошел к расстеленной на столе карте и стал уверенно водить по ней карандашом, излагая свои соображения.

– В этом случае в первую очередь надо обратить внимание на отрезок полосы Темрюк – Крымское. Это направление наиболее опасное для баз снабжения наших войск в Керчи и Севастополе в случае прорыва немцев со стороны Ростова. Для защиты от танков и мотопехоты противника нужно создать участок прочной обороны с фронтом на север и опорой на Тамань и Новороссийск. Дальше к югу благодаря горам отражать наступление противника будет легче. Конечно, если немцы введут в бой свои горнострелковые соединения, возникнут дополнительные трудности, но и их можно нивелировать, заранее подготовив на этом направлении эшелонированную оборону.

– Хорошо, товарищ Рокоссовский, – кивнул головой Сталин, удовлетворенный четким и ясным ответом собеседника. – Я обязательно передам ваши соображения маршалу Буденному, чтобы он отдал приказ по скорейшему их созданию силами Закавказского фронта.

– Что, положение под Ростовом так плохо? – напрямую спросил вождя Рокоссовский, и тот не стал уходить от ответа.

– Сейчас там идут тяжелые и кровопролитные бои, с неясным исходом. Мы постоянно помогаем командующему фронтом живой силой и техникой, но, к сожалению, наши войска пока не могут остановить наступление врага на этом направлении. Если верить некоторым разведданным, достоверность которых вызывает определенное недоверие со стороны Генерального штаба, главным направлением немецкого удара этим летом является не Воронеж, не Ростов и не Москва. Гитлер намерен прорваться к Волге, захватить Сталинград, все нижнее Поволжье с Астраханью, занять Ставрополь и Кубань и, двигаясь вдоль Кавказа, взять под свой контроль грозненские и по возможности бакинские нефтяные промыслы.

Сталин говорил эти страшные слова спокойным, чуть бесстрастным голосом. В нем не было откровенного страха и волнения, но по блеску слегка прищуренных глаз и движениям пальцев, сжимающих пустую трубку, Рокоссовский догадывался, чего стоило вождю это внешнее спокойствие.

– Все ясно, товарищ Сталин, – сказал генерал, логично полагая, что сейчас ему будет предложено отправиться на Дон или Кубань для борьбы с наступающим врагом, однако Рокоссовский не угадал. У Верховного на него были иные планы.

– Это хорошо, что вам все ясно, товарищ Рокоссовский. Мы очень рады, что не ошиблись в вас, назначив по предложению товарища Мехлиса на пост командующего войсками Крымского фронта. Теперь за вас хлопочет другое высокопоставленное лицо, чей фронт остро нуждается в ваших полководческих способностях и таланте, – сдержанно усмехнулся Сталин, вспомнив недавний разговор по ВЧ с Ленинградом, в котором руководство осажденного города на Неве просило о скорейшем начале прорыва блокады. – Этим лицом является член Политбюро ЦК ВКП(б) товарищ Жданов, и Ставка решила удовлетворить его просьбу.

Объявив о новом назначении Рокоссовского, вождь принялся неторопливо набивать табаком трубку, ожидая от собеседника проявления несогласия по поводу принятого Ставкой решения, однако Рокоссовский молчал, и это откровенно порадовало Сталина. В его понятии человек, сумевший отстоять от врага Севастополь, имел моральное право обжаловать свое новое назначение, но генерал не проронил ни слова.

– Вас что, нисколько не удивляет ваше новое назначение? – прищурившись своими тигриными глазами, полюбопытствовал Сталин.

– Конечно же удивляет, товарищ Сталин, но я привык сражаться там, куда меня направляет Родина, – просто и коротко ответил Константин Константинович, чем ещё больше расположил к себе вождя советского народа.

«Молодец, хорошо держится», – подумал про себя вождь, неторопливо раскуривая свою знаменитую трубку, после чего стал неторопливо вводить генерала Рокоссовского в курс событий на северном участке советско-германского фронта.

– Как вы знаете, осенью прошлого года мы сумели остановить врага у порога города Ленина, но вот прорвать его блокаду у нас, к сожалению, не получилось. Ни осенью прошлого года, ни зимой и ни весной этого года, хотя генералы Федюнинский, Хозин и Мерецков очень старались. Иногда казалось, что ещё немного, ещё чуть-чуть, и блокада будет прорвана и город будет спасен от тех ужасов голодной смерти, на которую обрекли его гитлеровские мерзавцы, но увы… – с горестным вздохом констатировал Сталин и на секунду замолчал. По его лицу было видно, что с блокадой Ленинграда у Сталина связаны какие-то личные переживания, ставящие освобождение города на Неве чуть выше остальных военных проблем.

– Не буду скрывать, что мы посылаем вас на очень важный и трудный участок советско-германского фронта. Важный потому, что каждый день продолжения блокады Ленинграда – это десятки и сотни жизней людей, гибнущих не только от бомб и снарядов озверевших гитлеровцев, но и от тотальной нехватки продовольствия. За прошедшую зиму только от голода и холода в Ленинграде умерло почти четверть миллиона человек, и если блокада не будет снята к зиме, население города сократится ещё настолько же, если не больше. К сожалению, те пути подвоза грузов, что мы смогли на сегодняшний день создать, не позволяют нам доставить в город продовольствие в полном объеме, равно как и провести из него эвакуацию женщин, детей, больных и раненых.

Рокоссовскому было хорошо видно, что Сталину неприятно говорить об этом горьком факте, который, несмотря на все предпринимаемые им усилия, так и не был исправлен, и он ведет разговор об этом только для того, чтобы собеседник лучше понял весь ужас жизни осажденного города.

– Что касается положения дел на сегодня, то оно вам в общих чертах должно быть известно. Фашисты смогли не только остановить наступление войск Волховского фронта на Любань, но и окружили и разбили 2-ю ударную армию генерала Власова. Несмотря на все усилия командования фронта, из вражеского кольца смогла пробиться только малая часть сил 2-й ударной. Остальные либо погибли, либо сдались в плен. Местонахождение командующего армией генерала Власова уточняется, но скорее всего, он попал в плен к немцам.

Услышав о возможном пленении командарма, Рокоссовский напрягся, интуитивно чувствуя, куда может свернуть начавшийся разговор, но вождь не стал развивать эту тему. Человек, прошедший испытание «крымской мясорубкой», по мнению Сталина, не нуждался в дополнительном внушении.

– Ставка хорошо понимает всю сложность сложившегося положения вокруг Ленинграда. Войска двух фронтов с начала года вели непрерывные бои, но так и не смогли добиться стратегического успеха. В результате этого силы фронта истощены. Люди устали от боев, запас боеприпасов сократился, а часть техники уничтожена или вышла из строя.

В сложившейся обстановке не может быть и речи о проведении нового наступления с целью полного снятия блокады и восстановления прямого железнодорожного сообщения с Ленинградом через станцию Мга. Самое разумное в этой ситуации – это взять паузу, поднакопить силы и с наступлением зимы ударить вновь, однако осажденный город не может ждать. Не могут ждать старики и дети, женщины и раненые, все те, кого безжалостно душит костлявая рука голода, организованного фашистами. Поэтому принято решение попытаться прорвать блокаду города вдоль Ладожского озера и тем самым хоть немного, но облегчить тяжелое положение осажденных ленинградцев.

Сталин встал и подвел Рокоссовского к столику, на котором лежала нужная ему карта Ленинградского и Волховского фронтов с нанесенной на ней последней обстановкой.

– Самый краткий и простой способ прорвать оборону – это нанести по врагу встречный удар силами двух фронтов со стороны Шлиссельбурга и Липок, – вождь ткнул тупым концом карандаша в карту. – Однако, как показывает жизнь, краткий и простой путь не всегда бывает верным и правильным. Противник создал в этих направлениях прочную разветвленную и эшелонированную оборону и, благодаря небольшому расстоянию, имеет возможность в случае необходимости быстро подтянуть дополнительные силы к местам наступления наших войск. И вместо быстрого прорыва блокады есть вероятность возникновения позиционной войны, чему очень способствуют местные природные условия. Что касается состояния наших войск на Ленинградском направлении, то оно далеко не блестящее. В предыдущих боях с противником Ленинградский фронт полностью исчерпал свои наступательные возможности, и рассчитывать на полноценный удар с его стороны не приходится. Таким образом, вся тяжесть по предстоящему прорыву блокады ложится на войска Волховского фронта, но они понесли серьезные потери в живой силе и технике при попытке прорыва окружения 2-й ударной армии.

В связи с непростой обстановкой в излучине Дона и в районе Ржева Ставка не сможет помочь фронту резервами, необходимыми для достижения численного перевеса над врагом в живой силе и технике при наступлении. При проведении операции Волховский фронт будет иметь возможность нанесения только одного удара по обороне врага, который должен привести к прорыву и снятию блокады Ленинграда. Для нанесения новых ударов сил и возможности у него не будет.

Вождь положил карандаш на карту и жестом предложил генералу вернуться в кресло за столом для заседаний. Пока Рокоссовский шел к нему, Сталин окинул его спину внимательным цепким взглядом, как бы решая для себя, по силам ли его собеседнику решение подобной задачи.

С болезнью маршала Шапошникова и его отставкой с поста начальника Генерального штаба в отношениях Сталина с военными была пройдена важная веха. Старые кадры, вместе с которыми вождь встретил войну и худо-бедно смог пережить катастрофу второй половины сорок первого года, стали неудержимо уходить с арены событий.

Маршалы Ворошилов, Буденный, Кулик, Шапошников по тем или иным причинам покинули свои высокие командные посты. Из предвоенных «стариков» ещё держался Тимошенко, но с наступлением нового, 1942 года госпожа Фортуна отвернулась и от него. Маршал терпел одно поражение за другим, и участь его была предрешена. Наступала пора смены кадров, открывавшая дорогу наверх представителям другого поколения военных.

Они, так же как и уходящие военачальники, участвовали в Гражданской войне, но не командовали фронтами и армиями, а сражались рядовыми или в качестве младшего командного состава. Их было много, все они были разными, и Сталин энергично вел среди них поиски людей, способных успешно воевать в новых условиях войны.

Благодаря его усилиям уже поднялись звезды генералов Жукова и Конева. Начали свое восхождение генералы Василевский, Антонов, Штеменко. Блеснули своими талантами генералы Черняховский, Говоров, Малиновский, Гречко, но были и такие, что, получив от Верховного Главнокомандующего возможность проявить себя на высоких должностях, по тем или иным причинам не смогли оправдать его надежд. Ими оказались генералы Кузнецов, Пуркаев, Хозин, Болдин и многие другие.

Константин Рокоссовский впервые попал в поле зрения Сталина, когда под Смоленском из разрозненных соединений Западного фронта сумел создать «боевую группу», сыгравшую важную роль в срыве германского блицкрига в июле сорок первого года. Затем было успешное командование 16-й армией в битве за Москву и более чем удачный дебют на посту командующего Крымским фронтом.

Видя в молодом генерале незаурядную личность и талантливого командира, Сталин решил использовать его боевые способности на Ленинградском направлении, ставшем камнем преткновения для других выдвиженцев вождя. Зная сложности, которые могли возникнуть перед Рокоссовским на этом пути, он решил повысить статус генерала, дав ему большие права и вместе с тем большую ответственность. Рокоссовский должен был отправиться к месту своей новой службы в качестве представителя Ставки.

В подобном решении вождя была не только забота о своем выдвиженце, но и желание, чтобы генерал на себе почувствовал всю «прелесть» этого статуса. Те, кому это было положено по службе, доносили вождю, что военные негативно отзываются о представителях Ставки на фронтах, считая их некомпетентными «надсмотрщиками» за их деятельностью, присланными сверху.

– Мы сняли с поста командующего Ленинградским фронтом товарища Хозина и заменили его генералом Говоровым. Он хорошо показал себя в боях под Москвой. Будем надеяться, что он хорошо справится на посту командующего фронтом, однако для вхождения в курс дел ему нужно время, которого, как всегда, у нас нет.

Сидя за столом, Константин Рокоссовский внимательно смотрел на Сталина, который в отличие от него не сел на стул, а медленно стал расхаживать вдоль стола, держа в полусогнутой левой руке потухшую трубку. Вождь говорил неторопливо, как бы доверительно обсуждая с гостем существо вопроса, для решения которого его и пригласил к себе в кремлевский кабинет.

– К деятельности командующего Волховским фронтом генерала Мерецкова у нас нет серьезных претензий, – специально подчеркнул Сталин, полагая, что Рокоссовский наверняка знает о месячном аресте командующего фронтом в самом начале войны. Тогда некоторые из военных, арестованных перед самой войной и затем расстрелянных в октябре сорок первого года, дали на него показания, и дознаватели Лаврентия Павловича Берии не могли пройти мимо них. Генерал армии Мерецков был арестован, но вмешательство в дело маршала Шапошникова вернуло его в действующую армию.

– Он неплохо показал себя в сражении за Волхов и Тихвин, удачно начал наступление на Любань и, по заключению специальной комиссии, сделал все возможное для вывода частей 2-й ударной армии из окружения. Сейчас он занят подготовкой операции по прорыву блокады, однако у нас нет твердой уверенности, что он сможет сделать все возможное и невозможное для выполнения этой важной задачи. Мы считаем, что в этом ему будет очень полезна помощь такого хорошего специалиста, как вы, товарищ Рокоссовский. Поэтому Ставка назначает вас своим представителем на Ленинградском направлении.

Сталин сделал паузу, внимательно посмотрел на Рокоссовского в ожидании его реакции на сказанные слова, и на этот раз она последовала незамедлительно.

– Меня представителем Ставки?! Не знаю, справлюсь ли я на этом высоком посту, товарищ Сталин! – искренне удивился генерал, чем откровенно позабавил вождя.

– Почему не справитесь? Должны справиться. Вон в Крыму как командующий войсками фронта справились, а под Ленинградом как представитель Ставки и не справитесь… – Сталин непонимающе пожал плечами и повел рукой с трубкой.

– Однако это так неожиданно. Я – представитель Ставки. У меня нет опыта работы на этом посту, – заикнулся было Рокоссовский, но вождь моментально прервал его вопросом в лоб.

– Вы хотите, чтобы мы назначили вас на место генерала Мерецкого?

– Нет, но…

– Вот и прекрасно, – решительно отрезал вождь. – Ставке лучше знать, кого ставить своим представителем на столь важное направление, как Ленинград, товарищ Рокоссовский. То, что сомневаетесь, это, конечно, хорошо, но нужно всегда помнить, что не боги горшки обжигают, а люди. Кроме того, мы все время будем наблюдать за вами и в случае чего подскажем и поможем.

– Спасибо за высокое доверие, товарищ Сталин. Приложу все усилия, чтобы его оправдать… – Рокоссовский начал вставать из-за стола, но вождь быстрым жестом усадил его обратно.

– Будем считать вопрос о вашем назначении решенным. Вам следует отправиться к товарищам Мерецкову и Говорову. Посмотреть, как у них обстоят дела, оценить сложившую обстановку и дать Ставке свою оценку положения на фронтах. Ознакомьтесь с планом генерала Мерецкова по предстоящей фронту операции и доложите нам свое о нем мнение. Вполне возможно, что с чем-то из предложенного командующим фронтом вы не согласитесь. Мы будем рады услышать вашу оценку сил фронта, ваше мнение о плане операции и ваши по ней предложения, – с нажимом произнес вождь.

– Зная вас как грамотного человека, мы нисколько не сомневаемся, что все ваши замечания будут иметь под собой не личное субъективное мнение, которое должно понравиться начальству, а взвешенный и всесторонний анализ. Хочу также заверить вас, что без вашего согласия Ставка и Генеральный штаб не дадут добро на проведение операции по снятию блокады.

Внимательно слушая Сталина, Рокоссовский делал какие-то наброски на странице одного из блокнотов, лежавших на столе напротив каждого стула. Наблюдая за поведением собеседника, вождь обрадовался, что не ошибся в своем выборе. Улыбаясь, он подошел к генералу, который уже думал о том, что нужно сделать по решению поставленной перед ним задачи.

– Для успешного выполнения порученного дела мне понадобятся люди, на которых я могу полностью положиться… – обращаясь к своему собеседнику, Рокоссовский не просил и не требовал, а твердо и деловито ставил перед вождем условия, чем только его обрадовал. Сталин всегда считал, что уверенность в своих силах – залог грядущего успеха, и всегда был готов поддержать любые просьбы своих выдвиженцев.

– Как представитель Ставки, вы может взять себе в помощники кого угодно и сколько нужно, как из числа военных и гражданских специалистов Ленинградского направления, так и с других фронтов и округов. Даже, если надо, из Забайкальского или Дальневосточного округа. Вы там скажите, и всех необходимых вам людей доставят, куда будет нужно. – Сталин ткнул трубкой в сторону приемной.

– Тогда у меня все, товарищ Сталин, – решив для себя главный вопрос, привыкший работать со своей командой помощников и единомышленников Рокоссовский встал со стула. – Разрешите идти?

– Идите, товарищ Рокоссовский. Мы очень на вас рассчитываем и ждем от вас так нужного всем нам результата… – Вождь пожал руку назначенцу и доверительно коснулся пальцами его плеча, что считалось знаком расположения. – Самолет в ставку Мерецкого будет готов к вечеру, и у вас есть время, чтобы встретиться с семьей, – Сталин указал трубкой в сторону приемной. – Машина ждет вас у подъезда. Счастливого пути.

Тронутый подобным вниманием к себе, Рокоссовский не смог полностью совладать со своими эмоциями. Сосредоточенное за все время беседы лицо генерала предательски дрогнуло, и, стремясь скрыть нахлынувшие на него чувства, он вытянулся в струнку перед вождем.

– Большое спасибо, товарищ Сталин, – поблагодарил Рокоссовский Верховного Главнокомандующего и, получив одобрительный кивок головой, повернулся через левое плечо и покинул кабинет.

В приемной его выхода ожидали Василевский и Штеменко с последними данными о положении на фронтах. Лица их были напряжены и суровы, что говорило само за себя, однако не это поразило Рокоссовского. Вдоль стены сидело несколько человек, одетых в форму царской армии с золотыми погонами на плечах. Выглядело это столь необычно и даже неправдоподобно, что Рокоссовский не мог удержаться от вопроса.

– Что это? – обратился он к секретарю Сталина Поскребышеву, подавая ему список необходимых ему на Волховском фронте командиров.

– Образцы новой формы, – важно ответил тот, чем вызвал у генерала сначала откровенное удивление, а затем и восхищением Верховным. Заниматься образцами новой формы в столь сложное и напряженное время мог только человек, полностью уверенный в себе и неизбежной победе над врагом.

Все это Константин Рокоссовский тщательно перебирал в своей памяти, готовясь приступить к выполнению поставленной Сталиным перед ним задачи в столь непривычном для себя статусе представителя Ставки. Ни он, ни пославший его под Ленинград Верховный не знали, что в далекой от Москвы Восточной Пруссии вождь германской нации уже принял окончательное и бесповоротное решение по поводу судьбы города на Неве.

В тщательно охраняемом легендарном «Вольфшанце» Гитлер подписал специальную директиву для командующего группой армий «Север» Георга Кюхлера, недавно получившего за разгром 2-й армии Власова звание генерал-фельдмаршал. Она предписывала группе армий «Север» «до окончания лета сорок второго года взять штурмом город Петербург и установить по суше полномасштабную связь с войсками финского маршала Маннергейма».

По воле фюрера, считавшего себя способным к контакту и управлению потусторонними силами, предстоящая операция первоначально получила название «Волшебный огонь», но затем оно было изменено на «Северное сияние». Согласно плану операции, разработанному специалистами из ОКХ[1]1
  От нем. ОКН – верховное командование сухопутных сил вермахта.


[Закрыть], предусматривалось прорвать немецкими войсками оборону Ленинградского фронта к югу от города и, соединившись с застрявшими на линии Сталина финнами, взять Ленинград в полное кольцо блокады. После чего немцы предполагали войти в город с востока, не встречая серьезного сопротивления.

Предстоящая операция была важной составляющей знаменитой директивы № 45, которая определяла всю немецкую стратегию на лето 1942 года. Сознательно отказавшись от активных действий в направлении на Москву, но дав возможность генералу Моделю проводить военные операции отвлекающего характера, Гитлер сосредоточил все свое внимание на севере и юге Восточного фронта, где германское оружие должно было одержать решающие победы.

На юге под командованием фельдмаршала фон Бока уже началось претворение в жизнь замыслов фюрера по проведению летней кампании сорок второго года, войска приступили к проведению операции «Блау», и начало этого наступления было вполне успешно. Что касалось севера, то затяжная ситуация вокруг Любанского выступа серьезно спутали карты Георгу Кюхлеру. Для отражения весеннего наступления 2-й ударной армии Советов было потрачено много сил и средств, и поэтому наступление на Петербург откладывалось на конец августа – начало сентября.

Первоначально для наступления на севере предполагалось использовать подразделения 11-й армии генерала Манштейна. Однако после неудачных действий в Крыму Кюхлер уже не мог рассчитывать на значительное пополнение своих сил.

Чтобы как-то компенсировать возникшую недостачу войск, было решено передать в распоряжение фельдмаршалу две дивизии, переброшенные из Франции и Австрии, а также все иностранные добровольческие подразделения войск СС. В их состав входили испанская «Голубая дивизия», боевые соединения СС, состоявшие из бельгийцев, голландцев, норвежцев, датчан, а также венгерская и словацкая дивизии. Все они в основном выполняли карательные функции по охране фронтового тыла от нападения партизан, но теперь наступило время пролить на фронте свою кровь ради интересов великой Германии.

В эти непростые и напряженные июльские дни обе стороны собирались нанести свой удар по противнику, чтобы окончательно разрешить проблему с Ленинградом. У каждой из них были силы и средства для реализации своих планов, но их количество не гарантировало им полный и быстрый успех. Предстояла кропотливая подготовка к схватке, в которой всё зависело от умения и храбрости солдат и их командиров, на чьи плечи, как обычно, ложился главный груз по претворению в жизнь планов верховного командования.