Текст книги "История кузнечного ремесла финно-угорских народов Поволжья и Предуралья: К проблеме этнокультурных взаимодействий"

Таблица 31

Технологическая характеристика железных изделий из Крюково-Кужновского могильника (мордва, VIII – начало XI в.)

Топоры салтовских типов имеют вытянутые пропорции, общая длина 16–20 см, корпус слегка изогнут, лезвие расширяется к концу (ширина на конце 4,5–5 см), узкий длинный обушок заканчивается молоткообразным обухом, проушное отверстие овальное. У узколезвийного топора ширина лезвия составляет около четверти высоты, а проух оформлен двумя боковыми щекавицами. По мнению А. Н. Кирпичникова, подобный тип топоров появился на территории Восточной Европы в раннеславянских памятниках, основное их развитие относится к V–IX вв. н. э., причем в основном на территориях с финно-угорским населением (Кирпичников 1966, с. 39).

Рис. 82. Железные изделия из Крюково-Кужновского могильника. Ан. 312, нож, погр. 8: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит и перлит). Ан. 288, наконечник стрелы, погр. 17: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит и перлит). Ан. 304, стремя, погр. 4: а – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит и перлит, видманштетт)

Топоры салтовского типа откованы из цельнометаллической заготовки: в одном случае – из железа (рис. 83), в двух других – из сырцовой неравномерно науглероженной стали (рис. 84–85). Крупнозернистость структурных составляющих свидетельствует о перегреве металла во время ковки (рис. 85, б).

Рис. 83. Топор салтовского типа из Крюково-Кужновского могильника, погр. 11: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит)

По технике исполнения эти топоры вполне вписываются в круг остальных изделий. Можно думать, что они изготовлены местными кузнецами в подражание салтовским образцам. Салтовские же изделия этой категории отличаются хорошим качеством обработки металла, использованием пакетной заготовки и сварных технологических схем (Толмачева 1989, с. 158–159, рис. 4, 5).

Топор древнерусского типа (тип VIII; погр. 15) по технологии изготовления также не выделяется из общей массы железных предметов из Крюково-Кужновского могильника: откован из неравномерно науглероженной стали (содержание углерода 0,2–0,7 %), на некоторых участках структура перлита имеет сорбитообразный характер, что свидетельствует о применении при его изготовлении термообработки.

Рис. 84. Топор салтовского типа из Крюково-Кужновского могильника: а – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной сырцовой стали); б фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом)

По высокому качеству исполнения кузнечных операций из общей коллекции выделяются три изделия (пешня, рогатина, втульчатый наконечник стрелы), происходящие из одного погребения. Они изготовлены с использованием высокоуглеродистой цементированной стали и отличаются высоким качеством исполнения – подвергнуты резкой закалке (рис. 86). Все кузнечные операции выполнены с соблюдением температурного режима.

Рис. 85. Топор салтовского типа из Крюково-Кужновского могильника: а – технологическая схема изготовления (целиком из малоуглеродистой стали); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, видманштетт)

Это погребение скорее всего относится к концу существования могильника. Технологические особенности позволяют говорить о том, что комплекс кузнечных изделий, возможно, не местного происхождения.

Рис. 86. Рогатина из Крюково-Кужновского могильника, погр. 4: а – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит, троостит)

Лядинский могильник находится на левом берегу р. Цны в 9—10 км от Тамбова. Памятник известен с конца XIX в. Раскапывался В. Н. Ястребовым (Ястребов 1893), затем в 1983–1985 гг. Р. Ф. Ворониной (Воронина 1983; 2007).

Коллекция изделий Лядинского могильника, исследованная металлографически, состоит из 82 предметов. Представлены следующие категории: ножи, шилья, долота, пешни, мотыжка, топоры-кельты, топоры проушные, топоры-секирки, скобели, стремена, наконечники копий и стрел, кольчужные колечки.

Таблица 32

Технологическая характеристика кузнечных изделий из Лядинского могильника (мордва, IX–XI вв.)

Технологические характеристики предметов из Лядинского могильника (см. табл. 32) свидетельствуют о том, что больше половины изделий (47 экз.) изготовлены из железа и сырцовой стали (рис. 87). Цементированная сталь использовалась редко (два экз.). Из приемов, улучшающих рабочие качества, применялась цементация готового изделия с последующей термообработкой (восемь экз.) (рис. 88–89). Значительную долю (21 экз.) составляют пакетированные изделия. Причем, судя по четкому расположению сварных швов и сочетанию различных сортов металла, пакетирование использовалось целенаправленно.

Рис. 87. Топор из Лядинского могильника, погр. 64: а – технологическая схема изготовления (целиком из железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, шлаковые включения)

Рис. 88. Железные изделия из Лядинского могильника. Ан. 5847, топор-кельт, погр. 20: а – технологическая схема изготовления (лезвие отковано из высокоуглеродистой стали с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит). Ан. 4955, шило, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (целиком из стали); б – фотография микроструктуры, х70 (перлит с ферритом)

Это зафиксировано на ножах, топорах-секирах (рис. 90–92), наконечниках копий (рис. 93, ан. 5839) и стрел. Большинство поковок, сталь которых могла воспринять закалку, оказались термообработанными (26,8 %). Термообработка носила дифференцированный характер: на проушных топорах применялась мягкая закалка (на сорбит), оптимальная для орудий, подвергающихся ударной нагрузке.

Технологическая сварка используется крайне редко. Из 82 предметов в нашей коллекции всего четыре таких изделия: три из них (ножи) изготовлены в трехслойной технологии, один (топор-секирка) – в схеме наварки (рис. 94). Что касается трехслойных ножей, то в данном случае они не являются классическими образцами, в которых должны сочетаться форма, технология и материал и которые хорошо известны по материалам Северной Руси (Терехова и др. 1997).

Рис. 89. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 71: а – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали); фотография микроструктуры, х70 (видманштетт)

Все три изделия имеют разную форму: у одного экземпляра линия спинки клинка переходит в плоский черенок (общая длина 12 см), соотношение клинка к черенку 2:1; у другого – линия спинки клинка плавно переходит в плоский черенок (общая длина 16 см), со стороны лезвия имеется четкий уступ, соотношение клинка к черенку 5,5:1; у третьего ножа спинка и лезвие клинка отделены четкими уступами от черенка (общая длина 13 см), соотношение клинка к черенку 2:1.

В двух случаях в центре помещена полоса фосфористого железа, а боковые полосы были стальные (рис. 95, ан. 5825). Третий нож был изготовлен из трех стальных полос с разным содержанием углерода (рис. 95, ан. 4952). Все ножи прошли термообработку.

Рис. 90. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (пакетирование из нескольких стальных полос с последующей закалкой); фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, троостит)

Известно, что мордовские племена входили в сферу влияния Хазарского каганата (салтово-маяцкая археологическая культура). В материалах Лядинского могильника, который территориально наиболее близок к салтовским памятникам, явно прослеживается салтовское влияние в сфере кузнечного производства. Оно выражалось в присутствии значительного количества пакетированных изделий, что является характерным признаком салтовской железообработки.

Рис. 91. Топор из Лядинского могильника, погр. 22: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки с последующей термообработкой); б– фотография микроструктуры, х115 (троостито-сорбит)

Форма контактов мордовского населения, оставившего Крюково-Кужновский и Лядинский могильники, с салтовцами была разноплановой. В первом случае (Крюково-Кужновский могильник) речь может идти о заимствовании некоторых форм салтовских железных изделий (топоры-секирки), изготовленных в чисто финских традициях.

Рис. 92. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки); фотография микроструктуры, xl 15 (феррит, феррит с перлитом)

Рис. 93. Наконечники копий из Лядинского могильника. Ан. 5839, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (из пакетной заготовки с последующей закалкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, мартенсит). Ан. 5833, погр. 67: а – технологическая схема изготовления (сварка обычного и фосфористого железа); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит, включения шлака)

Во втором – контакты были более тесными, что выразилось в распространении такого технологического приема как пакетирование (рис. 96). Вместе с тем в материалах Лядинского могильника можно выделить ряд изделий, являющихся непосредственным импортом с территории салтовской культуры. Мы имеем в виду такие типичные для салтовцев изделия, как топоры-секирки и мотыжки, которые как по форме, так и по технологии совпадают с салтовскими (Толмачева 1989, с. 155, 165; Розанова, Терехова 20006, с. 393–396).

Наряду с салтовским и болгарским импортом к мордовским племенам попадали и изделия древнерусских ремесленников, о чем свидетельствуют находки в погребальных комплексах боевых топоров (типы III и VIII по А. Н. Кирпичникову).

Рис. 94. Боевой топор из Лядинского могильника, погр. 20: а – технологическая схема изготовления (основа – из пакетной заготовки, наварка стального лезвия с последующей термообработкой); б – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, мартенсит)

Рис. 95. Ножи из Лядинского могильника. Ан. 5825, погр. 62: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит, феррит). Ан. 4952, погр. 14: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет); б – фотография микроструктуры, х200 (мартенсит)

Рис. 96. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников мордвы (IX–XI вв.).

Полученные данные позволяют сравнить технику железообрабатывающего производства трех групп финского населения Поволжья. Как явствует из приведенных на рис. 97 гистограмм, наибольшую близость демонстрируют материалы из памятников мери и Тверского Поволжья. Существенно отличается от них технико-технологический строй железообработки мордвы. Эти отличия заключаются прежде всего в присутствии значительной доли сварных технологий в материалах из памятников мери и Тверского Поволжья и редком использовании подобных схем в кузнечном ремесле мордвы. Другой отличительной чертой является большое количество орудий из пакетированных заготовок на мордовских памятниках, в то время как у мери и на памятниках Тверского Поволжья такие предметы встречаются в единичных экземплярах. Указанные отличия обусловлены тем, что эти народы находились в различных сферах экономического влияния. На развитие кузнечного ремесла мордвы влияние оказали контакты с носителями салтово-маяцкой культуры и Волжской Болгарии. Железообрабатывающее производство мери и населения Тверского Поволжья испытывало мощное воздействие скандинавского фактора, связанного с активизацией торговли по Балтийско-Волжскому пути.

Рис. 97. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников финского населения Поволжья (IX–XI вв.).

2. Железообработка у пермских народов

В жизни народов Волго-Уральского региона большую роль в рассматриваемое время играли болгарские племена, появившиеся на территории Волго-Камья в середине V111 в. Приход нового населения сопровождался набегами, которые совершали болгары на своих финно-угорских соседей. Набеги на окружающие оседлые народы, захват и переселение пленников на подвластные территории для использования их в качестве рабочей силы было обычной политикой степняков. Использование местного пермского населения позволило болгарам сравнительно быстро освоиться на не совсем привычных лесных и лесостепных территориях Средней Волги и Нижней Камы. Исследователи полагают, что финно-угорские переселенцы способствовали развитию в Волжской Болгарии земледелия и ремесленного производства (Белавин 2000, с. 39; Иванов 1998, с. 109).

В результате набегов или вследствие союзнических отношений на раннеболгарских памятниках появляется значительное количество финно-угорских вещей (так, количество приуральской керамики в материалах поселений Волжской Болгарии колеблется от 20 % до 77 % от числа лепной керамики). В свою очередь болгарская посуда (прежде всего круговая) и украшения обнаруживаются на финно-угорских памятниках Предуралья (Белавин 2000). Наиболее ярко болгарский компонент проявляется на памятниках родановской культуры. В Верхнем Прикамье выявлено более 100 пунктов, где обнаружены предметы болгарского производства, среди которых оружие, цилиндрические фигурные замки и т. д. По мнению большинства исследователей, в VIII–IX вв. верхнекамское население входит в состав формирующегося Болгарского государства. Болгары осуществляли посредническую транзитную торговлю между Средней Азией, Северным Кавказом, Русью и Прикамьем. Они стремились закрепить торговый путь по Каме за собой, препятствуя проникновению иноземных купцов в эти районы. Эквивалентом обмена со стороны пермских племен была пушнина (Оборин 1999). По данным источников (правда, относящихся к XIV в.), доходность пушной торговли достигала 3600 % (Хан 2004).

Древнерусское воздействие на финно-угорские народы Предуралья, которое прослеживается с X в., было менее выражено, чем влияние болгар. Древнерусские вещи на прикамских памятниках часто встречаются вместе с болгарскими. К русскому импорту относятся шиферные пряслица, серебряные гривны киевского и черниговского типов, керамика (Оборин 1999). Примечательна находка на городище Иднакар в слоях X – начала XI вв. костяного гребня местной формы с нанесенным тамгообразным знаком, представляющим собой копию тамги Владимира Святославича (Иванова 1998, с. 170). Аналогичный знак был обнаружен на трапециевидной привеске из Рождественского могильника (Белавин 2000, с. 151–152).

Обратим внимание и на предполагаемые связи финно-угорского населения Предуралья со скандинавским миром. Хотя прямых свидетельств о пребывании скандинавов на территории Предуралья нет, однако ряд исследователей (Г. С. Лебедев, Д. А. Мачинский, Н. А. Хан) считают, что уже в конце VII в. возникает «сакрально-торговый путь», по которому осуществлялись этнокультурные связи скандинавского и западнофинского мира с Предуральем. Именно таким путем, например, попадали сюда скандинавские вещи (правда, единичные) в стиле Борре (Белавин 2000, с. 154–156).

Расширение связей народов Предуралья с поволжско-финским и прибалтийско-финским миром документируется многочисленными находками бронзовых амулетов и подвесок (Белавин 2000, с. 145).

Материалы из памятников Предуралья, датируемые IX–XIII вв., происходят из родственных археологических культур, которые большинство исследователей относят к пермскому этносу (рис. 45): поломско-чепецкая (Варнинский и Поломский могильники, городища Иднакар,

Весьякар, Дондыкар), родановская (Агафоновский II могильник, городища Шудьякар, Анюшкар, Рождественское, Саломатовское), ванвиздинская (поселения Лозым, Угдым, Пасашор) и вымская (Ыджыдъельский, Кичилькосский, Жигановский могильники). При металлографическом исследовании учтены все основные категории железного инвентаря: ножи, топоры-кельты, проушные топоры, долота, тесла, наструги, кресала, шилья, сабли, наконечники стрел, копий и дротиков и т. д.

Основные результаты металлографических анализов из предуральских памятников подробно опубликованы (Бирюков 2005; Бирюков, Савельева 2005; Завьялов 1988а; 19886; 1992; 2005; Зыков 1987; 1992; Перевощиков 2002) и в настоящей работе приводятся в обобщенном виде – в виде гистограмм и таблиц.

В результате проведенных исследований удалось установить, что в IX–XIII вв. значительные изменения происходят в формах орудий труда из железа и стали: в целом они вписываются в типологию вещей Восточной Европы этого времени. Это широколезвийные топоры с опущенным лезвием, хорошо представленные среди русских и финских материалов северной и центральной полосы Восточной Европы (Левашева 1956, с. 47); проушные тесла, косы, серпы, наральники. К концу XI в. выходят из употребления такие местные типы железных изделий, как топоры-кельты, пластинчатые кресала, а также бытовавшие в конце I тысячелетия салтово-маяцкие типы вещей: боевые топоры, ножи группы III (по Р. С. Минасяну). Изменяется и состав железного инвентаря в пермских погребальных комплексах: из них почти полностью исчезают профессиональное оружие и предметы конского снаряжения.

Соотношение технологических схем изготовления пермских железных орудий в IX–XIII вв. показано на гистограмме (рис. 98). Комментируя эту гистограмму, обратим внимание на значительную долю предметов, изготовленных с помощью технологической сварки. Особенно отчетливо это наблюдается при сопоставлении технологии изготовления ножей: по сравнению с V–VIII вв. доля сварных конструкций увеличивается почти в пять раз (рис. 99). Суть технологической сварки заключается в целенаправленном создании твердой рабочей части орудия с помощью кузнечной сварки железа и стали (рис. 100).

Рис. 98. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из пермских памятников Предуралья (IX–XIII вв.)

Рис. 99. Изменение во времени соотношения технологических схем изготовления ножей из пермских памятников Предуралья

При этом достигалась экономия более дорого стального сырья. Основными видами сварных конструкций являлись наварка стального лезвия (в вариантах торцовой и косой боковой наварки), трехслойный пакет, вварка.

Рис. 100. Вымская культура, Кичилькосьский могильник, погр. 204, тесло, ан. 5391: 5391А– технологическая схема изготовления (вварка стального лезвия в железную основу с последующей термообработкой); а – фотография микроструктуры лезвия, х150 (феррит, мартенсит, сварной шов); б – фотография микроструктуры основы, х150 (феррит)

На древнерусских материалах (Колчин 1959, с. 54; Терехова и др. 1997, с. 292) прослеживается хронологическая последовательность использования сварных конструкций при изготовлении ножей: трехслойный пакет и вварка применялись в IX–XII вв., наварка – для последующего времени.

В Предуралье сварные конструкции широко представлены на качественных изделиях: ножах, топорах, долотах, настругах, резцах, серпах и т. д. При этом технология трехслойного пакета и вварки применялась в основном при изготовлении ножей (реже – настругов, резцов), наварные конструкции – главным образом при изготовлении инструментов и сельскохозяйственных орудий (серпов, кос).

Из приведенной гистограммы видно, что в IX–XIII вв. среди сварных технологических схем доминирует технологическая схема трехслойного пакета. Это хорошо демонстрируют результаты металлографических анализов ножей (рис. 101). Распределение технологических схем изготовления ножей по различным археологическим культурам представлено в таблице 33. Отчетливо видно, что технико-технологический строй средневековых археологических культур, представляющих пермскн. э.нос, очень близок.

Рис. 101. Соотношение технологических схем изготовления ножей на памятниках поломско-чепецкой, родановской и вымской археологических культур

Из технико-технологических особенностей конкретных археологических культур можно отметить более высокую долю орудий с вварным лезвием среди материалов родановской культуры (около 24 %, тогда как в поломско-чепецкой – 6 %, в вымской – 13,5 %) и ножей с наварным лезвием на вымских памятниках (11,5 %; в поломско-чепецкой – 1 %, в родановской – 1,5 %) (табл. 33). Что касается родановской культуры, то отмеченная особенность объясняется тесными контактами населения с волжскими болгарами, в кузнечестве которых в домонгольский период вварка занимала значительное место (Семыкин, 1996, с. 114).

Таблица 33

Распределение технологических схем изготовления ножей по археологическим культурам

Второе отличие становится понятным, если вспомнить, что технология наварки стального лезвия играла существенную роль в древнерусском кузнечном ремесле начиная с середины XII в. А тесные связи вымских племен с Северной Русью и присутствие древнерусского населения на территории Повычегодья отчетливо прослеживаются на археологическом материале.

Следует оговориться, что среди пермских древностей наряду с классическим вариантом трехслойного пакета мы часто фиксируем подражание этой технологии (рис. 102). Отступления от классических образцов заключаются в использовании других материалов («обычного» железа, сырцовой стали); нарушении самой схемы (железная полоса в центре; все три полосы стальные); другой форме орудия (группы I и III по Р. С. Минасяну). Приведенные факты свидетельствуют, что финно-угорские кузнецы пытались подражать инокультурной традиции, не до конца понимая ее суть.

Трехслойная схема осваивается пермскими кузнецами под влиянием мощного скандинавского технико-технологического импульса, охватившего Север Восточной Европы в IX–X вв.

Рис. 102. Поломско-чепецкая культура, Варнинский могильник, погр. 456, нож: а – технологическая схема изготовления (трехслойный пакет, центральная полоса – сырцовая сталь); б – фотография микроструктуры, х150 (феррит, феррит с перлитом)

Культурно-исторические контакты народов Предуралья и европейского Севера известны еще с эпохи раннего железного века. Так, например, ананьинские бронзы встречены в северо-восточной Скандинавии. Контакты не прекращались и в последующее время. Именно благодаря широким контактам с конца I тыс. н. э. в Приуралье начинают попадать более совершенные орудия труда восточноевропейских форм (проушные топоры с опущенным лезвием, наральники, косы-горбуши, разнообразный деревообрабатывающий инструментарий). Большое количество трехслойных ножей и довольно раннее их появление на памятниках Предуралья являются еще одним свидетельством тесных культурных связей пермских народов с населением Северо-Запада Восточной Европы. Разумеется, связи эти не были прямыми, а осуществлялись через ряд посредников. На пути распространения новых технических идей важная роль принадлежала протогородским ремесленным центрам (Крутик, Сарское городище) и древнерусским городам (Старая Ладога, Новгород, Белоозеро). Технология трехслойного пакета хотя и была освоена пермскими мастерами, но качество ее исполнения уступало классической продукции, известной по материалам из древнерусских ремесленных центров.

Таким образом, на основании металлографических данных можно говорить о том, что в конце VIII – начале X вв. в пермской железообработке происходят существенные изменения. В плане морфологии они связаны с распространением на предуральских памятниках кузнечных изделий европейских типов. При этом из обихода вытесняются как орудия местных форм (функционально менее эффективные, например, топоры-кельты), так и некоторые заимствованные формы железных предметов (ножи «аланского» типа).

Начиная с X–XI вв. сфера производства и обработки черного металла расширяется на территории Предуралья. С этого времени производственные комплексы четко фиксируются в отдаленном от основного ареала пермского мира Вычегодском крае.

Но более заметно и ярко новации в пермском кузнечестве проявились в технологии изготовления кузнечных изделий. Здесь прежде всего нужно отметить освоение местными кузнецами технологической сварки, и в частности, схемы трехслойного пакета. Трехслойные ножи быстро (в течение IX–X вв.) и широко (от Средней Камы до Повычегодья) распространились на территории Предуралья. Несомненно, что появление новой технологии произошло под воздействием кузнечных традиций, сложившихся в скандинавском мире. Контакты пермских кузнецов с мастерами, работавшими в этих традициях, возможно, проходили в регионе Белозерья, где фиксируется присутствие пред уральского населения, с одной стороны, и носителей североевропейской кузнечной традиции, с другой. Новая технология сравнительно быстро осваивается пермскими кузнецами.

Новации в кузнечной сфере проявились и в подходе к использованию сырья. Прежде всего изменения наблюдаются в увеличении доли орудий, откованных целиком из сырцовой стали. Другим новшеством стало целенаправленное применение такого вида сырья, как фосфористое железо. Фосфористое железо имело для древнего кузнеца ряд несравненных преимуществ: оно было более твердым по сравнению с обычным железом (и даже сырцовой сталью), легче сваривалось со сталью. Видимо, неслучайно широкое распространение фосфористого железа в практике пермских кузнецов совпало по времени с освоением технологической сварки.

Таким образом, можно выделить следующие особенности, характеризующие развитие финно-угорского кузнечества Волго-Камского региона в IX–XIII вв.: изготовление орудий труда восточноевропейских типов, доминирование сварных технологических схем (главным образом, трехслойного пакета), использование сырцовой стали как основного вида сырья, преднамеренное использование фосфористого железа.

Изменения в пермской железообработке, по существу, разрушили существовавший более тысячи лет технико-технологический стереотип в кузнечном ремесле. Происходит формирование новых производственных традиций, в основе которых – преимущественное изготовление орудий труда посредством технологической сварки. Эти традиции закрепляются в местном железообрабатывающем ремесле и приводят к возникновению нового устойчивого технико-технологического стереотипа.

* * *

Сравнивая полученные нами данные по материалам из памятников Поволжья и Предуралья IX–XIII вв. (рис. 103), можно отметить, что в железообрабатывающем производстве финно-угров выделяются две технологические модели. Различия между этими моделями заключаются в степени использования сварных технологических схем при доминировании трехслойного пакета. Доля орудий, выполненных в трехслойной технологии, в материалах из памятников мери, Тверского Поволжья и Предуралья превышает 30 %. В то время как на мордовских памятниках она составляет не многим более 3 %. Среди изделий из памятников мери и Тверского Поволжья к классическому варианту относятся более 30 % трехслойных ножей.

Рис. 103. Соотношение технологических схем изготовления железных предметов у финно-угорских народов в эпоху раннегосударственных образований

Из материалов Предуралья – не более 10 % изделий. Что касается мордовских материалов, то ни один из трехслойных предметов (а это ножи) не может быть отнесен к классическому варианту.

Другая технологическая схема, демонстрирующая существенные отличия мерянских и пермских материалов от мордовских, – это пакетирование. В коллекциях из памятников мери и Предуралья пакетированные предметы составляют менее 10 %, причем их доля практически не изменилась в сравнении с предшествующим периодом. У мордвы она составляет более 26 %.

Обобщая металлографические данные, характеризующие кузнечные изделия из археологических комплексов периода раннесредневековых государств как из Поволжского, так и из Предуральского регионов (всего исследовано более 500 предметов), можно заключить, что на железообрабатывающее ремесло финно-угров в это время начинает оказывать влияние направление их культурно-исторических связей. Если в предшествующий период контакты финно-угров с иноэтничными народами не отражались на кузнечных традициях, то начиная с конца I тысячелетия н. э. мы фиксируем изменение технико-технологического стереотипа. В одном случае наблюдаются принципиальные изменения в технологическом строе железообработки: воспринимаются не только новые формы изделий, но и технологические новации, которые, правда, осуществляются на более низком техническом уровне, чем у носителей этих технологий. Мы имеем в виду внедрение в практику кузнечного ремесла мери, пермских народов и населения Тверского Поволжья технологической сварки в виде схем трехслойного пакета и вварки. Эти инновации были обусловлены вхождением в той или иной степени этих народов в орбиту торговых связей по Великому Волжскому пути. При этом определяющую роль играл скандинавский фактор.

Другую модель демонстрируют материалы из мордовских памятников. В рассматриваемый период железообработка мордвы не претерпевает существенных изменений. Новации, главным образом, ограничиваются заимствованием некоторых форм изделий. Направление контактов имело другую ориентацию. Это – Хазарский каганат (племена салтовской культуры), а позднее Волжская Болгария.