Текст книги "Красная роза. Мысль имеет уникальное свойство быть реальностью"

– Что? – спросил он, глядя на меня оледеневшим взглядом, будто пребывая в чрезмерном удивлении.

– Представьте себе, что вы беспомощны, – начал я, вспомнив слова биолога.

– О чем вы говорите, Дмитрий? Расскажите подробнее, – томно спросил он.

– Послушайте меня! Просто представьте… – я говорил медленно и размеренно, при этом вспоминая словесный тон и мимику биолога.

– Хорошо, представил, – неохотно согласился Белов.

– А теперь ответьте мне на один простой вопрос. Зачем вы это сделали?

На его лица изначально родилась некая ехидность, будто он хочет засмеяться и откровенно высказать о глупости моих слов. Однако после, он стал недоумевать, отчего меня привело в восторг. Скрытый восторг. Я безудержно чувствовал внутри себя, как невероятное количество энергии скапливалось в центре тела и в один момент вот-вот выйдет наружу. Я вспомнил слова биолога, которые шокировали меня в тот день. Ликование завладело мной. Однако возникло непонимание, почему психотерапевт со спокойным лицом старается скрыть ухмылку. Гнев постепенно возвращался.

– Люди склонны обвинять друг друга, когда что-то идет у них не так. Даже не попробовав посмотреть на себя, оценить ситуацию, и дать оценку своим действиям. Вдруг, вы сами же виноват в своих ошибках? А почему вдруг? Это на самом деле так и есть. Я задал простейший вопрос, который ввел вас в заблуждение. Вероятно, вы меня сейчас посчитаете виновным, однако это не так. Я вас попросил лишь представить, и вы это сделали. Вы представили себя в роли беспомощного человека, который не в силах решить свою проблему, выплескивая это на других.

Во мне кипело самодовольство и буря искрящих эмоций, что не показывал Белову. Внутри себя, необъятно терзали свойства достаточного удовлетворения, как шедевр, написанный художником, или композитором. Эмоции… Инстинкты, порождающие эмоции возвышенных или низменных состояний в человеке имеют ряд последствий, таких же противоположных как нынешнее состояние. Чарующе и чрезмерно необузданно контролируя ситуацию посредством эмоций, человек может совершать полярные поступки. На данный момент, я тщеславно оскорбил ни в чем не повинного человека, при этом философствуя на тему поведения человека в целом, совершив достаточную ошибку для себя. Он незамедлительно встал и ушел с квартиры прочь. Исключительно бросилось в глаза то, что он был чрезвычайно спокоен и все также пытался скрыть ухмылку. После хлопка дверью, мое ликующее состояние перешло в страдающее, что является пониженным настроением, подавленностью, и омерзительным ощущениям от самого себя. Эгоизм… Вспоминая Полину. С ней у меня назначена вечерняя встреча. Каким я буду? Подавленным? Или соберусь с силами и выдам ей прекрасный вечер, от которого я всегда буду видеть незыблемый женский взгляд. Сущность чертовской привлекательности Полины мне не столь ясна, как ясна суть эгоизма человека. Моего эгоизма и самолюбия в состоянии крайней обиженности и пустого гнева.

Из комнаты доносились шорохи. Из-за двери медленно вышла Кира, шелестя о пол белыми тапочками. Сонное лицо быстро сменяла очаровательная ясность на лице. Легкая улыбка. Она улыбалась, то, чего я жду каждую минуту, проводя рядом с ней.

– Доброе утро, Дима! – хрипло сказала она.

– И тебе доброго утра! Тебе сделать чаю?

– Давай, – усаживаясь за стол, ответила Кира.

– Кто приходил?

Этот вопрос меня насторожил. Я успокаивал себя лишь тем, что она, вероятно, не помнит раннего утра.

– А ты что не помнишь?

Возникла небольшая пауза, во время которой я быстро налил чашку зеленого чая. Моя сестра каждое утро выпивала по две-три чашки зеленого чая, и перед сном, тем самым она ощущала успокоительные свойства блаженного напитка.

Я поставил чашку перед ней. Достал яблочного варенья (это ее самое любимое), и с осторожностью принялся расспрашивать, как можно более остерегаясь резких и неприятных для нее вопросов.

– Так ты не помнишь? – переспросил я, глядя на загадочный вид.

– Нет, не помню… Кто-то приезжал?

В смятении, я быстро начал подбирать слова, составлять верные предложения для нее, дабы не испортить настроение дискомфортным ответом. Мое решение заключалось во лжи. Я не стал драматизировать ситуацию и придумал собственную историю.

– Доктор приезжал. Укол мне поставил. Снова сутра голова разболелась… Будь она проклята! – играя выдуманную роль пострадавшего, ответил я с соответствующим тоном.

– Может тебе обследоваться стоит, Дим?

– Я не думаю. Врач сказал, что я метеочувствителен к перемене погоды. Скоро пройдет, не беспокойся.

– Ты обещаешь? – с улыбкой спросила Кира.

– Обещаю…

Тревожно я смотрел на Киру, будто не веря глазам, что она вновь улыбнулась. Ее улыбка для меня дороже всего. Взяв на себя роль отца, я хотел сделать сестру счастливой. Прогнать прочь тяжелую пору, наконец, восполнить ее пустоту жизнью, направить на путь истины, помочь найти новый смысл жизни. Ощущать все краски и духовенство нашего мира. Ее окружение должно состоять исключительно из доброжелательных людей, отзывчивых, готовых помочь в трудную минуту. В ближайшем будущем должен появиться Антон (муж Киры). Вдвоем нам будет легче справляться. Я могу чаще видеться с совершенной Полиной. Чувствовать нежный запах, ощущать легкость дыханья, жаждать ее идеализм вопреки своей беспринципности. Возможно, она изменит меня в лучшую сторону. И тогда, я смогу больше помочь Кире.

– Что тебе снилось сегодня?

Кира замешкалась. Уронила чайную ложку в банку с вареньем. Вопрос заставил врасплох. Ответ был очевиден. Она мне снова солгала. В испуганном взгляде, я видел оставшиеся следы лжи, мимика лица выдала ее. Любопытство одно из жаждущих чувств. Я жаждал знать правды, и только! Отчужденно ощущая себя, временами лживости единственного родного человека, пленительно оскорбляло меня. Мое терпение пока переигрывало любопытство, однако я знал, скоро терпению придет конец…

6

«Я не такой, как все… Господи, прости меня за все мои грешные деяния, ибо не со зла сей поведение… Порой, мое тело временно теряет душу. Она взлетает над телом, порхает, как сивый ястреб над добычей, и, в один момент суматошно бьет с силой. Душа уходит… Уходит в небытие. Может? Она гуляет по временному пространству, ей нет границ освобождение самой себя. Она сама решает, когда и куда ей бездумно двигаться. Лететь… Господи, прости меня! Я не такой как все! Ты создатель! Я созерцаю самого себя. Этакая научная рефлексия. Страсти подобной созерцанию самого себя, как жестокость. Порезанное сердце…. Темно-красная кровь… Однако ты еще жив! Твоя душа лишь изранена. Я не такой как все… Господи, прости меня…»

По суетливой дороге мчатся машины. Зеленый свет для них, красный для нас – пешеходов. Дорогу не перейти. Люди толпятся у пешеходной зебры. Я стоял на самом краю тротуара и меня невольно окутали мысли сделать один шаг вперед, спуститься с бордюра. Никто не решается сделать шаг, ибо людям суждено боятся смерти, однако в собственных мыслях, я единственный, кто его может сделать. Человеческий страх властвует над разумом. Не в мочи себя остановить, успокоить, глубоко вздохнув и остановиться… Наслаждаться… Как непомерно просто я рассуждал. Я оглянулся налево: увидел перед собой несколько людей, во взглядах которых я видел совершенно разные состояния души. Мне показалось, что в этой стороне толпился народ с угнетенным состоянием внутреннего мира; уставшие после работы, либо в их мозгу преобладают мысли о накопившихся проблемах. Я оглянулся направо: увидел перед собой более счастливые лица, и многогранный поток положительной энергии. Их улыбки сверкали, как серебряные монеты, ослепляющие мой беспрестанный взгляд.

Ясный день. Густые облака ушли прочь, освободив путь лучам яркого солнца. Слегка дует холодный ветер, тем самым напоминает о приближающихся заморозках. Осень. Невыносимо прекрасная осень. «Обними меня и окутай в странствия, чтобы я мог включить разум, ибо ты создаешь мне имя», – говорил один неудавшийся писатель. Мой давний друг. К сожалению, из его уст я не услышу это никогда. Он покончил с собой. Безжалостно и ужасно заставив себя сделать шаг вперед с крыши дома, высота которого составляла два десятка этажей. Оставив при этом предсмертную записку. Он писал об осени. Только о ней. Словно был незабвенно и непоколебимо влюблен в нее. В фантазиях разума он никогда не расставался с ней. Стихи, фантастические романы и прочие художественные произведения о сырой, холодной и тусклой осени. Его имя так и не обрело известность среди ценителей писательского искусства. Его книги читали лишь родные и близкие знакомые. А знакомых пересчитать по пальцам. Друзей он не имел. Я его не жалею. Я не жалею тех, кто заканчивает жизнь самоубийством. Бог дал жизнь каждому, чтобы мы ее прожили с пользой для каждого. Помогать ближнему, не отказывать в том, что ты можешь сделать. Только на чувствах и благородстве построен, сей замечательный и в то же время жестокий мир.

Подойдя задумчиво к зебре, я поднял голову. Благо целью было оглядеться по сторонам, чтобы перейти дорогу, и тогда, первым, люди пойдут за мной, как за своим вождем, который открыл дорогу в мир светлой жизни. Гиперболические метафоры, тем не менее, правда, она есть истина. Я поднял голову, однако после, я не смотрел по сторонам. На другой стороне дороги стоял биолог. Огромный нос и большие очки выдавали его, более примечательна была та же одежда, что и при первой встрече. Он улыбнулся мне. Ощущение неприязни и любопытства хлынули к мозгу. Тело двинулось вперед на красный цвет. Не понимание, чем руководствовался рассудок, когда переходил дорогу с непрекращающимся движением. Но я уже в пути… Резкий звук клаксона. Первая машина пролетела мимо. Вторая, третья… Из-за спины доносились жалостливые эмоциональные вздохи женщин. Мужчины вдогонку кричали: «Идиот!», «Куда прёшь?!» Перед собой я видел биолога и только. Другие люди меня не интересовали, ибо мне это и не было изначально нужным. Внезапно прозвучал пронзительный звук тормозящей машины, которая неслась со скоростью около ста километров в час. Удар. Меня спасло то, что водитель меня заметил еще за пять десятков метров. Резкая боль в бедре. Я оказываюсь на капоте автомобиля, еще один удар о лобовое стекло поясницей, жгучая боль. Машина затормозила. Меня выкинуло вперед, и тело бессильно скатилось на холодный асфальт.

Последнее, что я видел сквозь невыносимую боль, которая усыпляла мое сознание, это лицо биолога. Улыбчивое лицо биолога. Она вызывало некое отвращение и ужасность формы. Острие страха сидит во мне с тех пор, как я повстречал странного старика. Я думал об этом, когда вокруг меня собралась огромная толпа, и все, словно в цирке, смотрели на меня, идиота, который неосознанно брёл к человеку. Человеку, распыляющий страх на мои чувства восприятия и бессознательных действий. Они побуждают меня делать то, чтобы я никогда не сделал. Размышления, лежа на холодном асфальте, с постепенно утихающими болями, доводили до потери сознания, забирая оставшиеся силы. Сквозь смутное сознание я увидел карету скорой помощи, так быстро примчавшись к месту происшествия. Два доктора в синих халатах выбежали молниеносно, словно я через минуту могу стать трупом. Труп… Может быть это смерть? Ведь человеку дано умереть однажды. Нам обязательно нужно встретиться лицом со смертью, чтобы познать истинный смысл существования людей. Подобная встреча происходит с теми, кто достаточно запутался, но он остается важным элементом во Вселенной, и ему нужно выполнить важное задание среди людей. Я не мог понять этого. Мое сердце заколотилось. Спустя полминуты я начал терять сознание от страха, который сам себе внушил путем навязчивых мыслей.

7

Ночь. Полнолуние освещает проезжую часть дороги. Медленно и, казалось, невероятно трудно я поднимаю веки. С помощью силы, зрительно воспринять красоту ночной осени. Мое тело чувствовало холодное жесткое покрытие. Я лежал на левом плече, лицом к небу. Смертельная тишина. «Я умер?» – подумал на секунду. Медленное дыхание наполняло в легкие приятный аромат воздуха, поразительно чистого, отчего проснулось слабое желание жить. Этот глоток необходим для организма, чистота и пылкость меня пленяли, как жертва привлекает хищника, дабы схватиться за нее, и увлеченно наслаждаясь процессом поглощения в себя. Пленительный аромат воздуха незабвенно затмил пошатнувшееся сознание. В ту секунду мой разум приравнял нынешний воздух к идеализму в лице человека. А существует ли идеальный человек? Так может и абсолютно чистого воздуха нет… Я совсем забыл. Я остался на ледяном асфальте. Почему меня не увезли в больницу? Что я тут делаю? Людям совсем на меня плевать? С этих пор нет сомнения в безличности людей и целого безразличия среди, казалось бы, цивилизованного общества. В тот момент я не ощущал боли, будто вовсе лишился всех чувств. Параллельно дороге, близ реки, мой взгляд остановился на человеке, сидящем на ограждении спиной ко мне. Со стороны неизвестного доносился чуть слышимый шорох. Вероятно, он стучал ногами об ограждение. Я с огромным трудом перевернулся лицом вниз, и уткнулся носом в холодный асфальт. В один момент, сознание меня покинуло, и я ничего не видел перед собой, как вдруг, я ощутил ногами твердую землю. Подняв лицо, взгляд любопытно устремился к неизвестному. Я начал движение к человеку, который не слышал моего приближения к нему. Тишина заставила меня оглянуться. Вокруг не было ни души. Лишь легкий прибой реки, бьющийся о сооружение, нарушал настигшую тишину. Одновременно тело почувствовало жар и холод, отчего окутавшая дрожь болезненно сказалось на трезвости мышления. Я остановился в нескольких метрах от неизвестного. Я поднял голову и попытался вглядеться в темное и освещенное полнолунием небо, чтобы отдаться страсти блаженства и умиротворения. Прошли какие-то жалкие секунды, а ощущалось, будто я простоял в блаженстве более получаса.

– Эй? – окликнул я человека дрожащим голосом.

– Кто вы? – спустя некоторую паузу я спросил у незнакомца.

Он молчал. Не издал ни единого звука. Меня охватывала злоба, ибо игнорирование в мой адрес я переносил достаточно тяжело.

– Отвечайте! – подтвердил вызванное оскорбление грубым словом, но он продолжил сидеть в неподвижном положении еще некоторое время.

Дальнейшее вызвало во мне сильный испуг. Неизвестный повернулся. Этот человек копия моей внешности, словно я смотрю на себя в зеркало, вижу отражение самого себя, только бурлящие эмоции не совпадали с эмоциями похожего на меня человека. Он иронично улыбался и продолжал бить стопой одной ноги о другую. Я зажмурил глаза.

– Что за… – тихо произнеся сквозь тяжелое дыхание, я пытался уйти от иллюзии, родившейся в виде галлюцинации. Тогда осознание имело место быть твердым, и доверие к нему было высоким. А что сейчас?

Я пребывал в очевидном страхе, который так ехидно наблюдал неизвестный. Мои брови поднялись вверх. Глаза выкатились наружу, будто вот-вот выскочат из роговицы. Незнакомец изображал то же происходящее, что и на моем лице. Он делал это цинично и с долей пугающей иронии. Это игра? Мне показалось весьма странным явлением в тот момент, и я хотел тут же избавиться от неприятной встречи.

– Ты раздражителен, мой друг? – заговорил он голосом биолога, имеющий возможность одновременно раздражать меня внешним видом и восхищать краснословием.

Я не мог сказать что-то в ответ. Узел. Грубый тугой узел образовали мои мысли. Выплеск эмоций был невозможен. Мой организм на секунду остановился, и мое сознание потеряло реальность. Я пребывал в роли статуи. В это время он заговорил непоколебимо быстро, без остановок, тотчас я возвращался к своему телу и разуму.

– Знаешь в чем моя сущность? Наверняка она тебе близка… Соблазнительно перебираю мысли в своей голове о будущем, о своем будущем. К чему я иду? Что ждет меня завтра? Спустя годы? Тщетно ставя перед собой грандиозные цели. Непомерно идти по пути к их достижению, несмотря ни на что. Несмотря на мое окружение. Я заветно иду к цели, используя окружение, как средство его достижения. Плыву по морю, дабы найти ее. Лечу в воздухе, вероятно, свыше будет проще увидеть то, что мне нужно. Ухожу в одиночество, ибо окружение мешает моим мыслям найти правильный путь. Минуя все вокруг. О люди! Уйдете с моего пути! Не будьте тщеславными ко мне! Оставьте меня наедине с собой! Я не слушал никого из них. Кто-то просил помощи, кто-то предлагал ее. Однако я был черств и жесток. Я возносил свою гордость и разум над всеми существующими здесь в этом месте. Вокруг меня! Когда пришла за мной смерть, я, наконец, остановился. Перестал плыть по воде, порхать в воздухе, широко шагать по ясной земле. Неожиданно, все мои мысли затмила одна мысль: обернуться! Вспомнить прошлое, то, что я познал за время моего существования в мире. Все пережитые чувства и события. Когда мой разум был не в силах понять и осознать слово «чувства», я обернулся. Я увидел драматическую картину своей прошлой жизни. Тысячи людей стояли передо мной с вытянутыми руками. На их лице не было никаких эмоций, что меня заставило разочароваться… В себе… Я разочаровался в себе, потому что в ответ не протянул своей руки помощи страдающим людям, и не протянул руку для получения этой же помощи. В центре тысячной толпы я увидел ее. Она стояла в прекрасном облике лучезарности и распыления доброжелательности. Чтобы добраться до центра безумного количества толпы, нужно было «пройтись по рукам». Дать помощь, взять ее… Я расплакался, когда осознал сущность того, чего не успел. Время скоропостижно убегало от меня, пока я вожделенно шел к своей иллюзии, нереальности. Моя недействительность омрачила мне жизнь. Постепенно, нежеланно пятился от толпы. Угрюмые лица продолжали воздействовать на мои чувства, и лишь где-то глубоко в центре толпы находилась она. Ее светлый лик, улыбка, ослепительный взгляд и открытые ладони… Факт, свидетельствующий о предоставлении помощи. Время закончилось. Я умирал. Лишь в этот момент я осознал гнетущий эгоизм, однако было уже поздно. Секунды торопливо бежали, а я страдал от безысходности…

Пошел сильный ливень. Темная сторона неба закрыла город. Капли с черных туч били меня по лицу. Боль осталось где-то за пределами ощущений. Я пребывал в разбитом состоянии от чувства неловкости. В какой-то момент я подумал о самоубийстве, однако в этот раз, мой эгоизм меня спас. Я взглянул на беззвездное небо, после опустил взгляд на молодого мудреца, предстающим в моем обличье, но его уже не было. Он исчез…

8

Стойкий запах спирта чуял мой холодной нос, в то время как я не осознавал места, в котором находился. Я очнулся в больнице. Первое, что бросилось в глаза – капельница, тонкая трубка которой тянулась к изгибу моей руки. Я ощутил чью-то ладонь. Тёплую ладонь Киры. Взгляд встретил ее в светлом лике. С трудом веки держали глаза открытыми; я тихо издавал хрипы от ноющих болей, будто меня лупили палками, задев каждый участок тела. Печальный вид Киры несколько разбавилось легкой улыбкой. Я не видел сестру несколько дней. Меня обрадовало присутствие родного человека, отчего я попытался резко подняться с кровати.

– Тебе нельзя вставать! – критично заявила Кира.

Я пребывал в сидячем положении, в полуосознанном состоянии; долго и медленно разминал шею.

– Я чувствую себя превосходно. Ощущение глубокого сна… Каких-то болей не ощущаю, – начал я оптимистично говорить, однако неприятный дискомфорт не спешил покидать тело.

– Ты помнишь, что с тобой произошло? – жалостливо спросила Кира, при этом она пододвинула стул ближе и быстро взяла мою левую руку.

– Я попал под машину. Мне снилось… – я запнулся, и не стал рассказывать о прошедшем сне. Знаешь, я ведь мог погибнуть. Редко выходит так, что ждёшь чего-то, и оно вот-вот произойдет. Если бы так случалось, то вкус жизни потерял всякий интерес. А разве в этом смысл, Кира? Жизнь дана для того, чтобы разобраться, насколько она вкусна? Вероятно, люди замешались в целях собственного удовлетворения, оттого и человеческие беды. В каждой эпохе человечества приходит пик своего ужаса. Когда-то были войны, убийства, голод, потеря смысла… Сейчас человек попал в более страшную яму. Он ищет удовольствия в том, в чем его нельзя получить. Впрочем… К удовольствию стремиться нельзя! Это безумный порок! Допустим, зачем человек стремится к любви? Чтобы быть любимым, почувствовать себя нужным, избежать одиночества, которое нужно принимать, а не отвергать. Это ведет к неосознанному эгоизму! Любовь невидима для человеческого восприятия, она живёт благодаря высшему осмыслению того, что нужно отдать часть души возлюбленному. А не это бессмысленное плотское сношение… Душа возлюбленного невидима. И ее носитель может быть также невидимым.

Киру насторожил моя внезапная речь и то, что я чувствовал себя хорошо после потери сознания. О чем думать, когда немного позже этот факт меня заинтересует не меньше. Доктор скажет, что в моем случае это нормальное явление, обуславливая это особенностями организма. Сутки, я провалялся бездумно в палате, просматривая наскучившие телевизионные программы… Этот сон я вспомню позже, когда придет момент, мне обернуться. Кира ушла на прием к психотерапевту, оставив на разбор сказанное мной. Тогда, я хотел прослезиться, но сделать этого я не смог. Душа требовала молчания. Я остался до завтрашнего утра в больнице. Мне выписали больничный, который вовсе не пригодился. Я работал заместителем арт-директора рекламной компании. Чрезмерно богатое воображение определило мою дальнейшую жизнь. Еще с детства я воображал немыслимые вещи и переносил на бумагу. Повзрослев, увлечение мое никуда не ушло и продолжило развиваться в разных сферах жизнедеятельности. Втайне от Киры, я записывал свои сны, фантазии, некоторые моменты жизни, которые, как мне казалось, стали достаточно важными для меня. Богатое воображение доставляло мне удовольствие, из-за чего я мог часто терять внимание к окружению. Я чрезмерно часто этим занимался, поэтому я всегда ношу с собой блокнот во внутреннем кармане. Будь то свежая мысль, я тут же отображаю на бумаге, так выразительно и с невероятным приливом удовольствия, благодаря чему вырисовывалась ясная картина.

К ночи, в больнице стало жутко тихо. Моя бессонница неожиданно охватила меня, и ТВ-передачи наскучили разуму. В течение часа я лежал без движений, пытался заставить организм уснуть. Закатывал глаза вверх, дабы быстрее предаться сну. Ничего не вышло. Минуту спустя, я встал с постели и побрел к вешалке. Босыми ногами, поднявшись на носочки, чтобы не создавать шума, я испуганно шел к двери. Меня окутал какой-то непонятный страх. Совсем новым для меня. Я не знал, как реагировать, и как поведет себя рассудок. Видимо, мой организм не справлялся с сильным воображением, и пока я шел, успел навязать себе кучу бредовых мыслей. Пальцы рук мучительно прощупывали все карманы куртки, но блокнота не оказалось. Тут меня охватил неимоверный страх и слепая злоба. Я был готов предаться агрессии. «Кто посмел взять мой блокнот? Я его уничтожу!» – нахлынули неприятные мысли, отчего разум временно стал неконтролируемым. Далее моя фантазия била ручьем. Я убивал скальпелем старшую медсестру за то, что она перечитывала мои записи, после чего я допил чашку ее остывшего чая. Душил дежурного врача, так как он громко смеялся над моим воображением, изображенным на бумаге. Будучи, забыв, мои ноги были босыми, я настолько углубился в мир фантазий, что я перестал чувствовать оледеневшие стопы. По полу сквозился невероятно ледяной воздух, словно острая бритва слегка задевала бледные ступни, оставляя нарывную боль. Я медленно направлялся к посту, увидев, что медсестра заснула, держа в руках книгу Чехова. На носочках подкрадывался к ней, только отпустив свои мысли, я осознал, что это было незачем. Тишину больницы и сон больных резко встревожил сильный грохот полных биксов и чего-то тяжелого. То ли кушетка упала, то ли еще что-то, я понять не смог. Книгу в руках сестры глухо грохнулась на пол. Она резко вскочила. Мое сердце вот-вот вырвется и мне срочно потребуется доктор. Дикий страх. Молчание. Из конца коридора доносится крик: «Тьфу ты, бездарность! Как же мне…» Далее грубый мужской голос умолкает.

Увидев меня перед собой, медсестра смотрела на меня глазами, которые постепенно успокаивались от неожиданного пробуждения. Можно было заметить, как ее зрачки медленно уменьшались.

– Что вам здесь нужно? – удивленно начала медсестра, пытаясь сдержать зевоту.

Внешне непривлекательна женщина, полновата, невысокого роста, зрелого возраста. Ее волосы были в безобразном состоянии. Голос медсестры был довольно тонким и приятным. На секунду я задумался, какими могут быть медсестра. И все мысли, как воедино, приходили в обличии этой неуклюжей дамы с приятным голосом.

– Я из пятой палаты. Меня сегодня после полудня доставили. Я хотел бы кое-что узнать, – тихо начал я, боясь, что нас кто-то услышит.

Я не успел до конца объяснить, что мне от нее нужно, как она рьяно начала провожать меня обратно в палату. Отчего я почувствовал сильное смущение, и меня терзала еще не наступившая неловкость, если нас кто-то услышит.

– Вам нельзя вставать! Идите и лежите! Все спят давно, а вы то что? – ясным голосом продолжала говорить медсестра, и смущение одолело меня, отчего лицо заметно покраснело, и на лбу вступил пот.

– Мне…

– Идите… Идите… – с удлинением первой буквы «и», тонко говорила она, при этом постоянно перебивая меня.

– Я хотел…

– Да идите же, я вам говорю! Вы что, не понимаете? – слегка повысив тон, решительно переговаривает мою скудную речь.

Я не выдержал, словно голодной волей пес, сорвавшись с цепи, резко вскрикнул:

– Замолчите же!

Она пребывала в нежданном шоке, и одновременно удивляясь моей наглости. Я постарался ей все объяснить, однако же, она меня не хотела понять, но вскоре, она сказала, что мой блокнот, наполненными картинами моих мыслей, отдали сестре. Она усаживалась на скрипящий стул, посылая меня обратно в палату. Медсестра подняла с пола книгу и начала скоротечно искать страницу, на которой остановила невнимательное чтение. Ее явно расстроил мой крик, ибо негоже кричать на женщину посреди ночи в больнице. Я не был уверен, что не это послужило фактом ее расстройства.

– Простите меня, пожалуйста, я не со зла…

Разум постепенно выдал недавние фантазии в тот момент, когда я выходил из палаты.

– Можете мне ответить, кто-то открывал мой блокнот? Или может быть, читал?

– Его сразу отдали вашей сестре. Идите в палату, – тихо, обиженным голосом вновь отправляла меня в койку.

Мне стало намного легче. Мои навязчивые мысли ушли сию же секунду. Я поплелся назад в палату, выдохнув. Теперь я ощутил, что не чувствую оледеневших стоп, мне безумно холодно. Мне стало немного стыдно за невежливое обращение и за мысли, пусть, оставшиеся в голове. Через мгновение я всё забыл. Вспомнил о блокноте и понял, что его может прочитать Кира. Воображение на время остановилось, однако же, страх и тревога нахлынули вновь.

Уже одевшись, я стоял на подоконнике второго этажа и смотрел вниз. В тот момент я думал: «Это всего лишь второй этаж…» Спустя пару минут размышлений я прыгнул во двор больницы. На удивление, приземление оказалось мягким, лишь спустя некоторое время почувствовал боль в обеих ступнях. Земля была мягкой из-за проливных дождей. Я бежал не останавливаясь. Из-под моих ног доносился звук чавканья промокших насквозь тапочек. Я надел тапочки! Мне пришлось перелезать ворота больницы, пока охранник спал. Он был очень стар. Внешне похож на измученного старца, который сбежал из тюрьмы. На секунду обратив на него внимания, после я продолжил перелезать ворота. Единственное, что меня побудило обратить еще раз на него внимание, ружье, находившееся в углу кабинки охранника. Я задался вопросом: «Заряжено ли оно?» Он по-прежнему спал. И я незамедлительно побежал в сторону дома в промокших тапочках.