Текст книги "Хранить вечно"

Чавкнула грязь. В трёх шагах от ног Фертора Лэта в тропинку вонзилась стрела. Саксум поднялся. На противоположном берегу один из стрелков медленно опускал лук.

Декурион указал в его сторону рукой, а потом резко провёл оттопыренным большим пальцем себе по горлу. Лучник громко рассмеялся и потянул из колчана новую стрелу.

В это время на берег на той стороне реки выехало несколько всадников. В руках они держали поднятые вертикально копья. На одном копье болталась какая-то большая ярко-красная тряпка, на остальных были насажены человеческие головы, одна – в косо надетом на неё легионерском шлеме с поперечным кентурионским гребнем. Всадники свистели, улюлюкали и возбуждённо потрясали копьями. Саксум вгляделся, и у него перехватило дыхание.

– Кепа!.. – прошептал он. – Кепа!..

Новая стрела, описав длинную дугу, коротко прошуршала в камыше слева.

Декурион опустил голову и посмотрел на Фертора Лэта. Тот лежал неподвижно. Сквозь грязь и кровь, покрывавшие его лицо, явственно проступила мертвенная белизна. Остановившиеся, остекленевшие глаза строго смотрели перед собой.

Саксум повернулся и медленно пошёл прочь. Лошадь неподвижно стояла на тропе, низко опустив голову и тяжело поводя боками. Декурион взял её под уздцы и повел наверх, к возвышающемуся над всей речной долиной одинокому кедру с опалённым давним пожаром, но всё ещё живым стволом. Там он взобрался в седло и, тронув поводья, медленно поехал назад, к лагерю. Перед его глазами всё ещё стояли неподвижные глаза Фертора Лэта и ярко-красная тряпка, болтающаяся на пляшущем на фоне неба копье.

Слева донеслись какие-то крики. Саксум поднял голову. В паре стадиев от него в сторону реки от лагеря бежали люди. Саксум не сразу понял, что происходит. А когда понял, тут же ударил лошадь пятками в бока и рванул вдоль берега, наперерез, отчаянно крича:

– Стой!!.. Назад!!.. Назад!!.. Нельзя!!..

Но люди не слышали его. На ходу бросая щиты, мечи, шлемы, стаскивая с себя кольчуги, они – кто молча, а кто что-то истошно крича, – бежали вниз по берегу и дальше – по низкорослому камышу – к реке и с разбега бросались в воду. Быстрый поток подхватывал их, они барахтались, отчаянно борясь с течением, уходили под воду, выныривали, а на той стороне реки цепь лучников, оживившись и потеряв всю свою неподвижность, неспешно и деловито готовилась к стрельбе. Они не торопились. Они выжидали. Они тщательно целились. Лишь когда первые пловцы, измотанные борьбой с бурным речным потоком, нащупав наконец под собой каменистое дно, встали на ноги и, оскальзываясь и пошатываясь, двинулись к берегу, сверху, с высокого обрыва, почти в упор, по ним ударили стрелы. Люди падали навзничь, поток подхватывал их, но на их место из воды уже выходили другие, а новые люди уже боролись со стремниной на середине реки, бросались с этого берега в воду, бежали через камыши, торопливо тащили через голову перевязи с мечами, срывали с себя плащи и кольчуги.

– Назад!!.. – орал Саксум, вертясь среди этого человеческого безумия. – Назад!!..

Лошадь под ним вдруг зашаталась и рухнула на бок. Саксум полетел кувырком в траву, вскочил и сразу же столкнулся с человеком, со всех ног бегущим к реке.

– Назад!!.. – крикнул Саксум в искажённое страхом, со сбившейся набок бородой и дико вытаращенными глазами, лицо. – Назад! Туда нельзя!..

Но человек ударил его наотмашь по щеке, шарахнулся в сторону и запрыгал вниз по берегу на одной ноге, пытаясь на ходу стащить с другой тяжёлую, подбитую гвоздями, калигу.

Декурион машинально потёр щёку и опять посмотрел на реку. Вниз по реке плыли тела. Много тел. Ниже по течению, где начинались перекаты, на небольшой каменистой отмели посреди реки уже набралась целая россыпь прибитых туда течением трупов. Тела были утыканы стрелами и издалека напоминали многочисленную семейку крупных ежей, высыпавшую на остров и беззаботно греющуюся на утреннем солнышке.

Саксум сжал зубы и, повернувшись спиной к реке, медленно побрёл в сторону лагеря. А навстречу ему всё бежали обезумевшие от страха, бросающие на ходу оружие, люди. Но кто-то уже бежал назад, обгоняя его, спотыкаясь, падая и поднимаясь, что-то крича, хватая за руки встречных. А слева, над шатрами, тяжёлыми неторопливыми клубами поднимался густой чёрный дым. Там что-то громко трещало. И кто-то там отчаянно визжал, и доносились оттуда невнятные крики и глухой стук мечей. У Саксума вдруг резко и сильно заныло левое плечо. Он захотел потереть его, размять, отогнать эту непрошенную и неуместную здесь боль, но рука его наткнулась на холодный металл кольчуги. Саксум опомнился. Придерживая висящий на боку меч, он со всех ног помчался к лагерю.

Обогнув старую крепость, декурион выскочил к первому ряду палаток.

В лагере царила неразбериха, стоял многоголосый ор. Сотни людей, женщин и мужчин, – вооружённых и безоружных, полностью одетых в доспехи, полуодетых и почти вовсе раздетых, – поодиночке и небольшими группами метались среди целых, полуразобранных и даже просто поваленных шатров, разбросанных вещей и походной утвари, кричали, спорили, махали руками, торопливо навьючивали мулов и верблюдов, грузили телеги. Здесь никто не думал о бое, здесь думали только о бегстве.

Перепрыгивая через растяжки всё ещё стоящих шатров, через брошенные впопыхах свёрнутые ковры и подушки, валяющуюся прямо на земле посуду, Саксум наконец выбрался к земляному валу и по краю тянущегося вдоль него рва добежал до тыльных ворот.

Старшим караула здесь оказался одноглазый Гай Македоник – командир второй кентурии личной охраны «Великого Вождя». Но под началом у него сейчас были не его вышколенные гвардейцы, а как раз те полуголые мусуламии, из которых после тревоги спешно сформировали несколько пеших отрядов.

– Такфаринас где?! – спросил у кентуриона Саксум, переводя дух и ожидая, пока двое угрюмых мусуламиев откатят в сторону тяжёлую бревенчатую створку.

– Там, возле главных ворот был, – указал рукой Гай, с любопытством оглядывая запыхавшегося декуриона своим единственным глазом. – А ты откуда?

– Оттуда!.. – отмахнулся Саксум и, протиснувшись в приоткрывшуюся щель, бросился бежать по широкому проходу, идущему между шатрами от западных ворот к восточным.

Во внутреннем лагере царило спокойствие и почти ничего не напоминало о том, что творится за границами земляного вала. Пари́ли в лучах солнца восточные скаты крыш, высыхающие от утренней росы. Над многими шатрами умиротворяюще поднимались в небо сизые костровые дымки́ – там явно готовили завтрак. В огромном шатре Такфаринаса было поднято несколько пологов и было видно, как внутри женщины неспешно перетряхивают подушки и метут вениками ковры. Даже пахло здесь совершенно по-мирному – хлебными лепёшками и мясным бульоном.

Возле главных ворот Такфаринаса не оказалось. Здесь в шеренгу по два, в полной боевой экипировке, опираясь на высокие синие, разрисованные зубчатыми молниями, щиты, стояла первая – образцовая – кентурия личной охраны вождя мусуламиев. Вдоль строя прохаживался примипил Лар Ка́нин: высокий, худой, жилистый, с крючковатым, когда-то перебитым и затем криво сросшимся носом – единственный человек в армии мусуламиев, носящий поножи. Вот и сейчас, прохаживаясь перед строем, он нервно похлопывал себя по рельефной бронзе поножа отполированным до блеска витисом. Звук получался тоже нервный, тревожный, какой-то неживой. А среди солдат внутреннего караула, кучкой стоявших возле самых ворот, декурион заметил огромную фигуру Вихарда. Германец вопросительно взглянул на него, но Саксум только нетерпеливо отмахнулся.

– Такфаринаса не видел? – поинтересовался он у примипила.

Лар Канин, поблескивая из-под низко надвинутого шлема колючими глазками, молча указал витисом влево. Саксум повернулся. На углу, там, где сходились северный и восточный валы, он увидел знакомую фигуру вождя мусуламиев. Рядом с ним стоял Танан. Здесь же, в нескольких шагах, тоже на валу, топтались четверо ординарцев и сигнальщик-ту́бикен с длинной, надраенной до солнечного блеска, медной трубой. Далее, по всему валу, были видны расставленные с одинаковыми интервалами, готовые к бою солдаты.

Такфаринас заметил декуриона и сбежал с вала к нему навстречу. На вожде мусуламиев был надет памятный Саксуму ещё по Гиппо-Регию старенький заслуженный торакс. Свой известный на всю Нумидию шлем – с прикреплённым на нём вместо гребня лисьим хвостом – командир повстанцев держал под мышкой.

– Ну?!.. – Такфаринас нетерпеливо схватил декуриона свободной рукой за плечо.

– Плохо дело, Юст… – морщась и пытаясь высвободиться, сказал Саксум и вкратце рассказал вождю мусуламиев о том, что видел на реке.

Такфаринас, играя желваками, молча слушал.

– Этот Амезвар!.. – по окончании рассказа с трудом выдавил из себя командир повстанцев. – Этот… шакалий сын!.. Опять ведь предали, суки!.. – его всего трясло, было видно, что он с трудом сдерживает кипящую внутри ярость. – Ну, я до него доберусь! Кожу с живого сдеру!.. Кишки на кулак намотаю!..

– Юст! – сказал Саксум. – Его тебе сейчас не достать. Надо думать, что дальше делать… Уходить надо, Юст! Мавретанской конницы у нас теперь нет. Она теперь у Долабеллы. И она не будет вечно стоять на той стороне реки. Когда Амезвар поймёт, что исход боя предрешён, он перейдёт Шелиф и ударит нам в спину… Левый фланг долго не продержится, там бой идёт уже в двух стадиях отсюда…

– Продержится! – возразил Такфаринас, он уже взял себя в руки. – Я послал туда манипул Букку́са и свою вторую кентурию. Для усиления. Они остановят романцев.

– Юст! – сказал Саксум. – Левый фланг развалился – там все бегут. Я своими глазами видел. У нас в запасе четверть часа, не больше! А может, и того нет!.. Что у нас с лошадьми?

Такфаринас опять заиграл желваками.

– Нет у нас лошадей! Я уже троих гонцов послал! Как в пропасть!.. Вот – всё, что у нас есть! – он ткнул рукой.

Декурион посмотрел. У коновязи между шатрами, беззаботно помахивая хвостами, стояли две приземистые нумидийские лошадки.

– М-да… – сказал Саксум. – Негусто… Про Долабеллу слышно что-нибудь?

Такфаринас кивнул:

– От Садена был гонец. Их тоже атаковали перед рассветом. Не менее пяти когорт… – он помолчал. – Саден просит помощи… – и вдруг взорвался: – А где я ему возьму помощь?! Как я её туда пошлю?! До них сорок стадиев! А у меня ни одной лошади нет!.. – он вновь схватил декуриона за плечо. – Откуда?! Вот скажи мне – откуда там взялся Долабелла?! Он же был от нас в двух днях пути!..

– Юст! – сказал Саксум, осторожно высвобождая плечо. – Надо уходить. Немедленно. На юг. Там – лошади. Имея лошадей, мы сможем пробиться к Верблюжьему Седлу. А пробившись к перевалу, мы сможем уйти на плоскогорье и спасти хотя бы часть армии…

– Такфаринас!!.. Такфаринас!!.. – закричали вдруг на валу.

Саксум и Такфаринас обернулись. Сразу несколько человек орали и махали руками, указывая наружу, за окружающий лагерь вал.

– Такфаринас!!.. Романцы!!..

Тут же кричал и подпрыгивал, пытаясь привлечь внимание отца, Танан:

– Ти-и-и!!.. Ти-и-и!!.. Ише́нг-а!!

Такфаринас побледнел.

– Танан!! Сюда!! – заорал он. – Бегом!!

Танан скатился с вала и подбежал к отцу. А на валу уже никто не смотрел в их сторону. Все стояли к ним спиной и смотрели наружу. И один из солдат охранения вдруг размахнулся и метнул куда-то туда, наружу, свой дротик. И другие солдаты, прячась за установленные на вершине вала, плетёные из веток щиты, тоже стали метать дротики. И тут же донёсся оттуда, снаружи, из-за вала, многоголосый нечеловеческий яростный вой. И уже оттуда, снаружи, прилетел через вал и воткнулся в один из шатров первый вражеский дротик. И тут же копья и дротики посыпались через вал градом. И уже съезжал с вала головой вниз, на боку, выронив свою блестящую трубу, пробитый насквозь копьём сигнальщик-тубикен с разинутым, как будто от изумления, ртом.

Саксум почувствовал тычок в бок, и перед ним возникло бледное, с прищуренными глазами, лицо вождя мусуламиев.

– Слушай меня внимательно и не перебивай, – сказал Такфаринас. – Ты сейчас возьмёшь Танана и уведёшь его отсюда. Уведёшь из лагеря. Вот на этих лошадях…

– Юст!..

– Я же сказал, не перебивай!.. – рявкнул Такфаринас. – Берите лошадей и уходите… Уходите через западные ворота. Там ещё можно пройти… Идите вверх по реке до излучины. Там влево пойдёт ручей. Он вас выведет к кедровому лесу… На южной окраине леса остано́витесь и будете ждать меня… – Такфаринас покусал губы. – Если к вечеру я вас не найду, значит… Тогда ночью уходите к Верблюжьему Седлу… Ты пройдёшь, Саксум, я знаю. Ты уведёшь моего сына за перевал, на плоскогорье и дальше – в Туггурт… Там у нас остались родственники. Танан знает. Они вам помогут…

– Юст!.. – опять попытался возразить Саксум, но Такфаринас вновь не дал ему говорить.

– Всё! Я решил!.. – он повернулся к сыну и спросил: – Ты всё понял?!

– Эулля, ти… – тихо сказал Танан. – Да, отэц.

Он тоже был бледен, но в глазах его не было испуга.

– Всё! – сказал Такфаринас. – Не теряйте времени! Вперёд! – он обернулся к стоящему у ворот строю солдат и крикнул: – Канин!!.. Кентурию на вал!!.. Всех на вал!! Бегом!! – после чего, ещё раз пристально посмотрев на декуриона, кивнул ему и, повернувшись, пошёл к валу, на ходу надевая шлем и вытаскивая меч.

Саксум и Танан пропустили мимо себя бегущую в колонну по два кентурию и, отвязав лошадей, вывели их на дорогу. Танан ловко вскочил на свою лошадку и сразу резво взял с места, оглядываясь на декуриона – ему уже не терпелось пуститься в путь. Саксум слегка замешкался – на лошади без седла и узды, с одной хлипкой верёвочкой, завязанной вокруг её шеи, он чувствовал себя несколько непривычно. Он шагом, приноравливаясь, доехал до ворот и остановился.

– Вихард!.. – позвал он своего ординарца, по-прежнему топчущегося возле ограждения вместе с остальными солдатами караула. – Эй, Вихард! Где мой щит?!

Германец схватил щит Саксума, стоявший под стенкой ближайшего шатра, и, бухая огромными ножищами, бегом принёс его декуриону. Саксум принял щит, повесил его на левую руку, а правой схватил Вихарда за плечо и, наклонившись к самому его уху, быстро зашептал:

– Бери Хавиву и немедленно уходи! Слышишь?! Немедленно! Через западные ворота. Идите к реке. Потом – вверх по реке до первого ручья. По ручью – до леса. Там я вас встречу. Понял?!

Вихард кивнул. Лоб его, изуродованный страшным клеймом, пошёл глубокими морщинами, германец засопел и неуверенно оглянулся на своих товарищей. Саксум тряхнул его за плечо.

– Наплюй! Слышишь?! Делай, что я говорю! Через полчаса сюда подойдут основные силы Долабеллы, и здесь начнётся кровавая каша. Тогда уже будет поздно! Понимаешь?!..

Германец опять кивнул и прогудел:

– Йа-а!.. Гу-уд!.. Понима-аш!

– Давай!

Саксум хлопнул Вихарда по каменному плечу, тронул коня и, обгоняя Танана, поскакал по главной улице к западным воротам.

Возле ворот никого не оказалось. Тяжёлые створки были распахнуты настежь, и прямо перед ними, снаружи, раскинув руки крестом, лежал на спине мёртвый Гай Македоник. Ярко-красная лужа вокруг его головы ещё не успела впитаться в дорожную пыль. Единственный глаз кентуриона был широко раскрыт и с удивлением смотрел в высокое безоблачное небо.

– Крысы! – Саксум в бессильной злобе ударил себя кулаком по колену. – Трусливые крысы!

Он оглянулся. Танан, остановив лошадь, в недоумении вертел по сторонам головой.

– За мной, Танан! Не отставай! – крикнул декурион и, гикнув, пустил коня с места крупной рысью.

Они успели проехать лишь с полстадия, когда из-за жёлтых развалин вынеслось им навстречу несколько десятков всадников. Саксум поначалу даже обрадовался, посчитав, что это гонят наконец-то с дальнего выпаса долгожданных коней, он вроде даже разглядел среди скачущих впереди знакомую фигуру и улыбающуюся физиономию Юдада, но в следующее мгновенье увидел на всадниках высокие остроконечные шлемы с пышными, развевающимися султанами и, похолодев, понял, что обознался, что это – мавретанская конница. Он даже не успел вытащить меч. Летящий навстречу на полном скаку огромный мавр размахнулся и метнул в него тяжёлое копьё. Саксум прикрылся щитом. Страшный удар буквально смёл его с лошади. Декурион грохнулся на спину и на какое-то время потерял сознание…

Очнулся Саксум от протяжного тонкого, совсем детского крика:

– Ти-и-и-и-и!!.. Ти-и-и-и-и!!..

Он открыл глаза, сел и огляделся. Рядом с ним никого не было. Вообще, вокруг никого не было. Лишь шагах в пятидесяти вдоль земляного вала медленно ехал, удаляясь, мавретанский всадник, таща за собой на длинной верёвке упирающегося, падающего, поднимающегося и вновь падающего Танана.

– Ти-и-и-и-и!!.. Ти-и-и-и-и!!.. – тоненько, отчаянно и безнадёжно выл Танан.

Саксум не без труда поднялся на ноги и, пошатываясь, побрёл обратно к лагерю. У него кружилась голова и звенело в ушах, и ещё его почему-то подташнивало.

Он с трудом дошёл до ворот и, остановившись, привалился к створке, чтоб слегка отдышаться. В это время из лагеря выехал ещё один мавретанец. Перед ним, поперёк лошади, лежала связанная по рукам и ногам молоденькая девчушка в разорванной на спине голубой тунике. Девчушка громко рыдала и всё пыталась сползти с лошади. Мавретанец, самодовольно ухмыляясь, придерживал её свободной рукой. На подпирающего воротную створку декуриона он даже не взглянул.

– Хавива!.. – опомнился Саксум и, оторвавшись от воротины, двинулся вглубь лагеря.

В лагере царила полная неразбериха. Чадно горело несколько шатров. Иные были повалены. В уцелевших слышался женский визг и гортанные крики. Откуда-то со стороны вала ещё доносился стук мечей и яростные вопли дерущихся, но внутри лагеря уже вовсю шёл грабёж. Мавретанцы и легионеры вперемешку – потные, возбуждённые, с алчно горящими глазами – шныряли по шатрам, тащили какие-то тюки, волокли женщин, пиками и пинками гнали связанных, перепуганных рабов. Тут и там стонали раненые, лежали в лужах крови мёртвые. Шарахаясь от людей, метались между шатрами обезумевшие лошади без седоков.

Вдруг Саксум увидел человека с лисьим хвостом на шлеме.

– Юст!.. – окликнул его декурион, но Такфаринас не услышал – с мечом в опущенной руке, отрешённо глядя себе под ноги, он пересёк дорогу и скрылся между шатрами справа.

Саксум ускорил шаг и, дойдя до поворота, заглянул в проход.

Такфаринас стоял шагах в десяти, боком к декуриону и, взяв меч двумя руками за лезвие, засовывал его снизу под торакс остриём к себе.

– Юст!!.. – отчаянно крикнул декурион, но было поздно – вождь мусуламиев качнулся и упал вперёд, на рукоять меча.

– Юст!!..

Саксум кинулся к Такфаринасу и, опустившись рядом на колени, осторожно перевернул его на спину.

Вождь мусуламиев был бледен, глаза его были широко распахнуты, губы сжаты в тонкую нитку; к потной щеке прилипли сухие травинки и какой-то мелкий мусор.

– Юст!..

– Симон?.. – прохрипел Такфаринас. – Ты… Ты зачем здесь?.. Где Танан?

– Прости, – сказал декурион, осторожно снимая со щеки лежащего мусор. – Прости меня, Юст!.. Не уберёг я Танана… У мавретанцев Танан.

Такфаринас мучительно закашлялся, сжимая кулаки и елозя в траве ногами.

– То… ракс… – с трудом выдавил он из себя, чуть продышавшись. – Длинный… слишком… Надо было… снять.

Саксум тронул его за плечо.

– Тебе помочь?

– Да… – прошептал Такфаринас; у него на глазах проступили слёзы, и он, часто моргая, пытался выгнать их из глазниц. – Да…

Декурион распрямился и, достав из ножен когда-то подаренный ему вождём мусуламиев кинжал с рукояткой в виде дракона, показал его Такфаринасу.

– Да… – сказал тот и облизнул бескровные губы. – Да… Не тяни… – он запрокинул голову и стал смотреть вверх. – Орёл… – хрипло сказал он и попытался улыбнуться. – На восток летит… Хорошая примета…

И тогда Саксум, чуть подавшись вперёд, сильным и точным движением воткнул ему кинжал в ложбинку под ухом. Тело Такфаринаса дёрнулось, напряглось и опало. Саксум подождал ещё несколько мгновений, потом стёр ладонью с лица липкий пот, выдернул кинжал и тяжело поднялся на ноги.

– Лисий хвост… Нет мизинца на правой руке… По всей видимости, это – Такфаринас… – раздался у него за спиной знакомый басовитый голос.

Саксум обернулся. В окружении не менее десятка всадников в ярко-красных плащах преторианской гвардии перед ним восседал на высокой серой кобыле не кто иной, как сам легат сената и проконсул Африки Публий Корнелий Долабелла.

– А рядом с ним, по всей видимости, наш доблестный… э-э… декурион, – звучно, как будто выступая на форуме, продолжал Долабелла; свита почтительно внимала. – Отличная работа, декурион! Отличная!.. А Маний, между прочим, сомневался в тебе. Нет, всё-таки зря я не поспорил с ним на кувшин… э-э… старого фалернского. Зря!..

Проконсул улыбался. Проконсул жмурился. Проконсул потирал руки. Он был явно доволен. У Саксума опять зазвенело в ушах.

– Ты отлично справился со своим заданием… э-э… декурион, – продолжал тем временем сенатор. – Ты можешь быть спокоен – тебя ждёт большая награда. Я бы даже сказал – очень большая награда!.. А где твой… э-э… помощник? Надеюсь, с ним тоже всё в порядке?

– Его нет… – не слыша своего голоса, сказал Саксум. – Его убили.

Ему вдруг захотелось подойти и со всей силы воткнуть свой меч в это широкое улыбающееся лицо с пухлыми лоснящимися губами, обрамлёнными аккуратной рыжеватой бородкой.

– Ай-яй-яй!.. – покачал головой проконсул и сочувственно поцокал языком. – Это печально!.. Но ничего, причитающуюся ему награду получит его… э-э… его родственники… А скажи мне… э-э… декурион… – начал было Долабелла, но тут где-то совсем недалеко раздался пронзительный женский крик:

– Шимо-он!!.. Шимо-он!!..

– Хавива!!..

Саксум сорвался с места и, прыгая через растяжки, кинулся на голос. Завернув за очередной шатёр, он увидел Хавиву: её – перепачканную, растрёпанную, упирающуюся, – тащил за руку волоком по земле высокий кривоногий легионер с неопрятной растрёпанной бородой. Другой, мелкий и вертлявый, суетился вокруг, всё порываясь, но никак не решаясь схватить Хавиву за ноги – та яростно отбивалась.

– Стоять! – негромко, но решительно сказал Саксум.

Оба легионера подняли головы.

– Тебе чего? – незлобиво спросил вертлявый, уставившись на декуриона маленькими крысиными глазками.

– Стоять!.. – повторил Саксум. – Эта женщина пойдёт со мной.

– Ещё чего! – тут же взъелся кривоногий; от него за пять шагов несло кислой винной отрыжкой. – Ты что, закона первой руки не помнишь?! Это – моя добыча! Я её нашёл! Поищи себе бабу в другом месте!

– Эта женщина пойдёт со мной! – угрожающе сказал Саксум и положил ладонь на рукоять меча. – Ты слышишь меня, солдат?! Отпусти её!

Вертлявый опасливо попятился:

– Отпусти её, Тур. Я знаю этого парня. Это – декурион. Саксум… Ну её совсем! Найдём мы себе другую бабу…

– А вот хер ему! – закричал кривоногий. – Хоть Саксум, хоть не Саксум! Хоть декурион, хоть кентурион! Хоть сам император Тиберий!.. Это – моя добыча! Плевал я на всяких там саксумов! Мало ли тут всяких саксумов шляется! Что, каждому свою добычу отдавать?!..

Он сильно покраснел от злости, и тут Саксум узнал его – это был тот самый пьяница, Тур Герра, в своё время стоявший у позорного столба в Ламбессе и просивший у декуриона пить. Как давно это было! Как будто в прошлой жизни!

– Шимон!.. – воскликнула Хавива, безуспешно пытаясь вырвать своё запястье из цепких волосатых лап легионера. – Помоги!

Тур Герра посмотрел на неё, потом взглянул на декуриона и вдруг рот его, выказав мелкие чёрные зубы, разъехался в похабненькой ухмылке:

– А что, декурион, уж не твоя ли эта бывшая подстилка? А?.. Надо полагать, твоя! То-то ты за неё так сильно переживаешь! Что, сильно сладенькая?! А?! Никак не забыть?!.. А может, тогда – так?!.. – он отпустил руку Хавивы, схватил её за волосы и, резко поддёрнув вверх, приставил к её горлу лезвие меча. – Может, тогда – ни тебе, ни мне?! А?! Что скажешь?! Чтоб не было обид! Какие могут быть обиды между легионерами?! Ну, что скажешь, декурион?!

– Шимон!.. – простонала Хавива.

И тогда Саксум вытащил из ножен меч и медленно, очень медленно двинулся вперёд, глядя прямо в заплывшие, пьяненькие глаза Тура Герры и отводя руку для удара…