Текст книги "Распря великая. Московско-галичские войны второй четверти XV века"

Впрочем, и в наше время некоторые историки разделяют эту точку зрения. Так, В. А. Кучкин высказал предположение о реальном существовании в Нижнем Новгороде промосковского заговора, возглавленного Василием Румянцем[62]62
  Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси. М., 1984. С. 222.


[Закрыть]. Но подобное утверждение все же сомнительно. Нижегородские бояре стали заложниками ситуации, так как присоединение к Москве оказалось не только санкционировано ханом, но и поддержано на вече. В этой ситуации признание решения Тохтамыша, пусть и оплаченного московским златом и серебром, стало единственным выходом для нижегородцев – хотя, конечно, и не совсем красивым из-за прежнего крестоцелования Борису Константиновичу. Но оснований утверждать о заговорщицкой деятельности Василия Румянца и других нижегородских бояр нет никаких.

Ошибочным следует признать и тезис Л. В. Черепнина, утверждавшего, что хотя присоединение «Нижнего Новгорода и других упомянутых выше русских городов было подготовлено дипломатически (во время визита в Орду, совершенного Василием I во второй половине 1392 г.)», в конце того же года состоялся поход московских войск во главе с великим князем и «старейшими боярами» на Нижний Новгород. Таким образом дипломатическая победа, по Черепнину, была подкреплена военным путем[63]63
  Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории Руси. М., 1960. С. 664, 667.


[Закрыть]. С вполне обоснованным возражением против такого утверждения выступил упомянутый выше В. А. Кучкин[64]64
  Кучкин В. А. Указ. соч. С. 224. Следует отметить, в этой работе приведена ошибочная сноска на с. 670 книги Л. В. Черепнина, на которой о мнимом военном походе на Нижний Новгород ничего не сообщается.


[Закрыть]. Большой поход великокняжеской рати на Нижний Новгород в тот год не зафиксирован ни в Московском летописном своде, ни в сочинениях очень внимательных к действиям московских князей тверских книжников. Более того, в то время, когда бояре, сопровождаемые татарским послом, брали власть в Нижнем Новгороде в свои руки, Василий I находился в Москве[65]65
  Д. А. Селиверстов допускал, что, возможно, с боярами великого князя в Нижний Новгород отправилась коломенская рать. – Селиверстов Д. А. Военное дело Московского великого княжества. С. 149.


[Закрыть].

Однако с другим наблюдением Черепнина – что одной из причин выдачи ярлыка на Нижний Новгород, Городец, Мещеру и Тарусу (помимо намерений ордынского хана пополнить свою казну) стало желание Тохтамыша обезопасить свои владения от нападений новгородских и устюжских ушкуйников[66]66
  Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках. С. 667.


[Закрыть], пожалуй, следует согласиться. За год до произошедших событий эта удалая вольница «выидоша в насадех и ушкеех (ушкуях. – В. В.) рекою Вяткою на Низ и взяша Жукотин[67]67
  Жукетау (Джукетау) – татарский город. См. выше.


[Закрыть] и Казань и, вышедше на Волгу [и] пограбивше гостей, възвратишася»[68]68
  ПСРЛ.Т. 25. С. 219. Насады и ушкуи – речные корабли того времени.


[Закрыть]. В результате не только в Москве, но и в Орде, и, вполне вероятно, в самом Нижнем Новгороде и других городах этого края торгово-посадское население было кровно заинтересовано в прекращении нападений ушкуйников и установлении твердого порядка в Среднем Поволжье. Что и произошло быстро и достаточно безболезненно осенью-зимой 1392 года. В дальнейшем, однако, на свой утраченный надел будут с переменным успехом нападать князья из старой суздальско-нижегородской династии. Как правило, с помощью татар, безжалостно разоряя и грабя и город, и округу. Первое нападение случилось в октябре 1394 года. Привел войско «царевича» Ентяка князь Семен Дмитриевич[69]69
  Как полагает А. Г. Бахтин, Семен Дмитриевич не смог получить поддержки у хана, поэтому и воспользовался помощью Ентяка, обосновавшегося тогда в булгарских землях. – Бахтин А. Г. Образование Казанского и Касимовского ханств. С. 85. Н. Н. Грибов считает Ентяка приближенным эмира Едигея. – Грибов Н. Н. Нижний Новгород в XV веке: поиски утраченного города. М., 2018. С. 33.


[Закрыть]. 25 октября татары захватили город (благодаря ложному обещанию пощадить жителей) и опустошили. Впрочем, Семен Дмитриевич смог продержаться в Нижнем Новгороде всего 2 недели и бежал оттуда вместе с татарами Ентяка, узнав о выступлении против него московской рати[70]70
  ПСРЛ.Т. 4. Ч. ЕС. 380; ПСРЛ.Т. 6. Ч. 1. Стлб. 512–513; ПСРЛ.Т. 43. С. 157–158; Приселков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М., Л., 1950. С. 453.


[Закрыть]. Ответом на этот набег и стал знаменитый поход Юрия Звенигородского, о котором рассказано выше. В 1401 году воеводам Василия I удалось захватить жену и детей Семена Дмитриевича. После чего тот покорился и был отправлен с семьей в Вятку, а по пути туда в том же году умер[71]71
  Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 453–455; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства. С. 706–707; Грибов Н. Н. Нижний Новгород в XV веке: поиски утраченного города. С. 34.


[Закрыть]. Но на Нижний Новгород еще долго претендовали другие его родичи.

Присоединение нижегородских, муромских и мещерских земель заметно усилило Московское княжество, но решиться на большее и вступить в открытое противоборство со старыми врагами (Ордой), подобно великому отцу, князь Василий не собирался. По этому поводу известен горький упрек в его адрес Н. М. Карамзина: «Дмитрий (Донской. – В. В.) оставил Россию готовую снова противоборствовать насилию ханов; юный сын его, Василий, отложил до времени мысль о независимости и был возведен на престол во Владимире послом царским Шахматном»[72]72
  Карамзин Н. М. История государства Российского. TV. СПб., 1819. С. 124–125.


[Закрыть]. Видимо, сказались не только старые страхи. Василий Дмитриевич хорошо помнил и о бегстве от татар Тохтамыша в 1382 году (в ту пору ему еще не исполнилось и 11 лет)[73]73
  Бежав из Орды и уходя от преследования, Василий Дмитриевич побывал и в Молдавии, и в приднепровских владениях Литвы, в Киеве, где познакомился с Витовтом и его дочерью Софьей – своей будущей женой.


[Закрыть] и о четырехлетием пребывании в заложниках в Орде у того же Тохтамыша. Но и понимал, что московские и в целом русские силы слишком слабы для противоборства с Востоком.

В 1408 году татарское войско «окаянного» эмира Едигея, фактически правившего тогда Ордой[74]74
  Номинально Ордой правил хан Пулад-оглан (Булат-Салтан), сын хана Темир-Куглуга – Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства. С. 715; Почекаев Р. Ю. Золотая Орда. История в имперском контексте. СПб., 2017. С. 127.


[Закрыть], совершило не набег, а настоящее вторжение в московскую землю. Утверждение об этом бесспорно, так как неприятель пришел тогда на Русь «в полной силе». С Едигеем под Москву явились 4 «царевича» и 9 князей ордынских[75]75
  ПСРЛ.Т. 6.4. ЕС. 136.


[Закрыть]. Как полагали И. Б. Греков и Б. Р. Рахимзянов, ссылаясь на авторов восточных хроник, нападение было совершено с целью захватить сыновей Тохтамыша, укрывавшихся тогда в Москве[76]76
  Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV–XV вв.). М., 1975. С. 265; Рахимзянов Б. Р. Москва и татарский мир: Сотрудничество и противостояние в эпоху перемен, XV–XVI вв. СПб., 2016. С. 38.


[Закрыть]. Рахимзянов отмечает, что в русских источниках нет никаких упоминаний об их пребывании у великого князя, но полагает, что это держалось в строжайшей тайне[77]77
  Рахимзянов Б. Р. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть]. Видимо, не в такой уж и строжайшей, если в Орде смогли об этом узнать. Греков же считал, что скрывавшихся тогда на Руси «царевичей» летописцы не указали, потому что один из них – Джелал ад-Дин (Зелени-Салан) – позже стал «злым недругом Москвы», что исключало прямое упоминание о нем, как о «политическом партнере»[78]78
  Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. С. 266.


[Закрыть]. А. А. Горский объяснял начало войны другим обстоятельством: Василий I задолжал Орде «выход» (дань) за 13 лет. Эта сумма составила 91 000 рублей[79]79
  Горский А. А. Москва и Орда. С. 134.


[Закрыть]. Ю. В. Селезнев обратил внимание еще на одно обстоятельство – пытаясь использовать ордынскую помощь для давления на Литву, московский князь и его советники не признавали ханов-марионеток, от имени которых Едигей правил Улусом Джучи[80]80
  Селезнев Ю. В. «Еднгеева рать» 1408 г.: ордынская политика Василия I на рубеже XIV–XV вв. и ее результаты // Новик. Воронеж, 1999. Вып. 2. С. 44.


[Закрыть].

Рис 7. Татарин-доброхот сообщает Василию Дмитриевичу о намерении Едигея напасть на Москву. Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Василий I был застигнут врасплох. Едигею удалось его обмануть, заверив, что собранное им большое войско пойдет войной на Литву, что возглавит эту армию номинально правивший Ордой хан-чингизид Булат-Салтан, что тоже оказалось ложью[81]81
  ПСРЛ.Т. 18. С. 157.


[Закрыть]. Когда обман вскрылся, великий князь предпочел действовать от обороны, надеясь на крепкие стены своей столицы. Все окрестные города и волости он оставил на разорение врагу. Были захвачены и разграблены Коломна, Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород, Городец и Курмыш[82]82
  ПСРЛ.Т. 25. С. 238; ПСРЛ.Т. 26. С. 175; ПСРЛ.Т. 15. С. 484; Горский А. А. Москва и Орда. С. 127; Бахтин А. Г. Российское государство и Казанское ханство: межгосударственные отношения в XV–XVI вв. С. 90.


[Закрыть]. В Софийской летописи упоминаются еще 2 разоренных татарами города – Юрьев и Верея[83]83
  ПСРЛ.Т. 6.4. ЕС. 136.


[Закрыть]. И. Б. Греков полагает, что татарские «загоны» овладели Можайском и Звенигородом, а также Рязанью – столицей союзного тогда Москве княжества[84]84
  Греков И. Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV–XVI вв. С. 89; он же. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. С. 263.


[Закрыть]. Разорение государства было страшным. Чтобы пополнить оскудевшую тогда казну, Василий I в следующем 1409 году вынужденно пошел на снижение веса чеканившихся монет[85]85
  Янин В. Л. Таинственный 15 век // Знание – сила. 1969. № 8. С. 29.


[Закрыть]. О бедствии, постигшем Московское княжество, свидетельствуют признания летописца: «зла много оучинися всему християнству грех ради наших, вся бо земля пленена бысть, и не избысть месть нигде же, иде же не бысть татарове, и оубыток велик бысть тогда везде, иде же не бысть, но все мегцугце бегаху…»[86]86
  ПСРЛ.Т. 28. М., Л., 1962.


[Закрыть]. Земли были разорены до тверского рубежа[87]87
  ПСРЛ.Т. 33. Л., 1977. С. 95.


[Закрыть]. Но Москву ордынцы взять не смогли и после трехнедельной безрезультатной осады ушли, получив от городских властей выкуп в 3 тысячи рублей. Надо отметить, что сам Василий Дмитриевич в Москве не остался, уехав в Кострому. Обороной столицы руководил его дядя, Владимир Андреевич Храбрый. Но помешать разграблению и опустошению московских городов и волостей, он, естественно, не мог. Равно как и попытке татар изловить Василия I – когда Едигей узнал о его бегстве, то немедленно отправил в погоню свою избранную тысячу воинов. Но настичь быстро удалявшегося на север великого князя те так и не смогли.

Рис. 8. Нашествие Едигея на Москву.

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Ситуация становилась все более тревожной и могла привести к установлению литовского протектората над ослабевшим Московским княжеством. По счастью, Витовту было не до проблем зятя – он оказался втянут в войну с Тевтонским орденом[88]88
  Иванов Д. И. Московско-литовские отношения в 20-е годы XV столетия // СР. Вып. 2. М., 1999. С. 80.


[Закрыть]. До Грюнвальдского триумфа Польши и Литвы оставалось еще долгих полтора года. Да и после поражения Ордена Витовту мешали европейские дела, особенно начатый чехами мятеж против императора Сигизмунда Люксембурга[89]89
  Там же. С. 82.


[Закрыть].

Тем не менее обстановку на литовско-русских рубежах нельзя считать спокойной. Пользуясь уступчивостью Москвы, великий князь литовский Витовт в 1404 году окончательно подчинил себе Смоленск. Та же участь постигла и так называемые верховские княжества: небольшие владения, расположенные в верхнем течении реки Оки. Это были княжества Новосильское, Белёвское, Воротынское, Одоевское, Перемышльское и Мезецкое. Именно в то время владения Витовта достигли на юге Черного моря. В фарватере литовской политики следовали Тверь, а позднее и Рязань.

В числе примечательных событий того времени отметим еще и последний набег на владения поволжских татар (булгарские земли) новгородских ушкуйников. Возглавил поход боярин Анфал, командовавший флотилией из 100 насадов. Новгородцы захватили и разграбили Жукотин, перебив там «много бесермен». Видимо, ушкуйники планировали действовать и дальше, ожидая прибытия подкрепления – 150 кораблей, но татары, объединившись, смогли разгромить флотилию Анфала. Самого боярина, взятого в плен, отправили в Сарай. Там он, по одним сведениям, был казнен, а по другим, спустя некоторое время отпущен. Как полагает А. Г. Бахтин, за выкуп[90]90
  ПСРЛ. Т. 4. С. 111; ПСРЛ. Т. 5 С. 257; ПСРЛ. Т. 6 С. 139; ПСРЛ. Т. 8. С. 84–85; ПСРЛ.Т. 11. С. 211; ПСРЛ.Т. 16. С. 158; ПСРЛ. Т. 18. С. 53; ПСРЛ.Т. 27. С. 242; ПСРЛ.Т. 34. С. 158; ПСРЛ.Т. 37. С. 82; Бахтин А. Г. Российское государство и Казанское ханство: межгосударственные отношения в XV–XVI вв. С. 90–91.


[Закрыть].

Возвращаясь к долгой и непростой истории присоединения к Москве Нижнего Новгорода, отметим, что удержать эти территории Василию I оказалось совсем непросто. Землями при первой возможности то и дело овладевали потомки прежних государей. Так, воспользовавшись походом Едигея, в Нижнем засели Данила Борисович и его брат Иван Тугой Лук, сыновья нижегородского и городецкого князя Бориса Константиновича. По образному замечанию Л. В. Черепнина, вели они себя «совсем по-разбойничьи»[91]91
  Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV–XV вв. С. 735.


[Закрыть]. По отношению и к «собственному» Нижегородскому уделу, основательно разоренному[92]92
  Греков И. Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV–XVI вв. С. 90.


[Закрыть], и к другим русским городам. Особенно в этом плане отличился Данила Борисович, вместе с татарами организовавший набег на Владимир и разоривший его. Как полагал И. Б. Греков, главной целью нападения был захват митрополита Фотия, находившегося тогда в городе[93]93
  Греков И. Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV–XVI вв. С. 96, 97; Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. С. 273. Автор полагал, что за политикой Джелал ад-Дина, поддерживавшего нижегородских князей, стоял Витовт. – Греков И. Б. Очерки. С. 100.


[Закрыть]. Возможно, чинимые ими бесчинства связаны с неудачей этого замысла. Фотий уже покинул Владимир, а нагнать его также не удалось.

По словам автора Симеоновской летописи, в набеге участвовал в общем-то небольшой отряд налетчиков (150 русских дружинников и 150 татар «царевича» Талыша), которым командовал боярин Семен Карамышев. Он «приидоша…лесом безвестно» и смог беспрепятственно разграбить древний город. Сказались не только внезапность нападения, но и плачевное состояние укреплений Владимира и отсутствие наместника Юрия Васильевича Щеки. Нападавшие ударили в полдень, когда большинство горожан по старорусскому обычаю спали. Сначала они захватили городское стадо, пасшееся за Клязьмой, а потом ворвались во Владимир. Были ограблены все церкви, в том числе и Успенский собор и «град весь и люди поплениша, иных изсекоша, огнем град запалиша и много множество богатства, злата и сребра вземше, отъидоша… а денги мерками делиша межи собою»[94]94
  ПСРЛ.Т. 18. С. 160.


[Закрыть].

Как всегда, в годину бед находилось место и подвигу. И не только ратному. В летописи рассказано о геройском поступке ключаря соборной церкви Святой Богородицы (Успенского собора) попа Патрикея. Узнав о нападении, тот успел собрать все храмовые сокровища и ценности и спрятать – «вознесе на церковь» (вероятно, в тайники, устроенные на стропилах или под кровлей). Туда храбрый священник поднялся по приставным лестницам, которые были убраны, когда он спустился обратно. Поп Патрикей также успел показать ищущим в соборе убежища горожанам тайники, где те смогли укрыться. Когда враги ворвались в собор, «высекоша двери церковным», то первым делом стали расспрашивать ключаря, где ценности. Тот наотрез отказался говорить со святотатцами, с оружием в руках пришедшими в храм. Патрикея жестоко умертвили – запытали до смерти, но он не выдал ценности и спрятанных людей[95]95
  ПСРЛ.Т. 25. С. 240.


[Закрыть]. С тех пор во Владимире Патрикей почитался как святой мученик, хотя поначалу и не был канонизирован. Только позже он оказался прославлен в чине священномученика с определением местной памяти 3 июля (день его подвига и кончины). Расправившись со священником, разозленные неудачей захватчики сорвали оклады и ризы с икон, в том числе и с чудотворного образа Пречистой Богоматери[96]96
  ПСРЛ.Т. 26. С. 179.


[Закрыть].

В 1411 году в Орде произошел переворот. Власть захватил сын Тохтамыша Джелал-ад-Дин (Зелени-салтан). Едигей, начавший войну с Тимуром, ушел в Среднюю Азию (в Хорезм). Несмотря на это его ставленникам Даниле и Ивану Борисовичам в 1412 году удалось получить в Орде ярлык на владения предков уже у нового хана. Впрочем, выдавший им грамоту на Нижний Новгород Джелал-ад-Дин в том же году умер, и его пожалование потеряло силу. Но братья Борисовичи Нижний Новгород не покинули и покидать не собирались. Чтобы изгнать их оттуда, Василию I пришлось прибегнуть к военным дарованиям брата Юрия. Во время зимнего похода 1414/1415 годов суздальские князья были выбиты из Нижнего Новгорода и бежали за Суру, но и в дальнейшем неоднократно пытались вернуть владения. Хотя время от времени мирились с Василием I. В результате они, как метко отметил К. В. Базилевич, «остались сидеть на обломках своих вотчин, потеряв всякую самостоятельность[97]97
  Базилевич К. В. Образование Русского национального государства. Иван III. М., 1946. С. 10.


[Закрыть]. Потомки суздальско-нижегородских князей получат знаменитую в царский период фамилию Шуйские.

Настало время поговорить о семейных делах московского государя. Счастлив ли был Василий Дмитриевич в браке? Наверное, да. Его жена Софья Витовтовна родила мужу 9 детей. У них было четыре дочери. Старшая, Анна, стала первой женой византийского императора Иоанна VIII Палеолога, но умерла, не подарив мужу детей (впрочем, как и две другие его жены, что вызывает сомнение в репродуктивной возможности самого василевса). Вторая дочь Василия и Софьи Анастасия в 1417 году была выдана замуж за киевского князя Олелька (Александра) Владимировича. Третья, Василиса, в 1418 году обвенчалась с суздальским князем Александром Ивановичем[98]98
  Н. С. Борисов считает, что супругом Василисы Васильевны был сын Ивана Борисовича Тугого Лука. – Борисов Н.С. Василий Темный. С. 143. Имя его историк не называет, видимо, затрудняясь с идентификацией зятя Василия I. Так как в родословных книгах этим сыном назван либо Александр Иванович Брюхатый, либо Александр Иванович Взметень. См.: Келембет С.Н. Суздальско-Нижегородские князья Александр Взметень и Александр Брюхатый (генеалогия и хронология правления) // Древняя Русь, № 3 (65). С. 33. По некоторым данным, Василиса была женой Александра Взметня, а когда овдовела, то вышла замуж за Александра Брюхатого. – Келембет С.Н. Указ. соч. С. 34.


[Закрыть]. Наконец, Мария, предположительно, была женой князя Юрия Патрикеевича.

Сыновей у великокняжеской четы было пять! Но четверо из них – Юрий, Иван, Данила (Даниил), Семен – отца не пережили. Старший сын Юрий умер в возрасте пяти лет. Его брат Иван прожил 21 год и даже успел жениться, получив в удел Нижний Новгород, но 20 июля 1417 года скончался, не оставив детей. Д. А. Селиверстов высказал предположение, что Витовт, не имевший наследника мужского пола, возможно, собирался (во всяком случае, обещал Василию Дмитриевичу) оставить Литву именно этому своему внуку[99]99
  Селиверстов Д. А. Военное дело Московского великого княжества. С. 175. Сомнительное предположение. Хотя бы потому, что у Витовта на тот момент были младшие братья Товтивил, Сигизмунд и Вайдат и два племянника – Михаил Сигизмундович и Ян Вайдата, сын Бутовта. Не говоря уже о братьях польского короля Ягайлы (Владислава II), имевших права на литовское княжение. Более весомые, чем у сына московского государя, пусть и от литовской матери.


[Закрыть]. Еще два сына Василия и Софьи – Данила и Семен – умерли в младенчестве. При этом у младшего брата московского государя Юрия Дмитриевича рождались и крепли многочисленные сыновья, которых ни частые моровые поветрия, ни детские хвори не забирали… Было о чем задуматься и горевать в Москве и Василию, и жене его Софье. Ей – особенно, так как в случае смерти мужа участь вдовствующей княгини при новом правителе была бы, как той наверняка представлялось, незавидной. К их счастью, Бог или расчёт Софьи Витовтовны дал им еще одного сына – Василия, который родился 10 марта 1415 года. Его появление на свет породило слухи, порочащие честное имя великой княгини. Их зафиксировал в своем сочинении австрийский посол Сигизмунд фон Герберштейн. Процитируем тот любопытный текст: «Этот Василий Димитриевич оставил единственного сына Василия, но не любил его, так как подозревал в прелюбодеянии свою жену Анастасию[100]100
  Комментируя сообщение Герберштейна, Б. М. Клосс, А. Л. Хорошкевич и А. В. Кузьмин предположили, что автор перепутал Софью Витовтовну с ее дочерью Анастасией Васильевной, женой киевского князя Олельки (Александра) Владимировича. – Герберштейн С. Записки о Московии. Т. 2. М., 2008. С. 315.


[Закрыть]<sup>[101]101
  Герберштейн С. Записки о Московии. Т. 1. М., 2008. С. 65.


[Закрыть]</sup> от которой тот родился; поэтому, умирая, он оставил великое княжение Московское не сыну, а брату своему Георгию. Но большинство бояр примкнуло все же к его сыну, как к законному наследнику и преемнику»^. Версия сомнительная, учитывая усилия Василия I, которые тот приложил, чтобы именно этому, якобы нелюбимому, сыну обеспечить преемство в правлении Московским государством. Чего стоят 2 (!) написанных завещания в его пользу[102]102
  Как известно, сохранилось 3 завещания Василия Дмитриевича, но первое, 1407 года, было составлено в пользу сына Ивана, умершего в 1417-м. В двух других завещаниях наследником объявлялся именно Василий II.


[Закрыть]. Так что если прелюбодеяние Софьи и случилось (доказательств чему, кроме слов австрийского дипломата, нет), то с полного согласия мужа, пытавшегося хоть так получить крепкого здоровьем наследника. Интересно, что другая информация о событиях рубежа XIV–XV веков, приведенная Герберштейном, достоверна. О документальном подтверждении воли Василия I оставить государство единственному из оставшихся сыновей немецкий дипломат, скорее всего, не знал – вряд ли его допустили в Казну, где тогда хранились докончальные (завещательные) грамоты. А между тем еще в 141 7 году, сразу после кончины сына Ивана, Василий I написал новое завещание (второе из трех), назначая наследником двухлетнего Василия. При этом, справедливо опасаясь реакции Юрия Дмитриевича, великий князь в случае своей смерти «приказывал» (поручал опеку) над сыном и женой «брату и тистю» Витовту[103]103
  ДДГ. № 21. С. 59.


[Закрыть].

Безусловно, для самой Софьи Витовтовны последний сын, будь он от мужа или еще от кого, был любимым и желанным, став продолжателем рода и ее спасителем от вполне вероятного монастырского заточения. Участь вдовы, у которой не осталось сыновей, несомненно, оказалась бы в то время весьма печальной.

Рис. 9. Великий князь Василий II.

Царский титулярник. 1672

Василий Васильевич появился на свет, когда отцу и матери исполнилось 43 года (они были одногодками), и стал надеждой и отрадой для родителей. Автор последнего на сегодняшний день жизнеописания этого князя Николай Сергеевич Борисов составил его интересный психологический, хотя и несколько гипотетический, портрет. По мнению биографа, Василий (позже получивший прозвание «Темный») являлся полной противоположностью Юрию Звенигородскому, могучему разрушителю «рабского прошлого». Говоря о пятом сыне московского государя, Борисов пишет: «Он был поздний ребенок. Как все последыши, вероятно, тщедушен и слабоват здоровьем. Единственный наследник, он вырос в своих московских теремах под усиленным надзором бабок и мамок, без шишек и синяков, но зато и без азартного духа потешных дворовых сражений. Сознание своей исключительности в сочетании с острым чувством физической неполноценности рано испортили его характер. В его поведении высокомерие смешивалось со склонностью к самоуничижению. Он трусил – и впадал в ярость от собственной трусости. Поэтому его героизм всегда носил несколько истерический характер.

Мать Василия, княгиня Софья, обучила его всем тонкостям придворных интриг, раскрыла перед ним все тайны восточноевропейских дворов. Ее холодная злоба порой пугала Василия не меньше, чем дикая сила звенигородского дядюшки Юрия. Ненависть к Юрию ему внушили с пеленок. В итоге он стал панически бояться его, хотя и старался скрыть страх под маской высокомерия»[104]104
  Борисов Н. С. Василий Темный. С. 182–183.


[Закрыть].

Ряд утверждений Н. С. Борисова, как ни горько это признать, голословны, вероятно, ошибочны, так как их невозможно документально подтвердить. Например, нам ничего не известно о тщедушности Василия Васильевича, слабости его здоровья, некой телесной неполноценности (до насильственного ослепления). Наоборот, тот факт, что в Суздальской битве он сражался до последнего и был пленен, только получив серьезные боевые ранения, свидетельствует о хорошем физическом состоянии московского князя и надлежащей боевой подготовке. Достоверней предположение Борисова об исключительном влиянии на воспитание сына Софьи Витовтовны, готовившей из него политического лидера, но не военачальника. А отец этого сделать просто не успел, да и не мог. Впрочем, на это обратил внимание и Николай Сергеевич, отметивший, что Василий Дмитриевич и «сам был далеко не героем, этот осторожный и довольно бесцветный человек»[105]105
  Борисов Н. С. Василий Темный. С. 183.


[Закрыть]. Первое обстоятельство (влияние матери) важнее второго – даже у самых негероических и осторожных государей под рукой достаточно отважных и смелых воевод. Вот только им после кончины супруга Софья Витовтовна, похоже, сына не доверила. В чем можно полностью согласиться с Борисовым, так это в том, что, парадоксальным образом, «изъяны воспитания и душевного склада Василия II оказались важными достоинствами для правителя, призванного покончить со смутой»[106]106
  Там же.


[Закрыть]. Всеми битый, трижды плененный, тот в итоге смог одолеть своих врагов, удержав власть в Московском государстве и усилив его.

Интересная развернутая характеристика Василия II дана была Г. В. Вернадским, по мнению которого, «цепкий, неразборчивый в средствах и жестокий, Василий II, казалось, не обладал качествами хорошего правителя, и все же у него была определенная цель, направлявшая его политику; объединение всех владений московской ветви рода Рюриковичей (дом Даниила) под единым правлением. В этом он имел поддержку церкви, сильной группы приближенных князей, нового дворянства и ряда бояр. С их помощью к концу своего правления он достиг основной цели. Более того, в период его правления Московское государство стало фактически, если и не юридически, независимым от власти татар; а московская церковь обрела независимость от власти константинопольского патриарха. Были заложены основания, на которых должно было быть вскоре воздвигнуто могучее здание московского царизма. Вследствие этого правление Василия может рассматриваться как один из важных поворотных пунктов в истории России»[107]107
  Вернадский Г. В. Россия в средние века. Тверь, М., 1997. С. 7–8.


[Закрыть]. Впрочем, никто из историков, изучавших то время, не оспаривает утверждений Вернадского. Наоборот, в последнее время отмечено стремление в какой-то степени оправдать и даже облагородить деяния Василия II. Самый показательный пример – статья И. Б. Михайловой «Московские или удельные Калитичи? (Борьба за “старейший” великокняжеский стол в Северо-Восточной Руси второй четверти XV в.)». В трактовке исследовательницы этот государь (Василий Васильевич) не просто реформатор, строитель новых государственных отношений, но и непримиримый противник «привязанных к общинно-удельной старине рутинеров». Автор прямо называет этих врагов прогресса – Юрий Дмитриевич Звенигородский, его сыновья Василий Юрьевич Косой, Дмитрий Юрьевич Шемяка и их сторонники[108]108
  Михайлова И. Б. Московские или удельные Калитичи? (Борьба за «старейший» великокняжеский стол в Северо-Восточной Руси второй четверти XV в.). С. 81.


[Закрыть]. Возникает закономерный вопрос: почему же перечисленные люди – «рутинеры»? Особенно непонятно это утверждение в отношении Юрия Дмитриевича, долгое время первого, а затем и второго наследника всего Московского государства. По мнению Михайловой, потому что они были воспитаны «в замкнутых мирах своих княжеств по старинным, архаичным правилам». Потом же, «оказавшись в Москве продолжали править так, как их учили отцы и деды»[109]109
  Там же. С. 82.


[Закрыть]. Очень неубедительное утверждение хотя бы потому, что у Василия I и Юрия Дмитриевича был один отец (деда, умершего задолго до их рождения, братья никогда не видели). Росли они и воспитывались в Москве. Как и младшие братья, считали себя московскими князьями. Юрий даже больше общался с отцом (учитывая долгое пребывание старшего брата в Орде, в заложниках у Тохтамыша, потом в бегах по Молдавии, Подолии и Киевщине), учился у него и военному делу, и искусству государственного управления. Да и потом, когда он стал вполне успешным хозяином Звенигородского и Галичского удела, командование войсками всего Московского княжества исключает мнимую изоляцию в «замкнутом мире» своего удела. Да и Звенигород того времени – это процветающий и растущий город, в котором по приглашению Юрия Дмитриевича работали лучшие зодчие и иконописцы, включая Андрея Рублева, зодчие и градодельцы, использовавшие передовые технологии[110]110
  Косточкин В. В. О «регулярной» планировке в крепостной архитектуре Русского государства // ЕИИИ за 1957 г. М., 1958. С. 92.


[Закрыть].

Так что никаким «рутинером» Юрий Дмитриевич, конечно, не был. В своей оценке галичского семейства как консерваторов-сепаратистов исследовательница исходила из известного тезиса Л. В. Черепнина, что «экономическая замкнутость Галицкой земли способствовала ее выделению в отдельное княжество. Обладая значительными материальными ресурсами и сохраняя известную обособленность (хозяйственную и политическую), Галицкое княжество проявило во второй четверти XV в. ярко выраженный сепаратизм»[111]111
  Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. С. 744.


[Закрыть]. Не очень понятно, правда, в чем этот сепаратизм проявлялся, учитывая, что правители этого удела стремились не обособиться от Москвы, а захватить ее и править всем государством.

Женился Юрий Дмитриевич достаточно поздно, в 1400 году. Было ему тогда уже 26 лет. Супругой звенигородского князя стала Анастасия (умершая в 1422 году), дочь Юрия Святославича Смоленского[112]112
  Приселков М. Л. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М., Л., 1950. С. 353; ПСРЛ.Т. 25. С. 229.


[Закрыть]. Она родила мужу 4 сыновей – Ивана (в монашестве Игнатия), Василия, позднее получившего прозвище Косой, Дмитрия Шемяку и Дмитрия Красного. К сожалению, не только даты, но и годы рождения почти всех Юрьевичей остались неизвестными. Удалось установить возраст только Дмитрия Шемяки. Изучение его останков показало, что на свет князь появился около 1413 года[113]113
  Янин В. Л. Посмертная судьба Дмитрия Шемяки // Памятники культуры. Новые открытия: письменность, искусство, археология: ежегодник, 1984. Л., М., 1986. С. 533–540; Бобров А. Г. Ранний период биографии князя Ивана Дмитриевича, священноинока Ефросина Белозерского (опыт реконструкции) // Книжные центры Древней Руси: Кирилло-Белозерский монастырь. СПб., 2008. С. 101.


[Закрыть].

Первое столкновение сыновей Дмитрия Донского из-за разного понимания прав наследования произошло еще в 1419 году. И, что примечательно, без участия Юрия Дмитриевича. Против желания Василия I, только-только потерявшего сына Ивана, объявить своим преемником младшего и теперь единственного сына Василия выступил Константин Угличский. Видимо, великий князь решил начать действовать с самого младшего из братьев, к тому же собственного крестника. Тем обиднее для государя стал отказ подчиниться прямому приказу: «князь же Костянтин не восхоте сотворити воли его»[114]114
  И4 ПСРЛ.Т. 25. С. 244.


[Закрыть]. Наказание было быстрым и жестким: Василий I «возверже нелюбие на него, и отъима у него всю его отчину, и бояр пойма, и села и животы их отъима»[115]115
  Новгородская первая летопись. М., Л., 1950. С. 412.


[Закрыть] От гнева старшего брата Константину пришлось бежать в Новгород, где изгнанника приняли с почетом (угличского князя местный люд хорошо знал – он был наместником в Пскове в 1407 году и в Новгороде в 1408 и 1411–1414 годах). Константину Дмитриевичу выделили пригороды, которые ранее были даны литовскому князю Лугвеню[116]116
  Лугвень или Лугвений (Семен) Ольгердович, младший брат Ягайло, княжил в Новгороде в 1389–1392 и 1407–1412 годах.


[Закрыть], и собрали для него специальную подать – коробейщину со всей волости новгородской. Примирились братья только в 1421 году, но эта распря не забылась – в 1423-м, при составлении очередного завещания, Василий Дмитриевич не включил Константина (равно как и Юрия) в число душеприказчиков. Произошедшее стало уроком для других братьев – Андрея и Петра, предусмотрительно не вмешивавшихся в споры из-за будущего наследования великого княжения и демонстративно поддерживавших Василия – неясно, насколько искренне.

Интересное объяснение выступлению Константина Дмитриевича против незаконных действий старшего брата дал С. Л. Кинёв, предположив, что ему пришлось действовать единолично, так как «звенигородский князь Юрий, по-видимому, не ощущал серьезной угрозы для своего положения как наследника великого княжения. В пользу этого свидетельствует и тот факт, что третья духовная грамота Василия I лишь предположительно говорит о возможном получении великого княжения будущим Василием II [2 /ДДГ/. № 22. С. 61). Петр и Андрей, со своей стороны, еще в 1401–1402 гг. отказались от своих прав на великое княжение в пользу потомства старшего брата [2 /ДДГ/. № 18. С. 52) и позднее претендовать на него или на статус, равный статусу детей Василия Дмитриевича, не могли. Константин Дмитриевич такого рода договор с великим князем не заключал и, соответственно, имел основания для выступления»[117]117
  Кинёв С. Л. Московский князь Константин Дмитриевич в отечественной историографии и летописании XV в. // Вестник ТГУ. 2011. № 3 (15). С. 68.


[Закрыть]. Все предположения убедительны, кроме утверждения, что Юрий Дмитриевич не ощущал «угрозы для своего положения как наследника великого княжения». Наверняка ощущал, но, видимо, от него и не потребовали дать присягу племяннику (четырехлетнему Василию Васильевичу), потому звенигородский князь и не действовал – при живом старшем брате, законном государе, его выступление шансов на успех не имело бы.

Но жить Василию I оставалось менее шести лет. Его кончина кардинально изменила ситуацию.

Сразу после смерти Василия Дмитриевича 27 февраля 1425 года реальная власть в Москве перешла в руки трех его душеприказчиков: «властной и решительной княгини – вдовы Софьи Витовтовны, митрополита Фотия, всегда поддерживавшего покойного великого князя и деятельного боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского». Последний тогда занимал важную должность московского наместника, которому волей Софьи Витовтовны была дарована судебная власть над всей столицей, в том числе и над удельными князьями, имевшими в городе свои дворы[118]118
  Тихомиров М. Н. Труды по истории Москвы. М., 2003. С. 219–220.


[Закрыть]. Симпатии к Ивану Всеволожскому с их стороны это, естественно, не добавило.

Наследнику московского престола Василию Васильевичу в день смерти отца исполнилось всего 9 лет и 11 месяцев (родился он, как сказано выше, 27 марта 1415 года). Духовная грамота родителя, казалось, гарантировала молодому княжичу престол. Однако наличие старого завещания Дмитрия Донского, в котором преемство власти решалось иначе, требовало согласования данного вопроса со всеми родственниками.

Митрополит Фотий незамедлительно (той же ночью) отправил к Юрию Звенигородскому своего боярина Акинфа Ослебятева с вестью о кончине брата и приглашением в Москву на похороны[119]119
  ПСРЛ.Т. 26. С. 183; ПСРЛ.Т. 34. С. 163; ПСРЛ.Т. 28. С. 96. В летописях этот митрополичий боярин именуется иногда Аслебятевым или Слебятевым.


[Закрыть]. И, видимо, на обсуждение вопроса престолонаследия. Юрий Дмитриевич было собрался в дорогу, но затем неожиданно передумал. Предполагают, что доброхоты предупредили князя, что в Москве его схватят – как слишком опасного конкурента молодого наследника[120]120
  Н. С. Борисов предположил, что Юрий Дмитриевич изменил свои планы из-за дурного предчувствия. Хотя не исключил и тайного предостережения сочувствующих ему лиц. – Борисов Н. С. Иван III. М., 2000. С. 18.


[Закрыть]. Это весьма похожее на правду известие подвигло Юрия Дмитриевича оставить любимый, но слишком уязвимый из-за близости к Москве Звенигород[121]121
  Звенигород был неплохо укреплен. Причем именно Юрием Дмитриевичем. См. результаты исследования его городища, известного как «Городок»: Рыбаков Б. А. Раскопки в Звенигороде // МИА СССР. М., 1949. № 12. С. 127–130; Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X–XV вв. С. 49.


[Закрыть] и отправиться на север, в более приспособленный к обороне Галич, который стал основным местом его пребывания, опорой военного, экономического и политического могущества. В этом городе на рубеже XIV–XV веков была перестроена старая крепость и возведена мощная цитадель на возвышающейся над всей округой горе Балчуг (позднее она получит название «Шемякина гора»). Как отмечал В. В. Косточкин, при сооружении этой крепости учитывались самые передовые разработки того времени – градодельцы стремились к регулярной четырехугольной планировке[122]122
  Косточкин В. В. О «регулярной» планировке в крепостной архитектуре Русского государства. С. 92.


[Закрыть]. Точно так же они возводили стены и башни в Звенигороде. Это обстоятельство делает возможным предположение о наличии у Юрия Дмитриевича собственных искусных военных инженеров.

Обосновавшись в своих северных владениях, Юрий Дмитриевич стал собирать войска – при полной поддержке галичан. Как полагали А. А. Зимин, А. Ю. Дворниченко и Ю. В. Кривошеев, а позднее и С. В. Алексеева, решение биться за своего князя приняли на вече[123]123
  Зимин А. А. Витязь на распутье. С. 33; Дворниченко А. Ю., Кривошеев Ю. В. «Феодальные войны» или демократические альтернативы? С. 6; Алексеева С. В. Региональные особенности развития Руси в княжеских усобицах второй четверти XV в. История Галича Мерьского и Галичской земли. С. 106.


[Закрыть].

Рис. 10. Вид на гору Балчуг (Шемякину гору) со стороны Галичского озера.

Открытка конца XIX в., изображающая Никольский женский монастырь.