Текст книги "Охота на черного ястреба"

Часть вторая. Западня

Сомали. Конец июля 1993 года.

Безлюдный район в тридцати километрах южнее Могадишо

Из города мы выехали, когда стрелки часов приближались к часу ночи. Наш грузовой пикап «ниссан» был загружен ещё днём. Я лично проверил груз: боеприпасы, пулемёты, два ручных огнемёта, пара двадцатилитровых канистр с водой и столько же с бензином аккуратно лежали в багажнике. Несколько человек из охраны генерала Айдида проводили нас до окраины города, а дальше мы уже ехали самостоятельно. Я вёл джип с выключенными фарами. Луна была довольно яркой, поэтому особых трудностей езда, тем более по пустынной местности, не вызывала, так что до нужного места мы добрались безо всяких приключений. Я и мой друг, Димка Сокольников, заняли свои огневые позиции ровно в два часа ночи. Разработанная нами операция пока развивалась по намеченному плану.

Утро наступило довольно быстро, но мы успели установить в окопах пулемёты, загнать пикап в укрытие и накрыть свои огневые позиции специальными маскировочными полотнами. В принципе это был обычный брезент, который, благодаря таланту моего напарника, приобрёл абсолютную схожесть с местностью, если смотреть сверху. Поэтому быть обнаруженными воздушной разведкой мы нисколько не опасались. С земли же наши позиции также были совершенно невидимы.

Кстати, нужно сказать, что мы с Димычем очень постарались, когда делали эти инженерные сооружения, именно сооружения, так как назвать по-другому то, что мы сделали, было невозможно. Почти в течение целого месяца я и мой друг каждую ночь выезжали из Могадишо, рискуя нарваться на засаду мобильного патруля американских войск или, того хуже, на местных бандитов. Хотя мы являлись личными советниками весьма влиятельного полевого командира, генерала Мохаммада Айдида, но ведь не будешь же каждому сомалийцу с автоматом объяснять, что мы, белые, приехали в их страну для того, чтобы помочь в их борьбе. К тому же не все местные жители были сторонниками генерала, поэтому попадись мы к ним, они были бы рады передать нас американцам или расправиться тут же на месте, предварительно ограбив.

С военными патрулями союзных войск, коих в Сомали было, что гороха в мешке, тоже встречаться не хотелось. Думаю, они не поверили бы никаким нашим объяснениям, обнаружив в кузове пикапа оружие, лопаты, доски и всякие столярные и плотницкие инструменты. Правда, генерал предлагал нам охрану, но мы всегда отказывались. Я и мой напарник не страдали повышенным самомнением относительно своих возможностей отбиться в случае опасности от патрулей, но именно в целях безопасности мы не брали с собой лишних людей. Слишком уж секретная задумывалась нами операция, чтобы о ней знали посторонние лица. В её замысел и так было посвящено достаточное количество людей, а потому и возникали опасения, что каждый лишний человек – дополнительная вероятность утечки информации.

Ждать до вечера было долго. День тянулся чрезвычайно долго. Я сидел в своём окопе, лишь изредка наблюдая за дорогой через специально оставленные для этой цели маленькие щели между брезентом и землёй. У нас с Димкой конечно же были с собой радиотелефоны, но мы с ним чётко соблюдали режим радиомолчания. Не хватало ещё, чтобы нашу болтовню случайно засекла служба радиоперехвата на американской военной базе, до которой отсюда было ровно тридцать два километра. Подставить под удар всю нашу тщательно разработанную операцию мы не могли и не имели права, слишком уж много сил было затрачено на её подготовку, и люди, которых мы привлекли к ней, очень верили нам и в наш успех.

Время до вечера оставалось ещё много. Я уже в который раз проверил исправность пулемёта, аккуратно завернул автомат в свою куртку, дабы песок не попал в затвор, и прилёг на бруствер окопа. Случайно оказавшийся в рюкзаке какой-то англоязычный журнал был прочитан мной до последней строчки. Я взглянул на рацию. Она молчала. Часы показывали четыре пополудни.

«Нет ничего хуже, чем ждать», – пришла в голову невесёлая мысль. Но что можно поделать, если такова была моя профессия, в которой одним из необходимых условий для достижения успеха считалось умение терпеливо и настойчиво ждать. Но меня временная безделица не утомляла, ибо прошло слишком мало времени с того момента, как закончилась моя военная служба. А ведь всего лишь чуть более года назад я был действующим офицером спецназа армейской стратегической разведки и проходил службу в управлении, в котором, наверное, мечтал послужить любой мальчишка в годы моей юности. Правда, о нашем учреждении мало кто чего знал, хотя и часто слышали, ведь в начале 1990-х годов о нём стали очень много говорить. Все, кто служил в том управлении, называли его «Двойкой», некоторые – «Аквариумом», причём с большой буквы, а официально оно именовалось Вторым главным управлением Генерального штаба, более известное как ГРУ.

Я перевернулся на живот и посмотрел на дорогу. Горизонт был пуст.

«Димка сейчас тоже наверняка прильнул к окулярам бинокля и наблюдает за дорогой», – усмехнувшись, подумал я про напарника, который находился недалеко от меня, метрах в двухстах левее.

Димка Сокольников – мой лучший друг, бывший прапорщик и бывший спецназовец. Правда, он, вечный оптимист, всегда говорил, что бывших спецназовцев не бывает, и, наверное, был прав. Я и сам, оказавшись за порогом армейской службы и лишившись привычного образа жизни, честно скажу, очень скучал на гражданке по своей работе.

Пусть эти мои слова не покажутся кому-то неискренними, эдакой бравадой, но я безмерно тосковал по службе, особенно по нашим выматывающим до седьмого пота тренировкам. Мне часто вспоминались наши утомительные многочасовые марш-броски через болота и лес, через реку и поле, и от этих воспоминаний вдруг начинали приятно ныть, словно уставшие от того долгого и давнишнего бега, ноги. Слёзы чуть ли не наворачивались на глаза при воспоминании о тактических учений, когда командир по радио вдруг отдавал приказ: «Вынести раненого!», роль которого исполнял обычный кожаный мешок весом 80 килограммов, набитый песком. Может быть, «ностальгия» по службе заставила нас согласиться на поездку за тысячу километров от родного дома в далёкую африканскую страну?..

Солнце палило нещадно. Под брезентом было неимоверно жарко. Я сделал несколько глотков из армейской фляжки, но вода в ней была тёплая и потому нисколько не утолила жажды, а даже, напротив, захотелось попить ещё. Но делать этого было нельзя, иначе от воды потом невозможно будет оторваться, причём желание пить будет усиливаться. Мы через это проходили. Я смочил губы, прополоскал рот и воду выплюнул на песок, который моментально впитал в себя влагу.

Иногда, правда, сквозь наблюдательные щели в моё убежище задувал лёгкий ветерок, но случалось это не так часто, как хотелось бы. Я вновь взглянул на часы. Маленькая стрелка приближалась к пяти. Время текло необычайно медленно, как обычно это происходит, когда приходится ждать. Рация продолжала безмолвствовать. Я ждал условного сигнала.

Наш человек с американской военной базы, расположенной в столичном аэропорту, должен был послать нам сообщение, получив которое мы приступили бы к завершающему этапу операции. Однако трубка молчала. Правда, вчера информатор позвонил по мобильному телефону, по которому можно было связаться только со мной, и сказал, что груз в Могадишо прибыл, всё идёт по графику и марш колонны планируется на вечер 16 июля. Вот почему мы с Димкой и заняли загодя свои позиции.

Я немного волновался. Не знаю, чем занимался мой напарник, но нервы у Сокольникова были железными. Он, скорее всего, делал наброски рисунков. В последнее время Димка вообще не расставался с карандашом и большой папкой, в которой в наши школьные года хранились обычно листы плотной бумаги для уроков черчения, и рисовал каждую свободную минуту. Меня же Господь таким талантом не одарил, поэтому, чтобы хотя бы как-то скоротать время, я лёг на спину, смочил водой грудь и закрыл глаза. Воспоминания нахлынули сами собой, помимо моего желания…

* * *

В назначенное время я прибыл в Главную военную прокуратуру. Возле входа меня встретил строгого вида капитан. В его сопровождении я поднялся на второй этаж. Он подвёл меня к двери, на которой висела красная табличка с надписью, сделанной золотыми буквами: «Начальник отдела по расследованию особо тяжких преступлений полковник юстиции Паутов А.В.». Капитан осторожно постучал.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Да, да!

– Входите! – пропустил меня капитан и тихо прикрыл за мной дверь.

Такое обращение было довольно непривычным. До вчерашнего дня со мной работали следователи Генеральной прокуратуры, а они особо не церемонились, ибо прилагали все усилия к тому, чтобы инкриминировать мне весьма серьёзную статью «Незаконный переход государственной границы», от которой оставалось два шага до «Государственной измены», предусматривавшей очень суровое наказание. Подписку о невыезде я дал сразу же после выхода из госпиталя, а потом меня даже на один месяц упекли в следственный изолятор.

Следователь тогда попутно с моим делом очень пытался выбить из меня показания на некоторых, пусть уже бывших, но высокопоставленных генералов военной разведки. Я же на все его вопросы отвечал, что нельзя же меня судить за несовершённое преступление, ведь СССР перестал существовать, а вместе с ним не стало и той границы, в рамках которой находилось государство. Следователь ничего не отвечал, а просто отправлял меня в камеру, предлагая ещё раз серьёзно подумать о себе и о своих близких. Вскоре я был отпущен.

Произошло это очень необычно. Мне просто отдали мои вещи и выставили вон за ворота изолятора. Прошла неделя после освобождения и вдруг новый вызов к следователю, но на этот раз в военную прокуратуру. Не буду кривить душой, но шёл я на ту встречу с очень тяжёлым сердцем, ибо понимал, что из кабинета следователя вновь могу загреметь на тюремные нары, но…

Полковник Паутов был довольно приветлив. Он вышел из-за стола мне навстречу и предложил сесть в кожаное кресло, а сам занял место напротив. «Необычное начало допроса. Может, ещё и стаканчик нальёт?» – с сарказмом подумал я, чуть насмешливо поглядывая на следователя. Полковник, видимо, имел богатый опыт работы, потому как абсолютно правильно понял мои мысли.

– Нет, Александр Владимирович, сейчас, к сожалению, не могу предложить вам что-нибудь выпить, ибо пригласил по делу, – глядя мне прямо в глаза, сказал он совершенно спокойно.

– Не сомневаюсь, гражданин полковник, – ответил я, – не о жизни же поговорить вызывают в прокуратуру?

– Я понимаю вас, товарищ полковник! – не обращая внимания на мой тон, сказал начальник отдела по раскрытию тяжких преступлений. Я был немного удивлён столь корректным к себе обращением. Тем временем полковник Паутов продолжал: – Ваше дело попало ко мне. Его передали из Генеральной прокуратуры, так как посчитали, что это наша прерогатива расследовать преступления, совершённые военнослужащими. Я ознакомился с материалами дела и не нашёл в них состава преступления, предусмотренного статьями, которые вам инкриминировались. Это относится и к вашему подчинённому, прапорщику Сокольникову. Если пожелаете, то можете обжаловать ваше увольнение из армии, чтобы быть восстановленными на военной службе.

– Не стоит, товарищ полковник, – тихо ответил я, – как говорится, невозможно ступить в одну и ту же реку дважды.

– Искренне поздравляю! – сказал Паутов и после небольшого замешательства, так как был не уверен в моём положительном решении, протянул руку. Я ответил крепким рукопожатием. Видимо, он сильно переживал, ибо сразу же как-то легко вздохнул, улыбнулся и быстро подошёл к небольшому шкафу. Открыв дверцу, он вытащил оттуда бутылку коньяка и два больших гранёных стакана. Поставил всё это на стол.

– Вот теперь можно и выпить!

Он налил по полному стакану. Я молча поднял посудину и, ни слова не говоря, залпом выпил до дна крепкую тёмно-коричневую жидкость.

* * *

Зуммер радиотелефона сработал неожиданно. Я быстро схватил трубку, нажал кнопку ответа и тихо, будто меня мог услышать кто-то из посторонних, сказал:

– Да!

– Здесь Дед, – услышал я в наушнике позывной, которым приказал своему информатору называть себя, – сегодня приглашаю на ужин. Заказ сделан минуту назад. Стол накрыт на семь человек. Себе я заказал баранину, для гостей три бифштекса и три ростбифа.

В трубке раздались короткие гудки. У несведущего человека этот разговор, даже не разговор, а всего лишь небольшое сообщение не вызвало бы никаких подозрений. Да в нём, собственно говоря, и не было-то ничего странного. Ну что такого, если один человек приглашает другого на ужин? Даже, если бы это сообщение перехватили соответствующие службы, они не поняли бы сразу, о чём идёт речь. Ведь для расшифровки им понадобилось бы немало времени, чтобы изучить, проанализировать и сопоставить множество событий и случаев, произошедших в последние несколько дней или часов, а может, недель или даже месяцев. Но такое было нереально. Я совершенно не беспокоился на этот счёт.

Однако для меня смысл сообщения имел очень важное значение. Из него стало ясно, что колонна, которую мы ждали, уже вышла с военной базы, и она состояла из семи машин: трёх армейских джипов, трёх лёгких бронетранспортёров и одного автомобиля с грузом.

Я взял радиотелефон и нажал кнопку вызова. Нужно было связаться с напарником. В принципе можно было этого и не делать, ибо я чувствовал Димку на расстоянии. Долгие годы совместной службы и большое количество боевых операций развили в нас такое небывалое человеческое качество, вернее, особенность понимать без слов, даже не видя друг друга. Но тем не менее следовало продублировать готовность Сокольникова. Уверенность была хорошим качеством, но нельзя было уповать в таких серьёзных делах на интуицию, когда можно связаться по телефону. Итак, услышав в наушнике голос своего напарника, я коротко сказал:

– Сообщение пришло. Ждём!

– Понял! – подтвердил Сокольников одним словом и отключил связь. Однако этого было вполне достаточно, чтобы понять: мой друг также готов к встрече.

Ждать долго не пришлось. Облако пыли, поднимаемое колёсами автомобилей, уже появилось на горизонте. Этот пылевой столб был виден издали, хотя колонна находилась за несколько километров от места засады. Машины приближались. Максимум через полчаса колонна должна была достичь того самого рубежа, где мы с таким невероятным терпением ожидали её, ведь к встрече именно этой колонны я и Димка начали готовиться ещё десять месяцев назад…

Конец августа 1992 года. Подмосковье.

Дача генерала Корабелова

Сегодня я встал пораньше, вернее, меня разбудил мой друг Димка Сокольников. Он заехал ко мне по пути на работу.

– Здорово, Саня! Не разбудил? – прокричал он, весело входя в коридор. – Ты не забыл о нашей дате? Я обязательно заскочу к часикам двенадцати, и мы вместе махнём к генералу на дачу. Он мне ещё вчера позвонил. А с тобой ему связаться не удалось! Жди!

– Хорошо, Димыч! – улыбнулся я.

Он тем временем открыл холодильник, достал оттуда бутылку холодного «Боржоми» и с удовольствием пил из бутылки большими глотками холодную воду. Сегодня у нас с Димкой был небольшой праздник, даже можно сказать, второй день рождения.

– Всё! Побежал! – сказал Димка и поставил минералку на стол. Дверь захлопнулась. Я взглянул на часы. Стрелки показывали шесть тридцать. Мы собирались сегодня поехать на дачу к генералу Корабелову, нашему бывшему начальнику. Вещи ещё вчера были собраны, продукты закуплены и сложены в отдельную сумку. Времени до полудня оставалось много.

Я подошёл к окну и стал смотреть на спешивших куда-то ранним утром людей. Английский сеттер Теодор тихо дотронулся до моей руки своим холодным носом, как бы напоминая, что пора идти гулять, уж если так рано проснулся. Он смотрел на меня тёмными выразительными глазами и так сильно вертел хвостом, что, казалось, ещё немного, и он у него отвалится.

– Пошли, пошли, дружочек! – сказал я. Услышав мои слова, Теодор весело побежал в коридор.

Мы уже были на пороге, когда зазвонил телефон. Постояв немного в раздумьях, я снял трубку.

– На проводе!

– Здравствуй, Саня! Как дела, здоровье? – раздался в трубке знакомый бас генерала Корабелова, моего бывшего начальника.

– Благодарю, товарищ генерал, за беспокойство! Ничего. Вы как себя чувствуете? – ответил я.

– «Ничего», Саня, так не отвечают! «Ничего», Саня, это пустое место! Понял?

– Тогда – у меня всё хорошо! – засмеялся я.

– А что ты так со мной официально – «товарищ генерал»? – поинтересовался Корабелов. – Случилось что?

– Да нет, всё нормально!

– Ну и прекрасно! А у тебя сегодня с Сокольниковым вроде как праздник?

«Вспомнил!» – обрадовавшись, только и успел подумать я, как генерал, словно угадав мои мысли, сказал:

– Конечно, Саня, помню! И буду всегда помнить тот август!.. Я вот что звоню. Ты бы взял своего друга и заехал бы ко мне на дачу часикам этак к двум, к обеду? А то забыли совсем старика!

– Ну, как же забыли, Иван Фёдорович? Мы же у вас третьего дня были! – удивлённо воскликнул я.

– Были, были… Помню. Ну, так три дня ведь прошло! Давайте, приезжайте. Да и дело к вам есть одно. Очень важное!..

Своей последней фразой генерал меня буквально заинтриговал. В принципе я любил ездить на дачу к Корабелову. Его жена была очень приветливой и хлебосольной хозяйкой. Компании у генерала собирались всегда шумные, весёлые и многочисленные. К нему с удовольствием приезжали и молодые, и старые, ибо все знали, что на даче Корабеловых можно очень интересно провести время, ибо люди к ним приезжали интересные.

Димка Сокольников заехал за мной, как и обещал около двенадцати. Часа через два мы уже подъезжали к даче генерала. Семья Корабеловых была почти в полном сборе. Внуки чистили пойманных карасей, а супруга Ивана Фёдоровича тут же жарила их на большой чугунной сковороде в большом количестве подсолнечного масла. Стол был накрыт в яблоневом саду. Погода стояла отменная. Генерал Корабелов, поглядывая на часы, подошёл к нам и сказал: «Сейчас прибудет сюрприз!»

– Что за сюрприз, Иван Фёдорович? – спросил Сокольников.

– Увидишь! – загадочно ответил Корабелов.

Только он сказал эти слова, как у калитки его дачи остановилась чёрная «Волга» с проблесковым маячком синего цвета на крыше. Из-за кустов сирени мне не было видно, что за важный гость прибыл к генералу. Долго ждать не пришлось. Мы услышали характерный скрип открываемой калитки и в тот же момент увидели идущего навстречу нам человека. На его глазах были большие солнечные очки, но что-то знакомое показалось мне в его походке. Через секунду я уже узнал незнакомца. Это был полковник Климов, помощник – сейчас наверняка уже бывший – Председателя КГБ СССР. Именно после встречи с ним, Климовым, произошли в 1991 году невероятные события…

* * *

Август 1991-го выдался для меня крайне неудачным. Наверное, потому, что именно тогда, летом, я – полковник Павлов, командир диверсионно-разведывательного отряда Главного разведывательного управления Генерального штаба, был убит при исполнении особо важного задания.

Для меня, как, впрочем, и для моих боевых товарищей, вся та давняя история началась с того, что руководству КГБ стало известно об одном секретном объекте ЦРУ США на территории Турции, где под видом обычной турбазы работала тайная лаборатория. На ней проводились исследования очень мощного препарата с психотропным характером действия, способного влиять на человеческое сознание. Этому веществу даже было дано звучное название «ген деструктивного поведения».

Эксперты ЦРУ прочили большое будущее применению данного препарата. Они считали, что разрабатываемое в лаборатории вещество в ближайшем будущем сможет стать даже одним из видов оружия массового воздействия. Препарат был опасен тем, что, накапливаясь в организме, он вызывал у человека желание к разрушению с дальнейшим закреплением этого желания в виде условного рефлекса. Но главное заключалось в том, что стремление к деструктивному поведению могло передаваться по наследству.

В 1991 году ни у кого не возникало сомнения, против какой страны США в первую очередь применит такое оружие. Руководство КГБ тогда приняло решение уничтожить секретную лабораторию. Для выполнения этого задания через территорию третьей страны в Турцию была направлена группа майора Лугового из подразделения специального назначения «Вымпел». Однако ЦРУ от источников в Москве стало известно о предстоящей операции. На маршруте следования группы Лугового была устроена засада, и майор со своими офицерами погиб.

Август 1991-го в Москве был насыщен бурными политическими событиями. Комитет госбезопасности в то лето вообще находился под пристальным вниманием президента и демократической общественности, а потому был не в состоянии провести повторную операцию. Тогда помощник Председателя КГБ, полковник Климов, решил на свой страх и риск обратиться за помощью к начальнику военной разведки генералу Корабелову. Вот так отряд, которым я командовал, был привлечён к выполнению секретного задания.

Мы тогда проникли на объект и уничтожили лабораторию, ликвидировав при этом и самого разработчика психотропного препарата. После этого моя группа в соответствии с планом стала отходить к нашей государственной границе. Но нам это сделать не удалось. На наш след вышло спецподразделение «Дельта Форс», которое начало преследование моей группы, всячески стараясь не допустить её прорыва на территорию СССР. С тяжёлыми боями мы отходили по горным перевалам, стараясь уйти от погони. Я и мои товарищи дрались ожесточённо, отвергая любое предложение сдаться в плен…

Войны без потерь не бывает. Вскоре я остался совершенно один. Мой заместитель, майор Алексей Чернышёв, умер от тяжёлого ранения два дня назад, а лучший друг, прапорщик Сокольников, погиб только что, буквально минуту назад. Его насмерть сразил вражеский снайпер метким своим выстрелом, попав точно в горло. Тело Сокольникова находилось рядом со мной. Шансов уцелеть у меня практически не было. До государственной границы СССР оставалось всего каких-то три с небольшим километра, но дойти до неё я не мог. Мой коленный сустав разнесло в клочья точным выстрелом из снайперской винтовки, а вторым – я был смертельно ранен в грудь. После этого мне оставалось только уповать на помощь, нет, не Всевышнего, а бойцов своего отряда и пограничников. Я ведь прекрасно понимал, что мои ребята обязательно придут, должны были прийти, дабы вытащить всех нас из той передряги, в которую мы угодили. Да и генерал наш не мог позволить себе бросить своих офицеров на произвол судьбы. А по-другому тогда и быть не могло, мы жили совершенно иными законами, когда честь солдата, чувство долга и узы воинского братства считались такими ценностями, за которые не жалко было отдать собственные жизни.

Почти целый час я отбивался от наседавшего противника, втайне надеясь, что помощь всё-таки подоспеет. Но её, однако, всё не было и не было, а посему, отстреливаясь, я крыл про себя всех матом: и врагов, и своих. Ну не мог я поверить, что в нашей стране за столь короткое время с восемнадцатого по двадцать пятое августа 1991-го, когда мы находились на задании, произошли столь разительные перемены, что не привидятся и в страшном сне. Естественно, мне не было известно, например, о том, как ранним утром двадцать третьего августа начальнику Управления, генералу Корабелову, фельдъегерь правительственной связи доставил указ, подписанный одновременно сразу двумя Президентами, СССР и России. В нём говорилось, что генерал снят со своей должности и отправлен в отставку. Ему предписывалось в течение одного дня сдать все свои дела и документы преемнику и покинуть управление. Начальник разведки всегда ожидал момента своего увольнения на пенсию, но сегодня приказ поступил как-то неожиданно, и главное заключалось в том, что весьма не вовремя. Но один день у генерала в запасе всё-таки был, а поэтому можно было что-то сделать, вернее, успеть сделать за те несколько часов, когда он ещё оставался начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба ВС СССР.

Корабелов взял в руки указ, прочитал его, в задумчивости взглянул в окно и отложил документ в сторону. Решение как действовать возникло моментально, и он, не откладывая его в долгий ящик, тут же взялся за дело. Генерал позвонил в отряд специального назначения. Трубку поднял мой заместитель, подполковник Владислав Стэнлер.

– Владислав, твои ребята готовы? – вместо приветствия спросил генерал. Он доверял полностью своим офицерам, ибо лично беседовал с каждым кандидатом перед зачислением того в отряд. А своим первым впечатлениям от встречи с человеком начальник управления очень доверял и ни разу, кстати, за всё время службы не ошибся.

– Так точно, товарищ генерал! – ответил подполковник.

– Прекрасно! Вот что, сынок! Сразу хочу тебя предупредить, что меня уже сняли с должности, но на пенсии я только с завтрашнего дня, поэтому сегодня я ещё пока твой начальник. Ты меня понял? Бери двадцать человек самых надёжных и толковых и срочно вылетай на Кавказ. Времени у меня нет, чтобы задачу тебе лично ставить. Пакет я тебе пришлю с нарочным. После прочтения бумагу мою уничтожь! Там твой командир с Дедом и Седым работает. Они сейчас, видимо, выходят с сопредельной территории. Операция, что проводил Павлов, прошла успешно. Как складывается на данный момент обстановка, мне не известно. Но думаю, там возникли трудности. Им очень тяжело, Влад, поэтому надо бы обязательно помочь и обеспечить переход через границу. Приказывать я тебе могу только сегодня! Особенно акцентирую твоё внимание на этом аспекте, понял? Завтра твоей группе работать придётся на свой страх и риск, помочь я вам уже не смогу! Усёк, Владислав?

– Понял, Иван Фёдорович!

– События, сам видишь, какие в стране складываются! Эти деятели кашу заварили крутую. Послушались говоруна нашего нобелевского и влезли, тот теперь в кусты, а эти в тюрьму. Сейчас такая вакханалия и чехарда начнётся, что только держись! Все же ведь министерские портфели бросятся делить, чтобы потом воровать и грабить было легче!! Нелояльных чиновников будут увольнять, а назовут всё реформой. Мы, то бишь военная разведка, тоже под этот каток попасть можем! Как перспективы? Не страшно? Или напугал? Ну?.. Согласен? Ведь всё должно пройти в ажуре! Тихо и без лишнего шума!

– Иван Фёдорович, зачем же вы так меня и всех нас обижаете? Я и мои ребята вроде повода не подавали сомневаться в нашей порядочности.

– Прости, Владислав, обидеть тебя не хотел! Старею, а со старостью глупость приходит. Извини! Тогда успехов тебе! Самолёт мой возьмёшь, пока его у меня не отобрали. А потом никто ведь не знает, что меня уже сняли, так что попользоваться какое-то время своим служебным положением я ещё смогу. Да, телефон запиши одного человека. Он помощником у председателя КГБ, тоже содействие окажет.

– Спасибо, Иван Фёдорович. Вам хорошего отдыха на пенсии, если позволите, заеду после к вам на дачу, доложить ведь надо будет. Не волнуйтесь! Командира и ребят вытащим! Сами поляжем, но их выручим.

– Не говори глупостей, Владислав! Поляжем, погибнем… Самим надо обязательно вернуться! Вы ещё понадобитесь! Времена смуты и мятежей не вечны…

– Понял, товарищ генерал!

– Добро, Владислав, договорились!

– До свидания!

Этим же вечером, когда генерал Корабелов инструктировал моего заместителя, в кабинете начальника пограничного отряда, полковника Багдасарова, раздался телефонный звонок. Он ждал весьма важную информацию и сразу же снял трубку с аппарата. Ещё пару дней назад ему позвонил однокашник по училищу полковник Климов, который занимал важный пост в Москве, и предупредил, что с сопредельной территории будут выходить какие-то очень серьёзные ребята из армейского спецназа. Климов попросил оказать всяческое содействие офицеру, который прибудет на днях из столицы для обеспечения выхода спецназовской группы ГРУ с турецкой стороны.

– Степан, нашим ребятам там очень нелегко, поэтому подсоби им, возможностей у тебя для этого хватит! Договорились, однокашник? Да, и ни о чём их не расспрашивай!

– Ну, об этом мог и не предупреждать! – с обидой в голосе ответил начальник отряда.

За много лет службы в органах государственной безопасности он привык к тому, что не всех можно и нужно спрашивать. Агентурная и диверсионная работа – дело весьма серьёзное и на дух не переносит посторонних, особенно чужих ушей, а любопытных глаз с длинным языком в особенности. Полковник Багдасаров был не новичок на границе. Ему много раз приходилось делать «окна» для прохода нужных людей.

Офицер спецподразделения ГРУ, которого Багдасаров ждал со дня на день, приехал не один, а с группой в двадцать человек. Они познакомились и быстро нашли общий язык, так как профессионалам своего дела не требовалось для установления личных контактов много времени. Начальник отряда приблизительно знал, что от него потребуется. Подполковник Стэнлер немного дополнил имевшиеся сведения. На той стороне работала группа спецназа армейской разведки, и по её возвращении следовало обеспечить переход офицеров ГРУ с сопредельной территории через государственную границу. Сделать это надо было максимально осторожно, дабы не привлечь внимание турецкой пограничной службы.

Начальник отряда успел только развернуть на столе карту с участком границы, на котором следовало ожидать мою группу, как телефон в его кабинете призывно загудел.

– Багдасаров, слушаю! – ответил полковник.

– Товарищ полковник, – услышал он голос дежурного офицера, – на участке второй заставы происшествие. Наряд сержанта Конурова докладывает, что в двух километрах от государственной границы идёт ожесточённый бой. Визуально наблюдается применение вертолётов огневой поддержки, одна вертушка уже сгорела. Сержант убеждён, что это действуют не местные пограничники, а морские пехотинцы США. Всего задействовано четыре вертолёта, ведётся очень интенсивный огонь из миномётов. Слышны также звуки выстрелов из подствольников. Какие будут распоряжения?

– Продолжайте вести наблюдение и докладывайте мне обстановку каждые пять минут! – коротко бросил Багдасаров дежурному офицеру и повернул голову в сторону своего московского гостя. – Ну что скажешь, Владислав? Это ваши ребята выходят?

– Думаю, что они! – быстро, без тени сомнения в голосе, ответил подполковник Стэнлер.

– Да не может этого быть! Слишком уж круто работают. Это, наверное, курды бунтуют! Ведь у ваших ребят нет зенитных средств! – засомневался начальник отряда.