Текст книги "Хирург"

Хирург! Одинокий волк. Часть девятая

   Зима пролетела быстро и как-то незаметно. Алина с утра и до позднего вечера торчала на работе, упиваясь ею, как будто она была для неё единственным источником жизни. Улыбаться она практически перестала, с персоналом фирмы держалась строго и никому не позволяла вести себя навязчиво, или грубо.

Гоша наоборот всё ближе и ближе сближался с Ириной и, если честно, то Алина, с её навязчивой идеей поженить его на себе, стала напрягать его всё сильнее и сильнее. Её отношения к нему стали походить скорее как к собственности, принадлежащей только ей одной, чем к любимому человеку, который, в недалёком будущем, должен стать её мужем.

С этим он тоже не желал мириться, но так как дал слово, то решил пока не рвать отношений с Алиной, а просто дождаться конца апреля. После этого Гоша решил твёрдо уйти от неё и уехать с Ириной отсюда в Красноярск, где он когда-то воспитывался в детском доме. Как он это сделает, Гоша пока не знал, но то, что сделает, решил точно.

Ирина знала всё, что связывает её любимого с Алиной, очень переживала за Гошу, за себя, но вмешиваться во всё это она не стала, решив тоже дождаться развязки, чтобы не усугублять ситуацию, а уж потом принимать какое-то решение. Но оставаться здесь, после соединения с Гошей, они уже не смогут и, естественно, она приняла предложение Гоши. Тем более, что Степан обещал Гоше с покупкой квартиры в Красноярске.

Апрель месяц наступил довольно быстро, но потом каждый день стал тянуться как месяц, год, а то и больше. Алина превратилась в огромный клубок нервов и срывала всю негативную энергию на своих близких, даже на маленьком Егорке, которому уже летом должно было исполниться два годика. Мать Алины сильно сдала за этот год, вынашивая внутри себя все обиды и оскорбления, которые всё чаще и чаще вырывались из уст дочери.

Сама Алина тоже сильно сдала, перестала смотреть за собой. Часто выходила из дома, даже не расчесав свои изумительные волосы, прихватив его просто резинкой в хвост, отчего он начинал у неё топорщиться. Глаза стали злыми и безрадостными. Вся её одежда неделями валялась на стульях, столах, а то и просто под ногами, на полу возле кровати, а когда мать пыталась навести порядок у неё в комнате, то она срывалась на ней и кричала, что мать отравляет ей жизнь.

Мать понимала состояние своей дочери, но она не понимала, как ей помочь, отчего сердце её всё больше и больше стало напоминать ей о себе. Довольно часто стала принимать лекарства от давления, а по ночам капать себе валокордин.

Гоша всё реже стал заглядывать к ним и не из-за того, что не хотел, а из-за её непонятных капризов, которые она устраивала перед ним, как будто он виновник во всех её бедах.

В общем, к апрелю месяцу, сложилась такая обстановка вокруг Алины, что с ней перестали общаться даже самые близкие их друзья.

Она это понимала и ненавидела себя за это, с ещё большим остервенением вымещая всё накопившееся зло на родных людей.

В начале апреля, рано утром, к ней подошла мать и, дотронувшись до неё, произнесла. – Доча! Что-то мне плохо, может, скорую помощь вызовешь?

– Мама! – воскликнула Алина спросонья и отвернулась от неё. – Ну, какая скорая? Господи! Пять утра, а ей скорую подавай! Да накапай себе чего и спи!

Петровна посмотрела на дочь, повернулась и, заплакав, вышла из комнаты, держась за сердце. Кое-как, осторожно, держась за стену, она вышла на лестничную площадку и позвонила Гоше в дверь, тихо осев на бетонный пол.

Гоша, недовольный тем, что кто-то помешал ему спать, всё-таки подошёл к двери. Посмотрев в глазок и никого там не увидев, хотел уже уйти, но услышал какой-то шорох за дверью. Он тут же открыл дверь и выглянул на лестничную площадку. Увидев мать Алины, лежащей на полу, он осторожно поднял её и, положив в комнате на диван, тут же вызвал скорую помощь. Минут через десять послышалась сирена скорой помощи и Гоша, открыв дверь, стал поджидать врачей.

Поднялись двое, женщина и мужчина. Они несли с собой два небольших чемодана и сразу направились к больной. Мужчина, посмотрев на Петровну, тут же что-то сказал своей напарнице, и пока она готовила препарат для инъекции, он измерил Петровне давление. Потом сделал укол и стал слушать сердце.

Посмотрев на Гошу, который стоял возле дверей, прислонившись к дверной коробке и, молча, наблюдавший за происходящим, врач сказал. – Ну что, молодой человек! Похоже, что у вашей матери инфаркт! Придётся вам помочь нам донести её до машины, хорошо? А документы потом принесёте сами!

– Без проблем! – произнёс Гоша и, подойдя к Петровне, осторожно укрыл её одеялом.

Взяв Петровну на руки, как пушинку, понёс на выход из квартиры.

– Ничего себе! – удивлённо воскликнул врач, а женщина восхищённо осматривала ладную фигуру Гоши с оголённым торсом до пояса.

Он только и успел натянуть на себя трико, когда вызывал скорую.

– Это же надо! Всё-таки килограммов семьдесят есть, если не больше! – произнесла она и, взяв чемодан с медикаментами, направилась следом за ним.

Гоша ничего не ответил, а просто отнёс мать Алины к машине и, уложив её на носилки, погладил её по голове, заглядывая в глаза.

– Спасибо тебе, милый! – слабо улыбнувшись, произнесла Петровна, придя в себя и, положив свою руку на его руку, сказала. – Ты, пожалуйста, не обижайся на Алинушку, она сама не знает что творит! Ей помочь надо, а то запуталась девочка в своих чувствах, а ответов не нашла! Вот она и бесится, обижаясь на весь свет!

– Петровна! – произнёс Гоша. – Вы успокойтесь, я всё понимаю и помогу как смогу, за Егоркой тоже присмотрю! Вы только поспокойней лежите и не волнуйтесь, через часок я к вам приду!

Скорая уехала, а Гоша продолжал стоять и смотреть вслед уезжающей машины. На улице стало светать и кое-где, в окнах, уже стали зажигаться огни. Люди готовились к новому рабочему дню.

Машина уже давно скрылась за поворотом, а Гоша продолжал стоять в одном трико и комнатных тапочках с оголённым торсом. Одинокие прохожие с удивлением посматривали на молодого, красивого парня, с могучим торсом и огромными бицепсами. А он стоял и ни о чём не думал!

Очнувшись, будто он находился в состоянии шока, Гоша оглянулся и поспешил в подъезд. Войдя в свою квартиру, он поставил чайник на плиту и стал собираться.

Около семи утра Гоша спустился вниз и, не спеша, направился в сторону офиса. Забрав машину, он вновь вернулся домой и, поднявшись на свой этаж, позвонил в дверь к Алине. Пришлось нажимать несколько раз, пока Алина, вся помятая, в местами заляпанном белом, шёлковом халате, открыла ему дверь и предстала перед ним в таком виде, как будто она находилась в глубоком похмелье. Волосы на голове были похожи на копну соломы, кстати, такого же цвета. Вид был недовольный, он и выражал её душевное состояние.

– Ну чего тебе? Время ещё восьмой час, а ты припёрся! – произнесла она каким-то вялым и неприятным голосом. – Сначала та меня будила со своими дурацкими болячками, а теперь ты и за что мне всё это?

Гоша, закрыв дверь, подошёл к Алине и, схватив её в охапку, затащил в душ, включив холодную воду, стал удерживать её под холодными струями, намочив, таким образом, и свой пиджак, а также и джинсы, по которым вода сбегала прямо в туфли, но он не обращал на это внимания.

Алина сначала брыкалась и даже вопила, но потом как-то осела и заплакала.

Гоша выключил воду, сорвал с неё всю одежду и, укутав её в большое, махровое полотенце, отнёс в спальню и положил в постель. Она продолжала плакать.

– Гошенька! Миленький! – произнесла она, захлёбываясь слезами. – Ты не представляешь, как мне этого не хватает!

– Знаешь! – оборвал он её. – Ты вот тут лежишь и во всю себя жалеешь, а сама превратилась в какую-то тварь! Своими выкрутасами ты достала уже всех, кидаешься как пантера, сама стала, чёрт его знает, на кого похожа. Ребёнка пинаешь, как заблудшего щенка, мать довела до инфаркта! Ты даже не знаешь, что её увезли в больницу! А продолжаешь себя жалеть! Знаешь кто ты такая? Да ты маленькая, взбалмошная дрянь, которая видит только себя, а все остальные для тебя это те, которые мешают тебе жить! Да тебе наплевать на всех и запомни, даже если Алексей не вернётся, я никогда не женюсь на тебе, ты мне противна!

Забрав документы Петровны, он развернулся и вышел из квартиры. Сев в машину, он направился в больницу, играя желваками от злости. Трудно было себе представить, что было бы с человеком, который, вдруг, встал на его пути.

Бросив мокрый пиджак на заднее сидение и, оставшись в одной футболке, Гоша закурил, чтобы успокоиться, а потом идти в больницу к Петровне. Вообще он старался не курить, так, иногда баловался, но сейчас был особый случай. Посидев в машине несколько минут, и успокоившись, он похлопал по влажным джинсам, после чего вылез из машины, закрыл её и направился в приёмный покой. Петровна уже лежала в реанимации и ей делали необходимые процедуры. Дождавшись врача, он поднялся с кушетки, на которой сидел в ожидании его.

– Ну что там, доктор? – спросил Гоша у того же врача, который лечил и Алину, как будто в больнице был только один врач, на что тот улыбнулся и, кивнув ему головой, направился в свой кабинет.

– Интересная у вас семейка, молодой человек! – произнёс он, усаживаясь в своё кресло. – Сначала вы, потом любимая, а теперь вот мать! У вас там что, полигон для испытания?

– А что такое? – не понял Гоша, разведя руки в стороны. – Причём здесь полигон? Хотя вы в чём-то и правы!

– Да всё тоже, уважаемый! – воскликнул врач. – Всё тот же нервный срыв, но в этом случае удар пришёлся на сердце, но, Слава Богу, прошло стороной! Гипертонический кризис и если бы вовремя не привезли её, то она бы умерла! Хорошо, что скорую вовремя вызвали!

– Ну и что ей теперь надо? – спросил Гоша, переминаясь с ноги на ногу. – Может, какие лекарства?

– Я, насколько понял! – произнёс доктор. – Ей нужна отдельная палата, так же, как и дочери, так?

– Естественно! – отозвался Гоша и чуть заметно улыбнулся. – Конечно, Пётр Иванович! А это надолго?

– Ну, скажем так! – подумав немного, сказал доктор. – Две недели как минимум, а там посмотрим, да и пусть просто отдохнёт! И ещё! Непременный покой, иначе я запрещу всякие посещения! Посажу к ней медсестру постарше, они и будут беседовать о своём, договорились?

Гоша подошёл к нему, улыбнулся и крепко пожал ему руку.

– Осторожно, молодой человек! – воскликнул врач и потряс руку. – Так можно и без руки остаться, а мне ещё людей лечить надо!

– Извините! – произнёс Гоша, виновато улыбнувшись и спросил. – Палата будет та же?

– Естественно! – ответил доктор и выпроводил его из кабинета.

Вернувшись домой, он застал Алину у дверей своей квартиры. Она стояла уже одетая в своё чёрное платье с глубоким разрезом от бедра и в чёрных туфлях на высоких каблуках. Волосы были прибраны, она снова выглядела так, какой была раньше.

Чуть улыбнувшись, с грустными до боли глазами, она промолвила. – Гошенька! Прости меня нерадивую! Я не знаю, что на меня нашло! Понятия не имею почему, вдруг, окрысилась на весь мир!

Потом, посмотрев на него снизу вверх, продолжила. – Ты зайдёшь ко мне, или нет?

Гоша не желал её видеть, но пересилив себя, решил всё-таки зайти в квартиру, да и не хотелось привлекать внимания посторонних, хотя думал поменять пиджак и идти к Ирине на работу.

– Ну что ты от меня ещё хочешь? – спросил он, понимая то, что она начнёт сейчас ластиться к нему.

Алина, догадавшись о чём он подумал, улыбнулась и спросила. – Как там мама? Я, конечно, понимаю, что мне нет прощения, но всё-таки попытаюсь попросить его у неё!

– Мама! – воскликнул Гоша. – Да ты её чуть в могилу не загнала! Это же надо было так поступить, прогнать мать, вместо того, чтобы ей помочь! Алина! Во что ты превратилась?

– Не надо, Гоша! Не надо на меня так! Я понимаю, что тварь, но это не моя вина – это моя беда! Понимаешь! Он сидит во мне и творит со мной всё, что захочет, но мне кажется, что ты его выгнал из меня и мне снова стало светло и тепло! – сказала Алина и упала в кресло.

Не села, а именно упала и, раскинув руки, тихо заплакала.

– Ну, прости меня, Гошенька! – произнесла она, посматривая на него. – Честное слово, я не претендую на тебя, и не буду требовать от тебя исполнения твоей клятвы! Я знаю, что у вас с Ирой сложились отношения и, поверь, очень рада этому! Это я поняла тогда, когда ты ушёл, искупав меня в холодной воде! Я буду счастлива, если у вас всё сложится, и если вы будете рядом с нами!

Потом она закрыла глаза, посидев в таком положении несколько секунд, снова их открыла и, посмотрев на Гошу, улыбнулась и продолжила. – Знаешь! Когда ты уехал, я сначала разозлилась, а потом, вдруг, вспомнила нашу первую ночь с Алексеем, когда я его упрашивала, чтобы он со мной переспал! Понимаешь? Просто переспал, чтобы родить от него сына, или дочь, без разницы, но только от него! И ведь я от него больше ничего не просила, тем более – требовала! Я просто хотела от него ребёнка, но видно мне показалось, что этого мало и я стала более требовательной и к нему, и к остальным! Мне хотелось объять необъятное, как в той сказке о золотой рыбке, вот Господь и забрал у меня Лёшеньку, оставив меня у разбитого корыта, но Он оставил мне то, что я хотела изначально – сына! Я до такой степени Ему благодарна, что не могу подобрать для этого слов! Он всё и всех расставил на свои места, в том числе и меня! В общем, я всё поняла и поэтому прошу прощения у тебя и, пожалуйста, отвези меня к матери, а сам посиди с Егоркой в машине! Хорошо?

Гоша улыбнулся ей и, подойдя к ней, поцеловал её в лоб. – Ну вот! Совсем другое дело! Я очень рад, что ты вернулась, красавица! – произнёс он и направился в свою квартиру за другим пиджаком, хотя и этот уже высох.

После этого случая прошло уже три недели. Алина не отходила от матери. Она снова стала той любящей девочкой, которая обожала свою мать. Петровна быстро шла на поправку, кризис миновал, но врач не отпускал её до полного выздоровления.

Выписали её двадцать пятого числа и, пробыв три дня в квартире, она стала упрашивать всех, чтобы они отвезли её домой, в деревню вместе с Егоркой. Выехали двадцать девятого апреля. Гоша забрал с собой и Ирину, которая сначала даже испугалась такому предложению, но, после того, как Алина стала уговаривать её ехать с ними, она согласилась.

Ирина тоже очень любила красиво одеваться и всегда смотрела за собой. В деревню она выехала в светлом, брючном костюме и такого же цвета туфлях, тоже, как и у Алины, на высоких каблуках. Алина ей сказала, что в деревне всё равно будут бегать босиком. Ростом они были почти одинаковы, только цвет волос у Иры был чёрный, а у Алины светлый.

Прибыв на место, Алина сводила её к озеру, бегая туда босиком. На сей раз она не купалась, лишь помочив себе ноги на песочке у самого берега. Там вода уже прогревалась, хотя ещё была достаточно холодной, чтобы купаться. Да и погода стала только-только налаживаться и днём уже доходило до плюс двадцати и выше.

Все, ничего не говоря друг другу, ожидали завтрашнего дня, как некой даты, которую они же и установили, не понятно на что надеясь. И этот день, наконец-то, настал!

                3.07.2014 год.

Хирург! Одинокий волк. Часть десятая

   Как всегда и получается, этот долгожданный день наступил неожиданно, с особым трепетом и сомнениями.

Гоша вообще не спал всю ночь и почти всё время просидел в беседке, беспощадно уничтожая сигарету за сигаретой. Рядом с ним, прижавшись всем телом, засунув голову ему под мышку, также всю ночь просидела и Ирина. Они просто сидели и думали каждый о своём, но все их мысли всё равно приходили в одно русло, русло ожидания чего-то такого, что изменит их жизнь. И дело тут было даже не в том, что появлюсь я на свет божий как чёрт из табакерки, а в том, что с завтрашнего дня у них начнётся новая жизнь и как всё сложится, никто из них не знал. Поэтому они и пребывали в таком волнительно-тревожном состоянии.

Егор думал о своей прошедшей жизни, он вспомнил детдом, куда он попал после того, как его отец, бывший военный моряк, погиб в шторм, спасая своего товарища, а мать умерла при родах вместе с не родившейся сестрёнкой. Да и самому ему было тогда чуть больше четырёх лет. Больше у него не осталось никакой родни и его поместили в Красноярский детский дом, где он и пробыл до своего совершеннолетия.

Он помнил, как будучи ещё мальчиком, мечтал обязательно пойти учиться на моряка, но чем больше он взрослел, тем его больше тянуло в ВДВ, спецназ, в общем, туда, где опасно, где интересно и где всегда можно найти себе настоящую семью.

Он помнил, как я вытащил его из лап военного прокурора, когда Гоша врезал по зубам какого-то представителя генштаба и забрал его в свою группу, сказав при этом, что у нас можно и по зубам.

С тех пор он и был неотъемлемой частью той большой, дружной семьи, которая сгинула в далёком Грозном и унесла с собой своего командира. Он был счастлив, что жил, общался и воевал с людьми, которые были для него всем.

Любой! Любой из нашей группы, не задумываясь, стал бы на защиту не только своего командира, но и любого из нашей семьи.

Очень многое изменилось после распада СССР, но их семья, хоть и в другой направленности, продолжала выполнять свою функцию диверсантов, чистильщиков, или просто обыкновенных киллеров под управлением государственных структур, если не брать во внимание небольшие эпизоды нашей личной деятельности.

Гоша помнил всё! И именно это очень сильно его угнетало. Он никак не мог себе простить того, что его не оказалось в тот трудный момент возле меня. Он понимал, что обязательно погиб, защищая меня, но зато забрал бы с собой очень многих врагов, которые стремились нас уничтожить. Да и остался бы с друзьями в другом, загадочном мире.

Думая об этом, он понял одну вещь, и она говорила о том, что его миссия ещё не выполнена и что многое ещё предстоит и ему пройти, знать есть на то воля Божья!

– Значит, уважаемый Егор Фёдорович Громов, Господь приберёг для тебя что-то такое, которое только ты и должен сделать! – думал он, выкуривая одну сигарету за другой и, поглаживая рукой, по спине, дремлющей возле него Ирины.

У Ирины, также как и у него, отчество было Фёдоровна, а фамилия Смехова. Она всегда чуть стеснялась своей фамилии и, если честно, то было из-за чего. Даже у нас в офисе её поддразнивали, называя разными прозвищами, отчего она начинала краснеть. Даже Гоша, заглянув в бухгалтерию, улыбнувшись, говорил – А где там моя несмеяна? Другие называли смешинка и прочими смешными прозвищами.

Самое интересное это то, что Алина уснула, как только легла спать вместе с Егоркой на одной кровати.

Петровна тоже улеглась сразу же после того, как уснула и Алина с внуком. Только Гоша, в обнимку с любимой, сидел в беседке до тех пор, пока не стал замерзать и замерзать конкретно. Всё-таки операция по удалению части лёгкого давала о себе знать. Раньше он бы даже и не почувствовал ночной прохлады. Отдав свой пиджак Ире, укрыв её им, он, сидя в одной рубашке, стал ощущать определённый дискомфорт.

Подняв голову Иры, слегка повернув её лицо к себе, он нежно чмокнул её в носик и, чуть слышно, засмеявшись, произнёс – Ну что, пойдём в дом что ли, а то завтра будем чумные!

– Гоша! – промурлыкала сонно Ирина. – Давай спать вместе, а то мне одной холодно! А?

– Ну и что подумают люди, милая? – спросил он у неё, поднимаясь со скамейки. – Скажут, что совсем совесть потеряли, в чужом доме и так далее!

Ира улыбнулась и, потянувшись, сказала. – Ну какой же ты глупенький! Алина нас сама сюда пригласила, она-то о нас знает всё! Это на работе не догадываются, но мы-то с тобой здесь! Да ты не бойся! – засмеялась она, увидев, как тот стал переминаться с ноги на ногу. – Я не буду тебя домогаться, просто ты такой тёплый!

– Ладно! – протянул Гоша и, улыбнувшись, добавил – Пойдём уже, а то скоро начнёт светать, утром-то не дадут дрыхнуть!

Улеглись они около трёх ночи. Ирина, как колобок, закатилась Гоше под бочок и, прижавшись к нему, тут же уснула. Через какое-то время уснул и он. Засыпая, он услышал крики петухов, которые поведали о том, что наступил новый день. День, который должен расставить все точки и другие знаки препинания по местам.

   Я в это время продолжал ворочаться в тёплой постели. После прекрасной бани и хмельного ужина, я должен был уснуть как убитый, особенно после последних дней скитаний и мытарств. Так, собственно, и произошло поначалу, но потом как отрезало. Сон ушёл, а навалилась какая-то тяжесть, которая стала вдавливать меня в постель, будто на мне лежал ещё один такой же как я. Голова гудела, мысли кружили свой хоровод не находя выхода.

Я тысячу раз говорил себе, что всё! Хорош! Что утро вечера мудренее, но через некоторое время всё повторялось сначала. Уснул тогда, когда стало сереть за окном. Даже не уснул, а как-то провалился и проснулся тогда, когда уже во всю светило солнце, играя своими солнечными зайчиками, бегая по моему лицу, заглядывая в мои глаза.

Глянув на часы, я обнаружил, что стрелки неумолимо приближались к десяти часам. Меня подкинуло как по тревоге и, натянув свои джинсы, которые тоже когда-то оставил у Степана после бани, я, босиком, вышел из комнаты. Степан с Валей сидели в зале уже одетые, готовые к поездке. Увидев меня, они вскочили с мест и затараторили.

– Ну вот и здорово, что ты сам проснулся! – воскликнула Валя и продолжила. – Мы посмотрели, как ты спишь, и решили тебя не тревожить! Настрадался видать, бедненький!

У меня сразу отпала охота поругаться на них и я, улыбнувшись, сказал. – Да что вам говорить! Давайте собираться, да едем!

– Мы-то, Лёшенька, уже давно собраны! – промолвила тихо Валя. – Это тебе надо приодеться, умыться, позавтракать и только тогда в путь, дорогой!

Через полчаса мы уже ехали в сторону Горьковского шоссе. Разговаривать не было сил, мы все тихо сидели и думали каждый о своём. Валюха вообще улеглась на заднем сидении, прикрыв свои ноги длинным платьем почти до самых пят. Ей почему-то всегда нравилось носить длинные платья, или юбки, да так, чтобы до пола, из-под которых были видны только туфли на сплошной, невысокой платформе. Каблуков она тоже не любила и предпочитала более лёгкую, или спортивную обувь.

Степан изредка посматривал на меня, но перебивать ход моих мыслей не решался, чтобы не мешать мне.

И он, и Валя, оделись как на праздник. На нём был стального цвета костюм, тёмная рубашка и, светлый как костюм, галстук. Ну а я был в джинсах синего цвета и тёмном свитере под горло.

Проехав большую часть половины пути, Степан, наконец, не выдержал и спросил, посмотрев назад, на Валю, предварительно убедившись, что она спит. Она действительно спала. – Ты что планируешь делать? А то сидишь и молчишь!

– А что тут планировать? – ответил я ему вопросом на вопрос. – Приедем, будет видно!

Чуть помолчав, я добавил. – А вообще, знаешь что! Ты меня высади с той стороны озера, я уверен, что Алина приведёт туда Гошу и мне всё станет ясно! Тогда и буду решать, мешать мне ему, или нет!

– Поверь, дорогой! – продолжил я. – Я тоже виновен в том, что не послал ей весточку, но я и не мог этого сделать, иначе я был бы раскрыт! Поэтому я обвинять её не буду, тем более Гошу! Кстати, она хотела родить от меня, ну и родила! Так что здесь всё по чесноку!

– Странный ты какой-то! – протянул Степан, посматривая на меня. – Я бы дрался за свою жену!

– Ну, ты чудишь! – засмеялся я. – И с кем ты предлагаешь мне драться? С Алиной? Гошей? Или ещё с кем! Успокойся! На мой век ещё войн хватит, может всё это и к лучшему!

– Ты меня уморил! – чуть ли не застонал Степан. – Смотри сам, тебе виднее!

Свернув на дорогу, ведущую к посёлку, машину тут же стало трясти на ухабах, отчего Валя проснулась, едва не свалившись между сиденьями.

Через несколько минут мы подъехали к озеру и Степан, проехав справа по берегу, остановил машину в кустах. От этого места до противоположного берега было метров пятьдесят-шестьдесят не больше, а уже дальше отсюда озеро становилось всё шире и шире.

Степан развернулся и уехал к дому. Мы договорились, что они будут молчать обо мне и я, пройдя несколько метров вдоль воды, спрятался напротив того места, куда Алина со мной прибегала к озеру. Устроившись в кустах между огромных сосен, я стал наблюдать из своего укрытия за всем, что происходило на том берегу. Дом тоже был хорошо виден из моего убежища, но только мансарда, а всё что ниже, скрывали густые заросли.

В это время, а оно неумолимо приближалось к обеду, Гоша с Ириной решили побывать на озере. Погода стояла прекрасная, солнце пригревало, но деревья ещё были голыми, только на кустах стали распускаться почки.

Я увидел, как Гоша, подойдя к поваленному стволу сосны, снял пиджак и бросил его прямо на бревно. Потом снял туфли и носки и, завернув брюки, вошёл в воду. Посмотрев по сторонам, он обернулся и что-то, кому-то сказав, нагнулся к воде, зачерпнув воду руками, стал умывать лицо, смешно фыркая.

И тут я увидел Алину, отчего моё сердце затрепетало. То, что это была она, у меня не было сомнения. Больше никто на свете не бросился бы в светлом, брючном костюме в холодную ещё воду, завалив туда же и Гошу. Странно было только то, что она покрасила свой чудный волос в чёрный цвет. Видимо так они захотели изменить то, что могло бы напоминать обо мне.

Мне стало до боли обидно и, первый раз в жизни, я пожалел себя. Я смотрел, как они барахтаются в воде, их смех разносился по округе. Мне вспомнились купания Алины в своих нарядах, что сильно возбуждало и её, и меня, отчего на сердце стало больно.

Чтобы не смотреть на всё это, я поднялся и повернулся, чтобы уйти, но тут до меня донёсся голос Алины. – Гоша! Ира! – закричала она, отчего у меня подкосились ноги, я резко обернулся, оказавшись на свободном месте, и увидел Алину в длинном вечернем платье и чёрных туфлях.

Она стояла и смотрела на меня! Она смотрела так, что моё сердце запрыгало от волнения. Я уже не видел, как на берег вышли Степан с Валей и Петровной, которая стала радостно махать мне руками. Ей рассказал обо мне Степан после того, как Алина ушла на берег, вот они и примчались сюда все.

Самое странное было в том, что она стояла! Она стояла и смотрела в одну точку на противоположном берегу. Гоша проследил за её взглядом и упёрся в меня. Он, со всей силы, размахивая руками, поплыл ко мне, не обращая внимания  на Иру, которая увязалась за ним, но потом вернулась к берегу.

Я тоже уже не мог стоять на месте и, прыгнув в воду, поплыл навстречу Гоше. Гоша плыл и плакал, захлёбываясь и водой и слезами. Он плакал от нахлынувшего счастья! Он плыл и смеялся от той радости, которая перехлёстывает любые берега! Он был счастлив! Счастлив был и я, видя то, что меня здесь ждали и по-прежнему любят. Алина, наконец-то, не спеша, вошла в воду и направилась ко мне навстречу. Войдя по грудь, опустив руки в воду, она остановилась, ожидая того, кого уже не надеялась увидеть.

С Гошей мы встретились на середине озера и, сжав себя в крепких объятиях, стали кружить в воде. Мы ни о чём не говорили, разговаривали наши сердца, которые барабанили по грудным клеткам с такой силой, что становилось тяжело дышать.

Расцепившись, но держась за руки, мы стали приближаться к берегу, где нас поджидали остальные.

Из воды мне не дали вылезти. Алина вцепилась в меня мёртвой хваткой и вновь завалила в воду. Она даже не плакала и не улыбалась, она находилась в состоянии, когда люди никак не могут сообразить сон то, или явь.

Петровна, не дождавшись, когда я окажусь на берегу, сама прибежала ко мне в своём новом костюме, небесно-голубого цвета. Все они были одеты нарядно, как потом мне объяснили, в связи с помолвкой Гоши с Ириной.

Всё было понятно, но только одно оставалось спорным – это то, чего больше было в тот момент, слёз, или воды! От нежности женщин, у меня защемило сердце, и я стал их выводить на берег.

Наконец-то мне удалось взять Алину и вынести её из воды на руках. Она обвила мою шею своими цепкими ручками и тихо скулила, как собачка, в ухо. За всё это время она не вымолвила ни одного слова.

Вот заразы! – донёсся голос Степана. – Это же надо хранить в тайне, что у этого обормота с Ириной помолвка!

Но мы с Алиной не обращали внимание ни на какие слова. Вот так, неся её на руках, мы, все мокрые, кроме Степана, Валюха тоже не удержалась и побежала вслед за Петровной, в итоге тоже почти вся была мокрой, направились к дому.

– Ну вот, Лёха! – вдруг произнёс Степан. – Хорошо, что я твой костюм прихватил с собой, на что я просто усмехнулся.

О каких костюмах может идти речь, когда моё счастье у меня в руках.

Гоша замыкал нашу группу! Группу действительно счастливых людей. Он шёл с Ириной, крепко сжимая в своих объятиях, отчего и она светилась от своего счастья, наблюдая за тем, как я нёс свою Алину.

– Как здорово! – подумал Гоша, радуясь моему появлению, радуясь своей помолвке. – Как здорово, что не поддался тогда выкрутасам Алины! Сколько бы сейчас было горя!

Дальше был тихий и мирный праздник. Я сразу сообщил всем собравшимся дорогим мне людям, что обо мне никому ничего не говорить, пока всё не станет на свои места.

– Официально я погиб, вот пусть так и думают наверху, а там будет видно! – говорил я уже за столом.

Вечер наступил довольно быстро, даже не заметили, как подкралась ночь. Всё это время маленький Егорка сидел у меня на коленях и всё пытался дотянуться до моего шрама на лице. Когда стемнело, Петровна забрала его у меня, и мы с Алиной уединились в своей спальне.

Оставшись одни в полной тишине, мы провалились в какую-то пустоту. Я мечтал о нашей встрече и рисовал всевозможные сюжеты любви, страсти, а оставшись одни, куда-то всё это исчезло. Наступило опустошение внутренней энергии и у меня, и у Алины.

Мы просто лежали в чистой, чуть прохладной от шёлка, постели и смотрели в стену, прижавшись, друг к другу. Настенное бра слегка разгоняло темноту в углы, освобождая наше ложе для света.

Алина продолжала тискать меня своими ручонками, как бы пытаясь влезть в меня целиком и молчала. Слёзы тонкими струйками временами сползали по её щекам прямо в уголки рта, отчего губы блестели от этих самых слёз.

Я тоже молчал! Перед глазами у меня были бесконечные горы, леса, холодные палатки и землянки, а также бородатые враги, которых я называл братьями, вынужденно, но называл.

Я понимал, что всё это уже в прошлом, но кто может быть уверен в том, что судьба вновь не забросит меня в чертоги зла!

                4.07.2014 год.

Хирург! Возвращение. Часть первая

   Сон ко мне не приходил. Алина, пролежав в моих объятиях часа два, рассматривая меня своим жадным взглядом и, водя нежными пальчиками по местам, где остались отметины от ранений в виде шрамов, наконец-то уснула, не проронив ни слова.